Заправочная мерка пороха для стрельбы благородного алжирца, конец 18 - начало 19 века. Материалы: серебро, золото, сталь, коралл, ткань.

Это завершение рассказа о Французских Градусных Экспедициях 18 века, которые отправлялись к северу и югу, чтобы определить, сплюснутая Земля или вытянутая. Предыдущие части были посвящены Экваториальной градусной экспедиции и лежат @tvarenie/saved/1608546
Публикация работ
Уже в августе 1737 года Лапландская экспедиция возвращается в Париж. И Мопертюи тут же начинает давать концерты, то есть, популярные лекции о своем путешествии. Он спешит взять публику, пока горячо. Вольтер устраивает своему другу целую медиа-кампанию. Пишет фантастическую работу “Микромегас”, где великана измеряют геометры, подозрительно похожие на наших лапландских астрономов. Есть там, к примеру, такой пассаж:
“геометры забрали свои секстанты, квадранты и лапландских девиц и спустились на пальцы великана”.
Кстати, про лапландских девиц - запомните. Они сегодня еще прозвучат.
Обложка "Микромегаса" - непримечательная. Но внутри - великаны и планеты.
В начале следующего, 1738 года, выходит книга Мопертюи “Фигура Земли”, где он рассказывает о своем путешествии, измерениях и результатах. Газеты публикуют многочисленные тизеры, тираж расходится, как горячие пирожки. Чтобы увеличить охват аудитории, книга публикуется сразу во французской, английской и немецкой версии.
Французский, английский, немецкий. Дело было поставлено на поток.
Не обойдется без отзыва от Вольтера. Знаете, как бывает, когда на обложке печатают лестные отзывы именитых критиков? Вот он:
"Я прочитал историю о физике, куда более увлекательную, чем любую художественную повесть. Ваше предисловие заставляет в нетерпении ожидать путешествия в Лапландию. Как только читатель оказывается там с вами - он с вами в зачарованной стране, где философы и являются феями. В возбуждении и страхе, я иду за вами по порогам и водоворотами, карабкаюсь на обледеневшие горы. Если ваши работы стоят Архимеда, Ваша отвага Колумба, то способность описывать снега - кисти Микеланджело".
Кстати, если Вольтер преувеличивает, то не сильно. Книга, в духе времени, была наполнена саспенсом полярных ночей. Вот пример:
"когда открываешь дверь из дома, воздух на улице наполняется клубящимся паром. Выходишь на улицу, и холод рвет легкие. Об усилении морозов нас предупреждал скрип бревен, из которых были построены наши дома. Холод настолько суров, что некоторые местные жители время от времени теряют обмороженными руку или ногу”.
В этом увлекательном чтиве, как водится, была и слабая, тщательно замаскированная сторона. Кстати, если вам любопытно заглянуть в первоисточник: на Google книгах Фигура Земли Мопертюи выложена в общий доступ, по крайней мере, во французской и английской версиях. От себя советую обратить внимание на текстовое вступление: о героическом преодолении.
А вот с подробным и точным описанием измерений и их методики, все было не так хорошо.
Например, мне не удалось найти удовлетворительного описания процесса базисных измерений (когда меряют расстояние). Автор упоминает укладывание восьми 30-футовых вех на лед. Но расчищали снег или нет, на штативы клали вехи или нет - не написано. Да и вообще, 30-футовая веха - это 9-метровая балка. Как ее перевозить, изготавливать и укладывать на снег - не очень понятно. Для сравнения - Годен и Буге на экваторе пользовались 2-футовыми (примерно 60 см) вехами и довольно подробно описывают, как их стыковали и укладывали на штативы или колышки.
Спойлер: это все описано у аббата Утье, но его отчеты выйдут десять лет спустя.
Кстати, снег убирали с озера именно так.
И, если вопросы возникают у меня, копающей эту историю именно ради геройства и скандалов, то астрономическое сообщество Парижа просто не могло пройти мимо опущенных деталей. Тем более, что Кассини-Второй и его ученики считали Мопертюи выскочкой без какого-либо опыта.
И вот тут этот выскочка придумал очень ловкий ход: он вообще мало приводит обработки измерений. В первых редакциях его книги имелась оговорка о том, что пытливый читатель может сам проверить результаты, повторив вычисления самостоятельно. А сами измерения углов и широт: вот они, на страницах ниже. Для удобства приведены самые “согласующиеся”, чтобы не перегружать читателя лишними цифрами,
Возражения Кассини
Для династии Кассини вся шумиха вокруг “Фигуры Земли” была крайне неприятна. Семья (если считать совместную с Пикаром работу) почти сто лет мерила Парижский меридиан. Посвятила себя и своих сыновей геодезии. Положила жизнь на алтарь науки. А тут пришел новичок-математик, за месяц ознакомился с приборами и уехал на север, где, как он утверждает, взял точнейшие наблюдения, да еще и упрекает их, Кассини, колоссальные наработки в погрешностях. Это, может быть, отчасти справедливо. Потому что сто лет назад приборы и были не те и точности тоже. Но мсье Мопертюи строит свою риторику так агрессивно, что согласиться с ним в одном - значит уничтожить свою репутацию полностью. Заметим, в 18 веке приличные люди не опускались до прямых нападок, и самые жаркие споры приобретали вид пространных рассуждений.
Парижский меридиан, которым занимались Кассини
Вот и Жак Кассини (он же Кассини-второй, пятидесятилетний директор Парижской обсерватории) выпускает работу, где рассуждает о том, что измерения - это то, что мы видим, а не то, что мы хотим наблюдать согласно нашим аналитическим выкладкам. Также автор сомневается в корректности результатов измерения широты зенитным сектором (а этот новомодный прибор Грэхема был главным козырем Мопертюи), поскольку с ним не было выполнено двух приемов измерений: прямого и с поворотом сектора на 180 градусов (в современной геодезии ближайший аналог - это измерение угла при круге право и круге лево тахеометра). Также Мопертюи, к сожалению, не приводит удовлетворительного описания поверок инструмента, принятых в астрономической практике. Иными словами: "трудно поверить, что математики впервые использовали новейший астрономический прибор по собственной методике и сразу получили желаемый и точный результат". Мопертюи и Клеро защищаются (это уже цитата из личной переписки):
"трудно поверить, что шесть астрономов и математиков не могли бы выполнить такую простую операцию, как измерение широты”.
Борьба крепчает, переходит в партер (точнее, в газеты и салоны) и начинает отдавать душком неприкрытой вражды. К лету 1738 года книга Мопертюи, вроде бы, и стала бестселлером, вроде бы, король доволен результатом экспедиции, а публика считает Мопертюи “попрателем миров и Кассини” с легкой руки Вольтера, но эта победа кажется зыбкой. Астрономическое сообщество находит в его работе слишком много спорных моментов и недочетов. Сам ученый жалуется на ситуацию: "я лишен того превосходства, на которое рассчитывал, мои результаты не будут приняты без результатов Перуанской миссии, которая, быть может, никогда не вернется".
Почему тут он вообще помянул Перуанскую миссию? Почему судьба Мопертюи, Цельсия и Клеро должна зависеть от этих, затерявшихся в джунглях астрономов (напомню, что в 1738 году они только мерили свои 33 треугольника в высокогорье и сражались с высотной болезнью, холодом и лихорадкой)?
Дело в том, что экспедиция Мопертюи однозначно доказала "сплюснутость" планеты. Однако с тем, какова величина этой сплюснутости, была проблема. Экспедицию корона оплачивала не для удовлетворения абстрактного любопытства, а с целью уточнения размеров и формы Земли. Как мы помним, бюджет на обе градусные экспедиции выделял морской министр Морепа и ему было крайне важно, чтобы французские штурманы хорошо вычисляли расстояния (для чего, собственно, размеры и сжатие Земли было важно).
Сравнение Арктической миссии с Парижскими измерениями Кассини дало сжатие Земли в 1/178.
Между тем как число, которое предсказывал Ньютон, было: 1/230.
Алексис Клеро (который очень активно взялся за геометрию Земли) предположит величину сжатия между 1/230 и 1/500.
Справка: чем больше знаменатель сжатия, тем сильнее сплюснута Земля.
Как бы то ни было, сжатие, полученное по результатам Арктической миссии и Парижа, не бьется ни с одним из ожидаемых чисел. Стало быть, понять ошибался ли Мопертюи, можно будет только тогда, когда вернется Перуанская Миссия. А пока - выводы делать рано.
Как бы ни было ожидание 1738-1739 года мучительно для Мопертюи, публику он развлекал исправно, подкидывая разнообразные инфоповоды вспомнить о своем путешествии на Север. В начале 1739 года в Париже появляются лапландские девицы и сразу привносят в светскую жизнь приятное возбуждение.
В 2010 финнами была поставлена экспериментальная опера о судьбе сестер Планстрем.
Причем слухи ползут из замка Сире, где у Вольтера и Эмили дю Шатле гостят, собственно, Мопертюи и еще одна известная дама: Франсуаза де Граффиньи (писательница, сплетница и держательница салонов). Граффиньи пишет:
“Секретарь мсье Клеро, один из северных путешественников, полюбил лапландку, обещал на ней жениться, и уехал, не сдержав обещания. Девушка приехала в Париж с сестрой - искать своего возлюбленного. Они остановились дома у мсье Клеро, который укрывает их, не смотря на то что он сам весьма небогат. Жених отказывается жениться, а девушка - возвращаться. Весь Париж ходит к Клеро посмотреть на Лапландок”.
Сам Мопертюи в личной переписке придерживается другой версии:
"Наш художник поклялся девушке, что женится на ней и что он очень богат и сделает ее знатной дамой. И вот, эта несчастная приехала за ним, а с ней ее сестра, обе рассчитывали на его вымышленные богатства. А художник не только беден, как церковная мышь, но и женат на другой. Бедная девочка была так ранена этим, что опасно заболела. Мы все очень тронуты ее несчастьем и надеемся, что двор может позаботиться о ней, если она отречется от лютеранской веры. Тем временем, вся компания, ездившая в Арктику, старается финансово поддержать бедняжек. Пока что мы поместили девушек в монастырь, чтобы те вкусили прелести святой веры. Я же все еще нахожусь под впечатлением от того, как смело девушка пустилась в путешествие с целью выйти замуж за художника, хотя ничего о нем не знала, кроме того, что он ей наобещал. Нам крайне неловко из-за всего этого".
Как видите, желание любой ценой попасть в Париж не вчера придумали. И даже не позавчера. Впрочем, для смелых девиц эта история закончилась не очень-то славно. За переход в католицизм им выхлопотали небольшое содержание (о чем Мопертюи просит выше). Одна из девушек, говорят, повредилась умом и отправилась в монастырь, а другая - в компаньонки к графине д-Агильон (не той, которая варила бульон, правда), писательнице и подруге Мопертюи. Потом она вышла замуж за мушкетера, но неудачно. Муж бил ее и заточил в монастырь, и остаток жизни женщина провела, пытаясь развестись с супругом. Вот такая вот бытовуха для романтических лапландок.
Аббатство, в которое удалилась Кристина Планстрем. Википедия.
Летом 1739 года Мопертюи предпринимает попытку на деле доказать верность своей методики измерений и, вместе с Кассини-Тюри, отравляется на измерения парижского меридиана. Ранее в Академию Наук поступило письмо от Джорджа Грэхема, где тот признает, что для точного определения широты его сектором два приема совсем необязательно. Однако какая-то бумажка из-за Ла-Манша Академию не убедила. В результате летних упражнений, Кассини-Тюри (это Кассини-третий, еще молодой астроном, дружески к математику расположенный) признает, что результаты Мопертюи вполне релевантны, а измерения Парижского меридиана требуют введения поправок. Казалось бы, это победа. Но не полная.
Мопертюи проводит время в Фонтебло, каждый день общается с министром Морепа, покоряет знатных дам и развлекает вельмож. Графиня Сен Пьер пишет: "Вы невероятно в моде при дворе, какая удивительная победа для математика". Морепа организует для него специальную почетную должность, позволяющую получать доход в 3000 ливров. Казалось бы - больше нечего желать. Но… и тут я процитирую всю ту же сплетницу - мадам Граффиньи:
“Он утверждает, что желал почета, славы и денег. У него все это есть. Теперь он обедает в Фонтебло с королем. Нам остается надеяться, что он удовлетворится этим, хотя я полагаю, что это невозможно. Есть люди, которые постоянно твердят себе, что они несчастны и изводят себя."
Jean-François DE TROY, Un déjeuner de chasse, 1737 © 2005 RMN / Hervé Lewandowski
Мопертюи действительно недоволен. Он оскорблен смехотворно низкой пенсией в 1200 ливров, которую ему выделяет Академия Наук за проделанную работу. Вопрос с величиной “сжатия” Земли подвис: на дворе 1740-й год, а от Перуанской экспедиции нет новостей. Клеро пишет свою основную работу: “Теория Фигуры Земли, основанная на началах гидростатики". Но до публикации этой работы еще три года.
А Мопертюи, чтобы развлечь скучающую публику, придумывает мистификацию.
“Независимое исследование работ по теме Фигуры Земли” было опубликовано анонимно в несуществующем городе Ольеденбурге в, якобы, 1738 году (на самом деле в 1740). В те времена подобные игры были в порядке вещей. Та же мадам де Граффиньи издавала свои романы “В Нужде” (а не в Париже). И тут же, на эту новую книжку неизвестного автора сыплются хвалебные отзывы.
Монтескье: “Интересная книжка у нас тут вышла. Ее автор кажется сдержанным и разумным человеком, не позволяющем себе глупостей”. Работа наделала шума в Париже. Дамы, едва умывшись, не только гадают, кто же автор, но и желают узнать, какой же формы Земля, которую топчут их ножки. Сам Мопертюи, поддерживая тайну, в письме к Бернулли-младшему говорит о том, что “эту книгу приписывают то Кассини, то мне, то Фонтенелю, то Майрану. И, главное, никто так не может понять, она написана против Кассини или в их поддержку”.
В общем, типичные медиа-технологии 18 века. В книге пять страниц посвящено экспедиции в Лапландию и более тридцати - работе Пикара и Кассини. Обычные читатели не вполне понимают, что же имел в виду очень умный и рассудительный автор, в прессе появляются фейковые письма от (якобы) разных ученых в духе: “Фу, какая дурная книжка, она порочит честных Кассини!”. И тут же находятся те, кто им возражает.
Только Вольтер раскусил автора. Он пишет:
“В этой книге столько всего, что оправдывает Кассини, но ничего, что указывает на их правоту. Такое могли написать только Вы”.
Когда инкогнито раскрывается, Мопертюи уже открыто, публично и очень жестоко поднимает Жака Кассини на смех. В ход идут явно враждебные высказывания: “Чтобы сделать вывод о том, что Земля вытянутая, Кассини должен был насажать простейших арифметических ошибок вроде два плюс два - равно пять”. Это уже некрасиво. И Кассини-Тюри, который раньше выступал в дружелюбном тоне, и научное сообщество, отворачиваются от зарвавшегося ученого. Но Мопертюи уже не остановить, не зря Лакондамин упрекал его в высокомерии: он позирует для портрета, на котором в шапке и шубе, среди оленей попирает земной глобус, а потом бросает все и уезжает в Берлин. Там его любят и ценят. Там восхищающийся им прусский король Фридрих 2й, который возьмет его с собой на войну, да так неудачно, что ученый попадет в австрийский плен (правда, ненадолго). C этого момента история борьбы Мопертюи за сплюснутую Землю заканчивается. С 1740-го года он наведывается в Париж только по случаю.
Что же происходит с результатами Градусных экспедиций?
В 1744 году в Париж возвращаются Пьер Буге и Лакондамин, которые по отдельности привозят результаты экваториальной миссии. Сравнение Градусных измерений на экваторе с арктическими даст предсказанную Ньютоном величину сжатия в 1/230. Сравнение экватора с с французскими результатами - 1/300.
Спойлер: она-то на самом деле близка к той, которой мы оперируем сейчас.
Но для современников Лапландская и Арктическая миссия однозначно подтвердили результаты друг друга и предположения Ньютона. А вот Парижский меридиан себя немного дискредитировал. Стало ясно, что нужно не сводить воедино триангуляцию, которая выполнялась на разных широтах на протяжении последних ста лет, а единым блоком измерить все заново. Чем и занялись сначала Кассини-Тюри, а потом его сын - граф Кассини, а после - Мешен с Лежандром (привет, еще одно имя из учебника математики). Кстати, граф Кассини (Кассини 4й) предложил объединить измерения Парижского меридиана с Гринвичским: а это огромный проект, занявший несколько десятилетий.
Но это будет после - во второй половине 18 века. А сейчас: повторение и уточнение французских измерений, наравне с доказательством того, что в споре декартистов и ньютонианцев правы последние - вот результаты двух Великих Градусных экспедиций. Первых международных.
Что же случится с их участниками дальше? Мы уже говорили, что Лакондамин и Буге будут трудиться порознь. Один - на ниве популяризации науки, а другой - на ниве гидрографии. Положение Буге сильно ухудшится с 1749 года, когда граф Морепа проиграет войну влияние на Людовика 15 одной из его фавориток. И будет выслан из Парижа.
Мопертюи в 1744-м году (как раз в год возвращения Лакондамина и Буге) представит во Французской Академии свой труд в котором будет формулировать принцип наименьшего действия:
«Когда в природе происходит некоторое изменение, Количество Действия, необходимое для этого изменения, является наименьшим возможным».
Математик уйдет от геодезии, в которой ему не удалось добиться быстрого и активного успеха, в сторону философии. Через год будет рассуждать о природе людей и животных: это философские рассуждения о чем-то, похожем на эволюционную теорию. А в 1746-м и дальше - снова вернется к рассуждению о количестве действия и того, как стройно устроен мир. Наверняка вам встречалось такое мнение: “Посмотрите, как стройно и славно устроен наш мир? Никакая природа и случайность не могли привести к этому. Только высшее существо могло такое сотворить”. Похоже, Мопертюи был первым пророком этой идеи. Разумеется, против него тут же ополчились противники религии во главе с Вольтером.
Последний напишет «Диатрибу доктора Акакия» (Мопюртезиану), еще один свой бестселлер, где будет едко троллить бывшего друга, замечая, что целесообразность устройства мира особенно проявилась в том, что Бог послал Мопертюи Эйлера, который и дал принципу наименьшего дейсвтия осмысленное математическое выражение, в то время как сам Мопертюи «ничего не смог понять». Увы, Вольтер Мопертюи затроллил. Звезда математика, после разгромной “диатрибы”, начнет клониться к закату. Он умрет в Базеле, в присутствии двух монахов в возрасте 61 года.
Любопытный факт: Фридрих Великий, большой почитатель Математика посвятит два ему стихотворения, которые у нас известны в переводе Державина. Из-за трудностей перевода с французского, математик-Мопертюи превратился в «Мовтерпия».
Что же касается остальных:
Алексис Клеро станет астрономом-теоретиком и механиком. Он аналитически определит соотношение между силой тяжести и размерами Земли, что заложит основы гравиметрии, внесет огромный вклад в теорию движения небесных тел, и, чуть старше пятидесяти, закончит свои дни во Франции в окружении товарищей и учеников и хорошеньких женщин.
Перевод Клеро на русский, сделанный только в середине 20 века.
Андреас Цельсий недолго будет работать в Уппсальской обсерватории. В 1744 году (тогда Перуанская экспедиция вернется в Париж) он умрет от туберкулеза. Наверное, именно поэтому мы не знаем его как астронома, хотя небо и измерения интересовали его куда больше, чем температура.
Заключение
Великие градусные экспедиции: Экваториальная и Арктическая, стали первыми в своем роде, но потянули за собой целую цепочку измерений длины дуги меридиана: Парижского, Гринвичского. В 19 веке к ним присоединяться дуга Струве (самая длинная из градусных измерений) и дуга полковника Эвереста (того самого, чьим именем названа гора).
Это продолжение рассказа о Французских Градусных Экспедициях 18 века, которые отправлялись к северу и югу, чтобы определить, сплюснутая Земля или вытянутая. Предыдущие части были посвящены Экваториальной градусной экспедиции и лежат @tvarenie/saved/1608546
Маршрут экспедиции
“Прудент” довольно быстро добрался до Стокгольма: он был там уже в мае 1736 года. Только представьте себе: начало лета в Швеции. Не слишком жарко, все цветет и зеленеет. Солнышко играет на боках больших паромов “Принцесса” и “Силья лайн”. Впрочем, о чем это я? Тогда никаких паромов не было. А вот все остальное было.
