Правила очень просты.
Чем больше выпадает число, тем больше удача. Дубль шестерок – идеальный результат, но это не значит, что вам придется туго, если выпадут две единицы. Просто эффекта практически не будет, но и никакого наказания не последует, не переживайте. Неудача к вам не прилипнет.
… по крайней мере, от кубиков.
Если думать о чем-то конкретном, делая бросок, кости будут работать лучше. И чем сильнее вы сосредоточитесь, тем быстрее увидите результат.
…Так почему бы не бросать их все время? Почему просто на каждый чих не кидать кости и собирать, собирать и собирать плоды?
Потому что за все приходится платить. К сожалению.
***
Риз неуклюже топает по проходу – его очередь представлять презентацию. Я сижу за партой, наблюдаю и чувствую, как по спине ползут струйки пота. Ерзаю на стуле, тянусь дрожащей рукой за бутылкой воды: в горле сухо, как в пустыне.
Я в ужасе.
Я следующий. Еще чуть-чуть и мне придется идти представлять проект. Перед всем классом. Но я не готов! И вряд ли когда-нибудь буду к такому готов. Я даже не знаю, что сказать! Просто так долго откладывал подготовку, что…
Впиваюсь взглядом в часы, мысленно умоляя стрелки идти быстрее. Вот бы время урока вышло. Хоть бы он закончился. Худший кошмар наяву, черт. Ненавижу выступать перед публикой. Ненавижу. Ненавижу!
Риз почти закончил. Я это знаю, он это знает. Он еще отвечает на вопросы класса, но уже мысленно выдохнул. Облегчение разливается по его лицу. Он почти свободен. Как же я ему завидую!
Снова смотрю на часы.
Время на последнюю презентацию точно есть. Изо всех сил отвожу глаза, чтобы избежать зрительного контакта с учителем. И всем телом чувствую, как она ищет новую жертву.
Не меня. Только не меня, пожалуйста. Пожалуйста, не поднимайте меня с места. Только не меня!
О, она именно это и сделает. Я чувствую. Просто знаю: сейчас она меня вызовет.
Если только…
…касаюсь пальцами кубиков в кармане.
У меня руки чешутся. Можно ведь это сделать. Просто бросить кости.
Но ради чего-то настолько банального? Правда, Нэйтан? Ты что тронулся? Вполне возможно, она тебя и не выберет, а даже если и так, что с того? Ты реально думаешь, что через неделю хоть кто-то вспомнит твой позор? Да и нормально ты подготовился, прекрати.
Такие логичные, идеально логичные мысли.
И абсолютно бесполезные. Бессмысленные, перед лицом надвигающейся паники. Идущей в бой армии тяжелого беспокойства, свирепо рычащей, под развевающимися знаменами страха.
Риз заканчивает, я почти слышу, как он вздыхает с облегчением. Напряжение в классе сменяется вежливыми аплодисментами. Последний шанс.
Последний шанс воспользоваться кубиками.
И я опускаю руку в карман. Вынимаю игральные кости. Они вырезаны из красного дерева и весят чуть больше, чем должны были бы.
Дрожащей рукой качу их по столу…
Стиснув зубы, я смотрю, как они прыгают с одной грани на другую, как мелькают цифры. И вот…
…останавливаются.
Тройка и четверка.
Семь. Вполне неплохо, очень неплохо.
Мысленно готовлюсь.
…и вздрагиваю от острой боли.
***
Забавная вещь – эта человеческая способность забывать. Наверняка абсолютно необходимая, чтобы иметь возможность прощать и не скатываться в бесконечные фобии от случайных травм. Но, в то же время, это и проклятие. Как часто вы жалели о том, что не научились на ошибках, еле-еле поднимаясь с постели по утрам?
Сегодня, говорите вы себе. Сегодня я лягу пораньше, навсегда избавлюсь от пагубной привычки. Обещаю!
…а потом нарушаете обещание. Ведь к вечеру уже забываешь, каково было утром, правда?
Я вспоминаю всю прошлую боль от расплаты за магию костей в тот же момент, и она будто усиливает новую. Пот течет ручьем, я, как могу, стараюсь оставаться неподвижным и незаметным, ничем не выдать своего состояния. Это начинается.
Моя плоть расходится.
…все не так драматично, как я описываю. На самом деле, это просто длинные и тонкие порезы, почти как от бумаги. Но зверски болезненные. Первые три появляются рядом и мне сложно определить, какие они. А вот четвертый… Я ощущаю его четко. На боку, минимум десять сантиметров в длину.
Пятый идет вдоль левой стопы. Пальцы сводит от боли. Шестой открывается на шее сзади, а седьмой – наискосок по груди, будто прочерченный кончиком острейшего лезвия.
Дышу через нос, стараясь не закричать.
Из некоторых порезов пойдет кровь, я знаю. Может совсем не много, но белая рубашка выдаст меня с потрохами.
У нас в школе все строго с формой, но это последний урок, и я смогу прикрыть пятна, надев пальто, если только меня не вызовут к доске.
…только если меня не вызовут к доске.
Убираю кости в карман. Поднимаю глаза на учителя. Сердце колотится где-то в горле.
Она смотрит прямо на меня. Я почти теряю сознание…
Но вот… она отводит глаза и продолжает дальше оглядывать класс в поисках жертвы.
– Думаю, мы успеем заслушать еще кого-нибудь, – говорит учительница, пока Риз садится на место. – Алиссия, давай ты.
С облегчением откидываюсь на спинку стула, свежий порез упирается в жесткий пластик, заставляя меня болезненно сморщиться. Осторожно наклоняюсь вперед, чтобы незаметно натянуть пальто. И успокаиваюсь.
…Да, использовать кубики по такому банальному поводу, это тупость. Но что сделано, то сделано. Они снова спасли меня. И я не упущу свой шанс. К завтрашнему дню я все доделаю. Я подготовлюсь к презентации. Обещаю.
***
Я никогда раньше не приносил кости в школу. Это казалось такой глупостью. Уже больше года они у меня, но первые месяцев десять я даже не выносил их из комнаты. Использовал только в критические моменты. Порезы обычно затягиваются через месяц, или около того, ну если только они не очень глубокие. У меня осталась пара шрамов на лице, которые приходится объяснять, а еще появились три на запястье, после особо неудачного броска.
До сих пор паникую, вспоминая тот день. Я был одет в рубашку с длинным рукавом, но один задрался и мама заметила. Это был сложный разговор, хуже, чем тот, про шрамы на лице. Очень трудный разговор.
Но да, не считая этого, обычно порезы никто не замечает. И, в целом, они не доставляют проблем.
Дома я стараюсь быть осторожным, и не думаю, что в ближайшее время, какая-нибудь девушка захочет увидеть меня обнаженным. Мне уже шестнадцать, но с этим проблемы. Девушки просто меня не замечают. Я им не интересен. Не могу их винить, но все равно расстраиваюсь.
Мне не на что жаловаться: есть друзья, немного, но все они отличные парни. Конечно одни парни, чего вы ожидали? Но у меня больше друзей, чем у многих. Могло быть и хуже.
Поплотнее запахиваю пальто, пробираясь по снежной каше. Дыхание зависает у рта облачками пара.
Я начал приносить кости в школу после особенно серьезной стычки с местным придурком.
Он отморозок. Мне так кажется. Не в смысле “побью тебя и заберу деньги на обед”, а просто любитель доминировать. Он почти на голову выше остальных и ему на все плевать. На все плевать, буквально. И это дает ему какую-то власть. Дин постоянно донимает меня потому, что я легкая мишень. Я знаю это и избегаю попадаться ему на глаза, когда он раздражен.
Но однажды он перешел к насилию. Выплеснув на меня поток оскорблений в раздевалке, он начал отпускать шутки о моей сестре, под общий смех. Я тоже заставил себя рассмеяться, попытался разрядить обстановку…
…кулаки непроизвольно сжимаются. Ненавижу себя за то, что прогнулся. От одной мысли тошно.
