"Орешник", говорите? Есть вещи пострашнее...

Бельгийская армия на параде

Эстонская армия

Военный парад в Бразилии


Бельгийская армия на параде
Эстонская армия
Военный парад в Бразилии
Любите острые ощущения? Тогда вам точно стоит узнать о самых страшных аттракционах, где адреналин зашкаливает, а сердце стучит, как барабан. Представляю ТОП-10 экстремальных аттракционов со всего мира!
1. Kingda Ka (США)
Самая высокая горка в мире! Вас поднимет на высоту 139 метров со скоростью 206 км/ч, и всё это за считаные секунды.
2. EdgeWalk (Торонто, Канада)
Прогулка по краю башни CN Tower на высоте 356 метров. Без ограждений, только вы, страховка и захватывающий дух вид.
3. Takabisha (Япония)
Самая крутая горка в мире с углом падения в 121 градус! Эта поездка заставит вас кричать от страха и восторга.
4. Sky Tower (Дания)
Свободное падение с высоты 30 метров без классического крепления. Только сетка внизу, чтобы поймать вас.
5. Insanity (США)
Аттракцион на высоте 270 метров над Лас-Вегасом. Вас раскручивают за пределами башни Stratosphere, и кажется, что вы вот-вот сорвётесь вниз.
6. X2 (США)
Эта горка в Калифорнии вращает вас вокруг своей оси на каждом повороте. Полный хаос и экстремальные ощущения гарантированы!
7. Formula Rossa (ОАЭ)
Самая быстрая горка в мире! 240 км/ч за 4,9 секунды — это словно взлет на самолёте.
8. Big Shot (США)
Стрела на вершине башни Stratosphere в Лас-Вегасе. Вы будете запущены в небо с огромным ускорением, а потом резко упадёте вниз.
9. Glass Bridge (Китай)
Стеклянный мост над пропастью в 300 метров. Каждый шаг по нему — испытание для нервов, особенно если он «трещит».
10. Gravity Max (Тайвань)
Горка с вертикальным падением на 90 градусов. Сначала вагончик зависает над пропастью, а потом резко падает вниз.
В этот раз предоставляю видеохостинг на любой вкус, потому что любой из них всё равно ругают)
Эти аттракционы — настоящее испытание для тех, кто ищет новые эмоции и любит экстремальный отдых. А вы бы рискнули? Делитесь в комментариях!
Сын приятеля рассказал за рюмкой чая во время семейного чаепития. События прошлого лета. Парень катается на байке - Хонда, то ли 120, то ли 150 лошадиных сил. Приехал на нём утром на службу (его контора находится в Павловске, пригороде СПб), подходит босс с просьбой. Говорит, что все машины в разгоне, а надо срочно отвезти главбуха (даму) в банк с какими-то документами. Парень сначала дальновидно отказывался, но босс настаивал, да и главбухша легкомысленно согласилась прокатиться, погода была хорошая, что редкость для Питера. Дали ей шлем, сумку с документами повесили на шею, ну, он и втопил - скорость 150 до города, и 100...120 по Московскому проспекту. Когда приехали к банку, то парню пришлось силой разжимать дамочке сведённые судорогой руки/ноги, чтобы отлепиться от неё, и помочь ей дойти до дверей банка на подгибающихся ногах. Обратно она поехала на такси.
Помогите...
Спасибо за внимание!
Небольшой рассказец, который написал в качестве эксперимента, а получилось что-то околохоррорное. Не назову это, честно говоря, хорошим хоррором. Да и хорошим рассказом не назову, но для истории публикую. Будет потом с чем сравнить динамику "писательского мастерства". В целом вещь для меня не типичная. Я редко пишу реализм, пусть и такой странный. Обычно у меня всё сказывается так или иначе к фантастике или мистике.
Летом две тысячи шестнадцатого я с моим приятелем Толей Вервицким отправился в путешествие по необъятной нашей стране автостопом. Выехали мы из Подмосковной Электростали и за три недели, не торопясь, перебрались за Урал.
Чем дальше на Восток по стране уезжаешь, тем дольше приходится добираться от жилья до жилья. И однажды, после ночёвки на свежем воздухе, подобрал нас разговорчивый, усатый старичок на бежевой «шестёрке». Небольшой, сухонький, но очень энергичный, в выцветшей, бывшей некогда коричневой, рубашке и серых брюках, закатанных до колена. Представился он Николаем и мы с Толей, как-то не сговариваясь, стали его звать дед Коля.
Старичок оказался словоохотливым и мы быстро разговорились. Он спрашивал, как в столице житьё, как там погода. Рассказал о жене своей, Раисе, о хозяйстве: держал корову, небольшой выводок поросят, да с полдесятка кур. «Зато яйца всегда свои на омлет», — улыбался он, — «и нет-нет, да можно куру на суп забить».
С полчаса мы ехали по шоссе, свернули на грунтовку, да по ней колыбакались ещё часа полтора. Приехали в итоге к небольшой деревушке домов на двадцать. Сети тут не было. Водоснабжения центрального тоже. Удивительно даже, что электричество ещё как-то дотягивалось. Места тут дикие, до ближайшего города часа три добираться, наверно. И то если погода будет. А если дожди и грунтовку размоет, то и вовсе из деревни не выбраться.
У небольшого, чуть покосившегося бревенчатого дома, огороженного невысоким, по плечо, штакетником, дед съехал на обочину, да там шестёрку свою и оставил. Даже запирать не стал. «Зачем? Тут все свои», — ответил он на Толин вопрос по пути к калитке.
— Дед Коль, у вас тут как помыться можно? А то два дня в душе не были, — спросил я, обходя разлапистый репейник.
— Могу баню натопить. Она старая, но хорошая. Крепкая, — ответил тот. — Только воды натаскать нужно будет.
Он открыл дверь дома, и зашёл первым. Мы — следом. Внутри нас встретил запах старости, который сложно с чем-то перепутать и ещё сложнее замаскировать. Тут, правда, маскировать никто и не старался. В прихожей стояли две пары галош и старые, стоптанные тапочки, а в коридоре лежал ковёр, затоптанный настолько, что уже и не разобрать узора, который на нём когда-то наверняка был. Из комнаты справа коридора достигали косые солнечные лучи, в которых лениво танцевали сотни пылинок.
— Рай! Встречай гостей! — крикнул дед Коля, и в комнате слева послышался тяжёлый вздох, скрип дерева и грузные шаги.
— Эт ты-то гость? — начала ворчать тучная, но удивительно высокая старушка появившись в коридоре. Взлохмаченная, босая и в видавшем лучшие годы домашнем халате она, увидев нас, осеклась, попыталась что-то сделать с волосами, плюнула и сказала раздражённо: — Чего стоишь, дурень? Неси дрова. На чём я готовить-то буду?
Дед Коля развернулся, собираясь на улицу, но Толя коснулся его плеча:
— Давайте я помогу.
— Спасибо, сынок, — улыбнулся дед и вдвоём они вышли на улицу.
Баб Рая дошла до конца коридора, повернула вправо, но остановилась и бросила мне:
—Чего встал-то? Разувайся проходи. Расскажи хоть, как там в мире дела-то?
Я скинул обувь и пошёл следом за хозяйкой дома. Повернув направо, я попал в кухню. Сразу слева от двери устроилась большая побелённая печь с массивным дымоходом. Слева от неё — самодельные полки с тарелками и кружками, дальше, в углу — умывальник с раковиной. В противоположной от входа стене было окно в палисадник, вдоль всей левой стены стояла старая советская мебельная стенка. Некогда лакированный, но сейчас глянец сохранился лишь в паре мест.
— Руки там можешь помыть, — махнула она рукой в сторону умывальника. Подойдя я нашёл мыло и полотенце, давно не стиранное и от того вонявшее. Вытираться я им не стал. Руки и без того высохнут.
— Ну какая нелёгкая вас до нас донесла-то? — спросила Баб Рая, отодвинув меня, чтобы открыть холодильник, который я, войдя, не заметил. Он стоял в самом углу, прижатый мебельной стеной и казался на её фоне карликом.
— Хотим с Толей за это лето автостопом до Кумчатки доехать, — ответил я. Цель амбициозная, но движемся мы достаточно хорошим темпом, чтобы была надежда на успех.
— Вот вам, молодёжи, жизнь-то тратить некуда, — буркнула баб Рая, доставая из морозилки шмат сала.
— Ну надо же страну повидать, пока молоды ещё.
— Ну, наверно, — сказала старушка, закрыв холодильник. — Ну и как она?
— Кто? — не понял я.
— Ну страна. Как она? Эх, совсем мёрзлое. Пускай оттает чуть, — и положила шмат на странный жестяной стол, в котором я с трудом, но всё же узнал плиту.
— Хорошо, — ответил я. — А это же плита?
— Ага.
— А чего вы ей не пользуетесь?
— Так у нас газа-то уже лет двадцать нет. Сначала-то за неуплату деревне перекрыли, а потом кто-то трубы-то посрезал, да в чермет сдал.
Толик принёс дрова и сказал, что дед Коля пошёл скотину проверить.
— Ага, верь. Скотину-то он пошёл проверить. К Стёпке за самогоном пошёл, скотина, — причитала баба Рая, разжигая печь. Я хотел-было помочь, но она мне по руке ударила и сказала: — я эту печь-то уже пятьдесят лет топлю. Неужто думаешь, будто лучше меня с ней справишься-то. И вообще, внучек, сядь. Не мельтеши, — добавила баба Рая, когда в печи занялся огонь.
Я занял стул в углу, а старушка заметалась по кухне, доставая яйца, соль в белой баночке, молотый перец в пакетике, нож; поставила на печь чугунную сковороду с деревянной ручкой, я таких с детства не видел, и принялась остругивать брусок сала. Получившиеся завитушки она кинула на начавшую нагреваться сковороду, и те начали помаленьку таять. Чуть подождав, чтобы растопившееся сало начало булькать, она разбила в сковороду восемь яиц.
— Уж простите, что так скромно. На скору-то руку что ещё сготовишь-то? А тут зато своё. Без канцрогентов.
Вернулся дед Коля и с ним ещё один мужик пришёл. Лет шестидесяти. В растянутых трениках и измазанной чем-то чёрным майке.
— Во! — всплеснула руками баб Рая, — Явился не запылился. И Стёпку приташшил!
Именованный Стёпкой гордо продемонстрировал бутыль с жидкостью коричневого, как чай, цвета.
— Фирменный, — сказал он, — семидесятиградусный! На чаю и апельсиновых корках настоянный! Гостей потчевать.
Баб рая отвернулась, умудрившись осуждающе ткнуть деревянной лопаткой в яичницу.
— Ну что, — сказал дед Коля, — по одной? Перед банькой растопиться. Да? — и пошёл к серванту.
— Вот ж пьянь! Только-только полдень миновал, — ворчала баб Рая.
Степан тем временем отмерил в четыре стакана ровно по шесть «бульков».
— Рай, будешь?
Старушка презрительно молчала. Степан пожал плечами, закрыл бутыль и первым поднял кружку:
— Ну, за знакомство! — опрокинул и, проглотив, зарычал.
Мы все повторили. Пойло оказалось таким крепким, что от неожиданности я закашлялся.
— Неженки столичные, — ухмыльнулся дед Коля, понюхивая невесть откуда взявшийся кусок хлеба.
После мы пообедали самой жирной в моей жизни яичницей и отправились помочь местным, чтобы хоть как-то отплатить за приют. Натаскали в баню воды, нарубили дров, выкорчевали пень, который давно мешал распахать грядку под картошку.
На ужин баб Рая пожарила на том же сале картошки с маслятами и мы, поужинав, пошли в баню. Минут через десять к нам присоединился Степан ещё с одним местным мужиком лет сорока, Андреем. С ним мы пень корчевали. Мало-помалу подтянулось ещё несколько гостей, и помывка в бане постепенно перетекла в шумное застолье, финал которого я, признаться, не помню. Очень уж крепкий самогон оказался у Степана. И, как оказалось, не один он в деревне промышляет кустарным производством алкоголя.
На следующий день мы проснулись поздно с жуткой головной болью и ощущением, будто превратились в тряпичных кукол. Оказалось, баб Рая уже подоила и вывела пастись коров, и в целом управилась по хозяйству. Дед Коля тоже давно проснулся, хоть и выпил точно не меньше нашего. Эти деревенские в спирте вымочены, что-ли, что так его переносят?
— Вы нас можете отвезти до дороги? Мы очень благодарны за приют, но не хотели бы слишком задерживаться. Нам дальше ехать нужно, — сказал я деду Коле, когда встретился с ним во дворе.
— Сегодня не выйдет. Уже похмелился, а у нас на выезде гайцы стоять любят. Не знаю уж, чем им так наш поворот нравится. Давайте завтра утром я вас и отвезу. Добро?
Заставлять старика ехать под градусом я не мог, потому согласился с его доводами. Рассказал о задержке Толе и мы решили, раз всё равно застряли тут ещё на день, прогуляться по округе, как жара спадёт.
Вечером, подходя к краю деревни, Толика окликнули:
— Эй ты, в чёрном! Иди-ка сюда!
Обернувшись, я увидел позвавшего. Им оказался сорокалетний Андрей. С ним стояли ещё трое мужиков. Мы с Толей подошли, не понимая, что вызвало раздражение человека, с которым вчера вместе отлично работали и шутили.
— Этот? — спросил он. У него из-за спины выглянула девушка лет двадцати. Не назвал бы её красивой: у неё было округлое лицо с большими щеками, и густыми бровями, а над верхней губой чернели усики.
— Да, — кивнула она, — тот самый!
Андрей повернулся к Толе и сказал:
— Узнаёшь её? — спросил он с вызовом.
— Нет, — искренне ответил Толик.
— Не узнаёт, посмотрите-ка на него! — возмутился он. — Даже лица не запомнил!
— Да что происходит вообще? — вмешался я.
— А то, что хер этот, — он ткнул Толю пальцем в грудь, — девочку мою вчера совратил и обесчестил.
На шум начали выходить люди из домов по соседству и интересоваться, что случилось.
— Прямо там! — показала девчонка куда-то назад.
— Не было ничего такого. Я же одним из первых спать ушёл!
— А Петя, вот, видел, как ты с Катенькой за калитку выходил.
— И лапал её, — добавил тот, кого назвали Петей.
Собравшиеся вокруг местные начали роптать.
— Да не могло быть такого. Я вообще никогда так себя пьяным не вёл!
— Толя порядочный чел, он… — заступился я за друга.
— Ты вообще помолчи. Не с тобой говорят, — грубо оборвал меня Андрей. — Так как вопрос решать будем, а? — спросил он Толю.
— Да нечего тут решать. Вы меня в фигне какой-то голословно обвиняете.
— Обесчестил и в кусты, значит? Люди, что ж творится то?!
— Это мы к ним со всей душой, а они вон как?! — выкрикнул кто-то со стороны деревни.
— Они, городские, все такие! — добавил ещё кто-то.
— А столичные ещё хуже!
— Да я б никогда так ого не сделал. Я женщин уважаю, — оправдывался Толик.
Собравшиеся люди начали двигаться на нас.
— Да чего вы накинулись? Давайте успокоимся и разберёмся, — попробовал я всех урезонить, но на толпу это не возымело никакого влияния.
— Да вы её видели? Я б столько не выпил, что б ей сунуть! — сорвался Толя, тут же получил увесистый удар в висок и, как подкошенный, рухнул. Я скорее рефлекторно, чем осмысленно, ринулся на помощь, получил удар по затылку, и тоже выключился.
Очнулся я в каком-то хлеву, освещаемом одной висящей с потолка на проводе лампой наваливания, связанный и примотанный к какому-то столбу. Толик висел вниз головой. Ноги его были привязаны к деревянной балке под потолком, а руки — к опорам крыши, растянутые в разные стороны. Его лицо было красным как черешня. Он смотрел на меня и, кажется, хотел что-то сказать, но не успел. В хлев вошли местные.
Их было восемь человек. Андрей, громилы, с которыми он поймал нас на краю деревни, дочь его, как её там… Катя, и ещё две женщины постарше.
Позади себя я нашёл гвоздь и начал им ковырять верёвку.
— Ну что, готов взять мою дочь в жёны? — спросил у Толи Андрей. Тот в ответ дёрнулся, но было непонятно, кивнуть он пытался или наоборот помотать головой.
— Да мне и не хочется уже, — сказала девчонка. — Он мне больше не нравится. Тот, второй, получше будет.
— Ну тогда этот нам больше не нужен, — сказала одна из женщин, взяла со стола длинный нож и пошла к Толе.
— Стой! — крикнула вторая и схватила большой жестяной таз. — Кровь же испортишь!
Она подставила таз Толе под голову, и первая, без спешки, аккуратно, сделала у него на горле разрез. Шокированный я смотрел, как красным водопадом из разреза в таз льётся кровь и в этот миг кристально осознал, что вся сцена с совращением этого страшилища была спектаклем. Им нужно было лишь оправдание.
Что происходило дальше, я не хочу вспоминать в подробностях. Скажу лишь, что когда вся кровь слилась, они разделали тело, кое-что засолили прямо там, кое-что раздали другим жителям деревни.
И дед Коля приходил. Взял большой кусок ноги, но сперва подошёл ко мне и как-то, как будто бы, виновато, сказал:
— Мы тут, знаешь ли, от города далеко, да и другие деревни не близко, а питаться надо чем-то. Не коров же бить. Они молоко дают, да и как я свою Машку забью? А вы… приезжие. Вас и не хватятся.
Как-то резко он оборвал свою исповедь и ушёл, а я так и остался сидеть и терпеливо перетирать гвоздём верёвки.
К утру я сумел перепилить верёвки и бросился к машине старика. Его беспечность и удивительное доверие деревенских друг к другу сыграли мне на руку: ключи были в замке. Я изо всех сил выжал тормоз, начал заводить и… заглох. Из-за нервов слишком резко бросил сцепление. Вторую попытку тоже провалил. В домах начал загораться свет: меня услышали. С третьей попытки я смог-таки завести старое корыто, и сразу утопил газ. Приборная панель показывала половину бака, до шоссе точно хватит.
В ближайшем городе я заявил об убийстве в полицию, где на меня посмотрели как на сумасшедшего. Той ночью меня мучали кошмары, а наутро я, не выдержав, уехал. Не мог заставить себя там оставаться. Мне необходимо было вернуться домой как можно быстрее.
Спустя семь лет я всё ещё стараюсь вернуться к нормальной жизни. Ночами ко мне, порой, приходит Толя. Иногда он просто стоит и смотрит на меня. Иногда спрашивает, почему я сбежал. Его в итоге объявили пропавшим без вести и списали всё на несчастный случай в лесу. Я время от времени просматриваю новости о пропавших в тех краях людях и понимаю, что их кровь и на моих руках. В такие дни я не могу перестать читать о пропавших, а потом много пью. Пью, пока мне не станет плохо и я не отключусь прямо на полу квартиры. Иногда меня рвёт, и тогда пить приходится больше. Мне нет оправдания. Я это ненавижу, но это единственное, что хоть как-то помогает забыть.
Паранормальные существа, похожие на демонов, могут существовать в разных культурах и религиях. В христианстве демоны - это злые духи, которые пытаются искушать людей и вводить их в грех. Они могут принимать различные формы, включая животных и людей, и могут вызывать различные физические и психические симптомы у людей.
В других культурах также могут существовать паранормальные существа, которые похожи на демонов. Например, в японской мифологии есть существа, называемые "они", которые выглядят как люди с рогами и хвостами. Они считаются злыми духами, которые могут причинить вред людям и животным.
Также существуют паранормальные явления, которые могут быть связаны с демонами. Например, полтергейст - это явление, когда невидимые силы двигают предметы или создают звуки без видимой причины. Некоторые люди считают, что это могут быть действия демонов.
Однако, большинство ученых считают, что паранормальные явления не имеют научного объяснения и связаны с психологическими причинами или ошибками восприятия.
У меня пересохло во рту, сердце бешено колотилось… на почте появилось сообщение от старшего менеджера. Ужасное сочетание слов, которое ни я, ни кто-либо из моих коллег не пожелал бы увидеть и в страшном сне:
“Вы претендуете на звание сотрудника года”.
Отправить нечто настолько ужасное вот так, по электронной почте…
Я пробежался глазами по полотну текста в письме. Не было нужды вчитываться в подробности – я достаточно часто чистил стены и потолок звукоизолированной комнаты отдыха от останков предыдущих победителей, чтобы точно знать, что подразумевалось под “наградой”.
После того, как первоначальный приступ глубокого страха прошел, его место заняло отрицание.
Я не просто выполнял свою норму продаж, я делал все, что в моих силах, ежедневно продавая товары из самого дорогого сегмента. И никогда не забывал наклеивать свой штрих-код на товары! Стоило моим клиентам провести картой по терминалу, как продажи автоматически привязывались к моему идентификатору сотрудника.
Мы не получаем комиссионных – есть другие, кхм… “стимулы” для поддержания уровня продаж. Я не следил за цифрами, потому что знал, что продаю товары направо и налево – мне бы и в голову не пришло, что я в группе риска.
Это наверняка просто сбой в нашей системе. Что-то с компьютерами. Уверен, что так и есть. И что проблему решат в кратчайшие сроки.
Обретя, наконец, вновь контроль над собственными ногами, я, пошатываясь, добрался до кабинета менеджера.
Он был уверен, что ошибки нет. В самом низу рейтинга стоял мой идентификатор.
– Штрих-коды никогда не лгут, Грэм. – Он даже не потрудился посмотреть мне в глаза.
У меня просто голову снесло, фигурально выражаясь, а если бы я не взял себя в руки, то и в буквальном, очень-очень скоро.
Я умолял его просмотреть видеозаписи с камер – знал, что он увидит, как я совершаю все эти продажи, но он лишь выдал натянутую улыбку, в которой не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего счастье.
– Не волнуйся. Так или иначе, мы все чем-то жертвуем ради блага нашей компании.
Полагаю, к тому времени он уже давно перестал прислушиваться к мольбам отчаявшихся.
Выходя из его кабинета, я убеждал себя, что это не смертный приговор.
Еще нет.
У меня был еще месяц до пересчета итоговых данных, до того, как все будет кончено. Прежде чем я получу вялое рукопожатие и пустое: "Спасибо за вашу преданность компании", прежде чем меня проведут по коридору. Прежде чем я познакомлюсь с тем, что живет за дверью в темном углу комнаты отдыха, обычно запертой на висячий замок.
И прежде чем узнаю, что на самом деле значит пожертвовать собой ради блага компании.
Слухи быстро распространились по офису.
Кевин одарил меня самодовольной ухмылкой – может быть, решил, что без меня у него наконец-то появится шанс с Элизой.
Элиза… Я просто отчаянно надеялся, что впоследствии не ее выберут, чтобы смыть то, что от меня осталось, с пола в комнате отдыха в грязную ржавую канализацию.
Как и требовалось, я начал парковаться на новом специально отведенном для меня месте в дальнем конце стоянки для сотрудников – выцветшая табличка с надписью "Зарезервировано для сотрудника года" почти скрывалась за разросшимися деревьями. Это добавило мне лишних десять минут ходьбы до магазина, и я страдал, бредя по раскаленным Техасским улицам. Рациональная часть меня понимала, что скоро это станет неважно.
Так или иначе, через месяц у меня уже не будет этого парковочного места. А если повезет, и я доживу до следующего лета, то увижу, как там паркуется другой бедолага.
Те, кто еще не слышал новости, поняли все, увидев мою машину. Они знали, что это значит: не слишком к нему привязывайтесь.
