Нетленный (финал)

НАЧАЛО

По дороге в общину Джейкоб гордо рассказывал о том, как в последнее время увеличилось влияние их церкви. Хотя они больше не принимают новых членов после того случая с федералами, с ними сотрудничает несколько якобы «обычных» приходов, и они даже стали рассылать миссионеров в Африку, Южную Америку в некоторые страны Ближнего Востока. Натаниэль Джеффрис отправился в Гану, чтобы вести дела церкви в том регионе. Теперь он на слуху у тамошних высокопоставленных чиновников, и о нём знают даже в соседних странах. Джейкоб не сказал ни слова о моей матери и о наших братьях и сёстрах, а я не горела желанием расспрашивать.

Когда мы подъехали к главным воротам, я увидела двух измождённых женщин, работавших в поле. Кажется, это были моя мать и её подруга Мария. Они молча проводили меня взглядами, покачивая головами.

Когда Джошуа привёл меня к Смирнану, во мне боролись два желания: броситься бежать и съёжиться в ужасе. Он выглядел точно таким же, каким я его запомнила. Это угловатое, словно высеченное из камня лицо ни капли не изменилось. Как и его жестокость. Первым делом он приказал Джейкобу держать меня покрепче. Тот выглядел немного обескураженным, но беспрекословно повиновался. Смирнан выдернул серьги с подслушивающими устройствами у меня из ушей. Я болезненно вскрикнула, чувствуя, как рвутся мочки ушей. Смирнан приказал Джейкобу положить мои руки на стол, ладонями вверх, и вышел из комнаты. Я плакала и умоляла сводного брата отпустить меня. Но он ответил, что не может этого сделать. Слово Смирнана есть слово Божье. Он его пророк.

Смирнан вернулся, неся в руках небольшую кувалду и рулон клейкой ленты. Он связал мне руки так, чтобы я не могла сомкнуть пальцы в кулак, и положил по серьге в каждую ладонь. А затем спокойно и методично раздробил обе серьги – а вместе с ними и несколько моих костей.

Пока я плакала и поносила его, на чём свет стоит, Смирнан спокойно перебирал окровавленные кусочки пластика. Он медленно кивнул, увидев крошечные осколки электроники, и сказал, что ожидал чего-то подобного. Что рано или поздно безбожники придут за ними.

Смирнан приказал Джейкобу запереть меня в подвале, а потом подниматься наверх, пока он будет созывать людей. Осколки костей болезненно тёрлись друг о друга, когда меня подняли из-за стола. Я умоляла Джейкоба не делать этого, что я не вынесу этого снова. Но он впал в ярость. Со злобой в голосе он процедил, что мне стоит благодарить его уже за то, что я буду здесь, внизу, в большей безопасности, чем кто бы то ни было в общине. Толкая меня вниз, он добавил, что, будь его воля, он бы просто меня убил.

Скорчившись от боли, я лежала, задыхаясь, у подножия лестницы, и пыталась сдержать поток воспоминаний обо всём, что случилось со мной в этом кошмарном месте. Я чувствовала себя так, словно оказалась в безвоздушном пространстве. На мили вокруг не было ни наркотиков, ни алкоголя, чтобы забыться, как я поступала всегда, когда события вокруг принимали слишком крутой оборот. Я сосредоточилась на ладонях, даже пыталась нарочно разбередить раны. Острые вспышки боли помогли на какое-то время отвлечься, но скоро перестало помогать и это.

Не знаю, сколько прошло времени. Скорее всего, меньше суток,. Сверху донеслись звуки выстрелов. Группы захвата уже находились на позициях, когда Смирнан разбил серьги. Я не удержалась от горького смешка, осознав это. Федералы и не планировали собирать какую-то информацию, они и так выяснили всё, что хотели. Им нужен был лишь повод.

Я заползла в ванну и сжалась в комок, а сверху раздавались стрёкот автоматического оружия и редкие взрывы подствольных гранат. Скоро звуки боя стали стихать, но тут оглушительный взрыв сотряс весь дом, и с потолка посыпалась штукатурка. Несколько секунд спустя хлопнула дверь подвала. Я пыталась стать ещё меньше, услышав чьи-то неровные, отдающиеся эхом шаги.

Джошуа Смирнан нетвёрдой походкой вошёл в ванную комнату. По левой стороне его груди расплывалось кровавое пятно. Никак не показав, что заметил меня, он рывком распахнул аптечку и принялся рыться внутри. Тихо застонав, Смирнан оторвал от раны остатки рубашки и залил её дезинфицирующим раствором, наложил повязку и проглотил пригоршню аспирина. А потом открыл шкафчик под раковиной и принялся лихорадочно опустошать его, выкидывая банки с чистящими средствами и всякую мелочевку. Когда полки опустели, он нажал на фальшивое дно. Под ним показалась лестница, ведущая вниз, в тёмный, узкий лаз. Уже начав спускаться, он обернулся в мою сторону.

– Вылезай оттуда. Нам пора, – коротко бросил он.