Стокгольм в мае (https://terve.su/)
У меня сложилось впечатление, что Швеция в начале XVIII века - практически Швейцария. Свободное и уникальное место. У них там с 1717 года чуть ли не конституционная монархия. Текущий король Фредерик I стал королем только потому, что супруга Ульрика Элеонора отреклась от короны в его пользу.
Фредерик был мужем королевы Ульрики Элеоноры, которая унаследовала престол от своего брата - Карла XII, погибшего в цвете лет на войне.
При этом шведский монарх частично контролируется Президентом Канцелярии. Так что в 1736 году бездетный, 60-летний и довольно марионеточный король был рад принять французских ученых и поиграть в большую науку.Мопертюи в Стокгольме удостоился аудиенции Фредерика I, получил его личное ружье в подарок и разрешение взять нужные карты из картохранилища. Это воистину королевская милость: теперь Мопертюи имел возможность скорректировать план работ согласно реальной обстановке, а не как у Перуанской экспедиции - на местности. Король выразил обеспокоенность, что приличные городские ученые собираются провести год на северах (их там ждет масса неожиданных опасностей) и вяло пытался отговорить от зимовки. Но без особой настойчивости.
Кстати, некоторые историки считают, что эта “забота” короля о французских ученых на самом деле была очень вежливой и аккуратной попыткой показать, что он миссию не особенно одобряет. Впрочем, его в любом случае никто не послушал. Неожиданные сложности возникли только у аббата Утье. Ему запретили служить мессу иначе как для “обслуживания” нужд французов. Утье был католическим аббатом, а шведы довольно ревностно двигали лютеранство.
Впрочем, в Стокгольме ученые пробыли недолго. Пока открыт летний период судоходства - надо пробираться к месту измерений.
Из Стокгольма путь экспедиции лежал в родную для Цельсия Уппсалу. Кстати, посмотрите тут карту: действительно очень удобно - можно идти морем, можно - сушей. Мопертюи, как любопытный исследователь, выбрал второе в компании Цельсия, а остальные остались на корабле, чтобы следить за инструментами (и заодно экономить).
Уппсальская обсерватория. Википедия.
Хотя король Фредерик и грозил погодой, но был конец весны, и никаких особых "суровостей" Швеции ученые не заметили. Семья Цельсия принимала гостей в просторных деревянных домах: светлых, чистых, построенных на французский манер и окруженных садом. Мы сейчас довольно хорошо себе представляем скандинавский комфорт. Экипаж ехал по зеленым холмам, где всходили рожь и ячмень, а реки были богаты рыбой. Настоящая пастораль в духе "Муми-Тролля".
Фото с туристического портала Уппсалы: https://destinationuppsala.se/
К середине лета партия неспешно прибыла в Торнио, город на самом севере Ботнического залива, где планировалось разместить базу измерений. Сейчас Торнио принадлежит Финляндии, хотя и находится на самой границе со Швецией (вообще, эта граница проходит как раз по местам Лапландской экспедиции). Тогда, поскольку Финляндия была подконтрольна Швеции - город был последним оплотом цивилизации: маленьким шведским анклавом среди финских лесов. Торнио выполнял важную торговую функцию: рыбаки продавали сельдь, а "лапландцы" оленьи шкуры и мясо. Такой вот центр жизни местного населения.
Торнио де-факто находится на острове. Всегда, кроме лета, перешеек затоплен.
Ученых ждали: губернатор приготовил им жилье, нашел переводчика, представил полковнику Вест-Ботнического полка, который сочувствовал науке и выделил в помощь своих солдат из местных финнов. Я сильно подозреваю, что такое расположение администрации было вызвано относительным благополучием и скукой провинции. Если в Перу испанцы от безделья интриговали друг против друга и пытались перераспределить золото и шахты, то шведы просто развлекались наукой.
И это не просто слова. Сам король Фредерик 1й приезжал, бывало, в Торнио (он за полярным кругом), чтобы наблюдать экзотическое зрелище: высоту солнца в полночь летнего солнцестояния. Наши ученые тоже предвкушали этот аттракцион, однако безуспешно. 21 июня небо было затянуто облаками.
Вид на Торнио во времена экспедиции (https://www.maupertuis.fi/)
Вот еще забавный факт о восприятии французами северных особенностей: аббат Реджинальд Утье, в 1744 году выпустивший “Путевые заметки” об экспедиции, приводит подробные чертежи бревенчатых домов, бани и описание лыж. То, что для нас с вами является совершенно обыденным даже в Подмосковье, для городских французов в XVIII веке было экзотикой, не хуже авокадо.
Конструкция деревянной бороны, стойки для сушки ячменя и бревенчатой постройки из Утье.
Триангуляция
Не желая терять времени - Мопертюи затеял рекогносцировку: исследование местности на предмет удобства расположения точек триангуляции. Командир полка выделил ученым солдат с лодками, так что те целыми днями обследовали прибрежные острова на предмет возможности разместить там пункты триангуляции: углы измеряемых треугольников. Если вы подзабыли, что такое триангуляция, то мы рассказываем об этом тут. Увы, результаты оказались не самые утешительные. Острова, хотя и многочисленные, оказались слишком далеко расположены друг от друга, высадка на них с инструментами не была простой в штиль, а местные сулили, что чаще, чем солнце, будет ветер и дождь. Что же касается измерений базиса - не было уверенности в том, когда именно встанет в заливе так, чтобы работы были безопасными.
От затеи с Ботническим заливом пришлось отказаться. И тогда Мопертюи и Цельсий переместили свое внимание дальше на север: на речку Торнио (она же Торнеэльвен или Торне, ох уж эти языки!), впадавшую в море у одноименного города. С точки зрения измерений это был более трудоемкий вариант: придется ходить по лесной чаще и лезть на скалы и сопки размещения пунктов триангуляции. Да и в целом работы будут более трудоемкими, чем на водной глади (хахаха - посмеялись бы их коллеги с экватора, если бы обо всем это услышали). С другой стороны: это все же если не обжитые, то обследованные места. Река является оживленной торговой артерией: по ней оленеводы снуют до Торнио и обратно, продавая и обменивая свои товары. Выделенные в помощь солдаты из лапландцев смогут возить французов летом на своих лодках (правда, это такая традиционная финская река для рафтинга с порогами и перекатами), а когда встанет лед - на санях. И что приятно: леса для сигналов хватает за глаза.
Пороги на речке Торнио (Торне). Википедия.
Если коллеги в Перу сначала измеряли базис, потом углы в треугольниках и на последнем этапе - широту, то Мопертюи избрал иной путь. Еще бы, длину базиса он планировал измерять зимой, по льду.
Первым делом надо было назначить и закрепить на местности пункты триангуляции: вершины измеряемых треугольников. Все вершины, кроме одной: шпиля церкви в Торнио приходилось “строить” с нуля.
Искали подходящую гору, с которой имелась видимость на соседние вершины, расчищали ее от растительности, строили деревянные пирамиды из высоких тесаных бревен. Так пирамиды были видны за десятки километров. Тогда Мопертюи, кстати, предложил нововведение, которое сейчас в ходу среди геодезистов. Чтобы гарантировать, сохранность наблюдаемых точек, были заложены такие старинные реперы: в скалу или грунт вбивался стальной костыль, обозначавший место и прикрывался сверху камнем.
Процесс
Поскольку измерить планировалось всего один градус (около 110 км), сигналов, было девять. Выбирали их так, чтобы с каждого можно видеть два-три соседних. Они формировали шесть треугольников и в центре - семиугольник, который математик Мопертюи счел более надежной фигурой.
Треугольники Арктической миссии. Утье. Википедия.
Кстати, если вы вдруг отправитесь в поход по Финляндии, в Пелло имеется три памятных пирамиды (современных), которые были установлены в память о миссии. Через них проходят пешеходные туристические маршруты. Моя карта с приблизительными координатами пунктов триангуляции лежит тут.
Углы в треугольниках измерялись несколькими наблюдателями (по числу квадрантов). Квадранты заранее поверяли и совмещали с центром сигнала), далее измеряли горизонтальный угол (внутренний угол треугольника) и вертикальный угол, который позволит “спустить” измеренные углы к горизонту. Мопертюи пишет, что у участников расхождения в углах были очень малые, поэтому в отчетную книгу включено среднее значение из измеренных углов. Невязки (отличие суммы углов от 180 градусов) в треугольниках составляют до 30” в среднем.
Как это было
Легко сказать: пройти больше 100 км по реке, найти сопки и горы, сбегать на них и быстренько померить углы на 9 точках. По сравнению с 2 годами, потраченными на триангуляцию перуанской экспедицией, два летних месяца в Финляндии кажутся детской игрой. Но и это было не сидеть в салонах и не в карты играть. Городские жители Парижа приобрели ценный полевой опыт.
Тут французы взбираются на гору и видят местных женщин-оленеводов в чуме. Те рассказывают, как разводить дымный костер, чтобы спасаться от мошки.
Вот, что пишет сам Мопертюи (тут надо сказать, что ему надо было сохранять градус накала, чтобы героизм был понятен).
“В этом диком и суровом краю, протянувшемся от Торнио до Северного Полюса, нам предстояло выполнить точнейшие измерения, которые и в простых условиях представляют много сложностей. Проникнуть в эти леса можно только двумя путями: по бурной реке или пешком через непролазный лес. Даже когда мы оказались там - пришлось карабкаться на скалы и горы, расчищать вершины от растительности, жить в лесу впроголодь и страдать от мух, которые так свирепы, что даже оленеводы снимаются с мест, убегая от них на ветреное побережье. “
Мы, с одной стороны, можем посмеяться: Финляндия летом - это ведь изобильнейшее место с рыбой, грибами, ягодами и чудесным лесом. Однако по поводу трудностей перемещения вдоль берега Мопертюи не врет. Речка Торнио порожистая. И не всегда участники экспедиции отваживались оставаться в лодках, которыми правили лапландцы. Однако, когда они решались идти пешком, то оказывалось, что берег состоит из стволов деревьев, поваленных в воду, а прыгать по камням и стволам так ловко, как это делают местные жители, не получается. Более того, во Франции, конечно, есть комары, но нет мошки. И знакомство с ней поразило всех ученых. Они подробно описывали, как оленеводы научили спасаться от насекомых, разводя дымные костры.
Работы по измерению углов в треугольниках велись с июля по август 1736 года. Погода не всегда радовала. Нам это легко понять: хотя лето на севере светлое, но довольно дождливое. Из-за туманов и мороси подолгу не было видимости. Мопертюи жалуется, что на одном из сигналов ему восемь дней пришлось ждать, пока развиднеется. (“хахаха” - сказал бы Лакондамин, проведший за аналогичным занятием целый месяц).
Мопертюи в своих мемуарах жалуется на голод. Но при этом ученым регулярно перепадали пироги, рыба, варенье и другие вкусности, которые крестьяне дарили или выменивали на водку. В 15 километрах вверх по течению в маленьком приходе Освер-Торнео жил с семьей пастор Бруниус, у которого французы регулярно проживали и столовались, отводя душу в “цивилизованной” компании. Вот, что пишет про "голод" аббат Утье:
"Мадам Бруниус собрала нам в горы обед из рубленого мяса и зеленого горошка, но они, по местному обычаю были сладкими и сдобрены лимонной цедрой, так что мы не смогли это есть"
Мне кажется, это подозрительно напоминает обед госпожи Бруниус.
Кстати, дружелюбие местных жителей порой было не в радость ученым. Удивительно, хотя их кормили и предоставляли ночлег. Вот, что вспоминает аббат Утье:
"Чтобы избавиться от ненужных гостей, мсье Цельсий ушел в кладовую, а закончив - поднялся сразу на крышу церкви и заперся там. Мы с мсье Мопертюи сделали вид, что идем на прогулку и, как только нас оставили одних, поднялись на колокольню, где нас ожидал мсье Цельсий. У нас было достаточно времени до вечерней службы, чтобы выполнить измерения."
Не обошлось и без неприятностей. Было жаркое лето и, однажды, плохо затушив костер, ученые устроили лесной пожар. Обнаружили они это, наблюдая за пунктом Хоррилакеро. Его заволокло дымом - несколько дней он был недоступен для измерений. Спасательная бригада обнаружила, что деревянная пирамида сгорела, однако благодаря реперу, заложенному в камень, ее удалось восстановить на том же месте. В противном случае, пришлось бы переделывать все связанные с этой точкой наблюдения.
В начале сентября, глядя на плоды своих трудов, Мопертюи напишет:
"у нас получилась отличная цепочка треугольников. Похоже, что провидение послало нам горы именно в тех местах, где они были нам нужны".
Следующим этапом работ должно было стать определение разности широт между Торнио и Пелло (югом и севером измеряемой дуги). Как и планировали, в августе 1736 года в Торнио прибыл зенитный сектор, заказанный Цельсием в Гринвиче у уже знакомого нам мастера Грэхема.
За опорную звезду выбрали дельту созвездия Дракона. Она совсем близко от Поляной и хорошо видна в высоких широтах. Ученые построили две обсерватории. Для них они арендовали или выкупили котты (это такие местные амбары, в которых топят снег, чтобы зимой поить скот) и смонтировали там открывающуюся крышу. В обсерваториях (холодных и темных) разместили зенитный сектор, ориентируя его по направлению север-юг. Дальше оставалось поймать момент, когда звезда появится в плоскости меридиана и определить ее склонение относительно зенита. Делалось это в темноте. Сначала наблюдатель выставлял барабан микрометра на известную позицию, потом свеча задувалась, и наблюдатель ловил звезды, на память отсчитывая обороты микрометра. Мопертюи считал этот метод новаторским. Измерения, однако, в целом удались. Сходимость результатов составила 3”, что было очень хорошо.
Созвездие Дракона, Википедия.
Ночи стояли по-северному длинные, холодные и ясные. Самое то для измерений. Разность широт между двумя обсерваториями составила: 57 ' 27 " (немногим менее градуса. В три раза меньше, чем та дуга, которую измеряли коллеги на экваторе).
Базис
Базис начали измерять 21 декабря 1736 года, после зимнего солнцестояния. Тогда было холодно, морозы стояли почти минус двадцать по Цельсию (Цельсий был там и отмечал температуру в градусах Реомюра), и местные предлагали дождаться весенних оттепелей: чтобы лед подтаял и потом схватился еще более ровной поверхностью. Но Мопертюи боялся непредсказуемости погоды в будущем и хотел выполнить работы сейчас, чтобы на зимовке обработать результаты. Линию в 14 км разбили на замерзшей поверхности речки Торнио. Конечно, снег пришлось расчистить.
Использовали восемь еловых вех (почти девятиметровых), которые при разных температурах проверялись эталонным туазом на предмет сжатия-растяжения. Сначала при помощи скребка, собранного из нескольких бревен, расчистили снег в створе линии. Потом приступили к измерениям.
Каждая бригада работала с четырьмя 30-футовыми вехами. Вехи были обиты железными пятками и Мопертюи предполагал, что это противодействует расширению-сжатию дерева. Расхождение расстояния у бригад составило рекордные 4 дюйма. Длина базиса была: 7 406 туазов, 5 футов, 2 дюйма. Итого погрешность измерения базиса: 10 см на 14 км.
На все работы по измерению базиса не смотря на холод и короткий день ушло восемь дней (там, на экваторе - полтора месяца). Какие это были непростые дни!
Солнце всходило примерно в полдень (понятно, что ночью особенно не понаблюдаешь) и работа шла часов до четырех дня. Ходили по почти полуметровому снегу, таща на себе тяжелые деревянные вехи (с другой стороны веху тащил крестьянин или слуга, но его не следует упоминать в отчете, конечно). Мопертюи потом делился:
“от холода губы примерзают к фляжке с бренди, единственным напитком, который не замерзает при таких температурах".
Дикие холода и дикие олени, которыми отваживаются править только смелые лапландцы. Иллюстрации из книги Утье.
При этом на геодезические работы, как на диковинку, съезжались поглазеть местные оленеводы, И для них, привыкших к климату, это было веселее любой ярмарки. Как-то Мопертюи вспомнил, что летом забыл определить высоту одного из горных сигналов на Авалаксе, и до горы, заснеженной и зимней его домчали пастор и лапландка на санях. Потом Мопертюи превратит это в настоящий триллер с упоминанием хищных оленей-людоедов:
"Дикое и неуправляемое животное... [олень] бросится на вас, будет брыкаться и кусаться, мстя за удары. Когда олень кидается на Лапландца - тот прикрывается санями и снова бьет его палкой, но мы, чужаки, раньше погибнем, чем успеем принять эту оборонительную позицию".
К новому году измерения были готовы, и оказалось, что дуга меридиана составила 52 203,5 туаза (57 градусов 27 минут). Градус меридиана в Лапландии составил 57 437 туазов.
Понятно, что зимой в обратный путь было не пробраться. До открытия судоходства ученые отдыхали в Торнио, наслаждаясь теплом очагов и обществом доброжелательных и любопытных хозяев. Помимо обработки журналов, проверки измерений, они определили магнитное склонение (уклонение стрелки компаса от направления на север), исследовали аберрацию звезд и выполняли маятниковые эксперименты.
Возвращение на Родину
В мае лед вскрылся, и можно было бы пуститься в обратный путь. Часть партии снова отправилась пешком (по раскисшим дорогам), а часть - на корабле. И тут случилась серьезная неприятность: корабль дал течь и потерял в тумане берег. Только чудом удалось избежать крушения: капитан успел различить знакомые очертания берега и не разбиться о скалы, когда ситуация была очень серьезной. Ученые остались невредимы, однако часть инструментов была повреждена, в частности, северный эталонный туаз: он необратимо пострадал от соленой воды. Впрочем, это было единственное злоключения в стремительной и победоносной экспедиции Мопертюи. К августу 1737 года вся партия достигла Парижа.
О том, как встретили Мопертюи в Париже, и как соотечественники оценивали результаты двух градусных экспедиций: Перуанской и Арктической, я расскажу в следующий раз.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти @tvarenie/saved/1608546.
Неприятности, которых можно было избежать.
Хотя Шарль Лакондамин и отдалился от геодезии, наравне с правозащитной работой, он отдавал все свои силы труду по увековечению французской геодезической миссии в глазах потомков.
Проект долговременного закрепления пунктов в Перу был утвержден и одобрен в Академии наук еще до отправки экспедиции.
Было изготовлено три мраморных доски с памятной надписью. И должны они были венчать север, юг дуги и базис в Яруки (к северу от Кито). Доски, кстати, были дорогими, большими и тяжелыми, а индейца, который резал латинские надписи, Лакондамин держал запертым в сарае шесть недель. Просвещение просвещением, а от рабочие руки надо контролировать.
Кстати, вот единственная сохранившаяся из мраморных досок Лакондамина. Две другие потерялись где-то в 19 веке, а эта служила ступенькой на скотном дворе в поместье, где Лакондамин ее оставил. Сейчас стоит в саду обсерватории Кито.
Кроме досок, согласно плану Лакондамина, каждую точку базиса должна была отмечать каменная пирамида (на манер египетских, это было в моде), причем довольно большая: со стороной около 5 м. На боковой стене планировалась серебряная табличка с памятной надписью о тех героических ученых, которые выполняли тут свои измерения.
Изображение пирамид на чертежах Лакондамина. Табличка сбоку, как полагается.
С надписью вышла неловкость. Во-первых, камни и памятные надписи стоили годового бюджета экспедиции, это при том, что резчики и гравировщики были рабами «миты», то есть трудились бесплатно. Зато доставка этих конструкций в горы была тяжелейшей.
Во-вторых, в утвержденной Академии Наук латинской надписи фигурировала фраза «выполнялось при содействии испанской короны», а единственным геральдическим символом была французская лилия. Офицеры Ульоа и Хуан выразили крайнюю обеспокоенность этим фактом: несправедливо получается, когда испанского льва нет на испанской земле. Указать надо оба символа. И «содействие» звучит несколько обидно для тех, кто шесть лет подряд в поте лица трудился над делом экспедиции, пока некоторые дулись друг на друга и только письмами обменивались. Увы, Лакондамин считал вопрос принципиальным и уступать не хотел. Это упрямство задевало честь короля Филиппа V, а мы знаем, как щепетильны испанцы в вопросах чести.
