В половине первого ночи, когда собаки уже сопели по своим будкам, температура раскаленного за день воздуха немного снизилась, а всё масло в двигателях машин остыло, вдалеке послышалось ворчание.

― Хамы... Вандалы...Спинкогрызы... Поросята...

― Кажись, Иваныча опять тащат, ― зевнул газомоторный автобус, обращаясь к проснувшимся от шума коллегам.

Через минуту вверх поднялся шлагбаум и, мигая, точно новогодняя ёлка, на стоянку въехал эвакуатор, который волок за собой дребезжащий всем своим существом уже немолодой ЛиАЗ. За самим автобусом тащился тяжелый аромат антифриза.

― Ну ты чего, Иваныч, опять, что ли, дымовое шоу устроил? ― поприветствовал шёпотом старого друга Мерседес, рядом с которым припарковали ворчуна.

Иваныч чихнул пневмосистемой, выпустил чёрное облако из выхлопной трубы, поскрипел подвеской, открыл все заслонки и лючки, чтобы дышать во сне было легче, и наконец расслабился.

спокойно, никого не трогаю. И тут начинается: «Дышать нечем! Бензином воняет! Откройте окно! Закройте окно! Что за скотовоз нас везёт?!» И так всю дорогу...

Было слышно, как в соседнем ряду сонно похихикивают молодые автобусы.

Не обращая внимания, Иваныч продолжил:

― У меня на маршруте одни сплошные холмы, я и так весь в напряжении, а тут ещё эти знатоки. В общем, е́ду и чувствую, что не могу уже слушать, закипаю. Дальше, сам понимаешь, водитель печку врубил на полную ― и началась жара. Так вам, думаю, и надо, нытики!

― Может, зря ты так? Сто́ит ли лишний раз волноваться из-за ерунды? ― пытался, как всегда, утешить друга Феликсович.

― Да ладно бы только это! У меня со вчерашнего дня новый шофер — какой-то тепличный спец! Там, где газу поддать надо, он на самокат пускает. И наоборот. Машину совсем не чувствует! А еще это радио его современное — не певцы, а страшный сон логопеда. Но главное, что он курит! Весь руль пропах этим его дешевым табаком.

― Мой тоже курит, ― спокойно ответил Мерседес.

― Ну, ты, может, и привык, а я ― нет!

― Хватит бубнить, старпёры! Тут некоторые спать хотят! ― раздалось откуда-то из центра автобусного парка.

― Кондиционер захлопни! Никакого уважения к старшему поколению! Я в твои годы с пяти утра и до одиннадцати вечера за двоих откатывал, а вы теперь совсем обленились — по десять автобусов на маршруте, и всё не высыпаетесь! ― ответил обозлённый ЛиАЗ.

― У меня хотя бы кондей есть, а у тебя что, дедушка? Люк на крыше и открытая передняя дверь?

― Эй вы там, а ну замолкните, пока я вам молоточком стёкла не повышибала! ― взревела Скания Рудольфовна с тридцать девятого маршрута.

Наступила тишина.

― Феликсович, до меня тут слухи дошли, что меня заменить хотят. Это правда? ― перешёл на шёпот ЛиАЗ Иванович.

― Я не знаю... ― соврал Мерседес и случайно моргнул аварийкой.

― Знаешь... Ты же всегда в курсе всех новостей, признавайся уже, ― окончательно успокоившись, произнёс ЛиАЗ.

Мерседес немного поломался, пару раз открыл-закрыл двери, как это обычно бывало у него в минуты волнения, и наконец сказал:

― Есть такое дело, Иваныч...

― Вот так и знал! ― снова повысил голос автобус.

― Да тихо ты. Рудольфовна и так не в духе, её сегодня какие-то дети яйцами закидали. Короче, сменщик твой жалуется. Говорит, что устал из-за тебя лишний круг наматывать. Ты же постоянно ломаешься в дороге.

― Я просто отдыхаю, чтобы детали из строя не вышли...

― Да и шум твой салонный людей раздражает, жалоб много.

― Подумаешь, шум! Я же автобус, а не диван на колёсах!

― А ещё лужи эти масляные, которые ты оставляешь по всему парку... ― напоследок Мерседес ударил по самому больному.

― Это просто грязь и нагар, ― поникшим голосом оправдывался Иваныч.

