Да - это было давно. Но таких хитреньких дам полно. Можете поспрашивать скоровиков - они вам подтвердят.

Повод к вызову – женщина 56 лет. Сахарный диабет. Без сознания. Любой человек, который знаком с этой болезнью, сразу решит, что это кома гипогликемическая или гипергликемическая. И мы так же подумали – а вот фигушки нам. Заходим на адрес. Спрашивается: где кома? А «кома» в комнате сидит и скромненько так улыбается. На вопрос: «Почему вызывали на «без сознания»?» – отвечает: «Чтобы быстрее приехали».

Просто замечательно! Мы были «очень рады».

У женщины давление 160/100 при рабочем 130/80. Из жалоб – головная боль, которая возникает всегда, когда повышается давление. Пациентка выпила полчаса назад таблетку энап 5мг, а давление не снижается. Раньше это состояние расценивалось как ухудшение течения гипертонической болезни. Дали бы таблетку под язык – и «adios amigos». Теперь же, если даёшь таблетку, изволь писать диагноз «Гипертоническая болезнь. Криз» и снимать ЭКГ. Без проблем – сняли ЭКГ, дали 25 мг каптоприла под язык. Точно такого же, что лежал на журнальном столике рядом с пациенткой, но который она принять «не догадалась». Пока я оформляла карту вызова, давление стало снижаться. Отдав информационный лист, мы пошли на выход. И вот тут-то и выяснилась истинная причина вызова «скорой».

– А вы сахар не измерите? А то у меня полоски кончились.

Нет. Не измерим. Оснований для измерения уровня сахара крови у нас нет.

После терапии женщина оставлена дома. А мы поехали на следующий вызов.

 История стародавняя. Произошла она в те времена, когда в нашем городе в состав всех бригад скорой помощи входили один медик и водитель, кроме одной бригады – врачебной. В этой бригаде у врача был помощник – фельдшер. Вот и в ту смену я была помощником у врача.

Дело было летом. Передают нам по рации вызов: врач другой бригады скорой помощи просит помощь. Диспетчер по рации только передала, что пациент тяжёлый и то, что там черепномозговая травма. Да. Так бывает, что и врач в помощь другую бригаду вызывает. Тем более, что врач был один, без помощника. И это нормально.

Мы поехали. Место вызова – старый деревянный двухэтажный дом. Второй этаж. В этой квартире живут таджики – они её снимают. В доме были, кроме пострадавшего, один мужчина и две женщины. Врач сказал, что не смог вколоться в вену, поэтому нас и вызвал. Пока мы ехали, пытался остановить кровь, которая лилась из раны в голове.

– Решил гемостатическую губку применить. Я её в рану – а она прямо в череп бульк! Даже и не знаю, что делать теперь.

Сам пострадавший был в глубокой коме. Он лежал на кровати с пробитой в двух местах головой. Две раны в теменной области в форме неправильного треугольника со сторонами, примерно, 2,5*1,5*2 см. Из ран вытекала кровь. Лицо – сплошной синяк: опухшее, багрово-синее. На теле синяков почти не было.

Пока врачи разговаривали и выясняли обстоятельства, я установила венозный доступ, вкололась в вену, установила систему с раствором. Начала капать. Потом стала накладывать давящую повязку на раны. После наложения повязки кровь потекла из обоих носовых ходов. Я сделала переднюю тампонаду носа: вставила в оба носовых хода марлевые турунды. Тогда кровь потекла из слёзных каналов. Вы видели когда-нибудь, как кровью плачут? Я видела два раза. Это был первый.

Когда я сделала всё, что от меня требовалось, прислушалась к тому, что говорят. Моя врач объясняла жене пострадавшего, что он очень тяжёлый, и она боится, что мы не сможем довезти. Потом врач замолчала. Повисла пауза. Я чуток помолчала, а потом и говорю:

– Что стоим? Кого ждём? Несите носилки.

Я – плохая. Знаю-знаю. Вечно всеми командую. Носилки быстренько принесли. Пациент был доставлен в приёмное отделение. Через полчаса он умер, не приходя в сознание.

Пока я оказывала медицинскую помощь, родственники пациента рассказывали:

– Он сам такой с улицы пришёл. Ничего не знаем.

Но мы им не поверили.

1. С такими травмами, как эти, люди не ходят. Они лежат там, где отхватили по голове. Ну, может, чуток в сторону отползут. Открытые черепно-мозговые травмы не позволяют по улице разгуливать. Сложилось впечатление, что его по голове молотком, или тяпкой, или чем-то ещё ударили.

2. Ни в подъезде, ни в прихожей следов крови не было. Если бы он шёл, то капли крови отметили бы его путь.

3. Мужчина был в футболке. Кровь замочила ворот и равномерно растеклась вокруг него сантиметров на 10. Но не было следов, стекающих вниз. Такое ощущение, что его избили здесь и сразу уложили в кровать.

Мы решили, что родственники прекрасно знают, кто его избил, но скрывают это. Свои размышления на эту тему доложили милиционеру, который потом проводил опрос. Пусть обстоятельства получения травмы выясняют специально обученные люди.

Повод к вызову – ребёнок 5 лет. Температура 38. Болеет 7 дней. Диагноз: «лихорадка неясного генеза (происхождения)? ОРВИ?» Госпитализирован в инфекционное отделение.

Ребёнок заболел поздно вечером 30 августа, когда находился вместе с мамой в гостях у бабушки. 31 августа бабушка вызвала педиатра на дом. Врач поставил диагноз – ОРВИ. Назначил противовирусные и жаропонижающие препараты и велел через три дня прийти на приём. Мама ребёнка в поликлинику не повела и на дом педиатра не вызывала.

– А зачем? Лечение же назначили. Температура после лекарств снижается.

Пробыв в гостях шесть дней, вернулись домой. Но мама не посчитала нужным идти в больницу. А вечером седьмого сентября мама вдруг осознала, что если у ребёнка температура 38,5 в течение недели, то надо показать его врачам. Во время осмотра ребёнка выявлено повышение температуры тела – 38,3, гиперемия зева. Жалобы на слабость, снижение аппетита. И всё. Ни кашля, ни насморка, ни расстройства мочеиспускания. Вполне возможно, что это ОРВИ, только за это время улучшение самочувствия должно наступить, а его нет. Но есть масса других заболеваний, при которых будут те же самые жалобы. И не всегда они проходят сами собой.

Увезла я ребёнка в инфекцию. Там будут выяснять причины лихорадки. Мама, когда собиралась, психовала, вещи в сумку с силой бросала, явно выражая своё раздражение болезнью и нежелание ехать в больницу.

Выводы? А нет их у меня. Кто-то любит больше ребёнка, а кто-то – личный комфорт. И это всё.

P.S. Заключительного диагноза я не знаю.