Все начали избегать меня, как чумы. Я их не виню.
Не было секретом, что будет дальше, если мои продажи не улучшатся – каждый раз происходило одно и то же:
Мы собирались на обязательный тим-билдинг в ночь закрытия финансового года, и все пялились на жалкого сукина сына, который "выиграл" в этот раз, – в комнате было так тихо, что отчетливо слышались рыдания счастливчика. Главный менеджер пожимал ему руку и с отсутствующим видом бормотал слова благодарности за преданность компании.
А затем провожал лучшего сотрудника в комнату отдыха на "корпоративную встречу". Никто не пытался убежать – не после того, что произошло в 2019 году. Вместо этого победитель всегда оборачивался и бросал на нас отчаянный, прощальный взгляд – взгляд, умоляющий кого-нибудь, кого угодно, вмешаться. И, конечно, никто этого не делал.
Как только за ним закрывалась дверь и звуконепроницаемая комната поглощала последние рыдания и мольбы, все было кончено. Остальных отправляли по домам, и мы уходили, борясь с тошнотворным чувством облегчения от того, что кого-то другого отправили на смерть. Не меня.
Кэл – самый приятный парень, которого я когда–либо встречал, – два года назад оказался на последнем месте.
Он так сильно заболел, что чуть не зачах и в конце концов больше не смог работать. Должно быть, он думал, что это аннулирует контракт: если он уйдет и никогда не вернется на работу, все будет в порядке.
Должно быть, он не прочитал мелкий шрифт.
Хотя, честно говоря, если бы кто-нибудь из нас прочитал его, нас бы здесь не было.
Кэл стал предупреждением для всех нас: с этой работы нельзя уволиться. Неужели вы не предпочтете умереть с достоинством (и с компенсацией для родственников от компании), а не брыкаться, рыдать и вопить во всю глотку, когда они найдут вас, – а они найдут, – вытащат из постели посреди ночи и уволокут в офис?
Джина стала сотрудником года в 2023 году. Джина с доброй улыбкой, на которую Кевин запал еще до Элизы, и, которая как и Элиза, не захотела иметь с ним ничего общего.
Я до сих пор помню тот день, когда опубликовали окончательные цифры. У Джины от изумления отвисла челюсть.
Когда ей, наконец, удалось снова заговорить, она тоже настаивала на том, что, должно быть, произошла какая-то ошибка. Мы все поручились за нее перед руководством – я лично видел, как она совершила очень много продаж.
Но менеджер просто напомнил нам, что штрих-коды никогда не лгут.
На следующее утро меня пригласили отдежурить в комнате отдыха, чтобы забрать то, что осталось от ее улыбки и простого золотого обручального кольца, и вернуть ее семье. До конца той рабочей недели они получили коробку с тем, что не пролезло в канализацию и чеком.
Как только цифры согласованы, как только штрих-код сотрудника нанесен на безобидный на вид розовый бланк, ваша судьба решена.
Кевин за все годы работы в компании ни разу не парковался на дальней стороне стоянки. Он даже близко не приблизился к тому, чтобы стать сотрудником года, хотя не смог бы продать бутылку воды умирающему от жажды. Он – воплощение подлости, не наделенный даже зачатками харизмы, способными скрыть это.
Я никогда не понимал, как он так преуспел, но не мог позволить себе думать об этом.
Мне нужно было беспокоиться о себе и о сбое в системе. Каждый раз, когда я оказывался в комнате отдыха, эта древняя деревянная дверь становилась неприятным напоминанием о предстоящем путешествии в один конец, которое мне было уготовано.
Я полностью сконцентрировался на продажах, надрывался работая в две смены… А когда приблизился конец месяца, просмотрел цифры и не мог поверить своим глазам.
Я все еще был последним в списке.
И вот что странно: бывали дни, когда на мой номер сотрудника записывалось менее половины совершенных продаж.
Я ничего не понимал.
Ждал удобного случая, чтобы прокрасться в кабинет менеджера и самому просмотреть отснятый материал. Я бы доказал боссу, что что-то пошло не так с расчетами, что система была сломана…
И вот, наконец-то у меня появился шанс. Сначала я с триумфом наблюдал, как совершаю продажу за продажей – гораздо больше, чем оказалось зачислено на мой счет. Впервые за месяц я почувствовал облегчение. У меня были доказательства, а это чего-то да стоило.
Я переключил на трансляцию с камеры, расположенной ближе к кассам, чтобы убедиться, что коды сканируются. Просмотрел несколько успешно отсканированных кодов, потянулся, чтобы выключить запись… И тут увидел это.
Увидел его.
Кевина.
Я даже не сразу понял, пока не распознал закономерность. И даже тогда пришлось перемотать назад и посмотреть еще раз, чтобы убедиться.
В тот день это произошло почти с половиной моих продаж. Я видел, как он перехватывал клиентов до того, как они успевали оформить заказ – до того, как я продажа записывалась мне. А пока беседовал с ними, незаметно наклеивал свой штрих-код поверх моего.
В тот вечер я столкнулся с ним лицом к лицу. Я был в ярости. Он же просто самодовольно улыбнулся и выдал фразу о том, что штрих-коды никогда не врут.
Ему было насрать, что он приговаривал кого-то другого к смертной казни.
Черт, возможно, ему это даже нравилось.
Кевин присвоил себе заслуги Джины в продажах и бог знает кого еще.
Чертов. Кевин.
В тот день, когда должны были окончательно объявить победителя, он имел наглость приклеить свой штрих-код поверх моего на особо крупной продаже, буквально только что сделанной мной. Даже не пытаясь скрыть это. Прямо у меня на глазах. Ухмыляясь.
Я подбежал к клиентам до того, как они успели выйти из магазина, и они любезно позволили мне забрать наклейку. Я сунул ее в карман, чтобы показать менеджеру.
Я собрал видео и ворвался к нему в кабинет, отказываясь уходить, пока он не посмотрит. Я пристально наблюдал за ним, лениво скользящим взглядом по экрану, но если он и был расстроен или шокирован, то никак этого не показывал.
Наконец, он поднял на меня глаза, и, увидев в них боль, я впервые почувствовал облегчение.
Пока не осознал, почему он выглядел таким несчастным. Пока он не прошептал:
– Прости, Грэм. Кто-то должен завтра получить эту награду. Это не в моей власти.
Я молча протянул ему ту чертову наклейку со штрих-кодом Кевина. Он долго изучал ее, прежде чем вернуть мне со словами:
– Почему бы тебе не придержать это?
***
За обедом я рассказала Элизе о том, что произошло, и, как бы я ни ценил ее возмущение, ощущение, что все потеряно, оно не смягчило. В основном я хотел предупредить ее, потому что не мог избавиться от дурного предчувствия, что Кевин достанет ее следующей.
Я бы солгал, если бы сказал, что не был опустошен, когда в тот вечер главный менеджер вызвал меня к себе в кабинет и сообщил, что результат объявлен. Да, я знал, что так и будет, но, думаю, такова природа человека – цепляться за отрицание и надежду до самого конца.
Целую вечность, как мне показалось, мы молча смотрели друг на друга. Розовый листок бумаги, лежащий на столе между нами, говорил сам за себя.
Наконец, мой взгляд опустился на бланк.
Он уже поставил свою подпись, но место, где должен был находиться мой штрих–код – серия вертикальных линий, приговаривающая меня к смерти – было пустым.
Я не знал, что происходит на этом этапе за закрытыми дверями. Никто из тех, кто когда-либо заполнял эту форму, не успел рассказать об этом остальным.
– Мне нужно, чтобы ты наклеил сюда штрих-код, прежде чем я отправлю форму в корпорацию, – сказал он, наконец.
Я открыл рот для последней, страстной просьбы сохранить мне жизнь, но он перебил меня, произнося каждое слово медленно и мягко.
– Я сейчас выйду из комнаты. Мне нужно, чтобы ты наклеил сюда штрих-код, прежде чем я отправлю форму в корпорацию
Он долго смотрел на меня, пока я едва заметно не кивнул в знак согласия, а потом покинул офис.
***
Документы были оформлены и на следующий день объявили сотрудника года.
Да, я правда почувствовал укол вины, когда увидел, как исчезла самодовольная улыбка, как кровь отхлынула от лица Кевина, как он в шоке уставился на протянутую руку менеджера, благодарящего его за преданность компании.
Вина никуда не делась и когда его уводили, а он все кричал и молил меня о пощаде под монотонный бубнеж главного менеджера, повторяющего одну и ту же фразу, как мантру.
Штрих-коды никогда не лгут.
Но я вспомнил Джину, подумал о бесчисленном множестве других, и к тому времени, как за мерзавцем захлопнулась дверь, чувство вины растворилось. На смену ему пришло облегчение от осознания того, что все мы в безопасности.
Ну, по крайней мере, до следующего года.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Знаю, звучит нетипично. Но поверьте, я пробовала традиционные методы – ни для кого это ничем хорошим не закончилось. Мне нужна определенная непредубежденность, которую, я надеюсь, я смогу найти здесь, но, что более важно, мне нужно, чтобы мой будущий муж знал правила. Романтические знакомства – это прекрасно, но они не гарантируют, что партнер сможет следовать базовым инструкциям. Мне достаточно одной ошибки.
Поэтому, прошу прощения за прямолинейность, но я собираюсь четко сформулировать свои требования. Пожалуйста, прочтите внимательно – если какие-то из них вам не подходят, нет смысла продолжать.
№1: Ты должен хотеть детей. По крайней мере одного ребенка. Я готова рассмотреть варианты с большим количеством, но один – это абсолютная необходимость.
№2: Ты должен хотеть долгосрочных отношений. Пока нашему ребенку не исполнится восемнадцать, если быть точной. Я понимаю, что такой уровень самоотдачи – пугающая перспектива, особенно когда мы даже не знакомы. Но. После рождения ребенка можешь не обращать на меня внимания, если хочешь, или получать удовольствие в другом месте, хотя, предупреждаю сразу, это может стать непростой задачей. Но ты будешь жить под моей крышей, пока ребенок не повзрослеет.
№3: Я предпочитаю домоседов. Это облегчит тебе следующие два десятилетия.
№4: Ты должен обладать безупречными манерами. Я предоставлю руководство с описанием необходимого этикета, но для начала ты должен продемонстрировать хотя бы элементарную вежливость. Распускающим язык и неутруждающим себя пожеланием доброго утра соседям, просьба не беспокоить. Серьезно.
Где-то здесь мне пора рассказать о себе, но давай посмотрим правде в глаза. Это все далеко от романтики. Я требую от тебя искреннего желания взять на себя обязательства и сдержать слово, и нет никакой гарантии, что при встрече мы действительно понравимся друг другу. А если понравимся? Прекрасно! Это поможет годам пролететь незаметно. Но даже если и нет, ты все равно получишь главный приз – десятилетия бесплатного проживания в отеле "Олд Оак".
В том или ином виде святилище стояло на этом месте еще до появления силовых линий. За время своего существования оно было затоплено, предано огню и стерто в пыль бессчетное количество раз. Снова и снова его переосмысливали и перестраивали. Большая часть нынешнего здания относится ко времени правления королевы Виктории, а самые старые его части были построены в 13 веке. В самом конце сада, врезанного в окружающие холмы, ты найдешь пещеру с отпечатками ладоней, впитавшимися в скалы пятнами красной охры.
Эдвардсы всегда управляли отелем, хотя, конечно, не всегда пользовались этим именем. Можно подумать, что семья, настолько привязанная к одному месту, неплохо справляется с ведением записей, но никто не уверен в нашем происхождении. Возможно, это была космическая сделка, а может, просто удача – хорошо это или плохо, я так и не смогла решить. В любом случае, наше присутствие необходимо. На протяжении всего нашего непростого прошлого то тут, то там появлялись истории о том, как кто-то из Эдвардсов покидал свой пост до срока, и это всегда совпадало с особенно жестоким периодом истории.
Я унаследовала эту должность пять лет назад. В полночь в день моего восемнадцатилетия родители подхватили уже собранные чемоданы и уехали. Я не виню их за то, что они бросили меня. Более того, намерена однажды поступить так же с моим – или, надеюсь, с нашим – ребенком.
Время от времени они присылают открытки с фотографиями, улыбаются мне с залитых солнцем пляжей. Деньги их не волнуют. Это часть таинственной сделки, заключенной нашими предками: если смотритель уходит с хорошей репутацией, он больше ни в чем не будет нуждаться. Они могли бы путешествовать по миру до конца своих дней, всегда спать на самых мягких простынях, обедать в лучших ресторанах и никогда не обнаружить, что их карманы опустели.
Предлагаю запомнить этот факт, потому что, если ты сможешь соответствовать моим требованиям, то разделишь и мою удачу.
Итак, а что же нужно для этого сделать? Я почти слышу, как ты задаешь этот вопрос. Не так уж много. Присутствие Эдвардсов гарантирует, что гости не смогут покинуть территорию. Большинство из них постоянно проживают в отеле, хотя время от времени кто-то гостит проездом. Откуда они берутся, я не знаю, потому что большинство людей, случайно забредающих в этот уединенный уголок мира, нас не видят. Я пришла к выводу, что отель сам решает показать себя, когда ему не хватает развлечений или требуется закрыть потребности.
Джимми, мой первый муж, был одним из таких постояльцев.
По большей части, гости безобидны. Время от времени они могут немного попугать: выскочить из стены или превратить воду в ванной в кровь, но мне трудно злиться на них. За двадцать три года, прожитых в отеле, я чуть не умерла со скуки, не могу представить, каково это – провести здесь пятьсот.
Однако, есть несколько исключений, о которых тебе следует знать:
№1: Эрик. Наш местный серийный убийца. Он утверждает, что был Джеком Потрошителем при жизни, но думаю, что это преувеличение. Он знает, что лучше не причинять вреда Эдвардсам, но, боюсь, их супруги – это другое дело. Много лет назад бабушке удалось запереть Эрика на четвертом этаже, так что ты будешь в полной безопасности до тех пор, пока не ступишь туда. Иногда лифт останавливается на этом этаже, даже если не нажимать кнопку. Не выходи. Даже если кажется, что лифт горит или начинает наполняться мутной водой. Подожди, пока двери снова закроются, затем поднимись на другой этаж. Это займет всего несколько часов.
№2: Тварь в Подвале. Я не знаю, что это такое, и никто никогда не знал. Мы в курсе только, что оно питается крысами и его нужно кормить один раз в день. Если я вдруг заболею или стану нетрудоспособной, это задание ляжет на тебя. Вытащи крыс из ловушек в саду, затем встань у двери в подвал и сбрось их с лестницы. Не спускайся по лестнице и не пропускай время кормежки. Ты же не хочешь быть первым, кто увидит Его лицо.
№3: Миссис Джонс. Старомодна и придерживается хороших манер, именно из-за нее я ищу мужа, а не бойфренда. Она не потерпит, чтобы под одной крышей с ней жила пара, погрязшая в грехе. На самом деле, она милая старушка. Она рассказывает много историй о войне и всегда готова помочь, если мне не дается какой-нибудь рецепт. Я вовсе не виню ее за то, что случилось с Джимми. Я его предупреждала.
Помимо гостей, есть и другие правила, которым необходимо следовать, чтобы обеспечить безопасное и удовлетворительное пребывание в отеле "Олд Оак". Они перечислены в книге, много раз переиздававшейся на протяжении веков. Если решишь воспользоваться этой возможностью, я буду настаивать на том, чтобы ты читал ее до тех пор, пока слова намертво не впечатаются в мозг.
Однако есть некоторые правила, которые настолько важны для выживания, что я чувствую себя обязанной перечислить их отдельно:
№1: За исключением четвертого этажа, ты можешь бродить по отелю и его территории, как заблагорассудится. Но ты никогда не должен выходить за границу – по крайней мере, до тех пор, пока наш ребенок не станет достаточно взрослым, чтобы выполнять свои обязанности. Если такое вытворю я, мир сойдет с ума: чума, катастрофы, войны – возможно даже очередная мировая. Ты, боюсь, не сыграешь настолько важной роли, но личная катастрофа обеспечена.
№2: Никогда не смотрись в зеркала в комнате 33.
№3: Я уже касалась этого вопроса, но стоит повторить: никогда не груби миссис Джонс.
Несоблюдение последнего правила – вот что погубило Джимми.
Она души в нем не чаяла. Думаю, он напоминал ей о давно умершем сыне, потому что миссис Джонс баловала Джимми, как родного. Каждое утро она готовила для него завтрак еще до того, как я открывала глаза, и у нее вошло в привычку ходить за ним по пятам, восхищаясь бесчисленными талантами, когда мой муж смазывал ржавые петли или поправлял покосившуюся картину.
Поначалу Джимми наслаждался таким всеобъемлющим вниманием. Но к концу второго месяца ему наскучили миссис Джонс, я и сам отель. Мы гордимся нашими удобствами. Если хочешь больше активности, чем прогулка по саду, у нас есть прекрасный крытый бассейн – он правда время от времени замерзает, но большую часть времени им прекрасно можно пользоваться. Наша библиотека не имеет равных. Несмотря на то, что комната тесновата, в ней есть все книги, какие только можно вообразить – просто подумай о нужном названии, и книга появится на одной из полок. А теперь, когда я вытащила нас, брыкающихся и вопящих, в 21-й век, здесь есть широкий спектр потоковых сервисов.
Джимми этого было недостаточно. Он хотел пойти куда–нибудь: поесть в ресторане, посмотреть фильм в кинотеатре, увидеть какие-нибудь лица, кроме тех, что окружали его каждый день. Он начал выпивать каждый вечер. Один напиток превратился в несколько, и через несколько недель бар стал его постоянным местом обитания с заката до полуночи.
Он был не единственным, кому стало скучно. Я была в таком восторге, когда Джимми впервые вошел в нашу дверь… и в еще большем, когда он согласился остаться. Как чудесно чувствовать под пальцами настоящую плоть после пяти лет общения только с мертвецами. Какое облегчение – получить помощь в решении многих задач, необходимых для поддержания нормальной работы отеля.
Но чем больше он пил, тем менее был склонен помогать мне. Или даже проводить время в моей компании. Он больше не приходил ко мне в постель, выбрав для себя комнату в противоположном конце этажа. Когда наши пути все-таки пересекались, он в лучшем случае игнорировал меня. В худшем – огрызался или откровенно ругал меня, обвиняя в том, что удерживаю его как пленника.
Тем не менее, я старалась быть рядом, когда он напивался. Какой бы милой ни была миссис Джонс, она слегка… придирчива. До и после своей смерти она была почти трезвенницей, соглашалась выпить всего одну рюмку хереса на Рождество, а употребление алкоголя за исключением особых случаев было для нее чем-то вроде кошмара.
– Подумай о своем здоровье, дорогой, – резко выговаривала она Джимми. – Тебе будет не хватать его, и уже очень скоро.
Или:
– Как насчет того, чтобы перейти на хороший яблочный сок? На один вечер с тебя вполне достаточно.
В большинстве случаев Джимми удавалось взять себя в руки настолько, чтобы одарить ее очаровательной улыбкой и отвлечь комплиментом по поводу последнего блюда. Но я заметила, что нетрезвый, он с трудом сдерживался, стискивая зубы.
Короче говоря, мне следовало присутствовать. Изображая заботливую жену, я настояла на том, чтобы наливать ему напитки, незаметно разбавляя их водой. Когда ворчание миссис Джонс становилось невыносимым, я всегда могла отвлечь ее игрой в джин-рамми.
В его последний день я ничего не успевала. Гуль со второго этажа – обычно наименее требовательный из наших гостей – слег с какой-то ужасной болезнью или же решил, что хочет доставить мне неудобства. В любом случае, в то утро я проснулась от самого отвратительного запаха в мире. Пришлось проследовать за бедолагой в его комнату, где все поверхности оказались покрыты гнилостной зеленоватой жижей – по консистенции чем-то средним между слизью и рвотой.
Весь день я убирала, делая лишь краткие перерывы, чтобы выйти высунуться на воздух и не упасть там же в лужу инфернальной блевотины. К тому времени, как я привела комнату в приемлемый вид и до отказа набила грязными тряпками несколько мешков для мусора, опустилась глубокая ночь. Понимая, что не успеваю, я лишь на минуту забежала в ванную, чтобы смыть с лица и рук грязь, и тут же помчалась в бар.
И прибыла как раз вовремя. Ровно к последним словам Джимми. После того, как он выплюнул их в миссис Джонс, она целую вечность молча смотрела на него, с застывшей на губах материнской улыбкой, появлявшейся каждый раз, когда она была им недовольна.
Затем ее лицо начало смазываться, как расплавленный воск.
Я крикнула Джимми бежать, но он не нуждался в указаниях. Прежде чем слова слетели с моих губ, он вскочил со своего табурета и выбежал за дверь. Миссис Джонс последовала за ним секундой позже. Ее губы раздвинулись, обнажая ряды длинных, зловеще острых клыков, а из-под кружевных манжет торчали когти.
Я бросилась за ними, но Джимми подгонял страх, а миссис Джонс – некая сила, держащая среди живых всех подобных миссис Джонс всего мира. Я сбежала за ними в вестибюль на звуки ее визга. И, запыхавшись, увидела, что Джимми был всего в нескольких шагах от выхода, когда миссис Джонс схватила его.
Вцепившись когтями ему в горло, она подняла бьющееся тело в воздух. Челюсти ее разверзлись, нижняя опустилась почти до уровня груди…
Это зрелище лишило меня всякого здравого смысла. Забыв обо всех правилах, которые когда-либо вдалбливали мне родители, я бросилась на нее.
Она отшвырнула меня, как назойливую муху.
Я врезалась в стойку администратора, удар выбил из меня дух. Казалось, я умираю, никакие усилия не могли наполнить опустевшие легкие. Наконец, когда зрение начало затуманиваться, мне удалось сделать небольшой глоток, затем еще один, и еще, пока я не смогла взять себя в руки настолько, чтобы подняться на ноги.
К тому времени миссис Джонс почти закончила ужинать. Грудная клетка Джимми была распорота, мышцы и раздробленные ребра торчали во все стороны, и она доедала последние кусочки его сердца.
Его голова была повернута ко мне. Свет в глазах погас, но они по–прежнему хранили отпечаток последнего мгновения ужаса. И обвинение, которое, я совершенно уверена, было адресовано мне. Хотела бы я сказать, что почувствовала только ужас, но… сложно было сдержать раздражение. Сколько раз я говорила ему следить за языком?!
Миссис Джонс сглотнула, звук получился хриплый и влажный, и уронила то, что осталось от Джимми, на пол.
Затем повернулась ко мне.
Вот еще одно правило, которым, я надеюсь, тебе никогда не придется воспользоваться: никогда не вмешивайся в убийство.
Миссис Джонс, которая целовала мои исцарапанные коленки, которая спорила с моей матерью за право читать мне сказки на ночь, исчезла. Никакие мольбы или доводы не могли ее переубедить.
Я могла только бежать.
И побежала. Развернулась на пятках, перепрыгнула через стойку администратора и помчалась к офису. Если бы Джимми не обезумел от страха и выпивки, он, возможно, вспомнил бы о правилах и выжил. Офис – одна из нескольких комнат только для персонала в отеле, защищенная от нежелательных гостей.
От письменного стола до двери насчитывалось всего десять шагов, но это было самое долгое путешествие в моей жизни. Дыхание, с таким трудом восстановленное, обжигало горло, сердце стучало в ушах, заглушая все остальные звуки, кроме тяжелых, гулких шагов миссис Джонс.