― В общем, директор сказал, что будет другую машину ставить — более экологичную и современную. Ему город предписал.

― Да кого он поставит? Этих метановых мутантов? Они же взорвутся на первом проходе, ― ЛиАЗ сурово моргнул в сторону новеньких газомоторных автобусов, которых привезли месяц назад. ― Это самый сложный маршрут! Тут каждую кочку знать нужно, каждый холм, у всех остановок своя особенность. Я же на дачах работаю, а там сплошь бездорожье! Нет, Феликсович, эти сопляки не сдюжат.

― Так или иначе, мы не молодеем, наше время рано или поздно проходит, какими бы специалистами мы ни были. И твоё прошло...

― А твоё? Мы с тобой ровесники! Ты такой же старик, как и я! ― не выдержал ЛиАЗ Иванович и попытался с досады кольнуть друга побольнее.

― Я десять лет ездил по совершенно другим дорогам и питался другим маслом — не тем, что здесь в меня льют, но ты прав: ещё лет пять ― и меня тоже поставят на вечный прикол. Я с этим уже смирился, и тебе сто́ит, друг мой, ― печально произнёс Феликсович и, несколько раз брызнув водой на лобовое стекло, протёр его «дворниками».

Наступила тишина. Парк снова погрузился в сон. Лишь гудок товарного поезда, проезжающего вдалеке, да пение сверчков в редкой траве прерывали её иногда.

― А помнишь, Феликсович, как мы с тобой хотели весь мир объездить? ― затянул сонно старый автобус.

― Помню.

― Мы мечтали когда-нибудь уйти в туризм, катить по горному серпантину, пропустить через радиатор солёный воздух океана, попытаться пробиться сквозь снежные бураны Заполярья, а не всю жизнь глотать одну и ту же пыль...

― Помню, Иваныч, ― уже сопел Мерседес. ― Такие мысли свойственны молодым — это нормально, но пенсия ― это тоже неплохо. Стои́шь себе спокойно, никто тебя не разрисовывает, никто не мусорит внутри, скотовозом не обзывает, не ломает спинки. Спокойно ржавеешь, не боясь загореться, как вон Афанасьевич, ― Мерседес имел в виду старенький полусгнивший ПАЗик.

― Нет, Феликсович, я так не могу... Завтра я возьму себя в руки и больше ни разу не сломаюсь. Буду мчать как ветер: тихо и плавно. Кому надо — окно открою, печку вообще ни разу не включу, пусть хоть заживо вариться начну, но не включу. Рано мне на покой.

Мерседес не отвечал, он уже видел сны о широких проспектах, о чистой обуви пассажиров, о новой резине и мойке два раза в сутки.

Следующим вечером ЛиАЗ Иванович снова приехал на эвакуаторе, но на этот раз его поставили не на привычное место, рядом с Мерседесом, а рядом со старым Афанасьевичем, который только и делал, что спал.

Феликсович смотрел на старого друга и не мог сдержать слёз. У автобуса не выдержало его механическое сердце. При взятии очередной вершины Иваныч закипел, но, как и обещал, не поддался на провокацию водителя включить печку. Несмотря на то, что он был уже не жилец, Иваныч завершил маршрут и только после того, как смена закончилась, издал последний свой вздох и умолк.

На следующий день на его место встал свеженький газомоторный автобус нового поколения. Совершенно неразговорчивый и очень циничный тип, который ездил с полиэтиленовыми пакетами на сиденьях.

Прошла неделя. Мерседес Феликсович как-то остался на плановую замену расходников и посреди дня увидел, как в парк зашёл директор в сопровождении какого-то незнакомца.

― Вот этот, что ли? ― спросил начальник парка, показывая на старенький ЛиАЗ.

― Да! Он! ― обрадовался мужчина. ― Я неделю пытался узнать, чей он и где находится. В вашем городе я проездом, а тут, как увидел этого старичка, который на последнем издыхании на горку заехал, сразу понял, что с характером. Мне такой и нужен.

― Да, настоящий боец, дольше всех тут находится. Только у него вот движок вклинил и прочего ремонта там не на одну неделю. Да и не пригоден он для перевозки пассажиров, город запрещает таких выпускать на маршрут ― отжили они своё.

― А мне для личного пользования. На новый у меня денег не хватит, а этого на ноги быстро поставлю. Все запчасти, включая двигатель, найдём.

