Дело было летом. Потому что а когда мне ещё на пляж ходить? Вот, иду. 

А иду, что интересно, не одна, с подругой. Она тоже, скажу сразу, не особо устойчива в смысле характера и чувств.

Вот идём. Вокруг солнце, травка. Кустики тоже, не без этого. А идти немного полем. В сторону нефтебазы, потом налево и ещё полкилометра. Далеко то есть от заселенных кварталов. И вот идём полем налево от нефтебазы. Проходим мимо кустика, и случайно заглядываемся на какой-то там особо красивый листочек. Или, может, мы бабочку увидели: дуры же молодые, нет чтоб об интегральном исчислении думать! Тогда такого конфуза не случилось бы. 

Вот смотрим мы на бабочку, и подруга начинает тихо подвывать. Я, конечно, сначала удивилась такому несоответствию её поведения красоте природы. Пригляделась, что за бабочка там такая кошмарная, чтоб аж прям выть. 

А я немного того, подслеповата. Зрение то есть у меня не очень. И я, значит, наклоняюсь к кусту, чтоб рассмотреть, шагаю к кусту поближе… Под ногу попадает какой-то предмет, я на этот неуместный предмет чуть не свалилась. Но ничего, на ногах устояла. 

А подруга уже и причитать начала. Наклонилась я посмотреть, что нарушило мое равновесие, а там, натурально, мужик лежит. И ноги из кустов выставил, зараза. 

Мужик выглядел подозрительно, не поспоришь: синие скрюченные пальцы, синие губы, опять же — не отреагировал на мои инсинуации. Я ж ему как бы ногу отдавила. А он лежит и ни мур-мур.

— Да, — говорю я подруге, — я в каком-то смысле даже понимаю твою несдержанность, этот гражданин, похоже, помер. 

— Помер! — начала закатывать глаза подруга, не забывая при этом выть по его усопшей душе. — Вот прям мертвец? — всё ещё не верила она и тоже наклонилась пониже, чтоб, значит, поточнее разглядеть. Осмелела и потрогала синие пальцы. Тело не реагировало. 

— Да, — задумчиво сказала она, — Крови, конечно, не видно, но на живого не похож. Может, у него сердце прихватило? 

— Какая нам разница, — сказала я. — Давай кому-то звонить и сообщать о таком неприятном инциденте. 

Позвонили. Там у нефтебазы телефон висит. Как раз напротив куста с покойником. 

— Вы точно знаете, что человек мертвый? — уточнили на том конце. — А если не уверены, чего звоните? Вы, — говорят, — сперва пульс у него проверьте, чтоб мы не зря мотались по городу, у нас и живым скорых не хватает. А этот подождёт. Вы, главное, никуда не уходите. 

Пульс я, конечно, проверять не стала. Так и сказала, мол, остерегаюсь посторонние трупы пальцами хватать. А пусть просто поскорее приезжают, потому как нам в чистом поле с покойником некомфортно. 

Дама отключилась. 

Подруга, конечно, немного пришла в себя и перестала издавать истеричные звуки. И теперь мыслила здраво.

— Я, — говорит, — боюсь присутствовать в чистом поле рядом с этим покойником. Я вообще опасаюсь подобных личностей. Давай, говорит, — отойдем в сторонку, и оттуда поглядим, как его спасать будут. 

Мы отошли в сторонку и простояли там минут десять. Никто не ехал. Нога покойника четко виднелась на фоне зелёной травки.

— А откуда они узнают, что это именно мы нашли этого неживого гражданина? — снова здраво рассудила подруга. — Пойдем отсюда вовсе. Они, может, через час приедут. Потому как если он уже помер — какая разница, сколько ему лежать, тут никакой спешки нет. Они и не будут спешить. А ежели он живой — то почему у него руки синие и не дышит? 

Пока она так рассуждала, она неосторожно повернула голову в сторону куста и снова изобразила ужас и потерю сознания. Я её подхватила под руку и тоже посмотрела в сторону куста: наш покойник уже встал и, покачиваясь, плелся в сторону города. А навстречу ему по проселку неслась «скорая».

