Мужчина схватил сержанта за руку и с жаром затряс ее.


- Чего стоишь, дура? - прошипел шеф, покосившись на секретаршу. - Фотографируй давай!


Спохватившись, девушка подняла свой Яблофон и защелкала кнопкой.


- Цветы, цветы где? - прорычал чиновник.


- Где их взять-то? - растерялась Леночка.


- Да хоть с клумб надергай!


- Это в середине апреля? - усмехнулась секретарша.


- Фикус там у тебя на подоконнике, - нашелся начальник. - Давай, его тащи.


- Это герань! - поправила девушка.


- Да мне пофигу! Оттуда надергай! А вы, Степан Ильич, присаживайтесь пока, присаживайтесь. Чаю?


- Ох, нет, сынок, спасибо, - смущенно ответил ветеран.


Старый воин присел в предложенное кресло, вытянув раненную ногу.


- Как ваши дела, как ваше здоровье? - не унимался Олег Анатольевич. - Все ли у вас хорошо?


- Держусь пока, - пожал плечами пенсионер. - Только вот... крыша течет!


- Так это... - хозяин кабинета озадаченно поскреб за ухом. - В вашем-то возрасте - не удивительно. У меня и то крыша подтекать начинает, вот, со склерозником хожу, - мужчина указал на лежащий на столе блокнот. - А мне и сорока нет!


- Да нет, - покачал головой Захаров. - На память-то я не жалуюсь. Дома крыша течет. В бараке. Подлатать бы...


- О, тоже мне проблема! - рассмеялся глава поселка. - Сейчас решим!


Он переместился за компьютер, скрипнул зубами, обнаружив, что его ИС-3, оставленный без присмотра, благополучно забили. Свернул окно, открыл графики, поклацал по клавишам...


- Ну вот! Никаких проблем! Ремонт кровли назначен на 2050 год! Тогда и отремонтируем вашу крышу!


- А пораньше - никак? - поинтересовался Степан Ильчич. - Там делов-то: пару кусков толи бросить...


- Э, нет! - возразил Олег Анатольевич. - Как так можно? Это же прямое неуважение к вам, к вашему бессмертному подвигу! Халатность, так сказать! А вот в 2050 году - отремонтируем, как полагается.


- Сынок, так я и не доживу до 2050 года... - возразил пенсионер.


- А вы постарайтесь! - решительно ударил кулаком по столу чиновник. - Вас, ветеранов, так немного осталось! А вы - народное достояние! Так что, как говорится: денег нет, но вы держитесь!


К этому времени подоспела Леночка с букетом герани. Мужчина вырвал цветы у девушки и вручил их орденоносному сержанту.


- Еще раз благодарю вас, уважаемый Степан Ильич, за ваш подвиг. За все, что вы сделали для Отечества. Если б не вы - то и нас бы не было... низкий вам поклон от всех нас! Не беспокойтесь, осталось немного, в 2050 году ваша крыша будет, как новая! А сейчас, будьте любезны, повернитесь, чтобы медальки на фотографии лучше видно было...


После фотосессии глава поселковой администрации мягко, но настойчиво, выпроводил старика и занялся изучением фотографий в телефоне секретарши, отбирая наиболее удачные.


- Так, давай вот эту, эту и эту, - распорядился Олег Анатольевич. - Пости мою Инсту, в ВК и на сайт администрации. И текст какой-нибудь напиши. Так и так, глава чествовал ветерана, оказал содействие в решении проблемы...


Вернувшись домой, ветеран обнаружил, что тазик, ведро и другая посуда, подставленная под капли, успела заполниться до самого верха и вода начала течь на пол. Сняв форму, бережно повесив ее в шкаф, Степан Ильич вылил талую воду, мутную от штукатурки, в канализацию, протер пол и поставил емкости на место. После опять достал пачку "Примы" и вновь закурил. Вторую папиросу за день! Давно он так много не курил, давно...


Другой, наверно, успокоился бы после визита к главе поселковой администрации, но не таков был доблестный сержант. Уж чего, а стойкости ему не занимать. До Берлина дошел и до райсовета дойдет! Тем более, что до районного центра несомненно ближе - всего пара остановок на электричке.


Поутру старик направился на станцию. Ночью прихватил морозец и протечка остановилась, но это не означало, что можно ждать, сложа руки, когда солнце пригреет вновь и с потолка опять побежит.


Тропинки, хлюпавшие вчера талым снегом, сегодня покрылись льдом, превратившись в скользкую гребенку, серьезно затрудняя передвижение. Даже молодежь ступала очень осторожно, рискуя навернуться, а для пенсионера с больной ногой улицы поселка превратились в почти непреодолимое препятствие.


В вагоне электрички Степан Ильич ехал в гордом одиночестве. Этот вид транспорта в последние годы не пользовался особым спросом. Кому, куда ехать в середине весны? Дачный сезон еще не начался, за покупками в город - тоже не время. Кто может себе позволить скататься в большие магазины - тот сейчас на работе, поедет на выходных. И, скорее всего, не на поезде, а на персональном автомобиле. Машин развелось...


Аварии в райцентре на каждом углу. Казалось бы, городок - тьфу. Пешком из конца в конец за полчаса пересечь можно - нет, все на машинах едут. Раньше, когда на лошадях ездили - и аварий-то не было. Все оттого, что две головы лучше, чем одна.