― А что возить? Если не секрет.

― Себя. Дом на колесах хочу сделать и махнуть по стране. Всю жизнь мечтал, да откладывал. Ну что, по рукам?

― По рукам!

Этим же вечером Ивановича впервые увезли на эвакуаторе, а не привезли.

Прошло два года. Практически весь автопарк заменили новыми машинами. Старичков разобрали по деревням и маленьким городам, остался лишь Феликсович, которого никто не хотел покупать. После ухода единственного друга автобус стал часто хворать, поломки были серьёзными, и никто не хотел вкладываться в ремонт...

Так продолжалось до тех пор, пока однажды на территорию парка не заехал какой-то незнакомый автобус марки ЛиАЗ. Этот агрегат сиял свежей краской, чистил стекло новенькими «дворниками» и работал нехарактерно тихо.

Практически все окна его были затонированы, и было неясно, что происходит внутри салона.

― Пс-т, Феликсович, эй, старик! ― обратился гость к автобусу.

― Мы знакомы? ― удивился понурый Мерседес.

― Да это же я, Иваныч! Не узнал? ― если бы автобус мог улыбнуться, он бы показал все свои зубы.

― Иваныч?! Быть не может! У тебя же двигатель вклинило!

― Как вклинило, так и расклинило! ― гордо заявил ЛиАЗ. — Как я тебе?

― Ш-ш-шикарно! Не узнать!

― Это всё Андрюха, мой новый водитель! У него руки золотые! Половину органов поменял, другую — привёл в порядок. Днище подварил, руль заменил, резину новую поставил. Я теперь ― трейлер.

― Трейлер? ― Феликсович услышал какое-то знакомое слово из времён его юности.

― Ага, дом на колёсах. Уже всю область объездили, теперь на Байкал собираемся!

― На Байкал?! Ничего себе! Вот это тебе свезло! ― удивился старый Мерседес. Он смотрел на друга с восхищением и доброй завистью.

― А хочешь со мной? ― спросил вдруг ЛиАЗ Иванович.

― Шутишь? Зачем издеваешься...

― Не шучу. Мы за тобой приехали. У Андрюхи брат как увидел, что тот со мной сделал, сразу захотел с нами путешествовать, только, говорит, иномарку хочет. Ну а у нас с водителем полное взаимопонимание, я ему постоянно намеки делал про тебя. И вот мы здесь. Только есть одно «но».

― Какое еще «но»? ― немного огорчился автобус, уже обрадовавшийся внезапно свалившемуся везенью.

― Нам нужна такая машина, которая ещё не отчаялась ― настоящий боец. Ты такой?

― Я... Ну, я... ― Мерседес Феликсович замялся.

― Выбирай: ржаветь до конца своих дней или ещё тряхнуть стариной, прокладывая новые неизвестные маршруты. Я за тебя решать не могу.

― Да, дружище, я готов.

― Не слышу тебя, ― издевательски подначивал Иваныч старого друга.

― Готов!!!

Александр Райн

Самой главной мечтой из всех главных мечт мастера по ремонту одежды Эли было попасть на настоящий кинофестиваль. Она могла часами напролет обсуждать с друзьями, родными, коллегами и даже котами на улице то, как проходят эти мероприятия.

— Нет, ну вы только представьте: красная дорожка, свет софитов, настырные журналисты, пафосные блогеры, харизматичные продюсеры, толпы поклонников, и… знамени-и-и-тости! — в очередной раз закатив глаза и воображая всё это, Эля случайно зашила ширинку прямо на штанах директора, подошедшего с новостью.

— Знаете, можно было просто сказать, что я забыл застегнуться, — посмотрел на крепкий двойной стежок начальник.

— Ой, прошу прощения…

— Биржа труда простит. Ладно, забыли. Барышни, позвольте представить вам новую сотрудницу нашего ателье. Как вас там? Вы где? — мужчина скакал взглядом по залу.

— Юля, — раздался голос из-за оверлока. — Работаю. Решила не тратить драгоценное время на презентацию.

— Вот это я понимаю — прыть! — задорно махнул своим маленьким кулачком начальник. — Знакомьтесь, Юлия — наша новая швея. Судя по трем заполненным от корки до корки трудовым книжкам, она умеет всё и на неё можно положиться. Ну, занимайтесь.