Офицеры подали официальную жалобу властям: пусть те там сами разберутся, как лучше. И отбыли воевать (об этом мы говорили в предыдущем рассказе). Власти подумали и предписали, исправить надписи в более вежливом и почтительном духе. Лакондамин предписание проигнорировал. Все равно коллеги на войне. Может быть, проблема падет сама собой на поле боя. Ульоа и Хуан это запомнили и крепко обиделись.
Обиделись они до такой степени, что в 1742 году арестовали обсерваторию, в которой ранее работал Годен и велели 18-футовый зенитный сектор (местного производства) никому не отдавать «до их личного разрешения». И снова отбыли на войну. Формальным поводом для ареста было многолетнее отсутствие арендной платы за помещение, так что все было относительно правомочно.
Луи Годен к этому моменту окончательно разочаровался в миссии, сказал, что больше «ничего никому не должен» и занялся другими делами, благо ему предложили кафедру математики в Университете Лимы. Возвращаться на родину он не собирался: жена была с ним в ссоре из-за истории с куртизанкой, бриллиантом и другими женщинами, а Академия наук лишила Годена звания и пенсии. А что касается результатов наблюдений - то он их сообщит потом. Может быть. И отправил Буге в письме (тут мне хочется вставить литавры и фанфары) шифр формата "ааббббсс..", ключ к которому обещал предоставить по завершении измерений.
Это было просто издевательство: кто будет верить миссии, результаты которой у разных участников разные? А прийти к общему числу у них нет возможности.
Что имелось в сухом остатке: на дворе 1742 год, ученым предстоит заново определить широту севера и юга меридиана. Работающий прибор заперт и арестован из-за ссоры Лакондамина с испанцами, английский неисправен, а мастер Гюго теперь должен изготовить новый инструмент при том, что идет война, и Перу в торговой блокаде. Годен отказался предоставлять свои результаты к общему рассмотрению. Просто прекрасно.
Чем все закончилось
В мае 1742 года французы в последний раз виделись в прежнем составе. Их пригласили в Университет Кито, на защиту диссертации, посвященной Французской Академии Наук (а кто популяризировал Французскую Академию Наук в Кито - нам совершенно очевидно). Событие стало символическим прощанием с Годеном: тот отбывал по новому месту службы в Лиму. Буге и Лакондамин оставались вдвоем.
Старые двери Унивеситета Фомы Аквинского, который потом станет Центральным Университетом Эквадора. Это там они встречались на защиту диссертации.
Хочешь не хочешь, пришлось Лакондамину и Буге наладить рабочие отношения. Они хотели вернуться домой. Вместе они поднялись на вершину вулкана Пичинча, где окинули взглядом плоды многолетних трудов. И лицезрели извержение вулкана Котопакси (1743), на чьих склонах не раз за прошедшие шесть лет разбивали лагерь.
Котопакси и сейчас частенько извергается. Фото: Guillermo Granja / Reuters, https://www.theatlantic.com/
Когда новенькие зенитные сектора были готовы, Буге отправится на север, а Лакондамин - на юг. К концу января 1743 года одновременные измерения были готовы. Каждый напишет коллеге, что градус меридиана , по его вычислениям, содержит примерно 56 753 туаза. На этом миссия в Перу будет завершена. На этот раз, окончательно.
В Кито они уже не вернутся. Встретятся теперь только в Париже. Копию журналов измерений они отправят друг другу по почте.
Пути назад: Лакондамина (розовым) и Буге (красным).
Буге
Пьер Буге, отправится в Картахену (осада в 1743 году будет уже отбита) искать попутный корабль до Санто Доминго. Там он он даст вольную своему рабу, который все восемь лет помогал в измерениях, а оттуда отправится домой. Он прибудет в Нант в 1744 году, едва разминувшись с началом войны за австрийское наследство. Немного отдохнет у родных и поедет в Париж: делать доклад об экспедиции и печатать рукописи под названием «Фигура Земли». Потому что Лакондамин где-то загуляет, а результаты экспедиции уже надо начинать продвигать и освещать. Иначе, это зря потраченное время. Буге до конца своей жизни будет помнить нелепость миссии, в которую ехать не хотел, и во многом будет винить Лакондамина. Их отношения никогда не станут дружескими. Видимо, потому что слишком нечеловеческое усилие было предпринято для того, чтобы миссию завершить. Однако, в конечном счете, именно Буге был мозгом и руками Перуанской градусной экспедиции.
Лакондамин
Лакондамин пойдет другим путем: он давно хотел посмотреть Амазонку. Он получит разрешение португальских властей (ибо русло реки частично лежит на территории Бразилии) и в своей отчаянной манере отправится на речную прогулку по Амазонке со своим местным товарищем: Педро Мальдонадо (тот потерял любимую супругу и хотел радикально сменить место жительства). Чтобы обеспечить пропуска на проход по Амазонии, Лакондамин получит официальное задание от правительства: составить точную карту Амазонки и ее притоков, а также достоверно описать происходящее в миссиях, которые им встретятся.
Карта Амазонки из отчета Лакондамина.
Эта прогулка не обойдется без приключений: в джунглях лодку Лакондамина будут поджидать кровники: родственники Нейры и Диего Де Леона, которых он лишил репутации и свободы после смерти доктора Синьержи. Только ловкость провожатого позволит избежать встречи. Надо сказать, что Лакондамин во все глаза наблюдал за всем, что видел на берегах реки и записывал. Он удивлялся, насколько люди, населявшие ее берега “больше похожи, на животных, чем на людей”, впрочем, забывая, что эта дикость - результат вмешательства европейской цивилизации. Первые путешественники (не больше 100 лет назад) описывали индейские города и многочисленные поселения. Болезни, принесенные конкистадорами, миссионерство и бедность сократили коренное население на 9 десятых. И “животную жизнь” вели потомки некогда великой империи.
Развалины индейских городов из отчетов Хуана и Ульоа.
В 1744 году Лакондамин доберется до столицы Французской Гвианы - Кайенны. Однако сесть на французское судно не сможет. В разгаре будет новая война: за австрийское наследство, где Испания и Франция станут противниками Великобритании. Так что Лакондамин дойдет до соседней колонии - Суринама, находящейся под юрисдикцией Нидерландов, и сядет на судно там. Военный нейтралитет не станет защитой от пиратов: корабль Лакондамина чудом сможет оторваться от них и счастливо прибыть в Амстердам. В 1745 Лакондамин, наконец, вернется в Париж, напишет «альтернативную» версию «Фигуры Земли». Совместной публикации у них с Буге не выйдет. Прославится как популярный рассказчик и путешественник.
Годен
Годен не сразу отправится к себе на кафедру в Лиму. Вернувшиеся с войны Хуан и Ульоа убедят его задержаться и все же завершить астрономические наблюдения. Пусть французская академия наук получит свое, мсье теперь находится на службе испанского короля, чье поручение об определении дуги меридиана необходимо выполнить. Годен, Хуан и Ульоа завершат измерения на год позже (1744), но длина дуги меридиана у них будет отличаться от лакондаминовой на 3 м на 111 км (1/50 000).
Годен так и останется плохим переговорщиком, зато в будущем покажет себя гениальным инженером. Его идеи по восстановлению Лимы после разрушительного землетрясения 1746 года поставят город на ноги в рекордно короткие сроки.
Картина неизвестного художника 1711 года, показывающая, как разрушена Лима после землетрясения 1687. А потом еще были землетрясения в 1741 и 1746.
Он настоит на том, чтобы перенести столицу подальше от берега: старый город после землетрясения накрыл цунами - там было нечего восстанавливать. Предложит регулярную планировку города и запретит вешать на фасады вычурные и тяжелые украшения, балконы и прочие пилястры. Потому что при падении те покалечили много людей и животных. За Годеном будет стоять власть, так что его решению подчинятся. Потом он переберется в Кадис – поближе к испанскому королю, заново очарует свою заброшенную супругу и закончит дни подданным испанской короны. Франция никогда не простит ему неудач молодости: его с позором исключат из французской академии наук за то, что он «подорвал доверие короля». Французского, разумеется.
Хорхе Хуан и Антонио Ульоа
Испанские офицеры тоже отправятся домой. В октябре 1744 года Хорхе Хуан (все яйца в разных корзинах) сядет на корабль, который двинется в Бретань в обход мыса Горн (там, где когда-то погибла эскадра Ансона). По дороге он подберет команду одного из судов эскадры Ансона, захваченную в плен испанцами. Дальше он будет заниматься военным шпионажем в Англии, устроит реформу флота, откроет обсерваторию, станет директором Академии Гардемаринов (которую когда-то сам закончил) и заложит основы картографической службы в Испании. Такой вот человек, которые везде побывал и все видел. Немножко Дамблдор.
Антонио Ульоа сядет на другой корабль, который у берегов современной Канады столкнется с британцами. Больше суток команда будет уходить от погони, примет участие в морском сражении и, ввиду полученных судном повреждений, попробуют укрыться в гавани французского Луизбурга. Увы, парой дней раньше Луизбург взяли англичане. Ульоа выбросит за борт все документы кроме самых невинных: касающихся геодезической миссии. Его и его товарищей заточат в тюрьму как военнопленных. К счастью, бумаги, конфискованные у офицера подвергнутся тщательному изучению и, кто надо, проникнется к ученому-Ульоа большим почтением. Капитан тюрьмы для военнопленных (как это ни странно) в Портсмуте будет много хлопотать не только об освобождении Антонио, но и о разнообразных почестях, с которым его примут в научных кругах Лондона. Ульоа очень повезло: вместо врагов он попал к друзьям и коллегам. Более того, конфискованные ранее журналы измерений ему вернут, чтобы они не пропали для науки. И это станет лишь началом блестящей карьеры Антонио: он побудет губернатором в Перу, губернатором Луизианы (правда недолго), вице-адмиралом Испанской Армады. И Хуан и Ульоа внесли огромный вклад в испанский военно-морской флот.
Адмирал Антонио Ульоа, Википедия.
Про всех остальных:
А что же остальные участники градусной экспедиции? Врач Жозеф Жуссье, художник Моранвиль, механик Гюго, инженер Вергуин так и останутся в Перу. Собственных денег на дорогу домой у них не будет, а Франция забудет про них. Единственный, кому посчастливится вернуться окажется Жан Годен-Дезодоне. Но и эта история будет полна злоключений.
История о выживании в джунглях Амазонки рассказана тут:
Заключение:
Моя история экваториальной градусной экспедиции подошла к завершению. Впереди рассказ о судьбе альтернативной - Арктической миссии, которую следует винить в том, что казна перестала спонсировать ученых в Перу. Но это будет скучноватая и короткая история: там просто приехали, отработали и уехали. Никакой драмы.
Если вы хотите полюбопытствовать, что же осталось за кадром, то загляните в мой подкаст по поводу градусной экспедиции и инстаграм, где мы выкладываем гравюры и картины современников миссии.
Содержание всех частей этого рассказа:
10. Дорога на Запад.
20.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти @tvarenie/saved/1608546.
Мы уже говорили, что при обработке финальных измерений Луи Годен заподозрил неточность в определении широты зенитным сектором Грэхема, но не поделился своими сомнениями, а втайне от товарищей пытался разобраться с этим самостоятельно. Тем временем Англия объявила войну Испании. Это означало что что отплытие на родину откладывается так или иначе. Лакондамин утратил былой пыл исследователя и всецело отдался судебному процессу в отношении убийц хирурга Синьержи. Шел 1740 год. Это было труднейшее время. Пять лет в экспедиции, завершение которой отодвигалось все дальше. Деньги таяли, товарищи разбредались, заскучав от бесконечности и бесплодности усилий. Отношения между коллегами портились, как это часто бывает в результате слишком интенсивной и длительной совместной работы.
Про «слушаюсь, но не повинуюсь».
Война сказалась на экспедиции самым непосредственным образом - а именно на испанских офицерах Антонио Ульоа и Хорхе Хуане. Их отозвали от дел измерений послужить отечеству.
По этому поводу Лакондамин едко выскажется, что, видимо, "в этой стране обученные морские офицеры встречаются еще реже, чем астрономы".
Сам, он, правда, развлекался затянувшимися судами в Куэнке и еще кое-чем, а не определением широты.
В сентябре 1740 года испанские офицеры получили приказ безотлагательно явиться в Лиму: прибытие британской эскадры ожидали со дня на день. Это должен был быть Ансон, который отправился обогнуть мыс Горн (южная оконечность Южной Америки). Ульоа и Хуан ответили на зов и предоставили себя в полное распоряжение вице-короля Вильягарсиа.
маршрут экскадры Ансона (фиолетовым) и Вернона (красным) в военном конфликте за ухо Дженкинса.
Однако шли недели и месяцы, а неприятель так и не появлялся. Испанцы не знали этого, но флот разбросало штормом, мыс Горн смогли обогнуть не все, поэтому адмирал Ансон почти год прождал сбора своей эскадры в условленном месте. Так и не дождался, кстати. А все потому, что не умел хорошо определять долготу и в итоге заблудился.
Вот вам еще одна ирония судьбы:
Когда наша экспедиция в 1735 году отправилась в Перу определять разность широт, в Великобритании за долготный приз (в 20 000 фунтов, это около 4 млн долларов на сегодняшний день) сражался Джон Харрисон. Он изобрел хронометр, работавший на основе пружин, а не на основе маятников. Деньги на работу, кстати, ему выделил Джордж Грэхем, тот самый, который Годену делал зенитный сектор. И первый прототип хронометра Харрисон установил на судно “Центурион” в 1736 году. Однако потом демонтировал, для усовершенствования конструкции. И вот теперь Центурион-без-хронометра шел в составе эскадры Ансона и не мог никак определить свою долготу в районе мыса Горн. Потому и заблудился.
Первый прототип хронометра Харрисона. Конструкция помещалась в специальный футляр и занимала полкаюты. Идея Харрисона заключалась в том, чтобы часы были не на маятниковом ходу (колебания маятника будут на море зависеть от колебаний волн), а на пружинном. Очень рекомендую (еще раз) к просмотру художественный фильм Долгота (2000 года) про Харрисона и его хронометр. Там Стивен Фрай и еще кое-кто из известных актеров.
Через восемь месяцев бесплодного ожидания неприятеля Ульоа и Хуан отпросились из Лимы назад в Кито «заниматься своей астрономией».
Они вернулись в геодезическую миссию к сентябрю 1741 года, а в декабре эскадру Ансона «неожиданно» обнаружили в испанских территориальных водах.
«Ну вот, опять», - подумали офицеры и честно без купюр, как умели, высказали все, что думают о талантах командования. Куда-то тащиться под рождество совершенно не хотелось. В городе готовились к свадьбе: племянник Годена женился на очаровательной Исабель (в прошлый раз я про нее упоминала и еще не раз упомяну, это отдельная история). Как видите, скоропостижная свадьба через год после помолвки. А невесте уже четырнадцать.
Та самая Исабель (фото из Википедии)
К тому же вызов на этот раз исходил не от вице-короля, а всего лишь от начальника порта Гуякиль, который в приказном тоне предлагал явиться срочно и занять место в гарнизоне. Последнее, учитывая особый статус, гордость и богатый боевой опыт офицеров, звучало несколько оскорбительно. Как мы помним, для испанца нет ничего дороже чести, поэтому вызов Ульоа и Хуан проигнорировали.
Небольшое напоминание: где находится Лима, Гуякиль и Кито. Для меня раньше это был воображаемый город из песни Олега Медведева.
Начальник Гуякиля был наслышан об истории с президентом Араухо (и его убитыми охранниками). В следующем письме фигурировала просьба принять на себя уже руководство гарнизоном, выраженная в безупречно вежливой манере. В самый канун рождества Ульоа и Хуан отправились к побережью во главе отряда из 300 человек, набранных по дороге. Стоит ли упоминать, что флот в Гуякиле так и не появился?
Абрис Гуякиля 1741 года.
19 января 1742 года Антонио Ульоа заехал в Кито полюбопытствовать, как прошла свадьба, втайне надеясь поучаствовать в научных исследованиях. Однако вместо журналов его ждал срочный вызов в Лиму, на этот раз снова от вице-короля.
Весь 1742 и 1743-й год Хуан и Ульоа выкупали торговые суда, вооружали их и учили наспех сколоченные команды военному делу. История с войной, которая вот-вот должна начаться, но все никак не начнется, продлилась аж до декабря 1743 года. Шел четвертый год их отсутствия в миссии, а миссия, как ни странно, никуда особенно не продвинулась.
Почему так произошло? Когда Луи Годен убедился в «ходе» звезды на небосклоне, он никому ничего не сказал, помните? Пьер Буге по возвращении из своей экспедиции к морю бросился методично перепроверять журналы наблюдений и тоже заметил необъяснимое движение звезды. Что же он сделал? Тоже никому ничего не сказал. Чтобы зря не сеять панику, тайно арендовал домик на окраине Кито, где и устроил свою маленькую обсерваторию с 12-футовым английским зенитным сектором (они его считали надежнее того, что был изготовлен в Перу).
Это иллюстрация к определению широты для Парижского меридиана из книги Кассини Тюри (1744).
Звезда действительно «гуляла» по небосклону. В ход пошли различные теории, вплоть до того, что, возможно, на нее действует притяжение окружающих планет.
Надо сказать, что собственное движение звезд тогда только открыли: астроном Брэдли, работая с первым прототипом зенитного сектора Грэхема указал на периодические смещения звезд в течение года, и Буге резонно предполагал, что, имея на руках самый точный инструмент в мире, он наблюдает то, что предыдущим астрономам было попросту недоступно.
В какой-то момент на пороге обсерватории появился сам Луи Годен и предложил совместно наблюдать «убегающую» звезду: с северной, южной и части меридиана. Даже если она убегает, в разности широт это не будет иметь значения, так как измерения будут одновременными.
В начале 1741 года Буге отправился на юг, Годен на север. а Лакондамин должен был страховать его на тот случай, если тому понадобится отъехать (ходили слухи, что Годен жил с женщиной и недавно стал отцом). Надо сказать, телефонов тогда не было, поэтому синхронные наблюдения можно было обеспечить только упорной ежедневной, точнее, еженощной работой.
Получилось как обычно: в июне 1741 года Годен без предупреждения отбыл в Кито, Лакондамин в журналах помечал большую часть ночей как ночи “без видимости”. Только Буге трудился в обсерватории до конца 1741 года. К сожалению, удалось установить, что «врал» английский 12-футовый зенитный сектор Грэхема, тот, которому доверяли больше всего. Вероятно, в какой-то момент он не выдержал трудного путешествия и многочисленных «сборок-разборок».
На картинке (фото из музея Гринвичской обсерватории) тот самый первый зенитный сектор, с которым работал астроном Брэдли: довольно основательная конструкция.
Теперь Теодору Гюго, экспедиционному механику, придется изготовить еще один инструмент, третий по счету, а остальным - повторить работу последних двух лет.
Вы, вероятно, зададитесь вопросом: зачем нужен был третий сектор, если уже есть два: тот, что Гюго изготовил в 1739 году и в 1740-м, по просьбе Годена? Тут имеется еще одна глупая история для следующего раза.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
19.
Война за ухо Дженкинса
Нет, это не война для того, чтобы отвоевать чье-то ухо. Это один из конфликтов между Великобританией и Испанией, где Британия пыталась ослабить влияние Испании в Карибском регионе.
Карта Картахены Индийской, выпущенная Британией к войне за ухо Дженкинса. Map of Carthagena, 1740, Gentleman's Magazine Volume X.
Поскольку название очень уж приметное, я немного расскажу предысторию.
Помните, что Испания терпеть не могла контрабанду? Почему это было так? Да потому что по закону торговать в Карибском регионе мог только один английский корабль в год. Там были квоты, аналогичные квотам на добычу нефти и газа сейчас. Но практически английские (разумеется, пираты и контрабандисты) привозили огромное количество товаров сверх квоты. Чтобы с этим бороться испанцы придумали зеркальную меру: гвардакостасов («охраны побережья») — наёмные сторожевые корабли, которые покупали лицензию на право останавливать и досматривать (конфисковывать) груз с любого иноземного корабля. Что для одних охрана - для других грабеж. Это с какой стороны посмотреть.