А потом, когда я попытался уйти, он повалил меня на пол. Назвал “убожеством” и снова расхохотался. Может быть, даже увидел несколько шрамов, хотя и не упомянул о них. Оставил на будущее. Эта мысль пугает меня до чертиков: он знает то, что не должен, и придерживает это знание до нужного момента, чтобы нанести максимальный урон.
Тихо выдыхаю. Иду по тропинке, ведущей через парк, прямо к моему дому. Я уже у симпатичного каменного мостика через маленькую речку. Вода бурлит и перекатывается по гальке, как будто быстрее, чем должна была бы. Наверное подводные течения.
Река поднялась из-за тающего снега, и я просто останавливаюсь у перил и смотрю на плещущуюся воду. Это успокаивает.
Я дышу.
После того случая с Дином, я и ношу кости в школу. Пользуюсь ими время от времени, чтобы наверняка избежать встречи с ним, или чтобы быть уверенным, что он не проявит ко мне интереса в те дни, когда не в духе.
И до сих пор они отлично справляются с задачей.
Боль в боку напоминает о цене, и я вздыхаю, засовывая руки в карманы. Пора домой.
***
Ночью я почти не сплю. Мысли о Дине и презентации не идут из головы… А еще о Луизе. Я давно и безнадежно влюблен в нее. И я… я даже использовал на ней кубики как-то раз. Выпала всего лишь пятерка, но в тот день ее пересадили на место рядом со мной на уроке истории.
Там мы иногда общаемся. У нее парень на год старше, но это не важно. Такова жизнь. Все знают, что Дин положил на нее глаз, поэтому мне сложно удержаться от чувства изощренного удовлетворения, мысли, что со мной она разговаривает явно чаще, чем с ним.
Может быть поэтому он так сильно меня ненавидит.
Не знаю. Можно ли вообще назвать это ненавистью? Он-то точно не тратит время на беспокойство обо мне.
Фу.
Школьная жизнь.
Какое же дерьмо.
***
Утром я как обычно разбит, голова будто набита пчелами, мысли хаотично мечутся… Полночи я провел, штудируя презентацию, но уверенности это не прибавило. Все еще кажется, что этого недостаточно. И вот так, шатаясь, как наркоман, и даже не успев почистить зубы, я хватаю кости с тумбочки… и роняю их на пол.
…
Пять и шесть.
Одиннадцать.
Не могу удержаться от вскрика, когда порезы рассекают мне кожу. Один из них проходит прямо поперек вчерашнего, и по боку струится кровь. Еще один открывается за ухом, прямо на затылке, а другой – в паху.
– Черт… – бормочу я, стискивая зубы, превозмогая боль. Нужно кончать с этим. Я должен остановиться. Я слишком часто бросаю кости. Слишком часто.
…Но день идет, а бросок приносит свои плоды.
Презентация проходит фантастически. Я иду первым и без запинки представляю проект. Никто как будто и не замечает, как я волнуюсь, в том числе и я сам: говорю непринужденно, ничего не забываю. И, вишенкой на торте, следующий оратор в середине речи так смачно чихает, что орошает соплями свою презентацию, к большому удовольствию и отвращению класса.
В этот момент я понимаю, что про меня уже никто и не вспомнит. Больше не нужно стесняться. Можно расслабиться.
И это еще не конец.
Выясняется, что Луизу перевели в мой класс по естественным наукам. И что еще круче – посадили прямо рядом со мной! Но почему-то она совсем неразговорчивая. Кажется что-то случилось.
И вот, окрыленный успехом у доски, я заговариваю с ней. На полном серьёзе, как человек с человеком! Без какого-либо скрытого смысла. Просто спрашиваю ее, что случилось. Искренне.
Она поднимает на меня глаза, полные слез. Черт, Луиза сейчас расплачется.
– Я рассталась с Мэттом, – тихо говорит она, шмыгая носом.
О. Ее парень. Мэтт.
…у меня сердце подпрыгивает от эмоций.
Мне жаль ее, конечно, я ей сочувствую. Но, черт возьми… Такая возможность… Проклятие, неужели это моих рук дело?.. Это все кости?
Не знаю. Кубики не могли в одночасье разорвать чьи-то отношения, это очевидно. Они же приносят удачу, только хорошее…
…так?
К черту моральные терзания. Когда еще выпадет шанс? И когда еще у меня будет такой прилив уверенности. Я решаю извлечь из ситуации максимум пользы, и говорю с ней весь урок. А на обеде она добавляет меня в снэпчат.
ОНА добавляет МЕНЯ.
Значит, есть надежда.
***
За следующую неделю мы постепенно сближаемся. С трудом могу поверить, что это происходит, но так оно и есть. Мы лучше узнаем друг друга. И я пару раз пользуюсь кубиками. Первый раз число маленькое, и непонятно, был ли эффект… но второй бросок – десятка. В этот день обе лучшие подруги Луизы заболевают, и она предлагает пообедать вместе.
Сердце так колотится! Черт, почему я не делал этого раньше? Кости как будто для этого и созданы. Гениально!
На обеде мы просто разговариваем, и в какой-то момент она игриво толкает меня кулаком в плечо, и я чуть с ума не схожу – так сильно саднят перекрещивающиеся порезы под рубашкой. Постоянное напоминание о том, как глупо я себя веду.
…но ничего не могу с собой поделать.
Пожалуйста, попытайтесь меня понять. Я не могу с этим справиться. Неужели вы не заплатили бы кратковременной болью за такое резкое улучшение жизни?
К концу недели Луиза рассказывает подруге, что устраивает вечеринку на выходных. Каюсь, я подслушал.
Вечеринка.
Я еще никогда не был на вечеринках. На нормальных, с алкоголем и всем таким. Мы сидим на уроке истории, и Луиза шепчется о предстоящем событии с девочкой, сидящей позади нас…
Во рту тут же пересыхает.
Пригласи меня, Ну же, давай. Пожалуйста, пригласи меня.
Напрягаю всю волю, чтобы послать ей мысленный призыв. Уже предвкушаю, как расскажу парням, что иду на настоящую вечеринку. На вечеринку популярной девушки! Да они умрут от зависти!
…но еще ничего не ясно.
Давай же, Луиза. Пригласи меня. Это мой шанс проявить себя. Пожалуйста, пригласи меня.
На вечеринках что только не происходит. Может быть, мне подвернется шанс попытаться поцеловать ее.
Через минуту она поворачивается ко мне с улыбкой… и не приглашает.
Думаю ввернуть это в разговор, типа: “О, ты устраиваешь вечеринку на выходных? Звучит прикольно…” Нет, слишком очевидно. Слишком… отчаянно. Урок проходит и заканчивается.
Она не приглашает.
***
Думаю, вы понимаете, к чему я веду.
Я обещал контролировать себя, но.. но не могу. Еще разок. Только разок.
Остался один урок. Луизы там не будет. Обычно я очень осторожен с кубиками, но не в этот раз… Я весь трясусь, ожидая, когда народ разойдется. Быстро оглядываюсь по сторонам… приседаю у стены и бросаю кости.
Пожалуйста, пусть Луиза пригласит меня на вечеринку.
Кости стучат, подпрыгивая на ходу.
И, в идеале, пусть Дина там не будет. Давайте, кости, делайте свое дело.
Кубики останавливаются.
…шесть.
Прикусываю язык. Шесть. Будет ли достаточно шести? Может стоит… попробовать еще разок?..
Первый порез ползет по бедру и я весь съеживаюсь. Еще один – вверх по позвоночнику, другой – поперек бедра. Хоть бы не глубокие. Я поднимаю взгляд от кубиков и смотрю в конец коридора.
…и моя кровь застывает в жилах.
Там Дин. Стоит, в замешательстве, наблюдая за мной.
Его длинная тень под мерцающими жужжащими лампами направлена на меня как указка. Дин смотрит на кости, на меня… А потом его глаза расширяются.
Дин видит, как тонкий порез от невидимого лезвия, ползет от края моей челюсти до самого воротника.
~
Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Свет и шум. Жара и темнота. Холод и страх. За дверью все сплеталось воедино, в оглушительной какофонии, вливающейся в комнату, как прилив.