Директор схватил со стола шило и направился в свой кабинет распарывать ширинку.

— А чего ты не поедешь на этот самый фестиваль? — спросила с ходу Юля у Эли.

— Ты к нам с Луны, что ли, свалилась? — прыснула Эля. — Где я и где кинофестиваль? На такие мероприятия либо о-о-очень богатые, либо о-о-очень известные люди попадают.

— Либо киностудии, — добавила Юля и, включив машинку, начала что-то усердно строчить.

— Ну и к какой категории я, по-твоему, отношусь? — спустя пять минут раздумий иронично произнесла Эля.

— Ну, ты могла бы снять кино и заявиться как участница фестиваля. Для них же всё включено?

— Издеваешься? Какая еще участница? Я же снимать не умею! Да и нечем, некого и нечего. Что это за фигня выйдет?

— Ну так ты сейчас половину всего выпускаемого кинопродукта описала. А по большому счету тебе не все ли равно? — не отставала новенькая. — Твоя-то задача на фестиваль попасть, увидеть его своими глазами, развлечься, а не шедевры выдавать.

Эля задумалась. Мозг ее переваривал информацию, а руки сами продолжали работать.

Остальные коллеги не вмешивались. Все эти Элины разговоры о высоком кино, актерах и пафосных мероприятиях давно стали для них белым шумом. Им и в обычной жизни хватало фестивалей: клиенты сплошь драматичные кривляки, дома с детьми, мужьями и животными вечный экшен, день зарплаты — комедия. А тут свежие уши и рот, пусть общаются две чудачки-мечтательницы.

— То есть ты предлагаешь мне податься на фестиваль с каким-то проектом и просто на халяву скататься туда?

— Ну а почему нет. Когда следующий фестиваль? И где?

— Двадцать девятого мая, в горном поселке Альпийская Слеза.

— Знаю такой, мажорное место. Слушай, так еще полгода до открытия фестиваля. Можно целый сезон сериала снять!

— Ты думаешь? — швейная машинка Эли замолкла. — Думаешь, что успею? На самом деле там достаточно пилотной серии…

— Не успеешь, а успеем, — поправила её Юля, продолжая что-то шить, кроить, обметывать.

— Но мы же вообще ничего не умеем. И что ты там всё делаешь?! Ты работаешь всего полтора часа. У тебя и заказов-то еще не было.

— Я учусь, — встала из-за стола Юля и показала Эле свое творение: гибрид шорты-сарафан-блузка. — Сегодня первый раз в жизни за швейную машинку села. Мой девиз: пока не попробуешь, не поймешь! То же самое и с твоим кино.

— Ого, а ты смелая! — восхитилась Эля.

— Вот директор-то будет рад, — саркастично заметила одна из мастеров, разглядывая поделку. Остальной коллектив нервно захихикал.

— Ну ладно, я в деле, — громко заявила Эля, и смех усилился. Все оживились, понимая, что в их маленьком сером ателье намечается что-то действительно эпичное.

— Но как мы будем снимать без оборудования, сценария и актеров? — задала свой главный вопрос Эля.

— Видимо, так же, как и всё остальное вы обе делаете — крайне уныло, — прозвучал новый комментарий, и даже директор у себя в кабинете залился громким смехом. Правда, как потом выяснилось, это он не смеялся, а кричал от боли, когда шилом промахнулся.

— Будем работать в стиле мокьюментари, — пафосным голосом заявила Юля, и смех утих. Его сменил любопытный шепот: «А что это? А как это?» — Псевдодокументальный экшен, — дала определение Юля.

***

Съемки начались уже на следующий день. Местом событий стала родная мастерская. Главную героиню играла сама Эля: молодая, целеустремленная и слегка зарвавшаяся журналистка по имени Клаудия Башмакова приходит в ателье под видом клиентки и требует срочно починить свадебное платье её матери. А сама тем временем хочет вывести на чистую воду богатого и влиятельного владельца преступного синдиката, отмывающего деньги через фиктивную фирму. Драма, криминал, детектив, катастрофа, хоррор — Юля била по всем жанрам. «Что-нибудь да выстрелит!» — утверждала она.