 Есть у нас такой диагноз – ОРВИ с менингизмом. Менингизм (лат. meningism) – состояние раздражения головного или спинного мозга, при котором имеются симптомы менингита (например, ригидность шейных мышц), но реальное воспаление отсутствует. Такое бывает чаще у детей. Но на догоспитальном этапе сотрудники скорой помощи не могут на 100% исключить менингит. Поэтому людей с таким диагнозом мы госпитализируем в инфекционное отделение. В условиях стационара есть возможность провести дополнительные методы обследования. А теперь сама история.

Истории этой много лет. Врач, о которой я напишу, давно уже на пенсии, и смены в больнице не берёт.

Работала в нашей поликлинике лор-врач, кроме этого, она подрабатывала дежурным врачом в инфекционной больнице. И была у неё отличительная черта: постоянно орала на фельдшеров скорой. В прямом смысле слова – орала, возмущаясь:

– Что вы мне привезли?!!! Зачем?!!! Нет здесь ничего!!!

Ну и другое. Вздрагивали от этих воплей все: и медики, и пациенты. Некоторые фельдшеры пытались ругаться с ней, но большинство предпочитало не связываться и молча уходили. Я относилась ко второй категории.

В тот день она тоже на меня накинулась:

– Нет здесь ничего! Зачем привезла?!!

А привезла я мальчика шести лет с диагнозом: «ОРВИ с явлениями менингизма. Менингит?». Мальчик был болен в течение часа: высокая температура, головная боль, гиперемия (покраснение) задней стенки глотки. Казалось бы, всё понятно – ОРВИ. Но мне не понравилось состояние мышц шеи. Нет, явной ригидности мышц шеи не было. Но напряжение небольшое присутствовало. Ребёнок заболел совсем недавно, и клиника менингита могла ещё не проявиться полностью. Возможности наблюдать его, чтобы выяснить, менингит это или ОРВИ, у меня не было. Я приняла решение везти его в инфекцию. В инфекционном отделении на меня наорала врач, естественно, в присутствии пациента и его мамы. Но в этот раз я не промолчала:

– И нечего так на меня орать! Смотрите ребёнка. Не согласны со мной? Пишите отказ в госпитализации и берите ответственность на себя!

После этого я покинула помещение.

Ребёнка госпитализировали. В заключительном диагнозе значилось: «серозный менингит». Выписан мальчик в удовлетворительном состоянии. И больше эта врач на меня не орала почему-то.

В большинстве случаев люди, вызывающие скорую в квартиру на труп, бывают знакомы с умершим. Но бывают случаи, когда хозяин квартиры совершенно не знаком с покойным. На такой вызов как-то раз выезжала одна из наших бригад. Пересказываю со слов коллег.

Одна семья купила у пожилой женщины квартиру. Квартира, вторичное жильё в старом доме, нуждалась в капитальном ремонте. «Ничего страшного, – решили покупатели. – Всё равно ремонт бы стали делать, зато цена невысокая». Хозяйка также оставляла мебель в квартире «на выброс». Покупатели не возражали:

– Сами выбросим – не вопрос.

Хозяйка также их предупредила, что в квартире живёт мужчина. Некоторое время назад она пожалела бездомного и пустила его в квартиру.

– Всё равно там никто не живёт, а его жалко. Он там не прописан. И знает, что я жильё продаю. Как только скажете, он сразу съедет с квартиры.

  Когда покупатели осматривали квартиру, жильца в ней не было, поэтому покупатели были не в курсе сложившейся ситуации. Но, узнав о жильце, отказываться от покупки не стали. Мужчина не прописан, прав на жилплощадь не имеет – проблем каких-либо не предвиделось. Квартира, её расположение и цена семью вполне устраивали.

И вот сделка заключена. Оплата покупки проведена. Ключи от дверей переданы новым владельцам. Глава семьи поехал предупредить жильца, что ему придётся в ближайшее время покинуть квартиру. Сначала постучал в дверь. Безрезультатно. Тогда мужчина решил воспользоваться своим ключом. Открыв дверь, новый хозяин квартиры почувствовал очень неприятный запах. Прошёл в комнату и увидел труп жильца: он уже распух, сочился жидкостью и пах. Выскочив на лестничную площадку, мужчина вызвал скорую и полицию. Когда скорая приехала, мужчина категорически отказался заходить в помещение.

Вот такое неожиданное обременение получилось у этой квартиры.

 Самое страшное в нашей работе – это смерть детей. Да и не только в работе. Вообще в жизни – это самое страшное. Бывает, смерть ожидаемая. Это когда человек неизлечимо болен, и на последней стадии заболевания все начинают ждать, кода же он умрёт. И медики, и родственники. Есть среди таких больных и дети. Только в этих случаях родители делают всё, чтобы продлить жизнь своих детей-инвалидов. И не нам их судить. Если смерть ожидаемая, то родители как бы готовы к этому. Но, к большому сожалению, бывает смерть внезапная.

Теперь скорую помощь вызывают на все трупы, даже на явные, например, с признаками разложения. Мы приезжаем и осматриваем. Я очень рада, что ни разу не попала на детский труп. Но мои коллеги рассказывали много разного. Чаще причиной смерти бывает несчастный случай: ДТП, утопление, случайное повешение, отравление, падение с высоты и другие причины. Но бывает смерть по неизвестной причине. Чаще это младенческая смерть.

Одной моей коллеге-фельдшеру пришлось за один месяц побывать на двух вызовах, где умерли совсем маленькие дети. Возраст 3 месяца. Эти дети даже родились в один день, а умерли с разницей в несколько дней. В первом случае мама утром увидела, что ребёнок не дышит. Потом мама говорила, что полчаса назад ребенок спокойно спал. Она проводила мужа на работу, подошла к кроватке и увидела посиневшего ребёночка. Она тут же вызвала скорую. Выехала врачебная бригада. Машина ехала со включенными спецсигналами. Коллеги потом рассказывали, что мама с бабушкой встретили бригаду у подъезда. На руках мамы было маленькое холодное тело. Они тут же впихнули ребенка в руки:

- Реанимируйте его! Пожалуйста, спасите!

Тело тут же забрали в салон автомобиля. Несмотря на внешние признаки того, что ребёнок умер окончательно, приступили к реанимационному пособию. Потом врач говорила, что если бы это был взрослый человек, то сняли бы изолинию и показали родственникам. Но здесь был очень маленький ребёнок, а кардиографов с такими маленькими электродами у нас нет. Зато было опасение, что произошла врачебная ошибка, и, если пытаться сначала снять кардиограмму, а потом уже принимать решение, много времени будет потеряно.

Реанимация была безуспешной. Бригада вернулась морально опустошённая.

