15. О важности этикета в колониальном Перу. Геодезия и отвага!
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
14.
Как мы помним, президент аудиенсии Перу дон Альседо отказался выделить деньги французам и вообще от их компании был не в восторге. Пока ученые были в горах Яруки, в городе развернулась настоящая политическая война.
Дело в том, что обыкновенно на самые высокие должности назначались "чапетонес" - испанцы, рожденные в Испании. Таким, например, был президент Альседо. Он, кстати, получил должность президента аудиенсии Кито за свои заслуги на государственной службе, а после ушел на повышение на должность губернатора Панамы. Кстати, сам Альседо, помимо работы управленца, занимался географией, историей и вообще был очень просвещенным товарищем. Но знатные слои Кито не ограничивались "приезжими".
Имелась еще прослойка "креольцев" - чистокровных испанцев, потомков конкистадоров, которые владели землей в Америке, связывали с ней свою судьбу и негодовали, что их считают людьми второго сорта.
И вот в 1737 году случилось чудное: новый президент аудиенсии Кито, Дон Араухо, был назначен из креольцев.
Предположительный портрет Араухо и Рио XX века, (http://www.enciclopediadelecuador.com/)
По поводу этого назначения ходили слухи и сплетни. Один лишь факт того, что новый президент родился в Лиме (а не в Мадриде) настроил против него местную партию власти. Время шло. Новый президент вошел в город, а старый не спешил освобождать место. Поговаривали, должность Дон Араухо купил у Филиппа V за 22 тысячи песо на восемь лет. Конечно, не чтобы служить королю и народу, а чтобы обделывать свои делишки. Более того, вместе с новым президентом из Мадрида, где совершалась “испрашивание” должности, прибыл целый поезд с товарами. В обход таможни. Товары должны были выгодно разойтись на картахенской ярмарке 1739 года, так что затраты окупились бы втрое. Старый президент скрежетал зубами и писал гневные письма в Лиму.
Miguel Cabrera, 6. From Spaniard and Morisca, Albina Girl (6. De español y morisca, albina), 1763, oil on canvas, Los Angeles County Museum of Art.
Здесь (на мексиканской правда картине) изображена маленькая "альбина" - название касты девочки, которая происходит от испанца (белого) и Мориски (квартеронки, 25% негритянской крови, 75% - белой). Альбина не считалась легально белой в колониях. Если Араухо (чистокровный белый. но родившийся в Лиме) чувствовал себя ущемленным в правах, то можно представить, каково жилось остальным представителям каст и рас, и как бережно они оберегали процент "испанской" крови в своих семьях. Родилось даже такое направление в изобразительном искусстве: casta paintings. Поучительные картины, которые объясняют, какая каста как называется и на какой ступени иерархии стоит в колониальном обществе.
Как все это относится к французской геодезической миссии? Так получилось, что офицеры Хуан и Ульоа квартировали в доме у политического противника нового президента, Хуана де Вальпарда. Его партия взяла большинство на выборах в местные органы управления, однако Президент Араухо результаты выборов отменил: «в целях установления мира и доброй воли, а также ухода от опасных иллюзий среди народа». Ничего не напоминает?
В общем, наши ученые были скорее в дружбе со старой властью, чем с новой. А в момент смены этой власти их вообще не было в городе: они как раз занимались базисом.
Об этикете:
Когда наступил момент официального представления французской геодезической миссии новому президенту, произошел дипломатический казус, который повлек за собой другие более серьезные события. По протоколу полагалось обратиться к Араухо «ваша честь» (vuestra señoría), а потом, когда он ответит ученым как равный, перейти на уважительное «ваша милость» (vuestra merced). Но президент желал продолжать быть «честью», чтобы показать, что даже рождение в Старом Свете мало для него значит. Французы проигнорировали желание президента и перешли на «милость», сделав вид, что не понимают тонкостей испанского этикета. Это им впоследствии припомнили.
Тем временем стало известно, что квадранты, зенитный сектор и другие инструменты, наконец, прибыли в Кито и находятся на складах. Вот только их ученым не выдавали, поскольку надо было уплатить пошлину за хранение в 20 песо (примерно столько стоили сутки на экспедицию в гостинице) , а денег у французов не было. Пытаясь поучаствовать в деле, рано утром 30 января 1737 года Антонио Ульоа послал президенту Араухо письмо, в котором требовал укротить своих подчиненных и выдать инструмент без пошлины, ссылаясь на приказ короля о содействии. Письмо было возвращено невскрытым, с припиской «ваше обращение не может быть обработано. Напишите «ваша честь» и мы тогда рассмотрим вашу просьбу».
Портрет Антонио Ульоа, 1770е.
