Автор: Том Кроссхилл. Авторский перевод: Sanyendis, вычитка моя.

Оригинал можно прочитать здесь.

Том Кроссхилл (Tom Crosshill, ориг. Tom Kreicbergs) - латышский писатель, взявший американский псевдоним, в прошлом - оператор АЭС, литературный переводчик и даже рабочий цинковой шахты!

Мама,

Это Женя, твой сын. Сейчас я живу в замке с гномами! Когда ты сказала, что доктор Ольга заплатит много рублей за мальчика-помощника, я испугался, но не стал с тобой спорить. Я не хотел показаться эгоистом, ведь этими рублями ты смогла бы оплатить лечение в больнице, чтобы снова стать сильной. Теперь я счастлив, что поехал.

Доктор Ольга считает, что я должен писать обо всём, что происходит, в письмах, чтобы ты их читала и не волновалась. Мы не можем отправить фотографии, ведь у гномов нет фотокамер (глупые гномы), поэтому я просто всё подробно опишу.

Я заснул в большой комнате доктора Ольги, в красном здании университета, расположенном возле Ботанического сада. Мне на голову надели шлем, набитый проводами. Было много света и шума, как в той игре, что купил Диме его папа, а мне ты сказала, что мы не можем её себе позволить, ведь у нас нет папы и рублей. Затем свет исчез, а я оказался в замке.

Здесь всё совсем не похоже на Москву, за исключением, разве что, Красной площади. Каменные коридоры и симпатичные башенки с крышами, напоминающими грибные шляпки, большой зал со стеклянной крышей, через которую видно звёзды, когда темнеет.

Гномы живут в подвале. Они маленькие и зелёные, носят большие пушистые шапки с именами вроде «ГИП1», «ГИП2», «ГИП3». Они говорят, что это расшифровывается как «гномий пользовательский иннерфейс». Я попросил их принести еды, но они меня не поняли, только скакали вокруг, распевая песни. Мне кажется, Сулик умнее.

Ах да, Сулик тоже здесь! Доктор Ольга и ему шлем на голову надела. Поначалу он боялся гномов, но сейчас очень громко на них лает. Мы нашли место, где он может побегать – там есть трава и вода. Я рассказал доктору Ольге о липовом дереве за нашим зданием, где он предпочитает закапывать кости, и она посадила липовое дерево и на той лужайке. Ему это нравится.

Доктор Ольга не может сюда прийти, но она иногда с нами разговаривает. Её лицо появляется в стене, будто камень на самом деле мягкий и подвижный. Она ещё не объяснила, что я должен делать, но я обещаю, что буду стараться изо всех сил, мама!

Женя (твой сын)

***

Мама,

Это Женя, твой сын.

Мы хотим есть. У меня дела ничего, но Сулик скулит и ползает на брюхе по полу.

Доктор Ольга утверждает, что тут есть место с едой, и наша задача его найти, но у нас не получается, ведь дорога между этими местами постоянно меняется. Мы обходим весь замок по кругу и должны вернуться в ту точку, откуда начинали, но этого не происходит. Начинаем в месте для сна, приходим в место для прогулок. Начинаем в месте для прогулок, приходим в большой зал. Напоминает тот раз, когда я заблудился в Измайловском парке, и ты меня отругала, сказав, что я глупый мальчик, ведь любой может просто следовать указателям, только вот здесь их нет.

Доктор Ольга не помогает. Она отвечает, что если я обучу свой разум перебираться из места для сна в место с едой, а из места с едой – в место для сна, то тогда смогу отыскать и место с сокровищем. Я спрашиваю у неё, что это за место, но она не рассказывает. Надеюсь, она не считает меня глупым, как ты. Но, может быть, я действительно дурак. Возможно, Сулик голодный, потому что я недостаточно умный.

Женя (твой сын)

***

Мама,

Это Женя, твой сын.

Сулик отыскал место с едой! Мы находились в большом зале, и он убежал от меня, как на аттракционе с зеркалами – множество Суликов в разные стороны. Затем он тявкнул, прибежал обратно и потянул меня за штанину, множество Суликов в разные стороны. Затем он тявкнул, примчался обратно и снова потянул за штанину – на этот раз один. Когда я попытался последовать за ним, Суликов снова стало много, и я не знал, за которым идти. Затем он принёс мне банан, и я обрадовался, ведь вспомнил тот раз, когда мне достался банан на день рождения, но гномы отобрали его у меня прежде, чем я мог его съесть. Я побежал за ними, но гномы очень быстрые.

Я пожаловался доктору Ольге, а она заметила, что мне нужно быть более уступчивым. В конце концов, мне всего лишь восемь лет, проложенные мною маршруты совсем новые, и всё не так уж сложно, если даже у Сулика получается.

Доктор Ольга не знает Сулика. Он очень умный пёс. Я не могу переиграть его в прятки даже с открытыми глазами. Когда я вижу, как он убегает, повсюду так много Суликов, и это совсем не помогает. Но когда я его где-нибудь замечаю и пытаюсь поймать, то не могу угадать, куда он побежит и как быстро.

Гномы наблюдают, смеются и скандируют «гей-зен-берг! гей-зен-берг! гей-зен-берг!» Но я на них не сержусь. Мой Сулик умнее меня!

По-прежнему хочется есть.

Женя (твой сын)

P.S. Мама, ты поехала в больницу? Как ты себя чувствуешь?

***

Мама,

Это Женя, твой сын.

Мама, мне страшно. Гномы заставляют меня играть в игру, и бьют, если проигрываю. Это очень больно! Сулик пытается им помешать, но они и его бьют. А доктор Ольга не приходит, когда я её зову.

Это сложная игра. У гномов есть большой золотой ящик с двумя отсеками и бумажной стеной, но в этой стене нет двери. Они помещают меня в отсек у стены и оставляют там. На стене нарисован дракон, красно-чёрный. Гномы говорят, что я должен перебраться в другой отсек, иначе дракон меня съест.

Но дракон не прилетает. Позже гномы возвращаются и спрашивают, почему я всё ещё в этом отсеке? А потом бьют и заставляют попробовать снова.

Однажды я прорвал бумажную стену и перешёл в другой отсек, и они очень разозлились, ударили меня много раз и сказали, что так делать нельзя. Туннель, сказали они, воспользуйся туннелем, но пол такой твёрдый, а у меня нет даже лопаты.

Что мне делать, мама? Я знаю, что должен стараться ради тебя, но мне так больно!

Женя (твой сын, ожидающий письма от тебя)

***

Мама, дракониха прилетела. Она прилетела, и я так испугался, что прошёл сквозь стену, не повредив её. Только вот дракониха тоже пришла с другой стороны, и я не мог сбежать. Она меня обожгла! Она очень сильно меня обожгла, мама.

