Начало в посте Ведьма. Часть 8(1) … десятых классов проявляли интерес к голове, как это ни странно на первый взгляд. Хотя назвать их интерес иначе чем странным тоже было нельзя — все они интересовались на предмет а нельзя ли эту голову как-нибудь приспособить к гаданиям? Ну если допустим там на жениха? Или например на судьбу? А на то, будут дети или нет? А вообще гадают на лосиных головах? Ну если на куриных лапках гадают, то и на лосиных головах наверное тоже можно. Лосиная голова, она вон какая здоровая по сравнению с лапкой, значит и эффект должен быть во столько же раз сильнее! Разве нет? Сама же Маша, идя по коридорам школы, нередко слышала громкие шепотки за своей спиной, вроде: «Это она!», «Да! Та самая!», «Ну ты поняла!», «Да не знаю я, где она её держит!» и прочее в таком же духе.

С большой неохотой вынырнув из потока приятных воспоминаний, Маша всем своим не очень то сознательным сознанием вернулась в класс и оценила обстановку. Ух ты! Историчка оказывается уже не сидит за столом а вышагивает возле доски с учебником и чего то там бормочет, тыкая указкой в висевшую на стене большую бумагу с картинками. Когда успела? Ну да, ну да. Сидение царя Алексея Михайловича с боярами в государевой комнате мероприятие конечно интересное, да только, зырк на часики, не долго им рассиживаться там осталось. Пять минут всего до конца урока. За это время и в какой то там средневековой комнате много не насидишь и к доске уже выйдешь. Одна польза от прозябания на этом нудном уроке истории - план дальнейших действий сложился для Маши окончательно.

Как всегда, в книжный магазин она зашла, аккуратно придержав за собой дверь, чтобы не грохнула. И незнакомая но обожаемая продавщица тут как тут, увидела Машу, заулыбалась. Маша вежливо поздоровалась и не откладывая дела в долгий ящик, некогда ей сегодня любоваться и слюни распускать, направилась прямиком к витрине с открытками. Так, так. Посмотрим что тут у нас. Открыток было много, они были разные. Были очень цветастые, с красивыми картинками, для тех кто любит своих получателей. Были и очень простенькие, лаконичные — эти по видимому для тех, кто своих получателей не очень то и любит или решил ограничится формальным поздравлением. Поводы для поздравлений, написанные на открытках, тоже были очень разные. Посмотрим, посмотрим … «Молодой семье» - нет товарищи, ну не до такой же степени! «Поздравляем с первенцем!» - ну это уж совсем ни в какие ворота, Маша даже хихикнула от такой фривольности. «Поздравляем с выходом на пенсию!» - ну скажете тоже! Где они и где пенсия! Слишком жирно будет, из школьников да сразу в пенсионеры. Разные глупые мысли вдруг полезли в девичью голову. Она попыталась представить, как из себя будет выглядеть пенсионер Андрей. Потом попыталась представить себя и снова тихонько хихикнула. А может когда нибудь, через много - много лет, они снова встретятся и будут делиться воспоминаниями. И конечно же вспомнят как поссорились а она ему потом передачи в больницу носила. И при всем при этом будут степенно прогуливаться по аллее с внуками или внучками, бегающими вокруг них. При мысли о внуках газа сами собой метнулись к открытке «Поздравляем с первенцем!». Тьфу ты! Какие то глупые мысли лезут сегодня в голову, а у неё между прочим важное дело. Внимательно изучив все открытки, выложенные на витрине, Маша к своему сожалению и даже возмущению обнаружила, что среди них нет ни одной с пожеланием здоровья. Всякие глупости про семейную жизнь есть, а такого простого пожелания почему то нет! Разве один советский гражданин не может элементарно пожелать здоровья другому советскому гражданину?

Расстроенная такой вопиющей несправедливостью, Маша перешла к другой витрине. Здесь были представлены красивые многоцветные незаполненные бланки разных грамот, почётных и простых. Причины, отпечатанные на них, тоже были вполне себе серьезными. Никаких там всяких вам «первенцев». «Передовику производства» - не подходит, не был Андрюха никаким передовиком, он и на хорошиста то с трудом тянул и уж точно ничего не производил, кроме громкого раздражающего сопения во время мыслительного процесса. «За успехи в труде», «За выполнение плана» - то же самое. Так, а тут у нас что? «За первое место в соревнованиях» - ну это вообще смешно, единственное соревнование, где Андрюха иногда брал первое место, называлось «бег с препятствиями в столовую на большой перемене». Смотрим дальше. Ну вот, наконец то нашлось что-то более менее подходящее! Красивая грамота с ярким заголовком «От трудового коллектива». Нет, ну а что? Ведь их класс коллектив? Коллектив! Трудовой? Трудовой, почему бы и нет! Она не раз слышала от родителей, что её нынешняя работа — это учеба. Хорошо учишься — будут тебе карманные деньги. Плохо учишься — лишим премии и компот из школьной столовой будет твоей единственной вкуснятиной. К тому же они всем классом на школьных субботниках на уборке территории вон как лихо работают. Пыль столбом и вся школьная ограда в повисших на ней кусочках сорняков! Так что нечего рассуждать, грамота подходит. Правда и стоит целых два-писят, совсем не кисло для какой то бумажки.

Следующим пунктом Машиного плана был продуктовый магазин. И здесь оказалась всё не так просто. Возможно она слишком ответственно подошла к реализации собственной задумки, но поделать с собой ничего не могла. Вот например купить горстку конфет — какая казалось бы проблема? Купила те, на какие глаз лег и всего делов! Но нет же, она почему то надолго задумалась, какие конфетки больше любит её сосед по парте Андрюша. Карамельки или шоколадные? Впрочем, вовремя опомнилась. И какое ей дело до кулинарных пристрастий одноклассника? Она же не кормить его собралась а всего лишь проявить знак товарищеского пионерского внимания. И ничего больше! Так что купим по небольшой горстке тех и других. Ой! Ну ладно, ладно! Андрюха все таки не совсем чужой. За много лет сидения за одной партой она к нему, как бы это сказать, привыкла что ли. Чего уж она так к нему вдруг с мыслью «не кормить»? Хорошо, для успокоения совести купим ему вот эту шоколадку. Нет лучше эту, она побольше. Шоколадки уж точно все любят! А еще купим ему апельсин и яблоко. Чтобы зубы после сладкого не заболели и кое-чего не слиплось. Когда кассирша отбила чек, Маша даже ойкнула про себя. Сегодняшние покупки почти полностью истощили еёличную заначку, которую она подкапливалаиз карманных денег на разные свои девчачьи нужды. Но никакого сожаления по этому поводу она не испытывала, так как была уверена - деньги потрачены на правильное дело.

