Стишок из детства
По реке плывёт кирпич
Деревянный как стекло
Ну и пусть себе плывёт
Нам не нужен пенопласт
По реке плывёт кирпич
Деревянный как стекло
Ну и пусть себе плывёт
Нам не нужен пенопласт
Собственно сабж.
Потом я дал эту песню попробовать одному другу-музыканту. Друг как раз был в отпуске по ранению (30 осколков в организме). Перед самым возвращением на фронт мы встретились и он озвучил, что получилось. Надеюсь, что он вернётся и мы эту песню допилим.
А мы ехали домой
Каждый рад был, что живой
Вспоминали по дороге
Тех оставшихся немногих
Вспоминали по дороге
Тех оставшихся немногих
У них всех была семья
Родня
Вы простите
Что погиб не я
Мы курили с ним одну
На двоих
Говорили про детей
Для них
Мы поехали тогда
Туда
Я вернулся
А он никогда
Мы поехали тогда
Туда
Я вернулся
А он никогда
У него была семья
Родня
Вы простите
Что погиб не я
Он боялся умереть
Дрожал
Когда падало вблизи
Лежал
Я смеялся, говорил
Не ссы
За живого меньше
Выплаты
Я смеялся, говорил
Не ссы
За живого меньше
Выплаты
У него была семья
Родня
Вы простите
Что погиб не я
Под Воронежем увидели
Снег
Стоп колонне и в снежки
Все
Будто в детской поре
Той
Будто каждый
Живой
Будто в детской поре
Той
Будто каждый
Живой
У него была семья
Родня
Вы простите
Что погиб не я
А мы ехали домой
И мы ехали все
Только я сидел в кабине
А он в кузове
Только я сидел в кабине
А он в кузове
А как здесь аудио добавить?
Впервые я рискнул использовать для песни не свои собственные стихи.
Да, на этот раз озвучил знаменитую поэму Сергея Есенина "Чёрный человек".
Получилась музыкальная версия, близкая к идеальной. Думаю, Сергею Есенину понравилось бы. Вообще, возможность творческого сотрудничества между людьми, жившими и живущими в разные исторические эпохи, поражает и вдохновляет. Просто дух захватывает.
При работе над поэмой меня поразило, что русский язык за 102 года изменился мало. Я практически всё понял и на логическом, и на эмоциональном уровне.
Споткнулся только на двух моментах.
Момент 1.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Тут я никак не мог понял, что такое "ноги". Консультировался и с людьми, и с нейронками, но так толком и не понял. Думаю, что тут слово "ноги" просто лишнее. Если его выкинуть, всё станет логичным и понятным.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее
Маячить больше невмочь.
Т.е., голова (ум, душа) хочет чего-то одного (правильного). Например, поехать в родную деревню. А тело, через шею, тянет голову в какое-то другое место. Например, в кабак. Голова хочет вырваться (машет ушами), надоело ей глупое тело. Но не может.
Момент 2.
"Чёрный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живёшь водолазовой.
Сначала я подумал, что это была в 1923 году такая специальная служба "водолазовая". Но, нет, похоже, не было такой службы, Сергей Есенин её просто придумал и на что-то тонко намекает.
Думаю, вот такая переделка поможет понять, о чём речь.
"Чёрный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не работаешь психотерапевтом!
И не имеешь права лезть в чужую душу!
Разумеется, я ничего не стал исправлять в оригинальном тексте. Эти пометки просто сделал для себя и для вас. Для лучшего понимания и погружения в музыкальную версию поэмы.
...

Первоисточник:
Песня 023. Поэма "Чёрный человек". Сергей Есенин (стихи, 1923). Константин Оборотов (музыка, 2025).
История 00066. "Константин Оборотов и Сергей Есенин"
===
ЯБЛОКО
Жена подала мне яблоко
Размером с большой кулак
Сломал пополам я яблоко,
А в яблоке жирный червяк
Одну половину выел
Другая чиста и цела
С червем половину я выкинул
Другую жена взяла
И вдруг я отчетливо вспомнил –
Это было когда-то со мной:
И червь, и сад, и знойный полдень
И дерево, и яблоко, и я с женой
(Олег Григорьев)
Одинокая яблоня у дороги,
Не опыляется сотню лет.
Плодов нет, ее яблоки дороги,
Их вкуснее не видывал свет.
Ветер и ливни листья трепещут,
Тяжесть склонила ветви к земле,
Проезжая мимо, машина, неспешно
Сломала те ветви, и скрылась во мгле.
Ночь. Сломана яблоня у дороги.
И нет пчел что ее опылят.
Даже жаль ее, недотрогу,
Хотел бы я яблок, что так пьянят.
Нарезает без ножа, мелкими кусочками,
Все вокруг уже заляпано в крови.