Примерно через неделю та же фельдшер попала на труп другого трёхмесячного ребёнка. У тела уже было выраженное трупное окоченение. Вызов поступил около 11 часов утра. Мама уверяла, что ребёнок ещё недавно был жив. Мол, утром, как встали, они его проверяли. Так как он не плакал, то больше и не подходили к нему. А вечером у ребёнка со здоровьем не было проблем. Правда, у моей коллеги сложилось впечатление, что к ребёнку не подходили уже давно: выраженное трупное окоченение наступает через несколько часов (от 4-6 часов до 24-48 часов после смерти). Сутки, конечно, не прошли, но было ощущение, что к ребёнку утром не подходили совсем: ребёнок лежал в кроватке, а на лице и подушке были следы засохших рвотных масс.

Несколько лет назад одна из бригад ездила на констатацию трупа двухлетнего ребёнка. Жил ребёнок вместе с родителями в коллективном саду. У него не было прописки совсем, в поликлинике его ни разу не видели – родители не только не провели прикрепление к нашей поликлинике, они его, как из роддома забрали, так врачам больше не показывали. Рожала мама в Екатеринбурге, в том же городе и была прописана. Чем был болен ребёнок, неизвестно. Мама сказала, что утром встала и увидела, что ребёнок умер. Всё.

Вот такой у меня получился печальный рассказ.

Сейчас весна. Всё больше и больше людей обращаются в больницу с покусами клещей. Обычное дело для весны. Но клещ может присосаться, оказывается, и зимой. Вот один из таких случаев.

Сейчас я вспомнила историю, которая произошла несколько лет назад. Рассказали её девочки из приёмного отделения.

Утро. Январь. Воскресенье. Обратился мужчина с проблемой: его укусил клещ. Да-да, тот самый энцефалитный клещ. Медсёстры в шоке. В самый разгар зимы. Клеща извлекли, в баночку из-под какого-то лекарства положили, сказали мужчине, куда клеща на анализы везти. И расспросили, конечно, где мужчина клеща нашёл. Оказалось, что пациент любитель рыбалки и походов. Летом каждые выходные в лесу с ночёвкой проводил. Зимой решил палатку почистить от лесного мусора. В субботу принёс её из гаража, расстелил в комнате, вымел мусор, отмыл грязь, где смог. А утром обнаружил у себя на боку присосавшееся насекомое.

Бывает, что и зимой клещи кусаются.

Для начала расскажу, как обстоят дела в нашем городе с психиатрической помощью на догоспитальном этапе. Своей больницы с психиатрическим и наркологическим профилем у нас нет. Есть психиатр и нарколог в поликлинике. Людей, страдающих психическими заболеваниями, во время обострения болезни, наркоманов и алкоголиков в психозе мы госпитализируем в город Екатеринбург в психиатрическую больницу или в наркологию, в зависимости от профиля заболевания.

В нашем городе нет психиатрических бригад, и психиатрических больных мы госпитализируем в сопровождении сотрудников ЧОП. Но на вызов к таким больным ещё приезжает полиция. Изначально осмотр должен проводиться в присутствии полицейских после того, как они досмотрят пациента на предмет колюще-режущих предметов. Потом, после осмотра и решения о необходимости госпитализации, сопровождают пациента до автомобиля скорой. Далее полиция отправляется по своим делам, а до больницы с больным едет сотрудник ЧОП. Описываю я всё так подробно, чтобы в последующих рассказах о психбольных не возвращаться к пояснениям. А теперь история.

Итак. 19 марта работала помощником у фельдшера. Поэтому пациентов смотрела не я, не я принимала решение. И я была этому рада. «Первым номером» работала Тоня. Она моя ровесница, но стаж на скорой больше моего. Грамотная, умная, спокойная. Лишних движений делать не будет, но и косячить тоже. Передают нам вызов по рации: пожилой психбольной странно себя ведёт. Задержка вызова три часа. Все три часа вызов лежал, потому что не было сопровождения: то ЧОП занят, то полиции нет. Всё это время на скорую названивала дочь, возмущалась и обещала жаловаться. Полиция так и не освободилась. Передавая нам вызов, диспетчер сказала:

- Пациент не буйный. Может, с чоповцами посмотрите? А то дочь нам покоя не даёт.

Решили посмотреть так.

Пациент – пожилой мужчина. Асимметрия лица, гипертонус левой руки, нарушение речи указывает на перенесённый ранее инсульт. Одет опрятно, волосы чистые, выбрит – всё это говорит о том, что мужчина за собой следит. Этот момент важен для оценки психического состояния пациента. При прогрессировании заболевания самокритика у человека снижается, и он перестаёт мыться в первую очередь. Поэтому на внешний вид мы всегда обращаем внимание. Дочь пациента очень настойчиво суёт мне документы и начинает рассказывать, что у неё заявление в больницу есть, а вот прошлая скорая никуда его не повезла, а его надо увезти. Я, забрав полис, перенаправила её к Тоне, сказав, что будет всё так, как доктор скажет. Тоня же сказала, что сначала побеседует с пациентом, осмотрит его, а потом выслушает остальных. Меня всегда смущают, а иногда и возмущают рассказы о том, как приехала психбригада, не разобравшись, схватила первого попавшегося и увезла в психушку. Ну ведь враньё чистой воды!

Тоня осмотрела пациента, расспросила. Мужчина прекрасно ориентируется в пространстве и во времени, называет дату, когда перенёс инсульт, какие препараты и как принимает. На вопрос, кто за ним ухаживает, отвечает, что еду готовит и стирает дочь, а гладит он сам, моется и бреется тоже. Задаёт Тоня ещё несколько вопросов и приходит к выводу, что пациент адекватен, психоза нет, что он вполне отдаёт отчёт своим действиям. В госпитализации силами скорой не нуждается.

Теперь пришло время разговора с дочерью. Дочь говорит, что отца надо увезти в больницу потому, что он один раз уже лечился, недавно по суду его признали недееспособным, только в прошлый раз его скорая никуда не повезла. В информационном листе, который оставила предыдущая бригада, значится диагноз «гипертоническая болезнь вне криза». Тоня пояснила дочери пациента, что не видит причин для госпитализации, потому что пациент не представляет угрозы для себя и окружающих, и попросила дочь назвать ещё какую-нибудь причину, кроме названных ранее. Дочь сказала, что пациент отказывается от еды уже три дня и не принимает таблетки. Про таблетки мы позволили себе не поверить. Дочь толком и не знала, что отцу назначили, а он чётко называл препарат и как его пьёт. А вот отказ от приёма пищи уже может быть поводом для госпитализации. Тоня поинтересовалась у мужчины:

– А почему Вы отказываетесь от еды?

Пациент оживился. Стал жаловаться на дочь:

– Она у меня паспорт забрала и не отдаёт. А я голосовать на выборы хотел пойти. Раз она мне паспорт не отдаёт, я объявил голодовку. Вот. И ещё они мою пенсию себе забирают и мне не дают денег.

Дочь тут же завелась:

– Паспорт я тебе не отдам. Тебя же признали недееспособным. И деньги тебе зачем? Мы же тебя кормим.

