А уж дома, в тепле и уюте, он спокойно
прободрствует очередную ночь. Книженцию
какую-нибудь почитает или журнальчики
полистает под чаёк. Вот тебе чудовище,
накося-выкуси! Не на того напало! Ты
может и страшное, зато мы умные!
На улице уже было темно, но фонари пока
не зажигались. Небо, сплошь завешанное
серо-черными облаками, обильно поливало
город водой. Сильный ветер ему активно
помогал в этом, усердно разгоняя тучи
брызг во всех направлениях. Иван поднялся
с насиженного места и только тут увидел
вокруг себя множество людей. Их было
настолько много, что казалось стояли
они плечом к плечу и не было никакой
возможности протиснуться сквозь эту
толпу. И ещё, не смотря на темень и стену
дождя, он разглядел что одеты все они
почему то одеты в одинаковые черные
дождевики с капюшонами. В точь-точь как
балахоны прорезиненных плащ-палаток,
которую им показывал учитель на одном
из уроков начальной военной подготовки.
Противогазов им только не хватает! И
кстати лица у всех скрыты под низко
надвинутыми капюшонами, так что и не
разглядеть толком, что-то там еле заметное
сереет и всё. И чего они, спрашивается,
вдруг на улицу высыпали? Дождя что-ли
никогда не видали?
Иван принялся проталкиваться сквозь
строй неподвижно стоящих людей, но те
даже и не думали уступать ему дорогу.
Они продолжали стоять совершенно
неподвижно, словно манекены, покачиваясь
от его усилий но не падая. Приходилось
буквально продираться сквозь этот
строй. Сначала он периодически буркал
в разные стороны «Извиняюсь!» но скоро
перестал, всё равно ему никто не отвечал
и не возмущался. Продвигаться получалось
очень медленно и чрезвычайно утомительно.
Иван остановился перевести дух и заодно
решил оглядеться по сторонам. И в этот
самый момент его тело охватил ледяной
озноб, по сравнению с которым струи
осеннего дождя казались теплым душем.
Город исчез! Нет, не так. Тот город,
который он знал, исчез напрочь. А то, что
он сейчас видел вокруг, было чем угодно,
но только не улицами города, который он
знал с самого рождения. Во всех направлениях
простирались в непроглядную даль
абсолютно одинаковые, прямые как стрела
улицы с абсолютно одинаковыми темными
пятиэтажками вдоль них. И этих одинаковых
улиц, параллельных друг другу, было
неисчислимое множество. И поперек этих
улиц тоже проходило неисчислимое
количество таких же одинаковых улиц.
Словно город превратился в нескончаемую
шахматную доску, на клетках которой
торчали угрюмые дома с черными глазницами
окон а между ними во всех направлениях
проложены дороги. И почему ни в одном
доме не светится ни одно окошко? Вечер
же! Ну ладно, пусть фонари не зажгли, но
ведь люди в своих квартирах сейчас
должны кушать на кухнях, смотреть
телевизоры и прочими делами заниматься.
Значит и окна в домах должны светиться
— жёлтым, оранжевым, синим и другими
всякими разными цветами. А они абсолютно
чёрные, окна эти.
Ивана разобрала злость. Да что за
чертовщина тут происходит! Он принялся
яростно тереть лицо, стараясь смахнуть
заливающую глаза дождевую воду и
одновременно пытаясь привести себя в
чувство. А это что такое? Он отставил от
лица руки и теперь удивленно таращился
на них. Потом перевел взгляд себе на
грудь а затем на ноги. Его собственная
одежда видимо решила не отставать от
родного города и тоже куда-то пропала.
Сейчас он был одет в какую то длинную
белую рубаху с рукавами и такие же белые
штаны. Причём одеяние это, сейчас насквозь
промокшее и облепившее его тело, было
изготовлено из самой простой тонкой
материи, из которой обычно простынки
делают.
Ошалевший и совершенно ничего не
понимающий Иван принялся оглядываться
по сторонам, надеясь увидеть хоть
что-нибудь, что могло бы натолкнуть на
дельную мысль, помогло бы понять, что с
ним происходит а лучше всего подсказало
бы, что ему дальше делать. И кое чего он
увидел. На приличном отдалении о него
на одной из множества тёмных улиц он
заметил двигающееся светлое пятно.
Точно светлое! И оно точно двигалось!
Вот прямо сейчас оно за углом одной из
пятиэтажек скрылось. Иван вдруг отчетливо
осознал — как только поймает он это
белое, чем бы оно там ни было, так сразу
и поймет, что вокруг происходит. Он
побежал что было мочи в указанном
направлении. Хотя бегом такой способ
передвижения назвать можно с большой
натяжкой. Снова и снова он огибал мокрые
и неподвижные людские фигуры, уже совсем
плохо заметные в сумраке. Снова и снова
натыкался, отталкивал их или прорывался
между ними. Сил уходило немерено. Когда
он наконец добрался до того места, где
по его мнению видел нечто белое, вокруг
было всё то же самое. Будто он только
что никуда и не бежал отчаянно. Всё те
же бесконечные улицы, всё те же мертвые
дома.
Иван нагнулся и упер руки в колени, ему
необходимо было отдышаться. Зато стало
теплее под сплошной стеной холодных
струй, побегал всё-таки. Стоило только
выпрямиться — белое пятнышко снова тут
как тут. Ну, если честно, не совсем тут
а на порядочном отдалении, но заметно
ближе к нему, чем в первый раз. Вон оно,
гуляет там себе, словно дразнит его.
Иван даже перестал замечать всю бредовость
и жутковатость окружающей его обстановки.
Им овладел самый настоящий спортивный
азарт. Ну ладно, держись у меня! Он снова
побежал к маячившему пятну и снова пятно
успело скрыться, не подпустив его близко.
Опять отдышался. Опять осмотрелся. И
снова побежал. И снова … И снова … И
снова, уже который раз, без пользы. Он
чувствовал, что начинает сходить с ума.