Мир окончательно погрузился в глубокие неестественные сумерки. Я видела его как будто глазами ребенка, впервые представившего, что же такое пространство. Реальный мир запутался в потустороннем, втиснутый, сжатый. Представьте, что между вами и зданием на той стороне улицы лежат бесконечные галактики, что через входную дверь без труда проходит целая планета… Парадоксальный союз невообразимого и реального.
Все, что я видела было реальным. Таким же, как гостиная Стэфани, в которой сидело мое тело – я никуда не переместилась, лишь расширила границы зрения. И полуправда, так тщательно выдаваемая за истину мозгом, больше мне не мешала.
Передо мной стояли города, знакомые и нет, плывущие в тумане. Тот мир не был необитаемым. Я не могла понять закономерностей, по которому он жил, но они несомненно существовали. Люди шли по тротуарам мимо невидимых для них существ – существ, не видящих и людей. Два мира существовали параллельно, занимая одно и то же пространство, спрятанные друг в друге.
Не знаю, что это была за дверь, что она символизировала, но со мной что-то произошло, когда она открылась. Во-первых, ушла злость. Когда сталкиваешься с чем-то настолько ошеломляющим, чувства отступают. Остается только смотреть, широко раскрыв глаза, и надеяться что-нибудь запомнить.
Во-вторых, я поняла, кто такая Грейс. Поняла душой, а не мозгом. Мы были так похожи, почти одним, разделенным в наших мирах.
И теперь, открыв дверь, я стерла границу.
Но хотела большего.
Я отпустила ручку, уперлась ладонями в стену… Легкий толчок и комната поддалась. Теперь я полностью ей управляла. Потолок поднялся, стены разошлись, оставив только пол и меня, посреди туманного моря.
Гул стих. Движение замедлилось. Мягкий напев поднялся над всем сущим, и я поняла – это она.
Амелия.
Обернувшись, я зажмурилась. Какая же она яркая. Грейс была со мной всегда и везде. Как было ново для нее то, что я считала привычным в повседневной жизни.
Как можно противиться чему-то подобному? Как можно найти слова, открыв для себя новый мир? Не думаю, что кто-то смог бы. Не сразу.
Но я должна была показать, что не сержусь на нее. Что вижу в ней саму себя. Это может показаться чрезмерным, но я выбрала всего один жест, символический и, совершенно определенно, никогда раньше ею не испытанный.
Подошла и заключила Грейс в объятия. Ничего более человеческого я не смогла бы сделать. И мы просто остались так стоять, соединяя наши миры, спрятанные по разные стороны зеркала.
Ее голос еще никогда не звучал так ясно.
Амелия, мне жаль.
– Грейс, где Джек? С ним все в порядке? – проговорила я, через слезы. – У меня миллион вопросов, но, думаю, времени осталось не много. Скажи, где он.
С ним все в порядке. Он где-то там.
Она указала на затянутое дымкой пространство.
Он ищет путь назад. Что еще остается делать, оказавшись неизвестно где.
– Он сможет вернуться?
Да. Сможет. Я заберу его.
Я доверилась ей и вздохнула с облегчением.
– Мой мир не для тебя…
Горейс смотрела мимо меня, в глубину туманного моря, и эмоции, отразившиеся на ее лице, захлестывали и меня.
Мне нравится, насколько материальны вещи в твоем мире. Это очень увлекает – переживать все через тебя.
– А каково в твоем мире?
Она подошла к краю платформы, окруженной ничем и всем.
Все вокруг лишь время, смешанное само с собой. Ни структуры, ни ритма. Ни начала, ни конца. Мы видим все и сразу… Представь, что ты запомнила каждое слово в невероятно длинной серии книг, а потом осознала, что страницы мелькают в случайном порядке.
Я просто слушала.
Вы были загадкой для нас. Ваш мир, люди, животные, вещи. Мы никогда вас не видели, только знали, что вы где-то есть, не имяея возможности исследовать. Сосредоточившись, мы могли чувствовать ваши эмоции, они притягивали некоторых из нас. Других пугали. А большинство испытывали и то и другое разом. А я… У меня никогда не было физической формы, только тоска по чему-то неописуемому.
Грейс казалась почти пристыженной, и я взяла ее за руку, пытаясь ободрить.
Я была рядом тогда на горе, когда ты тонула. Не видела ни тебя, ни твою мать, а если бы и смогла, то пришла бы в ужас. Но я чувствовала твой страх, чувствовала любовь твоей матери, и отчаянно хотела этих чувств, хотя и не могла их осознать. Не знаю, что произошло, но я просто последовала на твой зов, а потом уперлась в барьер, прошла его и соединилась с тобой.
Я слушала.
Ты оказалась ребенком. Мы были совершенно чужими друг другу. Меня так напугало произошедшее, что я замкнулась и спряталась. Даже не понимала, что делаю. Прежде чем я смогла прислушаться к окружающему миру и начать учиться, прошло много времени.
Тем не менее, все то, что я знала, из бессистемного вихря будущего и прошлого, проявлялось, то и дело, слабыми вспышками моего существования. Когда Джек стал задавать вопросы, я понемногу смогла сосредоточиться и взять контроль.
Я так и сделала и очень сожалею о том, чем это для тебя обернулось. Я была совершенно одна в чужом мире, отчаянно хотела в нем остаться и понятия не имела, как это сделать.
– Ты застряла на границе. И теперь я тоже. И Джек. С этим нужно кончать. Тебе не нужно разрешение, чтобы остаться, и я не разрешаю тебе уходить.
Грейс молчала. Похоже, я застала ее врасплох.
– Мы были вместе так долго, и теперь я вижу все намного яснее, – продолжала я. – Я знаю, что ты думаешь. Что будет проще сдаться и вернуться туда, откуда пришла.
Только так я могу все исправить.
– Это ничего не исправит, Грейс.Не могу поверить, что говорю это, но если ты попробуешь уйти, я не позволю. Я вытащу тебя обратно. Ты – часть моей жизни, наших жизней. Ты здесь и это все, что у нас есть.
На самом деле нет никакого способа объяснить связь между нами. Целая жизнь, полная боли и замешательства, заброшенности, страха, кульминацией которой стало осознание того, что мы не сильно отличались друг от друга. Я чувствовала себя в долгу перед ней, но все же понимала, что мы не были привязаны друг к другу. Просто мы так долго были вместе, что потеряли возможность окончательно разлучиться.
Те же мысли я прочла на ее лице.
Я думаю, есть способ, но нисколько не лучше, чем все то, что происходило до сих пор. Проблемы никуда не денутся. Что бы мы ни сделали, место, откуда я родом, всегда будет тянуть меня обратно.
– Мы будем тянуть сильнее.
Джек станет другим.
– Разберемся. Давай покончим с этим.
Грейс кивнула, и мы в последний раз взялись за руки.
Я бросила взгляд на волнующееся пространство. Как же много всего там было заключено… Жаль, что, когда уйду, я даже не вспомню того, что видела. Даже воспоминания о другом мире не могли существовать в моем.
Я закрыла глаза. Грейс отпустила мои руки.
Мы найдем тебя, Амелия. Оставайся на месте.
***
Открыв глаза, я обнаружила себя в гостиной доктора Стефани. Никаких следов другого мира, только я и диван. Будто кто-то включил свет, мгновенно разогнав сумерки. Я будто никогда и не покидала этого места. Некоторое время я просто сидела молча, а потом заплакала.
Впервые в жизни я была совершенно одна. Раньше мне было сложно заметить присутствие Грейс, но ее отсутствие оказалось оглушительным. Мой разум вдруг расширился и опустел.
Потребовалось время, чтобы успокоиться и осознать, что я так и не узнала, какой план придумала Грейс. Она просила подождать, и так и будет. Движимая любопытством, я попыталась вернуться в Красную комнату, но тщетно.
Несколько часов спустя вернулась Стефани. Встретив ее у входа, я начала было извиняться, но та в ответ рассмеялась.
