Его редко называли по имени. Даже при знакомстве с новыми людьми он представлялся по прозвищу, и никто никогда не уточнял, откуда оно взялось – достаточно было взглянуть на собеседника.

На коротких ногах возвышалось могучее туловище конической формы: с узкой талией и массивными плечами. Трапеции были «накачаны» до гротескных размеров, и сложно было определить, где кончается шея и начинается голова. Из-за плоского затылка спуск от макушки до загривка был плавным и придавал телу обтекаемую форму.

«Акула», - улыбался он при знакомстве, и неровные белые зубы, выныривающие из-под тонких губ, подкрепляли его слова. Как только улыбка исчезала, уголки губ низко опускались, и лицо принимало характерный для хищных рыб «грустный оскал».

Сегодня «оскал» был особенно унылым. Акула утопал в мягком диване посреди гостиной и буравил взглядом спортивный кубок, безобидно стоявший на журнальном столике. Из окна тянулись теплые лучи вечернего солнца, оранжевыми пальцами лапали позолоченные бока кубка. «Это не просто закат, а закат моей спортивной карьеры», - подумал Акула и поджал губы.

Чудесная погода уходящего лета не могла побороть мрачные раздумья, свежий ветер, струящийся в распахнутое окно, не в силах был разогнать противную слабость, что делила тело пополам с апатией.

В ноздри настойчиво вторгся кофейный аромат — крепкий и сладкий напиток ждал своего шанса помочь в трудное время. Акула поднес ко рту исходящую паром кружку и осторожно отхлебнул. Кофе обжигал, но был настолько вкусный, что Акула уже не смог остановиться. Капля радости в море меланхолии.

Поставив пустую кружку рядом со злополучным кубком, он медленно лег. По всему телу прошла волна тупой боли – и отдалась в голову. Акула зажмурился, как если бы ударился темечком в дверном проеме.

Решив не открывать глаза, он расслабился и уже через пару минут погрузился в дремоту, устремился туда, где по-прежнему здоров и полон сил. Багровая темнота закрытых век подернулась неясными образами подкрадывающихся снов. Суетливым калейдоскопом промчались фрагменты последней схватки: потные мускулистые тела, сцепленные в захвате на ковре – концентрированный клубок силы красно-синего цвета. Акула – в красной форме, оппонент, прижатый к ковру лопатками – в синей. Восторженные лица в колыхающейся толпе впиваются в борцов взглядами, словно рой комаров. Резкие возгласы сотрясают зал. Объявление победы, сияющие улыбки вокруг, и неожиданный фонтан боли. А тут еще огромный шмель с мохнатыми боками и блестящими лапками завис перед самым лицом, зажужжал сердито и настойчиво.

Проснувшись от вибрирующего мобильника, Акула снова почувствовал ломоту в костях, сморщился — скорее от досады, чем от боли. Волосатая рука сгребла мобильник и неторопливо поднесла к уху:

- Алло.

- Здорово, Акула, как ты себя чувствуешь? – спросила трубка зычным баритоном Леонида Ивановича.

- Хорошо.

- Я знаю, что дерьмово, спрашиваю, как ты справляешься.

Не дождавшись ответа, Леонид Иванович продолжил:

- Нельзя просто лежать, как куча кирпичей на даче...

- Судя по ощущениям, я и есть куча. Развалился в хлам.

- Знаешь, что? Не строй из себя... - Леонид Иванович выругался, - я тренировал кучу парней, которые рвали внутренний мениск — и поправлялись, один даже после разрыва крестовидной связки хорохорился и выступал, тот еще мутант. А ты — целее девственницы, ничего не покалечено. Может, психосоматика? Как думаешь?

- Может быть.

- Я тебе скажу, кто твои кирпичи соберет, - сказал тренер тоном персонажей рекламы, - я поворошил старые связи, и добыл контакты нашего старого терапевта. Мужик он странный, но как врач – очень крут. Народный врач СССР!

- Мануальный терапевт? – спросил Акула.

- Ты не подумай! - воскликнул Леонид Иванович, - это не какой-то индийский криворукий плут. В свое время он лечил советских космонавтов, сам понимаешь – человек для него, как детский конструктор.

Акула приподнялся на локтях, глянул исподлобья на кубок и на затухающий огонек солнца на западе.