Дело было так:
9 апреля 1731 (еще до начала нашей истории с экспедицией, прошу заметить) года бриг капитана Дженкинса, нелегально торговавший ромом в карибских владениях Испании, на обратном пути в Англию был остановлен для таможенного досмотра испанским военным кораблём. На борт поднялась вооружённая досмотровая команда. Как впоследствии заявил Дженкинс, его под дулами мушкетов заставили встать на колени, а когда он попытался возмутиться, испанский офицер отрезал ему ухо, издевательски посоветовав отвезти этот «трофей» королю Георгу и добавил: «То же самое случится и королём, если он будет пойман на контрабанде».
Сразу по прибытии в Англию Дженкинс подал на имя короля официальную жалобу по поводу этого инцидента. Но целых девять лет ничего не происходило. А потом звезды сошлись (никак, астрономическая аномалия), и в 1739 году (наши герои тогда завершили триангуляцию и оплакали гибель доктора Синьержи) Англия достала заспиртованный "казус белли" (то есть ухо). Можно ведь отомстить за честного человека, и, если повезет, отжать несколько портов в Карибском море. К колониям отправились две эскадры: эскадра адмирала Вернона должна была напасть на испанцев со стороны Мексиканского залива, а коммодор Ансон — обогнуть мыс Горн и помогать ему со стороны Тихого океана.
Маршрут Ансона фиолетовый, маршрут Вернона - красный.
Кстати, эта немного противоестественная война вызвала большой общественный резонанс в Англии. Вышла масса карикатур, ей посвященных. Например: "Spain builds castles in the air, Britain makes commerce her care".
И мы тоже поговорим про коммерцию в рамках этой войны за ухо.
Жан Годен Дезодоне
Поскольку ученые на целый 1740й год подвисли в обработке журналов измерений и поиске причин смещения звезд, я расскажу историю о еще одном участнике экспедиции.
Был в команде такой технический сотрудник: Жан Годен Дезодоне. Знакомая фамилия? Это кузен Луи Годена. Он довольно молод (ему было 24, когда он отправился в путешествие), такой вот мечтательный юноша, который мечтал посмотреть мир и изучить грамматику индейских диалектов. И с ним приключилась история про любовь.
"Технический помощник Жан Годен, племянник одного из руководителей Луи Годена, бежал с тринадцатилетней девочкой, и его не смогли уговорить вернуться.” писал Билл Брайсон в «Краткой истории всего на свете”. И писал неправду.
Предполагалось, что совсем «зеленый» в науке Жан скоро освоит любой вид работ, которые потребуются при триангуляции, превратившись в универсального помощника. Он устанавливал сигналы, рубил визирные просеки, выполнял рекогносцировку, носил приборы (квадрант – это вам не современный тахеометр: он больше, тяжелее и не имеет удобного кофра), записывал измерения. С деньгами (женщинами, развлечениями и излишествами) было плохо. Как мы помним, Годен-старший не отличался щедростью и для родственника исключения не сделал. Деньги и славу младшему техническому персоналу приходилось добывать в свободное от науки время, много такого времени появилось в 1740 году, когда основные геодезические наблюдения были завершены, и молодому человеку дали понять, что в его услугах ассистента более не никто не нуждается и дальнейшая его судьба (по части возвращения домой в том числе) господам великим ученым мало интересна. 27-летний Жан отправился в сторону Картахены Индийской, сколачивать состояние: то есть торговать. Не он первый, не он последний. У него, по крайней мере, была серьезная причина: он собирался жениться.
Если помните первым продавать пуговицы местному населению придумал еще Лакондамин , который весьма предусмотрительно захватил с собой из Европы скромный запас всяческих застежек, крючочков, оборок, тесьмы и прочих замечательных вещей. На фурнитуру в Кито (а именно там разворачивались основные события) живо нашелся спрос среди локальной знати, отставшей от моды на добрых два века. Помните, в первый год экспедиции президент Альседо жаловался вице-королю на “лавочку, открытую в любое время дня и ночи”. Лакондамин долгие годы отрицал факт торговли, но в мемуарах признается, что “это все неправда. Моя лавочка по ночам не работала”.
Вторым предпринимателем-челноком стал ныне покойный доктор Синьержи, который за товаром ходил в портовую ярмарочную Картахену Индийскую. А в октябре 1740 года туда же отправился Жан Годен Дезодоне. Однако вместо ярмарки угодил прямо на войну.
Вернон, осаждавший Картахену. Thomas Gainsborough: Edward Vernon
Флот Вернона (такой английский адмирал, который атаковал с Карибского моря) быстренько захватил важный порт Портобело и собирались уже устроить в Картахене небольшой победоносный десант. Но не тут-то было. Обороной города командовал (вы наверное уже догадались) Блас де Лесо по прозвищу «деревянная нога» или «полчеловека». Потерял в боях не только глаз, но также руку и ногу, от чего сделался только умнее, злее и осторожнее. Он считал Картахену важнейшим портом и, вроде как, утверждал, что: "из-за того, что Картахена принадлежит Испании, Южная Америка не говорит на английском". Несмотря на крайнюю ограниченность доступной матчасти и личного состава, сумел поставить оборону так, что взять город с наскока англичанам не удалось. Осаждали город три месяца, в результате которой англичане потеряли чуть ли не девять из десяти солдат от голода, малярии и желтой лихорадки. Такая вот победа почти без единого выстрела.
Любопытная деталь.
В 1740 году Картахена (и Кито) перестали принадлежать вице-королевству Перу, а стали частью восстановленного вице-королевства Новая Гранада. Его то упраздняли за неокупаемостью, то снова организовывали. И вот вице-король Новой Гранады дон Себастьян де Эслава с Бласом де Лесо не сработался. Но если адмирал занимался защитой города от англичан, то Эслава занимался защитой себя от адмирала: он умело и часто бомбардировал Мадрид жалобами на Лесо, которые в конце-концов привели к тому, что адмирала планировали судить и наказать за то, как он поставил оборону города. Правда, Лесо умудрился умереть от ран раньше, чем узнал о таком повороте событий.
Cтатуя Бласа де Лесо в Мадриде (очень он тут смахивает на Жоффрея де Пейрака из экранизации Анжелики)
Но вернемся к Жану Дезодоне. Он оказался в городе в самый разгар осады. Блас де Лесо проявил к молодому человеку всяческое благорасположение и взял под крыло. Оно и не удивительно: во-первых, два образованных человека всегда поймут друг друга в этой глуши, а во-вторых, ученые ему уже были как родные: год назад он им дал 4000 песо.
Как же Годен-Дезодоне сколотил на осаде целое состояние? Практически как Ретт Батлер Обычно в Панаму приходили ежегодные манильские галеоны: они везли товары из дальних колоний, продавали их на ярмарке и забирали южноамериканское серебро, чтобы завезти его в Кадис. Последний галеон еще не пришел (и кстати, он вообще не придет, потому что его захватит коммодор Ансон).
Захват того самого галеона на картине С. Скотта.
А вот покупатели с серебром, прибывшие на ярмарку, в Картахене уже имелись. И были готовы покупать то, что Дезодоне готов был продать. И еще им нужна была помощь иного рода. Требовалось "невостребованное" галеонами серебро вывезти обратно в сокровищницы Кито и Лимы. А путь туда неблизкий: дорога с грузом могла занять до полугода. Туда-сюда таскать сундучки с золотом-серебром было занятием трудоемким и небезопасным. Индейцы-носильщики конечно старались, но мы хорошо знаем их обязательность и нравы. Чтобы обезопасить хотя бы часть добра, французу поручили сопровождать серебряный поезд: купцы Картахены и беженцы Портобело желали вывезти из-под обстрела англичан свое богатство. Вдруг город все-таки падет. Все прошло хорошо.
Правда, по пути некоторые мулы завязли в бездорожье, упали в реку с моста или утонули в болоте (так говорится в отчетах). И перевозимые ими сокровища (а это 80 000 песо) пропали без вести. Их потом еще много лет пытались отыскать авантюристы. В том числе и Луи Годен таким способом пытался поправить финансовые дела экспедиции, когда отечество перестало присылать деньги. Когда я читала об этом, то была уверена, что "утонувшие мулы" - это вежливый оборот для "разворовали по пути". Но не тут-то было. Дороги в Кито были крайне плохие. Хорхе Хуан пишет, что в сезон дождей их постоянно размывает, поэтому индейцы каждый год строят новые - одноразовые. И с мостами то же самое: это шаткие веревочные конструкции без ограждений. Поэтому, если время от времени пара мулов и сгинет в реке, то ведь не строить из-за этого новый мост?
Трудности пути из иллюстраций Х.Хуана.
Как бы то ни было, поправив свои дела и заработав покровительство влиятельных друзей, Годен Дезодоне приехал в Риобамбу (есть такой городок под Кито). Там его ждала невеста. Юная, свежая, по местным меркам созревшая 13-летняя Исабель. Их свадьба состоится в конце 1741 года и станет началом другой, не менее известной истории.
В следующий раз мы поговори о том, чем завершилась Перуанская градусная экспедиция. Мы почти добрались до конца этой долгой истории. Но если столько букв читать сложно, то вот ссылка на лекцию в Архэ, которая прошла 29 ноября: там я рассказываю всю историю за 2 часа. И еще одна лекция (тоже с трансляцией), но про Арктическую миссию будет 6 декабря: в следующий понедельник.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
18.
Мы оставили экспедицию осенью 1739года. Наши герои, преодолевая неприязнь и непримиримость в некоторых научных вопросах, сплотились в борьбе за судьбу собственной экспедиции. Они потеряли двоих коллег, но впервые с 1735 года перед ними замаячила надежда на возвращение во Францию. Фактически, измерения были завершены (почти). Надо было только дождаться, пока Лакондамин, Буге и Годен выполнят окончательные вычисления триангуляции и определят разность широт между севером и югом измеряемой дуги.
Треугольники и исправленные углы в них из отчета Лакондамина
Обработка треугольников
После того, как треугольники были измерены, следовало, наконец, определить длину цепочки треугольников. Все длины сторон должны были быть спроецированы сначала в горизонт (на уровне самого низкого из сигналов), потом на уровень самого низкого сигнала: Карабуро.
1) Измеренные углы треугольников приводили к горизонту, после распределяли невязку.
2) Находили азимут сторон треугольника.
3) Находили расстояние вдоль меридиана (dX)
Невязки в треугольниках
Угловой невязкой треугольника называют отличие суммы его углов от 180 градусов (для плоских треугольников). Чем она меньше - лучше (скорее всего) мы выполнили измерения. Невязка в треугольниках составила от в среднем 8 до 30”. В каждом из 33 треугольников два из трех углов исправляли на какую-то величину (казавшуюся разумной), чтобы сумма всех углов была равна 180 градусам.
В журналах при этом встречается и треугольник с 3’ невязкой Такая большая величина кажется странной: почему ученые не выбраковывали самые неудачные измерения?
Поиск dX (расстояния вдоль меридиана).
Зная наклон стороны треугольника к меридиану и ее азимут - можно было найти DX - длину проекции стороны треугольника на меридиан. Сумма всех проекций и составляла искомую длину дуги меридиана.
Поиск проекции сторон треугольника на меридиан (отмечен желтым)
Чем измерить широту
Легко сказать - почти все сделано. С последним этапом: широтными измерениями тоже вышла накладка. Поскольку ученые триангуляцию выполняли двумя независимыми бригадами, наборы треугольников у них тоже оказались немного разными. С одной стороны, это снова обеспечивало контроль результатов по независимым измерениям. С другой, обрекало команду на дублирование работ, а значит, нужно было больше инструментов.
Зенитный сектор Грэхэма 1727 года выпуска в интерьере. Музей Гринвичской обсерватории.
Беда в том, что зенитный сектор для измерения широты был заказан Годеном в Гринвиче в единственном экземпляре. Поэтому осенью 1739 года (как раз после корриды в Куэнке) экспедиционный мастер Теодор Гюго приступил к изготовлению второго зенитного сектора. Работа требовала особых материалов, и инструментов, муфт, линз, микрометров, которые в Кито отсутствовали и выписывать их пришлось из самой портовой Картахены. За время вынужденного простоя у Буге появилась возможность окончательно оправиться, от ран, полученных на корриде. Помните, его там чуть не убили?
Зенитный сектор Грэхема (Брэдли)
Мы уже обсуждали это: прибор изобрел известный британский мастер Джон Грэхем в 1725 году для астронома по фамилии Брэдли. В 1734 году Луи Годен попросил Грэхема изготовить экземпляр для миссии в Перу. Тот добавил несколько усовершенствований и обещал инструмент с точностью до 7” дуги.
Для справки: современные электронные тахеометры измеряют углы с точностью 2-5 секунд дуги. Самые точные 0,5 секунд.
Но тут кроется небольшая сложность: мы не можем определить, с какой точностью измеряет углы самый точный прибор в мире. У нас не будет эталона, с которым можно было бы сравнить результаты. По-хорошему, точность (погрешность) измерения углов зенитным сектором можно определить только в результате многократных измерений одного и того же угла: у ученых был этот угол, располагался в горизонтальной плоскости. Но нельзя просто так взять и положить на бок целую обсерваторию. От этого, как потом окажется, она портится.
Работа с Зенитным сектором из журнала Лакондамина.
Напомню, как выглядел зенитный сектор. Инструмент представлял из себя 12-футовую (3,5 метровую) зрительную трубу, крепившуюся к потолочным балкам обсерватории так, чтобы иметь подвижность в плоскости меридиана. В трубу наблюдали за кульминацией звезды, а потом определяли угол между отвесной линией (буквально отвесом с грузом) и кульминационным (самым верхним) положением зрительной трубы. В измерениях участвовали двое: наблюдатель, следивший за звездой угломерной дугой, и ассистент, отмечавший время измерений по точным маятниковым часам, чтобы потом определить, какому из наблюдений соответствует наивысшая точка светила. Следует упомянуть, что это все происходило ночью, при свете свечей и наблюдатель часами лежал с затекшей шеей под окуляром. Увы, при всей свой высокотехнологичности сектор не являлся портативным. Его монтировали во временной или постоянной обсерватории, а потом неделями настраивали.
К концу октября 1739 года второй (18-футовый, огромный) зенитный сектор был готов. Ученые заняли свой наблюдательной пост в одной из городских церквей Куэнки. Предстояло очень много работы: установка, поверка и юстировка совершенно нового прибора. Это был процесс кропотливый, капризный и не терпящий спешки. А спокойно работать не удавалось. Местные жители, в особенности, дамы, имели память долгую и недобрую (это все после корриды). Завидев ученых на улице, они налетали на них со скалками, метлами и бранью, вынуждая прятаться, защищать инструменты, лица и журналы. Вскоре ученым дали понять, что в из города им лучше убраться, иначе их зарежут.
Звездное небо над головой французской экспедиции 27 ноября 1739 года (если конечно не было облачно в ту ночь). Наблюдали Эпсилон Ориона, Альнилам, среднюю звезду в поясе Ориона. Он проходил через меридиан около часа ночи по местному времени. Пояс Ориона выбрали, потому что он находится практически над экватором, а значит проходит рядом с зенитом (т.е. хорошо виден) и, главное, он хорошо знаком французским астрономам.
Немного о терминах: я намеренно сохраняю терминологию современников: во всех книгах Ульоа, Лакондамин, Буге, Хуан упоминают zenith sector. Сектор является частным случаем “зенитного телескопа” - телескопа, предназначенного для наблюдения звезд, близких к зениту (прямо над нашей макушкой). Существует более поздний и куда более известный у нас термин “зенит-телескоп”, однако выглядит он совсем иначе, поэтому я продолжаю именовать инструмент "сектором".
Наблюдения перенесли в сельскую местность. Погода долго не радовала: рядом были горы, которые притягивали облачность. В дневниках Буге приводит единственное светлое воспоминание за этот период. Фигуры ученых на горных вершинах стали неотъемлемой частью местного пейзажа и проникли в местный фольклор. На одном из индейских праздников-карнавалов французы наблюдали… самих себя. индейцы изображали (довольно похоже) пришлых ученых с их инструментами. Со штативами из веток и зрительными трубами из бумаги. Такие вот рыцари твердой точки.
The wedding of Kloris and Roosje: a couple dance to the music of a fiddler, other people sit at a table eating and drinking. Engraving by P. Tanjé after C. Troost, 1734. Troost, Cornelis, 1697-1750.
А еще в январе 1740 года ученые посетили свадьбу одной из племянниц Мальдонадо. И отзывались о ней как о лучшем своем "отпуске".
Как бы ни хмурилось небо (помните, зима, сезон дождей), измерение широты на юге и севере закончили к маю 1740 года (и то хорошо, потому что Орион теперь не был виден, заслоненный солнцем). Пьер Буге написал в своем дневнике, что «счел свою миссию выполненной». Измерения были прошиты и заверены нотариально (что, вероятно, немало удивило местного нотариуса). Партия паковала багаж и готовилась к скорому отплытию. На родину отправились письма родным о скорой встрече. Оставалось только все перепроверить и вычислить значение длины дуги меридиана.
О недостатке коммуникации
Нежелание участников экспедиции общаться друг с другом и разговаривать словами с самого начала волновало окружающих. Вот что писал по этому поводу Пьер Моро де Мопертюи своему помощнику Андреасу Цельсию (и вы прекрасно знаете, кто это такой, это его шкала на термометрах). Кстати, сплетни о ходе перуанской миссии ему предоставлял его старый друг Шарль де Лакондамин (да, участник экваториальной экспедиции. Он вообще старался ни с кем не ссориться: мало ли как жизнь обернется).
"...конфликт между ними не оставляет мне надежды на успешное завершение чего-либо. После нескольких отвратительных скандалов, они на полгода перестали общаться, а как без обсуждений, можно завершить работу? Боюсь, что все закончится тем, что один из них погибнет, а двое других вернутся ни с чем, да еще один обогнет Землю с Запада, а другой - с Востока (это Мопертюи поддел коллег за их подход к Кито). Или они перережут друг другу глотки. Что же касается наклона эклиптики (это угол наклона земной орбиты относительно экватора), которую они мерили своим 12-футовым сектором, то результаты у них разнятся на 16 секунд. Если так пойдет и дальше, то одна часть команды заключит, что земля вытянутая, а другая - сплюснутая".
Портрет Цельсия, второго лица в Арктической экспедиции. Olof Arenius, Public domain, via Wikimedia Commons.
Но Мопертюи был предубежден. Это ведь были его соперники. Ему НАДО было выставить их в самом непривлекательном свете, чтобы выделить значимость своих собственных результатов. Тем не менее, и измерения широты были завершены. Дело оставалось за малым: обработать.
Сомнения в результатах
Да, работу выполняли разными инструментами и разными бригадами. Зато такой подход давал возможность проконтролировать результаты. Маленькая деталь: для контроля следовало предоставить друг другу журналы измерений. Отправлять сырые необработанные журналы на суд недоброжелателей? Легко ли это? Вот Луи Годену этого отчаянно не хотелось. Когда Буге предложил “объединить данные”, тот ответил ему следующее:
...что же касается того, чтобы вы мне передали свои измерения, то полагаю, я уже имел честь вам сказать, что не желаю этого и ни в малейшей степени в них не нуждаюсь. Если бы вы были тут, то я бы сообщил вам свои измерения с Южной точки, как я и собирался, чтобы мы могли сравнить наши наблюдения. Теперь я сначала намерен проверить свои результаты и на время отложить. Когда наступит время, мы сравним наблюдения с Северных точек.
О “пляске звезд”
Есть подозрение, что на самом деле столь резкий тон был вызван не высокомерием ученого, а его тревогой. Во время обработки журналов он заметил, что высота звезды, которой, вообще-то полагалось быть неподвижной на небосклоне, ночь от ночи менялась. Самым очевидным было заподозрить в дефекте самодельный 18-футовый зенитный сектор. Для контроля ученый заказал Гюго изготовить еще один, поменьше, а сам тем временем бросил все силы на поиски закономерностей в «движении» звезды. Доверяй он коллегам - вынес свои сомнения на обсуждения, взял бы их результаты для сравнения. Но Годен “закрылся”, перепроверяя свои журналы и рассчитывая разобраться самостоятельно. Кстати, именно “беспрецедентная точность” сектора Грэхема пустила Годена по ложному следу: он полагал, что, используя самый точный телескоп в мире, наблюдает ранее неоткрытые "собственные движения" звезд.