Мы не стали выслушивать перебранку. Прервали диалог. Тоня объяснила мужчине, что если он не будет кушать, то тогда придётся его принудительно отправлять в больницу. Тем более, что выборы-то уже прошли и для голодовки нет причин. Пациент пообещал, что будет есть, и таблетки, которые ему назначили, будет продолжать пить. На этом мы покинули адрес, пояснив дочери, что и другие бригады пациента не повезут в психбольницу, так как не с чем. Сложилась впечатление, что дочь просто хочет избавиться от отца.

Подобный случай, когда пытаются решить свои семейные проблемы за счёт скорой помощи, не единичный. К сожалению.

 Многие считают, что «скоровикам» больше всех надо. Особенно в маленьких городах, где все друг друга знают. И они правы. Вот везде мы свой нос засунем, нотации почитаем, «ментам» на родителей накапаем, нахамим (в смысле, скажем правду в глаза), нагрубим и в грязных ботинках по персидским коврам пройдём.

 История произошла в начале нулевых годов, когда город наш был маленьким, а количество бригад то же, что и сейчас. Мы не были так замурзаны большим количеством вызовов, а потому оглядывались по сторонам, всё замечая. На этот вызов ездила не я, а Арина. Поводом к вызову было высокое давление у пожилой женщины. В квартире было большое количество людей. Дальше повествование будет вестись с ее слов.

Все ходили туда-сюда. Две женщины, кроме пациентки, находились в комнате, несколько разных людей заглядывали в помещение и тут же уходили. Давление у пациентки, действительно, было высокое. Арина, пока ждала результат лечения, обратила внимание на детскую кроватку, стоявшую в углу комнаты. В кроватке лежал маленький мальчик. Потом узнала, что ему полтора года. Мальчик был бледен, часто дышал и лежал в позе «легавой собаки» – это когда пациент лежит на боку, подтянув ноги к животу и откинув голову назад, один из поздних признаков менингита. Арина тут же подошла посмотреть на ребёнка. Одна из женщин, находившихся в комнате, сказала, что скорую бабушке вызывали, а не ребёнку и смотреть ребёнка не надо. Но Арина стала настаивать. Пара минут препирательств – и фельдшер была допущена к ребёнку. У ребёнка тяжёлое состояние: явные признаки менингита, ребёнок в сопоре (нарушение сознания – чуть-чуть до комы), высокая температура. Арина говорит, что ребёнка надо срочно госпитализировать, иначе он погибнет. Мама категорически против госпитализации и любого лечения. Говорит:

– Будет так, как Богу угодно. Бог дал – Бог взял.

И прочий бред. Подтянулись другие взрослые. Разгорелся скандал. Арине велели уходить и не лезть не в своё дело. К тому моменту давление у бабушки снизилось уже. Арина ушла. В машине по рации попросила вызывать сотрудников милиции, в том числе сотрудников инспекции по делам несовершеннолетних (ИДН). Через 15 минут вместе с милицией Арина вернулась в квартиру. Был шум и гам, выяснения отношений. Но ребёнка в сопровождении сотрудника ИДН доставили в реанимацию. Позднее, когда состояние улучшилось, мальчик был переведён в инфекционное отделение для дальнейшего лечения.

Оказалось, что в этой квартире проживала семья, которая входила в секту «чего-то там». Я уже не помню, как она называлась. Их тогда уйма была. Члены этой секты были категорически против медицины. Считали, что медицинская помощь – это вмешательство в Божьи планы, грех лечиться – и всё тут. А пациентка, к которой приехала Арина, в секту не вступала, не поддалась на их уговоры, но жила вместе с сектантами. Она сама себе и вызвала скорую.

Дальнейшая судьба ребёнка и его родственников мне неизвестна.

  Было это давно, когда я только начинала свой путь в медицине. Только-только стала работать самостоятельно. Поэтому не судите строго: я была очень неопытной. В основном, тогда работали мы по одному медику в бригаде. Мобильных телефонов не было. Связь с диспетчером поддерживали по рации. Зато зарплата была на скорой хорошая. И мы оказывали медицинскую ПОМОЩЬ, а не медицинские услуги. Вот так.

  Однажды в пятом часу дня дают мне вызов: четвёртые роды у женщины 28 лет. Место вызова – комната в общежитии. Роды – это когда у беременной начались схватки. В большинстве случаев женщину без проблем доставляли в роддом. Рожала она уже в условиях роддома. В роддоме роды принимала бригада из 5 человек. Количество людей, принимающих роды, может меняться. Возможно, что их четыре или шесть, но это не одна акушерка, как утверждают некоторые. Считайте сами: врач акушер-гинеколог, врач-неонатолог, медсестра, акушерка, санитарка. Могут присутствовать анестезиолог, медсестра неанотологическая... Это вам не один фельдшер с опытом работы на скорой всего год, видевший, как принимают роды когда-то на практике, но не принявший ни одних самостоятельно.

 Родовая укладка (в ней должно было быть всё необходимое для ведения родов) находилась вот в таком металлическом чемодане, как на иллюстрации.

 Чемодан был громоздким и тяжёлым, и в машину мы его брали только тогда, когда ехали на роды. Это сейчас, когда мы больше времени проводим на вызовах, чем на базе, все укладки в машине находятся, а тогда всё было иначе.

  Итак. Отправили меня на вызов. Я взяла карту вызова и вышла, но тут же вернулась обратно, так как забыла родовую укладку. Женщины-коллеги развеселились:

– Роды собралась принимать? Ха-ха-ха! Если что, помощь зови. Мы пришлём. Ха-ха-ха.

   Ага! Очень смешно.

   Подъехали к калитке, ведущей на территорию общаги. А к нам уже женщина бежит:

– Давайте быстрее! У неё уже кровь оттуда идёт!

  Я сразу за рацию:

– Мне нужна помощь. Женщина в родах, – сообщила я диспетчеру.

  Взяла, кроме основной укладки, ещё и родовую. Побежала. Встречающая женщина оказалась соседкой роженицы. Взяла у меня основную укладку, и мы побежали на пятый этаж. По дороге я призналась соседке, что ни разу не принимала роды. Соседка ответила:

– Я тоже! Никогда не принимала роды. И даже не видела, как это происходит. Сейчас посмотрим.

  Бежим дальше.

  В комнате на диване лежала женщина. У противоположной стены стояла детская кроватка, а в ней находился годовалый ребёнок. Рядом на стульчиках сидели ещё две девочки лет трёх-четырёх. Была в комнате ещё одна соседка. Мы зашли как раз в момент схваток. Головка ребёнка уже стала прорезаться, то есть показываться из раскрытой шейки матки во время схваток. Я попросила увести детей. Та соседка, что находилась в комнате, взяла годовалого ребёнка на руки, позвала с собой двух других и ушла. Девочки послушно пошли за ней.