— Пошли, — сказала я, — они встретятся без нас. А если не встретятся — то тем более нам пора уходить: что мы им скажем по поводу отсутствия покойника? Где мы возьмём другого? Нас оштрафуют. Пошли лучше на пляж, там народу много, мы там затеряемся и ответственности за ложного покойника нести не будем. 

Мы поскорее убрались с места действия. Дальнейшая судьба мертвеца нам неизвестная. И нашли ли медики кого-то ещё под кустом, тоже не выясняли. 

«Бог» - «смерть», счастливое небытие вне времени и пространства. Пойти против «бога» - пойти против «смерти», жить. Не идти против «бога» - не жить, оставаться в счастливом небытии, в «смерти», в «боге», «с богом».

Все живые существа ("формы жизни" =формы "смерти") – херувимы. Самый совершенный херувим – «человек» («сын божий») – дьявол. Дьявол (человек) - самая (?) совершенная форма "бога" (форма "смерти").

Дьявол (=«человек») пошёл против «бога» по воле самого «бога». Хотя бы потому, что «бог» и дьявол – не два, а одно. «Бог» идёт против самого себя (становится дьяволом) в тот момент, когда творит - придумывает, воображает, рисует на абсолютно пустом месте «жизнь».

«Человек» (=дьявол) – маска «бога», лик «божий», лицо «божье» - лицо «смерти». Весь призрачный, фантомный «мир» живёт перед лицом «смерти» - перед ликом божьим. Поэтому (бренный, тленный, преходящий) «мир» постоянно умирает и в то же мгновение ("сейчас") нарождается («богом» =«смертью») заново.

Тайна "бога" - тайна "смерти". Кто наиболее посвящён в тайну "бога"? Только сам "бог" (покойник, мертвец на кладбище). Дьявол (живой человек) мнит себя "живым" и ему мерещится жизнь вокруг. Поэтому он не посвящён в тайну "бога". Тайна "бога" от дьявола (от лика божьего, от сына божьего) скрыта. "Глаз не видит глаза" - бог не видит бога, смерть не видит смерти. Смерть бес-смертна, бог без-божен. Бог - абсолютный, непримиримо воинствующий атеист, отрицающий сам себя "с упорством, достойным лучшего применения".

Единственная причина, по которой дьявол идёт против "бога" - его умопомрачительное, несусветное невежество (незнание самого себя). Типичный херувим - новорожденный ребёнок. Этот херувим в процессе жизни мучительно познаёт себя - познаёт "бога". Именно по причине познания "бога" он безвременно и скоропостижно умирает - бесследно растворяется во всеобщей пустоте.

Продолжительность жизни - длительность процесса такого познания. Чем быстрее человек познаёт бога, тем скорее умирает. Человек жив лишь постольку, поскольку не познал ещё "бога" - (временно) отвернул свою мордяню от "бога" - от "смерти" к "жизни".

Столкнулась я как-то с человеком, утверждавшим, что у славян не было аналога Харона потому, что души умерших пешком переходили именно по Калинову мосту именно через реку Смородину самостоятельно. Предоставить источник своих сведений человек упорно отказывался, потому как его знание – результат многолетних чтений каких-то мифов, каких-то сказок, какого-то Пушкина :) и слушания каких-то людей, знающих какие-то предания.

Всё бы ничего, но мне же тоже эти предания, мифы и сказки почитать хочется!

Так что там у восточных славян по вопросу перехода души умершего на тот свет? Давайте разбираться. Это называется пересказывать Левкиевскую, но не только.
Напомню, что для любой живой мифологии характерны амбивалентность и некая незавершённость представлений, картина мира обычно многослойна и зависит от места бытования текстов, времени (и записи и бытования), знаний информанта о, например, христианских представлениях и т.д.

В этой статье мы будем рассматривать представления преимущественно восточных славян, но можем обращаться и к сведениям по другим группам славянских народов.

Итак, для начала определимся, что на тот свет обычно (в идеале) отправляются души умерших. Душа в народных верованиях – это такая интересная штука, представления о которой, несомненно, испытали очень сильное влияние христианства, но будет преувеличением сказать, что то, о чём говорит церковь и то, о чём думали славяне – ровно одно и то же. Сразу сообщу, что вышедшая из тела после его смерти душа так-то совсем не обязательно в итоге окажется в раю или аду. Отягощённая грехами душа вовсе не имеет постоянного пристанища, так как ей всюду “отказывают” (знаете же эти прекрасные выражения по типу македонского “ни на небо ни на земjа”); до сорокового дня душа может обитать то в собственном доме, то на своём могильном кресте, после – вообще где угодно (варианты следующие: рай как воплощение “небесных сфер”, земное пространство и, собственно, подземное, к нему же относится подводное).