Редуцирование измерений
А что же его коллеги? В это время Лакондамин был целиком поглощен судебным процессом по привлечению к ответственности виновных в смерти Синьержи. Он считал это личной первостепенной задачей. Ну и на самом деле - попробовав себя в работе с людьми, Лакондамин несколько охладел к астрономии, в которой смелое и отважное закончилось, а оставалось муторное и долгое.
Пьер Буге шел своим путем: он готовился к поездке на западное побережье (в ту самую Манту, куда они когда-то самовольно высадились Зачем?
Вулкан Пичинча был виден и с мест триангуляции в районе Кито и с побережья Манты. Именно его высоту относительно моря и должен был определить Буге.
Ученые отправились в Перу для того, чтобы привезти “достоверные” сведения о длине дуги меридиана. При этом за годы неудач экспедиция здорово растеряла кредит доверия у парижской публики. Они собирались вернуться быстро, а получилось долго, дорого и конфликтно. Буге осознавал, что если один участник привезет одну цифру, а другой - другую (как в письме выше боялся Моперюи) - ни одному из них не поверят. Поэтому измерения нужно было уточнить настолько, насколько это возможно. Для этого нужно редуцирование.
Небольшая справка
Редуцирование - это “перенос” измеренных величин (сторон и углов треугольников) на единую поверхность. Чтобы сравнение (французских и перуанских результатов) было корректным. Этой поверхностью является уровень моря. Необходимо ввести поправку за то, что треугольники измерялись в горном массиве. Cредняя высота его над морем: 5 км, немало, прямо скажем, но это мы знаем сейчас, а Буге должен был узнать. Первоначально поправку за высоту планировали определять барометрическим нивелированием.
Ртутный барометр из иллюстраций Хуана и Ульоа.
Ученые замеряли атмосферное давление на каждой наблюдаемой точке и знали, что давление тем меньше, чем точка выше. Но на барометры, кроме высоты, влияла температура и влажность, более того, из них испарялась ртуть, а ртуть местного производства давала нестабильные результаты. Короче, веры этим барометрам не было. Так что к 1740 году Пьер Буге отправился к побережью определить высоту гор и вулканов, видимых также с пунктов триангуляции (это называют тригонометрическим нивелированием, когда вычисляют превышение, измеряя вертикальный угол между горизонтом и объектом).
Cхема тригонометрического нивелирования: зная вертикальный угол и расстояние до точки, мы можем вычислить ее высоту.
Кстати Буге проследовал той самой дорогой, которую построили по мотивам лакондаминовых маршрутов «через лес». Местный коррехидор Педро Мальдонадо, которого с самого начала связывала с французами тесная дружба, много лет боролся за строительство прямого пути на побережье и, наконец, реализовал свой проект.
Если дорога была отменной, то измерения у Буге вышли не очень. За целый месяц ежедневных наблюдений вулкан Пичинча показался лишь раз, и то на пару минут, «так что я не успел выполнить необходимые измерения», - сетовал Буге в письме, адресованном Лакондамину – «Между тем мы перебиваемся рыбой и фруктами, поскольку половина припасов испортилась, а вторую половину съели тигры» (так он называл ягуаров_. Только к концу августа измерения удалось завершить и, вернувшись осенью в Кито, ученый обнаружил город в необычном положении. 1740 год не задался.
Знакомые узкие улицы оказались запружены мулами и людьми, преимущественно военными. Готовились к войне за ухо Дженкинса. Похоже, возвращение откладывалось на неопределенный срок.
Апд:
Я тут поняла, что есть смысл дополнить: в этот понедельник 29 ноября (и в следующий - 6 декабря) я буду рассказывать эту историю в виде лекции в культурно-просветительском центре Архэ (Москва), который любезно согласился принять меня. Ссылка на событие. Вход бесплатный, будет вестись онлайн-трансляция. Для меня это прямо "дебют", так что если у вас есть желание подискутировать, познакомиться, задать хитрые вопросы или поймать меня на неточностях - то это отличный момент, и я буду рада (поскольку для меня это будет означать, что Лакондамина, Годена и Буге кто-то вспомнил). Продолжение истории будет выкладываться тут в том же формате.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
17.
Прежде, чем рассказывать о трагических событиях, которые закончились гибелью экспедиционного врача, есть смысл дать пояснения по поводу нравов местного населения. Хорхе Хуан (испанский офицер и астроном) составил записки о том, чем и как живут в вице-королевстве Перу. Эти записки с я с удовольствием читаю, и все, что написано ниже - вольная цитата оттуда.
Мы уже упоминали о том, что “чапотонес” - испанцы из Испании назначались на самые важны должности. Однако они редко пускали корни. По завершении службы они отправлялись обратно домой или по новому назначению. Земли и доход с земель принадлежал “криольцам” - испанцам, рожденным в Перу. При этом, если только у них не было влиятельных родственников, особенный карьерный рост был невозможен. Фамильные асьенды у них и так никто не мог отобрать, как бы плохо ни шли дела. А получить выгодную должность “криольцу” нечего было и думать.
Такое положение вещей вело к равнодушию и демотивации среди молодых людей. Они рано женились, мало учились (ибо зачем) и ничем особенно не интересовались. Много пили, много ели и много играли. Единственным их развлечением было ходить друг к другу в гости, когда не было жарко (а жарко было всегда). Так, подобно уездному городу N, в праздности они и проводили свои дни.
Тут явно скучающий муж напивается, а жена пытается утащить его домой. "Из мулата и испанки получается мориско", Франсиско Клапейра, Denver Art Museum. Это пример "кастовой живописи" - жанра, где художники доступно показывали, как вредно смешивать свою чистую испанскую кровь с чьей-то еще.
Хорхе Хуан, например, пишет о том, что местные не носят париков и галстуков (слишком жарко), а женщины ходят к мессе в три часа ночи, пока прохладно. Курили все: и мужчины и женщины, причем с самого детского возраста, приучаемые нянями. Пили тоже все и, преимущественно, огненную воду. Она считалась лучшим лекарством от паразитов, лихорадок, отсутствия аппетита и всех остальных болезней. Причем самые сдержанные начинали в 11 утра (так и называли: одиннадцатичасовая "tomar las once"). Люди же более раскованные первую стопочку опрокидывали, не вставая с постели. Иногда вообще с нее не вставая до самого сна. (Утром выпил, день свободен)
"Из генисаро и мулатки", Франсиско Клапейра, Denver Art Museum
Но не следует думать, что люди только пили и не ели вовсе. Кухня Перу по меркам XVIII века была очень богата, объединив в себе все, что родила Американская земля и все, что привезли конкистадоры.
Вот что пишет Хорхе Хуан:
"Готовят тут преимущественно на свином жире. Из-за избыточности продуктов в ходу тут масса разнообразных блюд. Аяако (похлебка из курицы, картофеля и кукурузы) самая часто встречающаяся - редкая трапеза обходится без нее. Также часто подают жареную свинину, птицу, бананы, кукурузную кашу, приправляя ее острым перцем или "Ахи", как его тут называют, для возбуждения аппетита. Обыкновенно едят дважды в день. Первый раз утром: жареное блюдо с кукурузной мукой или кашей, после этого шоколад. В полдень едят плотнее, а вечером только пьют шоколад или едят сладости. Сладости часто приготовляют из меда (тогда к нему пекут лепешки-касабе из тапиоки или лепешки из кукурузной муки или, самые богатые, булочки из пшеничной муки, привезенной из Испании). Сахарный сироп так распространен, что не представляет никакой ценности, что его пускают на изготовление огненной воды".
"Из лобо и индеейской женщины - самбайго" Франсиско Клапейра, Denver Art Museum. Lobo - это не волк, это размытая кастовая категория, где у среди предков есть индейцы и негры.
Здесь на картине как раз лепешки Касабе ("индейский хлеб"): тертый корень маниоки (тапиоку) отжимают и жарят на очаге. Касабе - до сих пор "домашнее" блюдо в Южной Америке. Я попробовала на днях сделать, но у меня ничего не вышло. Так что народ сладко пил, сладко ел, а, чтобы повеселился - танцевал, причем тоже разухабисто.
"Из барсино и мулатки", Франсиско Клапейра, Denver Art Museum
Что же касается искусств, то местные жители много танцуют. Из танцев самый любимый - это Фанданго. Он происходит из колоний, и его танцуют на всех религиозных праздниках. От местных этот танец перенимают моряки с галеонов и офицеры Армады, таким образом распространяя в Испанию. Если Фанданго танцуют в знатных домах, он наполнен благопристойностью и гармонией, фигуры в нем исполняется на манер испанских c известной долей изящества. Так, перемежаясь песнями, танцы длятся до рассвета. Простонародным фанданго предшествует неумеренное употребление вин и огненной воды, танец полон непристойных и скандальных движений, вместо песен танцы перемежаются возлияниями, далее перерастая в потасовку, в которой редко когда нет пострадавших. И после, поскольку выпивки много и она доступна - единожды начав пить, народ уже не может остановиться.
Про трагедию в Куэнке
В конце августа 1739 года французская миссия воссоединилась городе Куэнка. Отдыхающие после долгих измерений ученые были приглашены на народные гуляния по случаю дня Девы Марии Снежной. Гуляния должны были завершиться очень боем быков. Его все ждали с нетерпением.
Между тем экспедиционный хирург Жан Синьержи в той же Куэнке излечил от малярии местного жителя. Вообще пример Синьержи - пример успеха простого человека. Хирургия в те времена вообще считалась не самым почетным занятием: не более почетным, чем цирюльник. И те и другие рвали зубы и пускали кровь на ярмарках. И экспедиция на экватор стала для молодого хирурга счастливым билетом в будущее. В Кито недостатка в пациентах не наблюдалось и, однажды, после успешной операции на катаракте для одного из благородных горожан (я даже боюсь думать о впечатлениях пациента), доктор Синьержи проснулся известным человеком.
Хирург и врач у пациентки, 1760е, Маттиус Найво, Wellcome Collection.
Однако последний пациент Синьержи - дон Франсиско Кесада был благодарен, однако беден (или жаден) и, заметив, как благосклонно мсье Жан поглядывает на его единственную дочь Мануэлу, решил разойтись полюбовно. Нет, совсем не так, как вы или я подумали.
Дальше начинается мексиканский сериал (они, оказывается, были еще в 18 веке):
Дело в том, что некогда прекрасная Мануэла (так звали дочь) была обручена с обер-прокурором Диего де Леоном, и тот поспешил сорвать цветок ее невинности с молчаливого согласия родителей. Увы после этого прокурор нашел себе другую невесту, кстати, сестру городского главы, но опозоренной девушке обещал выделить щедрое приданое. Да вот все никак не выделяет. Несколько лет уж. Будет очень удобно, если доктор Синьержи направит дону де Леону счет за лечение несостоявшегося тестя, то приличия будут соблюдены, и свои люди сочтутся.
Экспериментальный барочный театр Эквадора поставил по истории Синьержи пьесу в 2016 году. Фото оттуда. Называется она La Cusigna (это прозвище прекрасной Мануэлы).
Доктор так и поступил. Вместо денег в дом к пациенту (что там делал поздним вечером Синьержи, остается для меня загадкой) пришла прокурорская рабыня и при всем честном народе залепила Мануэле пощечину. На словах передала передала, что теперь иностранный доктор может исцелить и утешить девицу Мануэлу любым приятным ему способом. Дон де Леон не против. Синьержи обиделся (а кто бы не обиделся на его месте?), поколотил рабыню и отправил с ней вызов на дуэль.
С одной стороны, нет ни подарков, ни писем, которые бы указывали на любовную связь девушки с хирургом. С другой - верховный инквизитор несколько дней спустя призывал арестовать француза за «аморальные действия», ибо они с Мануэлой "среди дня прогуливаясь по площадям и паркам Куэнки, без стыда демонстрируя взаимную симпатию”. Город бурлил от возбуждения и предчувствия скандала.
Кафедральный собор Куэнки (Википедия)
Через два дня доктор подстерег дона Диего, прокурора, на главной площади, где тот гулял с супругой и друзьями, и потребовал немедленного удовлетворения. Обидчик посмеялся. Тогда Синьержи выстрелил в Диего из пистолета (тот дал осечку) и, обнажив шпагу, бросился на врага... но упал, запутавшись в полах плаща. В этот крайне нелепый момент его и забрали подоспевшие друзья.
Дело принимало некрасивый оборот. Вопросы чести частных лиц – это одно, а вот угрожать оружием на улице должностному – совсем другое, очень серьезное дело.
Всю неделю в Куэнке чествовали Богоматерь Снежную (Ntra Senora de las Nieves). Как празднуют местные жители - мы уже упоминали чуть выше в воспоминаниях Хорхе Хуана. Главной частью торжества должна была стать воскресная коррида. Ученых (и всех их коллег), само собой, тоже пригласили.
Изображение той самой корриды в понятной схеме Лакондамина.
И вот, последние минуты перед корридой. Публика ждет и обливается потом. Отца Мануэлы зажимают в угол неравнодушные родственники (а, судя по генеалогическому сайту, они в Куэнке там все - родственники) и ставят на вид , что слишком он любезничает с доктором. И дочка его тоже - слишком. Прекрасная Мануэла поднимает крик: папу, мол, убивают. И на помощь бросается Жан Синьержи. Уже порядком причастившийся огненной воды. Как ему ни объясняли, что все хорошо, это просто семейная беседа, доктор обнажает шпагу и обещает "продырявить всякого, кто к нему приблизится, как бычка". Хорхе Хуана и французов попросили вмешаться и утихомирить коллегу, но те не успели. Синьержи успел вытащить пистолет и выстрелить (снова с осечкой) в главу городской стражи господина Нейру. Наступила точка невозврата: мэр города объявляет, что коррида отменяется.
Простой перуанский народ не затем, не желая сил, праздновал всю неделю, чтобы из-за наглого иностранца лишиться любимого зрелища. Толпа взроптала и хлынула на арену. У толпы при себе имелись дубинки, палки и вилы (ножи и шпаги ведь носить запрещено, как мы помним). Началась свалка, в которой кому-то пришла светлая идея поколотить вообще всех ученых.
Фрагмент гравюры: духовенство успокаивает французских ученых, пытаясь убедить не вмешиваться в расправу над доктором.
Лакондамин и Буге, кинувшиеся было на защиту коллеги, вынуждены были прыгать с трибун и спасаться бегством. Во время бегства, кстати, Буге получил кинжалом в спину и камнем в голове, так что у истории были все шансы остаться без достижений этого почетного мужа.
Глава стражи и алькальд пытались закрыть доктора от гнева толпы, но тот не разобрался и начал колоть их шпагой. Глава стражи на автоматически ответил кинжалом в печень. Рана оказалась смертельной. Доктор скончался через три дня на руках у друзей. Священник отказал в последнем причастии известному грешнику и прелюбодею.
Когда все закончилось, Шарль Мари Лакондамин (любитель ходить через джунгли и собирать деньги) потребовал у местных властей правосудия и наказания виновных. На следующие два года он ввяжется в тяжбу против влиятельных лиц Куэнки в чужой стране, на чужом языке. Он наживет много врагов и сделает невозможное (виновные, в том числе Нейра, который стал убийцей поневоле, пытаясь спасти доктора, понесут наказание). Увы, многочисленные судебные тяжбы заставят Лакондамина устраниться от работы над главной целью путешествия – геодезических измерений.
Фрагмент гравюры: Синьержи защищается от толпы.
А что сама экспедиция? Когда журналы триангуляции будут обработаны, вычислены углы и стороны треугольников, выполнены контрольные вычисления, а Пьер Буге оправится от ран, останется только установить разность широт между северной и южной точкой дуги.
Годен и Буге, в целом, были специалистами в этом виде работ. Им всего-то требовалось измерить зенитное расстояние Альнилама (это центральная звезда в поясе Ориона) в обсерваториях на севере и юге. Вычесть из одного измерения другое, и, тем самым, получить разность широт.
В следующий раз мы поговорим об определении широты и том, что могло пойти не так и почему миссия продлилась еще три дополнительных года. О том, что думали и говорили об ученых, застрявших в Перу коллеги и что это как из-за уха капитана Дженкинса началась самая настоящая война.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
16.
Мы остановились на том. что ученые выполнили первую часть своих измерений: определили базис, но никак не могли продолжить - им не выдавали квадранты и зенитный сектор (угломерные инструменты) со складов города Кито. Эта история вылилась в серьезный конфликт, который разрешился только при личном вмешательстве вице-короля Перу.
Любопытно, что когда года Хорхе Хуан и Лакондамин вернулись в Кито, выяснилось, впрочем, что проблема рассосалась сама собой (как это часто бывает). Все остыли, Ульоа вышел из монастыря, его никто не арестовал, а квадранты выдали просто так. Так что же с измерением углов в треугольниках? Пока испанцы конфликтовали с президентом Кито, Годен и Буге спорили о том, в каком направлении развивать звено триангуляции: с севера на юг (Буге) или с запада на восток (Годен). Конец спору положили прямые инструкции из Франции: вдоль меридиана, с севера на юг.
Так выглядит на местности сеть треугольников, которым французам предстояло измерить.
Напомню, что ученые планировали измерить длину дуги меридиана в 3 градуса (300+ км). И для этого применяли триангуляцию - это популярнейший метод точных геодезических измерений до вплоть до конца XX века.
Триангуляция
Идея триангуляции заключается в том, чтобы разместить на местности цепочку стыкующихся треугольников Если измерены два угла треугольника и одна сторона (базис), то, последовательно решая треугольники, можно отыскать все их элементы (все стороны и все углы).
При этом, для достижения наивысшей точности вершины треугольников следует выбирать на местности с особой тщательностью, чтобы:
1) Обеспечить видимость на соседние пункты (то есть, стоя с квадрантом в одной вершине треугольника, надо видеть одновременно две другие вершины. Иначе угол между ними не измерить).
2) Обеспечить (по возможности) равнобедренные, а лучше равносторонние треугольники. Легко ли это, когда ты, аки горный козел скачешь по горным долинам?
Как вершины треугольников отмечали на местности? Устанавливали сигналы. Современные сигналы - это каркасные пирамиды (высотой от 4 до 10 м и выше). Их собирают из железных труб или из стволов деревьев, оснащают лесенкой, площадкой наблюдателя и столиком для инструмента. Вы их можете встретить повсеместно: в городах, в тундре, в лесу, обычно на возвышенностях.
Сигнал в Оленегорске. Видна лесенка, ведущая на площадку для наблюдателя.
У наших героев с сигналами дело обстояло трудно: высокого леса в горах не водилось. Его приходилось тащить на себе (и индейцы-носильщики крутили пальцем у виска от этой очевидной глупости). Для лучшей видимости каркасы сигналов обтягивали белой тканью или обкладывали листьями. Получались такие вигвамы.
На иллюстрации из Relacion Geografica..(J.Juan) деревянный сигнал и палатка ученых рядом.
Но сильные ветра сдували одни сигналы, а другие воровали местные жители. Вот поставил ты на одном вулкане свой “вигвам” и пошел за 40 км на другую гору. Смотришь в горы - и не видишь. Потому что какой-то из местных крестьян увидел, что стоит хорошая палатка без присмотра. Не дело это, когда добро валяется. И унес ее. Но не только местные жители доставляли трудности ученым.
Сама природа, казалось, сговорилась против них. В Париже отличной идеей казалось работать на вершинах Анд, где видно предметы издалека, дует свежий ветерок, не жарко. На деле горы обернулись постоянной облачностью. На первом своем сигнале Лакондамин провел целый месяц в ожидании, когда обе цели будут видны. И так и не дождался.