Уже поздно вечером, когда родители давно спали, она сидела за письменным столом в своей комнате и при свете настольной лампы, высунув от усердия кончик языка, выводила своим самым лучшим фломастером на белом поле грамоты текст придуманного напутствия — пожелания. Над формулировками тоже пришлось поломать голову. Для начала, она просто не знала, как правильно обратиться к Андрею в такой ситуации. Написать «Уважаемый Андрей» - как то слишком официально и бездушно получается. «Дорогой Андрей» - слишком легкомысленно и к тому же опять перед глазами всплыли виденные днём открытки «Молодой семье» и «Поздравляем с первенцем!», будь они не ладны. Наконец придумала: «Нашему товарищу Андрею!». Отличный вариант! Вроде как и наш, но вместе с тем именно что товарищ, а не какой то там «дорогой». Фу, с этим вроде разобрались. Идем дальше. Пионерская дружина нашей школы … Все пионеры нашего класса … Помним и с нетерпением ждем твоего возвращения в наши ряды … Так … Так … Желаем скорейшего выздоровления … Тут Машу прямо таки стало подначивать написать, дескать а еще товарищ наш Андрей, желаем тебе вкусных таблеток и приятных уколов, и всего побольше. Так, стоп! Развеселилась она тут! Дело ответственное и второго бланка грамоты у неё нет! Нечего на глупости отвлекаться! Осталось то всего ничего, только подпись придумать, от кого собственно все эти пожелания. Ничего кроме банального «Пионеры 8 «А» класса» почему то не придумалось. Так и подписала, хотя это было неправдой и немножко для неё обидно.

Субботнее утро выдалось просто прекрасным, по другому и не сказать. Ясное — ясное, солнечное, какое-то невероятно прозрачное и тихое. Осень в этом году выдалась по настоящему бархатная. Везде, на земле и на тротуарах, на газонах и на лужайках между деревьями, стоящих вдоль этих тротуаров, уже лежал пёстрый огненно рыжий, местами пятнами красного а местами неумолимо растворяющегося в огне осени зеленого цвета, ковер листвы, опавшей с тополей и кленов. Маша весело шагала к автобусной остановке, периодически наддавая ногой по этому красивому пестрому ковру, любуясь взлетающимивеерами огненной расцветки. В душе она ощущала невероятный подъем от осознания нужного и важного дела, затеянного ей самой. Казалось, сама природа была полностью согласна и подбадривала её. Поутру Маша сообщила родителям, что направляется к подружке, а потом они зайдут к другим девочкам и все вместе пойдут в кино, на которое она всю неделю собиралась сходить и даже выклянчила у родителей дополнительные денежные средства на это дело. А потом, может быть, они заскочат в кафе при кинотеатре. Так что будет она дома только вечером, но не позднее восьми часов, как и положено по заведенному семейному распорядку. И пусть родители её не теряют. Получив таким образом полную свободу действий на целый день, она при этом нисколько не жалела о пропущенном фильме. Плевать, на следующих выходных посмотрит, никуда это кино не денется.

Сейчас она во всю представляла себе, как должно быть удивится и обрадуется Андрей её визиту. Как будет краснеть от смущения, какие слова благодарности будет мямлить. Как будет ёрзать на своей кровати, или на стуле, или на чём он там будет. А она великодушно будет над ним подтрунивать, подбадривать его, уверять что все скоро пройдет и вообще уж до свадьбы то точно всё заживет. Да что ты будешь делать! Опять эти дурацкие открытки «Молодой семье» и «Поздравляем с первенцем!» всплыли перед глазами. Надоели уже! Маша заулыбалась ещё шире, зажмурила глаза и подняла лицо к солнышку. От яркого света глаза наполнились влагой. И да! Главное, там с Андрюхой нужно будет самой держать себя в руках, не разреветься от умиления или от жалости. А то его соседи по палате скажут потом, что это за плаксу прислали парня поддержать? И главное грамоту не забыть вручить и вкусности. А то на радостях так и уйдет, забыв отдать или то, или другое, или всё вместе. И грамоту обязательно зачитать вслух, а то опять же его соседи по палате подумают про них невесть что. Так! Открытки! Пошли вон! Она уже в который раз рукой ощупала свою школьную сумку, висевшую на плече и убедилась, что не забыла дома ни мешочек со съедобным подарком ни картонную папку с грамотой.

Автобус номер пять быстро домчал её до центральной городской больницы. Маша миновала небольшой скверик и пройдя сквозь большие двери центрального входа, оказалась в фойе. Сейчас, не смотря на приподнятое настроение, ей овладел небольшой страх. А ну как ей не поверят? Возьмут и при всех отругают как обманщицу а потом выгонят с позором? Скажут нашлась тут, много вас тут ходит, вы кто вообще такая и по какому праву?! Ну или что там у них принято говорить в таких случаях. Немного поразмыслив, Маша решила подстраховаться. Она достала из своей сумки прозрачный полиэтиленовый мешочек с конфетами, большой шоколадкой, яблоком и апельсином а также вынула грамоту из картонной папки. Сумку снова повесила на плечо а пакетик взяла в руку таким образом, чтобы шоколадка своей красивой оберткой смотрела вперед. Солидный цветастый лист грамоты взяла в другую руку, тоже разумеется развернув наружу всей красотой нарисованных на нём красных знамен. Теперь каждый сам мог убедиться, что человек она серьезный и находится здесь по важному делу. А не то что вы там себе могли подумать! Ну всё, теперь нужно идти и разговаривать вон с той строгой тётенькой, что разместилась за деревянным прилавком со стеклами и надписью «Регистратура» над ним.