Директор ателье дал добро этому сомнительному проекту, надеясь таким образом привлечь новых посетителей, а заодно и сам захотел поучаствовать в самодеятельности. Он когда-то студентом играл говорящий чайник в мюзикле сельского театра и теперь хотел роль главного жиголо и бандита. Но режиссер Юля осадила его, сказав, что его типажу больше подойдет амплуа трусливого хромого стукача — единственного комичного героя этой картины, а главного бандита сыграет водитель газели Артурчик. Директор злился и угрожал Артуру поставить в газель ГЛОНАСС, чтобы отслеживать передвижение, но съемки не отменил. В свою очередь Артур хорошо отыгрывался на начальнике. Особенно в сценах, где ему нужно было унижать своего подлого хромого подчиненного, он обзывался очень натурально.

Съемка велась в формате от первого лица на телефон. Снимали в перерывах и после трудового дня, чтобы не мешать работе ателье.

Остальные мастера были не в большом восторге от происходящего и всячески осуждали кинодилетантов. Они против воли становились частью массовки, а иногда, сами того не замечая, играли эпизодические роли. Меньше всего уважающим себя женщинам, давно перемоловшим в себе жгучий детский азарт, хотелось становиться частью этого позора. Пицца и роллы за счет Юли и Эли периодически сглаживали углы.

Юля оказалась весьма требовательным режиссером. Порой съемки тянулись до поздней ночи. Она без конца кричала, словно новообращенный атеист: «Не верю!» Несколько раз увольняла директора, но потом вспоминала, что он тоже обладает подобными возможностями, и возвращала в строй.

Съемки закончились так же внезапно, как и начались. Как-то утром режиссер просто сообщила, что устала и переходит к монтажу. Ателье вздохнуло спокойно, но ненадолго. Теперь эта творческая четверка — Юля, Эля, Артур и директор — без конца обсуждали резку, склейку, спецэффекты, цветокоррекцию. С утра и до ночи в ателье звучали низкопробные саундтреки будущего сериала и до тошноты заезженные монологи из охрипшего ноутбука Юли.

А потом Эля отослала заявку со своим «пилотом» на фестиваль, и в мире ниток, тряпок и пуговиц наконец наступил долгожданный покой. Директор снова заперся в своем кабинете, Артурчик уволился, а Юля и Эля просто молча выполняли свою работу, боясь сглазить.

Казалось бы, всё прошло как странный сон. Никто всерьез не рассчитывал, что заявка пройдет отбор, но она прошла.

Одним пасмурным будним утром Эля влетела на работу как ураган и воздушно-капельным путем разнесла радость по всему зданию.

— А я что говорила? — спокойно обняла ее Юля. — Уже решила, в чем поедешь?

— Чёрт, у меня же ни одного нормального платья нет! — потух азарт в глазах девушки.

— Ну ты дуреха, мы же в ателье работаем. Сейчас сошьем тебе самое лучшее платье! Да, девчонки? — обратилась Юля к коллегам, но энтузиазмом здесь пахло меньше, чем на школьной отработке в летние каникулы.

— Нас, кстати, всех пригласили, — сказала Эля, и тут швейные машинки разом замолчали.

— На Альпийскую Слезу? В горы? — послышался пересохший от волнения голос одной из мастериц по имени Марина.

— Ага. Перелет, проживание, питание оплачивают организаторы. Неделя халявного отдыха, кино, знакомства со знаменитостями.

— Я в деле, — материализовался из воздуха директор.

— Я тоже, — телепортировался с новой работы Артурчик.

Ателье пришлось закрыть на полмесяца. С утра до вечера шились наряды, изучалась и обсуждалась программа мероприятий, а также корпоратив, который сотрудники обязательно закатят по прилёте на место.

Мечта Эли сбылась. Она увидела всё, о чем так давно грезила: красную дорожку, софиты, знаменитостей, а еще кинопродюсеров. Последние появились в ее жизни неожиданно резко и очень ощутимо, как клопы в новом матрасе. Они пёрли изо всех имейлов, звонили с неизвестных номеров, когда пилотная серия «Роковой пуговицы» взяла одну из номинаций.

— Юль, я ведь не хочу ничего снимать, — призналась Эля, когда они подписали контракт на три сезона.

— Тогда давай снимем плохо, и они сами откажутся.

— Мне трудно представить, как можно снять хуже, чем это сделали мы.