Перемещаться (с оборудованием, палатками, припасами) приходилось по крутым горным склонам, прячась от камнепада. То, что для индейца хорошо, для француза смерть: европейцы познали прелести высотной болезни. И тем обиднее было, что страдали от нее больше молодые и сильные, а ипохондрик Буге как ни в чем не бывало делал свои записи, сидя у инструмента. Все это казалось разочарованием. Наверняка, отправляясь в экспедицию, ученые представляли, что будут ставить квадрант на склоне зеленой горы, что прекрасные местные женщины будут подносить им напитки и бананы, а, устав от праведных трудов и просвещения непросвещенных, можно будет прикорнуть в тени раскидистой пальмы. Вот как описывал Антонио Ульоа быт команды в 1737-1739 году, пока выполняли работы по триангуляции:
“От непогоды мы укрывались в хижине. Бури и грозы, бушевашие над Кито, гремели в облаках где-то под нами. И климат сказывался на здоровье: ноги так отекали и становились такими чувствительными, что каждый шаг причинял сильнейшую боль. Руки были обморожены, губы так растрескались, что у говорившего проступала кровь на губах. В этом негостеприимном краю нашей пищей была лишь горсть риса с мясом или птицей, взятыми из Кито. Чтобы сварить их, мы набирали снега в котел и топили его. А тарелки во время трапезы приходилось отогревать над жаровней. Мы поначалу пытались пить горячительные напитки, но в этом холоде они не оказывали никакого согревающего воздействия и мало отличались от воды. Пришлось подарить огненную воду слугам”.
Испанцы, одетые на чилийский манер
Европейские кюлоты-чулки-сюртуки, сшитые из льна и шерсти, плохо подходили для обитания в диких горах. Довольно быстро ученые начали одеваться на манер местных: в плотные пончо и широкие шляпы.
Благодаря этому их часто принимали за слуг и беседовали с ними о них же самих куда более открыто, чем могли бы. Так, от местных жителей не укрылись странные действия непонятных иностранцев. И, конечно, им было очень интересно, зачем эти люди тут в горах копошатся. Объяснение про форму Земли местное население переиначило и назвало французов “рыцарями твердой точки”. Мол, они ищут центр Земли, за который ту Землю развернуть можно. Другие оказались скептически настроены и в эту сказочку не поверили. Наверняка дело в золоте. Старом золоте Инков, которое спрятано в горах. Его тут добывают эти люди. Куда только коррехидоры смотрят? Кстати, Лакондамин рассказал о знакомом отце-иезуите, который, якобы, владел секретом местонахождения золотого клада и подбивал объединить усилия в поисках. Во славу святой Инквизиции.
Вот вам еще анекдот об особенностях работы в Латинской Америке. Как бы ученые ни пытались нагнать потерянное время, на Пасху пришлось прерваться и вернуться в Кито. И не потому, что они были такими ленивыми или набожными. А потому, что знали, что нанятые индейцы все равно разбегутся домой на праздники, а архиепископ Кито, не увидев французов на праздничной мессе, снова натравит на них инквизицию. Дело-то политическое.
Но любая, даже самая трудная работа рано или поздно заканчивается. Заняв вместо 8 месяцев почти два года, измерение углов в 47 треугольниках к лету 1739 года все же закончилось. Ученые готовились вкусить заслуженный отдыха на южной оконечности измеряемой дуги меридиана: в городе Куэнке.
Старые улицы Куэнки.
Кстати, не только страдания познали наши герои, работая в суровых горных пустошах между Кито и Куэнкой. Им посчастливилось первыми наблюдать эффект "гало" - ореолов вокруг солнца и луны. Быть свидетелями "небесного зеркала", когда на закате они увидели в облаках отражения самих себя, и еще посмотреть, как извергается вулкан Пичинча (как они были рады, что измерения на нем успели завершить).
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
14.
Как мы помним, президент аудиенсии Перу дон Альседо отказался выделить деньги французам и вообще от их компании был не в восторге. Пока ученые были в горах Яруки, в городе развернулась настоящая политическая война.
Дело в том, что обыкновенно на самые высокие должности назначались "чапетонес" - испанцы, рожденные в Испании. Таким, например, был президент Альседо. Он, кстати, получил должность президента аудиенсии Кито за свои заслуги на государственной службе, а после ушел на повышение на должность губернатора Панамы. Кстати, сам Альседо, помимо работы управленца, занимался географией, историей и вообще был очень просвещенным товарищем. Но знатные слои Кито не ограничивались "приезжими".
Имелась еще прослойка "креольцев" - чистокровных испанцев, потомков конкистадоров, которые владели землей в Америке, связывали с ней свою судьбу и негодовали, что их считают людьми второго сорта.
И вот в 1737 году случилось чудное: новый президент аудиенсии Кито, Дон Араухо, был назначен из креольцев.
Предположительный портрет Араухо и Рио XX века, (http://www.enciclopediadelecuador.com/)
По поводу этого назначения ходили слухи и сплетни. Один лишь факт того, что новый президент родился в Лиме (а не в Мадриде) настроил против него местную партию власти. Время шло. Новый президент вошел в город, а старый не спешил освобождать место. Поговаривали, должность Дон Араухо купил у Филиппа V за 22 тысячи песо на восемь лет. Конечно, не чтобы служить королю и народу, а чтобы обделывать свои делишки. Более того, вместе с новым президентом из Мадрида, где совершалась “испрашивание” должности, прибыл целый поезд с товарами. В обход таможни. Товары должны были выгодно разойтись на картахенской ярмарке 1739 года, так что затраты окупились бы втрое. Старый президент скрежетал зубами и писал гневные письма в Лиму.
Miguel Cabrera, 6. From Spaniard and Morisca, Albina Girl (6. De español y morisca, albina), 1763, oil on canvas, Los Angeles County Museum of Art.
Здесь (на мексиканской правда картине) изображена маленькая "альбина" - название касты девочки, которая происходит от испанца (белого) и Мориски (квартеронки, 25% негритянской крови, 75% - белой). Альбина не считалась легально белой в колониях. Если Араухо (чистокровный белый. но родившийся в Лиме) чувствовал себя ущемленным в правах, то можно представить, каково жилось остальным представителям каст и рас, и как бережно они оберегали процент "испанской" крови в своих семьях. Родилось даже такое направление в изобразительном искусстве: casta paintings. Поучительные картины, которые объясняют, какая каста как называется и на какой ступени иерархии стоит в колониальном обществе.
Как все это относится к французской геодезической миссии? Так получилось, что офицеры Хуан и Ульоа квартировали в доме у политического противника нового президента, Хуана де Вальпарда. Его партия взяла большинство на выборах в местные органы управления, однако Президент Араухо результаты выборов отменил: «в целях установления мира и доброй воли, а также ухода от опасных иллюзий среди народа». Ничего не напоминает?
В общем, наши ученые были скорее в дружбе со старой властью, чем с новой. А в момент смены этой власти их вообще не было в городе: они как раз занимались базисом.
Об этикете:
Когда наступил момент официального представления французской геодезической миссии новому президенту, произошел дипломатический казус, который повлек за собой другие более серьезные события. По протоколу полагалось обратиться к Араухо «ваша честь» (vuestra señoría), а потом, когда он ответит ученым как равный, перейти на уважительное «ваша милость» (vuestra merced). Но президент желал продолжать быть «честью», чтобы показать, что даже рождение в Старом Свете мало для него значит. Французы проигнорировали желание президента и перешли на «милость», сделав вид, что не понимают тонкостей испанского этикета. Это им впоследствии припомнили.
Тем временем стало известно, что квадранты, зенитный сектор и другие инструменты, наконец, прибыли в Кито и находятся на складах. Вот только их ученым не выдавали, поскольку надо было уплатить пошлину за хранение в 20 песо (примерно столько стоили сутки на экспедицию в гостинице) , а денег у французов не было. Пытаясь поучаствовать в деле, рано утром 30 января 1737 года Антонио Ульоа послал президенту Араухо письмо, в котором требовал укротить своих подчиненных и выдать инструмент без пошлины, ссылаясь на приказ короля о содействии. Письмо было возвращено невскрытым, с припиской «ваше обращение не может быть обработано. Напишите «ваша честь» и мы тогда рассмотрим вашу просьбу».
Портрет Антонио Ульоа, 1770е.
С боевым офицером короля Филиппа V не разговаривают, как с нашкодившим мальчишкой. Тем более, если этому офицеру двадцать один год. Поэтому в 11 утра Антонио лично отправился к президенту поговорить как мужчина с мужчиной. Тут следует заметить, что идти до президента было совсем недалеко. Через улицу, в прямом смысле слова. Иезуитский коллеж (лавочка Лакондамина) , президентский дворец и дом Хуана Вальпардо составляли три стороны главной площади Кито.
Главная площадь Кито, 19 век, неизвестный художник.
Представьте себе эту картину: раннее утро. Секретарь строго сообщает молодому человеку, что господин президент не здоров и отдыхает. Антонио без приглашения проходит в спальню, на ходу отшвыривая слугу-метиса, который посмел преградить ему путь. Тут под ноги бросается госпожа Араухо – в капоте и без парика, прося успокоиться и прийти позже. Но гордый испанец только улыбается: «Прошу вас, сеньора, не вмешиваться в мужские дела, которых вы не понимаете».
В конечном счете Ульоа оказывается перед возлежащим у открытого окна президентом Араухо, Громко, четко и не стесняясь в выражениях, так, что слышно на площади Антонио говорит президенту все, что думает: а думает он что ни по происхождению, ни по чину Ульоа не имеет причин считать себя ниже Араухо, обрисовывает, где именно настоящий испанский дворянин по крови и боевой офицер видел «его честь», купленную за 22 000 песо. И вообще, как тут разные выскочки смеют задерживать выдачу инструментов, если на то имеется приказ короля?
Сказал, и вышел.
А президент Араухо сначала от такой наглости обомлел, потом потребовал схватить наглеца немедленно. А если бы этот безумец его зарезал? И вообще, если каждому взбредет в голову ходить по утрам в президентские спальни – когда тут работать будешь? Но пока президент багровел и приходил в себя, наглец уже успел испариться. Хоть и испанский офицер, а все, знаете, не дурак. Дальше начинается самое интересное.
Так одевались местные жители (из воспоминаний Х.Хуана)
Араухо просит парламент утвердить арест Антонио Ульоа – дерзкого и опасного преступника. Господин Вальпарда (тот, которому выборы отменили и в чьем доме этот Ульоа проживает) с ехидной усмешкой этот запрос отклоняет, мол, не видит оснований. Юноша молодой, горячий, с кем не бывает. На следующий день в город спешно вызван для отчета президенту Хорхе Хуан. Разговор получился, в целом, более вежливый, однако второй испанец не только не поспешил доставить своего напарника в цепях пред светлые очи, но даже не счел нужным принести извинения.
В половине третьего пополудни следующего дня (т.е. 1 февраля) Ульоа и Хуан прогуливаются по главной площади, мирно беседуя. Да, все под тем же окном президентской спальни. К ним подходят неизвестные с оружием, и предлагают Антонио Ульоа отправиться с ними. Получив вежливый отказ, они беспричинно набросились на него, скрутили и стали угрожать пистолетом. Как потом объяснял Хорхе Хуан: для спасения товарища следовало действовать решительно. Он обнажил шпагу. Двое нападавших оказались ранены, один убит. Испанцы ретировались под крышу иезуитского коллежа. Наученная горьким опытом милиция (личная гвардия президента) уже совершенно не хочет лезть на рожон, да и вообще, обнажать оружие в доме божием - грех и уголовное преступление. Поэтому у дверей колледжа выставляют караул, которые будет теперь тут бдить денно и нощно целую неделю. Бдил бы и дальше, но в ночь на седьмой день Хорхе Хуан тайно покинул Кито и отбыл в Лиму.
Картинка из "Писем к мадам ***" Лакондамина.
Вице-королю Вильяграсии теперь писал Араухо: с жалобой на двух испанских офицеров, чуть не устроивших военный переворот. Буге и Годен писали другие письма, рассказывая, как преданно Ульоа и Хуан служат делу короля и науки. Хорхе Хуан, добравшись до Кито примерно в одно время с письмами (вообще-то до Лимы от Кито два месяца пути), лично явился в президентский дворец - доложить о безобразиях.
Дороги в те времена тоже были горные и непростые.
Там, в ожидании аудиенции, столкнулся с удивленным Лакондамином. Последний, при попытке добыть средства на экспедицию не брезговал и прошениями неограниченного займа у высочайших особ. Вильяграсиа обещал ему 4000 песо кредита на нужды миссии. Плюс 60 000 удалось вытащить из личных долговых расписок.
Вильаграсии на пороге войны (а она маячила неподалеку) было совершенно неинтересно вникать в местные дрязги старых и новых президентов Кито. Поэтому Араухо он пожурил, попросил не жадничать и 20 песо транспортных расходов оплатить и простить Ульоа на первый раз – по молодости. Тому и правда был 21 год. Своим молодым друзьям вице-король велел больше местные власти не задирать и заниматься тем, за чем они были посланы, то есть измерениями, а не интригами и государственными переворотами.
В следующий раз - про триангуляцию. Раз уж ученые сумели выручить свои квадранты.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
В предыдущем эпизоде наши герои успели рассориться, заблудиться, заболеть малярией, и все-таки добрались до цели своего путешествия города Кито. Но у них совсем закончились деньги, и Лакондамин отправился в Лиму их добывать. А все остальные приступили к подготовке к измерениям.
Цепочка треугольников, которую планировали измерить французские ученые. Северная часть - долина Яруки, находится чуть севернее города Кито.
Не смотря на несогласие с общим планом работ, все ученые сходились в том, что и что прямо сейчас (летом 1736 года) можно и нужно измерить базис. Это длина стороны в одном из треугольников (цепочка таких треугольников будет построена вдоль меридиана с севера на юг).
Базис - измеряемая сторона, помечен коричневым.
Потом эта сторона, вместе с измеренными углами в треугольниках даст возможность посчитать длины всех других сторон цепочки триангуляции. Для стороны (базиса) надо было найти подходящее место.
Поиски велись все лето 1736 года, и многие места были отвергнуты: либо горное плато оказывалась труднодоступным, либо уклон был слишком велик, либо долину прорезали речные потоки, которые не удалось бы преодолеть вброд. Идеальное место: долину Яруки обнаружили случайно, в начале сентября 1736 года. О том, что это единственное “подходящее” место в округе говорит тот факт, что сегодня на месте размеченного французами базиса находится взлетно-посадочная полоса аэропорта Кито.
Место базиса на картах Google. Вокруг расщелины и горы. Ученым приходилось перелезать через них, а, между прочим, дорог тогда еще не проложили.
Во время рекогносцировочных работ на группу свалилось несчастье: от неизвестной болезни умер самый молодой участник экспедиции: 16-летний Жак Купле, отпрыск известной астрономической династии, с которой Луи Годен водил близкую дружбу. За день до выхода в горы юноша испытывал лишь легкое недомогание, но его состояние ухудшилось настолько резко, что едва успели пригласить священника из ближайшей деревни. Он умер спустя 2 суток после первых признаков болезни, которую Лакондамин описывает как fièvre maligne.
Про болезни
Понятно, что в те времена никто не делал анализов и не различал специфического лечения для каждой подобной хвори. Большая часть лихорадок назывались испанцами "chapetonada" - то есть, лихорадки, которым подвержены "чапетонес" - приезжие из Испании. Местные или долго живущие в Перу их практически не подхватывали. Хорхе Хуан описывает, что "чапетонада" может начинаться как простуда или как отравление, но стремительно развивается и убивает больного за 3-4 дня. Когда начинается "черная рвота" или если человек впадает в беспамятство, это значит, что он обречен. Лечить ее не умели и средства защититься от нее не знали.Помимо "чапетонады" в Перу часто встречались: проказа, герпес и опоясывающий лишай. И, хотя мне такой выбор болезней странен, но именно их Хорхе Хуан называет основными для вице-королевства.
Памятная пирамида Оямбаро, которой Лакондамин в 1743 году пометил крайнюю точку базиса. Оцените размеры.
Кстати, вот карта, на которой можно поглядеть расположение базиса на современных снимках.
Судя по всему, смерть товарища, почти мальчика, отрезвила ученых. Они на время оставили свои споры, взяли себя в руки и в сентябре разметили створ базиса (то есть разметили эту линию колышками на месте) а к ноябрю 1736 года завершили его измерения. (это против года в пути и трех четырех месяцев ожидания в Кито. Работать они умели быстро).
Вот так проходило измерение базиса: мерные вехи укладывали на козлы, нивелировали и стыковали друг с другом. Из книги Хуана и Ульоа.
Как измеряли базис:
Длина базиса составила ~7 миль (12 км): от имения Оямбаро до вулкана Карабуро (карта).
Первым делом надо было расчистить местность: вырубить деревья, срыть холмы, если это представлялось возможным. Это дело поручили индейцам, которые отрабатывали свою “миту” (барщину) по приказу президента аудиенсии.
Края базиса закрепили на местности: на крайних точках заложили мельничные жернова. Дальше следовало пройти все эти 12 км, укладывая мерные вехи горизонтально стык-в-стык. Для этого их клали на отрегулированные по высоте козлы, проверяя стыковку по отвесу из нити алоэ.
Забавный факт: Поскольку понятия "штатив" в XVIII не существовало, в своих книгах ученые упоминают "мольберт", к которому была горизонтально прибита дощечка, на которую и следовало опирать мерную веху.
Группа Буге устанавливала мерные вехи не на козлы, а на вбитые в землю колышки, чтобы ветер меньше влиял на результат измерений. Из рукописи Хуана и Ульоа.
Даже на этом этапе ученые умудрились не договориться о методе, поэтому группа Годена выполняла эти работы с юга на север, а группа Буге с север на юг. Одно хорошо: они получили два независимых результата, которые были очень похожи, а значит говорили о том, что полученная длина базиса близка к истинной. Казалось бы, шутка ли - пройти 12 км можно. Но на каждом этапе был введен всевозможный контроль: стыковку вех проверяли по отвесу, сделанному из нити алоэ. Штативы (козлы) выставляли в горизонт по уровню, сами вехи дважды в день сверяли с эталонным туазом (тем самым железным прутом, который изготовил в Париже мастер Ланглуа).
Футляр с эталонным туазом. (Сам туаз - из металла, внутри).
После 3 ноября 1736 года две бригады сравнили полученные сырые расстояния. Они отличались на 2 дюйма, 10 линий (то есть около расстояние в 12 км было измерено с расхождением в 7 см).
Для современных электронных тахеометров (там расстояние измеряется лазерным дальномером) заявленная точность на 12 км будет составлять порядка 4-5 см. То есть это и сегодня очень хороший результат. Такой не стыдно было отправить в Париж.
Апд: Надо оговориться, что приведенный выше пример с тахеомтером нужен мне как иллюстрация к работе французских ученых. Даже сегодня, поскольку лазерный луч проходит через атмосферу, поправка за влияние среды неизбежно "отъедает" целые сантиметры и тахеометрами большие расстояния никто не измеряет. Сегодня самые точные измерения больших расстояний производятся спутниковым методом (статика, два одновременно работающих приемника): он может дать погрешность в доли сантиметров (а то и миллиметров) и почти не зависит от длины измеряемой линии. До 90-х годов XX века базис измеряли "базисным прибором", в состав которого входила система из инварной проволоки на штативах, с тяжелыми грузами для её натяжения. Этому методу обучали геодезистов вплоть до 70х годов 20 века (так что это прошло мимо меня).
Собственно, результат, что был отправлен в Париж (на латыни, с упоминанием всех участников). Из Фигуры Земли П. Буге.
А вот из Парижа (уже в декабре) пришли плохие вести. Морепа (министр, отвечавший за финансирование миссии) отказывал Годену в дополнительных деньгах, которые тот испрашивал, требовал быть сдержаннее в тратах, а также извещал о подготовке альтернативной миссии под руководством Пьера Мопертюи.
Это стало ударом для группы Годена. Учитывая “свежесть” корреспонденции, Арктическая экспедиция уже должна была начать (а может быть и завершить) работу. И, если короля удовлетворит результат работы на Севере, то Перуанские измерения закончатся (вместе с их финансированием), даже не начавшись.
Вольтер назвал Мопертюи "сплюскивателем Земли и Кассини". На портрете работы Робера Турнье (1744 г.) видно ,что ученый прижимает Землю. Еще рядом атрибуты Арктической экспедиции: меховые рукавицы, замерзший Ботнический залив и схема триангуляции.