Очередной раз, изнемогая от усталости,
Иван с трудом отдышался. Но только он
выпрямился и развернулся как замер от
неожиданности. Белое пятно было прямо
перед ним, всего в какой-то паре метров.
И никакое это не пятно! Это человек! И
не просто человек а молодая девушка,
это хорошо видно по фигуре. И одета она
в длинное белое платье из такой же тонкой
белой ткани, мокрой и плотно облепившей
её тело. На голове у неё венок из странных
чёрных цветов, он таких и не видел
никогда. Из под венка на плечи спадали
длинные белые волосы. Даже не белые а
какого то серебряного цвета. Он таких
волос, как и черных цветов, тоже никогда
в жизни не видел. И лицо! Её лицо, не
смотря на окружавшую темень, было хорошо
различимо. Оно словно светилось изнутри.
Он сразу узнал это лицо. Это была Маша.
Маша стояла напротив и тоже всматривалась
в него. Она молча наклоняла голову то в
одну то в другую сторону и временами
прищуривалась, словно хотела получше
разглядеть его. Было заметно, что она
его не узнает. Иван решил помочь ей и
стал периодически смахивать потоки
дождевой воды со своего лица. А потом
решил, что нужно бы подойти к ней поближе,
может быть даже за руку взять, чтобы не
боялась. Но не смог двинуться с места.
Что-то не подпускало его к ней поближе,
будто воздух вместе с каплями дождя
превращался в упругую стену, стоило
только ему попытаться сделать шаг
навстречу. Он попробовал раз, другой,
третий. Ничего не получалось. И вдруг …
«Кто -о -о -о -о -о -о -о -о т -ы -ы -ы -ы -ы -ы
-ы -ы?»
Протяжный и очень мягкий голос прозвучал
у него прямо в голове. Он, этот голос,
казалось весь состоял из шелеста
неисчислимого множества дождевых
капель. Не того резкого барабанного
боя, когда ливень молотит по крышам
домов или автомобилей. Нет, в этом голосе
звучал тот самый успокаивающий шелест,
под звук которого бывает так хорошо
отрешиться от всех забот и не спеша
проваливаться в мягкую перину сна.
Иван удивился. Как, она так и не узнаёт
его? Ну Машка, мало того что недотрога,
но вот тут ты в край зазналась! И он
произнес …
Стоило только его голосу смолкнуть как
вдруг в его лицо с той стороны, где стояла
Маша, ударил шквал ледяного ветра. От
неожиданности он закрыл глаза и попытался
прикрыть лицо руками. Ничего не вышло.
Теперь и руки его не слушались. О сам
теперь превратился в одного из толпы
неподвижных молчаливых человеческих
фигур, окружавших их плотной стеной.
Маша! Надо ей помочь! Иван открыл глаза
и посмотрел на Машу. Он увидел, как ветер
поднял её волосы и сбросил с головы
венок. В этот момент дикий ужас охватил
его. Стоило только венку упасть с головы
девушки, как черты её лица стали страшно
искажаться, смешиваясь и растворяясь.
Он, уже не контролируя себя, попытался
закричать, но ни единого звука не вылетело
из его рта. Ураганный встречный ветер
словно забивал все звуки назад, прямо
ему в глотку.
Тем временем Машино будто бы лицо кипело,
оно полностью утратило свои черты и
сейчас исходило белыми пузырями. Каждый
такой пузырь лопаясь выбрасывал из себя
тонкую белую нить. И все эти нити,
развеваясь по ветру. Устремлялись прямо
к Ивану. Он, изо всех сил что у него
остались, пытался увернуться, отскочить,
хоть как-то избежать прикосновения этих
жутких отростков, непрерывно лезущих
из того, что раньше было лицом его
возлюбленной. Но скованный до последней
клеточки тела неизвестной силой, уже
не мог пошевелить даже глазами. Иван
видел, как сотни а может быть даже тысячи
этих страшных извивающихся на ветру
нитей приближаются к нему. Вот осталось
всего несколько сантиметров. Вот прямо
сейчас кончики этих нитей коснутся его
лица. Он инстинктивно приготовился
ощутить чудовищную боль, но …
Ничего подобного не случилось. Он даже
не почувствовал момента, когда нити
коснулись его тела. Он не ощутил ничего
болезненного или даже неприятного,
когда нити прошили его тело в разных
направлениях, сверху до низу, словно
насыщая собой. Сейчас он ощущал неизмеримое
блаженство. Он купался в потоках этих
нитей, словно они были струями какого
то живительного источника. Заботливые
нити соткали вокруг него кокон, надежно
укрывший Ивана от бушующих в этом тёмном
мире дождя и ветра. Он парил внутри этого
кокона, впитывая его тепло и заботу,
наполняясь неведомыми раньше счастьем
и радостью. И ещё он понял — эти нити
навсегда связали его с Машей, подарившей
их и потому ставшей кусочком его самого.
Он хотел только одного - чтобы всё вот
это, то что с ним прямо сейчас происходит,
длилось вечно.
Внезапно стало жечь щёки, то одну то
другую. Окружавший Ивана кокон, с его
блаженным теплом и ласковым белым
свечением, неумолимо исчезал. Место
белого свечения нахально занял рыжий
солнечный свет а блаженное тепло
сменилось прохладой ветерка с запахом
прелой листвы. Никакого парения в
невесомости уже и в помине не было.
Вместо этого появилось очень неприятное
ощущение затекшей шеи и отсиженной
напрочь правой ноги. Ощущению жжения в
щеках тоже нашлось свое объяснение и
очень простое. Гражданка пожилой
наружности со строгим лицом, стоявшая
перед ним, настороженно приглядывалась
к Ивану. Понять её можно, она ожидала,
как молодой парень отреагирует на такой
бесцеремонный способ пробуждения. Мало
ли чего от него ожидать можно? Одно дело,
если ему плохо стало и он на скамеечку
присел. А если пьяный уснул? А она тут
из лучших побуждений его по щекам
лупасит. А ну как он сейчас, осерчав,
тоже ей лупанёт по щекам? Кто эту
современную молодежь разберет? Совсем
ведь от рук отбились, никакого уважения
к старшим, не то что раньше! Если опасениям
бдительной старушки и суждено было
когда-либо сбыться, то уж точно не
сегодня.