Продолжая мысленный спор с человеком, упорно отказывавшимся предоставлять источники, всё же расскажу, откуда мы берём информацию о строении иного мира в представлениях славян: это и так называемые видения (в Средние века в Европе был популярен похожий жанр exempla – “примеров”), похоронные обряды (я включаю сюда и текстовое их сопровождение, например, традиционные плачи), былички, снотолкования, духовные стихи, волшебные сказки, бытовые запреты и предписания, заговоры, различные поверья.
Одни жанры дают информацию о представлениях славян непосредственно, информация из других требует предварительной реконструкции.

Наиболее древним считается представление о загробном мире как едином царстве, однако в более поздние времена оно испытало огромное влияние христианства, и появились представления о раздельных рае и аде.

Путь на тот свет может быть вертикальным: тогда души карабкаются по некой стеклянной горе, поднимаются по лестнице с мытарствами, залезают вверх по дереву, либо наоборот, через могилу, колодцы, погреба, донья рек и морей, пещеры душа попадает на тот свет.

Этот и тот мир так-то автономны и желательно, чтобы большую часть времени они таковыми оставались, и никто не приходил сюда оттуда и наоборот. Соответственно, у этих миров есть границы. Действительно, часто это река (которая обтекает весь мир со всех сторон), огненная река, стена или пропасть.
Кстати, границей может быть не только река, но и лес (привет Бабе Яге), высокие горы или подземные ходы. Вода также может быть не обязательно именно рекой, но и конкретно водоворотом, омутом, через который души переходят на другую сторону.
В похоронных причитаниях мы часто видим мотив дальнего и долгого пути.

Если мы видим в тексте реку-границу между мирами, то наличие моста через неё вообще не будет обязательным. Например, есть русские поверья, согласно которым через огненную реку праведников перевозит архангел Михаил, а грешники вынуждены переходить вброд. Также на Русском Севере есть представления, что перевозом занимается святой Николай. Вот вам и отсутствие Харона у славян :) Покойнику клали деньги в рот или в руку, бросали в гроб или могилу, чтобы он мог заплатить за перевоз или переход по мосту (как тут не вспомнить обол для Харона? Не в смысле, что это прямое заимствование, а просто очень похожий мотив).

Как говорит Левкиевская, у восточных славян не существует ни одного жанра, для которого описание того света (по типу научного географического) было бы самоцелью, таковые описания присутствуют в текстах в таком виде, который помогает решить другие задачи. В “обмираниях”, например, очень часто встречается мотив проводника, визионер не ходит по тому миру самостоятельно, как игрок в третьем Ведьмаке, а посещает только те места, которые ему позволено видеть.

Во многих традициях мост через границу представляется в виде волоска, узкого бревна, ниткой, который спокойно выносит праведные души, потому что они ничего не весят, а под грешными ломается, и они падают в ад. Также в сербскохорватском ареале есть представления о мосте, который расширяется для прохода праведников и становится узким, когда по нему идёт душа грешника. Как вы поняли, такая душа опять проваливается в ад. Само же представление о таком мосте кажется нам заимствованным из исламской традиции. Также у восточных славян существовал обычай ставить мосты в память об умерших.
Интересно, что душа по некоторым поверьям не уходит в какое-то потустороннее царство, а обитает непосредственно в своей могиле. Таким образом, кладбища становятся “тем светом”, домом для душ. Известны также верования, что покойник стоит в воротах кладбища и сторожит их до тех пор, пока не провезут следующего умершего, которому он передаст свой пост.

Найти информацию о том, что души умерших пешком идут именно через Калинов мост конкретно на реке Смородине в авторитетных источниках мне так и не удалось. Но могу подарить вам фразу из того холивара, которая тронула меня до глубины души: "Какое ещё бремя доказательства, вы в своём уме?!"