Я схватилась за ручку, и горячее, с привкусом меди дыхание пожилой дамы коснулось моей шеи. По коже пробежал огонь – она вспорола когтями мне спину. Еще чуть-чуть и я не справилась бы, такой сильной была боль. Но мне удалось забежать в кабинет и захлопнуть за собой дверь.
Перед тем как потерять сознание, я услышал, как она ворчит и визжит снаружи, разъяренная тем, что не может войти.
Три дня я провела в офисе, выходя только для того, чтобы покормить Тварь в Подвале, прежде чем юркнуть обратно в укрытие. Всякий раз, уходя, я старалась не смотреть на изуродованную груду, которая раньше была Джимми. Хотя от запаха никуда было не деться.
С немалым трудом, выпотрошив всю аптечку, я смогла обработать и перевязать раны на спине. В течение всего первого дня они слабо кровоточили, но, к счастью, не гноились.
Утром четвертого дня раздался осторожный стук в дверь, за которым последовали быстро удаляющиеся шаги. Я подождала, пока они не затихли в коридоре, прежде чем приоткрыть дверь. На полу лежал свежеиспеченный бисквит "Виктория" и записка с извинениями, написанная витиеватым почерком.
Мне потребовалось собрать в кулак все мужество, но в тот вечер я заставила себя пойти в столовую. Миссис Джонс ждала меня с покрасневшими глазами, а на столе стоял дымящийся домашний пирог. Я постаралась не вздрогнуть, когда она взяла меня за руку, повторяя те же извинения, что уже принесла в письменном виде.
На следующее утро она помогла мне привести Джимми в порядок.
Какое-то время мы относились друг к другу с опаской, но в конце концов снова стали играть в джин-рамми. Когда шрамы на спине начинают болеть, а это иногда случается, она втирает в них успокаивающую мазь. Я не раз говорила ей, что в этом нет необходимости, а она все извиняется и продолжает.
***
Итак. Ты услышал мою историю и знаешь мое предложение. Если ты считаешь, что смог бы соотвествовать моим требованиям, пожалуйста, приезжай в гости.
Тебе нужно будет выпить чашку бараньей крови (щепотка мускатного ореха сделает напиток более терпимым) и зажечь черную свечу перед сном. Пробудившись, ты окажешься у наших ворот. С точки зрения организации поездки, это вряд ли можно сравнить с Восточным экспрессом, но все же дешевле билетов на самолет.
Если ты прочитал это, не дрогнув, если ты сможешь перенести путешествие, чтобы добраться сюда, если ты подойдешь к моей двери и наберешься смелости открыть ее, у меня есть для тебя еще одно наставление.
Как только войдешь, посмотри направо. Там темно-коричневое пятно на ковре в холле. Я скребла и скребла, но оно никак не выводится. Возможно, это и к лучшему. Это хорошее напоминание о том, что с будет, если ты назовешь миссис Джонс “любопытной старой перечницей”.
А когда столкнешься с Джимми – а ты обязательно с ним столкнешься, потому что он по–прежнему любит околачиваться по вечерам в баре, весь в рваных ранах и укусах, серебрящихся так, словно их только что нанесли, – не позволяй ему убедить себя, что он тут жертва.
Он знал правила.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
7 мая 2001 года Гласса должны были казнить в третий раз – через повешение, по крайней мере, так говорили – в каком-то правительственном бункере, вдали от любопытных глаз.
И ровно ко времени, мы с Тафтом распили скотч в его кабинете, по официальной версии, чтобы отпраздновать, но на самом деле, потому что не могли отмахнуться от страха. Тафт всегда казался мне молодым, несмотря на свои годы, но то был первый раз, когда начальник тюрьмы выглядел по-настоящему старым. Он смотрел на двор внизу, потягивая напиток.
– Я когда-нибудь рассказывал тебе, почему выбрал эту работу, Мендес?
Я покачал головой, и он вздохнул.
– В далеком 63-м году на заднем сиденье сгоревшей машины в каком-то государственном парке неподалеку от моего района нашли тело женщины. Проститутку. Один из ее клиентов… ну он изрубил ее на куски. Сжег все улики. И знаешь, что меня поразило, Мендес? Всем было плевать. Никто не удосужился провести расследование. Кто заметит, что на углу Пятой авеню стало на одну проститутку меньше, верно? Это... не понравилось мне. Я полагаю, Мендес, что каждая жизнь имеет значение. Даже те, которые мы пытаемся изменить, а потом отвергаем. У каждого есть люди, которые его любили, детские воспоминания и все такое. Каждый заслуживает справедливости. Неважно, кем он был. – Он поставил свой стакан и посмотрел мне в глаза. – И я поступил на службу в полицию. Добился возобновления дела. Нашел этого парня. И наблюдал, как он поджаривался. И мне нравится представлять, что она стояла рядом и тоже смотрела, как он дергался.
Последовало напряженное молчание. Затем раздался смешок.
– Конечно, после того, как в 71-м году я получил пулю в бедро, я больше не мог ходить в патрули. Но был счастлив и здесь. Наблюдать, как свершается правосудие… это заставляет меня чувствовать, что в мире существует какой-то кармический порядок. Хорошие и плохие поступки вознаграждаются по достоинству.
Было ясно, что за его словами что-то скрывается, какой-то невысказанный тезис. В конце концов, не отрывая от меня старых, усталых глаз под морщинистыми веками, он произнес:
– Я много думал, и... если Гласс не умрет сегодня вечером, я точно уйду на пенсию, Мендес. После того, что он сделал с теми девочками, что это за… какой порядок может быть в мире, где такой монстр, как этот, просто... за гранью возмездия?
Я был потрясен. Начальник тюрьмы Тафт всегда казался мне непоколебимой скалой. Как мы без него?
– Он умрет, сэр, – пообещал я. – На этот раз все получится. Все случится, как должно.
Но мои слова его не убедили.
Сделав последний судорожный глоток, Тафт наклонился вперед.
– Его глаза. – Он пристально следил за выражением моего лица, словно отчаянно желая, чтобы я понял, надеясь, что я и сам об этом знаю. – Эти твари… в его глазах. Разве ты их не видел?
И в этот момент Тафта рывком подняло со стула.
Это было так неожиданно, так необъяснимо, что я едва осознавал, чему стал свидетелем. Какая-то невидимая сила подняла его на два или три фута над землей, и подвесила там. Он задыхался, кашлял и отплевывался, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха, более ему недоступного, и цеплялся скрюченными пальцами за что-то у себя на шее. Что-то, чего я не видел. Его вздернули. Повесили. И с широко раскрытыми от ужаса глазами – такими же, как у Билли, – он безмолвно молил меня о помощи.
Я вскочил со стула и обхватил руками его болтающиеся ноги. Сначала попытался повалить Тафта на пол, но понял, что это только затягивает невидимую петлю у него на шее. Тогда я попытался поднять его как можно выше, что принесло Тафту некоторое облегчение. Слезы катились по его лицу, оно распухло и посинело, и хотя я не мог видеть петлю, я все же видел синюю полосу в том месте, где она сдавила его шею. Все это время я кричал до хрипоты: “Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Господи Иисусе, нам нужна помощь!”
Но никто не пришел.
И вдруг какая-то невидимая сила ударила меня по ногам.
Я упал, как мешок с кирпичами, но все произошло так внезапно, что ноги начальника тюрьмы остались крепко зажатыми в моих руках. Я упал и потянул его за собой… его тело внезапно содрогнулось под тошнотворный треск.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом и посмотреть на Тафта. Его шея оказалась неестественно вытянута, голова склонена набок почти под прямым углом. Глаза широко раскрыты, язык вывалился из пересохших губ. А потом какая-то сила, удерживавшая его на весу, исчезла, и тело упало на меня. И я все кричал и кричал…
Я выбежал из его кабинета и обнаружил, что наши коллеги непринужденно болтают и работают прямо за дверью. Каким-то образом, несмотря на все мои крики и мольбы, пока Тафт умирал, никто из них ничего не услышал.
Я взял пример с Тафта. Я хотел уйти. Мы столкнулись с чем-то нечестивым, с чем-то, чьи щупальца могли протянуться на любое расстояние, и моя жизнь – кто знает, может быть, даже и душа – была в опасности. Но агенты в черных костюмах ясно дали понять одно: если я откажусь сотрудничать, то стану идеальным козлом отпущения за убийство начальника тюрьмы Тафта.
***
Меня отвели в комнату для допросов. Джозеф Гласс сидел там, наконец, перестав притворяться человеком. Его глаза потемнели до абсолютной черноты. А возможно, у него вообще не было глаз, только окна, сквозные дыры в море вечной тьмы. Я сидел перед ним, дрожа как осиновый лист, и чувствовал себя смертником куда более, чем когда-либо доводилось ему.
– М-м-мистер...… Гласс. – Ответа не последовало. Я вздрогнул, пытаясь сосредоточиться на своем маленьком листке бумаги, отвлечься от черноты в его глазах. – Я… У меня... у меня есть кое-что… вопросы, я должен тебе задать вопросы. Ты... ты согласен?
Тишина. Я сделал глубокий вдох.
– Сколько… тебе лет, Гласс? – Я-то считал, этот вопрос безобидным, одним из базовых. А он стал началом разговора. И я оказался к этому не готов.
– Я стар, дитя. – Его голос был совсем не таким, каким я его помнил. Он стал глубоким, низким и рокочущим, как будто несколько человек говорили в унисон, и все они видели начало времен. – Старше, чем ты можешь себе представить. Старше, чем эта нация, и даже старше, чем империя, которая когда-то ее основала.
Мне пришлось побороть вскинувшийся животный инстинкт – жгучее желание бежать. Надо было сосредоточиться на вопросах.
– Почему ты сделал это… то, что ты сделал с теми девушками?
– Просто чтобы снова что-то почувствовать, – прошептал Гласс. – Все, что угодно.
– Ты не испытал ни малейшего чувства... вины? Раскаяния?
– Ты спрашиваешь об этом... меня? Меня, который наблюдал за подъемом и падением империй? – В его голосе звучало почти удивление. – Испытывает ли Время угрызения совести? Ведь Время убило гораздо больше людей, чем я. Но человечество подобно гидре. Все, кого я убил, будут заменены, по сути, идентичными животными, и в куда большем количестве. А затем умрут и они, и снова будут заменены. И цикл будет продолжаться вечно. Ты ожидаешь, что я буду жалеть их за то, что обрек их на смерть, о которой я сам мечтаю? Только мертвые могут вырваться из петли. Это благословение. – И вдруг он встал со стула, как будто это он меня допрашивал, будто и не был заключенным, прикованным к столу. – Ты обещал мне благословение, офицер Мендес.
Я уставился на него, не веря своим глазам.
– Что... как ты... – Но я не успел ничего сказать, прежде чем Гласс пополз ко мне через стол с жуткой грацией паука.
Это были уже не те незаметные намеки на эмоции, к которым я привык. Как будто кто-то щелкнул выключателем. Слезы текли по его щекам, он рычал с неподдельной яростью от обиды, предательства… И из-под черных волн в его глазах на поверхность всплыло все то, что обитало на глубине многих лиг. – Ты должен мне смерть. Сдержи свое слово. Заплати свой долг!
Я кричал и с отвращением отшатывался от каждого его прикосновения, но он был сильнее, намного сильнее, чем можно было ожидать. Я просто не мог высвободиться из его невероятной хватки.
– Нет! Отстань от меня, больной ублюдок!
– Сделай это! Заплати мне, что должен! – Казалось, тысячи разных голосов кричали мне в ухо. Рыдая, я изо всех сил обхватил его руками за шею и надавил большими пальцами на кадык, пытаясь задушить мерзавца. И тут же моя же хватка сжала мою шею, выдавливая жизнь. Я задыхался, и все же продолжал давить все сильнее и сильнее, словно надеясь, что смогу каким-то образом прорваться сквозь ту нечестивую силу, что защищала его.
А потом эти ужасные руки снова схватили меня за плечи, и меня парализовало ужасом, который иначе как древним и первобытным не назовешь. Как будто существо, стоящее позади меня, было той же силой, которая заставляла наших предков в ужасе прятаться в пещерах сто тысяч лет назад, и каждый из голосов взывал ко мне из глубин моей же крови. Нечто подняло меня со стула, швырнуло, словно я был невесомым… и следующее, что я помню, – это как просыпаюсь в лазарете.
***
И снова, ничего из произошедшего не зафиксировала камера наблюдения. На кадрах я вхожу в комнату и сажусь, двигаясь странно, почти механически. А потом мы оба просто сидим, уставившись друг на друга, не говоря ни слова, не двигаясь, не моргая. В течение часа.
После этого Джозеф Гласс впал в ступор и с тех пор отказывался разговаривать даже со мной. Теперь, когда я перестал быть полезным, агенты вышвырнули меня, как ненужный хлам. Кажется, их даже не волнует, расскажу ли я кому-нибудь. Да и кто мне поверит?
Я думал, что мне повезло. Что мой кошмар закончился. Можно ли было ошибаться сильнее.
Просмотрите все публичные документы, но вы не найдете ни единого упоминания имени Джозефа Гласса. Они спрятали его в секретной базе данных и замели все возможные следы. Стерли его личность, я бы сказал, если его вообще можно было назвать личностью. Но они все еще пробуют все методы казни, по справочнику от А до Я. Не совсем понимаю, зачем. Возможно, ради исследования. Я уверен, что военные все отдадут, чтобы узнать секрет, как сделать своих людей неуязвимыми, как Гласс. И, кроме того, не им приходится иметь дело с последствиями.
3 июня 2005 года они попытались расстрелять его.
Я в курсе, потому что мы с женой проводили второй медовый месяц, и медленно танцевали ночью у озера под нашу любимую песню, когда я моя рубашка вдруг резко промокла. Я опустил взгляд и увидел, что ее глаза стали серыми и тусклыми, как запотевшее стекло, а грудь оказалась продырявлена, как швейцарский сыр, беззвучными, невидимыми и, в целом, несуществующими пулями.
23 декабря 2012 года они попытались сделать ему смертельную инъекцию.
В тот день машину моего сына нашли намотанной на дерево, а озадаченные коронеры обнаружили, что он был мертв еще до того, как произошла авария. В его крови обнаружили Павулон и хлорид калия.
Уже много лет прошло с тех пор, как я изолировал себя от всех, кого знал, и стал жить отшельником в хижине у черта на куличках, но запах смерти все еще преследует меня. Всего пару лет назад я наткнулся на новостной репортаж, в котором упоминался мой племянник. Судя по всему, он был найден полностью обескровленным. Вены оказались пустыми и сухими, несмотря на отсутствие признаков борьбы. Одному богу известно, какие методы казни они сейчас применяют.
Он не позволит мне уйти, не позволит жить спокойно. До тех пор, пока я не отдам ему долг.
Но я тоже провел кое-какие исследования. Разузнал все, что мог, о тех бесчисленных ужасах в темном море глаз Гласса. Освоил то, чего не должен знать человек. Практиковал ритуалы, собирал инструменты, ингредиенты. И, кажется, я знаю, где они его держат. Несмотря на то, что они завязали мне глаза, выпроваживая прочь, я считал секунды между каждым поворотом на нашем пути от бункера, и несколько недель наблюдал за этим местом, составляя карту всех точек входа.
Может быть, я впадаю в безумие. А может, действительно нашел способ положить конец этому ужасу. Наконец-то свершится правосудие над этим чудовищем, правосудие, которого желал бы для него Тафт. Джозеф Гласс был прав в одном-единственном: я должен заплатить свой долг.
Даже если это убьет меня.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Мы впервые убили Джозефа Гласса 18 августа 1999 года.
Я с самого начала понял, что этот случай непростой. Никогда раньше не видел, чтобы обреченный так радовался смерти. Мы как будто оказывали ему услугу. Он отказался от апелляции. Он отказался, от священника. Он просто хотел, чтобы все поскорее закончилось. И так и случилось. Прошло всего чуть больше года, а у него уже была назначена встреча с Богом.
Он пугал меня. Даже из-за решетки. Этакий наш собственный Ганнибал Лектор – он постоянно стоял в глубине камеры, будто ждал. В любой камере, куда бы его не помещали, всегда перегорал свет, техники уже отказывались его чинить. А смертник… не то чтобы он был против темноты. Она поглощала всю верхнюю половину его тела, оставляя только поблескивающие белым белки глаз среди черного ничего.
Билли забарабанил дубинкой по решетке.
– Проснись и пой, ковбой! – крикнул он издевательским тоном. – Наконец-то пришло твое время заплатить то, что ты должен, больной ты сукин...
– Билли. – Начальник тюрьмы Тафт одним словом заставил его замолчать. – Если не можешь вести себя как профессионал, я тебя отстраню.
Билли замолчал... и облизал потрескавшиеся губы.
– Нет, - пробормотал он. – Это шоу я пропущу.
Гласс, казалось, выводил Билли из себя больше, чем любой другой заключенный на моей памяти. Билли любил наблюдать раскаяние, пусть и притворное. Ему нравилось смотреть, как заключенные мечутся в ужасе от того, что их ждет. Или хотя бы делают вид. У Гласса же не хватило даже элементарной порядочности, чтобы прослезиться. Каменное лицо не дрогнуло даже на пути к стулу. Билли иногда любил пошутить, что нам следовало бы вывести этого парня на задний двор, притащить пару автомобильных аккумуляторов и показать ему, что такое страх Божий. Сбить этот стоицизм. Боюсь, он шутил только наполовину.
После того, что этот парень сделал с теми девушками… ну, у Билли сам отец, так что, я думаю, это задело его за живое.
Мы все наблюдали, как Гласс поджаривался. Надзиратель, приставленный к нему. Человек с узким лицом, представляющий комиссара исправительных учреждений. Тюремный врач. Семьи тех бедных девочек. Все шло как по маслу. Единственной странностью, которую я тогда заметил, было то, что запах смерти оказалось не вывести из одежды, которая была на мне в тот день.
А на следующее утро, придя на работу, мы снова увидели белки маленьких глаз-бусинок, смотрящих на нас из темноты.
– Доброе утро, господа, – проговорил он, как говорил и каждое утро до того, своим хриплым тихим голоском.
Признаю. Я выронил все, что нес в руках, отшатнулся, чуть не упал, словно перепуганный ребенок. Черт, я чуть не завопил.
– Ты... ты не... т-ты должен быть...
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр. – Он наклонился, словно пытаясь взглядом проделать дыру в моей груди. В его тоне отчетливо звучало разочарование. – Вы так и не пришли за мной. Обещали мне, что вчера все закончится, сэр, но вы так и не пришли. Я ждал всю ночь. Почему вы солгали мне?
Мы с Тафтом посмотрели друг на друга. У нас обоих на уме был один и тот же вопрос. Если бы Гласс был еще жив… кого, черт возьми, мы увезли в морг прошлой ночью?
***
– Господи Иисусе. – У Тафта перехватило дыхание. Он откинул простынь с трупа и, спотыкаясь, отшатнулся назад. – Это Билли.
Я посмотрел. Знаю, не следовало, но я ничего не мог с собой поделать. И меня всегда будет преследовать вид моего друга и коллеги, лежащего на спине с разинутым ртом и мутными глазами, устремленными в потолок, широко раскрытыми, как будто он провел свои последние мгновения в пучине чистого ужаса.
Общественность так и не узнала, что произошло. Для прикрытия сказали, что у бедного Билли остановилось сердце. Но вот непублично… О, это был грандиозный скандал, скандал всем скандалам. Начальство назвало это худшим случаем некомпетентности и халатности в истории. Они обрушили удар на каждого, кто был хотя бы косвенно замешан в этом деле. Мы с Тафтом оказались главными мишенями, и нас бы однозначно посадили, но для этого пришлось бы признать, что такой кошмар вообще имело место.
У меня никак не укладывалось в голове. Десяток свидетелей, и ни один не заметил, что мы привязывали к стулу охранника, а не заключенного? Это было невозможно до абсурда. Гласс сел на тот стул! Никогда в жизни я не был так уверен в чем-либо.
Несколько месяцев спустя я заметил, что однажды вечером во всем городе отключилось электричество. Ненадолго, поэтому я не придал особого значения. По крайней мере, до тех пор, пока на следующее утро мне не позвонили со знакомого номера.
– Насколько я понимаю, вы были одним из сотрудников, которые регулярно работали с неким Джозефом Глассом. Мы хотели бы проконсультироваться с вами по поводу... складывающейся ситуации.
– Мм?
– Вчера в 7 часов вечера мы предприняли попытку казнить Джозефа Гласса во второй раз. – Последовала долгая пауза, а когда голос вернулся, профессионализм испарился, сменившись растерянным беспокойством. – И, что ж… это, э-э, это не... это не сработало.
Я моргнул.
– Это не... что?
Послышался долгий вздох.
– Возможно… было бы лучше, если бы вы увидели все своими глазами.
И вот так мы с Тафтом вернулись к работе.
***
Официально Джозеф Гласс был успешно казнен 18 августа 1999 года. Неофициально они повторили попытку через шесть месяцев, просто чтобы свести концы с концами. На этот раз ему даже не хватило вежливости притвориться мертвым. Он просто сидел на стуле, неподвижный и невозмутимый, в то время как надзиратель, щелкнувший выключателем, внезапно скрючился и забился в конвульсиях, крича, скрежеща зубами и завывая: электричество пронзило его насквозь. Бедолага царапал грудь, бился, пока его глаза не вытекли из орбит, как расплавленный воск. Повсюду вокруг него мерцали разряды и искры, машины разрывались от напряжения, электрические панели извергали молнии статического электричества. Это был настоящий хаос.
Теперь этим делом занялись федералы из отдела, о котором я никогда не слышал. Что-то о расследовании ‘“сверхъестественной активности”. Мне сказали, что Гласс отказывался разговаривать с кем-либо, кроме надзирателей, которые когда-то заботилось о нем. Когда меня вели в ту комнату для допросов, я чувствовал себя осужденным, идущим на казнь.
Гласс уставился на меня, как будто все эти месяцы сидел там неподвижно и ждал. Я предполагал, что так и будет. Я судорожно вздохнул и сел напротив него. Я и раньше сидел лицом к лицу с серийными убийцами и психопатами, не выказывая ни намека на страх, но в тот раз… В тот раз мне едва удавлось сохранять спокойствие. А как иначе? Я же сидел напротив человека, способного убивать людей, даже не прикасаясь к ним.
– Гласс.
– Офицер Мендес – Его тон не выдавал никаких эмоций. – Я думал, вы бросили меня.
Я вздрогнул.
– Нет. Нет, Гласс, я просто был... временно отстранен. Приятно... снова тебя видеть. Не хочешь стакан воды? – Я протянул ему стакан. Он даже не взглянул на него. Просто неотрывно сверлил глазами мои. – Я… Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов.
Тишина.
– Ладно. Гласс, мне нужно знать… как ты убил Билли и Кремера?
– Я этого не делал, – ответил он. – Оно сделало.
– Оно?
– То, что стоит у тебя за спиной.
Я даже не потрудился обернуться. У меня было достаточно опыта общения с заключенными, пытавшимися обманом заставить меня отвлечься, пока они пытались осуществить очередной собранный на коленке план побега.
– Гласс, пожалуйста, давай воспринимать это серьезно. Я всегда относился к тебе с уважением, не так ли? У тебя никогда не было проблем со мной.
– Вообще-то были. У меня проблемы со всеми вами.
– Мм?
– Вы все здесь верите, что... смерть – это наказание. – В его голосе впервые прозвучали эмоции, впервые за все время нашего знакомства. – Это не так. Это свобода. Единственная свобода. Ты обещал мне этот дар. Ты обещал, что позволишь мне умереть. Ты подарил свободу стольким заключенным, а меня оставил гнить здесь. Со всеми вашими машинами, вашей наукой и знаниями... ты, конечно, сможешь найти способ. Ты сможешь.