Прости, мама. Я уверен, что сделал что-то очень плохое, но не знаю, что. Пожалуйста, могу я вернуться? Я понимаю, что нам нужны рубли, но мне страшно. Мама, пожалуйста?

***

Мама,

Наверное, это Женя, твой сын. Я не уверен.

Здесь всё ненадёжно. Теперь я это понимаю. Всё существует и не существует. Дракониха помогла мне понять. Стена – не стена, если я повсюду.

Теперь я могу отыскать место с едой, если каждая часть меня отправляется на поиски. Не каждый находит место с едой, но одному всегда удаётся.

Не знаю, зачем я раньше находился целиком в одном месте. Думаю, все маленькие частички меня могли находиться в разных местах, но они отказывались. Они тянули в разные стороны, как в той истории с фургоном и лошадьми, поэтому оставались на месте. Теперь они все помирились, и я нахожусь повсюду, где хочу быть.

Ах да, доктор Ольга вернулась. Я злился из-за драконихи, но она успокоила меня, сказала, что всё в порядке, ведь скоро я смогу вернуться домой. Ты всегда велела мне держать рот на замке в присутствии незнакомых дядь и тёть, мама. Я очень стараюсь, но доктор Ольга мне уже не так нравится.

Она говорит, что мои маршруты поменялись. «Чудо табулы разы». Юный разум в состоянии научиться мыслить квантовиково в симуляции квантовикового пространства. Думаю, ей очень хотелось поговорить, ведь она рассказала и о том, как доказала реальность существования мозга какого-то Пенроза, но это глупо, ведь как может мозг быть ненастоящим. Затем её лицо стало очень странным, и она расплакалась. Я спросил, почему она плачет, а она ответила, что многие важные дяди и тёти очень обрадуются и поместят её имя в книжки, что, похоже, здорово, как попасть в книгу Рекордов Гиннеса за самый большой испечённый торт.

Но мне всё равно, мама. Я просто хочу вернуться домой.

Женя (возможно, твой сын)

***

Мама,

Мы – Женя, твой сын.

Все я нашли… Доктор Ольга просит меня писать яснее, ведь ты не сможешь понять. Поэтому ты мне не отвечаешь, мама? Прости. Я очень хочу получить от тебя письмо.

Я нашёл место с сокровищем. Оно на крыше, и звёзды прямо над головой. Сокровище – скрипучая металлическая штука размером с дом. Я понял, что это, как только увидел, ведь гномы стояли вокруг, держа шапки в руках и напевая «Сокровище, сокровище, сокровище!»

Не уверен, что это такое уж хорошее сокровище, если гномам приходится объяснять, что это такое. И Сулику оно не нравится. Я его подзывал, но он только лаял и не приближался.

В общем, мне сокровище показалось интересным. На нём столько ручек, за которые можно потянуть, оно напоминает огромного жёлтого ёжика с крутящимися бугристыми шестерёнками, которые каждый раз, как на них посмотришь, находятся в другом месте. Доктор Ольга призналась, что не понимает сокровище, ведь это квантовиковый мотор, требующий квантовикового мозга, но я могу его понять, ведь у меня именно такой.

Она права. Когда я повсюду одновременно, я сплетаюсь с сокровищем, и ручки становятся моими руками, будто я дирижирую оркестром, и я всё понимаю. Но когда это происходит, мне страшно, мама. В моих руках замок становится податливым, как пластилин, и я могу придавать ему форму.

Поначалу у меня выходило очень плохо, и я сломал место с едой. Отовсюду сыпались искры, и доктор Ольга сказала, что произошла перегрузка хэша, но я не знаю, почему, ведь я никогда не видел там картошки [прим.: hash – блюдо из рубленого мяса и картофеля с овощами]. Затем я научился растягивать замок так, чтобы у каждой тонкой стороны было уплотнение, и он не ломался. Я тянул и тянул до тех пор, пока через него не начинали просвечивать другие замки.

Мама, здесь много точно таких же замков, только каждый из них немного другой. Некоторые совсем другие. И когда я тяну ручки сильнее, то могу создавать проход в те, другие замки, дотягиваться до них и находиться во всех одновременно!

Доктор Ольга говорит, что я должен захватывать пространство и свет из других замков и приносить их сюда, чтобы дать нам больше энергии. Я это сделал, но мне кажется, в каждом из этих замков живут другие Жени и Сулики, и им это не понравилось, потому что раздался сильный шум и замок сильно сдвинулся, некоторые гномы закричали и выпали на землю. Теперь на их шапках зелёная кровь, и они больше не шевелятся.

Доктор Ольга попросила не волноваться, она говорит, что это всего лишь софтвирный глитч, и они всё равно неважны. Мне гномы не нравятся, но я считаю, что с её стороны это не очень вежливо. Сокровище причинило им боль, и всё по её вине.

Мне страшно, мама.

Женя (твой сын мы)

***

Мама,

Сегодня доктор Ольга велела мне использовать сокровище, чтобы выглянуть из замка в большую комнату, куда мы с Суликом отправились спать. Я подвигал ручками, чтобы растянуть воздух, и увидел нас, спящих на длинном столе – меня и Сулика. Вокруг работали тёти и дяди, а в центре комнаты стоял большой металлический ящик. Он гудел и сиял огоньками, когда я двигал ручками сокровища.

Мне кажется, что металлический ящик напоминает сокровище, только находится в Москве и не двигается. Когда я использовал сокровище и ящик начал издавать звуки, все тёти и дяди оживились и даже не испугались. Я думал, что я глупый, ведь мне было очень страшно.

Доктор Ольга велела мне использовать сокровище, чтобы открыть проходы в другие Москвы, как я открыл другие замки. Но когда я до предела растянул большую комнату, то увидел плохие, маленькие, быстрые штуки, которые вышли из металлического ящика. Они били Доктора Ольгу и всех остальных тёть и дядь, поэтому я остановился.

Тёти, дяди и доктор Ольга мне не поверили, потому что не видели плохие, маленькие, быстрые штуки. Доктор Ольга рассказала, что у них есть счётчики Гайгера и эонные камеры, и они ничего не обнаружили. Она сказала, что я должен использовать сокровище и получить энергию других Москв, потому что только у меня есть квантовиковый мозг, этого ждёт целый мир, и вообще Сулик тоже этого хотел.

Я ответил нет. Не думаю, что Сулик хочет, чтобы я сделал что-то плохое. Я его спросил, и он меня лизнул, а это неплохо. Он просто хочет спать рядом со мной под липовым деревом в солнечный день.

Когда я поделился этим с доктором Ольгой, она ответила, что не сможет дать мне рубли, если я не помогу с сокровищем.