Иван открыл глаза, посмотрел на старушку,
широко улыбнулся и сказал «Здравствуйте!».
Старушка с облегчением выдохнула и её
напряженное лицо разгладилось. Она
объяснила Ивану, что ещё в полдень его
тут заприметила, когда в магазин ходила,
вроде как сидел он и головушку свою
молодецкую на руки уронил. Тогда подумала,
ну мало ли подустал да отдохнуть решил.
А тут с балкона глянула, батюшки святы,
а парень то полуденный так и сидит себе
на лавке, даже не пошевелился. Ну она и
побежала проверить, мало ли чего, может
что худое с ним приключилось. А он тут
вон какой, радостный да вежливый оказался.
Иван от души поблагодарил пожилую
женщину за заботу, взял свою конспиративную
сумку с бидоном и бутылками, с трудом
поднялся и поковылял в сторону своего
жилища, немного подволакивая затёкшую
до невозможности ногу. Настроение у
него было просто великолепным. Эх бабуля,
ничего худого со мной не приключилось.
Самое хорошее, что только с человеком
в жизни может приключиться с ним и
приключилось. Он можно сказать смысл
жизни познал и прочувствовал. И теперь
его жизнь навсегда изменится. В этот
субботний вечер ему дико хотелось петь,
плясать, смеяться, говорить всем встречным
и поперечным людям приятные слова. Хотя
вот с этим нужно держать себя в руках,
а то за пьяного примут и тут же такси
ему вызовут. Жёлтое такое, с синей полосой
по всему борту и гербом СССР на передних
дверцах.
А ещё сегодня ночью он отменно выспится!
И следующей ночью выспится! И всеми
другими ночами он снова будет спать в
свое удовольствие. И никакое чудовище
его больше не потревожит. Да и нет
никакого чудовища на самом деле. Тут
оказывается просто некоторое недопонимание
вышло. Это существо пусть и выглядит
несколько экстравагантно, но оно, как
выяснилось, помочь Ивану хотело, спасти
его. В этом можно не сомневаться, это он
уже точно знает. Потому и гонялось за
ним, а он убегал как дурак. Главное что
всё в лучшем виде по итогу устроилось!
Только-только он закончил утренний
обход своих немногочисленных и по
большей части молчаливых пациентов и
уселся заполнять карточки назначений,
как зазвонил телефон на столе. На проводе
оказался сам главный врач. С его слов
выходило, что к одному из его пациентов,
а именно к находящемуся в коме избитому
пацану, буквально рвётся одна молодая
особа. Да не простая а аж целый представитель
пионерской общественности, от имени и
по поручению этой самой общественности,
так сказать. И не с пустыми руками а с
большой открыткой и таким же большим
мешком конфет. Так вот, как лично доктор
считает, возможно ли такое посещение
организовать для юной пионерки? Ну с
точки зрения как состояния пациента
так и вообще обстановки в отделении? Не
повредит ли это детской психике, как он
считает? В общем минуты две на решение
у него есть, по результату перезвонить
прямо ему, главврачу.
Доктор задумался. С одной стороны он
уже который день пичкал паренька разными
из лекарственных препаратов, варьируя
состав и пропорции. И всё пока что
безрезультатно. Похоже на то, что пацан
очень глубоко нырнул, как говорили в их
среде. И всплывать пока что не собирается.
С другой стороны, в медицинской литературе
описан не один случай, когда такие
пациенты пробуждались вследствии
воздействия совершенно неожиданных и
очень разных внешних раздражителей. А
вдруг эта девочка станет таким вот
раздражителем? Кто знает? Но ведь все
таки школьница, то есть ребенок по сути
ещё. Хотя ничего страшного тут она не
увидит. Агонизирующих пациентов, которые
могли бы испугать её своими криками,
сейчас на счастье в отделении нет. А
парень этот лежит и лежит себе тихо,
замотанный со всех сторон, как будто
спит. Только лицо и видно. Ну да, трубки
там торчат и расширитель во рту. Не особо
это и страшно. А вдруг действительно
получится? Чем чёрт не шутит? Тогда и он
сможет написать в медицинский журнал
свою статью о ещё одном удивительном
случае. Ладно, попробуем. Доктор вышел
и кабинета и направился к дежурившей
возле внука бабушке, дабы заручиться её согласием. На его удивление она кивнула даже не задумавшись, едва только услышала вопрос. Ну и отлично, подумал врач про себя. Вернувшись в свой кабинетик, снова взял трубку и накрутил внутренний номер главврача. Как только тот ответил, доктор сообщил что дескать пусть направляют пионерку, на пороге отделения встретит медсестра и раз уж общественность требует, всё организуем в лучшем виде, раз уж на то пошло.
Наконец медсестра, отправленная встречать
столь важного посетителя, вернулась и
пока она шла по коридору было заметно
что за ней кто-то семенит. Медсестра
дошла до дверей палаты и отошла в сторону.
За ней оказалась девчонка лет пятнадцати,
с русыми волосами, заплетенными в
короткую косу и большущими серыми
глазами. Девочку со слов медсестры звали
Маша, она одноклассница их юного пациента
и с улыбкой добавила, что по поручению,
как видите. Маша поздоровалась а он тем
временем внимательно осматривал её,
пытаясь оценить психологическое
состояние. Напугана ли? Взволнована ли?
Не хлопнется ли прямо тут в обморок от
избытка чувств, вызванного обстановкой
и тем что ей предстоит увидеть? Да не
должна, судя по впечатлению от осмотра.
Держится ровно, в меру спокойно, взгляд
твердый. Это хорошо. Ну что же, приступим
тогда.