  Открываю я укладку, а перчаток стерильных не вижу. Укладку-то я эту не проверила перед началом смены – ещё один мне урок. И в карманах перчаток нет. Озвучила это вслух. А соседка говорит:

– А я себе вчера перчатки купила. Волосы красить собралась. Сейчас принесу.

  Убежала. А я достаю из родового чемодана пелёнки и стерильные инструменты. Пелёнку под женщину подкладываю. Женщина просит:

– Обезбольте меня. Больно же!

  Я ей отвечаю:

– Вы же четвёртый раз рожаете. Должны бы знать, что не обезболивают роды-то.

  Женщина говорит, что предыдущие три раза ей кесарево сечение делали, поэтому она не знала, что так больно будет. А так у неё три девочки, а хочется мальчика. Вот они и стараются – каждый год ребёночка рожают. Тут соседка с перчатками прибежала, а у женщины очередные схватки начались. Перчатки оказались стерильными.

  Только я перчатки надела, как головка ребёнка показалась, и приступила я к родовспоможению. И всё время в голове моей крутились слова преподавательницы по акушерству и гинекологии:

– Родовспоможение! Значит, вы должны помочь женщине родить, а не рожать за неё. И не вытаскивать из неё ребёнка. И не выдавливать. Вы должны этого ребёнка принять, не дать ему упасть на пол или задушиться пуповиной.

  В общем, родился мальчик, как и хотели родители. Страшненький. Головка синяя, сам бледный. Сердцебиение есть, а дыхания нет. Я слизь отсосом отсосала из дыхательных путей. Пуповину перерезала, зажимами закрепила концы. Ребёнок не дышит. И тут заходит «помощь» – врач Марья Ивановна. Пожилая женщина. Неспешная, но с большим опытом работы. Я к ней:

– Марья Ивановна! Не дышит он. Что делать?!!!

  Марья Ивановна берёт ребёнка за пяточки. Поднимает вниз головой и встряхивает легонько. И ребёнок начинает плакать. Уф! Можно выдохнуть. Я говорю:

– Спасибо большое. Теперь можете уходить. Дальше я и сама справлюсь.

  Тем временем приехал муж. С порога:

– Я же тебе ещё утром говорил, чтобы скорую вызывала.

  Оказывается, схватки уже в семь часов утра начались. А кесарили её потому, что артериальное давление было высокое, – «врачи не рискнули так роды принимать». Хорошо, что сразу не стала я выяснять причину кесарева сечения. Ещё бы больше страха и сумятицы в моей бедной голове было. А после родов нормальное давление ей намерила и спокойно уже дождалась выхода последа.

  Довезли женщину и её ребёнка до роддома нормально. Но вызов этот вовек не забуду. Страха я натерпелась. Суетилась много. Этику не соблюла. Когда узнала, что с утра схватки у женщины были, не удержалась и сказала:

– Ну и дура!!!

  Единственный раз в жизни обругала пациентку. Стыдно мне теперь. И было ещё удивление, как некоторые вопросы просто решаются: взяла за пяточки, тряхнула, и всё – дышит ребёнок!

Медсестра в приёмном отделении поделилась.

Однажды днём пришёл молодой мужчина в приёмник. Медсестра спросила, что случилось. Он сказал, что у него травма грудной клетки. Ну, медсестра и послала его в травмпункт. А из травмпункта позвонил сердитый травматолог и отругал медсестру:

– Ты почему ножевое к нам отправила?!!

Медсестра жаловалась:

– А я знала, что у него ножевое ранение? Он же сказал, что травма грудной клетки!

  Травмы разные бывают. Уточнять надо. Что касается пострадавшего, то рана была непроникающей. То есть, повреждены оказались только мягкие ткани – внутрь грудной клетки нож не проник. Ему сделали КТ грудной клетки, ушили рану и отправили в приёмное отделение. Когда медсестра это рассказывала, пришёл полицейский допрашивать пострадавшего. Пострадавший отказался сказать врачу, кто его ударил ножом. Сказал:

– Знаю – кто, но не скажу.

Не знаю, скажет ли полицейским. Даже интересно, кого он покрывать собрался.

 Я фельдшер службы скорой медицинской помощи. Когда я только пришла сюда работать, многое было по-другому. У нас было 4 бригады. Первая бригада БИТ (бригада интенсивной терапии) и три фельдшерские бригады. В БИТ-бригаде – врач и фельдшер, в остальных – фельдшер один, без помощника. Иногда во второй бригаде работал врач, но тоже без помощника. Все, кроме БИТов, обслуживали вызовы в порядке очереди. БИТы выезжали на все ДТП, отравления, боли в сердце у инфарктника, «задыхается», «ножевое», на все случаи в общественных местах и улице и др. За интенсивность им доплачивали. Также БИТы выезжали, когда кто-то из фельдшеров вызывал в помощь на сложные вызовы, когда сами справиться не могли. Зато на температуру, головокружение, «просто посмотреть» и другие не экстренные вызовы БИТов не посылали. И было в то время понятие «врачебный вызов» – это значит, что вызов заведомо сложный и на вызове понадобится работать обоим медикам.

Работала у нас фельдшер. Назову её Катя. Любила она вызовы «выкруживать». Если её очередь ехать на вызов, то она садилась возле диспетчера и начинала выбирать, куда поедет. Если Кате казалось, что вызов какой-то сложный, то она начинала давить на диспетчера:

– Это врачебный вызов. Посылай БИТов.

И ныла, пока диспетчер не сдавался и не посылал врачебную бригаду. Чаще всего был вызов «непрофильный», с которым и терапевт из поликлиники справиться мог. Но на следующий вызов всё равно приходилось Кате ехать. И часто бывало, что Катя попадала на серьёзные случаи. Постоянно вляпывалась во что-нибудь. А врачебная бригада где-нибудь очень далеко либо на вызове засела. И пока помощь приедет, много времени проходит. Приходилось Кате работать до приезда БИТов. А бывали случаи, когда и ждать некогда: надо быстрее везти. И никак в голову ей не приходило, что не надо так делать. Работа у нас такая, что если хитришь, то сразу носом ткнёт, как нашкодившую кошку в какашки.

Дело было в августе. Катя также «выкруживала» себе вызов полегче. В дальний посёлок, до которого ехать 30 минут, вместо неё поехали БИТы. Минут через 40 поступает вызов: ожог ребёнка кипятком. Ребёнку 11 месяцев.

Потом Катя рассказала, что мама делала заготовки на зиму. Вскипятила она ведро воды, стала снимать его с плиты. В это время из соседней комнаты прибежал ребёнок, ткнулся в ноги. Мама не удержала ведро и окатила ребёнка кипятком. 90% ожогов. Ребёнок был жив, но находился в шоке: не плакал, был в оглушении. Плакала мама. Сказала, что сама медсестра по образованию и знает, что с такой площадью ожогов не выживают. Ждать БИТов было некогда. Надо было срочно оказывать помощь и везти в областную больницу, так как у нас нет ожогового отделения. Пришлось Кате одной работать на вызове. Довыбиралась.