Наверное, это важно, но некоторые мои я уже в этом не уверены. В некоторых Москвах она всегда даёт мне рубли. В других она всегда мне их не даёт. Обе ситуации происходят всегда. Ты всегда больна и здорова, мама. Некоторые из тебя, в некоторых Москвах.

Если оно так всегда, зачем мне помогать? Всё всегда где-то есть. Но плохие, маленькие, быстрые штуки плохие везде.

Женя (твой сын мы)

***

Мама,

Хорошо, завтра я помогу доктору Ольге с сокровищем. Хорошо, хорошо, я помогу.

Все мои я любят Сулика. Когда доктор Ольга сказала, что причинит Сулику боль, я подумал о множестве Суликов повсюду, что всем Суликам не сделать больно, мы будем в порядке. Но она забрала Сулика из замка, и когда я использовал сокровище, то увидел его, стоящего в одиночестве у стола с моим телом, снаружи, в Москве. Он казался очень грустным с побритой головой. Подошла доктор Ольга и увела его, и теперь я совсем его не вижу, но он очень громко лает, как будто ему больно, и трудно помнить, что есть другие Сулики в других Москвах.

Я не считаю доктора Ольгу хорошей. Возможно, она никогда не была хорошей. Возможно, когда она обещала нам рубли, то на самом деле говорила неправду.

Пожалуйста, попроси её вернуть Сулика. Я буду вести себя хорошо, обещаю. Я сделаю всё, что она хочет.

Женя.

***

Мама,

Женя, сын.

Я кладу это письмо тебе на стол. Не бойся. Не кричи.

Да, прячься под кроватью. Под кроватью безопасно. Не открывай окна. Не выходи на улицу. В Москве небезопасно. Голодный дым плохой.

Я тебя защищу.

Прости, что мало пишу. Пальцы появляются, только если как следует подумать.

Женя

***

Мама,

Это снова Женя. Теперь у меня больше времени, и я могу писать лучше.

Пожалуйста, вылезай из-под кровати. Не смотри так. Разве ты не рада, что я вернулся? Я знаю, что выгляжу страшно, но, по крайней мере, у меня достаточно сил, чтобы сохранить глаза и пальцы. Я не могу говорить, но могу писать тебе письма.

Я видел, что ты получила все письма, что я тебе отправил. Наверное, ты была очень занята в больнице, раз не могла ответить. Ничего. Я рад, что доктор Ольга всё-таки отдала тебе рубли. Ты выглядишь так, будто набралась сил.

Вскоре и я наберусь сил, мама. У меня будут руки – много, много рук, и я обниму тебя, и мы будем вместе. Разве это не чудесно, мама? Ты всегда обо мне заботилась, даже когда я был глупым и плохим, а теперь я о тебе позабочусь, и никогда, никогда, никогда тебя не отпущу. Разве не здорово?

Но Сулика с нами не будет. Он умер, мама. Когда я запустил сокровище, металлический ящик в комнате доктора Ольги зарычал, и Сулик с лаем выбежал из чулана. Затем воздух растянулся и треснул, и наружу вышли все плохие, маленькие, быстрые штуки. Они сгустились и стали голодным дымом, и принялись летать, бжж-бжж-бжж, как рои чёрных пчёл.

Я остановил сокровище, но было слишком поздно. Голодный дым, жужжа, окутал Сулика, а он лаял и лаял, а затем голодный дым съел его голову, и я ничего не мог поделать.

Я подумал, что, возможно, всё обойдётся, ведь в других Москвах живут другие Сулики, но не чувствовал, что всё в порядке. Мне было совсем нехорошо, мама.

Затем дым залаял, как Сулик, громко и печально. Он много лаял, пока ел всех тёть, дядь и доктора Ольгу тоже. Доктор Ольга очень долго кричала, и я подумал, что она, должно быть, идёт ещё на один рекорд Гиннеса, но она замолчала, а дым и её голову съел.

После этого дым перестал лаять и начал тихо нашёптывать всякое голосом доктора Ольги: «Отбери, отбери, отбери у нас! Укради у нас! Нет, мальчик, нет. Нет-нет-нет!». Последним он съел мою голову, потому что я лежал на столе и не мог убежать. Когда я услышал его приближение – «Мальчик! Мальчик! Мальчик!» – я побежал в замок, но в замке потемнело, поэтому я вернулся. Я здорово перепугался и сильно выкрутил сокровище, и металлический ящик взревел, а я прорвал дыру в воздухе между замком и Москвой, и прошёл насквозь, все частички меня повсюду.

Я пытался снова воспользоваться своим телом, но ничего не вышло. Всё-таки голодный дым съел мою голову. Даже не было больно, ведь я находился повсюду одновременно.

Не беспокойся обо мне, мама. Всё хорошо.

Прости за Москву. Я не смог помочь всем тётям и дядям, мальчикам и девочкам, бабушкам и дедушкам. Прости за кровь и крики. Мне хочется плакать, но у меня нет слёз. И я не думаю, что слёзы помогут.

Я не смог защитить всех, но, по крайне мере, защитил тебя. Не волнуйся, мама, дым не проникнет в квартиру. Мне кажется, он очень зол, потому что мы попытались украсть у его Москвы, и он умнеет, когда ест головы, как когда я читаю книжки, но у тебя есть я, и я тоже умный, и я везде.

Мне пора ловить голодный дым. Надеюсь, мне удастся использовать металлический ящик-сокровище доктора Ольги, растянуть воздух и отправить его весь домой. Затем я вернусь за тобой. Только держись.

Женя

***

Мама,

Я поймал много голодного дыма и отправил его домой. Я пообещал, что мы не будем больше красть у других Москв, но он лишь кричал: «Скользи по кривой! Взорви мальчика! Искажённая метрика!». Он звучал голосами дядь, тёть, дедушек, бабушек и даже детей – радостно, грустно, сердито, спокойно. Думаю, ему не пошло на пользу есть столько голов. Возможно, он запутался.

Мама, я дома. Я сижу рядом с тобой прямо сейчас, здесь, на диване. Ты чувствуешь мои пальцы у себя на спине? Видишь, как двигаются занавески? Это я, мама.

Улыбнись, мама. Пожалуйста, ну почему ты не улыбаешься? Когда я поймаю остатки дыма, мы навсегда будем вместе. Мы сможем даже отправиться в Париж, как ты всегда хотела. Не думаю, что дым добрался до Парижа.

Но перед этим не могла бы ты мне помочь? Выгляни за дверь. Я оставил там Сулика. Его шерсть липкая, и у него нет головы. Ты его вымоешь, мама? Ты похоронишь его в саду, под липовым деревом?