– С чего бы это? – выдавила я из себя в ответ, превозмогая страх, гнев и отвращение.

– Потому что эти ублюдки не станут переживать о подвернувшейся под руку шлюхе-наркоманке, – спокойно ответил Смирнан. – Они не собирались оставлять тебя в живых, неважно, была ты их информатором или нет. Я же очень хочу, чтобы ты выжила.

Я могла бы поспорить, но прогремел очередной взрыв, и моё тело, кажется, приняло решение за меня. Я последовала за Смирнаном настолько быстро, насколько позволяли мои израненные руки. По мере того, как мы спускались, светлое пятно в вышине всё уменьшалось. Вскоре мы оказались в прорубленном в известняке тоннеле. Потолок поддерживали сваи из потемневшего от времени дерева, а единственным источником света служили пятна фосфоресцирующего лишайника на стенах. Смирнан велел мне отойти подальше от лестницы и достал из кармана брюк что-то, напоминающее пульт управления гаражными воротами, к которому были примотаны скотчем куски проволоки и какие-то детали. Он нажал кнопку, и наверху прогремел ещё один взрыв. Из люка посыпался дождь обломков, и вскоре выход полностью завалило.

– Это их ненадолго задержит, – сказал Смирнан, отбрасывая в сторону самодельный детонатор.

– Этот проход построили ещё до Гражданской Войны, – пояснил он, заметив, с каким интересом я оглядываюсь по сторонам. – Сын владельца плантации стал квакером. Унаследовав поместье, он проделал этот тоннель, чтобы выводить принадлежавших семье рабов. Он вёл к подземной железной дороге, по которой их тайно вывозили на север.

Смирнан повернулся и посмотрел мне прямо в глаза.

– Вот почему я выбрал это место. Это символ, символ свободы. Я пытался освободить тебя от греха и сделать достаточно сильной, чтобы ты смогла правильно использовать эту свободу. Все эти люди там, снаружи… Им наплевать на тебя, они просто хотели тебя использовать. Все эти годы я готовил тебя к чему-то большему. Не имеет значения, сколько раз ты оступалась, сколько ошибок совершала, я всегда в тебя верил. Но ты предпочла вернуться в мир греха, предпочла общество наркоманов и копрофилов. Ты предпочла жить в мире, которым управляют люди, верящие, что они – не больше, чем просто звери, и сама вела себя подобно им…

Я не могла больше выносить звуков этого спокойного, монотонного голоса. Охваченная яростью, я толкнула его – так сильно, как только могла. Ранение ослабило его, и он упал, не удержавшись на ногах. Я пинала его, пока не выдохлась окончательно – по голове, в промежность. Я топтала его грудь и живот, пока кровь не начала брызгать у него изо рта. Я кричала, что то, что он со мной делал, не имело ничего общего со свободой. Каким образом избиения, запирание в подвале или изнасилование могут даровать кому-то свободу?

– Знаешь, а он ведь мёртв, – прохрипел Смирнан, когда я, обессилев, упала рядом на колени. Даже теперь его окровавленное лицо оставалось полностью бесстрастным. – Твой муж.

– Он не мой муж и никогда им не был! – воскликнула я.

– Всё такая же непослушная, – Смирнан сплюнул кровь и осколки зубов. – Я думал, он сможет сделать для тебя больше, несмотря на все свои недостатки. Проблема в том, что в нём не было ни капли Божьего совершенства, но он мог привнести его в тебя.

Смирнан снова закашлялся, на этот раз сильнее. Капли его крови забрызгали мне лицо, я ощутила во рту металлический привкус.

– Но для тебя ещё не всё потеряно. Ты примешь на себя великую миссию, ты приведёшь больше людей к Богу, чем я мог мечтать. Ты станешь той, что покажет им истину.

– Какую ещё истину? – бросила я презрительно.

– Расскажи людям о том, что ты увидишь здесь, – прошептал он. Его лицо становилось всё бледнее, лужа крови вокруг начала растекаться быстрее. – Это моя последняя просьба. Ради меня…

По мере того, как слабел его голос, угасал и огонь в его глубоко посаженных глазах.

– На этом всё.

Так умер Джошуа Смирнан, единственный отец, которого я знала. Пусть я ненавидела его, пусть пыталась убить, я для порядка потрясла его за плечо. Безуспешно, разумеется. Оттолкнув труп окровавленными руками, я направилась дальше по тоннелю. И закричала, обессиленно упав на пол.

Тупик. Выход из пещеры завалило огромными, тяжёлыми камнями. Возможно, случился оползень, или какой-то из взрывов вызвал обрушение. Как бы то ни было, я оказалась в ловушке. Я пыталась расшатать камни, но безуспешно. Я била по ним ладонями, толкала плечом, пинала, пока, чувствуя боль во всём теле, не опустилась без сил наземь.

Только когда я снова ощутила себя в состоянии двигаться, сквозь боль и усталость до меня дошло, что самое странное в происходящем – то, чего я не чувствую. Ладони почти перестали болеть.