Когда дородная тетенька-регистраторша воззрилась на неё вопросительно, Маша стушевалась и принялась быстро и путано объяснять, что вот она к такому то, но она не родственница, они вот просто за одной партой с ним в школе сидят, но она не просто так, вы не подумайте, она по поручению пионерской дружины класса. Вот! Видя, что регистраторша продолжает смотреть на неё недоверчиво, сообразила поднять свой подарок и грамоту повыше, протянув обе руки прямо к лицу женщины. Регистраторша в ответ сначала удивленно подняла брови, потом приблизила лицо к грамоте, внимательно её разглядела и медленно двигая глазами прочитала текст. Потом перевела взгляд на мешочек со сладостями и его внимательно рассмотрела. Судя по всему, увиденное произвело на неё определенное впечатление. Она наконец соизволила произнести несколько слов, повелев Маше сесть на скамейку в коридоре и ждать, пока эта самая регистраторша всё выяснит. Маша, с радостью осознав что процесс пошёл, немедленно выполнила приказ и принялась вполглаза наблюдать за действиями важной тётеньки. Администраторша тем временем уже позвонила куда-то и с кем-то там разговаривала. Во время разговора она неотрывно смотрела на Машу, отчего та поняла - речь идет именно про неё. Потом женщина положила трубку и изобразила рукой жест, который следовало понимать как «Сиди и жди!». Затем несколько долгих минут ничего не происходило. К регистраторше иногда подходили разные люди, как обычные посетители, так и люди в белых халатах, может доктора а может медсёстры. Кто их разберет? Маша заволновалась и уже почти не смотрела по сторонам а презрев все правила приличия, не сводила глаз с регистраторши. Не забыла ли та про неё? А если забыла, то как напомнить? Маша твердо решила не отступать и во что бы то ни стало довести дело до конца, раз уж решилась. А вот регистраторша о ней почему то не вспоминала и даже не смотрела в её сторону, как будто и не было тут никого, одно пустое место.

Только Маша начала совсем отчаиваться, как у регистраторши где-то под прилавком зазвонил телефон. Та взяла трубку, произнесла несколько фраз, потом какое то время молча кивала, видимо во всём соглашаясь со своим собеседником и наконец, не прекращая разговора, внимательно посмотрела на Машу. Та обрадованно вскинулась и чуть не соскочила на ноги. Регистраторша еще немного поговорила и положила трубку. Не сказав ни слова, ушла куда то за ряды шкафов, набитых множеством папок, но быстро вернулась. В руках у неё был белый халат. Сначала она очень важным и строгим тоном сообщила, что Маша вообще то не по адресу зашла, что это вообще то поликлиника. Но так уж и быть. Она тут сделала милость и созвонилась с кем надо. И этот самый кто надо, в виде исключения, разрешил пропустить девочку прямо в больничное крыло. Затем строгая регистраторша приказала ей сейчас же надеть вот этот халат, самого маленького размера, что у них есть. А всё барахло пока поставить сюда на стойку. Маша немного обиделась на слово барахло. Во первых и сумка у неё совсем не барахло а югославская, папа где-то у фарцовщиков оторвал. Но самое главное, грамота и вкусности! Здесь ведь все её карманные деньги вложены вместе с искренним душевным порывом! А эта тётя их барахлом обозвала! Впрочем вслух возмущаться конечно не стала. Быстро накинула белый халат, имевший почему то надпись «Зоя», вышитую розовыми нитками по верхнему краю нагрудного кармана и оказавшийся лишь слегка великоватым. Потом регистраторша вышла из-за стойки и своим ключом отперла одну из дверей в фойе, над которой висела табличка с надписью «Служебный вход». Вместо прощания, грозно потребовала по возвращении обязательно вернуть халат. И ещё! Шагать прямо по этой лестнице, ровно до четвертого этажа. Никуда не сворачивать! Там её встретят.

Маша решила не убирать из виду ни мешочек ни грамоту, раз уж они так хорошо сработали. Так и зашагала по ступенькам вверх, по прежнему держа их перед собой. А то вдруг на пути кто ещё из важных докторов встретится? А у неё тут уже все наготове! И наверное не зря. На каждом этаже она натыкалась на кого нибудь. Например на курящих в форточку мужчин, очевидно больных, так как одеты они были в одинаковые пижамы. На следующем этаже встретила трёх, судя по всему, врачей, двух мужчин и одну женщину. Те занимались ровно тем же, что и больные мужчины этажом ниже, то есть увлеченно дымили в форточку, только делали это, будучи одеты в такие же как у неё белые халаты. Все они, врачи и больные, при виде Маши затихали, внимательно разглядывали сначала её саму а затем то, что она несла в руках. Удивленно хмыкали но беспрекословно перед ней расступались. Никто у неё ничего не пытался выяснить и уж тем более как-то задержать. Маша который раз мысленно похвалила себя за находчивость.

На четвертом этаже дверь на лестничную площадку была приоткрыта и в ней стояла женщина средних лет, тоже одетая в белый халат. Она осмотрела машины подарки, хихикнула и весело поинтересовалась — не эта ли девочка та самая Маша-растеряша будет? Маша подтвердила, но про себя снова обиделась. На этот раз на слово растеряша. Это уже совсем незаслуженно и совсем не про неё! Никакая она не растеряша! Она очень внимательная и вообще очень хозяйственная девочка! Да! Кто угодно вам подтвердит! Она скорее бесхозное где-нибудь у себя сохранит чем своё растеряет! И вообще, странный какой-то у них тут в больнице юмор.

В самом отделении, в небольшой комнатке сразу возле входа, Машу заставили сменить обувь на выданные тапочки а потом ещё заставили тщательно вымыть руки каким то странно пахнущим мылом. И ещё зачем-то выдали новый белый халат, взамен того, который назывался «Зоя». Встретившая её медсестра, а это оказалась именно медсестра, так она сама представилась, снова оглядела девочку, удовлетворенно хмыкнула и приказала идти прямо за ней и не глазеть по сторонам. Маша, памятуя свой прошлый визит в больницу в компании одноклассниц, когда они навещали отца одной из них, ожидала и здесь увидеть в коридоре множество больных, слоняющихся туда-сюда, кто по делу а кто просто так. Но ничего подобного, длинный коридор был абсолютно пуст а все выходящие в него двери палат были почему то раскрыты настежь. Маша даже не пыталась заглянуть в них, она помнила наказ медсестры.

Наконец они подошли к двери в одну из палат, тоже полностью распахнутой. Возле неё стояли два человека — мужчина, очень важного вида, очевидно что доктор и рядом с ним молодая девушка, очевидно что медсестра. Сопровождающая медсестра показала доктору рукой на Машу, как бы представляя. Доктор кивнул Маше, затем цепким взглядом оглядел её с ног до головы, особенно задержавшись на лице, несколько секунд глядя ей прямо в глаза. От испытующего взгляда сделалось неловко и очень неуютно. Наконец доктор снова кивнул, похоже довольный осмотром и показал рукой на проход в палату. Маша, как дисциплинированный человек, до этого момента даже не пыталась скосить глаза, дабы рассмотреть внутреннее убранство палаты, где её, судя по всему ждал Андрей. И лишь когда она вместе с важным доктором повернулась, намереваясь пройти внутрь, то поняла, что же именно не давало покоя всё то время, как только она оказалась здесь.