У меня внезапно пересохло в горле. Пришлось самому отпить воды, надеясь, что это успокоит взвинченные нервы.
– Я... мы... мы стараемся изо всех сил, Гласс. Но тебе придется помочь нам. Возможно, если ты расскажешь… что именно мешает нам казнить тебя, все сработает?
Он впервые пошевелился. Наклонился так медленно, что это было почти незаметно. – – Оно не даст мне умереть.
И в этот момент я почувствовал, как чья-то рука легла мне сзади на плечо.
Все остановилось. Легкие перестали наполняться воздухом. Клянусь, мое сердце перестало биться, а кровь застыла в жилах. Стало так холодно. Краем глаза я заметил руку, длинную руку, с черными прожилками. Я чувствовал дыхание у себя на затылке.
Я когда-то смеялся над тем, как олени застывают в свете фар. Глупые. Теперь я понял. Я не мог пошевелиться, не мог моргнуть, не мог думать. Не мог даже вздохнуть. Даже когда легкие сжались без воздуха, зрение затуманилось, а мысли смешались в невнятную кашу. Все, что я мог видеть, – глаза Джозефа, смотрящие в мои. Эти бесконечные глубины тьмы, это стигийское море, которое бурлило и грохотало в черноте его радужки… глаза существа, охотящегося в миллионах лиг под водой.
И я бы задохнулся там, слишком напуганный, чтобы даже дышать, если бы агенты в черном не прервали допрос и не ворвались в комнату.
Позже они показали мне записи с камеры наблюдения. Позади меня ничего не было. Никто не клал тонкую руку мне на плечо.
Никто.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В первой главе я рассказал о том, зачем я приехал в Питер и как устроился на жительство в одну квартирку. В квартире я сразу обнаружил некоторые странности: визуальные эффекты в бумажной книге, передачи в телевизоре с намеками на мою персону, передвижения моих личных вещей по комнате, а также скелет в шкафу. Я рассказал о странностях этой веселой квартиры своим соседям по комнате, Санечке и Валечке. Они выслушали меня очень внимательно, испуганно и мило прижимаясь друг к другу, как птенчики. Время подошло к ночи. Мы залегли на заранее подготовленные позиции в виде койко-мест, и приготовились к сюрпризам. Что-то мне подсказывало, что основное веселье будет впереди.
Предчувствие меня не обмануло. В полночь меня разбудил Валечка и заявил, что случайно убил Санечку. После этого в дверь периодически кто-то стучал и издевался над нами разными способами. В поисках таинственного "стукача" я зашел в комнату Алика и Ольги, где стал невольным свидетелем жесткого семейного скандала. В результате конфликта Ольга убила своего мужа топором и вручила мне это орудие убийства, чтобы я избавился от этой важной улики.
© 2024 Константин Оборотов
===
*** Глава 3 из 3. Разоблачение веселой квартиры ***
Ошарашенный я вышел из комнаты Алика и Ольги, направился в гости к Марьи Ванне. Вдруг ей тоже нужна моя помощь?
Проникнуть в комнату Марьи Ванны оказалось довольно сложной задачей. Хитрая старушка подстраховалась, установив мощную двойную металлическую дверь со множеством разных хитрых замков, запоров и цепочек.
Пригодился топор, главная улика, от которой я не успел избавиться. После долгой утомительной работы, дверь, наконец, рухнула внутрь вместе со своей основой.
- Доброй ночи, Марья Ванна! – вежливо я поприветствовал старушку, которая в забавном чепчике сидела на своей кровати.
- Здравствуйте, Костя, - ответила бабушка, - не хотите ли чаю?
- Только зеленого, - сделал я заказ и добавил, - вообще-то я просто так зашел, узнать, не нужна ли какая помощь.
- Я так и поняла сразу, - ответила старушка, глядя на мой топор, - знаете, в чем Ваша проблема, Костя? У Вас очень мало денег.
- Точно! А как Вы догадались? – удивился я.
- Ну, это же классика жанра, - улыбнулась старушка, - молодой человек с топором приходит в гости к богатой старушке, чтобы задать ей сакраментальный вопрос. Тварь он дрожащая или право имеет? Но сейчас не об этом. Я открою Вам секрет успеха. Играйте всегда белыми первым ходом a3, а черными a6 на любой первый ход белых. Таким путем Вы выиграете сто партий и заработаете кучу денег. Но есть условия! Потом больше никогда в шахматы не играйте. Также, не позднее завтрашнего дня, Вы должны жениться на вдове Ольге, которая приходится мне тайной дочерью. А я завещаю Вам эту квартиру и килограмм бриллиантов, которые собирала всю жизнь.
- Вот это поворот! – удивился я.
Тут вдруг топор вырвался у меня из руки, подлетел к старушке, стукнул ее обухом по голове и со стуком упал на пол. Бабушка улыбнулась, окрестила меня крестным знамением, затем легла на кровать, скрестив руки на груди.
По пути в свою комнату я решил заглянуть к своей невесте вдове Ольге. Я приоткрыл дверь и тихо посмотрел внутрь. Ольга подтаскивала труп мужа к окну, решив выкинуть важную улику из комнаты и таким образом "замести следы". Я не стал ей мешать, прикрыл дверь и пошел в свою комнату. Там меня ждал еще один сюрприз.
Валечка, не выдержав морального перенапряжения, повесился на крюке для люстры, прямо над трупом Санечки.
Честно говоря, я сам чувствовал себя вымотанным и физически, и душевно. Конечно, не до такой степени, чтобы вешаться, но хотя бы просто поспать хотелось очень сильно.
- Утро ночи мудрее, - заявил я сам себе и мгновенно заснул крепким здоровым сном.
Утром меня разбудил какой-то молодой человек в полицейской форме.
- Гражданин Оборотов, быстро просыпайтесь и одевайтесь, - приказал полицейский, - я Ваш участковый старший лейтенант Петров. Следуйте за мной.
Я обратил внимание, что трупы уже успели убрать из комнаты. Я поднялся и поплелся за старлеем, гадая, был ли в моих ночных действиях какой-то состав преступления.
К моему удивлению и большой радости, на кухне, куда меня завел Петров, в полном здравии присутствовали все участники ночных событий, Марья Ванна, Алик с Ольгой, Санечка и Валечка. Я сразу догадался, что это чудеса нашей славной медицины.
- Экстреннее собрание жильцов квартиры считаю открытым, - объявил участковый, - от имени своего руководства и от себя лично выражаю благодарность за гражданскую позицию Ольге и Алику. Благодаря их информации был накрыт и ликвидирован подпольный цех по изготовлению сильнодействующих наркотиков. Располагался этот цех как раз под вашей квартирой. Участники преступной группы были арестованы этой ночью. Наиболее пострадавшим из жителей вашей квартиры мы признаем Константина Оборотова. Вчера вечером он нахватался ядовитых газов в туалете через вентиляцию. А основную дозу он получил сегодня ночью. Ядовитые газы проникли через широкую щель, рядом с его кроватью. Пострадавший получил временное расстройство работы мозга, что явилось причиной галлюцинаций и неадекватного поведения во время нашей ночной операции. Есть ли вопросы?
- Конечно, есть! – воскликнул я, - вот Вы говорите, "галлюцинации", "галлюцинации". А скелет в шкафу, который чуть было не откусил мне палец, это что по вашему, "галлюцинация"? Палец до сих пор опухший и болит. А лицо мое исцарапанное, это что, "галлюцинация" исцарапала?
- Прошу всех пройти в комнату Константина для составления официального свидетельства по скелету в шкафу.
К моему изумлению, вместо скелета в шкафу стояли лыжи с алюминиевыми креплениями для лыжных ботинок.
- Итак, мы видим лыжи для скольжения по снегу, - заявил участковый, - обратите внимание на следы крови на креплении правой лыжи. Вероятно, Константин, находившийся в наркотическом опьянении, тыкал в это крепление пальцем, пока не получил легкое повреждение кожного покрова.
- Ну, допустим, а что насчет царапин на лице, - продолжал я упорствовать, - к сожалению, я не могу прямо сказать, кто оставил эти царапины. На карте честь одной прекрасной дамы. И это не Марья Ванна.
- Ладно, Вам, Константин, - улыбнулась очаровательная Ольга, - можно и прямо сказать, честь для этой дамы не имеет большого значения. Это наша кошка Муся. Всю ночь Вы гонялись за ней, пытаясь обучить ее правильно ловить мышей. Наконец, Муси это надоело, и она Вас слегка поцарапала.
Когда все окончательно разъяснилось, я облегченно вздохнул.
- Свою версию событий я излагать больше не буду, тем более, не буду на ней настаивать - заявил я, - опасаюсь, что некоторые присутствующие могут понять меня неправильно. Я теперь согласен с официальной версией, полностью ее придерживаюсь.
- Ну, и хорошо, - кивнул головой участковый, - мне остается только еще раз напомнить всем присутствующим, читающим, слушающим и наблюдающим. Граждане! Если вы почувствовали запах газа, вызывайте газовую службу! А если этот запах показался вам приятным, вызывайте также еще и службу наблюдения за оборотом наркотических веществ.
...
Первоисточник:
PS.
Вам вам понравился этот рассказ, прочитайте еще пару моих опусов в этом же стиле.
Страшная книга
Везенье в картах - явление опасное!
===
– Сегодня Дилана пытался забрать из школы человек, которого мы не знаем, – объявила мне учительница младших классов. – Парень сказал, что он старший брат Дилана.
– У Дилана нет брата, – встревоженно ответил я.
– Мы так и подумали. Я сразу заподозрила, что что-то не так. Это был высокий долговязый парень с черными волосами, лет, наверное, сорока на вид. Возможно старше. Он знал ваш адрес, полное имя и дату рождения Дилана, а также в каком классе он учится. Я зашла внутрь, чтобы посоветоваться с директором. А когда вернулась, парня уже не было.
Секунду я молчал, стоя с учительницей у школьных ворот. Они отделяли большую зону для игр и баскетбольную площадку, расположенные перед школой, от дороги. Все остальные дети и родители уже ушли, снаружи остались только мы.
– А где сейчас Дилан?
– Он ждет вас в кабинете директора, – сказала она, жестом приглашая меня следовать за ней. Я, пошатываясь, прошел через игровую площадку, затем по коридорам до самого кабинета.
Мой восьмилетний сын Дилан сидел на диване в неподвижный, как изваяние. Директор сидела за своим столом, а рядом с ней стоял полицейский.
– Эй, приятель, – сказал я, – ты в порядке?
Дилан непонимающе посмотрел на меня.
Он всегда был тихим мальчиком. Мы с ним остались вдвоем – моя жена Энджи, мать Дилана, умерла годом ранее. Ее сбила машина. Дорога резко сворачивала, Энджи ехала на велосипеде… водителя так и не нашли. Я не буду вдаваться в подробности, поскольку, честно говоря, предпочел бы не переживать заново тот период, но могу с уверенностью сказать, что это уничтожило меня. Но я пытался собраться с духом и оставаться сильным ради Дилана. Хорошо ли я справлялся? Одному Богу известно. От сына я не получил никакого отклика. После смерти матери Дилан стал еще более замкнутым, и почти все время молчал, если к нему не обращались прямо. В школе его осматривал детский психолог и сотрудники социальной службы, но все сошлись во мнении, что у него нет аутизма или чего-то подобного – он мог говорить, когда говорили с ним, просто был застенчив и предпочитал держаться особняком.
Полицейский подтвердил мою личность, затем задал несколько вопросов. В конце концов, он сказал, что власти попытаются найти этого парня и попросил сообщить, если мы когда-нибудь снова его увидим. Директор и учитель тоже сказали несколько слов… все было как в тумане. Все, что я помню, это как я обливался потом, как дрожали колени и как мозг отказывался обработать тот факт, что кто-то пытался похитить моего сына.
– Дилан, ты ведь не знал этого человека, не так ли? – спросила директор.
Дилан покачал головой.
После того дня я был на пределе. Дилан был всем моим миром, всей семьей, которая у меня осталась, и я не мог смириться с мыслью, что он может быть в опасности. Мне стало плохо. Кто был этот ублюдок? Почему мой сын? Знал ли он нас, или это был какой-то случайный подонок?
С тех пор я всегда провожал Дилана в школу и обратно и никогда больше не опаздывал к окончанию уроков. Между тем, сам Дилан, казалось, ничуть не волновался. Он никогда не упоминал об этом инциденте, если его специально не спрашивали. В то время я думал, что он просто робок и не хочет создавать проблем.
Пару недель спустя после инцидента та же учительница позвонила мне во время обеденного перерыва. Она сказала, что один из учеников видел, как Дилан разговаривал с каким-то мужчиной через школьный забор. К тому времени, как она выбежала на улицу, мужчина уже исчез. Когда Дилана спросили об этом, он сказал, что ни с кем не говорил. Девочку, которая и принесла весть, расспросили подробнее, и она твердо стояла на своем: Дилан разговаривал с высоким, долговязым мужчиной с растрепанными черными волосами. Снова вызвали полицию, которая быстро обыскала периметр школы, но никого подозрительного не обнаружила.
В тот день я усадил Дилана за кухонный стол.
– Я не буду сердиться, мне просто нужно, чтобы ты сказал правду. – Я изо всех сил пытался говорить спокойно. – Ты разговаривал сегодня в школе с незнакомцем или нет? Да или нет?
Он пожал плечами. Добиться от него ответа было сложнее, чем выжать воду из камня.
– Сколько раз мы говорили тебе не разговаривать с незнакомцами? Это для твоей же безопасности, ты ведь понимаешь это, сынок?
Он кивнул, слегка испуганно. Я понял, что повысил голос, и сразу же почувствовал себя виноватым.
Раздраженный и сонный, я оставил его за обеденным столом и сразу отправился спать. В ту ночь я проснулся в 2 часа ночи, чтобы сходить в туалет, и решил проверить, как там сын.
Его не было в спальне.
Я позвал его по имени и оглядел гостиную и кухню, с каждой секундой все больше впадая в панику. Я проверил шкафы, углы, даже те закутки, в которые не имело смысла заглядывать, потому что он бы в них не поместился, но я был в отчаянии. Думал, что его похитили. Я выбежал на улицу, выкрикивая его имя, я бегал взад-вперед между соседских домов, как сумасшедший, но безрезультатно. Вернувшись в дом, уже готовый вызвать полицию, я в последней отчаянной надежде заглянул в комнату Дилана…
Он сидел под одеялом на кровати, совершенно бодрый, и смотрел на меня.
– Где ты был? – спросил я с облегчением, но все еще встревоженно.
– Я был здесь.
– Нет, тебя здесь не было. Я искал повсюду, потому что тебя здесь не было.
– Был.
Неужели мне все это привиделось? Я покачал головой, чувствуя, как начинается мигрень.
– Просто... будь в своей комнате, хорошо? Не пугай меня.
Я подумал тогда, что наверное пропустил маленький холмик под одеялом спросонья. Что просто поддался паранойе. Возможно, мне следовало обратить внимание на то, что окно было широко открыто.
***
Примерно через год я услышал стук в дверь нашей квартиры. Я был дома: занимался бумажной работой, – а Дилан в своей комнате играл в Майнкрафт. Я сразу насторожился. Никто никогда не стучал в дверь. Мы жили в многоквартирном доме, и друзья или знакомые всегда ждали у входной двери, звонили в домофон, и мне приходилось спускаться к ним. Стук означал, что, скорее всего, пришел сосед сверху или снизу. С тех пор, как мы переехали сюда, я обзавелся номерами нескольких из них, на случай чрезвычайной ситуации, но мы совсем не были близки. Что им могло понадобиться?
Я подошел к двери и выглянул в дверной глазок. Никого. Странно, наверное послышалось. Но подобные совпадения уже стали обычным делом, и в тот момент я просто не мог не задуматься о том, что происходит. Попятившись к своему столу в гостиной, я услышал еще один стук в дверь.
Что-то происходило.
Я снова подошел к двери. В глазок никого не было видно. Кто-то разыгрывал нас? Я встал прямо за дверью и отправил сообщение своему соседу сверху, спрашивая его, стучал ли он в дверь. Несколько мгновений спустя я услышал шаги наверху: сосед направился к двери, шаги затихли… а затем он поспешно вернулся в квартиру. Примерно через минуту я получил ответное сообщение.
“НЕ открывай дверь. Прямо у твоей двери притаился парень с ОГРОМНЫМ ножом.”
Мой телефон снова зазвонил. Еще одно сообщение от соседа сверху.
“Уже вызываю полицию. Оставайся внутри.”
Я замерл, волосы у меня на затылке встали дыбом. На несколько секунд меня парализовало от страха
А потом, придя в себя, я на цыпочках прокрался в комнату Дилана.
– Оставайся здесь. Тихо! – прошептал я, широко раскрыв глаза. По лбу стекали капли пота. Мое сердце никогда не билось так быстро. Дилан посмотрел на меня и удивленно поднял брови, а я медленно закрыл его дверь и встал снаружи, в миллисекунде от того, чтобы выблевать ужин и обделаться одновременно. Мы сидели так неподвижно, что я мог различить тихий, но отчаянный разговор наверху и еще более торопливые шаги. Я еще раз перечитал сообщения от соседа сверху, чтобы убедиться, что глаза меня не обманули. А потом на цыпочках прокрался на кухню и схватил один из кухонных ножей. И вернулся на свой пост у двери Дилана, ожидая, что в любую секунду какой-то сумасшедший выломает дверь. Я мысленно безумно молил Бога спасти нас. Из комнаты сына не доносилось ни звука.
Казалось, прошли годы, прежде вдалеке завыли сирены. Мое сердцебиение начало понемногу замедляться. Я ослабил хватку на рукояти ножа. В конце концов раздались какие-то крики, стук и шаги, постепенно стихающие.
– Полиция! – раздался чей-то голос. Я посмотрел в глазок, чтобы убедиться, что это полицейский, затем открыл дверь, все еще сжимая нож.
Офицеры постарались меня приободрить. Они сообщили, что только что был задержан и передан под стражу полиции высокий, долговязый мужчина с черными волосами. Он стучал в мою дверь и ждал, когда кто-нибудь откроет. Он действительно стоял там с заточенным ножом. Что он собирался сделать с первым человеком, который открыл бы эту дверь, с человеком, которым должен был быть я? Ну, если это не очевидно, то ваши догадки не хуже моих.
Этого парня звали Грегори. Казалось, он переезжал с места на место, не имея постоянного адреса, даже путешествовал между штатами и совершал мелкие преступления, такие как кражи, домогательства и иногда преследование несовершеннолетних. Когда они провели более тщательные поиски, выяснилось, что он был причастен по крайней мере к одному ужасному убийству в другом штате и в итоге приговорен за это к пожизненному заключению вместе со своими сообщниками.
Я бы никому не пожелал такого ужаса, но дерьмо случается. Последствия потрясения, которое я испытал в тот день, остануться со мной навсегда. Однако я знал, что многие люди, прошедшие через подобный кошмар, так и не дожили до того, чтобы рассказать об этом, поэтому я увидел в этом светлую сторону и посчитал, что нам повезло. Где есть больные психи, там будут и жертвы. Психопат сидел в тюрьме, и я думал, что на этом все закончилось.
***
Но у этой истории была и другая сторона, раскрывшаяся только через десять лет после инцидента.
Дилан должен был поступить в колледж и впервые попробовать жить вдали от дома. Он вырос в высокого парня, у которого было на удивление много друзей, по-прежнему послушного и неизменно тихого. Собирая его вещи и прибираясь в комнате, я нашел потрепанную старую записную книжку в глубине нижнего ящика стола. На обложке было написано "ДНЕВНИК ДИЛАНА". Я машинально пролистал его, не собираясь совать нос в чужие дела, и увидел, что он много писал и рисовал впечатляюще аккуратным почерком. Он всегда был немногословным мальчиком, поэтому я был заинтригован.
Я начал читать с первой страницы.
Страница 1: "Коди будет дома в 11 утра. Он должен вернуть мне мое пальто." Там было несколько рисунков на бумаге.
Страница 2: "Мне нужна книга для урока английского на следующей неделе. Спросить, есть ли у Эми."
Я переворачивал страницы, заполненный одними и теми же повседневными делами младшеклассника, вперемешку с рисунками. А затем добрался до страницы 21.
Страница 21: "Почему папа так много болтает? Он даже не разрешает мне купить xbox. И он не разрешает мне ночевать у Коди дома. Спорить бесполезно. Я ненавижу его.”
Я почувствовал болезненный укол, сердце упало. Тот день всплыл в памяти, и захлебнулся чувством вины. Я перевернул страницу.
Страница 22: "Сегодня я видел Грега. Он говорит, что может помочь мне избавиться от папы. Я ему не поверил, но он утверждает, уже так делал. Об этом писали в новостях.”
Мысленно сопоставляя факты, я пролистал предыдущие страницы. Это было первое упоминание о Греге. Я вспотел, но продолжал читать.
Страница 23: "Мы с Грегом придумываем план. Нужно, чтобы папа исчез. Но сегодня меня чуть не застукали за разговором с Грегом. Миссис Уотфорд, эта старая тупая крыса, все время расспрашивала меня. Она снова отвела меня в кабинет директора. Я думаю, Кэти увидела Грега и настучала на него. Нужно быть осторожными.”
Несколько чистых страниц, несколько рисунков и малозначительных заметок. А потом снова:
Страница 41: Слово "ПЛАН" было подчеркнуто, а под ним красовались два рисунка. На первом была изображена фигурка, стоящая на коленях у двери и держащая что-то похожее на нож. Фигурка улыбалась. За дверью стоял еще один силуэт, держащий руку на дверной ручке и собирающийся открыть дверь. На втором рисунке первая фигурка вонзает нож в человечка, который только что открыл дверь. На глазах у него кресты.
Страница 42: "Грег пришел ко мне домой, я показал ему план. Он сказал, что это супер, и у него получится. Папа чуть не застукал нас, но я как раз вовремя вернулся в постель. Грегу нужно кое-что прихватить из дома. Это далеко."
Страница 43: "Грег облажался. Сейчас он в тюрьме. Почему папа не открыл дверь, когда Грег постучал? Все пошло не так. Я не знаю почему."
Страница 44: "Когда уже папа просто заткнется?"
Я пролистал оставшуюся часть блокнота, пустую. Страница 44 была последней записью.
Я перечитал все это несколько раз и задумался, что же мне делать. Я никогда не думал, что Дилан способен на такие гнусности. Сбитый с толку и расстроенный, я несколько дней вел себя так, словно ничего не произошло, но в тот день отъезда Дилана, не смог больше сдерживаться. Я как раз принес его спортивную сумку и прицепил ее к чемодану. Сын был готов отправиться в колледж, стоял за дверью с чемоданом и рюкзаком.
– Дилан, когда ты был ребенком, я когда-нибудь говорил или делал что-нибудь, что причиняло тебе боль? Ты можешь быть честен со мной.
– Нет, почему ты спрашиваешь?
Я поднял дневник. Он на секунду застыл, краска отхлынула от его лица.
– Я ни в чем не буду тебя винить, не волнуйся. Ты знаешь, я очень люблю тебя, сынок. Ты был ребенком и стал жертвой очень больного человека. Кроме того, это дела давно прошедших дней. Я просто хочу знать, что я сделал не так, что привело к такому исходу, и мы сможем оставить это позади.
Потрясенное выражение исчезло с его лица, сменившись неизменным пустым взглядом.
