Эта история произошла в самые смутные времена в Российской Империи — в начале XX века. Но обо всем по порядку.

Жила под Казанью одна крепкая крестьянская семья. Фамилия им была Сургучевы. Досталась она им от прадеда, а тот в свое время осваивал Сибирь, говорят, ходил за зипунами. Разбойничал маленько. Но, несмотря на такую репутацию разбойника и лихого человека, слово свое держал так крепко, как сургучовой печатью прикладывал, отсюда и пошло — Сургучевы. Но рассказывать буду не о прадеде, а его потомках.


Жили они одной семьей — вдовый отец и два сына. Отца-то не помнят как звали, а вот имена детей сохранились — Федор да Максим.


Хозяйство было крепкое, говорят, хорошо золотишка-то прадед привез. Закупился сразу. Была у них скотина, покосные луга. Жили-поживали размеренной деревенской жизнью. Сыновья были здоровые парни, не пили, ни курили, и отец начал потихоньку присматривать им невест.

Да тут случилось несчастье государственного масштаба. Россия вступила в Первую Мировую войну. Начался призыв.


Старший Сургучев решил поберечь своих детей от войны. Продал покосы, часть скотины да и к помещику в долги залез, но откупил Федора и Максима. А деньги-то отдавать надо. Ну и сговорились они с помещиком, что часть долга сыновья-то его у него отработать должны. Тому тоже радости мало, большинство работников на войне уже были, усадьба в запустение пришла. Братья ко времени пришлись. Три дня в неделю они у него работали.


Да на беду, на лето к барину приехала из Казани племянница-курсистка. Говорят, была она очень красивая, но взбалмошная. Вот и запали на нее оба брата-то. А той в деревне заняться нечем и давай она им головы крутить.


Братья косились друг на друга, но не ругались меж собой.


А та, гуляя по усадьбе, разговаривала то с одним, то с другим:


- Родина в опасности! А вы, два здоровяка таких, кровь с молоком, в тылу сидите! Дел не знаете никаких, хоть бы газеты читали!


Братья смущались таким разговорам, но уж больно крепко полюбили ее, в чем первым признался Федор, а за ним и Максим. А та и рада.


И вот чистили они как-то конюшню, а тут и заявляется она с журналом каким-то. Здорово тогда вроде наших-то на фронте прижали. Да и говорит им:


- Любите меня?


Парни смущенно молчали.


- Так вот! Раз любите — то идете тогда на войну! И кто первый отличится на фронте, орденов да медалей больше получит, за того и пойду замуж! А более гулять с вами не буду! - топнула ножкой и ушла в дом.


Братья пошли к отцу спроситься в войска. А Сургучев-старший, недолго думая благословил их оглоблей, обоих сразу. Как раз под рукой оказалась.


Те недолго думая, этой же ночью, взяли по лошади, да и ускакали воевать. Вопросов тогда много не задавали, на призывном-то. Быстро на медкомиссию. А чего их смотреть-то? Деревенские здоровые молодые парни, да при лошадях. Вот и определили их в кавалерийский корпус.


Братья служили исправно, удивляя командный состав своей смелостью и удалью. К 1917 году у них уж по Георгию было. Даже в губернской газете пропечатали — вот какие у нас земляки!


Но после революции 1917-го дорожки их разошлись. Как это случилось — не знаю. Старший-то брат Федор остался служить у Каппеля, а младший подался к красным. Но говорят, поругались они из-за этой барышни. То ли письмо она прислала, где написала, что Федор милее, то ли еще какая кошка между ними перебежала. Но факт остается фактом — не виделись они после расставания года три.


Пересеклись их дорожки совсем не так, как хотелось бы. Стояли они разными войсками, под Казанью, примерно на одинаковом расстоянии от своей родной деревни. И снова неясно, как так вышло, что они одной ночью (со спросу или без него), единомоментно поскакали к себе домой, навестить старика отца.


А к деревне сходились две дороги клином. И получилось так, что оба они и встретились на этом клину-то! И вместо того, чтобы обнять друг друга, как полагается двум братьям, один достал шашку, а другой саблю и начали рубить друг друга. Да с такой силой рубились, что поломались у них шашки-сабли! Уже, говорят, лежа на земле без сил и истекая кровью, начали палить друг в друга из наганов.


В деревне слышали бой, только не вышел никто — времена смутные были. Боялись люди. Только старший Сургучев, как видно чувствовал, выскочил из дому в чем был и побежал на поле это злосчастное. Когда народ поутру пришел все-таки поглядеть, то увидели старика отца, сидящего у двух мертвых братьев.


Схоронил он Федора и Максима, рядом положил. Да и себе место припас, между ними. Как знал, ровно через год нашли его на покосе мертвым, недалеко от того места. Говорят, часто он туда приходил, почти каждый день, и сидел до ночи.


А эта барышня, из-за которой весь сыр-бор случился, спуталась в Казани с каким-то польским офицеришкой. Да только тоже счастья не нашла, подхватила тиф. Поляк не стал с ней возиться, а отправил в деревню — ту самую, где вскоре она и померла.


Сейчас на этом месте расположена роща, которую посадили в 50-е годы прошлого столетия. Она поглотила и это поле, и старое кладбище, на котором людей уж после этой курсистки и не хоронили вроде. А до того времени, как посадили лес, бабка одна рассказывала, что частенько ночью можно было услышать, как братья рубят друг друга. Самих-то не видать, а как сабли звенят слышно. А вот помещичья племянница частенько являлась: стоит вся в белом у края кладбища, в те же ночи и смотрит в сторону, откуда звуки доносятся. Видать — наказание ей такое дано!

Текст изначально был опубликован в моем авторском блоге: https://zen.yandex.ru/media/evhrustalev/baika-4-kak-dva-rodn...