Медленно, своими ноготочками,
Вынимает сердце, из моей груди.
Чуть облизав, сжала руку со всей силы,
Лёд изнутри заполнит пустоту.
Как можно быть такою сукой милой?
Умирающего бросив на полу...
Моя душа теперь - сплошная рана,
Ты щедро приправляешь в нее соль.
И нежная рука, так странно,
Наносит новые увечия и боль.
Она всего лишь кошка,
И с тобою понарошку.
Хочет лишь заботы немножко...
Опять игнор... не трожь ее.
Пусть душа бычком прожжена,
Пусть по телу мелкая дрожь,
Она опять придет, и будет прощена,
Ты сам знаешь, что не выставишь счета.
Она всего лишь кошка в социуме,
В одном месте ей дарят эмоции,
Она улыбаясь, получает ещё порцию.
И ей там дают сторицей..
Фотки, фантазии.. Ну, не криви лицо.
Ты же можешь с этой толпой слиться..
Ради минуты с ней.. Не спится...
В другом, она занимается сексом.
Тут уже не только фантазиям место,
Так много слов, фотографий и лести,
Она расскажет все о себе, без подтекста.
Потрескался нимб, она уже нечиста.
Воспринимается как слабость твоя доброта.
Но ты не хочешь терять, менять паспорта,
Пусть даже внутри вечная мерзлота..
Она всего лишь кошка,
Что иногда держит твою ладошку.
Хоть ты знаешь, что ей пишет Антошка
Но все равно, вечером картошка и ложка..
Нимб уже превратился в рожки,
А ты все кланяешься в ножки..
Пришел в себя, достал ножи:
"Ты яд, что хуже никотина или анаши!"
Как жаль, что время больше не наше..
Есть только ты и только я, хватит фальши...
И он безусловно красив,
Появляясь, в ночное время,
До безумия красноречив.
Но на нем тяжёлое бремя.
Часть любимой нести в себе,
Пусть для нее чужеземец.
Медленно в ночном небе,
Плывет несчастный месяц.
Он рвет себя по кускам,
И свет его все тусклее,
Надеясь попасть в те места,
Где любимое солнышко греет.
Но небосвод непреклонен,
Такой уж порядок вещей.
Издавна сам поклонник,
Отводит от солнца мужей.
Влюблен он в закаты, рассветы,
В голубое море далей.
Хоть звёзды давали советы,
Мол "месяц то пожалей"
Но время безжалостно ходит,
Таков уж порядок вещей.
Месяц днём не приходит,
Но солнце любит, да все сильней...
Как жаль, что небо и время,
Держат порядок вещей.
Как жаль, что солнце и месяц,
Не имеют общих огней.
Месяц никак не догонит,
С солнцем рядом - не поплывет.
Не смогут на одном небосводе,
Совершить любовный полет.
Сладкие обьятия нимфы,
Держат крепче цепей Прометея,
Запутали сознание сильфы -
Лишь она моя панацея.
И вот я шутливым сатиром,
Бью копытом, и мчу за ней в след.
Дриада роскошным мундиром,
Укуталась в древяной плед.
Где теперь искать мою нимфу?
Как увидеть прекрасный лик?
Как приблизиться к этому мифу?
Сатир - самый простой лесник...
А она прекрасней Каллисто!
Голос манит сильнее сирен...
Я за ней по тропам лесистым,
В голове ее патоген.
Ты в каждой мысли, ты вирус!
В агонии бьётся сатир.
И лишь на губах ее привкус
Божественный элексир.
Так и будет веками по лесу,
Сатир свою музу искать.
Но она уже отдана бесу,
И ее теперь не достать.
Звонок в ночи. Тревожный вестник бед.
Но, трубку взяв, я вдруг услышал ясно,
Как тихо Генка где-то рассмеялся,
Как Юрка крикнул весело: – Привет!
Вы что, друзья? Ведь вас на свете нет.
Вернуть вас к жизни – все мольбы напрасны.
Зачем же в эту ночь из дней прекрасных
Летит дымок от ваших сигарет?
Ну, в чём я перед вами виноватый?
Что не добыл для вас билет обратный?
Что я один живу на пустыре?
Уж лучше, видно, тоже лечь под камень,
Чем водку пить на пасмурной заре
И плакать над короткими гудками.
© А. Файнберг
Знаю одиночество на вкус,
Остывший, с молоком без сахара.
Твой кофе я не выливаю - трус!
Как будто приведет он знахаря..
Пригублю, ощущая горечь на губах,
Все мечтаю прикоснуться к твоим.
И стою так, витая в облаках,
Но это просто сигаретный дым.
Ещё глоток, наполненный отчаяньем,
Увы не знаю, что же меня ждёт:
Вечером, почувствую тепло дыхания,
Или голос мертвый меня убьет..
Увижу ли глаза цвета морского шторма?