- Действительно, интересно, - сказал он.

- Ну конечно! Я тебе об этом и толкую, - сказал тренер, - зовут его Вальтер Крюгер, немецкое качество, хе-хе. Я  тебя записал на завтра.

- Чего-о?

- Не «чего», а «спасибо, Леонид Иванович». Я все-таки тренер, а значит, твое здоровье – моя забота. Как говорится, чтоб ты сдох, но поправился, хе-хе! Добираться будешь на электричке, ни одна машина в это дыру не проедет. Завтра в полдень тебе назначено, записывай адрес…

Погода испортилась. Еще с самого утра на горизонте сгрудилось стадо беременных туч, и когда Акула выходил из электрички, оно уже разбрелось по всему небу, здесь и там атакуя землю потоками ливня. Сразу за остановкой, обозначенной одиноким полосатым столбом, начинался жидкий осиновый лес. Дождь заливал лицо, водопадом струился по желтому дождевику.

Электричка завыла и унеслась по путям, проводив Акулу пристальным взглядом зелено-оранжевой морды на последнем вагоне. Через лесопосадку, спортсмен вышел на отданное зарослям иван-чая поле: ветер истерично лохматил зеленые стебли, под необузданным натиском зеленое море исходило волнами. В траве сиротливой трещиной пробегала тропинка – неровная, не знавшая автомобильных колес.

Акула нахлобучил капюшон, стараясь не смотреть по сторонам и не ловить лицом хлесткие капли. На самом краю видимости, теряясь в пелене дождя, маячила горстка вожделенных домиков. Сгорбленный и насупленный, шедший быстрым шагом, он смахивал на громадного сказочного огра, совершающего набег на деревеньку.

Жители попрятались в теплых сухих жилищах, из некоторых труб курился дымок затопленных печек. Приглядываясь к номерам домов, Акула двинулся вдоль главной улицы. Собственно, вся деревня и состояла из одной улицы и насчитывала от силы полсотни домов. Ветер хаотично смешивал уютный запах дыма с душком влажного навоза, ароматы цветов, заботливо рассаженных по клумбам, с запахом сосновой смолы.

В хлевах, оглушенная горохом дождя, тревожно блеяла скотина. Проходя мимо одного из дворов, Акула услышал металлическое бряцанье – остановленная короткой цепью псина вперила в него строгий взгляд и глухо прогавкала нечто похожее на «Гуф! Гуф!». С минуту черные глаза провожали его, затем собака раздраженно отряхнулась и с чувством выполненного долга отправилась в конуру.

Словно брезгуя обществом деревенских изб, на отшибе расположился аккуратный двухэтажный коттедж из красного кирпича. «А вот и ты, доктор-буржуй!» - обрадовался Акула.

Дом Вальтера Крюгера и его земельный участок величиной с половину футбольного поля окружал двухметровый забор без единого просвета между досками. По периметру с внутренней стороны забора столпились молодые тополя, густая крона влажно блестела, листья под каплями копошились, будто зеленые крабы. Тронутая ржавчиной калитка оказалась незапертой и скрипела под порывами ветра.

Дорожка перед входом в коттедж превратилась в месиво из мелкого гравия и грязи. Образовавшиеся повсюду вязкие лужицы цвета кофе с молоком пузырились под крупными каплями. Уже не стараясь избегать грязи и луж, заляпанный до колен Акула проследовал напрямик, глубокие следы тут же заполнились грязной водой. «Не шоколад, конечно, но и не дерьмо», - подбодрил себя Акула.

Темные от влаги деревянные доски удивленно скрипнули под центнером спортсмена, и Акула оказался под козырьком крыльца – внутри водной тюрьмы из журчащих струек, непрерывным потоком текущих по шиферу и ниспадающих на землю за его спиной.

Акула посмотрел на часы и надавил кнопку звонка. Вокруг спокойно булькал затихающий дождь, но звонок остался нем. Акула пощелкал на кнопочку, зажал ее указательным пальцем... Дверь распахнулась, а вместе с тем на спортсмена обрушилось оглушительное «та-дам!», издаваемое звонком.

Спохватившись, Акула отпустил звонок. Перед ним стоял очень пожилой мужчина - нельзя было назвать его стариком при такой прямой осанке и ясном взгляде – в черном отглаженном костюме (для кого, спрашивается, эти стрелки на брюках?) и элегантных, хоть и старомодных, очках в золотой оправе.