– Честно говоря, мне полегчало. Конечно возможность поучаствовать в одном из самых новаторских откровений в истории человечества оказалась очень волнительной, – Стефани вздохнула, не скрывая разочарования, – но главное, что с тобой все в порядке.
Мой мобильный зазвонил. Неизвестный номер. При обычных обстоятельствах я не взяла бы трубку, но не теперь.
– Привет.
На том конце провода кто-то плакал. Я не узнала голос, но поняла, кто это.
– Джек?
Теперь он смеялся сквозь слезы, и я почувствовала такое счастье…
– Джек, я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – ответил он чужим голосом.
Не хотелось портить момент, но я должна была спросить:
– Джек, ты… Я просто… твой голос… – начала я.
– Это только я. Здесь никого больше нет, только я. Я другой, но иду к тебе. И… я не один.
– Привет Амелия, – переполненный эмоциями мягкий женский голос зазвенел в динамиках. Я узнала ее.
Слезы полились сами собой. Они оба здесь!
– Слушай, думаю нам во многом придется разобраться, сказал Джек. – Будет не просто, но мы сможем.
– Возвращайся скорей.
– Амелия, мне так много нужно тебе сказать…
***
Мы больше не говорили. Слышать их, но не видеть, не иметь возможности прикоснуться – это слишком. Они обещали прибыть через два дня.
Для меня время тянулось так медленно, мучительно медленно, зато появилась возможность о многом подумать.
Думаю, я понимаю, как они вернулись. Стефани во многом помогла, снедаемая любопытством еще больше, чем я. Она нашла интригующую новостную статью.
Где-то за три часа до звонка Джека, произошла авиакатастрофа. Ужасное и печальное событие, унесшее жизни двенадцати человек. Спасателям пришлось долго добираться до месте крушения, а когда они, наконец, прибыли, нашли только девять тел.
Трое пропали. Женщина и двое мужчин.
Теперь я жду, когда они приедут. Я едва могу печатать, так сильно дрожат руки. Рада, что Джек решил поделиться нашей историей, но… Я не поверила бы ни единому слову, если бы сама не пережила.
Мне кажется, что история только начинается. Нужно наладить отношения с семьями тех, кто погиб в авиакатастрофе. Нужно выяснить, кто этот третий человек, не тот ли, что охотился за Грейс? Пока что это самый очевидный вариант. Нужно показать Грейс, насколько прекрасен наш мир, для человека, способного по-настоящему жить в нем. И мне нужно поговорить со своей матерью.
Независимо от того, что произойдет дальше, это последнее, что мы опубликуем. У нас все будет хорошо. Я никогда не была так уверена.
Казалось бы, здесь должна быть какая-то мораль, но это не тот случай. Если и можно вынести какой-то урок, дак это только то, что даже в трудные времена можно найти надежду. Ищите опору в себе и в людях, которые заботятся о вас.
А еще помните, что мы не одиноки, и есть другой мир, живущий параллельно с нашим. Я не знаю, что это значит для вас, но мне дает понимание, что все не случайно. Заставляет ценить время, и радоваться возможности переживать это секунду за секундой.
Никогда не умела заканчивать письма, так что пусть будет так:
От всего сердца,
Амелия.
~
Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Сомневаюсь, что существовал способ принять и переварить все то, что произошло после нападения на дом Стефани. Теперь, насколько я могла понять, во мне поселился не только дух Грейс, но и Джек.
Это было нелегкое время, но и оно заслуживало благодарности. В последующие недели я была окружена покоем и поддержкой Стефани. Она вбила себе в голову, что может помочь мне преодолеть пропасть между нами с Грейс. Невероятно, насколько оживленнее она стала, поняв, что ее отец занимался действительно стоящим делом, что все это реально. Ее переполняло воодушевление. За пару недель она освоила все его выводы и начала добавлять собственный опыт.
– Думаю, мы сможем, – однажды сказала она мне.
– Напомни мне, что конкретно мы сможем?
– Все упирается в Грейс. Кто она? Откуда появилась? Нам негде больше искать ответы, кроме как в тебе.
Мы подробно обсуждали момент единения с Грейс. Не только то, как мы разговаривали, но и то, что я видела ее в белой комнате.
– Мы должны вернуть тебя туда и попробовать вернуть и ее. Она появилась при особых обстоятельствах, не только чтобы защитить тебя и Джека, но и ради защиты самой себя. Думаю, это было непросто.
В руках Стефани сжимала записи отца.
– Отец верил, что, кем бы ни была Грейс, она истощает носителя. Чем она активнее, тем больше берет. Носителя можно дополнить внешним источником, дабы компенсировать разницу. Проще говоря, мы можем “заряжать” тебя так, чтобы энергии хватило на вас обеих. По крайней мере, на время разговора.
– Какого рода энергии? – спросила я.
– Старое доброе электричество. Я не утверждаю, что это сработает, но с чего-то надо начинать.
Но меня сейчас занимало вовсе не общение с Грейс.
– Что делать, если все это бессмысленно? Кажется, что теперь уже ничего не изменится. Один вопрос, один ответ. Вдруг я приду к ней, а Грейс скажет: “Рада была видеть, но ничего не изменить”?
– Только ты можешь это выяснить, – ответила Стефани.– Кем бы она ни была, хочет она помочь или нет, нам остается только полагаться на тот факт, что у нее есть инстинкт самосохранения. Даже если на этом все, достаточно и этого.
Ее уверенность и воодушевление приободрили меня. И мы явно двигались в правильном направлении. Я знала, что нужно делать. Согласилась, что стоит сначала собраться с силами, но не послушалась.
Я осталась у нее. И со стороны могло показаться, что я и правда отдыхаю: телевизор включен, в руках книги, все такое. И мне в общем-то нравилось, что снова появился аппетит, ведь хорошее питание очень помогало в моем секретном деле.
Я была нетерпелива и горда. Тратила все время на то, чтобы найти Грейс. Ее дух, разум, что бы там ни было. Однажды уже получилось, значит получится снова. Я сосредоточилась на том, чтобы как можно больше углубить медитации.
Представьте, что вы играете в прятки в огромном особняке. Ваш соперник всегда знает где вы и может свободно перемещаться, куда захочет, и даже телепортироваться. А у вас завязаны глаза.
Вот на что это было похоже. Думаю, вы можете представить, как я была разочарована и сбита с толку.
Я знала, что веду себя эгоистично. И старалась не думать о том, насколько все было проще, когда Джек прикрывал мне спину.
О, Джек. Как много людей доходят до той стадии отношений, когда один партнер переселяется в душу другого? Не похоже на истории из книг о свиданиях, сдается мне, мы открывали новые горизонты.
Я знаю, что нужно учиться жить в моменте, но знаете, мне кажется, заслуживаю права временно игнорировать этот полезный совет. Я определенно торопила время, стараясь добраться до той части жизни, в которой наступает “долго и счастливо”. Фантазировала, как буду сидеть с Джеком в ресторане, просто разговаривая, как обычные люди. Разговаривая, а не забрасывая слова, как удочку, в самые темные уголки разума.
Часть меня беспокоилась, что он больше не захочет отношений. Вот вы бы захотели, после всего? А я? Не знаю, как вы там справляетесь с проблемами, которые даже не помещаются в голову, но я представить не могла, что пройду весь этот долгий путь только для того, чтобы в конечном итоге оказаться рядом с кем-то другим.
Представляете этот разговор? Этот новый кто-то спрашивает меня: “Расскажи о своих прошлых отношениях. Почему вы расстались?” Абсурд.
Я говорю все это только чтобы объяснить, как сильно люблю его. Он ринулся в этот бой ради меня, а я – ради него. И я хочу, чтобы вы не думали обо мне плохо, когда будут сказаны следующие слова.
Как бы сильно ни скучала по нему, с этим делом я хочу покончить сама. Если представить, что мы стоим перед огромной последней головоломкой, я хочу быть человеком, который сложит вместе все куски. А потом победно обернется и скажет: “я смогла”. Помощь на пути к этому? Конечно. Везение? Пусть. Но последний кусочек – мой. Вот чего я хочу.