Я снова и снова оглядывала руки, сжимая и разжимая пальцы. Ладони покрывала засохшая кровь, они ныли от ударов о камни, но в остальном были в полном порядке. Я гадала, уж не почудились ли мне сломанные кости. Но я быстро выбросила это из головы. Надо было искать выход на поверхность.

Другой конец тоннеля, тот, который подорвал Смирнан, мне тоже не удалось раскопать. Мне оставалось надеяться, что ФБР или кто-то ещё найдут вход в подземелье и решат его раскопать. Оставалось только ждать.

Потянулись часы – а затем и дни в темноте. Чтобы выжить, мне пришлось обдирать со стен лишайники и мох. Единственным доносившимся до меня звуком был тихий свист ветра в крошечных щелях между камнями. Я пыталась кричать, пока окончательно не сорвала голос, но никто так и не пришёл.

А некоторое время спустя я стала замечать кое-что странное. В подвале по-прежнему пахло лишь сырой землёй. Это было невозможно, неправильно. Я слишком хорошо знала, как должно пахнуть мёртвое тело.

Вскоре после того, как я съехала от тёти, я съехалась с одним мальчиком, с которым познакомилась в школе. Мы оба были «странными» детьми. «Плохими» детьми. Знаете, из тех, что тусуются за спортзалом, покуривая дурь в обеденный перерыв, и слушают дьявольскую музыку. Его родители погибли в автокатастрофе, когда он был маленьким, и, по крайней мере официально, его опекуном считался дядя, который большую часть года колесил по стране со своей группой, игравшей каверы на AC/DC. Естественно, его дом стал излюбленным местом сборищ для нас, «странных детей». Мы нравились друг другу, и в какой-то момент я просто упала к нему в постель, чтобы отоспаться после пьянки, и больше не уходила.

Какое-то время всё шло отлично – пока он не подсел на героин. Точнее, пока не завязал с героином, самым необратимым образом.

Помню, как он лежал на кровати, запачканной бурыми пятнами. Широко раскрытые мутные глаза, блевотина, покрывающая мальчишеское лицо с лёгким пушком на подбородке. Мне было так больно, что какое-то время я могла только плакать в углу, раскачиваясь взад и вперёд. Моя ошибка. Скоро запах стал настолько ужасен, что я не могла больше оставаться рядом, как бы ни хотела.

До конца своих дней я не забуду этот запах. Но его отсутствие сейчас было гораздо ужаснее. В первую очередь оттого, что это означало.

Я осмотрела тело Смирнана. Если не считать бледности и огнестрельной раны в груди, оно выглядело совершенно обыкновенно. Кровоподтёки и синяки, оставшиеся после моих ударов, полностью исчезли. Не осталось ни пятен мочи, ни экскрементов.

Говорят, что тела святых и тех, кто угоден Богу, не разлагаются. Они выглядят точно так же, как в момент смерти – дни, недели, даже годы спустя после смерти. Их называют нетленными.

Вот что он имел в виду. Я должна была показать миру его нетленное тело. Показать, что этот безумный, извращённый человек, этот насильник, оказался прав. Что Бог смотрит на нас и судит наши поступки. Что он оправдывает и даже поощряет пытки и насилие.

Мне стало дурно. Я почувствовала себя маленькой, испуганной девочкой, совсем как тогда, давным-давно, когда впервые услышала проповедь Смирнана. Безнадёжность. Какая разница, в Рай ты попадёшь или в Ад, если Рай – это вечность рядом с архитектором всех твоих страданий?

В своих проповедях Смирнан вещал, что мы должны довериться Богу. Что у Него есть план, в котором отведено место каждому из нас, что мы приближаемся к Нему, страдая и испытывая отчаяние. Я была почти готова сдаться, воля к борьбе почти покинула меня. Но потом я услышала отдалённый звук – рокот машин. Скоро меня должны откопать.

Я подумала о том, как другие люди воспримут то, что я увидела. Я подумала о том, какое отчаяние испытают другие девочки вроде меня и о том, как будут счастливы такие люди, как Смирнан и Мэтью, узнав, что Господь Бог на их стороне. И я знала, что, что бы ни довелось пережить мне самой, я не хочу, чтобы это испытал кто-то ещё.

К чёрту вечность. К чёрту Бога. Если эта жизнь – всего лишь шанс для нас ощутить свободу, свободу от Его присутствия и Его осуждающего взора, пусть даже эта свобода – не более, чем иллюзия, мы должны наслаждаться каждой её секундой. Даже если я никогда более не познаю этой свободы, я буду, по крайней мере, уверена в том, что ею смогут насладиться другие. Я не позволю никому увидеть тело Смирнана.

И не дожидаясь, пока машины пробьют дорогу сквозь завалы камней, я приступила к своему величайшему акту непослушания, к своему последнему причастию.

«Сие есть тело Мое, за вас отдаваемое…»*

___

*Евангелие от Луки, 22:19.