Я вдруг вспомнила.

Олег позвонил мне в обед вторника. Хорошо, что это был мой выходной день, иначе и истории бы не было.

- ТырьТырь, у меня мышь в ванной, - сказал он и замолчал.

Олегу было 45 лет, он был толст, наивен и программист. Единственный взрослый в нашей компании, он отлично себя чувствовал среди начинающих кодеров и музыкантов. Наверное, потому что тоже был не совсем нормальный. 

- Ага, мышь, - сказала я.

- Я ее боюсь, - поделился Олег. 

- Правильно делаешь, мыши переносят бешенство, - поддержала я его.

- Поймай ее, пожалуйста. 

- Я? Мышь? 

- Нет, ты не мышь, - вздохнул он. - Приходи, в общем.

Пришлось собираться. Отказать было нельзя, как нельзя бросить потерявшегося ребенка в огромном городе. Благо, жил Олег в соседнем доме, и дел ожидалось на полчаса с перекуром. 

Олег открыл мне дверь, и тут же, не давая разуться, провел к ванной. 

- Она там, -сказал он, на всякий случай отходя за угол. 

Я открыла дверь и включила свет. В пожелтевшей ванне, завешанной недавно постиранными футболками и штанами, и правда сидела крошечная мышка. Учуяв меня, она заметалась туда-сюда, но не смогла ни за что зацепиться и затихла на середине ванны. Серенький измученный комочек, взявший пару секунд на передышку. 

- Откуда она? - спросила я, оглядываясь. Из-за угла виднелась половина лица Олега и большая часть его пузика.

- Я не знаю, - шепотом сказал он. - Я зашел, а она там. Сделай что-нибудь. 

Кажется, мышь тоже была бы не против, если бы кто-то что-то сделал. Особенно, если это было бы хорошим делом, вроде накормить и отпустить. Кормить мышь я не собиралась, а вот отпустить была совсем не против. Дело оставалось за малым - поймать. 

- У тебя есть банка?

- Банка? Банка... Есть, на кухне. 

Вообще Олег был смелым. Ничем другим нельзя объяснить то, что он, прижимаясь к противоположной от ванной стене, стараясь слиться с ней, втягивая животик и почти не дыша, смог проскользнуть на кухню. Там он действовал смелее: что-то стукнуло, брякнуло, звякнуло, загремели дверцы шкафов, и наконец, из-за двери просунулась его рука с пустой стеклянной банкой из-под детского пюре. 

- Олег! - простонала я. Он понял, что ошибся с размером стека и снова исчез. 

Вторая банка оказалась трехлитровой, еще пахнущей яблочным соком. Стало понятно, что сейчас мы переберем все кухонные шкафы на предмет по-настоящему подходящей банки, и я сдалась. Мышь к тому времени отдохнула и предприняла новую попытку побега, после которой опять устала. 

- ТырьТырь, ты ее только не убей, - попросил Олег, выглядывая теперь из-за двери ванной. - Я не переношу вида крови. Мне плохо. 

На самом деле, плохо было всем троим. Олег боялся, мышь устала, а я не знала, как бы примериться и накрыть комочек банкой, при этом не придавив жизненно важные органы вида "хвост". Вряд ли мышь поймет мои благие намерения, если лишится хвоста. Я раздвинула футболки и штаны, освобождая себе место для маневра и прицелилась.

- И банку не разбей, - простонал Олег из-за двери.

Я шикнула на него. Мышь дернулась, подбежала к сливу и замерла там, не решаясь нырнуть. Я осторожно, стараясь не походить на опасного хищника, навела на нее банку и... Да, мы уложились в полчаса. Накрытая мышь потеряла сознание от стресса, и я легко перевернула банку, скинув ее на дно. 

- Посмотри, какая прелесть.

В целом мыши и правда чудесные, пушистые, мягкие, ничошные. Я потрясла банку, но эта мышь не желала радовать меня пушистостью. Она обляпалась в остатках яблочного сока, шерстка свалялась в липкие комочки и теперь больше походила на иголки. Выглядело потрясающе. 

- Выбрось ее с балкона, - шепотом предложил Олег. 

- Я те выброшу! - возмутилась я. - Она же разобьется! 

Бережно держа банку в объятиях, я спустилась на улицу. Учуяв свежий воздух, мышь перестала делать вид, что умерла, и заметалась по банке, требуя свободу (это точно) и пять тыщ долларов (ну наверное). Я осторожно вытряхнула ее в траву, и она, кажется, растворилась в воздухе, не долетев до земли. Хорошая мышь была, отчаянная. 

Олег был доволен. Его детская натура, избавленная от ужаса, посетившего его дом, не знала, как выразить благодарность. Он топал по кухне, то включая чайник (напоить ТырьТырь каркаде), то выключая его (отпустить ТырьТырь), перебирал пакеты с едой, которыми был заставлен стол (готовить он не умел), и поминутно выглядывал в окно, будто ожидая второго нашествия мыши. 

- А это у тебя что? 

По столу, между пакетов, лениво переваливаясь с боку на бок, полз большой таракан. Наткнувшись на засохшую крошку, он общупал ее огромными усами, и, - вот клянусь! - оттолкнул в сторону, как предмет, не имеющий значения. 

- А, это. Таких у меня много, - улыбнулся Олег. 

И вот на сцену выходит тот самый стол. 

Обычный кухонный стол с двумя ящиками под столовые приборы. 

Он выдвинул один. Дно ящика покрывала коричневая масса хитиновых панцирей. Она была живой и ленивой. Потревоженная, она замерла на мгновение, а потом снова пришла в неторопливое бесцельное движение, и ящик наполнился негромким мелодичным шуршанием. Олег улыбался, наивно и доверчиво, как ребенок, поделившийся своим маленьким секретиком.

И до, и после, жизнь не раз подкидывала мне ситуации, требовавшие всей моей выдержки или всего моего такта. Но, кажется, только тогда потребовалось и то, и другое. Я сдержала визг, попыталась сосчитать до десяти (получилось только до пяти), и негромко попросила Олега:

- Твою ж мать, какого хера, выпусти меня! Закрой, пожалуйста, это. 

С тех пор... А ничего с тех пор. Он вырастил нескольких успешных программистов, поддерживал их материально, пока они сами не встали на ноги, и до конца был таким же наивным, чуточку смешным скуфом, как сейчас принято говорить. Мальчишкой, так и не научившимся жить, как взрослые. 

И я скучаю по его доверчивой улыбке.