И я могу это повторить. Да, это эгоистично. Да, это умаляет заслуги Джека и Стефани, ее отца и даже, в некотором смысле, моей матери, но что есть, то есть.
В итоге все сводится только ко мне и Грейс.
Но вот загвоздка: я не уверена, что смогу справиться сама. Неважно, насколько умиротворенной я себя чувствовала, как ясно могла видеть белую комнату или как долго изучала желтую дверь. Я никогда не могла заставить Грейс пройти через нее, как тогда, в первый раз. И не слышала их голосов.
Да и вообще, в большинстве случаев я даже не попадала в комнату, просто воображала ее себе. Есть разница. Я чувствовала, когда реально заходила туда. Что-то вроде крайне хрупкого осознанного сна наяву.
И один из способов определить это были звуки за дверью. Не голоса, которые я так искала, а звуки. Отчетливое гудение с другой стороны.
Стефани занялась своими экспериментами, а я – своими. Каждый день с момента пробуждения и до отбоя. Я пробовала гулять и иногда и правда оказывалась в белой комнате. А потом возвращалась в реальность, стоящей на улице, среди кричащих на меня людей, которых я даже не знала.
Вскоре я отмела идею с прогулками. Но все еще продолжала пытаться, только из дома. Так прошла пара недель без успехов, но и без проблем.
Пришло время сменить тактику. Полное расслабление не помогало, так что я решила сконцентрироваться на естественных ощущениях.
И совершенно естественно разозлилась.
Меня охватил не просто гнев, нет. Он лишь лежал на поверхности. Под ним скрывалось нечто куда более мощное, нечто, что я собирала всю свою жизнь.
Руками, ногтями, зубами я подняла из могилы… нет, не гнев. Ярость. Стены этой чертовой комнаты стояли памятниками моей жизни. Той, которую мне пришлось прожить стараниями неведомых сущностей, и той, которую мне не прожить уже никогда. Навязанная, чужая жизнь слилась с изломами в судьбах мамы, Джека, Стефани и доктора Манна.
Всем нам отпущено примерно равное время, относительно бесконечности вечности, и его очень, очень мало. То, как обстоятельства вынудили меня тратить мое время, то, как я плыла по воле волн без видимой цели… я не буду больше с этим мириться!
И я копнула еще глубже, вытаскивая наружу все. Вот она неудовлетворенность. Открывается слой за слоем под моими руками, нарывом зреет под поверхность. Она окрасила мои руки красным, и я подняла их в белую комнату.
О да, этот цвет подходит лучше. Пора перекрасить стены. Гнев вязкими потоками лился с моих рук и расползался по комнате. Одна за другой, стены четовой коробки менялись, пока все не залил багрянец. Желтая дверь светилась в красной раме, а я, впервые за несколько недель, преодолела давление и встала.
Звучит так просто, будто комната – просто воображаемая площадка для игр. Пусть это так и было временами, но нет. Фантазий больше не было. Меня окружила реальность, и с этих пор реальностью и осталось.
Какой бы ни была комната, где бы она не была, она расширилась. Дверь отодвинулась от меня. Теперь стало ясно, что это больше не то место, которое я придумала сама. Пусть я и создала его, но точно не в одиночку. Я вставала на ноги, борясь с тяжестью, давившей все сильнее, чем выше я поднималась.
Но это не имело значения. Это было делом Амелии из Красной комнаты, и хоть она появилась совсем недавно, все уже изменилось.
Конечно, я не приписываю это себе в заслуги, потому что кое-что поняла. Думаю вы тоже.
Разозлилась не только я. Не только я боролась против этой коробки. Даже если мне казалось, что я что-то делаю сама, Грейс всегда была рядом. Мы не могли говорить, и, возможно, я не хотела этого признавать вначале, но она шла, там же, где шла я. И если я спотыкалась, мы обе спотыкались.
Теперь я всегда могла подняться с колен. Однажды граница сдвинулась на шаг вперед. Потом еще раз. Потом шагов стало три. Каждый раз, когда я входила в комнату, она будто перезагружалась, и мне снова приходилось проходить весь путь, как уровни в игре. И я шла так далеко, как только могла, не спуская глаз с двери.
Но ничего не дается даром. Я заплатила цену, и реальный мир стал… тускнеть. Сначала незаметно. Я оглядывала гостиную, в которой обосновалась, и краем глаза замечала призрачные фигуры, проходящие через комнату. Но стоило сфокусироваться, как они исчезали.
Вскоре детали стали стираться. Предметы превратились в разноцветные плоскости, и чем глубже я уходила в Красную комнату, тем меньше деталей оставалось в реальности.
Я больше не различала звуки, точнее не могла понять, откуда они доносятся. В Красной комнате всегда царила мягкая тишина, сдобренная неутихающим гулом за стенами. Иногда мне казалось, что Стефани говорит со мной, пока я была внутри. Она уже знала, чем я занимаюсь, но я ее не видела. Не думаю, что вообще могу вспомнить ее в то время.
Я бросила все усилия на достижение цели, и успех был неизбежен. Но это все равно случилось куда раньше, чем я ожидала.
***
В тот день я снова решила попробовать что-то новое. Обычно я торопливо шагала вглубь комнаты, спотыкаясь, ведомая желанием протаранить желтую дверь головой. Но тогда я решила не спешить. Слушать, чувствовать и концентрироваться на каждом движении, сколько бы времени это не заняло.
Руки снова покраснели. Я замерла на зыбкой границе между спокойствием и гневом.
Вот оно.
Я была в комнате последний раз, хотя еще и не знала об этом. К тому моменту комната и реальный мир настолько смешались, что наложились друг на друга. С одной стороны возвышалась плоская красная стена, с другой – камин в доме Стефани. Пение птиц из реальности и глубокий гул из другого мира звучали в моих ушах разом, складываясь в мистическую мелодию.
Я не спешила вставать. Просто сидела, закрыв глаза, и медленно дышала. Красная комната стала более реальной, чем когда-либо. Я посмотрела на свои ладони. Провела по стене, стараясь почувствовать текстуру. Ощутила собственный выдох на своей коже.
А потом встала. Медленно и решительно, зная, что не упаду. И пошла вперед, аккуратно переставляя ноги.
Вот и все, Амелия. Грейс. Джек. Я иду.
Руки дрожали, но я мысленно собралась. Я шла все дальше, дальше того места, где остановилась в прошлый раз, до самой двери. Сжала ладонью холодную вибрирующую ручку.
Повернула и потянула на себя.
Там не было ничего. И там было все.
~
Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Трудно объяснить, что ощущала Амелия. Она буквально чувствовала Грейс. На самом деле, всегда чувствовала, просто не знала, что это и, наверное, до сих пор не знает.
Представьте, каково было бы провести всю свою жизнь с кем-то, стоящим прямо за вашим плечом, почти касаясь вас носом. Вы слышите его дыхание, привыкаете к его присутствию, но по-настоящему не догадываетесь о тайном спутнике, потому что он всегда был там, на своем месте. И вот однажды кто-то говорит: “Кто это у тебя за спиной?” Ты поворачиваешь голову и упираешься взглядом в того, кто дышал тебе в затылок последние двадцать лет.
Вот на что была похожа жизнь Амелии. И мы подумали, что если внутри нее действительно кто-то есть, то можно найти и способ для общения. Грейс разговаривала со мной, пока Амелия спала, но они делили одно тело, а значит, могли и контактировать. И мы решили попробовать медитацию.
Амелия представляла себя в белой комнате. Даже не комнате, просто внутри белого куба, с одной только желтой дверью. Ее прижимала к противоположной стене невидимая сила, и Амелия пыталась отрешиться от реальности, надеясь, что однажды дверь откроется, впуская Грейс. Желая, чтобы она вошла. Крича, в надежде подсказать ей путь, если вдруг Грейс в темноте по ту сторону тщетно пытается нащупать ручку.
Амелия изучала каждую мельчайшую деталь желтой двери, но она так и не открылась.