Тишина. Зловещая тишина, совсем не свойственная месту, где по идее должно находиться немало людей. Больные ведь даже если не ходят по коридорам, то разговаривают друг с другом в палатах, смеются, газетами шуршат или ещё как нибудь свое присутствие обозначают. Маша прекрасно помнила - все мужчины, лежавшие в одной палате с отцом одноклассницы, именно так себя и вели. И оттого у неё сложилась странное представление о том, что все люди, на свое счастье попавшие в руки передовой советской медицины, должны в перерывах между уколами непременно смеяться и читать газеты. Но именно в этой, достаточно большой по размерам палате, никаких весёлых мужчин не было и в помине. Здесь, почти посредине, стояла одна единственная кровать на которой громоздилась горка чего-то белого и непонятного. И вокруг этой кровати тоже чего то было наставлено. какие-то медицинские штуковины непонятного вида и назначения.

И тут Маша всё поняла. Ну конечно! Это же просто ошибка какая-то! Это по ошибке её сюда привели! Та самая регистраторша чего-то напутала. Не может одноклассник Андрюша в одиночку лежать в такой вот зловещей и тихой палате. Он, несомненно, сейчас где-то в другом отделении, где вокруг него другие пацаны. И он там с ними судачит о своих пацанских делах и тоже над чем-то смеётся. А тут наверное чей-то дедушка старенький лежит а её за внучку приняли. Напутали и всё тут! Ну точно, регистраторша напутала, вон к ней сколько народу каждую минуту подходило, не мудрено случайно ошибиться. Сейчас они с доктором до этой одинокой и непонятной кровати дойдут и тут же всё выяснится. А потом Маша вежливо извинится и побежит прочь из этой палаты и из этого отделения со всех ног. Нет у неё никаких душевных сил здесь находиться. Почему так, она сама не понимала. Было в этом месте что-то незримое но очень тяжелое, давящее, страшное.

Рядом с кроватью, на стуле, сидела маленькая женщина в кофте и совершенно не двигаясь неотрывно смотрела туда, где у лежащего должно было по идее находиться лицо. Доктор позвал сидящую по имени отчеству, но та даже не пошевелилась. Он повторил. Та снова никак не прореагировала. Тогда врач аккуратно тронул сидящую женщину за плечо и она наконец резко, словно внезапно разбуженный от глубокого сна человек, развернулась к ним. У Маши перехватило дыхание. В этой женщине она безошибочно узнала бабушку Андрея. Вообще говоря, они не были официально знакомы, но несколько раз она случайно, на улицах города или в магазинах, встречалась с ней, идущей вместе с Андреем. И она хорошо запомнила её лицо, всегда доброе, улыбчивое и румяное, почти без морщин, что для женщин такого возраста большая редкость.

Сейчас же на Машу смотрел самый настоящий череп, обтянутый кожей. Глубоко ввалившиеся глазницы с темными кругами вокруг. Кожа очень бледная и очень тонкая, с отчетливо проступающей паутиной синих вен. Настолько тонкая, что на обтянутых этой кожей щеках были видны контуры зубов во рту. Плотно сжатые, почти бесцветные губы. На голове топорщились неухоженные, длинные и абсолютно седые волосы. Но глаза! Они словно напрочь отменяли собой возникшее было неприятное впечатление. Даже там, находясь в заточении тёмных провалов глазниц, они будто бы источали ласку и тепло. И взгляд этот успокаивал, отгонял всякую тревогу и страх. Он, этот взгляд, напомнил ей луч тепла, источаемого обогревателем с круглой стальной тарелкой и разогретой до красна спиралью, когда она прибегала домой с сильного мороза и тут же устраивалась отогреваться.

Бабушка Андрея несколько секунд молча смотрела на Машу а потом, всё так-же не говоря ни слова, очень медленным жестом показала рукой на то самое, непонятное пока, лежащее на кровати. Одновременно с этим Маша почувствовала, как в заднюю часть ног на уровне колен уперлось что-то твёрдое. Ага, это медсестра принесла и подставила еще один стул. Краем глаза увидела, как врачи направились к выходу из палаты, оставив их наедине. Еле-еле выдавив из себя «Спасибо», она уселась рядом с пожилой женщиной. Осознание страшного приходило медленно но неотвратимо. Ей становилось понятно, почему родители закрывались на кухне, когда судя по подслушанным обрывкам фраз, обсуждали случившееся с её одноклассником. Тук … Тук … Тук … С каждым гулким ударом сердца она чувствовала, как всё сильнее и сильнее щипет в носу и подступают слёзы. Она уже совершенно отчетливо понимала — вот этот кулёк, завернутый в белое одеяло, и есть её верный и надежный товарищ Андрюха. И к такому она была совсем-совсем не готова. Надеясь на лучшее, она в глубине души допускала, что возможно и увидит что-то, не совсем приятное. Ну например, Андрей возможно будет в бинтах, в пятнах зеленки или йода, может быть даже в гипсе. Но чтобы вот так …

Маша, буквально превозмогая себя, вглядывалась в остававшуюся открытой часть лица мальчика. Да, не смотря на обилие бинтов, опутавших голову, она узнавала его. Ведь это лицо за несколько лет, прямо на её глазах, превращалось из нежного лица первоклассника в лицо подростка. Даже не смотря на то, что сейчас это лицо было сильно опухшим и тёмно-бордового цвета. Даже не смотря на то, что в нос была вставлена какая-то резиновая трубка а рот был неестественно раздвинут какой-то штуковиной. Даже не смотря на то, что его глаза сейчас были закрыты, да и вообще еле угадывалось из-за всех этих опухлостей, где эти глаза находятся. И это ухо! До боли знакомое Андрюхино лопоухое ухо, столько раз ею дёрганое по поводу и без. Ухо выглядело совершенно нормальным, каким-то чудом пробившись сквозь жгуты бинтов и теперь, впрочем как и всегда, победно торчавшее наружу, словно красный флаг над непобежденной крепостью. Маша, уже совершенно не скрываясь и ничего не стесняясь, плакала. И при этом почему то улыбалась, глядя на это ухо. Когда слезы полностью застилали глаза, она утирала их локтем и снова смотрела на ухо, как на некий символ своей последней надежды. Про себя же просила, изо всех сил надеясь, что он её хоть как-то да услышит. Давай! Ты сможешь! Ты справишься! Ну пожалуйста! Не оставляй меня! Только возвращайся! Мы с тобой в школе ещё такое устроим! Мы с тобой вместе ещё такое отмочим! Ты даже не представляешь! Обещаю! Ты только очнись! Прошу! Пожалуйста-а-а-а-а-а …