Девочку Машу провели в палату к пациенту,
представили родственнице и усадили на
стул рядом с ней. Сам он и обе дежурившие
медсестры палату покинули, чтобы не
смущать ни пришедшую школьницу ни
бабушку. Тем более вполне может быть
что они знакомы между собой, пусть
посидят и поговорят, нечего людям мешать
в такой непростой ситуации. Наклонившись
к уху медсестры, чей пост находился
почти у самых дверей палаты, доктор
тихонько прошептал распоряжение
прислушиваться к происходящему и если
что, незамедлительно реагировать. Затем
ушёл к себе в кабинет, работу с бумажками
за него никто не сделает.
Визит школьницы прошёл без всяких
проблем. Чудесного пробуждения впрочем
тоже не случилось. Спустя примерно пять
минут девочка сама появилась в дверях
палаты и сообщила что она всё, навидалась.
Ну навидалась так навидалась. Та же
медсестра проводила её назад из отделения,
вернув халат с надписью «Зоя», в котором
Маша пришла сюда. Наказала внизу просто
постучать в закрытую дверь, регистраторша
услышит и её выпустит, так все делают.
Спустя еще несколько минут после ухода
посетительницы, только медсестра успела
подготовить несколько бутылей с
лекарственными растворами для капельниц,
из палаты Андрея раздался громкий звук,
как будто что-то упало на пол. И в ту же
секунду запищал громким и протяжным
писком кардиомонитор, подключенный к
больному. Мальчик дал остановку сердца!
Тревожный сигнал кардиомонитора опытный
доктор услышал бы даже сквозь свой самый
глубокий сон. Он влетел в палату почти
сразу за медсестрой. На ходу прокричал
приказ одной сестре немедленно тащить
сюда набор с комплектом аварийных
сильнодействующих препаратов,
предназначенных как раз для таких
случаев а обязательно несколько
дополнительных шприцев. Второй приказал
бежать что есть сил в хирургию за
анестезиологом а потом сразу в терапию
за тамошней заведующей, уже предчувствуя,
что без помощи всех самых квалифицированных
коллег тут не обойдется. На лежащую
посреди палаты без движения старуху
никто не обращал внимания, не до неё
сейчас. Проблемы нужно решать по мере
важности. Очень скоро коллеги прибудут
на помощь, они ей и займутся заодно.
Затем он, не мешкая ни секунды, кинулся
к лежащему на кровати ребенку. Так,
стетоскоп, сердце - не прослушивается.
Рот, прочь расширитель, дыхание —
отсутствует. Вены, артерии, пульсация
— отсутствует. Датчики монитора сорвать!
Сам прибор выключить! Начали! Раз
прекардиальный удар! Сердце, артерии —
не прослушивается, нет пульсации. Два
прекардиальный удар! Тоже без эффекта.
Начали качать! Качаем, качаем, качаем!
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь,
восемь … шестьдесят. Теперь мешок Амбу,
маску на рот, жмём, жмём, жмём … Контроль
артерий. Пусто! Прочь маску! Снова качаем!
Раз, два, три, четыре … Движения доктора
были уверены и точны. Он сохранял
полнейшее хладнокровие, сказывался
большой опыт. Он уже вошёл в ритм
бескомпромиссной борьбы за жизнь своего
пациента. Теперь либо он свалится на
пол без сил либо моторчик парня снова
запустится. Казалось не существует в
этом мире ничего такого, что смогло бы
отвлечь его.
Продолжая ритмично вдавливать свои
сложенные вместе руки в грудину пациента,
доктор увидел, как лежащая на полу
старуха начала вставать. Только вот
делала она это очень странно. Лежала
она на полу лицом вниз, полностью
вытянувшись почти в струнку, руки у неё
тоже были вытянуты вперед. Как человек
обычно поднимается на ноги из такого
положения? Нормальный человек сначала
поднимет голову, потом подтянет к себе
руки, потом обопрётся на них, потом
поднимет верхнюю часть тела, потом
подтянет одну ногу, ну и так далее.
Правильно? Правильно! Здесь же происходило
нечто совсем необычное. Старуха подтянула
к себе ноги и подняла таз, встав как бы
на четвереньки, но при этом её голова и
вытянутые вперед руки по прежнему лежали
на полу. Постояв неподвижно в такой
иррациональной и очень странной позе,
старуха вдруг начала двигать прижатой
к полу головой и руками по поверхности
этого самого пола, в разные стороны, то
влево то вправо. Движения эти походили
на то, что она решила этот пол как бы
подмести, ну или помыть. Только делает
это почему то своей головой и руками.
Доктор, занятый спасением жизни своего
пациента, невольно наблюдал жутковатое
зрелище, разворачивающееся совсем рядом
с ним. Мелькнула мысль — спятила бабуля.
И тут же ощутил, как в его собственный
мозг стал врезаться, по другому это
ощущение было не назвать, какой то
странный и очень неприятный звук,
постепенно становившийся всё громче и
громче. И ещё он никак не мог понять,
откуда звук этот вообще берётся. Тем
временем старуха, не прекращая мести
по полу собственной головой и руками,
принялась вертеться на месте волчком.
Сначала очень медленно, потом всё быстрее
и быстрее. И тут доктор понял, что является
источником неприятного звука. Точнее
говоря кто им является. Старуха выла.
Не плакала а именно что выла! И это был
не простой вой. Это была песня! В ней
явно прослеживался свой ритмический
рисунок. Страшный ритмический рисунок!
Жуткий, не человеческий а скорее звериный
вой, следуя определенному ритму, то
взлетал до звенящего визга, то переходил
в низкое утробное рычание. Старуха тем
временем уже вертелась на полу с
нечеловеческой скоростью, больше походя
на размытое черно-серое пятно, в котором
с трудом угадывались человеческие
черты.
Вбежавшая в палату старшая медсестра
так и замерла прямо возле входа, словно
наткнувшись на невидимую стену и еле
удерживая поднос со шприцами и ампулами
в трясущихся руках. Она не могла оторвать
взгляд от пляшущей на полу танец страшного
волчка ведьмы. У неё просто не было сил
сбежать от жуткой песни. Медсестра вдруг
начала махать перед собой руками с
подносом, словно отталкивая от себя
что-то невидимое. Её взмахи руками
становились всё сильнее и поднос ожидаемо
полетел на пол, а вместе с ним и все что
на нём было - шприцы, ампулы и склянки.