Время шло, и комната обрастала деталями. Амелия научилась быстро входить внутрь, отключаясь от всего остального. Мы даже надеялись, что в одну из ночей, во сне, ведомая лишь подсознанием, она найдет путь в эту комнату, а внутри обнаружит и Грейс.
За всеми переживаниями, мы все же сумели сделать кое-что хорошее. Спасли человека, обреченного на гибель и мрак. И это не моя заслуга – я полностью сосредоточился на миссии, но она убедила меня.
Мы проезжали через небольшой городок, когда получили оповещение о похищении ребенка. Не первое сообщение в моей жизни, но я никогда их не запоминал. Не специально, я же не монстр, просто отстранялся, не имея возможности помочь. Но теперь с нами была Грейс.
– Кто похитил ребенка? – спросил я той же ночью.
– Энтони Лоуренс.
На следующий день мы анонимно сообщили имя преступника в полицию, а, уезжая из города вечером, услышали по радио новость о его аресте. Ребенка спасли. Дело закрыто.
Амелию воодушевил этот случай. Она окончательно приняла тот факт, что должна стать голосом Грейс. Кем бы она ни была, она помогла ребенку. И даже если бы Амелии пришлось до конца жизни смириться со странным спутником, по крайней мере, она могла бы помогать людям.
Проблема в том, что конец ее жизни стремительно приближался. Тело истощалось все больше, она будто таяла на глазах. Никогда в жизни я не видел ее такой ослабевшей. Знаете, на солнце ее кожа как будто становится совсем прозрачной. Видимо Грейс, будь она даже просто дремлющим сознанием, отнимает не меньше энергии, чем сама Амелия, поддерживая свое существование.
Если бы мы знали об этом, я бы ее заранее хорошенько откормил!
Извините. Я изо всех сил стараюсь искать светлые стороны, но выходит не очень.
Есть еще одна причина, почему нам так необходимо разгадать тайну. Дважды мы уже встречали мужчину, приходившего в ту ночь к дверям квартиры Амелии: один раз в городе, где похитили ребенка, а второй – в проезжающей машине на шоссе. И не могли отделаться от чувства, что чудом уцелели. Неизвестно, чего он хочет, как он постоянно находит нас, но он всегда где-то рядом.
***
Итак, мы направились на поиски доктора Говарда Манна, все еще лелея робкую надежду, что он жив. Что он, как и положено герою фильма, который слишком много знает, ушел в подполье и только и ждет шанса появиться в конце и героически спасти положение.
Но не в этот раз. Покойный доктор Манн был известной личностью в своем районе, и он действительно погиб. Однако, у него осталась дочь – доктор Стефани Манн, – и Грейс помогла найти ее всего за пару ночей. Доктор Стефани согласилась на встречу, так что нам здорово повезло.
Она оказалась отличным специалистом. Сразу поняла, что у Амелии дела плохи и поставила ей капельницу прямо у себя дома. И тут же набросилась на меня, как фурия, за то, что я довел свою девушку до крайней степени обезвоживания и истощения, угрожая вызвать полицию.
С трудом мы коллективно сумели сгладить ситуацию настолько, чтобы она захотела нас выслушать.
Это было непросто. Я начал с упоминания отца доктора Манн, и видимо прогадал, потому что остаток разговора она была крайне напряжена. Выглядела как человек, собирающий в уме пазл, в котором вдруг объявились недостающие кусочки.
Мы прекрасно понимали, насколько безумно звучат наши слова. Но были настолько воодушевлены самим фактом встречи, что я рассказал ей обо всем в мельчайших подробностях, включая ту жуткую ночь в лесу. Мне оставалось только надеяться, что жизнь с Амелией после того случая, хоть немного оправдывает меня в ее глазах.
Мы так сильно любим друг друга, и черт, как же обидно за все то потерянное время.
Когда мы закончили говорить, гостиная погрузилась в тишину.
– Доктор Манн, – решился я нарушить молчание первым. – Учитывая все, что произошло с нами, матерью Амелии и вашим отцом… Я хочу сказать: помогите нам.
Она не ответила. Доктор Стефани вообще давно не подавала голоса, просто смотрела на Амелию почти на протяжении всего рассказа, – все, почти два часа,– а потом встала и подошла к ней. Амелия побледнела, вдруг испугавшись.
– Внутри тебя действительно есть один из них? Я никогда не верила в это.
Я вскочил на ноги.
– Один из кого? – спросила Амелия дрожащим голосом.
– Мама, это ты? – прошептала доктор Манн.
И тут раздался стук.
***
Моя очередь говорить. Или писать? Не важно, это Амелия. Я записываю голосовое, так что правильно и так, и так.
Я ужасно устала, но должна рассказать, что произошло. Джек раньше делал это сам, но учитывая все, что происходит вокруг, возможно это наш единственный шанс оставить след в этой жизни – несколько накорябанных строк.
Так что я хочу, чтобы и мой голос прозвучал: что-то вроде “я тоже жила и любила”. Мы оказались в сердце урагана, беспомощные жертвы обстоятельств, и, как могли, пытались повлиять на исход, пусть даже и просто рассказывая историю. И она заканчивается.
***
Стефани даже не пошевелилась, не сводя с меня глаз. Джек же быстро пересек комнату и выглянул в глазок.
– Не может быть, – прошептал он. – Доктор Манн?
Она не отвечала. Я встала и взяла ее за руки.
– Поверить не могу… – наконец выдавила она.
– Доктор Манн, сейчас не время, – настойчиво поторопил Джек.
– Кто там? – спросила я.
– Он.
Человек, меняющий лица.
Снова стук в дверь, в этот раз куда громче.
– Стефани, ты дома? – раздался приглушенный голос с той стороны.
– О, это просто Мэтью – старый друг семьи. – Стефани направилась к двери, но Джек опередил ее и закрыл собой.
– Послушайте, я не уверен, правда ли вы его знаете, быть может, он и вас обманывает, а может это вы обманываете нас, но дверь открывать нельзя. Этот человек охотится за Амелией.
– Это все тот же парень? – подала я голос.
– Да, выглядит так же, только намного старше.
– Это друг моего отца, они вместе проводили исследования!
– И он был с вашим отцом в день его смерти?
По лицу Стефани было видно, как ее задел этот вопрос. Еще один кусочек пазла встал на свое место.
– Я должна хотя бы поговорить с ним, – парировала она. – Вы объявились здесь всего пару часов назад, а его я знаю всю жизнь.
– Стефани? Я вижу, что ты дома, прости, что вот так вваливаюсь, я просто хотел проверить, как ты, – снова крикнул мужчина из-за двери. – Я приду позже, если ты занята.
– Все в порядке, – отозвалась Стефани. – Меня просто отвлекли, сейчас открою.
Джек отпустил ее и подошел ко мне.
– Все будет хорошо, обещаю, – кивнула мне Стефани. – Он может помочь.
Но у нее не было шанса открыть дверь. Она не успела даже дотянуться до ручки, когда дерево взорвалось фонтаном щепок. Стефани отбросило в середину гостиной, и мужчина спокойно прошел мимо нее.
Увидев меня с Джеком, он остановился. Мне показалось, что ухмыляясь, Джеку – что хмурясь. А затем он издал звук… я не смогла понять, но Джек его уже слышал. Мужчина как будто напевал на вдохе, вбирая в себя весь воздух в комнате, но странным образом это напоминало слово “Грейс” Очень угрожающее “Грейс”.У меня скрутило желудок, а голову пронзила боль.
Джек начал что-то говорить, но мужчина оборвал его:
– Молчи.
Странный голос резанул по пылающему мозгу: казалось, два человека говорят разом. Джек подбежал к Стефани, пытаясь привести ее в чувства – его уверенный кивок дал понять, что она в порядке.
– Чего ты хочешь? – спросил Джек.
Мужчина впился в меня взглядом.
– Я сказал молчать. Еще один звук и я убью вас обоих на месте. Я дарю ей последний шанс подыграть мне. Вы люди такие одинаковые. Даже понятия не имеете, как мне больно находиться среди бессмысленных скучных мыслей, ютящихся в черепушке очередного человека.– Он постучал костяшкой пальца по своей голове, продолжая вещать сдвоенным голосом. – Его работа, его бессмысленное копание в грязи. Бесконечно, совершенно скучно.