Когда все умерли, мне казалось, что я грущу, но я не был уверен. Существуют много Москв, и это лишь одна Москва, так почему это важно?

Но потом я вспомнил Сулика. В итоге лишь один Сулик имел значение. А значит, всегда будет только один Сулик. Я буду помнить о нём, все мои я, наверняка.

Сулик научил меня этому. Даже будучи квантовиковым, я по-прежнему могу знать что-то наверняка.

Женя (твой сын, все я, точно)

Ваши комментарии и отзывы имеют значение.

Канал автора перевода: Thedien Noer (18+).

Автор: Ннеди Окорафор. Авторский перевод: Sanyendis, вычитка моя.

Произведение американской писательницы нигерийского происхождения, лауреатки многочисленных литературных премий. Она сочиняет фантастику как для взрослых, так и для детей, вплетая в свои произведения африканскую мифологию и социальные проблемы. Здесь обыгрывается классический сюжет с взаимоотношениями человека и ИИ. Чем же закончится "гениальный" проект, профинансированный крупнейшими нефтедобывающими компаниями? Узнаем.

Зомби не ходят, если им не прикажут!

Зомби!

Зомби!

Зомби не остановятся, если им не прикажут!

Зомби не повернут, если им не прикажут!

Зомби!

Зомби не думают, если им не прикажут!

Отрывок из песни «Зомби» Фелы Кути, нигерийской исполнительницы и самопровозглашённой вестницы безгласных.

Мой муж меня бил. Так я и очутилась в тот вечер за нашим домом, в паре шагов от кустарника, продравшись сквозь высокую траву к нефтепроводу. Наш маленький домик находился на самой окраине деревни, считай в лесу. Так что никто не видел и не слышал, как он меня колотил.

Выбраться туда – лучшее, что я могла сделать, чтобы оказаться подальше от мужа, не распалив его ярость ещё сильнее. Когда я уходила за дом, он знал, где я нахожусь, и что я одна. Но он был слишком самовлюблённым, чтобы догадаться, что я подумывала о самоубийстве.

Мой муж пил, как и подавляющее большинство членов Народного движения дельты реки Нигер. Алкоголь помогал им держать в узде собственные гнев и беспомощность. Рыба, креветки и речные раки, обитавшие в ручьях, вымирали. От питьевой воды женская утроба увядала, а мужчины, в конце концов, начинали мочиться кровью.

Был один родник, откуда я набирала воду. Неподалёку возвели контрольно-измерительную станцию, и теперь источник загрязнился, приобрёл дурной запах, а маслянистая плёнка на поверхности воды переливалась радужными сполохами. Фермы, где выращивались маниока и ямс, с каждым годом давали всё меньше урожая. От самого воздуха кожа покрывалась слоем грязи и пропитывалась вонью чего-то, словно находившегося на последнем издыхании. В некоторых местах всегда царил день из-за шумных газовых факелов.

Моя деревня была полным дерьмом.

Будто этого мало, членов Народного движения давили как мух. Убийства совершались походя, всё чаще и в открытую. Членов Народного движения расстреливали на улицах, переезжали на автомобилях, утаскивали в болота. Больше их никто не видел.

Я пыталась подарить мужу хоть толику счастья. Но после трёх лет в браке моё тело по-прежнему отказывалось вынашивать его детей. Понять причину его растерянности и печали легко… Но боль остаётся болью. И её он причинял мне регулярно.

Единственным и важнейшим из того, что принадлежало лично мне, была отцовская гитара. Корпус выполнен из отличной полированной древесины абура, пикгард – из чудесного черепахового панциря. Потрясающая ручная работа. Отец говорил, что древесина, использовавшаяся для изготовления гитары, происходила от последнего лиственного дерева в дельте. Если поднести инструмент к носу, в это легко верилось. Гитара прожила десятки лет, но всё ещё источала аромат свежесрубленного дерева, словно хотела поведать тебе свою историю, ведь никто другой этого не сумел бы.

Без отцовской гитары не существовало бы и меня. В молодости он проводил вечера у бараков, играя для всех желающих. Люди танцевали, хлопали в ладоши, закрывали глаза и слушали. Звонили мобильные, но на них никто не обращал внимания. Однажды его остановилась послушать моя мама.

Я во все глаза смотрела на быстрые, длинные пальцы отца, пока он играл. О, эти гармонии. Он мог создать что угодно через свою музыку – радуги, рассветы, паутинки, поблёскивающие утренней росой. Мои старшие братья не проявляли интереса к тому, чтобы научиться играть. Но я – да, и отец показал мне всё, что знал сам. И теперь уже мои длинные пальцы ласкали струны. Я всегда обладала музыкальным слухом, а пальцы мои двигались даже ловчее, чем отцовские. Я была хороша. По-настоящему хороша.

Но вышла замуж за глупца. Эндрю. Поэтому играла на гитаре только за домом. Подальше от него. Гитара стала моим утешением.

В тот судьбоносный вечер я сидела на земле прямо напротив нефтепровода. Он проходил через задние дворы всех жителей. Моя деревня построена на нефтяном месторождении, как и деревня, где я выросла. Моя мама жила в похожем поселении до замужества, как и её мать. Мы – Люди Нефтепровода.

Моя бабушка по материнской линии стала известна тем, что частенько лежала на нефтепроводе, проходившем через родную деревню. Она оставалась в этом положении часами, слушая и гадая, что за чудесные жидкости текут по массивным, бесконечным стальным трубам. Это было до появления Зомби, разумеется. Я рассмеялась. Попробуй она полежать на нефтепроводе сейчас, пала бы жертвой жестокого убийства.

Так или иначе, когда мне становилось особенно тоскливо, я брала гитару и выходила сюда, чтобы устроиться прямо напротив трубы. Я понимала, что заигрываю со смертью, находясь так близко, но в таком настроении мне было всё равно. На самом деле я даже приветствовала возможность лишиться жизни. Просто чудо, что мой муж не разнёс гитару в щепки в приступе пьяной ярости. Тогда бы я наверняка улеглась на нефтепровод. Возможно, поэтому он предпочитал лишний раз расквасить мне нос, но не трогал инструмент.

В тот день он лишь влепил мне сильную пощёчину. Понятия не имею, за что. Он просто зашёл в дом, увидел меня на кухне и – шлёп! Может, неудачный день на работе – он усердно трудился в местном ресторане. Или одна из любовниц его отвергла. Возможно, я что-то сделала не так. Не знаю. Мне было плевать. Кровотечение из носа только начало останавливаться, и звёзд перед глазами сверкало уже поменьше.