С боевым офицером короля Филиппа V не разговаривают, как с нашкодившим мальчишкой. Тем более, если этому офицеру двадцать один год. Поэтому в 11 утра Антонио лично отправился к президенту поговорить как мужчина с мужчиной. Тут следует заметить, что идти до президента было совсем недалеко. Через улицу, в прямом смысле слова. Иезуитский коллеж (лавочка Лакондамина) , президентский дворец и дом Хуана Вальпардо составляли три стороны главной площади Кито.
Главная площадь Кито, 19 век, неизвестный художник.
Представьте себе эту картину: раннее утро. Секретарь строго сообщает молодому человеку, что господин президент не здоров и отдыхает. Антонио без приглашения проходит в спальню, на ходу отшвыривая слугу-метиса, который посмел преградить ему путь. Тут под ноги бросается госпожа Араухо – в капоте и без парика, прося успокоиться и прийти позже. Но гордый испанец только улыбается: «Прошу вас, сеньора, не вмешиваться в мужские дела, которых вы не понимаете».
В конечном счете Ульоа оказывается перед возлежащим у открытого окна президентом Араухо, Громко, четко и не стесняясь в выражениях, так, что слышно на площади Антонио говорит президенту все, что думает: а думает он что ни по происхождению, ни по чину Ульоа не имеет причин считать себя ниже Араухо, обрисовывает, где именно настоящий испанский дворянин по крови и боевой офицер видел «его честь», купленную за 22 000 песо. И вообще, как тут разные выскочки смеют задерживать выдачу инструментов, если на то имеется приказ короля?
Сказал, и вышел.
А президент Араухо сначала от такой наглости обомлел, потом потребовал схватить наглеца немедленно. А если бы этот безумец его зарезал? И вообще, если каждому взбредет в голову ходить по утрам в президентские спальни – когда тут работать будешь? Но пока президент багровел и приходил в себя, наглец уже успел испариться. Хоть и испанский офицер, а все, знаете, не дурак. Дальше начинается самое интересное.
Так одевались местные жители (из воспоминаний Х.Хуана)
Араухо просит парламент утвердить арест Антонио Ульоа – дерзкого и опасного преступника. Господин Вальпарда (тот, которому выборы отменили и в чьем доме этот Ульоа проживает) с ехидной усмешкой этот запрос отклоняет, мол, не видит оснований. Юноша молодой, горячий, с кем не бывает. На следующий день в город спешно вызван для отчета президенту Хорхе Хуан. Разговор получился, в целом, более вежливый, однако второй испанец не только не поспешил доставить своего напарника в цепях пред светлые очи, но даже не счел нужным принести извинения.
В половине третьего пополудни следующего дня (т.е. 1 февраля) Ульоа и Хуан прогуливаются по главной площади, мирно беседуя. Да, все под тем же окном президентской спальни. К ним подходят неизвестные с оружием, и предлагают Антонио Ульоа отправиться с ними. Получив вежливый отказ, они беспричинно набросились на него, скрутили и стали угрожать пистолетом. Как потом объяснял Хорхе Хуан: для спасения товарища следовало действовать решительно. Он обнажил шпагу. Двое нападавших оказались ранены, один убит. Испанцы ретировались под крышу иезуитского коллежа. Наученная горьким опытом милиция (личная гвардия президента) уже совершенно не хочет лезть на рожон, да и вообще, обнажать оружие в доме божием - грех и уголовное преступление. Поэтому у дверей колледжа выставляют караул, которые будет теперь тут бдить денно и нощно целую неделю. Бдил бы и дальше, но в ночь на седьмой день Хорхе Хуан тайно покинул Кито и отбыл в Лиму.
Картинка из "Писем к мадам ***" Лакондамина.
Вице-королю Вильяграсии теперь писал Араухо: с жалобой на двух испанских офицеров, чуть не устроивших военный переворот. Буге и Годен писали другие письма, рассказывая, как преданно Ульоа и Хуан служат делу короля и науки. Хорхе Хуан, добравшись до Кито примерно в одно время с письмами (вообще-то до Лимы от Кито два месяца пути), лично явился в президентский дворец - доложить о безобразиях.
Дороги в те времена тоже были горные и непростые.
Там, в ожидании аудиенции, столкнулся с удивленным Лакондамином. Последний, при попытке добыть средства на экспедицию не брезговал и прошениями неограниченного займа у высочайших особ. Вильяграсиа обещал ему 4000 песо кредита на нужды миссии. Плюс 60 000 удалось вытащить из личных долговых расписок.
Вильаграсии на пороге войны (а она маячила неподалеку) было совершенно неинтересно вникать в местные дрязги старых и новых президентов Кито. Поэтому Араухо он пожурил, попросил не жадничать и 20 песо транспортных расходов оплатить и простить Ульоа на первый раз – по молодости. Тому и правда был 21 год. Своим молодым друзьям вице-король велел больше местные власти не задирать и заниматься тем, за чем они были посланы, то есть измерениями, а не интригами и государственными переворотами.
В следующий раз - про триангуляцию. Раз уж ученые сумели выручить свои квадранты.
Комментарии