Девушка вдруг затряслась, обхватила
голову руками и тут же упала на пол.
Потом, судорожно суча ногами, поползла
прочь, но будучи полностью дезориентированной,
только уперлась в угол палаты. И даже
не смотря на это, она не оставляла попыток
двигаться дальше, лишь бы покинуть это
страшное место. Она словно хотела
прилипнуть как можно плотнее или вообще
протолкнуть себя сквозь стену. Руками
она царапала твердую поверхность, словно
хотела или найти за что там зацепиться.
Вот только ничего у неё не получалось,
только тело извивалось змеёй и ноги
бесполезно скользили по кафельному
полу.
Доктор чувствовал как завывания старухи,
проникавшие в его голову, будто бы
старались разорвать её изнутри, вывернуть
череп со всем его содержимым наизнанку.
И ещё он отчетливо чувствовал нарастающее
притяжение ведьминой воронки. Это было
ощущение, будто стоишь на краю ледяной
горки, ведущей в глубокую пропасть и из
последних сил удерживаешься чтобы не
скатиться туда. Единственное, что не
давало ему сойти с ума и не уползти в
угол как медсестра, так это полная
концентрация на своем врачебном долге.
Этот долг был его якорем а алгоритм
сердечно-легочной реанимации был
своеобразной молитвой. Качаем, качаем,
качаем! Раз, два, три, четыре, пять, шесть,
семь, восемь … шестьдесят. Мешок Амбу,
маску на рот, жмём, жмём, жмём … Контроль
артерий. Пусто! Прочь маску! Снова качаем!
Раз, два, три, четыре … Мышцы рук уже
давно горели огнем от напряжения и
усталости. Спина словно деревянная. Пот
льется градом. Нельзя останавливаться!
Терпеть! Терпеть! Качаем! Качаем! Да где
же помощь, чёрт побери! Он уже ничего не
видел вокруг себя. Только страшный вой
ведьминой песни по прежнему прорывался
в уши, но песня эта не имела над ним
никакой власти.
Он уже потерял всякий счёт времени,
когда вдруг почувствовал чьи-то сильные
руки, обхватившие его поперёк туловища
и уносящие куда то прочь. В глазах плыло,
сознание будто плавало в тумане. Он
увидел, как несколько его коллег, не
разобрать кто именно, сгрудились над
парнишкой на кровати и что-то делали с
ним. А ещё он увидел, как кто-то здоровенный
в белом халате буквально рухнул сверху
на мечущуюся по полу старуху, намертво
придавив её и теперь лежит махая рукой.
Кому он там машет? Ага, вот сама заведующая
терапией подбежала и рухнула на колени
перед ними, взмахнула шприцем и куда-то
воткнула его бабке. Молодец его
медсестричка! Похоже всю больницу успела
обежать, всех на уши подняла! Большой
человек ещё лежал на теле старухи, с
каждой секундой дергавшимся под ним
всё слабее и слабее. Потом он откатился
в сторону и с трудом поднялся. Бабка так
и осталась лежать недвижимой. Доктор с
трудом повернул голову и увидел свою
первую медсестру, по прежнему сидящую
на полу и вжимающуюся в угол палаты. Она
тряслась всем телом и плакала навзрыд.
Кто-то из врачей пытался заставить её
разжать стучащие зубы и выпить жидкость
из маленького стаканчика. Наконец перед
ним возникло лицо главврача больницы.
Тот положил руку ему на плечо и тихо
сказал «Он ушёл …».
В понедельник утром Маша летела к дверям
своего классного кабинета словно на
крыльях. Еще бы, сейчас она как заскочит
в кабинет и как удивит всех новостью! А
ещё заставит всех восхищаться её
находчивостью и самостоятельностью. А
как же? Она в уме даже речь уже заготовила.
Она скажет что вот, дорогие ребята, как
вы все знаете, наш товарищ Андрей сейчас
в больнице. Вы конечно на выходных все
были очень заняты! Это она специально
ввернёт, чтобы пристыдить одноклассников,
пусть потупятся и краснеют. А потом
скажет, что вчера она его навестила, но
поговорить им не удалось, потому что
Андрей в это время был на важных процедурах
и отвлекать его было нельзя. Да, именно
так она скажет, на важных процедурах.
Объяснить реальное положение вещей она
бы все равно толком не смогла. А потом
она скажет, что через неделю или он сам
к нам вернется или мы все к нему сходим.
Нужно будет обязательно выделить слово
«все»! Насчет недели Маша почему то была
уверена. Ну не может же наша советская
медицина не поставить Андрюху на ноги
за целую неделю. Что такое целая неделя?
Целая неделя это же вечность почти!
Когда она, улыбаясь собственным мыслям
почти что ворвалась в классный кабинет,
то после пары шагов остановилась в
удивлении. Возле учительского стола
стояли классуха, директриса, пара
учителей и пара десятиклассников —
высокий парень и девушка. Этих
десятиклассников она хорошо знала,
парень был председателем школьного
комитета ВЛКСМ («ВЛКСМ» - Всесоюзный
Ленинский Коммунистический Союз
Молодежи, он же «Комсомол» — во времена
СССР большинство юношей и девушек
вступали в комсомол после пионерии и
находились там до вступления в
коммунистическую партию — Прим. Автора)
а девушка была вожаком школьной пионерской
организации. Этих двоих вся школа знала,
они на всех митингах, линейках и концертах
выступали. А возле доски кучковалось с
десяток девчонок и пацанов из параллельного
8 «Б» класса. Маша огорчилась. Ничего
себе, да они тут похоже опять какое-то
собрание решили устроить. А когда же ей
теперь рассказывать про Андрея? Она уже
настроилась, а тут на тебе!