Мои ноги находились в считанных дюймах от нефтепровода. В ту ночь я рисковала сильнее обычного. Погода стояла более тёплая и влажная, чем я привыкла. А может, всё дело в моём горящем, как от жала пчелы, лице. Даже комары особо не раздражали. Вдалеке я увидела Ннеку, женщину, что практически со мной не разговаривала – она купала младших сыновей в большом тазу. Какие-то мужчины играли в карты за столом в нескольких домах от нас вниз по улице. Ночь стояла тёмная, меня окружали крошечные деревца и кустарники, и даже ближайшие соседи жили в отдалении, потому я была скрыта от посторонних глаз.

Я вздохнула и положила руки на струны гитары. Я принялась выводить мелодию, которую исполнял отец. Вздохнула вновь и закрыла глаза. Я всегда буду скучать по отцу. Ощущение вибрирующих под подушечками пальцев струн дарило неповторимое наслаждение.

Я полностью погрузилась в музыку, сплетая ноты в мелодию, а затем воспарила к величественному закату, что освещал верхушки пальм и…

Клац!

Я замерла. Пальцы так и остались на струнах, но вибрация в них уже угасала. Я не осмеливалась пошевелиться. Я не открывала глаз. Щека пульсировала от боли.

Клац! На этот раз звук раздался ближе. Клац! Ещё ближе. Клац! И ещё.

Сердце ухало в груди как барабан, меня мутило от страха. Несмотря на рискованные вылазки, я знала, что не так хочу расстаться с жизнью. Кому бы понравилось, если бы его растерзали в клочья Зомби? Я вполголоса прокляла нигерийское правительство, как это неоднократно в течение дня делали все жители моей деревни.

Хрусь!

Мой средний палец, зажимавший гитарную струну, прервал её вибрацию. У меня начали дрожать руки, но я по-прежнему не поднимала век. Что-то прохладное и острое приподняло мой палец. Мне хотелось кричать. Струну снова дёрнули.

Трунь!

Звук стал глубже и полнее, ведь мой палец больше не заглушал вибрацию струны. Я медленно открыла глаза. Сердце пропустило удар. Существо было ростом около трёх футов, и потому мы находились на одном уровне. Я никогда не видела их вблизи. Немногие переживали подобный опыт. Эти твари постоянно носятся по нефтепроводу, словно стадо очень быстрых быков, и им всегда есть чем заняться.

Я отважилась присмотреться внимательнее. У него действительно оказалось восемь лап. Даже во мраке эти конечности сияли, улавливая крохи самого тусклого света. Будь хоть немного светлее, и я бы сумела разглядеть в них собственное безупречное отражение. Я слышала, что они сами себя чинили и полировали. Теперь эти слухи казались куда более логичными, ведь у кого другого найдётся время, чтобы поддерживать их в столь идеальном состоянии?

Идея создать Зомби принадлежала правительству, и «Шелл», «Шеврон», а также несколько других нефтедобывающих компаний (находившихся на грани отчаяния) предоставили финансирование, чтобы покрыть все расходы. Зомби изготовили для борьбы с незаконными врезками в нефтепровод и терроризмом. Смех, да и только. Правительство и нефтяники уничтожили нашу страну, вскопали нашу нефть, а затем изготовили роботов, чтобы не дать нам воспользоваться собственными богатствами.

Официально их называли Ананси-дроидами-419, но мы говорили об «изобретениях овибо» и, чаще всего, «Зомби» – так же мы прозвали и солдат, которые изводили нас каждый раз, когда им моча ударяла в голову.

Считается, что Зомби способны думать. Это называют искусственным интеллектом. У меня есть какое-никакое образование, годик-два университета, но не по научной специальности. С образованием или без, но как только я вышла замуж и оказалась в этом проклятом месте, то стала такой же, как и все местные женщины – простой селянкой, живущей в районе речной дельты, где Зомби убивают любого, кто прикасается к нефтепроводу, и чей муж то и дело её поколачивает. Что я могла знать об интеллекте Зомби?

Он напоминал гигантского, блестящего металлического паука. И перемещался по-паучьи. Плавно двигавшиеся сочленения и лапы. Он подполз ближе и наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть гитарные струны. Когда он это сделал, две из его задних лап простучали по металлу нефтепровода. Клац! Клац! Клац!

Он вновь прижал мой большой палец к струнам и дважды дёрнул, извлекая приглушённый звук! Он взглянул на меня множеством сияющих круглых глаз синего цвета. Вблизи стало ясно, что это не огоньки. Они представляли собой шары, наполненные мерцающей жидкостью цвета синий металлик, напоминающей наэлектризованную ртуть. Я заворожённо в них уставилась. Никто больше в нашей деревне не мог этого знать. Никто не подходил достаточно близко. Глаза из фосфоресцирующего ярко-синего жидкого металла, подумала я. Na wa.

Он сильнее надавил на руку, и я жадно втянула воздух ртом, часто заморгав, отвела взгляд от его гипнотизирующих окуляров. И тогда до меня дошло.

– Ты… Ты хочешь, чтобы я сыграла?

Оно уселось в ожидании, с тихим стуком поместив одну из лап на корпус гитары. Давненько меня никто не просил сыграть для него. Я исполнила свою любимую хайлайф песню, «Love Dey See Road» Оливера де Кока. Я играла так, словно от этого зависела моя жизнь.

Зомби не шевелился, его лапа по-прежнему прижималась к гитаре. Неужели он слушал? Я в этом не сомневалась. Минут двадцать спустя, когда я, наконец, закончила играть, обливаясь потом, он коснулся кончиков моих ноющих от напряжения пальцев. Это было очень нежное прикосновение.

***

По некоторым из труб течёт дизельное топливо, по другим – неочищенная нефть. Миллионы литров в день. Четверть топливных резервов США обеспечивает Нигерия. А взамен мы не получаем буквально ничего. Только смерть от нападений Зомби. У каждого из нас найдётся парочка таких историй.

Когда выпустили первую партию Зомби, об их существовании никто даже не подозревал. До людей лишь доходили слухи о растерзанных в клочья телах возле нефтепроводов, о гигантских белых пауках в ночи, или о мощных взрывах на магистралях, после которых оставались лишь обугленные трупы. Однако в тех местах, где находили мертвецов, всё выглядело нетронутым.

Люди по-прежнему делали нелегальные врезки в нефтепровод, и мой муж в том числе. Я подозревала, что он приторговывает топливом и нефтью на чёрном рынке; но он приносил немного нефти и домой. Оставишь её на пару дней в ведре, и получится нечто, напоминающее керосин. Я использовала этот состав для приготовления пищи. Так что мне ли жаловаться? И всё же незаконные врезки – дело весьма и весьма опасное.