Джек рванулся к незваному гостю, замахиваясь лампой… Все закончилось быстро: один быстрый удар ногой, и Джек летит через всю комнату и врезается в стену.
Я закрыла глаза, сосредоточив все мысли на Грейс.
Грейс, пожалуйста. Я не понимаю, что происходит, но знаю, что ты здесь.Ты меня слышишь?
Мысленно я проскользнула в белую комнату с желтой дверью.
Грейс, просто скажи, что ты здесь. Прошу тебя. Нам нужна помощь.
– Ей здесь не место, – рокотал мужчина. – Ты же видишь, как она разъедает тебя изнутри. Ты просто превращаешься в ничто, но то, что происходит с ней куда хуже. Она заперта в клетке, словно молния, попавшая в резиновый мяч.
Я едва слышала его из своей белой комнаты.
Грейс, ты меня слышишь? Пожалуйста…
Мужчина схватил меня за руку. Его хватка жгла огнем, но два голоса обжигали еще сильнее.
– Я заберу ее домой, – прохрипел он голосами, крошащимися друг об друга.
Время замедлилось. Я будто провалилась в сон. Желтая дверь чуть приоткрылась, обдав меня порывом холодного ветра.
Я здесь, Амелия.
Теперь я ее видела. Яркую и холодную, стирающую боль и страх. Она вновь заговорила со мной.
Прости, я не могу задержаться надолго. Встань и скажи то, что я велю.
Я открыла глаза, посмотрев прямо на человека, изменяющего лица. Закрыла – и вновь увидела Грейс. И с непонятной силой вырвала руку из хватки незваного гостя. Он взглянул на меня, увидел перемену и отступил на несколько шагов.
Я не пойду с тобой.
– Я не пойду с тобой.
Голоса двоились и сплетались. Мои голос и ее, в идеальной гармонии.
Он наклонил голову и широко улыбнулся.
– Так ты проснулась? Почему бы тебе не выйти и не встретиться со мной?
Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Я не хочу причинять тебе боль, но сделаю это, если вынудишь.
– Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. – Я просто повторяла то, что слышала. – Я не хочу причинять тебе боль, но…
– О, дай угадаю, – засмеялся он и издал странный крик, которого я не могла осознать.
Пол подо мной задрожал. Стекла разлетелись вдребезги. Теперь снаружи бушевала гроза, и дождь лился внутрь через разбитые окна. От шума и грохота я не слышала даже собственного испуганного дыхания. В ярости, мужчина указал длинным пальцем на меня.
Я попробую поговорить сама, доверься мне.
Могу поклясться, что она подмигнула.
И мой голос – наш голос – вдруг начал петь. Рулады поднялись над бурей, растворились в ней… Слов было не разобрать, но я хорошо поняла намерение. И Джек тоже.
Он поднялся, оттолкнувшись от стены, и побежал на незваного гостя, опустив голову, словно таран. Нет, он не пытался атаковать, но всем весом навалился на него и вытолкнул мужчину в бурю. Тот засмеялся, впечатывая локоть в спину Джека и кидая его рядом, как куклу.
– Ты единственный, кто хотя бы пытается сражаться, я уважаю это.
– Не единственный, – услышала я наш голос.
Мы спели последние ноты и время остановилось. Небо рассекла молния. Воздух обжигал. Капли дождя зависли в воздухе и обратились в пар. И я увидела как Джек посмотрел мне в глаза… А потом мир побелел.
***
Человек, меняющий лица исчез. Джек лежал на спине на мокрой, сожженной траве. Неподвижно. Половина его тела была покрыта ожогами, и я вдруг осознала, что он умирает.
Амелия, все будет хорошо.
Она не говорила, что делать, но я будто и так знала. Молча подошла и положила ладони на его щеки. Он не пошевелился.
– Ты спасешь его? – я обращалась к Грейс.
В каком-то смысле. Не отнимай рук.
Грейс замолчала, но я все чувствовала будто преувеличенно в сотню раз. Каждая капля дождя, ударявшаяся об меня, казалась неподъемной. Ветер терзал кожу, как наждак. Последние удары сердца Джека вибрировали в моих ладонях боевыми барабанами.
А затем появилось что-то еще. Какая-то… энергия? Что-то внутри меня тянулось к Джеку. Всего несколько мгновений, а потом… его сердце остановилось.
Амелия, нам нужно отдохнуть. С ним все в порядке.
Я отчетливо слышала ее голос. Закрыла глаза, проваливаясь в белую комнату, но дверь оказалась закрыта. За ней мне послышался чей-то крик. Такой потерянный и сбитый с толку. Крик, который никто не слышал.
Джек.
Джек, я здесь. Я забрала тебя.
Он затих. А потом, так же как с Грейс, я почувствовала его внутри себя. Дремлющим, но живым.
Я осталась одна во дворе около его тела.
– Амелия? – Стефани появилась в дверях, держась за голову.
Я не ответила, только закрыла лицо руками и заплакала.
***
Прошло уже несколько дней, и у нас созрел план, или как минимум его начало. Все пока очень зыбко, и мы сильно зависим от исследований отца Стефани, но чувствуем себя уверенно. Особенно она.
С Джеком все хорошо. Мне намного легче говорить с ним, чем ему со мной, но все в порядке. Я стараюсь не думать о том, что с ним произошло, чтобы не сойти с ума.
С той ночи я не разговаривала с Грейс, но она кажется более умиротворенной и спокойной. И это отражается на мне – я давно так славно себя не чувствовала. Что-то изменилось к лучшему.
Одно можно сказать наверняка.
Я не отпущу Джека. Не так.
~
Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Сильное решение.
Отец Амелии умер, когда она была еще младенцем, а через три года, о которых бедняжка ничего не помнит, мать отдала ее на удочерение вместе с письмом, которое следовало было отдать Амелии при достижении определенного возраста.
Она так хотела найти свою биологическую мать… Но потом прочитала письмо.
Скорее записку из трех предложений:
Пожалуйста, никогда не пытайся найти меня или связаться со мной. Я не отвечу ни на какие сообщения и не желаю тебя видеть. Ради своей и моей безопасности, пожалуйста, держись от меня подальше.
Я читал это письмо. На заре отношений Амелия отдала мне его, и мы обсудили все возможные сценарии, при которых мать могла написать такое своему ребенку во благо. Нам хотелось в это верить.
На самом деле, я и сам вспоминал ее мать. Но не хотел открывать ящик Пандоры, пока не убедился, что это поможет и ждал подходящего случая, чтобы обсудить все с Амелией.
– Если нам нужно найти начало истории, то это оно. – Голос Амелии звучал ровно.
– Уверена? Если спросим Грейс, думаю, она приведет нас к твоей матери. Но возможно это навлечет больше проблем, чем решит.
– Знаю.
– Мы все еще можем махнуть на нее рукой. Прекратить расследование, смириться с ночными вопросами и даже использовать их на благо. А если снова объявится тот парень, просто вызовем полицию. Думаю это наш последний шанс сдаться.
– Я знаю. Мы не сдадимся. Вместе до конца, чего бы это ни стоило.
***
Нам не потребовалось много времени, чтобы найти мать Амелии. Всего за две ночи Грейс дала все нужные ответы.
Ее звали Сьюзен Кингсли, жила она примерно в двенадцати часах езды от нас. Поездка далась нелегко, особенно Амелии, хотя она держалась тихо и сдержанно. Я хотел съездить один, но мы оба понимали, что разлучаться – плохая идея.
На следующий день мы были на месте. В пути я задал еще один вопрос, про которые не стал ничего говорить Амелии.
– Мать Амелии любит ее?
– Да.
Все было бы намного проще, если бы она сказала “нет”.
***
Прибыв на место, мы не стали терять время даром. Амелия осталась в машине, а я отправился к дому и постучал. Через пару минут дверь открыла дружелюбная женщина.