О дальнейшей судьбе ребёнка ничего не знаю. Могу только предполагать, что он умер. 90% ожогов – слишком большая площадь.

Этой истории более шести лет. Сейчас перечитала - как будто вчера произошло, так хорошо всё помню. Даже обои в коридоре. Надо же...

Соседка

 Сегодня я на смене. Работаю в фельдшерской бригаде, но уже «первым номером». А это значит, что смотрю пациентов я, я же ставлю диагноз, заполняю карту вызова и назначаю лечение. А моя помощница, тоже фельдшер, выполняет назначения и заполняет остальные бумаги.

Вызвала скорую соседка: у женщины боль в груди. Дали вызов нам. Приехали. После опроса, осмотра и снятия ЭКГ ставлю диагноз: «Нестабильная стенокардия». Имеются изменения на кардиограмме и соответствующая клиника. После оказания медицинской помощи боль в груди прошла полностью. Ещё во время проведения лечения была предложена госпитализация. Женщина от госпитализации категорически отказывается. Мы к ней так и эдак... Не соглашается. Уговариваем, страсти всякие о возможных последствиях рассказываем. Отказывается. Говорит, что дом не с кем оставить, а сын живёт в другом городе. Я говорю, что соседка присмотрит за домом. Но женщина всё равно отказывается ехать в больницу. Теперь она не хочет потому, что храпит. Тогда я обращаюсь к соседке:

– Уговаривайте тогда Вы.

Соседка отвечает:

– Как я её уговорю? Она меня не будет слушать.

И я начинаю рассказывать ещё раз, но уже соседке о том, что стенокардия может привести к развитию инфаркта миокарда. «А нелеченный инфаркт не всегда приводит сразу к смерти. Коротко: сердце станет как тряпочка и не сможет нормально кровь качать. Кровь будет застаиваться. Разовьётся хроническая сердечная недостаточность. Появятся отёки. Человек начнёт задыхаться…». Много чего на эту тему можно сказать.

В конце лекции я говорю соседке:

– Вот когда у неё разовьётся всё это, Вы не будете выходить из её дома. У Вас и так большое чувство ответственности за свою соседку (она лучше больной знала, чем та лечится). А потом оно будет ещё больше. Вы же не сможете её бросить. И Вам будет некогда заниматься своими делами.

После этого монолога я замолчала и продолжила писать карту вызова. Соседка, взяв телефон, ушла в коридор, откуда позвонила сыну пациентки. Сын поговорил с мамой. Потом дали трубочку мне. Я ему более кратко прояснила ситуацию. Вернула трубочку пациентке. И, о радость! – через несколько секунд пациентка согласилась поехать с нами.

Уф! Я так устала от этой болтовни. Мы уговорами занимались дольше, чем пациентку лечили. Хорошо, что не в Екатеринбурге работаю. Там за длительное нахождение на вызове наказывают бригады.

А соседка – молодец. Я так ей и сказала.

Ранее я говорила, что иногда приходится на людей «давить», шантажировать их, пугать, уговаривать для достижения результата. Иногда приходится говорить гадости. Но всё это делается не просто так, а для достижения цели. Основная цель – это помочь исцелиться.

 Работала я в фельдшерской бригаде. И в ту смену мне повезло: я была помощником у другого фельдшера, назову его Слава. Моё дело маленькое: оформлять бумажки да выполнять назначения того, у кого я в помощниках. Дают нам вызов: у девочки пяти лет температура, рвота, жидкий стул. Поехали.

Приезжаем. Нас провели в большую комнату, куда потом папа и ребёнка принёс. Девочка тут же улеглась на диван и закрыла глаза. Я, взяв полис ОМС, стала бумажки оформлять, а Слава приступил к опросу родителей и осмотру ребёнка. Я пишу, но слышать всё слышу.

Заболела девочка накануне вечером. Температура 37,5, рвота два раза малым объемом, стул кашицеобразный один раз. И всё бы ничего, да девочка бледная, вялая. И всё уснуть во время осмотра норовит. И клиника не яркая, а сонливость настораживает. Инфекции бывают разными. Некоторые инфекции, кроме желудочно-кишечного тракта, ещё и нервную систему поражают. Слава предложил родителям госпитализировать ребёнка. Но мама стала отказываться от госпитализации, объясняя это тем, что с девочкой некому ехать. У мамы грудной ребёнок. Слава предложил с ребёнком папе поехать. Папа согласился:

– А почему бы и нет? Давай я поеду.

Мама категорически стала возражать:

– Ему на работу завтра.

– Я могу завтра не идти на работу или больничный взять.

– Нет. Мы не можем ехать. У нас нет возможности. Я отказ напишу.

Слава стал уговаривать маму:

– У ребёнка есть бабушка? И она в нашем городе живёт? Так пусть сегодня папа побудет с девочкой, а завтра бабушка может с ней лечь.

И отец ребёнка согласен, но мама упирается:

– Мы не можем. У нас нет возможности.

А надо сказать, что в то время наша инфекционная больница была на ремонте. Поэтому больных мы возили на госпитализацию в другой город. И когда кто-то отказывается от госпитализации, а мы видим, что с болезнью можно справиться и в домашних условиях, спокойно берём отказ, назначаем на следующий день, а если вызов с утра, то и на сегодня, вызов на дом врача из поликлиники. Но не в этот раз. Видно, что состояние ребёнка тяжёлое. Но мама не хочет, чтобы папа ехал с ребёнком в больницу. Слава исчерпал все слова: он объяснил тяжесть состояния ребёнка и то, что сами они могут не справиться, и поуговаривал, и поубеждал. Но отказ брать не собирался: ребёнок нуждался в госпитализации. А я давно уже свои бумажки написала. И даже сопроводительный лист, с которым в больницу пациентов

возим тоже. И этот бесконечный спор меня уже сильно раздражать стал. И вот все замолчали. Пауза затянулась, и я не выдержала:

– Мама, а если ваш ребёнок умрёт, Вы найдёте возможность к нему на похороны сходить?

Вот тут маму с диванчика подбросило:

– Да как Вы можете такое говорить! Ладно! Везите её в больницу!

Заплакала и ушла в комнату вещи собирать. Мне как-то неудобно стало. Стыдно, что ли. Вот взяла и гадости людям наговорила. Я говорю мужу женщины:

– Вы уж извините, но пришлось гадость сказать. Иначе не могли убедить.

Отец ответил:

– Да я понимаю. Ничего страшного. Не переживайте.

Девочку вместе с отцом мы увезли в инфекционное отделение. Дальнейшую судьбу не знаем. Надеюсь, что у них всё хорошо.