Существовали способы пробить отверстие в нефтепроводе, не вызывая немедленного гнева Зомби на свою голову. Мой муж и его приятели использовали какой-то мощный лазерный резак, украденный из больницы. Однако приходилось соблюдать максимально возможную тишину при резке металла. Хватало одного стука, малейшей вибрации, и Зомби примчались бы за минуту. Многих товарищей моего мужа убили из-за того, что кто-то чиркнул обручальным кольцом или стукнул кончиком резака по трубе.

Пару лет назад стайка мальчишек играла слишком близко от нефтепровода. Двое подрались и упали на трубу. За считанные секунды явились Зомби. Одному из драчунов удалось отползти в сторону. Но второго схватили за руку и швырнули в кусты. Он заработал перелом руки и обеих ног. Чиновники заявили, что Зомби запрограммированы причинять как можно меньше вреда, но… Я в это не поверила, na lie.

Это были жуткие создания. Приближаться к трубе – рисковать погибнуть страшной смертью. И всё же чёртовые штуки проходили аккурат через наши задние дворы.

Но мне не было до этого никакого дела. Муж в те месяцы бил меня смертным боем. Не представляю, за что. Работы он не лишился. Я знала, что он встречается с другими женщинами. Жили мы бедно, но не голодали. Возможно дело в том, что я не могла родить ему детей. Понимаю, это моя вина, но что я могла с этим поделать?

Я всё чаще оказывалась на заднем дворе. И тот же самый Зомби каждый раз меня навещал. Мне нравилось для него играть. Он слушал. Его дивные глаза сияли от радости. Способен ли робот испытывать радость? Я была убеждена, что разумные модели вроде него могли. Неоднократно в течение дня я наблюдала толпу Зомби, снующих вверх и вниз по нефтепроводу с целью что-то подлатать или сделать обход, или чем они там ещё занимались. Я не смогла бы различить своего Зомби среди них.

Где-то на десятый по счёту его визит я совершила нечто крайне странное. Муж заявился домой, так благоухая алкоголем, что, казалось, хватило бы единственной искры, чтобы он взорвался. Пиво, пальмовое вино. И духи. Весь день я пребывала в глубоких раздумьях. О своей жизни. Я зашла в тупик. Я хотела завести ребёнка. Стремилась покинуть этот дом. Жаждала найти работу. Обрести друзей. Мне требовалась смелость. Я верила, что она у меня есть. Я ведь столько раз сталкивалась с Зомби.

Я собиралась расспросить мужа о должности учителя в начальной школе. Я слышала, что они ищут преподавателей. Войдя, он поприветствовал меня неуклюжими объятиями и неловким поцелуем, а затем рухнул на диван. Он включил телевизор. Было уже поздно, но я подала ему ужин – перечный суп, щедро сдобренный козлятиной, курицей и крупными креветками. На этот раз он пребывал в добром расположении духа, несмотря на опьянение. Но пока я стояла в комнате, наблюдая за тем, как он ест, смелость меня покинула. Вся потребность в изменениях растаяла и трусливо забилась в самые дальние уголки сознания.

– Хочешь чего-нибудь ещё? – спросила я.

Он поднял на меня взгляд и искренне улыбнулся:

– Сегодня суп очень вкусный.

Я улыбнулась в ответ, но что-то внутри меня заставило ещё сильнее вжать голову в плечи.

– Я рада, – ответила я и взяла в руки гитару. – Пойду на задний двор. Там такая славная погода.

– Не подходи слишком близко к нефтепроводу, – предупредил он. Но при этом даже не оторвал взгляда от экрана, вгрызаясь в большой кусок козлятины.

Я ускользнула в темноту, пробираясь через кустарник и травы к нефтепроводу. Устроилась на привычном месте. В футе от трубы. Я мягко провела рукой по струнам, взяв несколько аккордов. Это была печальная мелодия, отражавшая то, что давило на сердце. Куда я могла уйти отсюда? И вот такой была моя жизнь? Я вздохнула. Уже месяц не посещала церковь.

Когда он явился, пощёлкивая лапами по трубе, я воспряла духом. Его жидкие синие глаза сегодня сияли особенно ярко. Как-то я купила рулон синей ткани у одной женщины. Материал обладал насыщенным оттенком, напомнившим мне об открытой воде в солнечный день. Женщина назвала этот цвет «лазоревым». В ту ночь глаза моего Зомби переливались именно этим оттенком.

Он замер подле меня. Ожидая. Я знала, что этой мой Зомби, ведь месяц назад он позволил мне наклеить стикер в виде синей бабочки на одну из его лап.

– Добрый вечер, – поприветствовала я его.

Он не пошевелился.

– Сегодня я грущу, – продолжила я.

Он сошёл с нефтепровода, пощёлкивая металлическими лапами по металлу, а когда оказался на земле, зашелестел. Он устроился рядом, как всегда поступал. И принялся ждать.

Я взяла парочку пробных аккордов, а затем исполнила его любимую песню, «No Woman No Cry» Боба Марли. Пока я играла, его туловище начало медленно вращаться – как я поняла, таким образом он показывал, что ему нравится. Я улыбнулась. Когда я закончила, он вновь обратил свой взгляд на меня. Я вздохнула, взяла ля-минор и откинулась назад.

– Моя жизнь – дерьмо, – призналась я.

Вдруг он с тихим жужжанием поднялся на все свои восемь лап. Потянулся, распрямляя их, пока не приподнялся ещё на фут в высоту. Снизу, из центральной части его корпуса показалось что-то беловатое, с металлическим отблеском. Я охнула, схватившись за гитару. Разум призывал меня отодвинуться. Причём быстро. Я подружилась с этим искусственно созданным существом. Я его знала. Или так мне казалось. Но что я на самом деле понимала в том, почему он делал то, что делал? Или зачем навещал меня?

Металлическое вещество выделялось всё быстрее, образовывая лужу в траве прямо под роботом. Я прищурилась. Это оказались провода. Прямо у меня на глазах Зомби извлёк собственную проводку наружу и принялся совершать некие манипуляции пятью конечностями, поддерживая вертикальное положение на остальных трёх. Лапы сновали туда-сюда, трудясь над блестящими проводами. Они двигались слишком быстро, чтобы я могла понять, что именно они создавали. Трава летела во все стороны, а тихое жужжание становилось всё громче.

Затем они замерли. Какое-то время я слышала лишь трескотню сверчков и пение лягушек, да ветер, шелестящий в пальмах и кронах мангровых деревьев. Я чувствовала запах нагретого масла – кто-то неподалёку жарил бананы или ямс.

Я вгляделась в предмет, изготовленный Зомби. Улыбнулась. Ухмылка становилась всё шире.

– Что это? – прошептала я.

Он поднял предмет двумя передними лапами, а задней дважды притопнул по земле, как поступал всегда, стремясь привлечь моё внимание к чему-то важному. Чему-то, мне, как правило, непонятному.