Внезапно Маша почувствовала прикосновение к своей руке. Она посмотрела вниз и увидела ещё чью то руку, лежавшую неподвижно вдоль кровати поверх белого одеяла. Хотя что значит чью? Это же Андрея рука! Андрюшина бабушка держала кисть руки внука в своей руке и сейчас взглядом недвусмысленно предлагала Маше присоединиться к ним. Маше идея понравилась, тем более что всё принесенное с собой — и казавшаяся теперь совершенно дурацкой грамота и вкусный подарок, стало теперь абсолютно бесполезным. А таким образом она хоть как-то сможет выразить свое сочувствие. Маша снова смахнула слёзы локтем и с готовностью кивнула. Вот только девать лист бумаги и конфеты было некуда, поэтому она просто положила их поверх одеяла. Сначала хотела было положить прямо перед собой, примерно на то место, где у Андрея должен был находиться низ живота и уже протянула вперед руки. Потом сообразила, что это как-то не очень подходящее место и разместила поклажу немного в стороне, там где у товарища, по её прикидкам, должны были находиться ноги.

Как только Маша сжала кисть Андрея своей рукой, она вдруг неожиданно для себя почувствовала сильное отвращение. Это было очень странно и пугающе. Ведь вот только что она испытывала к лежащему на кровати товарищу самое сильное сострадание и привязанность, какие только могут быть на этом свете. Но стоило прикоснуться к нему, как резко накатило что-то очень неприятное, что-то очень противное до тошноты. Она чувствовала под рукой нечто вялое, холодное и даже какое-то склизкое. Только она собралась было отдернуть свою руку, как бабушка Андрея не позволила ей сделать это, быстрым и точным движением накрыв сверху её руку своей, тем самым накрепко соединив с Андреем. Маша удивленно повернула к старухе голову, намереваясь уже в открытую попросить отпустить её, потому что ей сделалось дурно. Но так и не попросила. Она вдруг почувствовала, как из той самой намертво прижатой кисти, сначала по всей руке а потом и по всему её телу, медленно но неотвратимо растекается очень приятное тепло, растворяющее в себе все неприятные ощущения, страхи, тревоги и сомнения. И тело от этого становится лёгким-лёгким, будто бы наполняясь пузырьками радости и счастья, беззаботности и веселья. Маша ещё никогда в жизни не испытывала ничего настолько приятного. В глазах заиграли-забегали разноцветные пятна и всё вокруг утонуло в оранжевой пелене. Но пелена эта совсем не пугала а наоборот, была теплой и приятной, как будто смотришь на летнее солнце сквозь закрытые веки.

Маша даже зажмурилась посильнее, боясь выпустить из своих глаз это волшебное тепло. А когда снова открыла глаза, то никакой больничной палаты вокруг неё уже не было. Только бескрайний летний луг с высокой травой и разбросанными везде островками самых разных полевых цветов — белых, сиреневых, желтых, красноватых. Бесследно исчез едкий больничный запах. Легкий теплый ветерок гулял во все стороны, колыша волнами нескончаемое море трав и принося с собой, будто бы на пробу, самые разные, но неизменно приятные цветочные запахи. Над ней простиралось такое же бескрайнее, как сам луг, синее небо с красивыми горками белоснежных облаков. Ощущение чего-то противного и холодного напрочь исчезло из руки. Она глянула вниз и увидела в своей руке большой букет из свежесорванных цветов, стебли которых были теплыми от солнца и очень приятными на ощупь. Стоило только наклониться к букету, как несколько цветков оказалось у неё прямо перед глазами, упав откуда то сверху. Она свободной рукой ощупала голову и засмеялась — надо же, она когда то умудрилась не только нарвать большой букет луговых цветов, но и сплести из них шикарный венок, украшавший её сейчас. И вообще, когда она успела переодеться? Вместо привычной одежды на ней красовалось простое свободное белое платье длиною почти до пяток. А ну и пусть! Какая разница? Маша вдруг развеселилась и придерживая венок на голове, чтобы не упал, хохоча завертелась на месте. Это ли не счастье? Как оказалось, придерживать венок не было никакого смысла. Закружившаяся вдруг голова не удержала тело на ногах и она навзничь рухнула на мягкую перину из трав. Полежав некоторое время в импровизированном травяном ложе, Маша все таки озадачилась вопросом, а где же она есть и куда идти дальше. Не будет же она всю жизнь существовать в этой травке, как какой нибудь кузнечик?

Она снова водрузила венок на голову, ловко вскочила на ноги и принялась оглядываться по сторонам. Всё что она видела, так это цветочный луг, простирающийся до самого горизонта во все стороны. Не успев толком озадачится таким удивительным природным явлением, Маша вдруг заметила не очень недалеко от себя какую-то белую точку. И самое главное, точка эта двигалась. Она вдруг отчетливо ощутила необходимость разузнать, что это за точка там такая, будто кто-то аккуратно но настойчиво подталкивал её в спину. Она снова схватила свой роскошный букет и придерживая свободной рукой венок на голове, побежала по направлению к предмету своего интереса. Внезапно, когда она преодолела уже почти половину пути, это белое нечто вдруг куда-то пропало. Маша остановилась озадаченная и немного огорченная. Нет вы только подумайте! Она тут вся такая красивая и с цветами бегает, а оно тут прятаться от неё вздумало! Долго огорчаться не пришлось. Оглядевшись по сторонам, она снова заметила движущееся белое пятно, причем находящееся уже немного ближе к ней, чем в первый раз. Снова побежала в нужном направлении и снова на полпути пятно исчезло, словно растворилось на ветру в солнечном свете. Ах так! Ну ладно! Маша снова развеселилась а заодно решила сменить тактику. Прятки так прятки! Она присела, там где стояла, полностью скрывшись в высокой траве. Принялась медленно считать до десяти. Потом не спеша поднялась, но не высоко, чтобы не выдать себя и не спугнуть это белое нечто. Осторожно огляделась по сторонам и ага! Вот ты где! Предмет её интереса, так же как и она почти целиком скрытый в травах, тем не менее стал ещё ближе. Чудесно! Маша, довольная собой, тихонько захихикала и пригнувшись так, чтобы её не было видно над травой, побежала в противоположном направлении. Отбежав порядочное расстояние, она снова ненадолго притаилась. Потом выглянула. О чудо! Белое нечто стало, как это ни странно, еще ближе к ней и уже можно было разглядеть какие то черты у этого странного объекта. Похоже он и сам не прочь с ней поближе познакомиться! Надо же какие интересные дела здесь творятся! Оказывается если хочешь догнать что-то, нужно от этого самого что-то убегать. Вот это да! Она еще несколько раз повторила манёвр всё с тем же результатом и наконец устав бегать, решила просто посидеть в засаде подольше. Авось это самое, с чем она тут играет в прятки, само к ней придёт.