Ветеран в районном центре давно не был. Лет двадцать. Да и зачем? Все, что было нужно для жизни, он покупал в сельмаге. Многое изменилось в городе. Но многое и осталось прежним. В здании ЗАГСа лишь деревянные окна сменили на пластиковые.


Старик, сбавив шаг возле Дворца Бракосочетания, смахнул невидимую слезу. Здесь он расписался со своей Елизаветой Петровной в 1947-м. Одной из тех бесчисленных девушек, что стреляли глазками в молодого сержанта. И единственной, кто поразил сердце воина снайперским выстрелом.


Здесь же получал свидетельство о смерти своей супруги... и Мишки - сына, погибшего в восьмидесятых "за речкой".


Степан Ильич потянулся к сердцу, которое кольнула игла внезапной боли, сердце, несмотря на все жизненные передряги, еще живое и горячее, не утратившее способности чувствовать, но рука наткнулась на холодный металл орденов. Награды напомнили ветерану, что есть нечто, дороже жизни отдельного человека - Долг. Долг перед Родиной. Потому он сам сбежал на фронт шестнадцатилетним пацаном, приписав себе пару лишних лет, и потому Михаил не мог поступить иначе. Родина - это не кусок земли от границы до границы, и даже не люди. Родина - это право жить по-своему, жить, сохраняя веру в свои идеалы, не позволяя кому-то там, с чужой стороны, и неважно, что это за сторона - Фатерланд или Хоумланд, диктовать свою волю свободному советскому человеку.


- Папаша, куреха есть?


- А? Что?


Погруженный в свои мысли, сержант не заметил, как к нему подошел парень. Среднего роста, в кожаной куртке с меховым воротником, с упитанной круглой физиономией, поросшей трехдневной щетиной, бритой наголо головой. От незнакомца сильно пахло перегаром.


- Курить, говорю, есть?


Пенсионер похлопал по карманам, вынул пачку "Примы" и протянул ее лысому. Тот, завидев угощение, скривился, показав золотую фиксу.


- Не, без фильтра не курю. Дед, дай денег на опохмел? А то трубы горят!


- Молодой еще, - возразил Захаров. - Пойди, сам заработай.


- Так я вместо работы, - оскалился парень. - Не жмоться, пенс. Такое богатство носишь! Почем сейчас медальки, если продать?


Незнакомец ткнул пальцем в награды ветерана, блестящие в разрезе воротника расстегнутого пальто. Старик еле устоял от мощного тычка огромной лапы тунеядца. Как? Продать? Награды? От одной мысли о том, чтобы продать ордена и медали, заслуженные кровью, неимоверными усилиями и лишениями, его обуяло бешенство. Где ему, этому сытому молодому подонку, живущему в мирное время, понять, что такое - спать в окопе в тридцатиградусный мороз, согреваясь лишь деревом приклада ППШ, или лежать на муравейнике, обливаясь потом, пока в кожу впиваются челюсти насекомых, и не сметь не то что пикнуть - даже пошевелиться, чтобы не выдать себя патрулю гитлеровцев, и выполнить поставленную боевую задачу - подорвать склад с топливом для танков захватчиков. Или, попав в окружение, обедать банкой тушенки и черствым сухарем на четверых.


Есть ли этому цена? Нет, цена, конечно, была - жизни миллионов людей, трудящихся в тылу, уповающих на отвагу и выносливость фронтовиков. Но разве можно измерить эту цену деньгами?


Ветеран покрепче перехватил трость - единственное оружие. Орденоносный сержант понимал, что этот бой, скорее всего, станет последним для него. Но отступать Степан Ильич мог исключительно по приказу. Сейчас приказа не было. Бежать - так вовсе никогда.


- Ишь, чего удумал, сволота! - взорвал напряженную тишину звонкий голос.


Незнакомец согнулся пополам, получив сумкой по лысине. Женщина, лет пятидесяти, полноватая, розовощекая, мутузила негодяя своей сумкой, нанося удары со скоростью автоматного затвора.


- Ветерана грабить, падлюка! - не унималась спасительница. - Креста на тебе нет, отморозь!


Сумочкой она орудовала весьма умело, как казак шашкой. Парень был вынужден уйти в глухую оборону, закрыв голову руками.


- Ты чего, бабка? - возмутился он. - Крыша протекла?


- А ну брысь отсюда, нехристь!


Лысый капитулировал. Окончательно и бесповоротно, покинув поле боя, оглядываясь и возмущенно тявкая. Пенсионер поднял выроненную пачку папирос, в которую набился снег, протер картон от налипших ледяных кристалликов и убрал во внутренний карман. Женщина сдула локон волос, выбившийся из-под шапки.


- У вас все хорошо? - участливо поинтересовалась она.


- Да-да, спасибо, - сухо поблагодарил Степан Ильич.


Фронтовику было немного стыдно своей старческой немощи. В 1944 сержант голыми руками победил троих фрицев. Даже лет тридцать назад скрутил бы этого мерзавца в бараний рог! Но что вы хотите? Идет десятый десяток! Конечно, сила в руках давно не та...


- Вы далеко собрались?


- В райсовет, - ответил Захаров.


- В райсовет? - удивилась спасительница. - А! В районную администрацию? Может, проводить вас?


- Нет, что вы, не надо, - смутился пенсионер.


- Да, ладно, бросьте это, тут недалеко...


Женщина, не слушая возражений, взяла старика под руку, и пошла вместе с ним к зданию, еще сталинской постройки, с белыми колоннами и высокими, узкими окнами.



Продолжение следует...