Если что-то в рассказе родителей о травме ребёнка мне кажется подозрительным, я сообщаю свои соображения полицейским. И лучше полиция лишние вопросы задаст родителям, чем издевательство над ребёнком пройдёт безнаказанно. Расскажу вам один случай, произошедший несколько лет назад.

Была поздняя осень. Снега практически не было. Мёрзлая земля, чуть-чуть припорошённая снегом. День. Работы было много. На базу практически не заезжали. Передают нам по рации вызов. Называют адрес с номером квартиры и повод:

«девочка 5 лет выпала с пятого этажа». Я попыталась выяснить, с какой стороны дома искать выпавшую девочку. Но диспетчер велела идти в квартиру, потому что мама её уже занесла обратно. И девочка жива. Вот это очень порадовало, потому что нет хуже зрелища, чем мёртвый ребёнок. Включили спец- сигналы и помчались на вызов. Нас не удивило, что мама девочку обратно занесла. Чего только человек, находящийся в шоке, не сделает! Бывали случаи, когда люди со сломанными ногами заползали домой и уже из дома скорую вызывали.

На адресе на диване на левом боку лежала девочка в одних трусиках. Она плакала. Нет, не рыдала и не всхлипывала. Просто из глаз её катились слёзы. Я спросила:

– Где болит?

Девочка ответила, что болит спина и она из-за боли не может стоять и сидеть. В ответ на мой вопрос: «Как так получилось, что спина заболела?» – девочка промолчала. А мама сказала, что девочка выпрыгнула из окна.

Я тщательно осмотрела девочку. Руки, ноги, таз, голова – всё цело. Живот спокоен. При осмотре спины девочки я заподозрила перелом позвоночника в грудном отделе. Этот диагноз в дальнейшем подтвердился. Пока мой помощник оказывал помощь, я расспрашивала маму о том, каким образом девочка получила травму. И мама рассказала замечательную историю, в правдивости которой я позволила себе усомниться.

Со слов мамы, раньше она вместе с дочерью проживала в частном доме. И девочка частенько во двор выходила не через дверь, а вылезала через окно. Но совсем недавно они переехали в квартиру. Примерно час назад мама пошла в магазин и оставила дочь дома одну. Девочка не хотела оставаться дома, а хотела она погулять. Но мама её не взяла с собой, потому что девочка приболела. Когда мама вернулась домой, девочки не оказалось в квартире, а балкон был открыт. Мама выглянула с балкона и увидела, что девочка лежит внизу на земле. Мама побежала вниз, обежала дом, взяла девочку на руки, принесла её обратно домой и вызвала скорую помощь.

– Наверное, она по привычке решила напрямую выйти из дома. Не подумала, что высоко и может разбиться, – рассказывала мама.

Я поинтересовалась, не страдает ли девочка психическими заболеваниями, нет ли задержки умственного развития? Мама отрицательно ответила на эти вопросы. Мы с помощником переглянулись. Пошла посмотреть с балкона вниз. Весь этот рассказ нам показался очень неправдоподобным. Упасть с такой высоты на мёрзлую землю и не убиться насмерть? Разве только чудо должно было произойти. Ну, предположим, что так оно и было. Выпала и не убилась. И мама, будучи в шоковом состоянии, девочку обратно домой занесла. Зачем тогда до трусов её раздела? Непонятно. Ну и перелом позвоночника не соответствует характеру травмы. При падении с высоты в первую очередь должны были пострадать ноги или голова. Какая часть тела первой коснулась земли, та и поломалась бы. Но грудной отдел позвоночника? Непонятно...

Девочку доставили в приёмное отделение нашей больницы. В дальнейшем она была госпитализирована в областную детскую больницу с переломом позвоночника в грудном отделе. Информацию в полицию я передала, вместе со своими сомнениями в правдивости рассказа мамы. Позже, когда давала показания, я узнала подробности этой травмы от полиции. Полицейский сказал, что поначалу мама твёрдо стояла на своём. А девочка молчала. Поехали вместе с мамой на место происшествия. Осмотрели землю под балконом, куда должна была выпасть девочка. На тонком слое снега не было никаких следов происшествия. Ведь должен быть хоть какой-то след от падения с высоты. Стали вновь расспрашивать маму, указав на несоответствие рассказа фактам. И мама рассказала, как оно было на самом деле.

В тот день домой к маме девочки приходил любовник. После того, как он ушёл, девочка стала капризничать. Мама девочку отругала за плохое поведение, но девочка не успокоилась и стала реветь. Тогда мама толкнула девочку. Удар был такой силы, что девочка отлетела к стене и ударилась спиной. После этого она сползла на пол и больше не смогла встать. Всё.

Что было дальше с этой семьёй, я не знаю. Знаю, что на маму завели уголовное дело.

Работая на скорой, невольно учишься манипулировать людьми: давить на них, шантажировать, пугать, уговаривать. Иногда приходится идти на хитрость.

В одну из смен работала я помощником врача. Дают нам вызов: в здании, где заседают мировые судьи, у мужчины начались судороги. Когда мы приехали, судороги уже прошли, а пациент спал. После судорог люди, как правило, засыпают. Через некоторое время просыпаются и ведут себя, как обычно. Этого пациента мы знали, так как неоднократно приезжали к нему на такие же судорожные припадки. Они всегда бывали на третий день после выхода из запоя. Звали мужчину Сергей.

Пациент, мужчина, 36 лет, вес около 150 кг, лежал в коридоре и спал. На вопросы не отвечал. На попытки его передвинуть отмахивался и мычал. Доктор его осмотрела, узнала от окружающих, что произошло. Я сделала инъекцию магнезии. Затем пошла в машину и принесла носилки. Оглянулась, чтобы попросить мужчин, которые были рядом, когда мы приехали, положить пациента на носилки, а мужчин-то и нет. Куда-то всё ушли. Мы вдвоём с доктором не могли пациента перетащить на носилки, не говоря о том, чтобы его унести. Позвали охранника. Он развёл руками:

– Не знаю, куда делись все. Пошёл искать.

Пока охранник ходил в глубине здания суда, я стала уговаривать пациента лечь на носилки. Носилки постелили рядом со спящим. Я встала по другую сторону мужчины, похлопала пациента по плечу и плаксивым голосом заныла:

– Серёжа, подвинься. Тесно же.

И что вы думаете? Пациент с кряхтением подвинулся на носилки. Он похлопал ладонью рядом с собой по полу, как бы приглашая меня лечь, повернулся на бок и захрапел. Пока мы улыбались всему произошедшему, охранник привёл пять мужчин, которые помогли нам погрузить пациента в машину.

Теперь, когда вижу пьяные мужские тела, я вспоминаю Серёжу и иногда использую этот приём, чтобы заманить на носилки.