- Извините, я думал, звонок не работает, - сказал Акула, - здравствуйте.

- Здравствуйте, юноша. Ничего страшного, это вина звукоизоляции, – Крюгер окинул Акулу цепким взглядом. – Борец, полагаю?

- Да, меня записал на прием Леонид Иванович.

Акула стоял у порога, промокший, грязный, замерзший. С дождевика струилась вода, под ногами натекла приличная лужа. Казалось, Крюгер не замечал его положения – с бесстрастным лицом рассматривал крупную фигуру, словно перед ним был тривиальный музейный экспонат. Наконец, произнес:

- Вы весь мокрый, скорее проходите в дом. Могу я предложить вам чашку горячего шоколада?

- Спасибо, - пробормотал Акула и вдвинулся в дверной проем.

Первое, что он увидел – ленты. Одна, две, пять – несколько десятков липких лент от мух свисали с потолка и вдоль углов. Их желтые блестящие языки были усыпаны сотнями и тысячами мух, в основном дохлых, но некоторые еще отчаянно жужжали, утопая лапками в липком месиве. «Фумитокс», – прочитал Акула на фиолетовом цилиндрике одной из лент и наклонился, уберегая шевелюру.

Крюгер проводил спортсмена в просторную ясную кухню. Пол был устлан бежевым ламинатом под паркет, вдоль стены стояла кухонная комбинация «IKEA», выполненная в белой гамме. Столешницы и дверцы шкафчиков поражали безукоризненной чистотой, смеситель на раковине сиял хромом. Вместе с тем, обстановка не создавала уюта, а скорее ассоциировалась с хирургическим кабинетом или операционной. Лампы дневного света усиливали неприятное сходство. И, конечно, в каждом углу висело по липкой ленте ядовито-желтого цвета, время от времени доносилось жужжание умирающих насекомых.

- Итак, юноша, - сказал Крюгер, - позвольте узнать, на что вы жалуетесь?

Сам он отошел к плите и занялся готовкой обещанного шоколада.

- Боль, - ответил Акула, - тупая, ноющая, не сильная, но очень навязчивая. Отдается в голову. Слабость, как будто весь день валялся на жаре. Никогда такого не было, появилось на последнем соревновании. Прошел обследование, но тесты говорят, что я здоров.

От плиты распространился запах какао с корицей. Крюгер достал крохотную чашечку на блюдце, одним движением вылил в нее содержимое ковшика – количество напитка совпало до последней капли.

- Горячий шоколад, - объявил Вальтер Крюгер, поставив перед Акулой чашечку, и сел напротив.

Установилась тишина, изредка нарушаемая звуками мушиной агонии. Крюгер, не двигаясь, смотрел на гостя, руки покоились на столе одна под другой, как у прилежного школьника. Акула еще раз подивился педантичности своего визави: гладко выбритое лицо, тугой узел галстука, на манжетах черной рубашки холодными звездами блестят золотые запонки. И это при том, что терапевту никак не меньше семидесяти.

Акула прочистил горло и отхлебнул какао. Изумительный вкус наполнил рот, и в груди растеклись теплые волны. Словно мутная пленка упала с глаз, и в мире добавилось красок.

- Очень вкусно! – сказал Акула, осушив кружку в три глотка. – Я никогда такого не пробовал.

- И не попробуете, - чуть улыбнулся терапевт, - это авторский рецепт. Процедура уже началась. Прошу за мной, юноша.

Крюгер вернулся в прихожую и спустился по бетонной лестнице, какие обычно ведут в погреб или подвал. У стальной двери, покрытой заклепками, словно люк на военной технике, терапевт приложил палец к биометрической панели – раздался электронный писк и дверь отворилась.

Подвал представлял собой медицинскую лабораторию. Помещение оказалось сухим и чуть прохладным, по периметру потолка горели матовые лампы, освещая каждый уголок. У стены в центре располагалось шикарно оборудованное рабочее место: крутящееся кожаное кресло, достойное директора крупной компании, было окружено полукругом массивного стола, где стоял компьютер с тремя дисплеями. На одном пульсировали разноцветные графики, другой был испещрен наборами цифр в табличных столбиках, на третьем крутилась трехмерная модель головного мозга.