Только собралась пройти для начала к
своей парте, развернулась и сделала
несколько шагов как снова встала на
месте. Она увидела плотный строй своих
одноклассников, буквально окруживший
её с Андреем парту. Мимолетное удивление
тут же сменилось догадкой, а потом Маша
чуть ли не подпрыгнула от радости.
Андрюха! Андрюха за выходные оклемался!
И уже в школу прискакал! Ну конечно, если
оклемался то чего ему, такому здоровому
лбу в этой больнице то сидеть? Нечего
там сидеть! Там одиноко, скучно и противно!
Она сама видела! А тут у них весело и все
свои! Маша бегом помчалась по проходу
к своей парте и буквально врезалась в
горстку ребят, растолкав их. Она уже
открыла было рот, чтобы крикнуть привычную
дразнилку — дескать, здорово Андрюха,
голова, два уха! А потом она собиралась
легонько хлопнуть его ладошкой по
макушке, на правах лучшего друга.
И тут она увидела Андрея. Только вот
Андрей не сидел на стуле на своем
привычном месте. Не было его и среди
одноклассников, которые должны были
наперебой поздравлять его с возвращением
и выспрашивать как оно там все было.
Андрей был на фотографии. Большой
черно-белой фотографии, лежащей на его
стороне парты. Был он там на два года
моложе себя нынешнего. Таким он был в
шестом классе, когда их всех фотографировали
на память для классного альбома в
фотоателье. Сначала всех вместе а потом
поодиночке. А ещё у этой фотографии в
правом нижнем углу была прикреплена
черная ленточка. Рядом с фотографией
лежали четыре гвоздики.
Маша недоумевающе повернулась к стоящим
рядом одноклассникам. Только теперь
она увидела слёзы в глазах девочек.
Пацаны стояли потупив глаза и шмыгали
носами. Понимание приходило неотвратимо.
Невозможное понимание. Абсолютно
неуместное понимание. Такое понимание,
которого никогда не должно было быть.
Пальцы сами собой разжались, школьная
сумка упала на пол. Дыхание перехватило,
ни вздохнуть ни выдохнуть. Она снова
смотрела на фотографию Андрея, а он
смотрел в объектив фотоаппарата с легкой
улыбкой. Как же так? Она же только
позавчера его видела! И там же врачи
были! И бабушка его там была! Как они
позволили?! Почему все так?! Почему?! Она
попыталась протянуть руку к фотографии,
будто собиралась в последней иррациональной
надежде прикоснуться к бумаге, заставить
Андрея очнуться и пошевелиться. Но в
этот момент окружавшие её ребята зачем-то
все вместе начали наклоняться влево а
её саму кто-то завернул в очень теплое,
почти горячее, мягкое-мягкое, но абсолютно
черное одеяло, не пропускающее к тому
же ни единого звука.
Блаженная тёплая тьма вдруг сменилась
жутким запахом и резким светом. Маша
открыла глаза и увидела прямо перед
собой яркую лампу, светящую прямо в лицо
и рядом с ней лицо школьной медсестры.
Та охнула, увидев открывшиеся Машины
глаза и немедленно убрала в сторону
вонючую ватку и лампу заодно. Маша
поняла, что лежит в школьном кабинете
на кушетке. Медсестра ненадолго исчезла,
погремела какими-то склянками вне зоны
зрения Маши и вернулась со стеклянным
стаканом, до краев заполненным какой-то
жидкостью. Потом рукой аккуратно
приподняла Машину голову, поднесла
стакан к её губам и приказала выпить.
Маша повиновалась, тем более что жидкость
была вполне приятна на вкус и сильно
отдавала мятой. Память возвращалась а
вместе с ней и страшные воспоминания.
На вопрос о том, как она тут оказалась,
медсестра объяснила, что Маша упала в
обморок прямо в классе. Маша собралась
с силами и села на кушетке. Сколько она
так просидела, рассматривая неподвижным
взглядом горшок с цветком на подоконнике,
она сама не знала. Школьная медсестра
сидела за своим столом, периодически
посматривала на неё и похоже была вполне
довольна такой реакцией свое подопечной.
Внезапно в помещение долетели близкие
звуки духового оркестра, игравшего
заунывную мелодию. На удивленный вопрос
Маши медсестра ответила, что сейчас
идет траурный митинг, но ей туда лучше
не ходить, раз она такая чувствительная
и воспринимает всё близко к сердцу. Там
сейчас того несчастного мальчика
привезли и прямо перед школой прощание
с ним проходит. А потом его отсюда прямо
на кладбище отвезут.
Маша почувствовала, как в голове у неё
наступила полная ясность. Андрей там!
Она должна непременно увидеть его!
Почему должна, она сама не знала. Но она
должна быть там, рядом с ним! Что-то
неведомое влекло её, будто бы тащило за
руку на улицу. Маша, под удивленным
взглядом медсестры, вскочила с кушетки
и твёрдо заявила о своем намерении уйти.
И вообще, пусть уважаемый медработник
не волнуется на её счет, она уже прекрасно
себя чувствует и пойдет посидит
где-нибудь, например в столовой. Медсестра
идею со столовой одобрила и посоветовала
непременно купить в буфете горячего
чаю и чего нибудь сладкого. Маша пообещала
так и сделать после чего пулей вылетела
из кабинета.
Она мчалась по пустым и гулким школьным
коридорам а про себя как заведенная
приговаривала, словно слова эти могли
помочь. Быстрее! Быстрее! Быстрее! Она
должна там быть как можно быстрее!
Чертовы ступеньки лестницы! Зачем вас
так много! Тётенька техничка, пожалуйста,
побыстрее открывайте замок на дверях
раздевалки! Наконец то! Спасибо! Схватив
свое пальто, кое-как накинула его на
себя. Потом пробежала по длинному
коридору, потом через большое фойе,
наконец толкнула дверь и оказалась на
улице. И сразу же упёрлась в спины
множества школьников, плотными рядами
заполнивших большое крыльцо перед
зданием школы и даже большую площадку
перед ним. Тоскливая музыка уже не
играла, было слышно только карканье
ворон, облепивших тополя школьной аллеи.