– Ты не сделал ничего плохого. Мама тоже.
Я открыл рот, чтобы спросить, что он имел в виду, но так и замер. Уголки его рта растянулись в широкой улыбке. Наши глаза встретились, и несколько секунд мы стояли молча.
– Дилан, если бы я нашел еще одну из этих записных книжек, – мягко начал я, – увидел бы я внутри план убийства моей жены?
– Да. – Он даже не замялся.
Затем он взялся за ручку своего чемодана и зашагал вниз по улице.
***
Это было два года назад. Я так и не простил его. Каждую ночь я лежу без сна и думаю, то ли он таким родился, то ли это моя вина. Мы не разговаривали с тех пор, как он уехал в тот день, а он никогда не возвращался домой. Не пытался связаться со мной, и я отвечал тем же. Судя по его постам в Facebook, у него все хорошо в колледже: много друзей, возможно собственный дом или квартира напару с кем-то из них… Интересно, поймет ли кто-нибудь когда-нибудь, кто он на самом деле?
Если не поймут, что ж. это не их вина.
В конце концов, я до сих пор не знаю, кто мой сын, а я растил его восемнадцать лет.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В первой главе я рассказал о том, зачем я приехал в Питер и как устроился на жительство в одну квартирку. В квартире я сразу обнаружил некоторые странности: визуальные эффекты в бумажной книге, передачи в телевизоре с намеками на мою персону, передвижения моих личных вещей по комнате, а также скелет в шкафу. Я рассказал о странностях этой веселой квартиры своим соседям по комнате, Санечке и Валечке. Они выслушали меня очень внимательно, испуганно и мило прижимаясь друг к другу, как птенчики. Время подошло к ночи. Мы залегли на заранее подготовленные позиции в виде койко-мест, и приготовились к сюрпризам. Что-то мне подсказывало, что основное веселье будет впереди.
© 2024 Константин Оборотов
===
*** Глава 2 из 3. Веселая квартира разбушевалась ***
В полночь я проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Это был Валечка, один из моих соседей по комнате.
- Проснитесь, пожалуйста, Константин, у нас большое несчастье, - жалобно хныкал Валечка, - я случайно убил Санечку.
- Как это "случайно убил"? – заорал я в ужасе и изумлении.
- Мы играли в новую ролевую игру "Вампир и его жертвы", и я случайно слишком сильно укусил его за сонную артерию.
Тут я обратил внимание, что Валечка был весь в крови, которой и меня успел перепачкать весьма обильно. На полу была красная лужа крови, в которой отражался желтоватый свет то ли луны, то ли уличного фонаря. Рядом с лужей крови, прямо на полу лежал бедолага Санечка, неестественного закинув голову.
- Быстро отойди от меня и успокойся, - приказал я Валечке, - немедленно начинай делать покойному искусственное дыхание рот в рот, а я вызову "скорую", морг, полицию и "ГорГаз".
- Зачем же "ГорГаз"? – захныкал Валечка.
- Запах тут какой-то приятный, но подозрительный. Похоже, на утечку газа, - пояснил я, - чего ждешь? Быстро оказывай первую помощь своему другу!
- Я не могу, - захныкал Валечка, - я страшно боюсь покойников.
- Странный вы народ, "голубые", - удивился я, - убивать вам не страшно, а оживлять боитесь. Все не как у людей.
Тут в дверь кто-то сильно и требовательно постучал.
- Кто там? – спросил я.
- Конь в пальто! – ответил из-за двери грубый мужской голос, - именем закона, открывайте!
- Костик, милый, не открывай, - в ужасе зашептал Валечка, - я не хочу в тюрьму.
Но я, конечно, не стал слушать этого придурка, подошел к двери и резко ее распахнул. В коридоре никого не было. Я внимательно осмотрел пол, стены и потолок. Никаких следов и других признаков присутствия кого-либо.
- Кто тут стучал, быстро проявись! – потребовал я, - а то будет хуже! Поймаю, убью!
В ответ мне была мертвая тишина. Такая мертвая, что было слышно, как далеко на кухне еле слышно капала вода из крана.
Я вернулся в комнату и аккуратно прикрыл за собой дверь. Валечка, побледневший от ужаса как смерть, сидел на своей кровати и щелкал зубами.
- Не бойся, Валюха, я этого гада поймаю, - постарался я успокоить Валечку, - сейчас, как только он себя проявит, я немедленно выскочу и схвачу его.
- Согласен, - всхлипнул Валечка, - у меня к Вам будет просьба, Константин. Давайте, на этого гада повесим убийство Санечки. А что такого? Два наших показания против его одного. Не отвертится, гад.
- Хорошо бы для начала его просто поймать, - ответил я, - а потом уж будем делить его шкуру и вешать убийства.
Тут в дверь кто-то тихо и ритмично постучал.
- Стойте, Костик, - зашептал Валечка, - я понял, нам надо угадать мелодию с нескольких стуков! Это "Полонез Огинского".
- "Полонез Огинского"! – громко объявил я.
- Правильно, - подтвердил голос за дверью, - второй раунд.
И принялся выстукивать что-то другое.
- Я понял, кто это там стучит, - вновь зашептал Валечка, - это Пит Бест. После того, как его выгнали из "Битлз", он ходит по домам и стуком напоминает нам о своей несчастной судьбе.
- "Битлз", песня "Is not she sweet", - объявил я.
- Правильно, - снова подтвердил голос за дверью, - теперь третий раунд.
- А сколько всего раундов? – поинтересовался я.
- Немного. Всего лишь 64, ровное число. В случае ошибки, игра начинается сначала.
В дверь снова начали стучать. На этот раз ритмичный рисунок был совсем простым. Три легких стука, три сильных стука, опять три легких стука. Затем пауза и повторение. И так раз десять или двадцать.
- Похоже, это азбука Морзе, - догадался Валечка.
- Да! Это сигнал "SOS"! И я эту помощь окажу, чего бы мне это не стоило, – закричал я, подбежал к двери, распахнул ее и выбежал в коридор.
В коридоре опять никого не было, но я уже был готов к этому.
- Кому нужна моя помощь, отзовись! Не надо меня бояться! – закричал я, - моя миссия оказать помощь пострадавшим, дать приют обездоленным, денег нуждающимся и немного ума идиотам!
На мой призыв никто не откликнулся, и я решил обойти комнаты соседей.
Комната Алика и Ольги оказалась незапертой. Я без стука зашел внутрь. Ольга в пеньюаре стояла у окна и плакала. Алик прыгал около нее, ругаясь по-грузински и махая топором.
- Зачем ты пришел ко мне в гости, а? – заорал он на меня, - я тебя, Костик, не звал, слюшай! Иди отсюда, чурка!
Оскорбления типа "чурбан", "чурка" Алик часто слышал на базаре, своей основной работе. Эти выражения ему так сильно понравились, что он стал и сам их использовать к месту и не к месту.
- Спокойно, Алик, - ответил я, - не надо нервничать. Я зашел, думал, помощь кому нужна. Но я вижу, раз у тебя есть топор, ты и сам справишься. Вы тут продолжайте свой диспут, я вмешиваться не буду. Да вообще, милые дерутся – только тешатся. А третий – лишний. Я ухожу. Желаю вам приятно провести время.
- Нет! – закричала Ольга, - ты не можешь уйти просто так! Ты в армии давал присягу служить прекрасным дамам, да еще и курсы прошел за счет государства "Помощь пострадавшей" и "Акушер - новичок". Настало время применить знания на практике. Не зря же тебя учили, слушай!
Тут Ольга вдруг резко выхватила у Алика топор и стукнула Алика по голове. Алик удивился, упал на пол, дернулся пару раз и затих. После этого Ольга вдруг прыгнула на меня, обвила ногами мою талию, губами впилась в мои губы так сильно, что я чуть было не задохнулся от неожиданности. После этого она начала царапать ногтями мое лицо.
Через минуту Ольга отклеилась от меня, как насытившийся клещ и вручила мне окровавленный топор.
- Надо придумать тебе алиби, что это, якобы, не ты убил моего бедного Алика, - ответила Ольга на мое вопросительное мычание, - иди, подкинь кому-нибудь топор. А я пока замету следы в комнате.
...
Первоисточник:
===
Следующие несколько часов мы с мамой провели за видеоиграми. Потом просмотрели всю коллекцию наших старых DVD и составили расписание просмотра. Мама еще планировала прогулку, но теперь нам нельзя было выходить из дома. Она не хотела говорить почему, но я подозревал, что на лужайке дома Питерсонов осталось что-то, не предназначенное для моих глаз. Возможно, пятна крови. Я слишком боялся выяснять.
Родители изо всех сил старались поддерживать хорошее настроение, но я чувствовал, что они едва держатся. Папа большую часть времени просто стоял, прислонившись к двери, и смотрел прямо перед собой, словно в трансе. Мама пыталась занять себя играми и просмотром фильмов вместе со мной, но считала минуты до следующего буста. Я не горел желанием принимать препарат: у меня от него сводило живот.
Мы продержались до полудня. Папа с трудом стоял на ногах и то и дело опускал голову под струю холодной воды. Он пытался занять себя работой по дому, которую откладывал годами, но его постоянно что-то отвлекало. Через несколько часов вдалеке раздался вой сирен, потом кто-то поливал нашу входную дверь и окна из шланга водой под высоким давлением, возможно, чтобы смыть последние следы присутствия Ларри Питерсона. По улице ходили патрули с полицейскими собаками на поводках, время от времени раздавались телефонные звонки. По единственному номеру, который все еще работал, кто-то звонил, чтобы убедиться, что мы все бодрствуем и в своем уме.
К обеду у мамы начались проблемы с желудком. Ее трясло все сильнее, и она с трудом переносила резкие запахи. Папа то и дело протирал глаза и поглядывал на часы, примерно каждые десять минут поднимаясь на ноги, просто чтобы пройтись. Мы решили, что после ужина поиграем в настольные игры, но мама с трудом сдерживала тошноту.
В итоге мы просто разогрели позавчерашнюю лазанью. Я не возражал: мамина лазанья всегда была произведением искусства, но аппетит у меня быстро пропал от вида мамы. Она сдерживалась из последних сил. Истекала слюной и издавала странные гортанные звуки. Она моргала все медленнее и медленнее. Папа попытался уговорить ее съесть один из питательных батончиков, но мама просто выбежала из кухни и заперлась в ванной.
Я ничего не понимал. Папа просил ее открыть дверь, но она была просто не в состоянии. Сердце у меня колотилось где-то в горле. Через некоторое время мама перестала отвечать. Папе пришлось выломать ручку молотком, но было слишком поздно – она уже спала. Я слышал его крик даже через дверь.
Мы успели быстро – мама успела проспать всего пару секунд. Самое большее минуту. Она сидела на унитазе, запрокинув голову, и что-то черное текло у нее изо рта. Черно-синие кончики пальцев торчали из приоткрытых губ. Горло вздымалось.
Папа схватил ее и потряс. Она почти сразу очнулась, уронила голову вперед и закашлялась. Он помог ей умыться, а мне крикнул подождать в другой комнате.
Несколько минут я просто сидел на своей кровати, не зная бежать мне или прятаться. Возможно, было уже слишком поздно и для того, и для другого. Возможно, с мамой случиться то же, что и с Ларри Питерсоном. Родители спорили в соседней комнате, и переход их голосов от злых к отчаянным и печальным лишал меня остатков мужества.
Они вышли ко мне через какое-то время. Сели рядом и заверили, что все у нас будет хорошо.
Что мы миновали уже половину срока и осталось чуть-чуть.
Они были очень заботливыми и милыми, но их слова почти не трогали меня. Мне было трудно сосредоточиться, и все, о чем я мог думать, – о странном шуме, непрекращающемся шуме на заднем плане. Что-то происходило снаружи.
Папа дошел до середины долгого объяснения, почему больше нельзя запирать двери в ванной, когда что-то во мне закричало, требуя реакции. Это был всего лишь легкий щелчок, но ясный как божий день. Может быть, это все из-за бустра, но я был странно сконцентрирован на мельчайших деталях, отстранен, будто со стороны наблюдал за разговором с родителями.
Я закрыл глаза, и менее чем через секунду раздался громкий хлопок.
Кто-то стрелял в нас.
Было сделано всего пару выстрелов, но мы тут же упали на землю. Одна пуля попала во входную дверь, а другая разбила кухонное окно. Снаружи доносились громкие голоса, истерический смех. Они разговаривали, но едва ли что-то можно было разобрать. У одной женщины голос звучал так, словно она говорила с набитым ртом.
Еще два выстрела. Лампочка на кухне с треском взорвалась. Комната погрузилась во тьму. На улице раздался топот и смех – они уходили. Вдалеке послышались новые выстрелы, возможно, кто-то ответил им тем же.
– Мы не можем здесь оставаться, – прошептала мама. – Нужно звонить.
– Ты хочешь поехать туда, куда забрали Ларри? – резко ответил папа. – В какую-то больницу, полную сумасшедших??
– В нас стреляли, не можем же мы…
Мама притихла и посмотрела на меня. Родители скомкано извинились и решили поговорить наедине, а меня попросили подняться наверх. Велели держаться подальше от окон, запретили ложиться и даже садиться. Мне нужно было пробыть одному совсем недолго – скоро они пришли бы навестить меня.
Но, конечно же, мне было слишком любопытно. Под аккомпанемент жаркого спора внизу, я выглянул в окно верхнего этажа. Было довольно далеко видно, и я разглядел машину, остановившуюся на обочине. Фары горели, машину окружали по меньшей мере шесть человек. Двое из них были одеты так же, как вооруженные охранники, приходившие к нам в дом.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в той машине сидел пожилой мужчина. Я пару раз видел его на улице, но не знал имени.
Люди пытались разбить стекла автомобиля. Чем придется: монтировками, кирпичами, молотками, отрезками труб… всем, что попалось под руку. Им не потребовалось много времени, чтобы прорваться. Они вытянули мужчину наружу. С моего места сложно было разглядеть, что они делают, но я слышал его крики. Нападавшие прижали старика к земле и закрыли ему лицо руками. Глаза, рот, уши…
И так и замерли.
Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать происходящее: они заставляли его спать.
Через несколько минут все закончилось. Старик медленно встал, прислонился к своей машине, и его начало рвать. Та же сине-черная слизь, которую я видел у Ларри Питерсона, начала вытекать у него изо рта. И это продолжалось до тех пор, пока он не выкашлял какой-то сгусток, едва помещавшийся у него во рту. Движущийся, живой сгусток.
Выпрямив спину, он посмотрел на странную группу, уже ушедшую вниз по улице. Некоторые быстро шли. Другие неслись вперед. Один полз, зажав что-то зубами. Хотя нет… что-то выходило у него изо рта. Что-то длинное.
Снова выстрелы. Вдалеке, с другой стороны, я увидел еще одну группу людей. По меньшей мере, дюжина человек шла вверх по улице . Бродячие банды неспящих сумасшедших наводнили улицы. Одному богу известно, чем это могло закончиться.
Спор внизу стих. Родители позвали меня к себе, усадили рядом и объяснили, что мы останемся дома и будем держаться подальше от окон, просто на всякий случай. Мы запрем все двери и окна, задернем шторы. Музыка все еще будет играть, но теперь гораздо тише – нельзя было привлекать внимание. Конечно, я согласился. А какой у меня был выбор?
***
Стало еще хуже. Папа чуть было не принял двойную дозу бустера, напрочь забыв, что только что опустошил пузырек. Мама успела его остановить. Телефон больше не звонил: никто не рвался проверять как мы. Мама пыталась дозвониться по экстренному номеру, но линию отключили. На улице стреляли, куда дальше, чем раньше, но чаще. Мы слышали, как сигналят машины, но сирен не было.
Затем начались пожары. По крайней мере, два, где-то в центре города. Столбы дыма вздымались высоко в небо.
Мама чувствовала себя неважно. Она не могла есть и временами едва держалась на ногах. Все время громко разговаривала, даже если оставалась одна. Ей то и дело приходилось искать опору, чтобы не упасть. Она не могла съесть даже тот странный батончик и ходила, мотая головой из стороны в сторону. Папа изо всех сил старался, чтобы она оставалась бодрой, но у него тоже были проблемы. Сколько бы раз он не опускал голову под кран с ледяной водой, сон явно побеждал.
У меня дела тоже шли неважно, но и близко не так плохо. Сохранился аппетит, я принимал бустеры, но отсутствие сна сказывалось: руки тряслись, голова раскалывалась. Шею то и дело простреливало, словно меня били током. Мне казалось, что предметы где-то на краю зрения движутся. Я все время оборачивался, чтобы посмотреть на окна – у меня начались галлюцинации, что это экраны телевизоров.
К утру возникла новая проблема. Отключили электричество и воду.
В нескольких минутах ходьбы от дома располагалось небольшое озеро, и у нас не было другого выбора, кроме как попытаться набрать воды там. На кухне остался небольшой запас питьевой воды, но этого было недостаточно. Мама предложила пойти всем вместе, но об этом не было и речи – она едва держалась на ногах. Нечего было обсуждать: папе пришлось идти одному.
Мы наблюдали за ним из окна верхнего этажа. Солнце только что взошло, расчертив увядающий пейзаж длинными резкими тенями и болезненно ярким сиянием. Мама просто тупо смотрела перед собой, словно пытаясь вспомнить, что-то очень важное.
– У тебя же… у тебя скоро день рождения? – медленно спросила она.
– Уже было во вторник.
– А ты… ты хочешь стать старше? Я вот… да… я бы хотела. Очень… Хотела бы, чтобы ты… чтобы у тебя была возможность вырасти.
Она посмотрела на меня и безумно рассмеялась. Глаза у нее моргали по очереди, левый чуть дольше, чем правый.Темные, запавшие глаза, неспособные сфокусировать взгляд. Наверное мама хотела как лучше, но взгляд, которым она меня одарила, был просто ужасающим. Как будто женщина, которую я знал, откатилась до базовой сути животного, которыми мы все и являемся. Моя мама все еще была где-то там, но большая часть ее просто... исчезла.
Примерно через час я заметил, что папа возвращается. Мы с мамой вздохнули с облегчением, но это продолжалось недолго. У него в руках не было фляги с водой. Через несколько мгновений я понял, что он не один. Еще минимум два десятка человек следовали за ним на небольшом отдалении. Мама, казалось, никак не отреагировала. Она просто смотрела в окно и кивала сама себе. На мгновение она почти заснула стоя: ее губы хлопали, как у окуня, вытащенного из воды. Я видел, как что-то двигалось у нее в горле.
Я встряхнул ее, и в момент просветления мама снова посмотрела в окно. Внизу что-то с силой ударилось об дверь.
Мама затолкала меня в шкаф, сбежала вниз за оставшимися бустерами и вывалила все это на меня вместе со своими наручными часами и парой пищевых батончиков.
– Кто-нибудь... кто-нибудь придет за тобой, – сказала она. – Просто подожди. Просто подожди и... и не засыпай. Я… Я постараюсь что-нибудь придумать.
У меня не было времени возразить. Она захлопнула шкаф. В замке входной двери повернулся ключ. Возможно, папа и забыл, кто он такой, но не забыл, как пользоваться ключами от дома.
Я просто сидел в темноте и слушал. Свернулся калачиком, даже не пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не заснуть. Внизу с грохотом ломалась мебель. Незнакомые голоса выкрикивали непристойности и какую-то бессвязную чепуху. Началась драка, кто-то бился об стены. Человек взбежал по лестнице, ворвался в ванную, и пытался разбить чугунную ванну.
Закричала женщина, затем мужчина. Раздался выстрел, потом звон стекла. Я услышал приглушенный крик, как будто кого-то удерживали. Возможно с мамой произошло то же, что и с тем стариком прошлой ночью.
Должно быть, я просидел так несколько часов. В темноте было трудно понять, открыты у меня глаза или нет. Я не мог понять, действительно ли я слышал что-то в доме, или мне это только казалось. Я слышал голоса и шепот, бессвязный и бессмысленный. Иногда представлял, что те сумасшедшие стоят прямо за дверью и выпытывают у меня чит-коды к новым играм. Все, что могло поддержать мой слабеющий рассудок, – это мамины наручные часы, но я едва мог разглядеть их циферблат.
Время текло так странно. Мне казалось, что я погружаюсь в раздумья на несколько часов, но на самом деле проходили минуты. Потом я ловил себя на том, что на мгновение замер, смотря прямо перед собой, но два часа исчезали бесследно. Я повторял, как мантру, в котором часу нужно будет принят следующий бустер.
Но ситуация становилась все более странной. Часы шли вспять. Я будто видел, как кто-то сидит напротив меня – пара белых глаз в темноте. Тихие голоса уговаривали меня лечь спать, и я обнаружил, что начинаю клевать носом. Я чувствовал, как что-то движется во мне, словно рука, пытающаяся влезть в тесную перчатку…
В конце концов я сдался и вылез из шкафа. Я едва держался на ногах, но упорно тащил с собой бустеры и батончики в пластиковом пакете. Было уже неважно, есть ли кто-то внизу, я просто должен был выйти. Должен был увидеть.
Весь дом оказался разгромлен. Вся мебель сломана. Все светильники разбиты. Стены были забрызганы кровью, а входная дверь висела на одной петле. Не осталось ни одного целого окна, а рамки для наших фотографий разлетелись по этажу, словно звёздочки ниндзя. Но самым странным был едкий запах, доносившийся из кухни.
Сначала я не понял, что это такое. Он был похож на человека, но со слишком большим количеством конечностей. После нескольких секунд осознания, я понял, что это мертвое тело. Молодой человек с торчащим из груди ножом, распростертый на кухонном полу. Его челюсть была вывихнута и свернута на сторону.
А из горла торчала сине-черная рука, вцепившаяся ладонью ему же в лицо.
Что-то во мне шевельнулось. Чему-то во мне не понравилось то, на что я смотрел. Я попытался придавить шевеление в горле волокнистым батончиком, и это как ни странно, сработало.
На улицу я вышел в оцепенении. Я не знал, что делать. Часть меня порывалась бежать искать родителей, а другая часть хотела уехать из города. На велосипеде, автобусе или просто пешком – неважно. Конечно, автобусы здесь больше не ходили, но мой лишенный сна разум уже не мог отделить факты от вымысла.
Вся та ночь была одним сплошным кошмаром наяву. Мне все время мерещились существа, появляющиеся из темноты. Я слышал голоса, приказывающие развернуться, остановиться, бежать – и все одновременно. Я с трудом удерживал равновесие, и если бы остановился даже на мгновение, то сразу же заснул бы. Я должен был продолжать идти. Даже принял дополнительную дозу бустера. От него резко заболели суставы и выступила испарина. Зря я это сделал.
Я срезал путь через парк. Из-за деревьев выглядывали лица. Я видел мужчину, лежащего лицом вниз на гравийной дорожке, которого подтягивала вперед рука, торчащая изо рта. Я видел мужчину на берегу озера, хлопающего руками по поверхности воды, как безумный ребенок, пытающийся поднять как можно больше брызг.
Что-то из этого было реальным. Что-то – нет. Я не мог сказать, что было чем. Больше нет.
Когда я, наконец, добрался до центра города, то увидел по меньшей мере две дюжины людей, собравшихся у горящего здания. И из всех их глоток вверх росли сине-черные руки, тянущиеся к огню, трепещущие. Словно водоросли, плывущие по невидимому течению, они в унисон наклонялись вперед и назад, восхваляя тот хаос, который сами же сотворили, не произнося ни слова, ни звука. И все же я их слышал. Они приветствовали меня. Звали меня. Каждый голос не похож на другой…
– Подойди, – умоляли они. – Твое место здесь.