Так всё и вышло. Когда Маша, просидев на корточках и досчитав до ста резко поднялась над травой, то даже оглядываться вокруг не пришлось. Прямо напротив, на расстоянии не больше метра, стоял молодой человек, судя по виду очень юный, лишь немного старше чем она сама. Смотрел он прямо на неё. На нем была простая белая рубаха с распахнутым воротом. Самое странное, он казался ей очень-очень знакомым, но узнать его никак не получалось. И вовсе не из-за плохой памяти, с памятью то у неё всегда был полный порядок. Просто напросто его лицо было не постоянным. Точнее говоря оно постоянно изменялось. Проглядывались только общие детали а вот индивидуальные черты, не успев толком проявиться, словно непрерывно таяли на летнем солнце и тут же уносились прочь под дуновениями ароматного ветерка. Это очень озадачило Машу, ведь она чувствовала что должна, хотя нет, она просто обязана дознаться, кто он такой. Зачем ей вообще это нужно? Ответа на этот вопрос она не знала. Ну а раз так, тогда остается только спросить напрямую. В самом деле, чего это она вдруг застеснялась? Поглубже вздохнув пару раз для уверенности, произнесла: «Кто ты?».

Ух ты! Произнесла и сама поразилась, как неожиданно прозвучал её голос. Казалось он заполнил собой всё пространство вокруг и звучал одновременно отовсюду. Голос был протяжный, какой-то даже льющийся, очень мелодичный, словно сотканный из нежного звона множества колокольчиков, звучащих на фоне мягкого шелеста трав. У неё в жизни никогда не было такого шикарного голоса и быть не могло. Вот это ничего себе!

И тут внезапно отовсюду раздалось: «Я Иван!». Этот голос был мужским и громким, но вот звучал он как-то жалко и плаксиво.

Маша больше не успела ничего ни сказать ни сделать. Тут же ей в спину вдруг подул сильный холодный ветер, немедленно сбросивший цветочный венок с её головы. Она попыталась было наклониться, чтобы подобрать его, но не смогла даже пошевелиться. Её распустившиеся волосы, неожиданно оказавшиеся белыми и очень длинными, затрепетали по ветру и принялись обметать, ну пусть это будет лицо, стоящего перед ней парня, назвавшегося Иваном. Странно, но она никогда в жизни не носила таких длинных волос и даже близко к этому. А уж о том, чтобы пергидролью перекрасится в блондинку, она и в страшных снах прифантазировать не могла. Мама в таком случае быстро бы перекрасила её пятую точку в малиновый цвет с помощью отцовского ремня. А потом ещё на лысо подстричься заставила. Стоящему напротив неё человеку развевающиеся на ветру волосы похоже не доставляли никаких неудобств. Напротив, он будто бы купал в них свое лицо, будто бы нарочно ловил их, как ловит струи свежего источника человек, решивший умыться после долгой и тяжелой дороги. И похоже готов был делать это до бесконечности.

Холодный ветер, дувший в спину, непрерывно усиливался и у Маши выступили слёзы из глаз. Кроме того, шикарные длинные волосы почему-то стали немилосердно хлестать её по лицу. Никакого удовольствия от этого, в отличие от стоящего перед ней, она не испытывала. Ей очень хотелось увидеть, что же этот парень будет делать дальше, но она не удержалась и моргнула. В тот же миг жуткий холодный ветер бесследно исчез. А стоило ей разомкнуть веки, как она снова оказалась в больничной палате, всё так же сидящей на жестком стуле перед кроватью Андрея рядом с его бабушкой. За руку её уже никто не держал и она никого не держала. Вокруг была всё та же гнетущая больничная тишина. Андрюшкина бабушка всё так же держала руку внука в своей руке и неотрывно смотрела ему в лицо. На Машу она не обращала никакого внимания.

Уф! Ничего себе! Вот это она перенервничала! Похоже даже отключилась ненадолго! Привиделось же такое! Она снова перевела свой взгляд на лицо Андрея. Плакать больше не хотелось. Вместо отчаяния в душе у неё поселилась какая-то светлая грусть и малая толика надежды. Она снова мысленно обратилась к своему товарищу, как бы извиняясь и прощаясь. Ну ты давай, не раскисай тут! Мы все тебя ждем! Скажу ребятам, что через недельку ты точно поправишься! Хорошо? Давай, не подведи меня! Пока! Выждав ещё несколько секунд, она не решилась отвлекать бабушку Андрея а просто встала и стараясь ступать как можно тише, направилась к выходу из палаты. Свою миссию она считала полностью выполненной и никто не вправе требовать большего. Неимоверно хотелось как можно скорее покинуть этот гнетущий больничный мирок и снова выйти в солнечный и такой свежий день, щедро одаривающий всеми сокровищами царства осени.

Маша, осторожно идя к выходу из палаты, конечно же не могла видеть, как бабушка Андрея неотрывно смотрела ей в спину холодным взглядом из своих запавших, ставших теперь совсем чёрными, глазниц. Никто не видел как бабушка Андрея, спустя совсем короткое время после ухода Маши, словно нехотя, будто бы сопротивляясь самой себе, аккуратно спрятала руку Андрея под одеяло. Потом она нежно погладила кончиками пальцев лицо любимого внука и ещё несколько секунд любовалась им. Затем решительно отвернулась, встала со стула и отошла от кровати.

Иван.

В полдень четверга Ивана отпустили. Ему под роспись вернули ремень и шнурки от кроссовок, школьную сумку и кошелёк, вернули ключи от квартиры. В общем всё то, с чем его и привезли сюда прямо из школы пару дней назад. Провожал его тот самый следователь, который руководил задержанием а потом и допрашивал. Следователь сообщил Ивану о том, что в соответствии с какой-то там статьей истёк срок его временного задержания и теперь он снова свободный советский гражданин. Иван его болтовню не слушал, он считал секунды до того момента, как сможет выйти за порог ненавистного здания. Иван ликовал и одновременно изо всех сил старался скрыть свою радость, стараясь лишний раз не смотреть на следователя. Он каким то шестым чувством понимал, что во всей этой истории удалось пропетлять. Не понятно как, но удалось! Сам факт того, что его отпустили, означал что ничего у них на него нет. И пацаны похоже не сдали его, зря он о них плохо думал. Иначе бы закрыли его в камере надолго.