Серое небо с островками черных туч,
бьющий порывами во всех направлениях
сильный и очень холодный ветер. Найдя
место за спинами рослых старшеклассников,
Маше удалось разглядеть целую толпу
взрослых людей стоящих лицом к школе.
Между школьниками и этими людьми
оставалось небольшое пустое пространство,
посреди которого на двух табуретках
стоял небольшой вытянутый открытый
ящик, обитый красной тканью. А возле
этого ящика, повернувшись лицом к школе
и её ученикам, стояла очень худая пожилая
женщина с длинными седыми волосами. У
Маши снова начала кружиться голова. Она
отказывалась верить во всё происходящее.
Ну почему?! Ведь ещё пару дней назад всё
было прекрасно. Было ласковое солнце в
небе и красивые листья на земле. Был
живой Андрюха. Он просто крепко спал
там на своей кровати. Но ведь живой! А
сейчас нет солнышка, всё вокруг серо и
холодно. И Андрюха уже не живой. Она
никак не могла произнести слово «мертвый».
Так же как не могла заставить себя
произнести слово «гроб». В её понимании
оба этих слова никак не могли применяться
к Андрюхе. Она смотрела вперёд и ничего
не видела. Слёзы лились из глаз и она
даже не пыталась их утирать, незачем
это было. Мир перед ней переливался и
плыл, словно она смотрела на него сквозь
сломанный калейдоскоп.
Внезапно Маша ощутила тепло в кисти
своей опущенной руки. Такое же приятное,
как тогда в палате. Она закрыла глаза,
отчаянно надеясь на то, что сейчас
исчезнет из этого страшного дня и снова
окажется на том красивом бескрайнем
лугу, где тепло и дует легкий ветерок с
запахом трав и цветов. Но ничего подобного
не случилось. Стоя с закрытыми глазами,
она по прежнему ощущала на своем лице
холодный ветер пасмурного осеннего дня
и её всё так же знобило под накинутым
пальтишком.
Но вот что странно, ласковое тепло из
руки и не думало никуда уходить. Сначала
Маша не решалась посмотреть вниз, боясь
спугнуть приятное чувство. Пусть даже
ей всё это только кажется от сильного
расстройства. Пусть! Зато ей стало
гораздо легче. Она потеряла счёт времени.
Она стояла не двигаясь, только впитывала
живительное тепло, в котором сейчас
отчаянно нуждалась. И в какой то момент
вдруг ощутила, что источник тепла
шевелится. И не просто шевелится, а даже
гладит её ладонь. До крайности удивленная,
Маша посмотрела вниз и увидела, что её
руку держит чья то мужская и большая
рука, в кисть которой её кисть помещалась
целиком. Она медленно подняла глаза
вверх вдоль этой самой руки и наконец
встретилась глазами с глазами державшего
её парня. Это был Иван. Они молча смотрели
друг на друга и ни один не отводил взгляд.
И вот что странно, Маша уже не испытывала
к нему никакой неприязни, как это было
раньше. Напротив, сейчас его глаза были
словно убежище для неё а тепло его руки
будто жизненные силы, вливающиеся в
неё. Сейчас ей хотелось только одного
- стоять и стоять так бесконечно.
Закончив вечерний обход, дежурный доктор
отделения интенсивной терапии как
обычно уселся у себя в кабинетике и
принялся заполнять истории болезней а
также колдовать над назначениями
лекарств. Палата, где раньше лежал
Андрей, сейчас стояла совершенно пустая.
Что он сам, что его медсестры, все они
старались проходить побыстрее мимо
дверей этой палаты и избегали даже
мельком заглядывать внутрь У всех перед
глазами ещё стояло жуткое зрелище
субботнего безумного шабаша, устроенного
бабушкой Андрея, по видимому потерявшей
рассудок от осознания смерти любимого
и единственного внука. Кстати сама
старушка довольно быстро оклемалась,
всего за пару часов. И это учитывая,
какую лошадиную дозу седативных
препаратов ей вогнали. Это даже можно
сказать рекорд! Молодые здоровые мужики
после таких вливаний не меньше пяти
часов овощем лежат. А эта встала на ноги
и даже не покачивалась. В таком то
преклонном возрасте! Только вещи свои
собрала и ушла, ни слова больше не сказав.
Отказалась и от измерения давления и
от любезно предложенных самим главврачом
успокоительных таблеток, чтобы с собой
взять на первое время.
Коротко постучав, заглянула медсестра.
Сообщила, что на ночь глядя к доктору
пожаловали два товарища. Один из которых
их больничный патологоанатом а кто
второй — она не знает. Он кивнул ей и
попросил провести к нему. Пока ждал,
строил предположения, кем может быть
этот второй. Хотя чего тут долго думать.
Понятно кто. Из органов следствия он. А
патанатома с собой прихватил для
консультаций наверное, чтобы разъяснял,
если чего потребуется. Сейчас допрашивать
будет про мальчика. Как? Да что? Да почему?
Вроде и обычная рутина, только вот как
рассказать ему про всё про то, что он
видел и слышал в прошлую субботу? Не
поверит же! Скажет, что насмехается
доктор над ответственным товарищем и
над всей советской правоохранительной
системой. Скажет, у него тут мальчик
умер, а доктор тут ваньку валяет, истории
дурацкие придумывает. Спросит, а не
бахнул ли товарищ доктор по маленькой
прямо на рабочем месте? А то и не по
одной? А в прошлую субботу не употреблял
ли, раз такое привиделось? Может и на
медосвидетельствование потащить, с них
станется. А то и в психиатрию на
обследование. Дескать не место в советской
системе здравоохранения таким вот
товарищам, которым среди бела дня
чертовщина всякая мерещится да прямо
на рабочем месте. Им людей спасать, а
они песни какие то с чертями поют! Мда,
дела. Ну посмотрим, деваться всё равно
некуда.