Я уже рассказывала о нашей городской свалке. Наша – не потому, что из нашего города свозят мусор. Мусор привозят из Екатеринбурга. Наша – потому, что она расположена на нашей территории. И называется она гордо – полигон бытовых отходов (ПБО). Раньше, когда я только пришла работать на скорую, ПБО охранял один сторож. Не сотрудник ЧОП, а обычные наёмные люди. Дежурило по два человека в день. В ночь – три. Почему так? Не знаю. Возможно, что из-за большой территории. Её же обходить надо было. Но в начале нулевых годов сторожей сменили сотрудники ОМОН. И вот из-за каких событий это случилось.

История эта произошла зимой. Рассказал мне её врач, который ездил на место происшествия.

Домик, в котором находились охранники, был возле ворот, ведущих на ПБО. Утром пришли люди на работу и увидели страшную картину: прямо у крыльца домика лежал в луже крови труп сторожа. В доме был страшный беспорядок, всё перевёрнуто вверх дном. На полу лежал опрокинутый стол, вокруг валялись тарелки, закуска, бутылки из-под водки, рюмки, стаканы, осколки стекла. За столом находился труп ещё одного сторожа. Чуть позже на улице, позади домика, обнаружили третьего убитого сторожа. Все они были без верхней зимней одежды, а тот, кто погиб позади домика, был и без обуви. Видно было, что пытался убежать. Врач рассказал, что все они умерли в результате множественных ножевых ранений. И если у первых двух раны были нанесены спереди – грудь и живот, то у последнего мужчины раны были нанесены преимущественно сзади – повреждена задняя поверхность грудной клетки. Предположение, высказанное на месте происшествия, было такое: к сторожам кто-то пришёл в гости, они все вместе распивали спиртные напитки, а потом этот «кто-то» их убил. Но, скорее всего, убийц было несколько человек.

Кто и за что убил сторожей на городской свалке – неизвестно. Возможно, что потом и отыскались преступники, но нам никто об этом не сообщил. Это в книжках хорошо: в конце обязательно автор расскажет, за что и почему. В жизни всё не так. Многое так и остаётся неизвестным.

 Когда только начинала работать на скорой, я любила поворчать по дороге на вызов, если считала, что повод к вызову не для скорой помощи. По прошествии многих лет теперь я перед вызовом не ворчу, а то работа меня носом ткнуть может. Но могу поворчать после вызова, и то не всегда.

Однажды днём дали мне вызов в частный дом. Поводом к вызову послужила высокая температура у девушки 21 года. Вызывает мама. Еду на адрес и ворчу:

– Не могла что ли терапевта вызвать на дом? Столько лет мама прожила, а не знает, как с высокой температурой у своего ребёнка бороться. Бу-бу-бу… Бу-бу-бу.

Жила во мне тогда старая ворчливая бабка. Теперь я её вытравила… почти вытравила.

Провели меня в большую комнату. Ящик я поставила на стол возле окна. Пациентка лежала на диване у противоположной стены. Вначале я выслушала маму девушки. Она рассказала, что девушка болеет третий день. Вчера вызывали терапевта. Было назначено лечение. Мама показала бумажку от терапевта с расписанным лечением. Но температура сохраняется на высоких цифрах. Вот утром дали таблетку парацетамола при температуре 38,5, а теперь температура уже 39. Решили вызвать скорую, чтобы укольчик сделали. Маму я выслушала, решила девушку послушать. Подхожу к пациентке, а она спит глубоким сном. Я её бужу, а она не просыпается. Спрашиваю у мамы, а давно ли девушка спит. Мама говорит, что со вчера не вставала ещё с кровати. Утром они ей с трудом парацетамол скормили, даже напоить водой не смогли.

Я осмотрела девушку. Мой диагноз: «серозный менингит, кома 2».

Девушка была госпитализирована в реанимацию. В дальнейшем, когда сознание вернулось, пациентка была переведена в инфекционное отделение, а затем выписана. Насколько она выписалась здоровой, не знаю. В тот раз я была очень удивлена тем, как неправильно люди расставляют приоритеты: для мамы оказалось важнее то, что температура высокая, а не то, что девушка не просыпается. Но я её не виню. Это мне, человеку с медицинским образованием, легко судить, что важнее, а что нет. Ну и да – теперь я не ворчу, пока не буду убеждена, что можно было и без скорой обойтись.

На городскую свалку (полигон бытовых отходов - ПТБО) Скорая выезжает редко. И каждый раз это какая либо травма. Не помню, чтобы туда на высокую температуру или давление вызывали. И если уж травма, то серьёзная. Например такая, как лет десять назад.

Полигон для твёрдых бытовых отходов – специальное сооружение, предназначенное для изоляции и обезвреживания ТБО. На полигонах обеспечивается статическая устойчивость ТБО с учётом динамики уплотнения, минерализации, газовыделения, максимальной нагрузки на единицу площади, возможности последующего рационального использования участка после закрытия полигонов. (Взято из Википедии).

На наш полигон ТБО свозят мусор из Екатеринбурга, ровняют при помощи бульдозеров, наверное, и уплотняют так же. Какие химические реакции происходят в толще мусора, я не знаю, но температура у мусора повышенная. Когда идёшь по нему, ощущаешь, как пружинит под ногами толща мусора, а через подошву чувствуется тепло. Однажды поступил вызов на полигон ТБО. Поводом послужил обвал мусора на рабочих. Ездила не я. Пересказываю то, что коллеги рассказали. Рабочие разгребали лопатами мусор рядом с большой мусорной кучей. «Стена» из мусора обвалилась на трёх рабочих, и они оказались погребёнными под отходами. Сразу вызвали скорую и стали рабочих откапывать.

До свалки ехать около получаса. Когда бригада прибыла на место, рабочих откопали. Три трупа. Три обварившихся трупа: кожа местами красная, местами белая, с пузырями целыми и вскрывшимися. Спасать было некого.

Не спрашивайте, как так попали под обвал мусора? А какая там температура? Не знаю. Но факт – люди испеклись в этом мусоре. Жуткая смерть.

 Однажды вызвали нас в поликлинику на инфаркт у мужчины. Пришёл в поликлинику сам с болью в груди, выстоял очередь. Терапевт осмотрела и отправила с четвертого этажа на второй делать ЭКГ. После того, как сделали ЭКГ, не дожидаясь описания, мужчину отправили обратно с лентой ЭКГ. И терапевт вызывала уже скорую. Мы приехали, оказали необходимую медикаментозную помощь. И встал вопрос о госпитализации: кто понесёт носилки с четвертого этажа?

В коридоре возле кабинетов терапевтов толпа народа. Но они ведь все больные. Как их просить? Но тут пришла заведующая поликлиники и громко объявила:

– Кто поможет нести носилки, того лично без очереди проведу.

Тут же из разных концов коридора пошли мужчины. Заведующая отобрала пятерых. Они и помогли пациента в машину загрузить.

Спасибо большое тем, кто не отказывает в помощи, даже если сам болен.