На кирпичной стене висели яркие пластиковые плакаты — разного рода анатомические атласы человека в полный рост: классические — с обнаженными мышцами и внутренними органами, экзотические — со схемами чакр и картами точек для иглоукалывания. Далее следовали многовариантные изображения головного мозга: опутанного магнитными линиями, расчетными графикам, витиеватыми проекциями. Вдоль оставшихся застыли книжные шкафы, плотно набитые научными пособиями на разных языках. В дальнем углу была дверь с надписью «Das Operationsraum».

- Грандиозно, - прошептал Акула.

Крюгер сдержанно улыбнулся:

- Ближайшее время вы проведете не здесь.

Едва Акула вошел в следующую дверь — в нос ударил  запах разложения, мерзкий и сладковатый, вонь как будто скопилась под кадыком липким шариком, и спортсмен согнулся в позыве рвоты. Тут же примешался резкий металлический запах крови. Акула развернулся — как раз для того, чтобы в лицо ударила струя из баллончика.

Очнулся Акула на кушетке в полусидячем положении: руки и ноги прижаты пластиковыми браслетами, голова надежно зафиксирована тисками. Он заорал. Громко, нечленораздельно, перемежая крик ругательствами и призывами о помощи. Мышцы вздулись, тело затряслось в отчаянном напряжении, но фиксаторы лишь глубже врезались в кожу. Вальтер Крюгер стоял в ногах кушетки и, не моргая, смотрел на пациента, пальцы сжимали микрофон — незаменимый аппарат при проведении ответственных процедур. Акула замолк, переводя дыхание.

- Звукоизоляция, - напомнил Вальтер.

- Зачем это?! Что тебе надо?!

Лихорадочно оглядевшись, насколько это позволяли тиски, Акула увидел вокруг белые виниловые шторы, справа стояла тумбочка с медицинским оборудованием непонятного назначения, а слева замер передвижной столик с блестящими хирургическими инструментами, шприцами и ванночками для растворов.

- Где я?

В операционной, - ответил Крюгер. - Сегодня вы мой пациент.

- Иваныч, мудак, насоветовал!

- Что вы! Леонид Иванович работает на благо человечества и предоставил мне уже не один десяток качественных образцов.

- Что ты несешь, гнида?

- Юноша. Если вы не прекратите хамить, я буду вынужден дать вам дозу транквилизатора. Идет научная запись, - Крюгер выразительно посмотрел на микрофон.

Акула засопел, но счел благоразумным прислушаться к словам своего мучителя. Постаравшись взять себя в руки, он выдавил:

- Ничего не понимаю, я приехал к терапевту...

- О, я сейчас все поясню. Во-первых, терапия вам не требуется — болевые симптомы вызваны препаратом, который Леонид Иванович дал вам по моей просьбе. Мне был нужен физически закаленный образец, а без причины вы бы сюда не пожаловали.

- Иваныч? Но почему?!

- Во-вторых, теперь вы участвуете в моей программе по гуманизации населения.

- Что еще за программа? А мое мнение? Это секта?

- Вы задаете слишком много неправильных вопросов, юноша, поэтому я изложу ситуацию сам. Человечество — это великий механизм, и его путь складывается из поступков каждого человека, живущего на этой планете. Благочестие и ответственность ведут человечество к цивилизации и прогрессу, а беспринципность и эгоизм — к упадку и прозябанию. Но люди не заботятся о процветании, а преследуют лишь сиюминутную выгоду, не чувствуют себя единым родом. Что остается делать немногим сознательным людям, когда общество неосознанно служит злу и тянет нас в пропасть? Как этому противостоять? Как можно исправить человека?

Вальтер Крюгер замолчал и опустил голову. Откуда-то из-за штор доносилось тонкое жужжание умирающих мух. По воздуху волнами гулял гадостный запах.

- Решение есть, - как ни в чем не бывало продолжил терапевт, подняв голову. - Путем экспериментов я открыл способ блокировать негативные свойства личности операционным вмешательством. Продукт операции я назвал Homo Perfectus. Человек совершенный не испытывает жадность, зависть, тщеславие, алчность, он не знает воровства, коррупции, грабежа или убийства. Он – идеальный представитель цивилизации, надежная опора здорового общества.