Как только Иван наконец оказался у себя дома, в своей комнате, страх перед чудовищем и вызванное этим отчаяние стали отступать. Правду ведь говорят, дома и стены помогают. Он теперь прекрасно понимал - чудовище взялось за него всерьез. Оно с ним словно играло, усыпляло бдительность, подманивало чтобы при удобном случае застать врасплох. Хитрая тварь! И стало быть ему расслабляться больше ну никак нельзя. Сейчас его совершенно не заботил повод, по которому он провел двое суток в изоляторе и был допрошен следователем. Проблема, стоявшая сейчас перед Иваном, была по его мнению гораздо серьезней чем судьба малолетнего придурка и вызванного этим интереса милиции. И ему во что бы то ни стало нужно придумать, как эту проблему решить. И главное ведь никому не расскажешь, ни с кем не посоветуешься, даже с родителями.

По первости у него мелькнула мысль таблетки какие-нибудь у родителей попросить. Ну вроде снотворного или успокаивающего. Чтобы раз и вырубиться до самого утра! И никаких снов не видеть! Особенно таких поганых, со всякими чудовищами и самодвижущимися пузырями с паутинами. Потом решил, что опасно это. Родители переполошатся, того и гляди на приём к доктору потащат. Ну или доктора притащат прямо к нему а то и не одного, с помощниками, с крепкими такими помощниками. Эти доктора они такие себе товарищи, чего доброго возьмут и в психи определят на всю жизнь, на учёт поставят. Прощай тогда и работа нормальная и водительские права и ещё много чего. Да и замуж за него такого никто не пойдет, разве что сама такая же. Нет, сдаваться докторам — это на самый крайний случай! Пока он сам побарахтается чтобы чудовищу во сне не попасться. А как ему там во сне не попадешься, если у этого страшилища там всё схвачено-прихвачено? Пока ему, Ивану, удавалось спасаться исключительно благодаря везению. Первый раз мама как нельзя вовремя его разбудила. Второй раз повезло, что лежанка в камере узкая была, он с неё упал на бетонный пол да и проснулся. И долго ему так будет фартить, скажите на милость? Очевидно, надеяться на такое везение в дальнейшем совсем не стоило.

Иван и не надеялся. Он уже придумал новый план как избежать встречи с монстром. И этот новый план кардинально отличался от того, что он находясь в камере напридумывал. Как пелось в веселой песенке из одного то ли мультика то ли фильма «Нормальные герои всегда идут в обход!». Тогда он что собирался делать? Тогда он собирался делать всё что угодно, лишь бы не уснуть. В этом то и была ошибка! Хочешь не хочешь а всё равно заснёшь и сам не заметишь! А там тебя уже тварь поджидает. Нет, спать конечно нужно. Но! Спать нужно с умом! Всё же очевидно! Чудовище приходит за ним ночью, когда он спит. Правильно? Правильно! А днём? Может это страшилище днём не работает? Например отсыпается после ночной смены или ещё по каким причинам не может людей пугать. Кто его знает, какие у них там правила внутреннего распорядка. Это раз! А ещё Ивану нужны помощники, чтобы будили его периодически. Родители такими помощниками по понятным причинам быть не могут. Ну и не надо. У него и без них добровольных помощников хоть отбавляй. Например его одноклассники-балбесы, которые не преминут толкнуть его, даже если он весь урок проспит. Гарантировано! Это два! Отсюда выходит, что дома по ночам он только делает вид что спит, а по настоящему отсыпается урывками днём в школе. Вот и всё! Эврика, как говорил какой-то там древний латинец. Более того, он этот новый план уже успешно опробовал на практике, в пятницу, в первый же день в школе, после того как его отпустили из милицейской кутузки.

А что делать в выходные? А в выходные можно в парке на скамеечке подремать или в кино сходить. В кино можно и на пару сеансов, чтобы хорошо выспаться, хоть это и накладно выйдет. В наступившую субботу он решил опробовать ту часть плана, которая касалась выходных дней. Решил так — пока ещё стоят теплые деньки, попробует дремать на скамейках. Кино пока подождёт, деньги на потом целее будут. Глянул в окно и обрадовался. Денёк для проверки плана выдался что надо, теплый и солнечный. Значит и народу на улицах полно будет, гулять по вылезут все кому не лень. И тогда точно найдется добрая душа, которая растолкает задремавшего на скамейке пацана. Иван оделся по погоде и незаметно для находившихся в квартире родителей, прихватил с собой хозяйственную сумку-авоську, куда примостил пустой молочный бидон и несколько пустых стеклянных бутылок из под кефира. На всякий случай, вроде как он в магазин шёл-шёл да и присел отдохнуть.

Куда именно пойдет, Иван знал точно. В паре кварталов как раз находился продуктовый магазин, рядом с которым разбит небольшой уютный скверик с парой аллеек. Популярное место для выгула возлюбленных а также для прогулок тех, кто уже догулялся под ручку и крикливых последствий таких прогулок, то бишь для мамашек с детишками. И на тех аллейках наличествовало множество удобных скамеек, так что местечко для него точно найдется.

Не спеша прошелся до намеченного сквера, по дороге с удовольствием вдыхая чистый воздух вместо спёртого и вонючего воздуха камеры. Вот и нужные ему скамеечки. Решил устроится где-нибудь ближе к середине аллеи. Нашел подходящую пустую скамейку и уселся. Сначала немного поглазел по сторонам для приличия, убедился что никому из мимо проходящих он не интересен и никто на одиноко сидящего подростка не обращает внимания. Потом прикрыл глаза. Ощущения были интересными. Лицо грелось под лучами полуденного осеннего солнца и одновременно с этим легко холодилось слабым ветерком. Сначала от солнечного света в веках было приятно. Но с другой стороны при свете как-то совсем не засыпалось. Тогда Иван решил положить сгиб локтя на спинку скамейки и уткнуться в него лицом. Так будет гораздо удобней. Только вот не станут ли прохожие обращать на него излишнего внимания? А плевать!

Вот теперь ему было хорошо, теперь солнце не светит в глаза и не прогоняет ласковую дрёму. Теперь у солнца другая забота, оно опять с ветром борется за Ивановскую макушку. Ветер макушку холодит а солнце наоборот согревает. Временами солнце отступало, видать облачка на небе его закрывали, но потом снова появлялось. Такая борьба ещё сильнее убаюкивала Ивана.