Впрочем, перед учеными, застрявшими на экваторе, стояли вполне конкретные задачи. Базис был завершен. Работа принесла некое подобие взаимопонимания в команду: все поняли, что опасность остаться без денег в чужой стране нависла над каждым в равной степени. Надо было начинать работу по разметке звена триангуляции и измерению углов в треугольниках. А для этого получить необходимые инструменты со склада Кито. Об этом в следующий раз.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
12.
Итак, наша экваториальная экспедиция, наконец, добралась до Кито, столицы аудиенсии с тем же названием. По пути туда группу Годена местные принимали и сопровождали со всем возможным почтением. По дороге, как вспоминал Хуан, испанский офицер:
“Нас поселили в доме коррехидора, потчевали ледяными напитками и лучшей едой, а за ужином играл струнный оркестр”.
Но вот в самом городе Кито все было не так радужно. У экспедиции совсем не осталось денег. В свойственной ему прямолинейной манере Луи Годен предъявил королевскую грамоту “о всяческом содействии” президенту аудиенсии Кито - дону Альседо. И тот крепко задумался.
С одной стороны - грамота действительно требовала от него, как от представителя власти, оказывать материальное и моральную поддержку ученым. С другой - про них было достоверно известно, что они сами возможно, а капитан их французского корабля - точно, замешаны в незаконной торговле контрабандными товарами. Явились сюда врозь, фамилии не по списку, один вообще ломился не по дороге, как люди, а что-то разнюхивал в чаще. Зачем он это делал? Приличные люди так себя не ведут.
План Кито, составленный тем самым президентом Альседо в 1734 году. Архив Индий, министерство культуры Испании
Короче говоря, президент Альседо продемонстрировал иезуитский подход к гостеприимству: в деньгах не отказал, но и не дал. В казне денег нет, поэтому он запросит их в Лиме, у вице-короля. Вильаграсиа. А пока он с удовольствием предложит свой президентский дворец. Вот даже сам съедет, чтобы гостям было просторнее. Президентский дворец не ремонтировался со времен первых конкистадоров: крыша местами отсутствовала, некоторые стены обвалились, зато приличия были соблюдены.
Главная площадь Кито с президентским дворцом. Неизвестный художник, XIX век, фото из Википедии.
Следует сказать, что насторожённость официальных властей в отношении неучтивых и ученых не помешала тем завести дружеские отношения с местной знатью, обрадованной новым (европейским) обществом.
Знатная женщина с чернокожей рабыней, Висенте Альбан, 1785 г., Музей Америки, Испания. Обратите внимание: рядом с дамой кокосы, авокадо, нисперос и другие дары природы. Аккуратно подписанные.
Гости, а особенно иностранные гости - редкое развлечение в захолустье Кито. Французы быстро превратились из подозрительных пришельцев в драгоценную диковинку и желанных собеседников. Братья Мальдонадо (богатейшие и влиятельнейшие люди региона) ввели их в круг местной элиты. Они не только приобрели у Лакондамина выпуск мемуаров Академии Наук, а также столовое серебро и бриллиантовое колье, совершено случайно оказавшееся в сундучке (никакой незаконной торговли, что вы), но и чрезвычайно заинтересовались его опытом путешествий по руслу реки Эсмеральдас. Строительство дороги было давней мечтой Педро Мальдонадо и после успешного перехода Лакондамина стало ясно, что она осуществима.
Педро Висенте Мальдонадо, портрет выполнен в 1934 году, музей восковых фигур Кито. Скорее всего - фантазия.
Знатная семья Давалос (у них были четыре дочери в возрасте невест) с радостью принимала у себя ученых, и, если отцы семейств получали радость от новостей из области науки и техники, то дамы были особенно благодарны истинно французские подробности о последних модах.
Магдалена Давалос (одна из девушек, чьей образованностью восхищались французы). Она станет хозяйкой первого в Перу салона, будет покровительницей наук и искусств. Рисунок тоже выполнен в XIX веке, поэтому не носит портретного сходства.
Даже президент Альседо сдался и сменил гнев на милость. В письмах сохранились сведения о том, что он купил несколько отрезов дорогих тканей в “лавочке Лакондамина, которая была открыта для желающих днем и ночью во всякий день”.
Культурный обмен был обоюдным. Если французов изучали на предмет современных манер, костюмов и ухваток, то ученые и сами дивились тому, что из себя представляло высшее общество “креольцев” (то есть, рожденных в колониях). Тут носили тяжелые драгоценные ткани вроде бархата и парчи. Преимущественно черные, с таким богатым и вычурным шитьем, какой вышел из моды в Париже еще в прошлом веке. Прически у дам тоже были крайне старомодны, с обилием кос и заколок, они чаще молчали и были необычайно набожны, ходили с покрытой головой.
Тапада, J.Rugendras, Public domain, via Wikimedia Commons
Мужчины настолько сурово блюли честь и скромность своих женщин, что в Лиме появились тапады (покрытые). Дамы, что скрывали всю свою фигуру за черным покрывалом, оставляя только один глаз открытым. Против тапад выступала церковь: мол, эта ложная скромность позволяет нечестным женам прогуливаться под ручку с любовниками даже под носом у мужа и не быть узнанными. Излишне это все и ведет к разврату.
Acuarela de Pancho Fierro (Lima, 1807 - Lima, 1879)
И, надо сказать, слово церкви в Перу имело особый вес. Если в Мадриде о кострах уже давно не слышали, то в Лиме еще сжигали. Правда, по обвинению не в колдовстве, а в тайном иудействе. Считалось, что еврей и контрабандист - это одно и то же. И если второе каралось каторгой, то первое - смертью. Буге писал:
“Инквизиция считала нас иудеями, но не имела оснований для ареста, поскольку мы подданные французского короля. Только тогда мы сняли с себя все подозрения, когда пригласили Верховного Инквизитора на ужин, на котором не подавали ничего, кроме свинины. Правда, инквизитор не пришел, вероятно, и так уверившись в том, что мы добрые католики.”
Что любопытно, жил и столовался Пьер Буге у архиепископа Кито. Так что, видимо, отношения с церковью у него наладились после приглашения на ужин.
О деньгах
Следя за небыстрым путем экспедиции (год с лишним добираться до места назначения) - недоумеваешь: почему же, добравшись до цели своего путешествия, они начали дружить с местным населением, вкушать плоды чиримойи и попивать вино вместо того, чтобы работать?
Кстати, местное вино они как раз и не оценили. Виноград (равно как и куриц, перцы, другие привычные овощные культуры конкистадоры привезли, а вот пробковые деревья - нет. И кувшины запечатывались каучуком. Что дурно сказывалось на букете напитка (так, по крайней мере считал Лакондамин).
Шарль Мари де Ла Кондамин, 1760 г., Л.К. Кармонтель, Музей Конде, Шантильи
Ответ банален: они ждали денег, которые должен был выделить (или не выделить) вице-король Вильяграсиа. В августе 1736 года пришел ответ в таком духе: «Из федерального бюджета денег я не выделю, разбирайтесь своими муниципальными средствами». Фактически, это дало повод президенту Альседо прошении отказать, поскольку в его казне, как это водится, лишних средств не имелось. Он мог предоставить жилье и выделить рабочих из числа индейцев. На время. Между тем, еду для себя, слуг и рабов, размещение и корм для лошадей надо было чем-то платить.
Тут сделал каминг-аут Лакондамин, смельчак и любитель ходить в одиночку по лесу. Он рассказал товарищам о личных долговых расписках, имеющихся у него на руках (на астрономическую сумму в 100 000 песо) и предложил спонсировать расходы кампании до прихода следующего транша из Парижа. Все радостно согласились, поставили свои подписи на договоре и скрепили сделку рукопожатием. Однако за деньгами надо было идти в Лиму. Для этого, в свою очередь, нужны были деньги. Как их можно было собрать? Краудфандингом!
Так что не зря Лакондамин , Буге и Годен вели светскую жизнь. Они искали инвесторов. Младшие члены экспедиции зарабатывали кто как мог: доктора открыли частную практику (доктор Синьержи стал успешным хирургом), чертежник Моранвилль писал заказные портреты, мастер Гюго чинил часы. Каждому нашлось дело в хозрасчетной деятельности. Нам известно, что государственным кредит на всю экспедицию был одобрен на 4000 песо. Частные лица города Кито в разное время предоставили ученым кредит более чем на 20 000 песо.
Опасные пути Америк. Theodor de Bry, naar Johann Theodor de Bry, 1591
В следующей части повествования наши герои все же доберутся до начала измерений, поскольку дорога не может длиться вечно. Мы поговорим о том, что и как они измеряли, кто погиб в горах и от кого испанские офицеры прятались в подвале монастыря.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10. Дорога на Запад.
В прошлый раз мы рассказали о том, что французы с большим трудом, целых полгода добирались из Портобело в Кито. Хочу остановиться на этом подробнее, потому что панамский регион - просто сокровищница.
Итак, поскольку Панамского канала еще не существовало, чтобы из Атлантического попасть в Тихий океан, ученым требовалось пересечь панамский перешеек. Это делалось частично по рекам на каноэ, частично на мулах. Такая сложная логистика означала некоторые задержки: поиск лошадей, провожатых, лодок и прочие дорожные хлопоты. Ожидать, когда все будет готово к поездке Луи Годену с товарищами пришлось в городе Портобело.
Ученые свои впечатления о Портобело описывали как “очень плохо за очень дорого”. И, судя по тем панорамам, которые можно увидеть на Google картах, это до сих пор справедливо. Дело в том, что Портобело (прекрасный порт ) был город-ярмарка.
Ярмарка в Портобело, 1720, A. Aveline, Colección John Carter Brown Library
Любопытный факт:
Испания владела обширными колониями в Филиппинах. Наиболее популярный путь доставки товаров (пряностей, фарфора, слоновой кости, тканей) проходил через современную Панаму. Из Манилы (столицы Филиппин) галеоны раз или два раза в год отправлялись в сторону Южной Америки, на восток.
Манильская шаль начала XX в. (мантоны, которые в начале XX века стали частью испанского национального костюма, как раз шли по пути Китай-Манила-Акапулько-Веракрус-Кадис)
Товары оказывались в Акапулько (кстати, именно оттуда, как это ни странно, осуществлялось управления Филиппинами), после по суше перевозились на Атлантическое побережье в Портобело или Веракрус, чтобы на других галеонах пересечь Атлантический океан и оказаться в Испании. Также в Портобело оказывалось золото, добытое в Новой Испании. То есть, товары и золото оказывались в одном месте в одно и то же время.
Маршруты манильских галеонов и дорога с серебром в Испанию (белым цветом). Карта взята из Вики-статьи: World_Topography.jpg: NASA/JPL/NIMAderivative work: Uxbona, Public domain, via Wikimedia Commons
В Портобело и Панаме устраивались невероятные по размаху ярмарки: поскольку это была единственная возможность для жителя Латинской Америки купить что-то, не производимое на материке. Торговали не только тем, что привозили в Филиппин. Еще была легальная и контрабандная торговля тем, что привозили английские капитаны. Можно было купить специи, чай, кофе, лекарства, инструменты, книги, предметы искусства, драгоценные ткани и музыкальные инструменты. Ярмарка длилась от полутора до двух месяцев. Потом купцы разъезжались и город пустел.
Вот, что пишет Александр Эксвемелин (голландский врач, ходивший с пиратами в 17 веке):
"Почва в этих местах постоянно выделяет испарения, и поэтому климат не очень-то здоровый, и купцы охотнее живут в Панаме, хотя их склады находятся в Пуэрто-Бельо и там работают их служащие".
Собственно, его жители Портобелло, подобно жителям курортных городов, зарабатывали исключительно в сезон: три четверти домов стояли пустыми, ожидая постояльцев во время ярмарки. К сожалению, климат: очень жаркий и очень влажный, порождающий эпидемии, делал местность непригодной для земледелия и других занятий. Так что неудивительно, что французские ученые, оказавшиеся в Портобело в несезон были неприятно удивлены. Мокро, жарко, малярийно и очень дорого.
Старые укрепления Портобело Mariordo (Mario Roberto Durán Ortiz), CC BY-SA 4.0 <https://creativecommons.org/licenses/by-sa/4.0>, via Wikimedia Commons.
В целом, Портобело и Веракрус были не единственными городами-ярмарками. Еще была ярмарка в Картахене де лас Индиас (Картахене Индийской) и в Акапулько. Но количество городов, где разрешалась торговля строго ограничивалось, так что жители колоний крайне нуждались в товарах народного потребления и были готовы приобретать их на свое серебро и золото из копей Перу. А испанские власти крайне нервно относились к незваным гостям (например, англичанам), которые пытались без разрешения торговать с населением. В общем, контрабандистов они не любили.
Хэллоуинское отступление: Пираты были охочи до жирных и богатых ярмарочных городов, так что частенько разоряли их в 16 и 17 веках. В частности, сюда ходили Дрейк и Морган: грабили жителей, пытали их, вставляя горящие фитили между пальцев и делали другие мерзкие вещи (подробности пиратских допросов есть к Эксвемелина, а я о них умолчу). Матери Панамы и Портобело еще в 50е годы XX века пугали ребятишек чудовищным "дон Драпе" (Френсисом Дрейком), который их утащит.
Картина Morgan at Porto Bello: Pyle, Howard (December 1888). "Buccaneers and Marooners of the Spanish Main". Harper's Magazine
А вот вам история про контрабанду
Французский бриг "Ватур", на котором экспедиция добрались до Портобело, должен основную часть багажа и инструмента передать на склады Картахены Индийской. И все было бы именно так и произошло, если бы капитан "Ватура" не был пойман береговой охраной при попытке торговать драгоценными тканями и ювелирными изделиями в одном из местных прибрежных поселений. Что было одним из наиболее тяжких возможных преступлений.
Разумеется, капитан (получивший указание разведать торговый маршрут от правительства Франции) все отрицал, утверждая, что это вообще это не ткани, а личные вещи господ ученых. Он просто портом ошибся. Его отпустили, но осадочек остался. Весть об иностранцах-аферистах разнеслась по аудиенсии Кито задолго до того, как сами ученые туда добрались.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
10.
1735-й год приближался к концу, а ученые даже не добрались до места проведения измерений. Более того, их ждала самая трудная часть пути. Но пока из карибского моря корабль "Ватур" направляется к берегам Новой Испании в Портобело, чтобы по суше и по реке пересечь Панамский перешеек (не канал! еще долго не канал!) поговорим о том, как была устроена жизнь в испанских колониях.
Путь до Кито, который предстояло проделать ученым.
Испанские колонии устройство
Как мы уже говорили, Испанские владения в Новом Свете (за редкими исключениями) делились на вице-королевства. Большую часть территории Северной и Южной Америки занимали вице-королевства: Новая Испания (Мексика), Перу, Новая Гранада (в разное время).
Желтым отмечены испанские территории к 1800-му году. (https://laamericaespanyola.wordpress.com/)
Самым главным в вице-королевстве был вице-король. На несколько лет, он становился наместником, единоличным представителем короля в колониях, ему было поручено вершить правосудие, распоряжаться общественным достоянием и руководить обращением в святую веру. Вице-короли всегда прибывали из метрополии и возвращались туда же. Чтобы, обладая почти неограниченной властью, у них не было соблазна построить свое маленькое государство.
Вице-королевство Перу. Темно-зеленый в 1542, светло-зеленый к 1810. Википедия.
И новый вице-король Перу, маркиз де Вильяграсиа, как мы помним, прибыл в Картахену де лас Индиас вместе с офицерами Хуаном и Ульоа. Далее он по суше отправился в Лиму - столицу своих владений. Далеко ли это? Сейчас, по дорогам 3,5 тысячи километров. То, что раньше было вице-королевством Перу сейчас включает в себя страны: Перу, Чили, Эквадор, Колумбию, Боливию, Парагвай, Уругвай и Аргентину.
В указах того времени встречается формулировка: “и распространяется далее на все еще не изведанные территории”.
Управлять такой махиной из центра - просто немыслимо. В помощь вице-королю давались институты власти под названиям аудиенсии.
территория аудиенсии Кито в 1779 г., Francisco Requena y Herrera
Аудиенсией называлась высшая судебная инстанция на заданной территории и сама территория (например Аудиенсия Кито). Во главе аудиенсии стоял президент (presidente, что аналогично скорее председателю). Он работал с целой командой избранных и достойных государственным мужей, но фактически являлся самым влиятельным лицом на территории (ибо до Бога высоко, до царя, то есть, вице-короля далеко, и вообще они временные).
Чуть ниже по статусу стояли коррехидоры, по-нашему исправники: они были надзирали за судебной и муниципальной властью на территориях, где в основном проживало коренное население: собирали налоги, назначали трудовую повинность. В некоторых случаях президент являлся и коррехидором (и вице-королем) одновременно.
Округ (коррехимьенто) Кито. Тот, над которым надзирал коррехидор. Из отчета Хуана и Ульоа, 1748 г.
Дорога в Кито
Попасть из Картахены (город-порт в Карибском море) во глубину материка можно двумя путями. Сложным: пуститься в долгий и опасный переход по плохо обслуженным дорогам (так сделал вице-король Вильяграсиа). Или простым: перейти панамский перешеек по суше и морем добраться до порта Гуякиль, от которого до Лимы (столицы) или Кито (крупного города) имелись наезженные пути. Этим путем пошла французская геодезическая экспедиция.
Маршрут от Картахены до Лимы. Желтым пошел вице-король Вильяграсиа, а мог бы пойти красным - простым.
Хотя это и звучит как легкая дорога - заняла она несколько месяцев (числом почти шесть). Пришлось оставить "Ватур" в порту Портобело и, где по рекам, а где на мулах идти со всем своим имуществом в сторону города Панамы (это сейчас вместо долгого пути придумали Панамский канал). Там, на тихоокеанском побережье, снова ждали судно подходящего размера и долго-долго добирались до того самого Гуякиля.
О разделении в пути
Новый серьезный конфликт в команде случился в порту Манты (город на западном побережье Южной Америки). Лакондамин и Буге предлагали там задержаться для осмотра территории на предмет удобства градусных измерений и для определения координат береговой линии: согласно обязательству перед королем Испании ученые должны были это делать. Годен же то ли не хотел тратить время, то ли не хотел уступать коллегам.
В итоге, как передает очевидец, врач экспедиции: “Мсье Лакондамин заявил перед всеми, что если никто не хочет высаживаться в Манте, то они с мсье Буге сойдут там одни”.
Так и произошло. Лакондамин и Буге высадились, а Годен не стал их ждать и отчалил, бросив своих непокорных товарищей. Свой резон у него был: он спешил попасть в порт Гуякиль к лунному затмению, чтобы точно определить долготу этого крупного порта.
Итак Буге и Лакондамин остались вдвоем в испанском поселении. Впрочем, их ждал почтительный и теплый прием. Настолько теплый, что астрономы задержались там на два месяца: в марте 1736 года, они наблюдали лунное затмение и определили долготу Манты, о чем оставили памятную табличку, высеченную на камне. Кстати, Годен, который спешил в Гуякиль для того же самого не преуспел: небо было затянуто тучами и не подходило для наблюдений.
Памятный камень близ Манты в деревушке Палмар. Из рукописей Лакондамина.
Помните, мы в раз говорили, что в начале XVIII века вопрос определения долготы на море стоял настолько остро, что был объявлен конкурс на долготный приз крупную денежную сумму за изобретение точного хронометра?
На суше ее можно было отыскать, наблюдая на разных долготах одно и то же событие (лунное затмение в данном случае) и определив местное время, в которое оно произошло. Хорошо все же, что Лакондамин и Буге не послушались руководителя. Так бы и Манта осталась без координат.
О флоре и фауне Перу
Кроме рекогносцировки, Лакондамин и Буге смело окунулись в наблюдения за окружающим. Они пробовали чудесные фрукты, записывали заметки о кастах и расах (в колониях Испании много внимания уделялось чистоте и качеству крови), воздавали должное маисовым лепешкам и зеленым бананам, спелой чиримойе (это фрукт такой, на вкус как клубничное мороженое) и хвостатому кую (до того как конкистадоры привезли куриц, любимым мясом индейцев была морская свинка).
На картине Висенте Альбана (1773, музей Америки, Мадрид) представлены все дары природы: чиримойя (D), клубника, авокадо, капуле (местные ягоды) и прекрасная Япанга в наряде, какой "носят эти женщины, доставляющие удовольствия".