— Согласна, но ведь назад уже не сдать. Так может, попробуем? Пока ведь не попробуешь — не узнаешь, — улыбнулась Юля.

— Хорошо, — кивнула Эля.

***

Через год им предложили снять полноценный фильм.

Александр Райн

— Слушай, давай кухню поменяем, — обратился Макс к жене за завтраком. — Фасады вон у пола немного облупились, ручка у шкафа болтается, цвет меня уже тоже бесит… Как считаешь?

— Да я давно хотела предложить. У меня одна девочка знакомая — дизайнер, она подобрала нам несколько вариантов и даже 3D-модель сделала, вот. — Жена положила телефон на стол, так чтобы обоим было видно, и начала водить пальцем по экрану, показывая картинки. — Она с крутым производством работает, если заказать у них замер и монтаж, то за две недели напилят и установят.

— Ну супер, чё. Мне вот эта нравится, — взяв телефон в руки, муж вернулся к одной из картинок.

— Это самая дорогая модель.

— Ну и ладно, для себя же заказываем, — улыбнулся он и, положив телефон, схватил чашку с кофе.

— Ну я тогда заказываю?

— Ага. А со старой кухней что будем делать? На помойку? — провел он рукой по столу, за которым они завтракали.

— А давай в интернете выложим объявление: «Отдаем бесплатно, самовывоз». Заодно на грузчиках сэкономим.

— Да кому она нужна? — удивился Макс. — Это же надо, чтобы размер подходил, дизайн. Да и кухня уже не новая, — поковырял он ногтем угол, где только начинала отходить краска.

— Заберут, поверь. Я выложу, не парься, — улыбнулась жена и, закончив с едой, ушла собираться на работу.

— Ну-ну, вот увидишь, никто не придет.

За пару дней до приезда мастера по установке нового гарнитура супруга выложила объявление о самовывозе старой кухни. Не прошло и часа, как раздался звонок. Задорный мужской голос требовал отдать кухню именно ему и слёзно умолял дождаться, так как ему добираться аж с другого конца города.

— Только никому больше не отдавайте, я уже обуваюсь! — тревожно звучал голос в динамике.

— Ну вот видишь! А ты говорил, никому не нужна, — чуть ли не смеялась жена, держа телефон на расстоянии от уха.

— Да уж. Есть же чудаки…

Спустя полтора часа в дверь настойчиво позвонили.

— А вы что, один? — удивился Макс, глядя на усатого дядьку с огромным инструментальным ящиком в руках.

— Ну да, сейчас быстренько разберу и буду грузить.

— А как потом собирать без инструкции? Вы тоже кухнями занимаетесь?

— Не-е-е, я натяжные потолки устанавливаю. Ничего, разберемся, — оптимистично подмигнул он.

— Хах, ну смотрите, дело ваше, — удивляясь такому нездоровому энтузиазму, Макс впустил мужчину в квартиру.

— Ба, вот так богатство… И сколько за него хотите? — раздалось через секунду с кухни.

— Нисколько, главное — вывезите. До вечера управитесь?

— Я за час управлюсь, — уверенно заявил мужчина и вытер потное лицо. — Только как-то неудобно бесплатно-то, давайте, может, хотя бы тысяч за пять?

— Шу́тите? Забирайте так и не переживайте!

— Ну, хозяин — барин, — пожал мужчина плечами и, вооружившись шуруповертом, с жаром набросился на гарнитур.

— Видала чудака? — улыбнулся Макс, войдя в комнату, где сидела жена. — Радости полные штаны.

— А я тебе говорила!

Жужжание шуруповерта не умолкало минут сорок. Потом усатый начал носиться быстро, как пацан, из квартиры на улицу с деталями мебели под мышкой.

— Ну чудак, ну чудак, — повторял без конца Макс.

Выглянув в окно, он заметил, что дядька грузит его разобранную кухню в обычный универсал.

— Слушайте, так ведь там ручки отходят, фасад кое-где уже облупился, зачем оно вам? — спросил Макс, когда усатый выносил последнюю дверцу.

— Да ерунда всё это, — махнул тот рукой. — Подкручу, подмажу, подкрашу, подрежу — будет как новое.

Дверь захлопнулась, и наступила тишина, в которой Макс слышал собственные мысли: «Есть же чудаки».