Я отвернулся, и голоса стали громче. Отчаяннее. Пронзительнее. Визг, требующий моего внимания, моей преданности. И не все из них доносились извне – один шел прямо из моего нутра.
– Мы уже здесь, – смеялся он. – Мы не исчезнем. Не утихнем. Мы никогда не уйдем.
Руки потянулись ко мне. В каждом окне появились бледные лица. Голоса доносились из-под бетона.
Стрельба. Разбитые окна. Стекло трещало под моими подошвами, когда я пробирался мимо остовов сгоревших машин.
Стало темно, потом светло, потом снова темно.
И в какой-то момент я сдался. Холодный бетон внезапно прижался к моей щеке, но я уже был не в силах встать. Ноги не двигались. Глаза не открывались.
– Да! – смеялись голоса. – Иди! Иди к нам! Иди и гори с нами!
А затем - темнота.
***
Я не знаю, как долго пролежал без сознания. Часы. Может быть, полдня. Я очнулся и увидел, что ко мне бежит мужчина, на ходу спрашивая, все ли со мной в порядке. Подъехала машина, обдав меня теплым светом. На обочине дороги сидела колония лягушек, неотрывно смотря на меня. Я заметил неподалеку подсолнух. Он выцвел до синевы. Странно, как мы не замечаем самых очевидных изменений, пока они не ударят прямо в лицо.
Оказалось, что воздействие произошло по меньшей мере на 6 часов раньше, чем предполагал человек с планшетом, и я бодрствовал достаточно долго, чтобы большая часть эффекта сошла на нет. Меня нашли без сознания на обочине шоссе, примерно в пятнадцати километрах от дома. Да, я заснул, но последствия оказались практически незначительными, по сравнению с большинством соседей.
Возможно вы даже слышали об этом. Власти назвали произошедшее “беспорядками”. Просто очередные волнения в бедном районе. Не думаю, что это событие удостоилось упоминания в национальных новостях.
Некоторые из тех, кто сдался раньше всех, получили необратимые повреждения мозга. Ларри Питерсон уже никогда не стал прежним, но было трудно сказать, было ли это из-за эмоциональной травмы от потери жены или из-за заражения. В любом случае, до конца его жизни за ним присматривала сиделка.
Мама и папа тоже не полностью восстановились. После той ночи у мамы развилось что-то вроде нарколепсии, она стала внезапно засыпать в самое неподходящее время. Папа потерял чувство вкуса и обоняния. По сей день им трудно объяснить, что именно они испытали. Для них это было все равно что заснуть и увидеть самый ужасный кошмар, а проснуться на больничной койке.
Иногда я задаюсь вопросом, может быть и я заснул? Некоторые вещи, которые я видел, казались настолько странными, что не было никакой возможности проверить их на реальность. Я отчетливо помню ту сцену у горящего здания в центре города. Это должно было быть реальным. И здание действительно сгорело.
Мне тяжело вспоминать об этом. Если поддаться мыслям о тех днях, внутри у меня все скручивается, вопя, что это просто кошмарный сон. Непрекращающийся по сей день кошмарный сон. Что я все еще в шаге от того, чтобы проснуться в шкафу, за дверью которого ждет бешеная толпа.
Или хуже: что-то внутри меня ждет момента, чтобы взять контроль в свои руки.
Может быть мне осталась всего одна ночь.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
День рождения у меня всегда ассоциировался с унылым временем года, когда уютный запах осени сменяется гнилью в преддверии зимней спячки. Когда разноцветные листья опадают и умирают, оставляя после себя хрупкую коричневую скорлупу. Тем не менее, люди должны праздновать свои дни рождения. Если кто-то этого не делает – он странный. Я странный.
Невеста недавно спросила меня, почему я никогда не праздную день рождения, и я не знал, как объяснить. Когда переживаешь что-то травмирующее, избегаешь всего, что так или иначе возвращает тебя к этому моменту. И хотя я бы с удовольствием рассказал ей обо всем, не думаю, что смогу, не показавшись при этом маньяком. Я подумал, что стоит попробовать рассказать свою историю анонимно, а дальше действовать по обстоятельствам.
***
Мне тогда исполнилось 13. ”Since U been gone" крутили по радио каждый час. Мы с друзьями цитировали “Как я встретил вашу маму”, словно Библию. Это было хорошее время.
Поскольку день рождения пришелся на середину учебной недели, мои грандиозные планы пришлось отложить до предстоящих выходных. Тем не менее, мне не на что было жаловаться. Праздничный торт во вторник – не так уж плохо, честно говоря. Я вернулся домой, открыл несколько подарков, родители устроили небольшой праздник. В подарках, кстати были две новые игры для моей PlayStation 2 – четко!
С домашним заданием было покончено за несколько часов до отхода ко сну, и я уже полчаса сидел в Интернете, когда в дверь вдруг постучали. У нас вообще редко бывали гости, поэтому то, что кто-то стучал в дверь в 10 часов вечера, было, мягко говоря, необычно.
Я успел спуститься на половину лестницы вниз, а родители уже успели открыть дверь. Снаружи стоял мужчина в модной куртке с планшетом в руках и двумя вооруженными охранниками за спиной. Я в некотором роде оказался в эпицентре спора.
– ...итак, нам нужно, чтобы вы подписали форму согласия, и мы начнем, – сказал человек с планшетом. – Есть вопросы?
– Это не может быть законным, – возмутилась мама. – На каком основании вы...
– Мэм, это чрезвычайная ситуация. Нам было разрешено перевезти всех желающих, если потребуется, но я гарантирую вам, что это будет не самое приятное времяпрепровождение, не идет в сравнение с тем, что вас ждет здесь, в стенах собственного дома.
Пока продолжалась дискуссия, вооруженные люди вошли в дом. У них было что-то вроде контрольного списка, по которому они проходили, задавая вопросы, тыча в нас пальцем. Один спросил о спутниковом телефоне, которого у нас, конечно, не было. Я поспешил вернуться наверх.
Из своего окна я видел, как они устанавливали блокираторы колес на нашу машину. Они также проверяли какое-то электрическое оборудование, и в этот момент я заметил, что на моем компьютере пропало подключение к Интернету. На мобильном телефоне исчезла связь, и, хотя я не проверял, подозреваю, что они что-то сделали и со стационарным телефоном. Нас изолировали, поместили под своего рода карантин. Я все еще не имел ни малейшего представления о том, кто эти люди. Не было никаких нашивок, значков, званий или символов. Просто группа серьезных на вид мужчин в ветровках, с вполне заметными кобурами для оружия.
Через несколько минут один из мужчин вошел в мою комнату. Родители очень волновались, но им велели подождать снаружи. Мужчина был ростом под два метра и выглядел так, как будто может загрызть меня насмерть, если понадобится. Не говоря ни слова, он начал рыться в моих вещах.
– У тебя есть какие-нибудь портативные рации? Какие-нибудь научные радиопроекты, что-нибудь в этом роде?
– Нет. – Я покачал головой – У меня есть PlayStation.
– Может выходить в сеть, так?
Я не успел ответить, как вклинилась мама:
– Мы не разрешаем ему играть в онлайн-игры. Он не выходит в сеть.
Но, видимо для верности, он выдернул кабель питания и положил его в запечатанный пакет вместе с различными безделушками и ключами, которые они же успели собрать. Они не хотели рисковать, а я, похоже, остался без своих новых игр на ближайшее время.
Когда они закончили импровизированный обыск дома, нас попросили собраться внизу. Мужчина с планшетом прочистил горло, в комнате воцарилась мертвая тишина. Даже мой отец, который обычно был очень напористым человеком, не находил слов. Я понял тогда, насколько все серьезно.
– В течение 72 часов этот и прилегающие районы будут закрыты. Существует локальная проблема, связанная с недавним геологическим событием, которое вызвало некоторые непредвиденные проблемы. Я уверен, что в последнее время вы заметили некоторые незначительные странности.
– Например, что? – спросил папа.
– Молоко скисает. Комнатные растения приобретают странный оттенок. На дорогах появляются стаи лягушек.
Мои родители ничего не сказали, но кивнули. Возможно, они видели что-то, что упустил я.
Мужчина отложил свой блокнот и спокойно объяснил:
– Вы подверглись воздействию чего-то, похожего на химическое вещество. Это вещество вызывает бурную реакцию с выделением определенных гормонов, тех, что продуцируются в фазе быстрого сна. Для обеспечения вашей безопасности мы в настоящее время вводим временный 72-часовой запрет на сон.
– Прошу прощения?
Мой отец шагнул вперед, один из вооруженных мужчин ответил тем же... Но они оба остановились, прежде чем ситуация успела обостриться.
– Утечка произошла примерно 9 часов назад, а это значит, что у вас осталось около 63 часов. Срок подойдет примерно в 13:00 в пятницу.
– Мы никак не можем...
– Это не подлежит обсуждению. Это вопрос вашей безопасности, сэр. У нас есть служба неотложной медицинской помощи, но я вам гарантирую – опыт этих дней будет неприятным. Вы будете лишены сна с помощью химических препаратов на весь период воздействия, пока не пройдет эффект. Это может привести к длительному повреждению мозга.
Каждому из нас вручили по папке, в которой объяснялись наши обязанности и права. Красная папка попала и мне в руки: без опознавательных знаков и с тремя документами внутри. В одном из них объяснялось их право принуждать нас к подчинению, в другом, что мы уже заведомо согласны на процедуры, а в третьем находилась форма, точно инструктирующая, когда нам можно будет ложиться спать. Там же была форма инвентаризации с описанием предметов, которые нам вернут по окончании срока карантина.
Они оставили коробку с 50 стеклянными ампулами, для периодического 4-часового буста. Мужчина объяснил, что несовершеннолетним детям не следует принимать больше одной ампулы каждые 7 часов, а моей матери, если она беременна, вообще не следует принимать ни одной. К счастью, мама не была беременна. Я единственный ребенок в семье.
Нам также выдали батончики с клетчаткой и какой-то гормональной добавкой. Без маркировки, но теплые. Возможно, их приготовили недавно. Упаковку можно было назвать в лучшем случае импровизированной.
Мужчина старался объяснить все как можно лучше, и я видел, что родители внимательно слушают, но едва ли понял половину из сказанного. Я рассматривал вооруженных охранников. Они выглядели измученными. Возможно, им тоже не давали спать. У одного открылся рот, и он только что не пускал слюни, моргая по очереди то одним глазом, то другим. Я мог бы поклясться, что он на секунду задремал. Видимо он тоже это понял и вышел на улицу пройтись.
– Я не знаю, сможем ли мы, – жалобно начала мама. – Это... вы просите слишком о многом, мы же...
– Если в какой-то момент вы не сможете больше терпеть, позвоните по этому номеру. Это единственный работающий номер, – перебил ее мужчина, указывая на последнюю строчку на последней странице папки. – Если кто-то заснет и вы не сможете разбудить его в течении пары минут, он в страшной опасности. Если это произойдет, старайтесь разбудить члена семьи любыми способами, пока мы не приедем и не заберем его.
– И тогда, что с ним будет?..
– Его доставят на наш полигон в Манкато, и будут стимулировать бодрствование химическими препаратами.
– А что будет если… если кто-то не сможет? Если мы все просто… заснем?
Мужчина покачал головой, постукивая ручкой по планшету.
– Скорее всего, этот кто-то умрет. Члены семьи, возможно, тоже.
Родители с главным из троих ушли на кухню, попутно обсуждая детали, а шкафоподобный хмурый охранник подошел ко мне с запечатанным пакетом и вернул кабель питания для PlayStation 2.
– Я тут связался с технической командой, у тебя все нормально. – Он похлопал меня по плечу. – И, э-э...… с днем рождения.
Я почти забыл, что сегодня мой день рождения. И я оценил этот жест, но просто не смог заставить себя улыбнуться. В голове роилось слишком много вопросов, а я был слишком напуган, чтобы заговорить.
Разговор длился еще минут 20 или около того, а потом мужчины ушли, оставив меня с родителями одних на кухне. Мама закурила под вытяжкой. Я видел, ее курящей всего два раза: первый, когда она потеряла работу, а второй, когда заболел ее отец. Курение на кухне ясно дало понять, что все плохо. Папа сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на коробку с бустерами.
– Это не шутка, – наконец сказал отец. – Все очень серьезно. Мы должны помочь друг другу пройти через это.
Мама промолчала, но я видел, как дрожат ее руки. Она плакала. Ее так трясло, что пепел с сигареты не попадал в пепельницу, а просто падал на плиту.
– Мы не можем оставаться поодиночке, – продолжил папа. – Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы чем-то занять себя. Ты можешь играть в игры до посинения, но не вздумай засыпать.
– Они вернули мне кабель, – сказал я. Значит ли это, что я могу пользоваться PlayStation?
– Все в порядке. – Мама закашлялась. – Все в порядке, милый. Играй в свои игры.
В те первые несколько часов я больше не думал о плохом. До конца недели больше не надо было ходить в школу, не надо было ложиться спать, плюс я получил неограниченное время у экрана. Это казалось потрясающим.
Я засиделся за игрой до поздней ночи. В меню были "Sly 2" и "Ratchet & Clank", и я получал огромное удовольствие. Я взял несколько закусок и один из тех батончиков с клетчаткой. На вкус они напоминали изюм с веточками, но странно успокаивали. Не снимали усталость, но мне было легче сосредоточиться. А еще мне стало труднее закрывать глаза, и зачесались веки.
Всю ночь в доме горел свет. Мама и папа включали громкую музыку на стереосистеме внизу и отчаянно пытались меня чем-то занять. Я был достаточно занят, просто играя в игры, так что, думаю, эта суета была больше для их спокойствия, чем ради меня.
***
В 5 утра папа первый раз принял бустер. Я слышал это со второго этажа, он довольно сильно ругался. По-видимому, на вкус препарат напоминал смесь несвежего риса и смерти. Мама приняла свою первую порцию примерно через полчаса, но она смешала ее с апельсиновым соком. Видимо, это помогло.
К 7 утра даже я почувствовал все в полной мере. Я никогда раньше не играл в игры всю ночь напролет. Конечно, я иногда не спал на ночевках со своими друзьями, но обычно мы к этому готовились. Так что рано утром я почувствовал, что начинаю клевать носом. Родители время от времени проверяли, как я, и решили принять меры. Мы всей семьей пошли завтракать, делая вид, что только что проснулись.
– Ты всегда такой ворчун по утрам, – сказала мама. – Попытайся представить, что… что в этот раз так же. Просто еще одно дурацкое утро.
Я точно знал, что они подлили мне в хлопья один из бустеров. Увидел на столешнице три пустых пузырька, но знал, что никто из них еще не брал второй. И все же у меня не было другого выбора, кроме как все съесть. Еще не прошло и половины срока карантина.
Мы уже закончили завтрак, когда снаружи послышался шум. Я был наверху, чистил зубы и мог наблюдать за происходящим через окно в коридоре. Чnо-то случилось у соседей. Ларри Питерсон, 55-летний мужчина, работавший продавцом рыболовных принадлежностей в местном мини-маркете, выполз из своей парадной двери. Его рвало чем-то черно-синим на тротуар. Самым интенсивным физическим упражнением у нашего соседа за все время знакомства, была попытка завести газонокосилку, но теперь он улепетывал из дома на четвереньках так, словно от этого зависела его жизнь.
Я слышал, как в доме закричала его жена. Не смог разобрать, что именно. Ларри вскочил и запрыгнул в кузов своего пикапа, демонстрируя прыть, которой я никогда раньше у него не наблюдал. Только когда миссис Питерсон вышла из дома, я смог расслышать, что она говорила.
– Ларри! Ларри, проснись!
А потом Ларри Питерсон схватил гаечный ключ, выпрыгнул из грузовика и схватил жену за волосы. Внезапно чья-то рука закрыла мне глаза – отец оттащил меня от окна. Я услышал, как крик перешел в бульканье, за которым последовал искренний смех, который я слышал тысячу раз до этого. Ларри Питерсон смеялся точно так же каждый раз, когда мой отец выдавал очередной неуклюжий каламбур. Мой разум живо нарисовал картину произошедшего, и она была не из приятных.
Отец развернул меня к себе и пристально посмотрел в глаза. Я мог сказать, что он был сам не свой – лицо прорезали морщины, которых я раньше не замечал.
– Оставайся со мной и мамой. Не выглядывай на улицу. Люди заболевают.
– И мы заболеем? – Я едва смог подавить зевок.
Он слегка встряхнул меня, словно хотел убедиться, что я внимательно слушаю.
– У нас все будет хорошо. Это всего лишь вопрос времени. Но я не хочу, чтобы ты видел, как страдают люди. С Ларри не все в порядке.
Раздался стук во входную дверь. Папа вскинул голову и начал спускаться. Мама спряталась в спальне. Я помню, как стоял на верхней площадке лестницы и смотрел через перила в прихожую. Раздался сильный, сердитый стук в дверь. А потом тихий смешок Ларри Питерсона. Он ничего не говорил, просто колотил в дверь гаечным ключом, смеялся и пытался пробраться внутрь.
Он обошел вокруг дома, стуча в окна. Но не успел отойти далеко: мы услышали, как подъехала машина. Раздался хлопок, не похожий на выстрел. Я думаю, они стреляли из электрошокера. Ларри Питерсона увели. Вскоре мама пришла ко мне с приклеенной к лицу улыбкой и попросила показать ей, как далеко я продвинулся в своих новых модных видеоиграх. Она явно пыталась отвлечь меня, но я не возражал. В тот момент мне отчаянно хотелось отвлечься.
Я представил себе Ларри Питерсона, стоящего по другую сторону входной двери, в белой футболке, перемазанной странной черно-синей слизью, и маниакальной хваткой сжимающего гаечный ключ. Эта штука была размером с мою руку, из цельного металла. Я никогда не считал гаечный ключ оружием, но от одной мысли о нем у меня кровь стыла в жилах.
Он правда убил миссис Питерсон?
Но почему?
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Единственная вещь, без которой я, пожалуй, мог бы прожить, но выиграл главный приз.
Я участвую во многих розыгрышах вроде этого. Однажды я выиграл скидку в 5 фунтов в местном ресторане, и лотерею на рождественской ярмарке. Тогда мне достался шоколадный Санта в натуральную величину. Шоколад на удивление оказался действительно хорошим, высокого качества.
Я не помню, чтобы участвовал в этом розыгрыше скрепок, но мы с друзьями иногда занимались ерундой, когда напивались. Участие в дурацком розыгрыше не казалось чем-то из ряда вон выходящим.
Все началось, когда я получил конверт, полный скрепок. Их было не меньше сотни. Может, больше. Можете представить себе мое замешательство, когда я открыл тот, первый конверт: никакого письма внутри, только скрепки. Красные, зеленые, синие, желтые, розовые, черные, белые… Они со стуком посыпались под ноги на деревянный пол прихожей, напоминая посыпку для торта.
Я закатил глаза и начал их собирать. Решил, что какой-то офис дал неверный адрес для доставки канцелярии.
Одна посылка с сотней скрепок – это странно. Но две? Тогда ко мне закрались подозрения.
На второй день я подумал, что это какой-то пранк. Однако, на этот раз я был умнее, взвесил конверт на руке и проверил на ощупь. Поднеся его на свет, я увидел очертания скрепок. Из любопытства открыл и заглянул внутрь, но на этот раз не рассыпал содержимое. Вы поступили бы так же. Это действительно просто скрепки? Да. Да, это скрепки.
На пятый день я перестал их открывать. Просто подносил на свет, видел контуры скрепок и выбрасывал.
Не помню, почему я решил проверить папку спам, но открыв ее, тут же увидел это. Дешевый заголовок сразу бросался в глаза. "Клип-пити клоп, вы выиграли пожизненный скрепочный джек-пот! 🎉📎"
Ниже приведена остальная часть письма.
“Вам улыбнулась удача! Поздравляем! Вы – ГЛАВНЫЙ ПОБЕДИТЕЛЬ нашего конкурса "Пожизненный запас скрепок"! 🥳📎
Отныне вы можете распрощаться с беспорядочно разбросанными бумагами и позволить нашим высококачественным скрепкам взять верх. Больше не нужно жертвовать собой ради обрезков бумаги! И знаете что? Вы выиграли не одну коробку, вы выиграли ПОЖИЗНЕННУЮ ежедневную подписку на скрепки! Вы действительно сорвали джек-пот! 🎁
Начиная со следующей недели вы будете получать случайное количество наших самых лучших, первоклассных скрепок каждый день. Просто представьте себе ВОЗМОЖНОСТИ! Организация офиса, искусство, креативные скульптуры из скрепок… список поистине бесконечен!
С вашими новыми друзьями-скрепками нет пределов аккуратности и креативности! Наши скрепки прочные, долговечные и приятные на ощупь! 💪📎
Пока к вам едет первая партия, давайте мы поделимся с вами умопомрачительными забавными фактами о скрепках…”
Не буду приводить раздел с фактами, поскольку они не очень “забавные”. Хотя, я узнал, что они существуют с 19-го века.
Единственной стоящей информацией в этом письме было название компании – Клипогеникс. Я незамедлительно ответил на сообщение просьбой отправить мой приз кому-нибудь другому. Если быть точным: “кому-нибудь, кому скрепки нужнее”, хотя, не думаю, что они вообще кому-нибудь нужны.
Спойлер: они не ответили, и конверты продолжали приходить.
Спустя две недели я все еще продолжал получать скрепки.
Спустя шесть недель ничего не изменилось.
Несколько недель назад был пройден рубеж в три месяца. Больше 90 конвертов со скрепками. Да, я подумывал о том, чтобы продать их, но не думаю, что выручил бы за них много денег. И да, они приходили даже по воскресеньям. Я не понимал, кто их доставляет. Курьер никогда не попадался мне на глаза, и я предполагал, что он сам не имеет отношения к компании, поэтому не пытался с ним поговорить.
Однажды, примерно на этом трехмесячном рубеже, я собирался заняться своей ежедневной рутиной. Сделать чашку кофе, поднять конверт с пола в прихожей, поднести его к свету и выбросить в мусорное ведро. Только на этот раз свет обнажил контур одной единственной скрепки и чего-то еще. Должен признать, что в глубине души я был взволнован. Сюжетный поворот в реальной жизни? Что-то может оживить мои серые будни? Обычно сюрпризы меня волнуют, и этот не стал исключением. Я сунул руку в конверт, и вытащил загадочный предмет. Что же они могли мне прислать?
Отрезанный палец.
Высохший, зеленоватый, отрезанный палец.
Не помню, что я сделал сначала – закричал или швырнул его на пол.
Но я заметил, что из-под ногтя торчит скрепка, воткнутая прямо в плоть. На этот раз она была золотая, такого цвета еще не было. Хотел бы я сказать, что сохранял спокойствие, но на самом деле, убежал в ванную, и меня вырвало.
Я связался с полицией, и они изъяли палец с конвертом. Я рассказал все, что знаю и показал письмо, они сказали, что проведут расследование.
– Это сумасшествие, не так ли? – один из офицеров поделился своими мыслями.
– Что?
– Какими опасными могут быть обычные вещи. Какой-то бедняга потерял палец из-за такой простой вещи, как скрепка для бумаг!
– Вы думаете, это был несчастный случай? – Я не до конца понимал, что это было. Возможно, угроза? Не уверен.
– Конечно. Вероятно, кто-то на производственной линии упаковывает эти штуки. Палец застревает в механизме, "О, нет, ай!", и вы не успеваете понять, что происходит, как палец уже отрезан. Вес пальца заставляет механизм думать, что конверт полон скрепок, и его отправляют к вашей двери.