Смогу ли я сказать: "как сильно я люблю?"
Или оцепенею пораженный громом,
От слов: "Прости вернуться не смогу"
Услышать обжигающе холодное -
"Забудь" это выше моих сил...
Прости что в ужасе никчемен я...
Прости что я тепла просил...
В эту дождливую грустную осень,
Хочется прижаться к кому нибудь, очень!
Но где же этот кто нибудь?
Где же тот, кто поймет суть?
Где же тот, кто займет мысли?
Тот кто станет жизни смыслом..
Под ногами шуршат листья,
И в глазах мутнеет быстро..
Это дождь, это не слезы!
Давно выкинул те розы..
Что нес тому... кому нибудь...
Походу выбрал не тот путь...
Тропинка грязная размокла
Вместе с грязью в ступни стекла
Пронзили вместе с телом душу
В море внутри, не видно суши
В пепел высохло давно..
Лишь песок соленый, дно
Бреду в грязи, ищу упрямо-
Кто нибудь, давай на пару!Н
о все обходят стороной
Душа не плач, не бойся, пой!
Хоть окатил бы кто водой..
Размыть тот пепел, что со мной...
В тегах не силен. Если не закидаете буду выкладывать время от времени)
Привет с деревни! Дядя Федор, Здрасте!
Конечно же пишу я неспроста,
Под новый год какие-то напасти
На старого Матроскина - кота!
Жива корова, дай ей бог здоровье,
И простокваша есть и молоко,
Да только вымя так сказать,- коровье,
От рынка то уж больно далеко.
Мы раньше молоко вдвоем возили,
Наш Шарик был собакой ездовой,
Но только зря вы фотик подарили,
Щас у него проблемы с головой.
Да Шарик - тот опять по лесу рыщет,
Его давно в деревне не видать.
Он там уж две недели зайца ищет,
Косому фотокарточку отдать.
Над нашим бизнесом одни лишь только беды,
Дои, корми, на рынок дуй потом,
Теперь тащу упряжку а не еду...
Я стал заправским ездовым котом.
Ни прибыли, ни радости, ни денег,
И в бизнесе давно уж сам не свой.
В хозяйстве я почти что академик,
Но только почему-то ездовой.
Одна проблема над другой зависла,
Аж некогда умыться по утрам:-
То хвост облез, то молоко прокисло,
Хватайка дразнится:- Кто там? Кто там? кто там?
А тут еще проверки накатились,
Сертификат им нужен иль откат,
И справки на корову и на вшивость,
Похоже, что здесь Печкин Виноват.
А наш телок, Гаврюша, ты бы видел,
Он Печкина на дерево загнал.
Устроил почтальону здесь корриду,
И плащ его казенный разорвал.
Устал, как пёс! Хомут натер мне ворот,
И молоко уже не лезет в рот.
Верни мя, Дядя Федор, снова в город,
Неправильный мне сделай бутерброд.
Автор Борис Скрипников 2012 год

А у нас черёмуха цветёт. И сразу стихи вспоминаются:

Черёмуха
Черёмуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.
А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей.
Черемуха душистая,
Развесившись, стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит.
Ручей волной гремучею
Все ветки обдает
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поет.
@ С. А. Есенин





Мне без тебя совсем не пишется.
Я таю в канители дней.
И вниз лечу с горы, как лыжница…
Мне слишком больно. Холодней
Душе, естественно, становится,
Когда не рядом, а вдали.
А все любовь, она – виновница
Того, что сердце так болит…
Но знаю, тьма отступит злостная
И я вернусь в родной приют,
Где ты – моя мечта всезвездная,
Где ты, о ком мои стихи поют…

...Было училище. Форма - на вырост
Стрельбы с утра. Строевая – зазря.
Полугодичный ускоренный выпуск.
И на петлице два кубаря.
Шел эшелон по протяжной России,
Шел на войну сквозь мельканье берез
«Мы разобьем их!», Мы их осилим!»,
«Мы им докажем!» - гудел паровоз.
Станции – как новгородское вече.
Мир, где клокочет людская беда.
Шел эшелон. А навстречу, навстречу –
лишь санитарные поезда.
В глотку не лезла горячая каша.
Полночь была, как курок , взведена…
«Мы разобьем их!», «Мы им докажем!»,
«Мы их осилим!» – шептал лейтенант.
В тамбуре, маясь на стрелках гремящих,
весь продуваемый сквозняком,
он по дороге взрослел – этот мальчик –
тонкая шея, уши торчком…
Только во сне, оккупировав полку
в осатанелом табачном дыму,
Он забывал обо всем ненадолго.
И улыбался. Снилось ему
Что-то распахнутое и голубое
Небо, а может, морская волна…
“Танки!” И сразу истошное: «К бою-у!»