Крюгер вскинул голову и расправил плечи.

- Из этого кабинета вышло триста восемьдесят семь совершенных людей!

***

Баба Рита возвращалась из сада на вечерней электричке. Зайдя в вагон, она тяжело вздохнула и отметила, что свободных мест нет. Люди с готовностью уступают или молодым девушкам, или пенсионерам дряхлого вида. Рита не относилась к этим категориям (хотя приближалась ко второй), и на нее, устало прислонившуюся к стене, никто не обращал внимания.

Внезапно поднялся рослый парень с массивными плечами, его мясистая шея как будто срослась с затылком. Рита насторожилась: раньше такие молодчики вытрясали деньги со всего вагона.

Парень улыбнулся, обнажая неровные зубы.

– Садитесь на мое место, – сказал он и деликатно отошел в сторону.

– Ой, спасибо, – сказала Рита. – Как неожиданно! Не перевелись, так сказать, джентльмены в русских селениях.

– Просто я не могу иначе, – снова улыбнулся парень.

***

Другие мои книги и рассказы: https://telegra.ph/Putevoditel-po-knigam-01-11

Начало

Женщина 29 лет

— Я не ожидала что вы придете спустя полгода.

— Мне потребовалось много времени чтобы переварить то, что вы мне тогда посоветовали, - призналась Анна с немного отрешенным видом. – И, если честно, мне было достаточно – повторный сеанс выглядел бы так: «Я решила поступить так как вы говорили – спасибо, до свидания». Но все изменил неожиданный визит матери…

— Она все же решила открыть вам имя отца и причину, по которой она изменила мужу?

— Вроде того, - кивнула клиентка, после чего, задумчиво устремив взгляд в окно, начала рассказ. – Не знаю от кого, но она узнала, что я решила уехать из города. Наверное, Кристина проболталась – она продолжала с ней разговаривать время от времени, ну и упомянула о том, как я сходила к вам и получила совет сменить обстановку. Видимо это очень сильно поразило маму, что она бросила все и вечером примчалась ко мне. Она выглядела очень взволнованной, если не сказать встревоженной, так что я не решилась прогнать ее.

— Видимо у нее был к вам серьезный разговор, - произнесла я, обдумывая почему она сменила слово «мать» на «мама».

— Так и есть – она сказала, что понимает почему я решила уехать, но почему-то чувствует, что я больше не вернусь. И что есть веские причины, по которым мне не стоит бросать Питер и свою карьеру здесь. Но начала рассказ она совсем не с меня – видать говорить на эту тему ей было нелегко. Она, ненадолго замолчала, пытаясь понять, о чем рассказать в первую очередь, а затем заявила, что Кристина действительно дочь нашего отца. На самом деле я тоже догадывалась об этом, учитывая, что она была довольно похожа на бабушку по отцовской линии. Мама сказала, что тогда очень любила отца и даже не задумывалась об изменах и всем прочем. Что все у них тогда шло хорошо, даже несмотря на то, что папы подолгу не было дома. А затем наступило озарение…

— Произошло что-то изменившее ее отношение к отцу?

— Ей позвонила его любовница, хотя скорее следовало бы сказать – вторая жена. Все по классике: наш папочка завел другую семью в городке, неподалеку от того места, где у него проходила вахта. Ну и этой дамочке оказалось мало того дохода, который приносил ей сожитель, а может ей хотелось получить все его время – мать не знает. Дальше по стандартному сценарию: скандал, извинения, мольбы простить его, – мол, бес попутал, переспал по пьяни и все такое. Ну она его и простила, причем не просто простила, а разрешила жить на две семьи – там же у него ребенок появился. Мама сказала, что пошла на это потому, что сама в то время не работала и боялась остаться одна с двумя детьми на шее. Но чувств к отцу уже не осталось – она почувствовала себя преданной.

— И тогда в ее жизни появился Анатолий?

— Все банально – он пришел чтобы вернуть отцу инструменты, а застал мать, всю заплаканную. Попытался утешить, как мог. Чтобы хоть как-то помочь, рассказал о своей бывшей и о том, как поймал ее на измене пока он упахивался на двух работах, чтобы прокормить семью. Слово за слово, она предложила выпить, ну а дальше вы сами понимаете, что произошло... Мама сказала, что впервые за долгие годы почувствовала себя женщиной, любимой и желанной. Собственно говоря, спустя какое-то время в результате этой связи родился Данька.