Такое спокойное видение ситуации действительно мне помогло. Черт, я почти поверил, что все нормально. Тем не менее, меня заверили, что компания нарушает нормы охраны труда и техники безопасности, и что с этим разберутся.
Прошло пару недель, но полиция не сообщила мне никакой новой информации. Конверты продолжали приходить ежедневно, но я слишком боялся их открывать. Однако, опасаясь выбросить улики, я складывал их стопкой в углу.
Стопка становилась все выше, и, стиснув зубы, я решил их открыть, но сначала внимательно осмотрел.
Трясущимися руками я поднес первый конверт к свету, и он был просто полон скрепок. Возможно, происшествие действительно было единичным, и инцидент уже исчерпан. Но когда ко мне в руки попал конверт со сплошной тенью, сердце пропустило удар. Никаких скрепок, в этом конверте было письмо.
Я осторожно открыл его и прочитал.
“Уважаемый клиент,
Мы хотели бы принести извинения за недавний инцидент. Мы понимаем, что событие было довольно травмирующим, и, так как мы никогда не сможем этого исправить, мы хотим предложить вам единовременную компенсацию.
К этому письму прилагается чек на £2000, который мы выписали с помощью одной из наших прочных высококлассных скрепок. Надеемся, что сможем продолжить наше сотрудничество.
Мы понимаем, что возможно, вы захотите отменить вашу пожизненную подписку на скрепки.
К сожалению, вынуждены отклонить эту просьбу.
Надеемся на понимание.
Служба поддержки Клипогеникс.”
Нет. Я ничего не понимал. А вы? Вы понимаете, о чем, черт возьми, они говорят?
Я связался с полицией, чтобы сообщить им об этом письме. Они послали человека, чтобы забрать его.
На следующий день, уверенный, что все в порядке, я поднял ежедневную доставку с пола. Не успел я ее проверить,как раздался стук в дверь, и я сунул конверт в задний карман. Открыв дверь, я очень удивился, но пороге стоял очень озадаченный мужчина в костюме.
Не теряя времени, он перешел к делу.
– Здравствуйте, мы вас перевозим. Собирайте вещи и не говорите никому. Мы временно заселим вас в отель.
Мое отсутствие ответа показало, что у меня очень много вопросов.
– Слушайте, это просто предосторожность. Мы не смогли найти никаких признаков существования Клипогеникс, и…
– И что?
– … и ДНК пальца совпало с ДНК, предположительно, самоубийцы. Сейчас мы рассматриваем это дело как убийство.
У меня было ощущение, что ему еще есть, что сказать. К сожалению, его следующая фраза это подтвердила.
– Было установлено, что человек, о котором идет речь, также выиграл конкурс.
Мне не пришлось повторять дважды, я собрал вещи первой необходимости, и меня отвезли в отель как минимум, в полутора часах езды. Он находился в соседнем городе, что показалось мне странным, но в то же время утешало, что мой дом все еще довольно близко.
После того, как мужчина ушел, и я остался наедине со своими мыслями, и был удивлен, насколько ясной была моя голова. Я был просто... доволен. Я не был счастливым, или грустным, или испуганным, просто существовал. Возможно, из-за шока. Примерно через полчаса я вспомнил о конверте в заднем кармане. Поднес его на свет, и по тени понял, что в нем находится еще одно письмо.
Я нерешительно открыл его и заглянул внутрь, чтобы проверить, нет ли там неприятных сюрпризов.
Достав его, я подумал, что это чистый лист бумаги – он выглядел абсолютно пустым. Но я развернул его и прочитал письмо, состоящее всего из нескольких слов..
“Уважаемый клиент,
Самоубийцы не теряют пальцы,
Полицейские не носят костюмы.”
Мир завертелся. Мир рухнул. Казалось, что мира больше не существует.
Затем ко мне внезапно вернулась реальность, и я почувствовал прилив энергии, вызванный тревогой. Я ходил взад-вперед по номеру, взвешивая возможности и пытаясь придумать план.
Я могу уйти? За мной могут следить.
Я могу связаться с полицией? Я определенно больше не считал, что это безопасно.
Я могу позвонить друзьям или родным? Последнее, чего я хотел – это подвергать их опасности.
Я знал, что должен выбирать из этих трех вариантов, и выбрал первый. На улице было еще светло, так что в толпе я, конечно, был бы в безопасности. Именно так я и поступил. Старался держаться оживленных районов и проехал через всю страну, используя как можно больше видов общественного транспорта.
Я не останавливался, пока не наступила ночь. Я забронировал отель под вымышленным именем и заплатил наличными. В ту ночь я отдохнул на удивление хорошо.
Около семи утра мой сон прервал стук в дверь.
– Нет, спасибо, – сонно крикнул я, подумав, что это обслуживание номеров.
– Для вас оставили кое-что на ресепшн, я положу под дверь.
Из-под двери показался белый конверт.
Хотелось держаться от него подальше, но я понимал, что неизвестность пугает меня больше всего на свете. С сердцем, выпрыгивающим из груди, я потянулся к конверту и заметил внутри какой-то толстый предмет. Еще один палец?
Нет, письмо, на этот раз с пузырьком жидкости и двумя золотыми скрепками.
“Уважаемый клиент,
Мы рады, что вы хорошо освоились в новых обстоятельствах.
Извините за небольшое представление, мы должны были убедиться, что вы уедете как можно дальше от родного города.
Ваш настоящий приз – это не скрепки. Это было бы слишком просто.
Ваш настоящий приз – это бессмертие.
Скрепки красивые, не так ли? Соединяют лист с листом, как вселенная соединяет жизнь с жизнью. И по мере того, как поток жизни продолжается, он соединяет нас с вами.
Цепь нашего бытия продолжается, как продолжается и цепочка скрепок.
Флакон внутри имеет уникальное предназначение. Он убьет вас и одновременно поможет жить.
Вы понимаете, не так ли?
Выпейте из флакона и воткните в себя скрепку.
Вы медленно исчезнете на мгновение, но останетесь связаны со вселенной. Должны.
Вы проснетесь в новом теле, одном из тех, что мы здесь подвергли криозаморозке.
У меня получилось.
Вы видели мой палец.
У каждой отправленной вам скрепки была цель. Каждая из них была благословлена новой связью с вашей новой жизнью. Все они побывали в вашем доме, многие прикасались к вашей коже, и все они были поднесены к свету.
Это благословение приведет вас к новой жизни.
Зеленые принесут вам богатство. Красные принесут здоровье. Синие принесут счастье.
Все, что вам нужно – это выпить из флакона.
Прежде, чем яд начнет действовать, выберите скрепку. Ваше решение всегда будет верным.
Мы знаем, как работает ваш мозг. Каждое слово, которое мы писали, и каждый цвет, который мы выбирали, были созданы для того, чтобы повлиять на ваше решение в этот самый момент.
Вы заснете как ценный клиент,
Но проснетесь нашим ценным сотрудником.”
Я не позволю им контролировать мою судьбу. Я не пожертвую свою жизнь их компании, не стану одной из их марионеток.
Я знаю, что эта компания имеет гораздо большее влияние, чем я думал изначально, поэтому, возможно, я не смогу никому рассказать. Но я могу рассказать всем.
Надеюсь, что этот пост увидит следующий "главный победитель", и надеюсь, что он будет таким же сильным, как я.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Невозможно было игнорировать Бена или звуки, которые он издавал. Больше нет. Ужасные удары сотрясали станцию, их местоположение менялось случайным образом. Это сводило с ума, и не только меня. За последние несколько часов я услышал немало рациональных объяснений. Штаб прислал материалы, которых хватило бы на целую книгу, мнения всех экспертов, каких только можно себе представить. После смерти коллеги я и так боролся со всевозможными странными мыслями, но после выхода в открытый космос они как будто выплеснулись из моей головы и теперь терроризировали других скептиков-единомышленников. Как ни старались, никто в штабе не мог понять, что это такое.
Но у них не было дневника.
После того, что произошло во время выхода в открытый космос, для меня стало первоочередной задачей выяснить, что, черт возьми, произошло. Те цифры, которые записал Бен, не были бредом. Я, подспудно, знал это с самого начала. Дневник будто был написан на другом языке. Тайном, секретном языке. И хотя я так и не разгадал код, даже сейчас, по прошествии стольких лет, я понял, откуда Бен это взял.
Свет.
Хитрость заключалась в том, чтобы углубиться в его исследования. В частности, в один проект, которому он посвятил всю жизнь. Та небольшая комета, ледяной шар, парящий далеко в поясе Кеплера, неподалеку от загадочного места, где Солнечная система заканчивается и начинается великая космическая пустота. Там что-то маленькое и незначительное вращалось, перемещалось и время от времени попадало на солнце, отражая фотоны прямо к нам. Сверкающий кусочек льда, сияющий настолько слабо, что его невозможно было заметить, если только случайно не посмотреть в нужное время в нужном месте.
Как это сделал Бен, всего в десять лет, играя с отцовским телескопом на заднем дворе.
Огонек в темноте. Огонек, который сигнализировал нескольким приборам, настроенным Беном для записи каждой вспышки излучения. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Тук. Тук. Тук.
Из двоичного в шестнадцатеричный и далее… Боже, там что-то еще. Что-то говорило с ним.
Что-то там, в космосе, говорило с ним.
Я не знаю, что напугало меня больше. Стуки ожившего Бена, который колотил по станции, неотвратимая угроза, подобравшаяся к самому порогу, или мысль о том, что нечто в пустоте нашептывало человеку неизвестные секреты на протяжении последних двух десятилетий. Эта идея, порой, захлестывала меня целиком, стоило задуматься о ней дольше, чем на несколько мгновений. Я так и не понял, о чем шла речь в сообщениях, но, тем не менее, был потрясен. Не только благодаря маленькому дневнику Бена, который содержал сотни, тысячи рукописных записей. Но и благодаря прямой трансляции, которую он успел настроить на своем компьютере и преобразовать код в звук. Он бился, словно ушной червь на стероидах, был похож на белый шум под кислотой, этот поток чуждых идей, от которых я терялся и пускал слюни, если засиживался у динамика слишком долго. Короче говоря, у меня был доступ к сигналу не более нескольких дней, но к концу я почувствовал, что мозги вот-вот вытекут из ушей. Но Бен… Бена пичкали этим с детства. А мы, идиоты, потратили годы на прослушивание космоса, запись случайных сигналов и ожидание – на исследование того, чего никто из нас по-настоящему не надеялся понять. Логично было предположить, что сигнал стал причиной его смерти. И, что еще хуже, того, что случилось после. А был ли он причиной его полета в космос?
Был ли Бен, которого я знал, просто иллюзией, маской?
Звук… свет, исходящий оттуда. Это казалось неправильным. Не мягкое затишье, не завывание сирены… сигнал был мрачным и всепоглощающим. Почему Бен поддался ему? Почему делал все, что от него требовали? Много ли он прожил ради себя, своих нужд и желаний?
В одном я точно уверился, проводя дни напролет под аккомпанемент яростных воплей Бена снаружи станции, независимо от того, ЧТО с ним говорило…
Оно было враждебным, и я не мог позволить этому попасть на Землю.
***
– Рейнольдс, мне велели подобрать тебя несколько нестандартным способом.
Я усмехнулся, застегивая скафандр. Это еще мягко сказано.
– И что они сказали? – Я надел шлем и инициировал открытие двери.
– Есть опасения по поводу заражения, – ответил пилот. – Не знаю, что под этим подразумевается. Не уточнили, их беспокоит биологическое или химическое заражение. На мой взгляд, все звучит одинаково странно. Но мы должны забрать тебя во время выхода в открытый космос. Это правда?
– Да.
– Ага. Ты согласен? Мне сказали, что мы можем подойти на расстояние около 200 метров, но остальное тебе придется покрыть за счет двигателей костюма. Это нечто. Переход от станции к шаттлу… Такого раньше никто не делал.
– Я прекрасно осознаю риск. Просто смотрите в оба.
На этот раз настала его очередь усмехаться.
– На что тут смотреть? – весело воскликнул пилот.
– Увидишь – поймешь.
***
Я проделал весь путь спиной к шаттлу, дрейфуя к нему медленно, но с постоянной скоростью. Неустанно обшаривая глазами космос в поисках любых признаков присутствия Бена. Время от времени я замечал вспышку чего-то красного, намек на движение, скрытое за панелями и антеннами станции, четкий знак, что он все еще снаружи, прячется где-то поблизости. Пока Бен оставался там, я знал, что со мной все будет в порядке. Но все это время продолжал ждать, что вот-вот он объявится, что напряжение перерастет в опасность для жизни, которая, и я это прекрасно знал, поджидала меня. Но время шло и я приблизился к шаттлу без происшествий. Пилот сообщил, что я нахожусь в нескольких метрах от него и пора разворачиваться, что я и сделал, плавно двигаясь по кругу, как ныряльщик, возвращающийся на поверхность.
Я стоял спиной к станции не более нескольких секунд...
– Хм. Странно.
Слова пилота звучали беззаботно, но то, что бросилось ко мне совершенно к этому не располагало. Бен, незаинтересованный в моем спокойном отбытии на Землю, несся ко мне от станции на всех парах. И, не имея возможности затормозить, врезался в меня на полной скорости, впечатал меня в дверь шлюза, закрутил, и мы оба, улетели прочь кувыркаясь в невесомости, еще до того, как команда осознала, что меня атаковало.
На этот раз он напал спереди. Карабкался по моему костюму, словно монструозное насекомое, а у меня перед глазами вращалась бесконечная пустота. Звезды слились в белые линии, шаттл проносился на краю зрения то тут, то там, совершенно произвольно. Тошнотворно и страшно – вот как это было, и я молил Бога о том, чтобы суметь выровняться до того, как все полетит к черту, но даже это было ничто в сравнении с монстром, цепляющимся за скафандр. В какой-то момент он подполз так, что я смог его хорошенько разглядеть, впервые за несколько дней. Очень близко. Почти интимно. Даже сквозь стекло шлема, разделявшее нас, я видел такие резкие и поразительные детали, что на мгновение застыл в ужасе, лишь смутно осознавая, что пилот в панике вопит:
– Господи Иисусе, что это, черт возьми, за тварь? Рейнольдс, бери контроль! Еще немного, и мы не сможем помочь. И что бы ты ни делал, заруби себе на носу: эта мерзость не поднимется на борт моего шаттла!
Я хотел ответить, но был занят тем, что пытался отбиться от Бена, который теперь представлял собой россыпь зазубренных красных кристаллов разного размера. Некоторые из них были размером с кухонный нож, другие – со швейную иглу. Худший кошмар скафандра. Прокол не привел бы к немедленной декомпрессии, о которой вы, вероятно, подумали. Нет, у меня осталось бы несколько минут, прежде чем воздух, заполняющий костюм, рассеялся бы, а вот уже после этого легкие мои отказали бы, кровь закипела, а вода в глазах, носу, ушах и других мягких тканях начала испаряться и рваться наружу. Что-то вроде обморожения на быстрой перемотке. Но проколы были не единственной моей проблемой. Я знал, что должен помешать Бену схватиться за шлем. Не знаю, имело ли то, что оживило его, доступ ко всем его воспоминаниям, но Бен точно знал, как снять шлем снаружи, так что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы держать его мерзкие пальцы подальше от моей шеи. Прокол оставил бы мне достаточно времени, чтобы залететь в шаттл, но без шлема я был бы обречен на очень мучительную смерть.
Поэтому я сопротивлялся, как мог, зная, что все зависит от того, сумею ли я его отпихнуть. Но Бен и вел себя, словно верткое насекомое, и постоянно ускользал из-под моей руки, стоило только приготовиться его как следует толкунть. Его пальцы с желтыми ногтями легко находили зацепки на костюме, а я будто пытался сделать хирургический шов на виноградине в кухонных рукавицах… Надежды отделаться от него обычным способом не осталось, но у меня было кое-что еще. Инерция. Все это время мы бешено вращались, и эта сила была едва ли не единственным, что пыталось разъединить сцепившиеся тела. До сих пор я боролся с этим, но зачем? В последний момент, осознав, что у меня остался один выход, я наполовину включил двигатели и решил усилить почти неконтролируемое вращение.
Неконтролируемое вращение – кошмарный сценарий, которого боится любой астронавт. Люди имеют неправильную форму, и как только вы начинаете вращаться более чем по одной оси, применение большего усилия, скорее всего, только усугубит ситуацию. Исправление требует огромного опыта и проницательности, и даже в этом случае нет гарантии, что будет возможность это остановить. Более вероятно, что к тому времени, когда вы поймете, что нужно делать, сознание угаснет быстрее, чем получится что-либо предпринять. А дальше только смерть.
И это был мой единственный шанс.
Я ускорил вращение и продолжал ускоряться, удерживая кнопку, пока центробежная сила не потянула Бена все дальше и дальше к верхней части костюма. Вот куда привела нас инерция. Два почти симметричных объекта, готовых в любой момент разлететься в противоположных направлениях. Бен держался дольше, чем я. В какой-то момент мои конечности ослабли, в глазах потемнело, и я бессильно опустил руки, больше не в силах бороться с монстром. Но к тому времени Бен тратил все силы на то, чтобы просто удержаться, и больше не мог нападать или возиться с моим шлемом. В конце концов, даже ему пришлось уступить, потому что крутились мы все быстрее и быстрее, будто все американские горки, на которых я был, слились в одну и помножились на миллион…
Последнее, что я запомнил перед тем, как потерял сознание, – чудовищное лицо Бена, улетающее в пустоту.
***
Надо мной столпились несколько человек.
– Господи Иисусе, счастливый ты сукин сын.
Я застонал и вытаращил глаза в сторону говорившего. Голос был похож на голос пилота. Приятно было видеть его лицо.
– Не ощущаю себя счастливчиком, – выдохнул я.
– Тебя развернуло прямо к нам. Мы уже были в скафандрах, готовились выйти. Все оказалось рассчитано, до секунды. Твой скафандр весь в дырах, буквально сантиметр отклонения, и мы не смогли бы поймать тебя… Как бы то ни было, приятель, ты возвращаешься домой. Медицинское обследование не выявило никаких серьезных проблем. Я думаю, с тобой все будет в порядке.
– Где оно… где Бен?
Люди вокруг меня удивленно переглянулись… а потом до кого-то дошло.
– Бенджамин Уотли? Другой астронавт? Это то, что… кто на тебя напал?
Я кивнул.
– Ну, он улетел, – ответил пилот. – Если это действительно был твой коллега, то мы… что ж, нам очень жаль. У меня такое чувство, что мы пропустили какую-то историю.
– Спросите меня об этом, когда приду в себя, – кашлянул я.
– Что бы с ним ни случилось, в ближайшие часы он войдет в атмосферу Земли.
– И что тогда?
Пилот на секунду задумался.
– Что будет с телом человека при входе в атмосферу? Он сгорит.
Самосожжение.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В штаб-квартире спохватились слишком поздно. Я уже нырнул в скафандр к тому времени, как они поняли, что шлюз закрылся. Я правильно выбрал время. Прошла как раз половина смены, и я сказал, что хочу осмотреть скафандр, убедиться, что все в порядке. Запутал их. Отвлек. Они не сразу поняли, что я делаю. Хотя, технически, они все еще могли остановить процесс на любом этапе. Могли сделать что угодно из штаба. Но я пригрозил, что введу ручное управление, и отключу их к чертовой матери от системы. Все, что они могли противопоставить – пригрозить мне трибуналом по возвращении. Слабая угроза для того, кто рискует вообще не вернуться на Землю. В конце концов, они отступили. Знаете, как трудно построить космическую станцию в тайне? И, на самом деле, только она и была важна: если бы выход в открытый космос не удался, станция осталась бы на месте. Полностью под контролем штаб-квартиры. Актив стоимостью в миллиард долларов, смирно ждал бы следующей сверхсекретной миссии.
На кону была моя жизнь, а не их. Я смирился с этим. И они смрирились, припертые к стенке. К тому времени, когда дверь, наконец, открылась и я смог осторожно выбраться наружу и обогнуть бортик, держась за фасад станции, штаб-квартира уже подключилась к камерам и направляла меня к месту назначения. Но в тот момент для меня все это было фоновым шумом. Их голоса, короткие гудки, постоянные данные о температуре внутри скафандра и расстояния до корпуса станции. Бессмысленность. Все это. Важен был только звук. Тук-тук-тук.
К этому моменту я не находил себе места. Был встревожен… или скорее напуган. Космос – это сплошные крайности. Жара и холод. Свет и тьма. Тени здесь огромные и странные. Ты входишь в тень Земли и выходишь из нее, кто-то водит рукой перед проектором. А те тени, что отбрасываешь ты сам и окружение особенно черны. Станция с ее бесчисленными трубами и кабелями была прорезана глубокими тенями. Длинными, искореженными, непонятно чем отбрасываемыми. Я то и дело вглядывался в этот хаос света и тени и задавался вопросом, есть ли там вообще что-нибудь, или станция просто разрублена пополам какой-то странной космической силой. Как будто я мог каким-то образом провалиться во тьму. Исчезнуть навсегда.
***
В обычной ситуации я бы счел это прекрасным. В прошлом выходы в открытый космос были для меня почти религиозным опытом. В этот раз ощущение значимости происходящего снова пришло, но совсем по иным причинам. Я чувствовал, что за мной наблюдают. Пытался не обращать внимания, но становилось все труднее и труднее. Я постоянно оглядывался через плечо. Не мог перестать думать о каждом малейшем толчке и вибрации, которые ощущал на корпусе станции. К тому времени, как добрался до места, где привязал тело Бена, я уже балансировал на грани панической атаки. Вся эта часть станции была сейчас погружена в темноту. В такую непроглядную, будто отказало зрение. Только голос из штаба дал мне понять, что Бен лежит всего в нескольких футах от меня. Под их руководством я нашел тело, и когда свет моего скафандра упал на мешок, на металлизированной ткани блеснули иголочки инея. Внутри покоилось тело Бена. Застывшее. Твердое, как камень. Я слегка толкнул его, но безрезультатно. Ремни, удерживающие тело, тоже были на месте, крепкие, как всегда.
– Что еще могло быть причиной этого звука?
– Есть только один вариант. – Безымянный голос на другом конце провода звучал сдержанно, но это стало нормой с тех пор, как умер Бен. Штаб-квартира всегда что-то скрывает..
– Что?
– Мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, как трупы реагируют на изменение температуры в вакууме. Очевидно, что части тела будут замерзать, сосуды расширяться. И другие жидкости. В данный момент мешок покоится на металлическом корпусе, и одна из теорий состоит в том, что кровь может замерзать и сублимироваться, поскольку температура поверхности под ней меняется в зависимости от положения солнца.
Я сморщился, глядя на мешок.
– Сколько именно… крови?
– Мы не можем с уверенностью сказать, сколько могло остаться в теле на данный момент. Только то, что мешок предназначен для хранения этого вещества до возвращения. С помощью приборов на станции мы можем подтвердить, что температура панели, на которой вы стоите, значительно ниже точки замерзания. Все должно быть в... приемлемом состоянии, если можно так выразиться. Жидкость затвердела, скорей всего в один большой комок. – Немного погодя голос добавил: – Это была ваша инициатива. Теперь, когда вы здесь, было бы пустой тратой ресурсов не провести дальнейшее расследование. Загляните внутрь.
Конечно это была моя инициатива. Но почему? Чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство? Нет. Чтобы справиться с безумными мыслями, которые не давали уснуть, наполняя кошмарами то немногое, что было мне доступно во сне. Теперь, стоя на пороге “открытия”, я почувствовал такой страх, что просто поднять руку стоило огромных усилий. И все же у меня не было выбора. Я должен был довести дело до конца.