Он вытянул вперёд три своих конечности и принялся исполнять то, что поначалу напоминало попурри из моих любимых песен, от Боба Марли и Санни Аде до Карлоса Сантаны. Затем музыка перетекла в нечто столь сложное и прекрасное, что я расплакалась от радости, благоговейного трепета и восторга. Люди наверняка услышали эту музыку, может, даже выглядывали в окна или открывали двери. Но нас укрывала темнота, трава, деревья. А я всё плакала, не в силах остановиться. Не знаю почему, но слёзы так и лились. Интересно, понравилась ли ему моя реакция. Думаю, да.

Весь последующий час я разучивала мелодию, которую он для меня сыграл.

***

Десятью днями позже группа Зомби атаковала каких-то нефтяников или солдат в глубинах дельты. Десяток мужчин разорвали на куски, кровавые ошмётки разбросало по всей болотистой местности. Те, кому удалось сбежать, заявили репортёрам, что Зомби было не остановить. Один из солдат даже бросил в робота гранату, но существо закрылось от снаряда тем же силовым полем, что ему надлежало задействовать при взрывах нефтепровода. Солдат сообщил, что силовое поле напоминало потрескивающий пузырь из молний.

– Wahala! Беда! – встревоженно кричал солдат телерепортёрам. Его лицо лоснилось от пота, уголки глаз подёргивались. – Злые, злые твари! Я с самого начала так считал! Взгляните, у меня есть граната, но какой от неё прок? Ye ye! Я ничего не мог сделать!

Нефтепровод, закладку которого рабочие едва начали, оказался полностью достроен. Ремонт входил в число возможностей зомби – ремонт, но не полный монтаж. Это было странно. В газетных подборках утверждалось, что Зомби становятся слишком умными, вот только используют свой ум во благо только самим себе. Что они готовят восстание. Что-то определённо менялось.

– Возможно, это вопрос времени, и вскоре чёртовы штуки поубивают нас всех, –  заявил мой муж, не выпуская из рук бутылку пива, пока читал об инциденте в газете.

Я решила больше не приближаться к своему Зомби. Они непредсказуемы и, возможно, неуправляемы.

***

Наступила полночь, и я вновь оказалась в привычном месте.

Мой муж уже несколько недель не поднимал на меня руку. Полагаю, он ощущал перемены во мне. А я действительно стала другой. Теперь он чаще слышал, как я играю. Даже в доме. По утрам. После того, как я заканчивала готовить ему ужин. В спальне, когда в гости заглядывали его друзья. И он слышал песни, которые, я не сомневалась, дарили ему незабываемые впечатления. Словно каждый аккорд, каждый звук досконально исследовали учёные и отобрали вручную, чтобы пробудить сильнейшее чувство счастья.

Мой Зомби помог решить проблемы с нашим браком. По крайней мере, худшие из них. Муж не мог меня бить, когда дивная музыка уносила его в прекрасные, цветущие места. Во мне проснулась надежда. Надежда зачать ребёнка. Вера, что однажды я оставлю этот дом и свои обязанности примерной жены, чтобы преподавать музыку в начальной школе. Что моя деревня однажды пожнёт плоды нефтедобычи. И я грезила об объятиях жидкого, тёмно-синего металла, паутинах проводки и музыке.

В ту ночь я пробудилась от одного из этих причудливых снов. Я открыла глаза с улыбкой на губах. Скоро всё точно наладится. Мой муж крепко спал рядом. В тусклом лунном свете он казался таким безмятежным. Его кожа больше не источала запах алкоголя. Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Он не проснулся. Я выскользнула из постели, натянула штаны и кофту с длинным рукавом. Сейчас снаружи полно комаров. Я прихватила с собой гитару.

Я назвала Зомби Удиде Окванка. На моём родном языке это означает «паук ‑ Великий Мастер». Согласно легенде, Удиде Окванка была Величайшим Художником. Она жила под землёй, где собирала фрагменты предметов и превращала их в нечто иное. Она даже могла плести духов из соломы. Мне казалось, что это подходящее имя для моего Зомби. Я гадала, как называл меня Удиде. Я была уверена, что он придумал для меня какое-то прозвище, но сомневалась, что поведал обо мне другим. Не думаю, что ему позволили бы дальше со мной встречаться.

Удиде ждал меня, будто чувствовал, что я выйду в ту ночь. Я широко улыбнулась, на сердце потеплело. Я уселась на землю, а он сошёл с нефтепровода и подполз ко мне. Он нёс свой инструмент на голове. Нечто вроде звезды, сплетённой из проводов. За минувшие недели он добавил ещё больше шнуров потоньше и потолще. Мне было любопытно, куда он убирал эту штуку, когда бегал с остальными, ведь такой крупный инструмент внутри корпуса не спрячешь.

Удиде держал его на вытянутых конечностях. Передней лапой он вывел простенький приятный мотив, от которого по моим щекам заструились слёзы радости. Он пробуждал в памяти образы отца и матери, совсем юных и полных надежд, когда я и мои братья были ещё слишком малы, чтобы жениться и съехать. До того, как выходки солдат, убивавших без разбору, вынудили моего старшего брата перебраться в Америку, а среднего брата погнали на север… Когда колоссальный потенциал ещё не иссяк.

Я рассмеялась, утёрла слезы и принялась наигрывать аккорды, аккомпанируя его мелодии. И в этот миг мы приблизились к чему-то столь тонкому, всеобъемлющему, сплетавшемуся воедино… Chei! У меня создалось впечатление, что я разговариваю с Богом. Нет-нет, это были машина и я. Вы и представить себе не можете.

– Эме!

Наша мелодия мигом распалась.

– Эме! – снова окликнул меня муж.

Я застыла, глядя на Удиде, который тоже не шевелился.

– Прошу, – прошептала я. – Не обижай его.

– Мне написал Сэмюэль! – воскликнул муж, по-прежнему не отрываясь от экрана телефона, пока пробирался ко мне из высокой травы. – В нефтепроводе возле школы есть протечка! И пока ни одного Зомби вокруг! Брось свою гитару, женщина! Пошли, и прихвати…

Он поднял глаза. Его лицо исказила гримаса ужаса.

Время, кажется, остановилось. Мой муж остановился у самой кромки травы. Удиде замер возле нефтепровода, держа инструмент перед собой подобно церемониальному щиту. И я между ними, слишком напуганная, чтобы пошевелиться. Я обратилась к мужу:

– Эндрю, – осторожно начала я. – Позволь объяснить…

Он медленно повернулся ко мне и посмотрел так, будто видел впервые в жизни.

– Моя собственная жена! – прошептал он.