— Но почему ваша мать не бросила отца после этого и пошла к новому мужчине?

— Она не хотела допустить того, что сотворила я – разрушения нашей счастливой жизни. Боялась, что если она подаст на развод и уйдет от отца, то это разобьет нам, его детям сердце. Плюс к этому, дядя Толя тоже был против – в те времена он работал в муниципалитете и не хотел лишних скандалов, поскольку они могли сильно помешать его карьере. Но договорились, что, когда мы вырастем, они все расскажут и дадут Даньке самому выбрать кого считать отцом и с кем жить.

— Сложные получились взаимоотношения.

— Не то слово – мама сказала, что вообще перестала спать с отцом, даже поставила вторую кровать. А на его возмущение, заявила, что раз уж он нашел себе другую женщину, то пусть с ней и спит. Так что они стали кем-то вроде сожителей, что, впрочем, никак не отразилось на нас, их детях. Они надели маски счастливых людей и при нас ходили только в них. Собственно говоря, поэтому мама и бросилась на меня с кулаками – за то, что я сорвала их с дядей Толей план, который они вот-вот хотели привести в исполнение. Все это время он как мог помогал Даньке и нам, его сестрам. Организовал дополнительное обучение, дарил подарки, передавал матери деньги, чтобы у нас была хорошая жизнь. Отец, как оказалось, приносил в нашу семью, едва ли треть от своего заработка – большая часть оставалась там, в Сибири. А я еще хотела сделать его жизнь проще, чтобы он меньше работал…

— Должно быть вы разочарованы в нем?

— А как же иначе: все, что я знала об отце, вся эта забота, как оказалось, исходила от совершенного другого человека. Все эти платья, учеба в университете, машина – все это шло от дяди Толи, а не от отца. Что когда он приезжал к нам и рассказывал, как ему трудно жить на чужбине – все это было одно сплошное вранье. Ему было настолько тяжело что он нашел себе там потаскуху и… а черт с ним!

— Но это не объясняет того, почему ваша мать зачала вас от другого мужчины – вы же старшая в семье.

— А вот теперь мы переходим к самому интересному. Мама долго плакала, а я, разом простив ей все, сидела и утешала ее, но чем больше тепла я давала, тем сильнее она замыкалась в себе. Потом, аккуратно отстранила меня и заявила, что сейчас скажет то, после чего я действительно вряд ли смогу ее простить… В общем, примерно за год до моего рождения, отец попал в очень серьезную аварию, причем он был виноват в ней. Его лечение, ремонт машины и заодно выплаты пострадавшим, а никакой страховки у них тогда не было, вышли в просто астрономическую сумму для их, тогда еще молодой семьи. Мама сказала, что собрала все, что можно у всех, кого знала, но этого все равно было мало. Даже думала пойти на панель, или заняться чем-нибудь похуже – но даже там она вряд ли могла бы наскрести нужную сумму в такой короткий срок. Но ей улыбнулась удача, если это можно так сказать – в НИИ, где она тогда работала, был один профессор, который, прознав о ее проблемах, однажды постучался в дверь их комнаты в общежитии и предложил решить денежные проблемы в обмен на одну услугу.

— Вот, выпейте, - я протянула несколько подуставшей Анне стакан с водой.

— Благодарю, - кивнула она и продолжила. – Услуга была следующая – мать соглашалась на искусственное оплодотворение, но при этом обязалась сделать вид что этот ребенок от ее мужа, и воспитывать его в нормальной обстановке. Еще одним важным условием стало постоянное наблюдение за дитем – мама должна была постоянно водить меня на обследования и передавать самые разные данные о моем поведении, болезнях и эмоциональных переживаниях. Это решение, как вы понимаете, далось ей нелегко – но она согласилась. Ее привезли в какое-то здание за городом и сделали соответствующую операцию. Все прошло хорошо и спустя девять месяцев родилась я, где меня уже ждали любящие папа и мама.

— Разве в России в девяностые было запрещено искусственное оплодотворение – зачем такие сложности?