Сумка открывалась с помощью специально разработанной застежки-молнии. Звука не могло быть, но я услышал, как расходятся инновационные зубцы. Глупо, но, откинув клапан, я могу поклясться, что почувствовал тошнотворное зловоние. Это длилось не более нескольких секунд, но ощущение было таким ярким, что пришлось отвернуться, сощурив глаза, внезапно наполнившиеся слезами. Это все самовнушение. Ничего больше. Здесь нет ни воздуха, ни звуков. Ни запаха. Я сделал несколько глубоких вдохов, надеясь, что происходящее не выбьет меня из колеи окончательно, и заглянул внутрь мешка.
Множество людей, наблюдавших за видеотрансляцией, наверняка ахнули: из моего горла внезапно вырвалось нечто среднее между стоном и писком. Я ожидал чего-то подобного… Боже, в худшем случае ожидал чего-то омерзительного. Синей кожи. Сосулек на ресницах, будто тело лежало в Арктике. Но Бен… Бен преобразился. Огромные зазубренные осколки замерзшей крови торчали из его глаз, ушей и рта, его челюсть вывернулась под неестественным углом, уступив место кровавой сосульке, размером с мое предплечье. Его шея была сломана, тело изодрано в клочья настолько, что куски плоти свисали лентами… А руки царапали лицо уродливыми желтыми ногтями. Они даже оставили бороздки на коже
– Что это, черт возьми, такое?! – Я ни к кому конкретно не обращался, как и люди в штабе: они переговаривались между собой.
– Неисправность в сумке...
– Влияние давления...
– Изменение температуры...
– Нет, нет, это ненормально.! Давайте не будем притворяться, что это нормально!
– Парни! – гомон на том конце разом оборвался, сменившись тишиной. – Что у него с руками?
– Э-э, мышечные спазмы, возможно, вызванные… ну, чем-то, что вызвало необычную реакцию в его кровеносной системе. Может быть, из-за этого его руки прижались к лицу?
– У него царапины на щеках, – ответил я. – А под ногтями кожа. Мы уверены, что он был мертв, когда я выволок его сюда?
Дюжина настойчивых, встревоженных голосов – все отчаянно пытались избежать даже малейшего намека на ответственность – твердили мне, что иной вариант был невозможен. Но, глядя на измученное лицо Бена, я не мог избавиться от сомнений. Я как раз собирался спросить, что делать дальше, когда над станцией взошло солнце. В отличие от Земли, рассвет не подкрадывался, словно сонный кот. Утро наступило внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем. К счастью, скафандр среагировал прежде, чем свет успел ослепить меня, но температура начала быстро подниматься. И что-то под кожей Бена начало подниматься навстречу теплу.
– Это определенно ненормально.
– На данный момент мы не можем предложить более подробной информации о ситуации. Отснятый материал просматривает группа экспертов. – Голос из штаб-квартиры звучал торопливо и как-то механически, будто человек на том конце провода пытался подавить панику. – В настоящее время отдан приказ взять образцы, запечатать мешок и вернуть его на станцию.
– Вы уверены, что мне следует занести это внутрь?
Раздалось какое-то бормотание, затем ответил тот же оператор.
– Забудьте об образцах. Закройте мешок. Возвращайтесь на станцию.
– С удовольствием.
Я тут же застегнул молнию.
Мне не терпелось уйти, я проделал обратный путь быстрее, чем следовало. Ощущение постороннего взгляда охватило теперь все мое тело. Я потерял концентрацию. Несколько раз ударился о борт станции, будто внезапно забыл как управлять костюмом. Я просто не мог отделаться от мысли, что, куда бы я ни посмотрел, кто-то или что-то тут же исчезало с линии зрения. Полная ерунда, конечно. Что может выжить в космосе? Но от этих мыслей легче не становилось. Я не мог не думать о чем-то, что крадется в тени. Стучит по корпусу. Крадется за мной на пути к шлюзу. Добравшись, наконец, до шлюза я почти не владел собой. Если что-то и должно было случиться, то это случилось бы сейчас, когда я стоял спиной к бесконечности. Я никогда не чувствовал себя таким уязвимым.
– О, Рейнольдс…
Этот звук заставил меня подпрыгнуть. Я так сосредоточился на окружении, что напрочь забыл о наблюдателях из комнаты, полной людей, за тысячи миль отсюда.
– Что?
– Рейнольдс, мы, э-э-э... мы видим кое-что… мы не уверены. Мне передали, что тебе следует повременить с возвращением.
Что-то в голосе на другом конце провода заставило мой желудок сжаться. Он звучал не просто озадаченно – а одного этого хватило бы человеку, висящему в гребаном космосе, цепляясь за стенку космической станции, поверьте. Но нет, в голосе было что-то еще.
Страх.
– Мы... регистрируем аномальную активность. Никто здесь, внизу, не знает, что делать дальше. В настоящее время мы запрашиваем информацию у вышестоящих органов. Это беспрецедентно.
– Что происходит?
– Ну... тут сигналы от некоторых биомониторов. От биомониторов Бена.
Последнее слово разнесло остатки моего спокойствия, как удар грузовика.
– Что?
– И еще камеры… сначала мы подумали, что они неисправны. Мешок Бена, он был пуст, а потом… Рейнольдс, мы… мы кое-что заметили.
– Парни. Что происходит?
– Мне запретили говорить больше. Просто… просто подожди.
Я судорожно сжал поручень, сердце бешено колотилось. Дверь шлюза открылась, и я уже готов был наплевать на любые приказы… но человек из штаба завопил мне в ухо, как корабельная сирена:
– Не входи! Рейнольдс. Не делай этого. Не входи в шлюз! Ты не можешь впустить то, что мы сейчас наблюдаем на камерах!
– Если здесь что-то есть, я должен убраться прежде, чем оно доберется до меня!!
Тук-тук-тук.
Я замер, пытаясь осмыслить происходящее.
Я слышал стук. Слышал стук в космическом вакууме. Я посмотрел на свои руки, ноги. Этого не могло быть. Только если…
Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук.
Не поворачивая головы, я перевел взгляд на самый край поля зрения и увидел, как желтый ноготь осторожно постучал по стеклу шлема.
Дрожащий голос из штаб-квартиры прошептал мне в ухо:
– Он на твоем костюме.
Ужас, пронзивший меня, был подобен электрическому разряду. Белый огонь пробежал по венам. Даже не задумываясь, я отреагировал так, словно вдруг обнаружил, что у меня за спиной привязана граната. Только инстинкт. Никакой рациональности. Я закричал и судорожно забился, пытаясь сбросить Бена со спины, но все, чего добился – громкого писка сирены: я повредил костюм.
– Снимите это! – завопил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Снимите это с меня!
Продолжая отчаянно дергаться в пустоте космоса, я, наконец, почувствовал, как что-то соскальзывает по внешней стороне громоздкого костюма. Это немного привело меня в чувство и натолкнуло на самую рациональную за последние полчаса мысль: реактивный двигатель. Я нащупал руками нужную кнопку и влетел в открытую барокамеру, в последний момент повернувшись так, что задняя часть скафандра проскрежетала по раме толстой двери. Оставалось только надеяться, что удар уничтожил нечто, повисшее у меня на спине, но подняв глаза я увидел Бена снаружи. Парил в пустоте и пялился на меня с полным ртом замерзшей крови.
Медленно, со зловещей уверенностью хищника, он готовился войти на станцию.
– Рейнольдс, отойди от двери! Мы инициируем аварийное отключение.
Бен успел запустить внутрь руку, но шлюз захлопнулся, отрубив ее начисто.
Даже в космосе, даже за толстыми стенами станции, я услышал его крик.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Нас здесь было всего двое. Бен умер очень тихо. Меня известили пронзительные сигналы тревогои мигающие огни. Вырвали из объятий сна зловещей какофонией. Я еще не успел вылезти из спальника, а смарт-часы уже разрывались от полудюжины сообщений об отказе систем.
Астронавт 1 – Потерян сигнал: пульсометр
Астронавт 1 – Потерян сигнал: датчик проводимости кожи
Астронавт 1 – Потерян сигнал: монитор VO2
Я не осознавал, что происходило, пока не начал трясти бесчувственного Бена. Белки его глаз закатились. Кровь скопилась в ушах, словно красное желе. Вязкая. Красная капля болталась мерзким наростом в невесомости. Меня затошнило от одного взгляда на это. Позже в штаб-квартире сказали, что Бен умер от аневризмы. Один случай на миллион. Странная смерть на низкой околоземной орбите.
И что теперь? Мысль пришла, когда паника улеглась и я, наконец, осознал реальность происходящего.
Штаб-квартира прислала мне редко используемый и редко обсуждаемый документ, в котором описывался протокол действий. Тела представляют особую угрозу в условиях микрогравитации. Порядок нарушается. Твердое вещество превращается в жидкость. Жидкость – в газ. Первое, что мне нужно было сделать, это поместить тело Бена туда, где очень холодно и нет кислорода. Где он не представлял бы опасности ни для себя, ни для меня. В место изолированное, но из которого легко было бы его извлечь. Вывод был очевиден. Я знал, что они предложат, еще до того, как добрался до этой части буклета. Все произошло так быстро… Бен был еще теплым, когда я укладывал его в специальную сумку, рассчитанную на то, чтобы выдерживать космический вакуум. Я все ждал, что он запротестует, складывая в сумку непослушные конечности и выгибая опухшие суставы. И так шаг за шагом. Одна молния за другой. Мне пришлось не раз напоминать себе, что он уже не пожалуется на неосторожность. Момент казался почти интимным, хотя, конечно им не был. Для близости нужны двое людей. К тому моменту Бен был просто мясом.
Выход в открытый космос сам по себе был чем-то особенным. Мешок, в который было упаковано тело Бена, раздулся в вакууме, и я инстинктивно почувствовал желание исправить то, что натворил. Он же прямо там, но – человек! А человек и космос не должны так тесно соприкасаться… Притрагиваясь к пакету, я все еще чувствовал его под тонким, как бумага, материалом. Сгиб локтя. Кончик носа. К тому времени, когда я добрался до места назначения, его тело уже казалось хрупким. Прикрепить его к станции было технически просто. Оставить висеть там – почти физически невозможно.
После такого не возвращаются. День спустя я начал собирать его вещи. Это был какой-то катарсис, успокоивший меня. Я рассортировал его вещи с некоторой отстраненностью. Большинство оказались общими, неинтересными. Фотографии, на которых он со своей собакой. Экземпляр книги Майкла Ши. Сертификат с отличием от НАСА, который он получил всего в десять лет. Во время нашей первой встречи он рассказал мне, что открыл комету. Через телескоп на заднем дворе… НАСА разрешило ему дать ей название и все такое. Именно так он понял, что хочет стать астронавтом. Описал это как призвание. Бен был таким. Настоящий бойскаут. В жизни у него не было никаких недостатков.
Можно подумать, что, учитывая наше прошлое, мы должны были быть друзьями. Двое мужчин отобранных на основе подробного психологического анализа. Вместе мы смоделировали несколько миссий на Марс. Две на земле. Одну в космосе. Все они были строго засекречены. Следующей по плану была официальная экспедиция на Марс, после чего весь проект сделали бы достоянием общественности. Но если хочешь, чтобы два человека работали вместе, только вдвоем, в изоляции, почти целый год, главное – не найти двух парней, которые стали бы лучшими друзьями. Главное – найти людей, которые не будут раздражать друг друга. Ни ненависть, ни любовь. Найти двоих, каждый из которых может жить сам по себе, но не возражает против общества второго. За время, проведенное вместе, мы с Беном успели познакомиться, но особо не сблизились. Не стали названными братьями, лучшими друзьями, ничего такого. Мы так хорошо работали именно потому, что в нашей дружбе не было ничего сложного. Никаких ставок. Не из-за чего было спорить. Для меня Бен был хорошим парнем, но и только. Я полагал, что он был простым человеком. Никаких темных секретов. Никаких серьезных проблем, о которых стоило бы говорить.
Дневник изменил мое мнение.
Он был приклеен скотчем к внутренней панели компьютера на рабочем месте Бена. Он хотел спрятать его среди своих вещей, буквально на виду, в месте, откуда легко было бы достать тетрадь. Потрепанные листы и пожелтевшие страницы делали дневник похожим на какой-то древний артефакт. Последнее, что я ожидал найти на космической станции. Из-за кожанной обложки я чуть было не принял его за какую-то личную библию, что-то вроде потрепанного фолианта, прямиком из рук ошалевшего проповедника, выкрикивающего проклятия в адрес дьявола, но внутри все было написано от руки и совершенно не напоминало священное писание.
Каракули. Формы. Фразы повторялись и разбивались на части. Некоторые из них были записаны даже в двоичном коде. Это было похоже на разгул фантазии ребенка или бред сумасшедшего. Я подумал, что он, возможно, делал упражнения на осознанность: бессмысленные каракули, помогали Бену собраться с мыслями в стрессовые моменты. Но это не объясняло, почему он прятал дневник и почему цифры и рисунки казались странно упорядоченными. Я не знаю, как это точно описать. Единственное, что я понимал: эта книжонка была крайне важна для него. Каждый грамм веса в челноке учитывается. Если ты что-то берешь с собой, это не будет каким-то случайным хламом, подхваченным с полки в последнюю минуту. Бену пришлось бы опустошить дневник. Я предполагаю, не без оснований, что он держал содержание в секрете. Один взгляд на эти каракули, и НАСА отправило бы его на психологическую экспертизу еще до конца дня. Но размер и вес тетради нужно было как-то зарегистрировать и учесть. Она не могла попасть на сюда случайно, вот, что я хочу сказать. Я изучал дневник больше часа, пытаясь понять, что это. Перелистывал страницу за страницей, вглядывался в ряды цифр, странные фракталы, что-то похожее на нечто среднее между глазом и рисунком атома из учебника. Учитывая то, как развивались его писательские и художественные способности на протяжении всей книги, я начал подозревать, что он с детства что-то постоянно дописывал, что только прибавляло ситуации загадочности.
Я думал, что никогда не проникну в суть книги, пока, прочитав примерно три четверти, не наткнулся на еще одну страницу, заполненную бесконечными рядами цифр. Только на этот раз одна из строк была подчеркнута, а рядом неровно и сердито нацарапано одно-единственное слово. Единственный кусочек английского или любого другого человеческого языка на всех этих страницах. Единственное, что написано так, что может иметь смысл для живого человека. Само это слово заставило меня замереть на месте. У меня кровь застыла в жилах.
170318042636 Аневризма.
Подозрение, которое посетило меня, было сродни безумию. Борясь с настойчивым желанием проверить данные с биомонитора Бена, я называл себя сумасшедшим за то, что просто допустил эту мысль… Но полдюжины разных компьютеров подтверждали все. Точное время смерти Бена – 17 марта 2018 года, 04:26 часов и 36 секунды.
Думаю, после этого я не шевелился добрых пятнадцать минут. Просто смотрел на данные, пока мозг пытался переварить гигантское, невозможное осознание.
Бен знал, когда умрет.
Конечно, я пытался найти этому рациональное объяснение. Любой бы так поступил. Я придумал полдюжины причин, по которым он мог бы написать то, что написал. Ни одна из них не была утешительной, хотя, по крайней мере, вписывалась в более рациональное мировоззрение. Возьмем, к примеру, идею о том, что Бен покончил с собой именно в этот момент, чтобы исполнить какое-то пророчество, которое записал за несколько дней или даже часов до того. Было ли это хорошо? Что это значило для меня? Не обращайте внимания на проблемы логистики (например какой яд можно было использовать здесь, на станции?). Давайте просто предположим, что он так и сделал. Остается вопрос, почему? И я не смог найти подходящего ответа. Конечно, я тщательно прошелся по этой дневнику в поисках еще каких-нибудь подсказок. Лучше бы я этого не делал. В конце концов я нашел еще одно слово, на этот раз ближе к самому концу. Еще одна дата и временная метка, до которых оставалось шесть недель, и еще одно слово, с болью накорябанное на бумаге неуклюжей рукой.
Самосожжение.
***
– В разрешении отказано.
Я прикусываю губу и глубоко вздыхаю. Потом попробую снова.
– А как же целостность станции?
– Никаких признаков каких-либо неполадок, согласно внешним камерам не установлено.
– Я слышу, как что-то стучит по корпусу.
– На камерах ничего не видно.
– Вот почему мне нужно пойти и посмотреть.
С компьютером трудно спорить. Его не поразишь убийственным взглядом. Штаб-квартира могла бы легко организовать видеосвязь., но они выбрали дистанцироваться. Чтобы было проще сказать "нет".
– Одиночный выход в открытый космос невероятно опасен. – Ответ приходит почти мгновенно. – Микрофоны в корпусе станции не сообщают ни о чем, вызывающем беспокойство. Обычный космический мусор. Ничего, что подтверждало бы сообщения о стуке извне. В разрешении на выход в открытый космос отказано.
Я больше ничего не отвечаю, закрываю окно диалога и задаюсь вопросом, до конца ли они честны. Стук, доносившийся и затихавший в течение последних нескольких дней, был безошибочно различим даже среди всех этих жужжащих машин и моторов. На космических станциях шумно. Нам даже выдали затычки для ушей, чтобы справиться с этим. Но что бы ни стучало снаружи, оно почему-то звучало громче. Или, возможно, учитывая обстоятельства, я просто чувствителен к мысли о чем-то, о чем угодно, бьющемся там в черноте космоса. Нельзя отрицать, что стук раздражает меня. Один из тех звуков, которые невозможно игнорировать, как, например, звук капающей воды в ванне в 3 часа ночи.
Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук.
Никакого ритма на первый взгляд, но в этом, как будто, что-то есть. Скрытое. Зашифрованное. Какой-то смысл или причина. Закономерность, которую мозг фиксирует и от которой не может избавиться.
Как могли микрофоны это пропустить?
***
Спать становится все труднее. Временами мне кажется, что станция вся станция сдает. Материалы здесь то замерзают в лед, то нагреваются до адского жара – нет атмосферы, нет теплопроводности. Под солнечными лучами все нагревается, а с ними уходит и тепло. Обычное дело для всего, что находится в космосе. Но это не мешает мне задуматься о том, что станция – всего лишь куча металла, хрупкая куча металла, а не неприступная крепость. Она может развалиться. Сломаться. Треснуть. Согнуться и растянуться. Это как смотреть на крыло самолета во время турбулентности – напоминает, что ты лишь мартышка внутри модной игрушки. Могла сломаться и порвать. Сгибаться и растягиваться.
А что, если что-то оторвется? Что-то. О, ха-ха! Я строго придерживался этого мнения поначалу, спрашивая себя, что будет, если какая-нибудь антенна, ремешок или кусочек металла отвалится и начнет биться о корпус? Будет плохо. Но, конечно, на самом деле я думаю о другом. Хотя в штаб-квартиру писал именно об этом. Снова и снова. Но на самом деле у меня в голове блуждает мысль, что, возможно, Бен каким-то образом вырвался на свободу. И, конечно, это не так уж глупо, не так ли? Специально сконструированный мешок, в котором он находится, – тот, что отводит все газы, образующиеся при разложении, сохраняя при этом целостность тела, – совершенно новый. Знаете, сколько раз его проверяли? Ни одного. Ни разу. Бен был первым. Так что, конечно, молния может расшататься. То, что это технология космического века, не означает, что она сложная. А Бен привязан снаружи, как рождественская елка к семейному седану.
Может быть один из ремней порвался, и теперь он то и дело ударяется о борт. Забудем, что снаружи нет ничего, что могло бы спровоцировать это. Нет воздуха. Ни ветерка. Если бы он высвободился из мешка, то просто уплыл бы немного дальше. Но что-то издает этот звук, и я почти постоянно думаю, что это он.
Единственная проблема в том, что у меня есть камеры. Много. И все они, каждый раз, показывают одно и то же. Мешок, почти не изменившийся с тех пор, как я в последний раз видел его лично, крепко привязан к корпусу станции. Это должно меня успокоить. Должно, но не успокаивает. Что-то там снаружи, постукивает по корпусу. А потом пропадает. А потом снова… Никакой закономерности. Никаких причин. Никакой корреляции. Стук приходит и уходит, по-видимому, выбирая время так, что доставить побольше беспокойства.
Заснуть трудно по многим причинам. Достаточно сильный стук – да. Но не только. В последнее время мои ночные кошмары нашли новый сценарий. Чернота. Холод. И я заключен в удушающую пленку. Снова пронизывающий холод. Непрекращающаяся агония, яростная борьба за освобождение – вот что скрывает черная пустота кошмара. Как и все очень страшные сны, эти окрашивают мои мысли на весь остаток дня, и с каждым разом мне становится все труднее избавиться от этого ощущения. Я старался терпеть. Есть слона по частям. Взять мое душевное смятение, положить его в коробку, написать на крышке “расстроен" и сидеть, раскачиваясь взад-вперед в ожидании спасения. И это лишь один из вариантов. Хороший. Но одно маленькое слово останавливает меня на пути к тому, чтобы затаиться, сдаться и игнорировать собственное безумие.
Самосожжение.
***
Из штаб-квартиры пришло сообщение с датой отправки шаттла. Я довольно долго размышлял, не было ли это просто каким-то большим экспериментом. Все эти совпадения. Масштаб. Они отправили сообщение с тремя восклицательными знаками в теме письма. Как будто офицеру связи на другой стороне не терпелось сообщить хорошие новости. В кои-то веки они проявили профессионализм. В конце концов, организовали шаттл, чтобы забрать меня после того, как высадили нескольких ребят на МКС. Мне повезло, что это произошло так скоро. Гений логистики позволил нам с Беном вернуться обратно, не привлекая особого внимания. Они сказали, что я должен быть им очень благодарен.
Но я просто ошеломлен. Дата четко совпадает с той второй из дневника Бена. Учитывая время в пути, я войду в атмосферу Земли точно в то время, когда наступит предсказанный момент. Я готов к тому, что случится ошибка, грелка окажется не на месте, двигатель сработает не вовремя... Что-нибудь, что угодно, пойдет не так, и я брошусь навстречу смерти в горящей металлической трубе…
Готовый к самосожжению.
Если это не Бен там выстукивает, я хочу это знать. Мне нужно знать. Я рациональный человек. Скептик. Я не верю, что природа может породить человека, способного предсказать свою смерть с точностью до секунды. Я также не верю, что этот человек вообще может предсказать мое поведение. Но я всего лишь животное. Я сделан из мяса. Уязвимый. Оголенный нерв в мире острых скал. И я не люблю рисковать. Это слово. Самосожжение. Оно неслучайно. Это не случайность. На орбите, наверху, в пустоте, заполненной чистым кислородом, пожар был постоянной угрозой. Цифры Бена не выходят у меня из головы. Я должен убедиться, что все в порядке. Убедиться, что нет ошибок и проблем. Если я отказываюсь принимать его это предсказание, кто знает, быть может удасться воспрять духом? Что мог сделать Бен, столкнувшись с аневризмой? Ничего! Кроме как сдаться. Пожар. Несчастный случай. Такого рода вещей можно избежать. Главное, чтобы все было в рабочем состоянии. Главное, чтобы все было там, где должно быть.
Что они знают в штаб-квартире? У них лишь камеры и удаленные операторы. Этого недостаточно. В этой консервной банке нет никого, кроме меня. Зачем вообще отправлять людей в космос, если не доверяешь их инстинктам и суждениям?
Мне нужно узнать, что издает этот звук.
Я должен туда выйти.
~
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.