Так они встретились: Он и Война.
…Воздух наполнился громом, гуденьем.
Мир был изломан, был искажен.
Это казалось ошибкой, виденьем,
странным чудовищным миражом.
Только виденье не проходило:
следом за танками у моста
пыльные парни в серых мундирах
шли и стреляли от живота.
Дыбились шпалы! Насыпь качалась!
Кроме пожара, Не видно ни зги!
Будто бы это планета кончалась
там, где сейчас наступали враги.
Будто ее становилось все меньше!..
Ежась От близких разрывов гранат, -
черный, растерянный, онемевший –
в жестком кювете лежал лейтенант.
Мальчик лежал посредине России,
Всех ее пашен, дорог и осин…
Что же ты, взводный?! «Докажем!..», «Осилим!…»
Вот он - Фашист. Докажи И осиль.
Вот он – фашист! Оголтело и мощно
воет его знаменитая сталь.
Знаю, Что это почти невозможно.
Знаю, что страшно. И все-таки встань!
Встань, лейтенант! Слышишь, просят об этом,
вновь возникая из небытия
дом твой, завьюженный солнечным светом,
Город, Отечество, Мама твоя…
Встань, лейтенант! Заклинают просторы,
птицы и звери, снега и цветы.
Нежная просит девчонка, с которой
так и не смог познакомиться ты.
Просит далекая средняя школа,
ставшая госпиталем с сентября.
Встань! Чемпионы двора по футболу
просят тебя – своего вратаря.
Просит высокая звездная россыпь,
горы, излучина каждой реки.
Маршал приказывает и просит:
«Встань, лейтенант! Постарайся! Смоги…»
Глядя значительно и сурово,
Вместе с землею и морем скорбя
просит об этом крейсер «Аврора».
Тельман об этом просит тебя.
Просят деревни, пропахшие гарью.
Солнце как колокол в небе гудит!
Просит из будущего Гагарин.
Ты не поднимешься – он не взлетит.
Просят твои нерожденные дети.
Просит история!.. И тогда
встал лейтенант. И шагнул по планете,
выкрикнув не по уставу: “Айда!”
Встал и пошел на врага, как вслепую.
(Сразу же сделалась влажной спина)
Встал лейтенант!… И наткнулся на пулю
Тупую и твердую, словно стена
Вздрогнул он, будто от зимнего ветра.
Падал он медленно, как нараспев.
Падал он долго… Упал он мгновенно…
Он даже выстрелить не успел!
И для него наступила сплошная
и бесконечная тишина…
Чем этот бой завершился – не знаю.
Знаю, чем кончилась эта война!
Ждет он меня за чертой неизбежной
Он мне мерещится ночью и днем –
худенький мальчик, всего-то успевший
встать под огнем и шагнуть под огнем...
© Роберт Рождественский
***************************************
Когда я росла, находилась под влиянием воспоминаний о Великой отечественной. Это было везде - в книгах и фильмах, песнях и стихах. В дошкольном возрасте у меня спрашивали, кем я хочу быть, когда вырасту? И я отвечала, что "хочу быть санитаркой и с поля боя раненых выносить." Вот так на меня всё это влияло. И до сих пор, когда слышу песни про войну или стихи, у меня мурашки по коже. А от некоторых песен плакать хочется. Предлагаю вам сейчас послушать отрывок из поэмы "210 шагов" Роберта Рождественского. И не могла удержать слёз, когда впервые его услышала. Я тогда ещё в школе училась. Был концерт посвящённый Дню Победы, и моя одноклассница читала этот отрывок. А я тайком вытирала слёзы. Думаю, что не я одна.
Я бабочкой стану, слышишь...
Скользну по рассвету тихо…
И к звездным лучам, все выше,
Под чьи-то немые всхлипы.
А где-то цветут георгины,
Чтоб сердце не затихало…
И бьются об пол графины,
Чтоб больше простора стало…
Лес шелестит. Влага. Камни серые. Пни.
А я иду по дороге времени.
Забытье. Номер восемь. Пальцем в небо ткни.
Только обещай, что с теми ни
когда не будешь сталкиваться...
Даже если горизонт
Утопит слезы в чашечках ландышей.
Да какой резон,
Спрашивается,
Лететь стрелой бешеной
По гороскопам, и мрак трясти.
А счастье приходит все реже, но
Это не повод подделки грести.
Небо из дождя строит радугу.
В перламутре слез моя душа.
Действует на сердце трепет пагубно,
Все вокруг неистово круша.
Буду бегать по тропинкам каменным.
Буду звезды собирать в горах.
Станет жизнь простым экзаменом.
Я о горы разбиваю страх.
И опять лечу стрелою бешеной,
И опять туман кусаю за края.
Я опять беспечна и несдержанна.
Гордая. Любимая. Твоя.