Прошло полгода с тех пор, как семья поменяла кухню. История эта стерлась из памяти, как и любое другое малозначимое событие. Близился день рождения Макса, и его супруга всю голову сломала с выбором подарка.

— Нашла! Я нашла! — разбудила она его одним субботним утром.

— Ты чего толкаешься, я же сплю…

— Я нашла подарок для тебя!

— Здорово, покажешь потом…

— Это то, что ты давно хотел. Альбом этих твоих «Электрочайников».

— «Электросамоваров»? — Макс резко повернулся, моментально забыв про сон.

— Ну вот да, этих самых, про которых ты мне со свадьбы талдычишь. Есть один экземпляр, причем в нашем городе.

— Быть не может! — чуть ли не задохнулся от счастья Макс и, расцеловав жену, попросил у нее номер телефона продавца.

— Алло, я по поводу «Электросамоваров», еще не продали? — давясь слюнями от волнения, кричал Макс в трубку.

— Да нет, не продали. Уже тридцать лет пластинка валяется, приезжайте забирайте.

— Скоро будем! Только никому не отдавайте, могу вам аванс скинуть на карту!

— Не нужно. Приезжайте и забирайте.

Забыв про чистку зубов и не тратя времени на завтрак, Макс вытащил жену из квартиры ненакрашенной, за что чуть не получил развод и, нарушая скоростной режим, домчал до другого конца города за рекордные пятьдесят пять минут.

— Добрый день, вы не представляете, сколько лет я искал этот альбом! — чуть ли не ворвался в чужую квартиру Макс.

— Да ради бога, проходите забирайте, там целая коробка этого хлама, — удивился хозяин, пропуская Макса внутрь.

— Хлам? Да это же просто сокровище!

Не веря свои глазам, Макс копошился в коробке, где, помимо желанного винила, нашел и другие вещи, имеющие, по его мнению, невероятную ценность: открытки с автографами, футболки, выпущенные в год единственного тура группы, значки.

— Вам не жалко со всем этим расставаться?

— Нисколько. В антикварном за это ничего не дают. Я выкладывал на цифровых аукционах, но там всего пятнадцать просмотров за год.

— Да просто люди не понимают!

«Вот чудак», — думал про себя хозяин пластинки.

— Откуда у вас всё это? — не успокаивался возбужденный Макс.

— Так их барабанщик — муж моей двоюродный сестры, они всем тогда раздавали это добро.

— Быть не может, — шепотом произнёс Макс. — Никогда не думал, что буду так близок к звездам. Мы берем всё!

— А у вас есть на чём слушать-то? Хороший проигрыватель сейчас поискать нужно. Да и стоят они недешево. Есть ли смысл покупать ради одного альбома?

— Найдем, купим, одолжим, — махнул рукой Макс. — Сколько с нас?

— Да я не знаю… Ничего не нужно. Забирайте так, раз у вас это столько радости вызывает, — развёл мужчина руками. — Я цену поставил лишь потому, что сайт требовал.

— Ну как это… Так нельзя, давайте хотя бы за пять тысяч.

«Ну чудак, ну чудак», — повторял без конца про себя мужчина.

— Забирайте так, мне не жалко.

— Спасибо большое, сейчас всё заберем! Извините за наглость, а можно у вас водички попросить? Горло от волнения пересохло.

— Да, конечно, проходите на кухню, — мужчина показал Максу дверь.

Супруги вошли в маленькую кухоньку, где оба тут же впали в легкий ступор: на них смотрел их бывший гарнитур. У окна стоял стол, за которым они полгода назад обсуждали покупку новой мебели. Облезший угол был аккуратно подкрашен. Жена Макса машинально потянулась к ручке навесного шкафа, что постоянно болталась и, подергав за нее, убедилась, что та хорошо закреплена. Удивительно, но всё тут находилось на своих местах, да и сам гарнитур был удачно подогнан под габариты кухни и хорошо отреставрирован.

— У вас же раньше усы были, да? — спросил Макс, когда хозяин протянул ему стакан с водой.

— Были, да. А мы с вами знакомы?

— Не уверен, — соврал Макс, делая глоток. — Ну ладно, мы пойдем, спасибо еще раз!

«Ну чудаки», — подумал про себя в очередной раз хозяин квартиры, глядя в окно кухни на удаляющихся гостей.

Александр Райн