— Оплодотворение запрещено не было, а вот внесение изменений в человеческий геном, мягко говоря – не поощрялось. Мама не знала, что они со мной сделали, перед тем как оплодотворили ее, но факт остается фактом – я оказалась не совсем такой как остальные дети. Они обещали ей что я стану мало восприимчива к болезням – так оно и произошло: я практически никогда не болела. Даже если вокруг все чихали и кашляли я, в худшем случае, отделывалась легким насморком. Во всем остальном, вроде физического или умственного развития, я ничем сильно отличалась – то есть, меня не сделали каким-то суперчеловеком, просто укрепили иммунитет. Во всяком случае так полагает мама.

— Это, должно быть, ошеломило вас? – спросила я, по-новому взглянув на свою клиентку.

— Известие о том, что я результат евгенического эксперимента? – горько усмехнулась Анна. – Да, я была шокирована этим признанием, но, когда я попыталась спросить о подробностях, то узнала следующее… Когда мне исполнилось двенадцать тот профессор и его ассистенты просто исчезли - когда мама пришла туда с очередным пакетом документов с наблюдениями, ей сказали, что они уехали заграницу. Она еще несколько раз пыталась найти тех, кто ответственен за мое рождение, но они будто в воду канули. В последствии она много искала их в интернете, но так ничего и не нашла. Собственно говоря, именно поэтому она и настояла на том, чтобы я пошла учиться на врача-генетика, я бы даже сказала, что она не оставила мне иного выбора. Все вокруг удивлялись почему именно эта профессия – но она стояла на своем, поскольку думала, что, если вдруг со мной что-нибудь случится, я буду единственным человеком, кто сможет разобраться в чем дело. Потому-то она и завела весь этот разговор, когда узнала, что я решила бросить все и уехать на другой конец страны, чтобы начать новую жизнь.

— Да уж, вот это история! Как же вы поступили, узнав все это? Ожидания вашей матери оправдались?

— Вы имеете ввиду – возненавидела ли я ее после всего этого? – женщина вопросительно подняла брови. - Нет, ничего подобного – возможно, потому что я уже истратила на нее всю злость, с тех пор как произошла предыдущая ссора, а может из-за того, что узнала об изменах отца и той тяжкой ноше, которая выпала на ее долю. Мы помирились, я пообещала, что все будет хорошо, после чего полезла в интернет – искать ответы.

— Вы нашли того ученого?

— Нет, не нашла, - с сожалением ответила Анна. – Но я узнала, что не одна такая – по всему миру есть множество людей, которые за последние сорок лет так или иначе становились жертвами евгенических операций, причем мне очень повезло – у большинства их них развились страшные заболевания, некоторые даже умерли Хотя, следует признать, что имелись и другие случаи - кто-то оказался непревзойденным гением в математике, а кому-то легко давались физические нагрузки. Плюс к этому нашлись сотни объявлений от всевозможных «клиник», предлагающих подобные услуги – там даже свои прейскуранты были, где значились такие вещи, как: выбор цвета глаз и волос будущего ребенка, его пол, рост и так далее. Причем большинство этих «клиник» располагается в так называемых «развивающихся» странах, например в Мексике, где имеется гораздо более мягкое законодательство в части, касающейся генной инженерии. Короче, я насмотрелась всего этого и пришла к выводу что теперь у меня появилась новая цель в жизни…

— Вы решили начать изучать саму себя?

— Ну да, не зря же мама с дядей Толей старались изо всех сил чтобы дать мне соответствующее образование. Да и было бы глупо взять и проигнорировать все, что я узнала о своем происхождении и просто жить дальше, не задумываясь об этом, - впервые за все время Анна улыбнулась. - Впрочем, нужно будет серьезно подойти к этому, поскольку генная инженерия в вопросах, касающихся человека – одна из самых табуированных тем в нашем обществе.

— Но дело ведь не только в этом? - я попыталась догадаться. - Вы столько лет жили, не зная кто вы на самом деле, что теперь не можете просто взять и переопределить свои ценности и найти место в жизни?

— Вы правы - я не знаю, как дальше строить отношения с родными и близкими, - тяжело вздохнула она. – Можно ли им рассказать правду или нет? С чего начать работу над собой? Как воспринимать свою природу? Вы сможете помочь мне с этим?

— Случаев, подобных вашему, у меня, конечно же, не было, но я сделаю все что в моих силах…