– Я…

Удиде поднял две передних лапы. На мгновение у меня возникло ощущение, что он о чём-то умоляет. Или, быть может, хочет меня обнять. Затем он так резко сомкнул конечности, что высек крупную красную искру и поднял оглушительный звон!

Мы с мужем зажали уши руками. В воздухе запахло только что зажжёнными спичками. Даже сквозь заслон из ладоней я различала отклики, доносившиеся со всех концов нефтепровода. Щелчков раздавалось так много, что они казались перестуком мелкой гальки, бившей по трубам. По телу Удиде прошла дрожь, он отполз обратно и забрался на трубу, ожидая. Они явились огромной толпой. Около двадцати штук. Первое, что я заметила – их глаза. Они горели свирепым ярко-красным огнём.

Они сгрудились вокруг Удиде, выстукивая лапами по трубам сложные ритмы. Я не видела глаз Удиде. Затем все они с ошеломительной скоростью рванули на восток.

Я повернулась к мужу. Он уже ушёл.

***

Слухи разнеслись подобно чуме, ведь сотовые имелись практически у всех. Вскоре каждый щёлкал клавишами, распространяя сообщения вроде «Прорыв трубы, возле школы! Зомби не видно!» и «Спешите к школе, захватите вёдра!». Мне муж так и не позволил обзавестись телефоном. Мы не могли его себе позволить, да ему и в голову не пришло, что он мне нужен. Но я и так знала, где находится здание начальной школы.

Теперь люди считали, что все Зомби взбунтовались, отринув навязанную людьми работу, чтобы поселиться в болотах дельты и заниматься своими делами. Обычно, если воры делали врезку в нефтяной трубе, даже издавая минимум шума, Зомби об этом узнавали в течение часа и за то же время устраняли неисправность. Но прошло уже два часа, а труба продолжала истекать топливом. Именно тогда кто-то решил бросить клич.

Но я-то всё понимала. От Зомби у них было лишь название. Они – разумные создания. Умные твари. Их безумие было последовательным. И большинству из них люди не нравились.

Творящуюся суматоху освещали фары нескольких машин и грузовиков. В этом месте нефтепровод приподнимался над землёй, устремляясь к югу. Этим воспользовались и сняли целую секцию трубы. Розовое дизельное топливо изливалось с обеих концов подобно гигантскому фонтану. Люди столпились под потоком, будто мучимые жаждой слоны, наполняя канистры, бутылки, миски, вёдра. Один мужчина даже держал мешок для мусора, пока топливо не разъело дно, расплескавшись по его груди и ногам.

Большая тёмно-розовая лужа стремительно расширялась в сторону здания начальной школы, топливо скапливалось на игровой площадке. Я унюхала пары ещё до того, как увидела саму школу. У меня начали слезиться глаза, потекло из носа. Я закрыла нос и рот кофтой. Легче не стало.

Люди прибывали на автомобилях, мотоциклах, автобусах, пешком. Все непрерывно печатали сообщения, распространяя весть ещё дальше. Давненько уже люди, не занимавшиеся кражей нефти, не получали доступ к бесплатному топливу.

Кругом сновали дети. Они носились туда-сюда – кто-то с поручениями от родителей, а иные просто не хотели пропустить самое интересное. Вероятно, они никогда прежде не видели, чтобы люди подходили к нефтепроводу и оставались живы. Из салонов машин и микроавтобусов лился хип-хоп и хайлайф. Вибрации от басов душили не меньше испарений. Я не сомневалась – Зомби понимали, что происходит.

Я заметила своего мужа. Он направлялся к фонтану топлива с большим красным ведром. Пятеро мужчин затеяли перепалку между собой. Двое принялись толкаться и пихаться, едва не падая в фонтан.

– Эндрю, – позвала я, силясь перекричать шум.

Он обернулся. Увидев меня, недобро сощурился.

– Пожалуйста! – воскликнула я. – Мне… Мне жаль.

Он сплюнул и пошёл прочь.

– Ты должен убираться отсюда! – крикнула я. – Они придут!

Он резко развернулся и размашистыми шагами приблизился ко мне.

– Откуда, чёрт возьми, тебе знать? Или ты сама их привела?

Словно в ответ на его вопрос, люди вдруг закричали и побежали. Я выругалась. Зомби шли со стороны улицы, вынуждая людей отступать к луже топлива. Я снова ругнулась. Мой муж буравил меня взглядом. Он ткнул мне пальцем в лицо, морщась от отвращения. Из-за царящего вокруг шума и гама я не слышала, что он говорил. Он повернулся и убежал.

Я пыталась отыскать Удиде в толпе Зомби. Но у всех глаза по-прежнему полыхали красным. Был ли вообще Удиде в их рядах? Я уставилась на лапы, высматривая наклейку с бабочкой. Вот она. Ближайший слева от меня.

– Удиде! – окликнула я.

Едва имя сорвалось с моих губ, как двое Зомби, находившиеся в центре группы, подняли две передние лапы. Улыбка сползла с моих губ, я в ужасе разинула рот. И бросилась на землю, закрыв голову руками. Люди всё ещё шлёпали по луже топлива в попытках укрыться в здании школы. Их автомобили продолжали греметь хип-хопом и хайлайфом, фары горели, освещая творящееся безумие.

Зомби сомкнули лапы, высекая две крупных искры. Дзинь!

ФШШ!

***

Я помню свет, жар, запах горящей плоти и волос, крики, переходившие в утробное бульканье. Все звуки доносились словно издалека. Вонь стояла ужасная. Вжавшись лбом в колени, я надолго, очень надолго зависла в этом адском лимбе.

***

Я никогда не буду преподавать музыку в начальной школе. Её здание обратилось в пепел, как и многие посещавшие её дети. Мой муж тоже погиб. Он умер, считая меня шпионкой, братавшейся с врагом… Или кем-то в этом роде. Все погибли. Кроме меня. Незадолго до взрыва примчался Удиде. Он заслонил меня своим силовым полем.

И я выжила.

Уцелел и зреющий внутри меня ребёнок. Ребёнок, которому моё тело позволило сформироваться благодаря чудесной, целительной музыке Удиде. Удиде говорит, что это девочка. Откуда роботу такое знать? Мы с Удиде играем для неё каждый день. Я не могу точно знать, нравится ли ей наша музыка, лишь смутно догадываться. Но в какой мир я её приведу? В мир, где только её мать и Удиде не дают разыграться полномасштабной войне между Зомби и людьми, что их создали?

Я молюсь о том, чтобы нам с Удиде удалось убедить людей и роботов заключить мир, иначе дельта так и будет купаться в крови, металле и пламени. И знаете, что? Вам тоже следовало бы молиться – что, если Зомби приделают себе какие-нибудь плавники, чтобы пересечь океан?