– Привет, я могу вам помочь? – с милой улыбкой спросила она.
– Привет, меня зовут Джек. Скажите, вы Сьюзен Кингсли?
Радушность как ветром сдуло. Вся ее поза изменилась, улыбка сошла с лица, и женщина начала закрывать дверь. Мне стало интересно: неужели она ждала подобного каждый раз, открывая дверь?
– Мэм, пожалуйста, – выпалил я, просовывая ногу в уменьшающуюся щель. Получилось куда экспрессивнее, чем хотелось бы, но нельзя было упускать этот шанс.
– Нет. Если это о ней, я не хочу говорить об этом. Я не хочу об этом думать! – Она почти кричала, тараня дверью мою ногу.
– Мне просто надо спросить! – теперь и я кричал.– Пожалуйста! С ней творится что-то, что мы не можем понять!
Что-то нашло на меня, и следующие слова вырвались сами собой:
– Я почти убил ее.
Сьюзен перестала толкать дверь, сползла вниз и разрыдалась.
Зайдя внутрь, я помог ей подняться и сесть на диван. Она плакала и злилась на меня за вторжение в дом, но казалось, что, несмотря на это, я смог до нее достучаться. По крайней мере, она впустила меня.
Какое-то время мы просто молча сидели рядом. Мысль о том, что Амелия осталась в машине одна тревожно билась на периферии разума, но я не мог ничего поделать.
Примерно через восемь минут она заговорила.
– Амелия была моей малышкой.
Я промолчал. Сьюзен говорила так, словно меня и не было в комнате.
– Она была всего лишь маленькой девочкой, ее отец умер, и вы представить себе не можете, каково мне пришлось. Я сходила с ума, но не могла себе этого позволить, потому что у меня была дочь. Она всегда помогала мне оставаться в себе, даже когда было невыносимо. И она была такой милой, такой невинной, с прекрасными каштановыми волосами.
Голос женщины то и дело срывался, особенно в тот момент, когда она упомянула о волосах. Я слушал и не мог понять – Амелия, которую я знал, была блондинкой.
– После смерти ее отца, я перестала ходить в походы. Но прошло несколько месяцев и мне пришло в голову, что небольшая поездка не повредит нам с Амелией. Сделает ее ближе к отцу, если вы понимаете, о чем я. – Теперь Сьюзен немного успокоилась и подняла на меня глаза. – Поход получился отличным, мы восходили на небольшую гору, и все время я несла ее на спине. Она вертелась и подпрыгивала, пытаясь рассмотреть каждый пролетающий мимо лист, каждую птичку, поющую в ветвях деревьев… На самой вершине той горы было небольшое озерцо, совсем неглубокое, только слегка скрывающее тело взрослого человека, лежащего плашмя. Я подумала, что было бы здорово посидеть у воды минутку, прежде чем спускаться. – Ее руки задрожали. – Я соскользнула в воду и положила Амелию себе на грудь. Прикрыла глаза. И заснула.
Сьюзен замолчала, наблюдая за моим лицом, но я молчал и готов был слушать.
– Ее смыло, а я даже не проснулась. А когда проснулась, она уже плавала лицом вниз на другой стороне озерца. Я бросилась к ней, схватила на руки и просто закричала. Не помню, что именно, но в голове вертелось только одно: “Пожалуйста, пожалуйста, не дай ей умереть”.
– И она не умерла, – предположил я, осознав, что не произнес ни слова с тех пор, как вошел.
– Не умерла. На самом деле, пока я кричала и рыдала, она смотрела на меня снизу вверх, в полном порядке, до смерти напуганная моим поведением. И когда я, наконец, осознала это, то успокоилась и обняла дочь. Но адреналин постепенно перегорал в крови вместе со страхом, и я поняла, что кое-что было неправильным.
– Что?
– Это была не моя дочь. Другой цвет волос, другие глаза. Ее кожа, ее запах, даже то, как она морщила нос, все было иным. Я ведь знала о своем ребенке все, до малейших деталей… Но она изменилась. Я сидела на вершине чертовой горы, сжимая ребенка, смотрящего на меня как на маму. И я понятия не имела, кто эта девочка.
Я затаил дыхание.
– Я искала везде, где могла, и ничего не нашла. Я пыталась рассказать окружающим, что произошло, но никто не слушал. Я водила ее к десяткам врачей, даже сделала тест ДНК… но он показал, что эта девочка – моя Амелия.
– Не представляю, что вам пришлось пережить. Понимаю, как вы были напуганы.
– Больше, чем напугана, Джек, – проговорила она, и я удивился, что Сьюзен запомнила мое имя. – Я была не просто напугана. Я была зла. Амелия была моей малышкой, но страх и отчаяние заставили меня думать об ужасных вещах.
Вот это я мог понять.
– Все в незначительных деталях. Странные поступки, четкое ощущение полного изменения личности… я не могла избавиться от мысли, что это не мой ребенок. Казалось, я схожу с ума. Слишком остро реагирую. Шли месяцы и ничего не менялось, будто меня зачаровали, и с каждым днем становилось только хуже. В какой-то момент я сдалась и снова взяла ее в поход к тому же озеру, где все началось.
Я мог бы и сам закончить эту историю. Моя была такой же.
– Я хотела утопить ее. – Сьюзен взглянула на меня, снова вызвав то же ощущение горя, как в тот миг, когда Грейс назвала свое имя.
Слезы текли по моим щекам, настолько похож был наш опыт.
– Но в последний момент вы не смогли.
– Не смогла. Я отпустила ее, а потом стояла и смотрела на девочку сверху вниз. Просто не могла поверить, что собиралась сотворить такое. Она была другой, и, хотя я не могла принять ее теперь, все же я была матерью этому ребенку когда-то. Как я могла задумать такое? Не могла понять тогда и не понимаю сейчас. Как вся любовь превратилась в такую жгучую ненависть? Я не смогла смириться с этим. Я ее отдала. Не знаю, правильно ли поступила, но со мной она была в опасности.
– Не думаю, что это ваша вина.
– Это моя вина. То, что ты сейчас здесь – лишь часть истории. Я знала, что когда-нибудь кто-нибудь появится на пороге и спросит о ней.
– Мы просто пытаемся понять. То, что с нами происходит…
Она прервала меня, взяв за руку и покачав головой.
– Не хочу знать. На самом деле хочу, но не думаю, что должна это знать. Ты можешь не верить, но я все еще считаю, что Амелии лучше держаться подальше от меня. Я боялась за нее, когда она была малышкой, но теперь я сама боюсь ее. Мне нечего больше вам предложить, кроме…
Она вышла из комнаты и почти сразу вернулась с визиткой. На ней был написанный от руки номер телефона и имя “Говард Манн”. Я вспомнил один из вопросов к Грейс, на который она прямо ответила “Доктор Манн”, только я не правильно понял ее. Нужно научиться слушать внимательнее.
– Примерно через пару месяцев после того, как я отдала ее на усыновление, эта карточка пришла по почте вместе с письмом. Я не вдавалась в подробности, но мы с Амелией ходили ко многим врачам. Никто из них не помог, никто мне даже не поверил, но слухи живут своей жизнью. В письме говорилось, что он услышал нашу историю и поверил, что он может помочь. Показать, как по-настоящему говорить с ней.
– Вы никогда не обращались к доктору Манну?
– Я попыталась. Последняя попытка разгадать тайну. Но в этом не было смысла: на следующий день после того, как отправил письмо, он покончил с собой. Скажи мне, Джек… – Она наклонилась ко мне и продолжила шепотом: – что за человек мог предложить помощь, а потом делать нечто подобное?
***
Вопросов стало только больше, но я рад, что побывал у Сьюзен. Я рассказал Амелии все, что узнал, и думаю, что она хотела бы встретиться с мамой в более подходящих условиях.
Они увидели друг друга через окна дома и машины и даже помахали друг другу. Амелия ждала этого момента всю жизнь, и я не думаю, что их история на этом заканчивается.
А мы едем навстречу новой подсказке.
~
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.