Насчет личности неизвестного посетителя
доктор не угадал. На пороге его кабинета
появился хорошо знакомый больничный
патанатом и следом за ним еще один
мужчина, по лицу которого многоопытный
доктор сразу догадался — не опер он и
не из следователей. Патанатом представил
спутника — вот дескать товарищ врач,
прошу любить и жаловать, мой коллега,
только из органов советской милиции,
судебно-медицинский эксперт такой то
такойтович. Познакомились, уселись
вокруг докторского стола. Патанатом,
на правах местного, достал из под полы
халата бутылочку с коричневой жидкостью,
по видимому с коньяком. Настойчиво
предложил выпить всем троим по маленькой,
чтобы разговор легче пошел. А разговор
у них к доктору есть и очень серьезный.
Удивленный и заинтригованный до предела
доктор отказываться не стал. Разлили,
чокнулись за знакомство и скоро ароматная
жидкость уже согревала желудки.
Слово снова взял патанатом. Он некоторое
время крякал, хмыкал, переглядывался
со своим спутником судмедэкспертом и
наконец решившись, поинтересовался у
доктора, а не изобрел ли вдруг тот какой
коктейль особый из вверенных ему
лекарственных препаратов? Настолько
особый коктельчик, что почти как эликсир
бессмертия работает? Специально для
пациента своего, того самого мальчика
Андрея, пусть земля ему будет пухом?
Доктор аж опешил от таких крайне
неожиданных вопросов. Вроде они и глупые
совсем, вопросы эти, но при этом задает
их очень умный человек, настоящий
специалист своего дела. Да ещё в
присутствии другого очень умного
человека, тоже несомненно специалиста
своего дела. Как это прикажете понимать?
Это что ли шуточки у них, трупных дел
мастеров, теперь такие? Если так, то
глупые это шуточки и совсем неуместные.
Но ответить доктор решил для начала
формально, а именно что все назначения
были стандартные и строго в соответствии
с положенными в таких случаях планами
лечения. Вот и записи в журнале
соответствующие имеются. И в истории
болезни тоже имеются. И конечно медсестры,
непосредственно подготавливавшие
препараты и выполнявшие процедуры, всё
могут подтвердить! Как говорится, зайдем
с официоза а там посмотрим, куда разговор
выведет.
Гости снова как-то странно переглянулись.
Доктора такая игра в гляделки начинала
раздражать. Если уж пришли, тем более в
неформальной обстановке и для разговора
по душам, если он конечно их правильно
понял, так пусть говорят напрямую, чего
сказать хотели а не юлят и не перемигиваются,
как влюбленная парочка. О чём и уведомил
посетителей, правда в весьма тактичных
выражениях.
Тогда снова заговорил патанатом и на
этот раз вывалил всё как есть. Мальчишку
того присутствующий здесь товарищ
судмедэксперт исследовать начал и
описывать, ну всё как положено в таких
случаях, понимать должен. И очень сильно
удивился увиденному. А ведь он человек
бывалый. Удивился так, что немедленно
позвал на помощь его, патанатома. И тогда
они уже вместе стояли над вскрытым
трупом мальчика и вместе удивлялись. А
знает ли дорогой товарищ доктор, что
именно их так удивило? Доктор внимательно
посмотрел на одного, потом на другого
и отрицательно помотал головой.
Оказывается, обоих почтенных специалистов
до крайности удивил тот факт, что перед
ними лежал самый настоящий труп четырех
— пяти суточной давности! А в
сопроводительных документах черным по
белому написано, что преставился этот
мальчик всего пару часов назад. Как
прикажете это понимать?
Доктор решительно отказывался верить
всему только что услышанному. Он некоторое
время ошалело таращился перед собой,
потом энергично замотал головой, словно
пытаясь самого себя привести в чувство.
Судмедэксперт тем временем толкнул
локтем патанатома и показал глазами на
стаканчики. Разговор явно требовал
смазки, иначе не пойдет. Проглотив
очередную порцию спиртного, доктор в
свою очередь решил немного снизить
планку собственной тактичности и
напрямую поинтересовался у пришедшей
к нему парочки, а не пытаются ли они
разыграть его на дурака? Визитеры в
ответ на такое недоверие заметно
обиделись и патетически заявили, что
делать им больше нечего как шутить. Ага!
Они ведь клоуны! Не иначе! Тарапунька и
Штепсель, блин! А на фасаде здания, где
они сейчас находятся, слово «Цирк»
написано! Пришлось немедленно выпить
по третьей, примирительной, так сказать.
Теперь слово взял судмедэксперт. Он
рассказал доктору, что в соответствии
с результатами микроскопического
исследования срезов тканей различных
органов, в том числе головного мозга
мальчика, этот самый мозг был физиологически
мертв уже как минимум четверо суток.
Или, если прибегнуть к элементарной
арифметике, уже спустя несколько часов,
после того как его доставили на попечение
доктора. И всё то время, пока он тут
лежал, там судя по всему активно шло
разложение. Все функциональные центры
мозга распались. И пациент никак не мог
дышать самостоятельно, ведь дыхательный
центр в мозгу был уже разрушен, его
просто не существовало! А он каким то
чудом дышал, как уверяет доктор. Тоже
самое и с сердцем. Оно просто не могло
биться, а оно билось, как опять же уверяет
уважаемый доктор! И как ни странно, они
доктору верят. Не могут не верить, потому
что сам главврач осматривал мальчонку
на вторые сутки по поступлению, во время
расширенного обхода. И сам главврач
подтверждает наличие основных функций
жизнедеятельности в тот момент. Но ведь
такого просто не может быть! Более того,
организм этого парня должен был быть
полностью отравлен продуктами разложения,
несмотря ни на какие лекарства. Но опять
же, никаких признаков сепсиса не было!
Понимает ли уважаемый товарищ доктор,
что так просто не бывает?! Это или чудо
какое или самая натуральная чертовщина!
Короче говоря, если отбросить эмоции и
фантастические домыслы, то с точки
зрения науки наш уважаемый доктор всё
это время, почти пять суток, в этом самом
отделении, самоотверженно реанимировал
самый настоящий труп, причём в стадии
разложения. Как хочешь, так и понимай!