Но какой то момент солнце вдруг надолго пропало и похоже возвращаться не собиралось. Ветер стал заметно холоднее и стал понемногу усиливаться. Черт задери эти природные стихии! Никакой надежды на них нет! Только он начал так хорошо засыпать а погода взяла и как назло испортилась. А может ещё наладится? Ивану нравилось накатившее ощущение полудрёмы и двигаться с места он решительно не хотел. Но тут порывы ветра стали совсем резкие и за шиворот полетели холодные капли дождя. Хочешь не хочешь а придется убираться куда-нибудь под крышу. Иван поднял голову и открыл глаза. Ничего себе, выходит он всё-таки заснул незаметно для себя и похоже проспал до самого вечера. И никакое чудовище к нему опять не пришло! Работает его план! Работает! Он чувствовал себя на удивление свежим и хорошо отдохнувшим. Ну раз так, можно со всех ног нестись домой, пока не промок до нитки. Нечего тут больше делать!

Автор: 1100110011. Сайт автора: 1100110011.ru

Первой мыслью Инки было - заругает бабушка за шубу, вымокнет шуба.

Крепкие руки хватают за пояс, тянут на свет. И вот уже Инка лежит на снегу, смотрит в небо, тяжело дышит.

Вокруг все кричат что-то, суетятся, вытаскивают других намокших в ледяной воде детей из подо льда. Вот бежит бабушка, без платка, волосы, растрепаны. "Инка, Инка! Девочка моя, живая?" Подбегают другие взрослые, плачут, обнимая своих детей, тащат по домам.

Дома тепло, но ноги никак не хотят согреваться, пальцы на руках не слушаются. Инка сидит у печки, смотрит на огонь, хочется плакать, спать, хочется, чтобы наступило лето, не мёрзнуть, согреться.

Постепенно Инка проваливается в сон, вздрагивает от громкого стука в дверь. Бабушка, сидевшая за столом, подскакивает, пугается, бормочет что-то, торопливо семенит открывать.

Инке вдруг становится невыносимо тревожно, она потихоньку отползает от печки, прячется под стол и слушает.

Слышно, как бабушка открывает дверь, тихонько вздыхает. Потом голос.

Голос чужой, незнакомый, шершавый и какой-то ржавый, как старая пила. Инка прислушивается изо всех сил, но слов не разобрать.

Бабушка возвращается в комнату, находит Инку под столом. "Собирайся, говорит, сходить нужно. Кое-куда."

Куда идти, зачем? Пальцы на ногах ещё немые от холода, да и шуба вымокла. "Наденешь дедов тулуп, вставай."

Инка идёт по узкой тропе, окружённой с двух сторон высокими сугробами, за незнакомцем. Смотри вниз на свои ноги в бабушкиных сапогах. Думать о том, куда и зачем она идёт, не хочется. Думать не хочется вообще ни о чём. Хочется домой - к тёплой печке, пить кисель, гладить кота, слушать ворчание бабушки, смотреть в окно на медленно падающий снег.

Приходят в большой дом. Инка видит и других детей, это немного успокаивает, но всё равно садится поодаль от всех, в углу, почти у самой двери. Снова одолевает сонливость, не хочется слушать разговоры, не хочется разбираться в том, что это за внезапное собрание, зачем её сюда привели. Веки слипаются. Инка почти уже проваливается в сон, как внезапно понимает, что не видела раньше этого дома у них в деревне, не знает, что это за место, но чувствует, что здесь опасно, что нужно бежать. Чуть слышно переговариваются взрослые, дети сидят молча, многие, как и Инка недавно, потихоньку засыпают. В воздухе висит напряжение, все чего-то ждут. Инка незаметно осматривается, выбирает момент, когда, кажется, никто не смотрит в её сторону, подскакивает и, толкая всем своим телом дверь, вываливается наружу, в холодную тьму ночи.

Бежать, бежать сквозь снег, сквозь холод, по узкой тропе, к дому, где бабушка, где теплая печь.

Перед самым забором останавливается, кто-то там есть во дворе, кто-то большой. Присматривается сквозь темноту и снег (почему фонарь у крыльца не горит?) и вздыхает с облегчением - дедушка! Дед ходит по двору, делает что-то, кажется, чистит снег, вон его сколько намело. Инка входит в калитку, идёт к нему, собирается уже крикнуть, что вернулась, как вдруг острая мысль пронзает голову, как игла. Это не дедушка. Его не может быть здесь. Не может. Он умер ещё позапрошлой зимой. И, если это и вправду он, то он мёртвый. Инка делает было шаг назад, за калитку, но понимает, что идти ей некуда, только домой, в тепло, к бабушке. А это значит, надо как-то пройти мимо мертвого деда, который, как назло, стоит у самой двери в дом.

Пока Инка думает, что же делать, дедушка медленно поворачивается и замечает её. Становится так страшно, что уже всё равно, как, лишь бы оказаться дома. Инка срывается с места и бежит к двери, огибая деда по сугробу.

"Неблагодарная!" кричит дедушка вслед Инке. "Некультурная! Кто воспитывал, только? Не здоровается, убегает! Зачем убегать-то? Иди сюда! Иди!"

В доме темно, видимо, бабушка уже спит. Инка стягивает тяжелый тулуп и сапоги, идёт к своей кровати. Кутается в большое пуховое одеяло, отворачивается к стене. Зажмуривается, старается даже не дышать.

Уснуть, уснуть. Завтра проснусь - бабушка ворчит, кот мурлычет, солнышко за окном. Побегу с ребятами на озеро на коньках кататься или дома останусь, буду сидеть у печки, рисовать буду. Пирог с клюквой испеку. Уснуть. Уснуть.

Спрятаться под одеялом от тех, кто подходит всё ближе, окружая дом. От тех, кто уже стучит холодными ладонями в окна, кто толкает снаружи тяжёлую дубовую дверь. От тех, кто скребётся в дымоходе.

Из соседней комнаты слышится звук бьющегося стекла. Что-то большое вываливается из печи, падает на пол, ворочается, дышит тяжело.

Хватит прятаться, хватит убегать, милая. Некуда тебе убегать.

И Инка чувствует, как тёплое одеяло становится холодной, мокрой, тяжёлой шубой, тянущей под лёд, ко дну Большого озера, откуда не выбраться, никогда не выбраться.

Хватит убегать, думает Инка и открывает глаза.