Местные жители щедро делились советами по выживанию в джунглях и вовремя: гамаки становились убежищем то для гремучих змей, то для гигантских пауков размером с яйцо, то для страшных игуан - жутких рептилий, однако весьма вкусных в приготовленном виде.
Жареный куй (морская свинка) с картошкой, традиционное эквадорское блюдо. Википедия.
Буге подробно описывает в дневнике все свои впечатления. Ученых поразило невероятное разнообразие деревьев: оливки, акация папоротник соседствовали с кактусами и алоэ и мангровыми зарослями. В чаще леса находили каллофилум (автор особо подчеркнул, что эта древесина подходит для мачт кораблей) Любопытно, что, описывая животных, Буге упоминает львов (на самом деле это пума) и тигров (ягуаров).
Тут надо оговориться, что ученые были немножко блогерами своего времени: они писали дневники и письма, с явным осознанием того, что те потом будут зачитываться в салонах, цитироваться и служить пищей для светских бесед. Выпускалось, правда, не свежее видео, а пост с полугодовым опозданием, но дневники и письма обсуждали, ждали с новой почтой.
Костюм Альзиры (из племени индейцев) из оперы. поставленной Верди по произведению Вольтера. Filippo Del Buono (floruit 1840-1855), Public domain, via Wikimedia Commons
Под впечатлением от этой экспедиции Перу вошло в моду в Париже, и появились “Альзира” Вольтера и “Письма Перуанки” Франсуазы де Графиньи. Поэтому не исключено, что драматизация событий - в некотором роде художественный прием, чтобы сделать рассказ более живым и интересным.
Как известно, продается секс и кровь. Первое продавалось (покупалось) на Эспаньоле, а кровавых подробностей ученые начинали накидывать уже в джунглях (возможно, за недостатком прекрасных дам).
Упоминая все чудеса тропического побережья, следует заметить, что европейцам было непросто привыкнуть к местному климату: стояла влажная 37-градусная жара, в почве и деревьях копошились кусачие насекомые и вскоре каждого из них начали посещать первые приступы малярийной лихорадки. Буге, чувствуя себя неважно, решил, наконец, воссоединиться с Годеном. Он отправился догонять коллег по простому пути в Гуякиль (догонять - это по бездорожью полузатопленного берега в сезон дождей). Они разминулись на три дня: Годен только-только выдвинулся в Кито. А так он два месяца проторчал в Гуякиле ожидая, пока дожди прекратятся и дороги подсохнут.
О прямой дороге
А Лакондамин решил пойти в Кито напрямик, вдоль русла реки Эсмеральдас. Если вы сейчас откроете карту, то увидите, что это действительно прямой путь.
Розовый - путь Буге, желтый - прямой путь Лакондамина
А что, река туда течет. Значит, можно идти по берегу. Как его ни отговаривали - настоял на своем. Отправился с рабом, слугой и индейскими провожатыми. Вновь zвив миру свою незаурядную смелость. Где-то на середине пути провожатые, взяв плату вперед, растворились в джунглях и Лакондамин остался один (с рабом, слугой и кофрами с инструментами). Вот что он писал про свой путь:
“Лес такой густой, что дорогу приходилось буквально прорубать. Я шел с компасом в одной руке и мачете в другой. Чаще пешком, чем верхом. Дождь лил каждый день. Мне также пришлось нести на себе все инструменты, в том числе квадрант, с которыми с трудом раньше справлялись двое носильщиков. Восемь дней я блуждал по лесу совсем один, брошенный проводниками, из еды имея только бананы и фрукты, которые удавалось сорвать. Одолевавшие меня приступы лихорадки лечил воздержанием от еды и растениями, которые мне подсказывал здравый смысл“.
Где-то по ходу этих перемещений он открыл для европейцев каучук (заметив, что млечный сок, который индейца добывают из некоторых растений образует плотные шарики ,которые пружинят, когда их бросаешь) и описал кору правильного хинного дерева (что хинин лечит лихорадку - было известно. Но некоторые сорта хины помогают, а некоторые - нет).
Сбор латекса (сока каучукового дерева). https://es.wikipedia.org/wiki/Hevea_brasiliensis
Лакондамину повезло. Через неделю пути он (с рабом и слугами) набрел на индейское поселение, где смог купить мулов и нанять проводников до города. Точнее, взять их под залог собственных вещей.
Индеец Юмба из окрестностей Кито, Висенте Альбан, 1783.
Не надо поступать, как Лакондамин. Не надо ходить в джунглях вдоль рек. Они извилистые, берега там густо заросшие, а попытка “срезать” изгиб приводит к тому, что путешественники теряют направление. История Исабель Дезодоне (20 лет спустя), полковника Фоссета (100 лет спустя) и Йоси Гинсберга 150 лет спустя снова и снова доказывает.
Итак, в июне 1736 года, спустя год и два месяца с начала пути экспедиция, наконец, достигла своего пункта назначения - города Кито. Казалось бы, теперь все должно было стать хорошо? Но не совсем.
Кито в XIX веке, Rafael Salas, Public domain, via Wikimedia Commons
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
9.
Помните, мы расстались на том, что судно "Портофе" не успело отплыть от родных берегов Франции, как некий очень уязвленный успешный математик Пьер Моро де Мопертюи предложил Академии Наук и графу Морепа организовать новую альтернативную экспедицию: на север. Ту будет короче, дешевле и эффективнее. Все это замечательно, конечно, но новая экспедиция - это в любом случае новые расходы. Почему же Морепа согласился их терпеть? Что не так было с Луи Годеном?
От Рошфора до Мартиники путь был неблизкий. Занял три месяца.
Практически сразу наметилось нездоровое противостояние в команде. Луи Годен, державший казенные деньги и паспорта, показал себя крайне высокомерным начальником. Атмосфера была настолько нездоровой, что несколько человек младшего технического состава (именно их и третировал Годен, поскольку держал их жалованье у себя) угрожали сойти с судна при первой возможности. К счастью, не без помощи Лакондамина конфликт удалось притушить. На Мартинике сделали двухнедельную остановку: команде следовало привыкать к местному тропическому климату и развеяться.
Вид на кофейную плантацию в Суринаме, Willem de Klerk, 1829 - 1876, https://www.rijksmuseum.nl/
Пьер Буге, тяжело переносивший морское путешествие, с интересом посетил плантации кофе и сахарного тростника. Тростник тут был традиционной культурой, а вот кофе только-только начали выращивать на Карибах, чтобы удовлетворить растущий спрос на этот напиток.
С кофе на Мартинике связана чудесная история импортозамещения. В 1720-е годы офицер Габриель де Киле загорелся идеей создать французские кофейные плантации на Мартинике. Он знал, что голландцы выращивают кофе в Индонезии, так что решил, что климат Мартиники будет благоприятным для растений. Достать саженцы было непросто: он чуть ли не украл их в ботаническом саду. Но в 1726 г., всего за 10 лет до того, как Луи Годен и компания туда прибыли, был собран первый урожай зерен. Так что французские ученые как раз увидели начало американского кофе.
Не сомневайтесь, что это было очень изысканно и дорого: пить кофе. "Молодая женщина пьет кофе". Louis Marin Bonnet, 1774, https://www.rijksmuseum.nl/
Годен, по словам очевидцев, в крайне неучтивой манере затребовал денег у интенданта Мартиники (интендант потом будет писать об этом жалобы самому Морепа, как и другие чиновники, по которым прошелся руководитель экспедиции). Последовал скандал, и Годен распорядился немедленно покинуть остров. Лакондамин в этот момент лежал с приступом желтой лихорадки.
Он вспоминал: "мне пустили кровь, почистили желудок, напичкали лекарствами и в таком виде погрузили на корабль".
В этот раз (как и в последующие) ему повезло выжить и оправиться. Удивительной силы был человек. Любопытный факт: Лакондамин полагал, что он заразился “желтой лихорадкой” после дружеской попойки со знакомым офицером, случайно встретившемся ему на Мартинике. Тот почувствовал симптомы болезни на несколько дней раньше ученого.
Эпизод желтой лихорадки в Буэнос Айресе, Мануэль Бланес, 1871 г., Wikimedia Commons
"Желтый Джек" (или “черная рвота", как ее называли испанцы) был страшной болезнью. От нее порой погибало до трети заболевших, тем больше, чем в более стесненных обстоятельствах жили люди. В действительности она передается через укусы комаров, как малярия. Так что товарищ Лакондамина был ни при чем. Просто им обоим не повезло быть укушенными. В общем, в XVIII веке путешествие было делом рискованным.
Итак, "Портофе" держал курс на Эспаньола, в его французскую колонию Сан Доминго.
Про географию:
Давайте немного разберемся с местностью: где находится то самое Перу и почему надо было сначала добираться на какую-то Эспаньолу. Представим место, где стыкуются континенты Северной и Южной Америки: это бассейн карибского моря. С запада оно ограничено береговой линией Мексики, Панамы, Коста-Рики (в те времена, о которых мы говорим это все - вице-королевство Новая Испания). С юга - вице-королевством Перу (это сегодняшние Колумбия и Венесуэла), а с востока - Карибскими (или Антильскими) островами.
Карта Карибского региона
Именно сюда когда-то высадился Колумб. Здесь острова: Куба, Ямайка, и Эспаньола (нам она более известна как Доминикана или Гаити). Именно здесь разбойничал бы Джек Воробей, если б существовал взаправду.
Колониальные владения Франции. Нас интересует то, что помечено зеленым (до 1763 года). Википедия.
Франция была третьим после Испании и Португалии колонизатором (казалось бы, где все это теперь?). Ее владения в современной Канаде (Новая Франция) были велики. Вспомните любовно-приключенческий роман "Анжелика в Новом Свете". Главная героиня борется за любовь и жизнь в Новой Франции за 60 лет до нашей истории. В Южной Америке у Франции есть небольшая Французская Гвиана (со столицей Кайенной - именно оттуда кайенский перец), а Карибах острова Мартиника, Тортуга и Эспаньола. Этот остров (он же остров Гаити, он же Доминикана), хотели себе и Испания, колонизировавшая его, и Англия и Франция. Так что к концу XVII века его половина принадлежала испанцам, половина - французам. Именно поэтому это должна была быть конечная точка назначения для судна "Портофе". Для входа на испанские территории надо было пересесть на испанский корабль. В целях секретности и безопасности.
Обратите внимание на "деление" острова Эспаньола пополам. Карта Карибского региона, 1727 г., https://www.rijksmuseum.nl/
Эспаньола не случайно всплывает в каждом первом пиратском романе. Это богатое место, где сахар и кофе, ром и соблазны, рабы и пираты варятся в одном котле. И все очень дорого. Правда, пиратство уже начало приходить в упадок (войны приутихли, патенты на это ремесло временно не выдавались и честные каперы стали превращаться в обычных разбойников, с которыми жестко расправлялась регулярная армия.
Любопытный факт: Эта вот островная атмосфера фронтира воспета в играх Ассасинс Крид (Крик свободы). Там засветился сам Луи Годен и Антонио Ульоа.
Как приятно встретить реального человека в вымышленном мире. И, не смотря на неточности биографии, это Луи Годен. https://assassinscreed.fandom.com/wiki/Louis_Godin
По плану генерал-губернатор испанской части острова должен был предоставить путешественникам судно, которое сможет доставить их вице-королевство Перу. Но, увы, у испанцев не нашлось корабля достаточных размеров (кто-то взял слишком много багажа), поэтому пришлось ждать французское торговое судно, которое, так и быть, в качестве исключения, сможет доставить ученых к пункту назначения.
Почему нельзя было воспользоваться "Портофе", на котором они прибыли из Франции? Да потому что его уже не было на острове. "Портофе" должен был доставить ученых только до Порт-о-Пренса. Дальше у капитана были свои планы и свой маршрут: это был последний рейс флейта на службе французской короне. К тому же, капитан Мешин за время путешествия начал испытывать к мсье Годену личную неприязнь. Бывает.
Пока шла переписка между официальными лицами и ждали новый корабль, власти должны были обеспечивать ученых всем необходимым: ночлегом, питанием и рабами.
Свободные Доминиканцы, Августин Брюне, 1770е, Yale Center for British Art, Public domain, via Wikimedia Commons
Любопытные подробности, о рабах. Во Франции, в отличие от колоний, рабовладение было запрещено. Это означало, что формально любой раб, привезенный хозяином в Старый Свет, становился свободным. Путешественники часто приобретали рабов на Эспаньоле и, при возвращении в Европу, продавали их там же. Или давали вольную. Раб Пьера Буге (фактически он будет работать его личным помощником следующие восемь лет) получит ценнейший опыт землемерных и астрономических работ, и получив свободу, займет престижную должность королевского землемера на Эспаньоле. Такая вот карьерная лестница. Когда я писала этот текст, то полагала, что раб - это обязательно чернокожий, привезенный из Африки. Но это совсем необязательно. Вот что пишет голландец Александр Эксвемеллин, за 60 лет до нашей истории служивший врачом по контракту с Французской Вест-Индской торговой компанией.
"...Компании не повезло....(она) была вынуждена отозвать своих агентов и приказала им продать все, что у нее было, а торговлю свернуть. Все слуги Компании были проданы, кто за двадцать, кто за тридцать реалов. Меня также продали, потому что я был слугой Компании, как назло, имел несчастье попасть к самой отменной шельме на всем острове".
Надо сказать, что власти Сан Доминго (как и власти Мартиники) были не в восторге от того, как вел себя руководитель научной экспедиции (международного имиджевого проекта, между прочим). Помимо очевидной разобщенности команды (все участники жили в разных домах и коротали время в компании друзей по своему вкусу), Луи Годен жил на скандально широкую ногу.
По слухам, он стал завсегдатаем дорогой куртизанки по имени Гузанн (на самом деле, приличных свободных женщин на острове было меньшинство, так что выбор дамской компании у него был не очень). Отказывая товарищам в деньгах на самые простые надобности (вроде чулок и шляп), он требовал от экспедиционного художника Моранвилля (без оплаты, разумеется) написать портрет этой сомнительной дамы и ее хозяйки, а еще, как говорили, приобрел ей в подарок бриллиант на 3000 ливров (казенных денег). Коненчо, сам Луи Годен этот эпизод с бриллиантом отрицал: мол, его увидели в трактире с большой суммой, когда он расплачивался за гостиницу для товарищей, однако впечатление о себе в глазах общества он испортил.
Казалось бы: если начальник - такой самодур и все это понимают, почему его не привели в чувство крепким словом? Потому что никому не хотелось оказаться без денег и документов на острове, где тебя могут продать в рабство за долг в пару реалов.
Как-то так или более очаровательно могла выглядеть Гузанн. Букеты Сан-Доминго, L. F. Labrousse. середина 18 века, https://collections.lacma.org/
Интендант колонии писал о Годене:
"Он очень уж много денег берет в Южную Америку и здесь тратит баснословные суммы. Если ученые скоро не уедут, они могут оказаться в неприятной ситуации".
За три месяца ожидания судна интендант (по его словам) потратил на содержание экспедиции 30 000 ливров, а казна возместила ему только 15 000, то есть половину. Впрочем, слова бюджетника о расходах, возможно, стоит делить на десять. Это годовой бюджет экспедиции. От разорения ученых спас корабль "Ватур": на него перегрузили имущество, оборудование, ученых мужей и их помощников, чтобы с опозданием на три месяца от условленного срока прибыть в Картахену де Лас Индиас (Картахену Индийскую): порт на северном побережье латинской Америки - туда, где французов будут ждать “молодые способные астрономы”, сопровождающие миссию по распоряжению Филиппа V.
Примерно так мог выглядеть "Ватур" (16-пушечная бригантина). Он был меньше "Портофе", почти вдвое, там было теснее. Картина: Бригантина в спокойном море, Джон Кливли, 1752, National Maritime Museum, Greenwich, London, Macpherson Collection
Дорога в Картахену
Молодыми способными астрономами были Антонио де Ульоа и Хорхе Хуан и Сантасилья. Я про них уже упоминала: им было слегка за двадцать, но они получили лучшее образование из возможных и оба успели отличиться на море. Поэтому из предосторожности в Новый Свет они отправились на разных судах, в составе вновь назначенного вице-короля Перу: маркиза де Вильяграсии.
Портрет нового вице-короля Перу: Хосе Антонио де Мендоса Каманьо и Сотомайор, Маркиза де Вильяграсиа, худ. Кристобаль де Агилар, Public domain, via Wikimedia Commons
9 июля 1735 года эскадра Вильяграсии прибыла в Картахену. Новый властитель отправился по суше обозревать свои владения, а заодно хорошенько знакомиться с руководителями на местах. Очень мудрое решение, учитывая сложность логистики и скорость почты. Гораздо быстрее и эффективнее раз и навсегда показать кто тут хозяин, и как его гнева следует опасаться, чем впоследствии устраивать бокс по переписке с каждым отдельно взятым местным начальником.
Молодые офицеры же в ожидании ученых (помните, они там три месяца ждали попутного корабля) взялись за антропологические наблюдения (о чем оставили записки), а потом предложили местному правительству свои услуги топографов и астрономов (надо было уточнить долготу города). Днем они занимались изучением обстановки, людей, отдавали должное винам и фруктам. А по ночам наблюдали за звездами.
Карта района Картахены Индийской , 1741, аноним, 1741, https://www.rijksmuseum.nl/
16 ноября 1735 года "Ватур" встал на якорь у Картахены и участники экспедиции впервые собрались вместе. Хуан и Ульоа неплохо владели французским и хотели произвести хорошее впечатление на лучших ученых Парижа.
Каково же было их удивление, когда оказалось, что ученые - по большей части не те, на которых выписаны паспорта, что не очень понятно как там со знаниями, но с дисциплиной в этой команде плохо: Буге и Лакондамин не разговаривали с Годеном, а тот писал записки, когда хотел им что-то сообщить. Настроение французов было подавленным и они не сразу приняли новых товарищей.
Им казалось, что молодые офицеры “выпячивают свою любовь к физике, как выставляют напоказ модное украшение”.
Тем не менее, Ульоа и Хуан взяли себя в руки, постарались быть учтивыми и дружелюбными и приложить все усилия, чтобы наладить коммуникацию в группе. До Кито, где планировали начать работы, оставались месяцы пути.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
Поскольку объем измерений и важность миссии были беспрецедентными, то и инструменты требовались самые точные, которые можно было достать. Годен отправился в Англию. У знаменитого мастера Джорджа Грэхема: он приобрел октант (половинку квадранта), точный маятник (для определения времени) и зенитный сектор, наиточнейший прибор для определения широты.
Октант (восьмая часть круга). Угломерный прибор, Лондон. Фото из Википедии.
Немного подробностей, чтобы было ясны трудности путешествия. Зенитный сектор - это 3 или 4- метровая зрительная труба (вроде телескопа в обсерватории). Его надо было крепить к балкам и несущим конструкциям обсерватории (да еще так, чтобы он свободно покачивался в направлении север-юг). К тому же к нему прилагались линзы, колесики, винтики микрометра: все это могло легко погнуться, разболтаться и повредиться при транспортировке.
Выглядело это примерно так:
Реконструкция наблюдений зенитным сектором из https://www.lindahall.org/
Как определяли широту? Надо было выбрать удобное место, куда не задувало (дом, сад, церковь), проделать в потолке дыру. Собрать раму, на которой был бы подвешен сектор. Ночью наблюдатель лежал бы на скамейке под окуляром, ловя в поле зрения звезду и по шкале определял угол наклона трубы относительно отвеса (буквально - грузика на веревочке).
Его помощник (ночью, значит это все делалось при свечах) записывал точное время “захвата звезды” и все повторялось до тех пор, пока звезда находилось в поле зрения. Если погода была облачной, кто-то отвлекался или свеча гасла, то процедура повторялась ночь за ночью до успешного завершения и сходимости результатов. Спасибо вам, создатели GPS у нас в телефоне.
Процесс измерения широты из книги о результатах экспедиции П. Буге.
Понятно, что сам процесс измерений был трудным, неудобным (шея затекала), да и еще сопряжен с массой сложностей. Но тем не менее - это просто определения высоты звезды в момент ее кульминации. В 18 веке наши ученые наблюдали Эпсилон Ориона, но могли с тем же успехом выбрать любую другую звезду (важно, чтобы она была как можно более хорошо видна).
Кстати, почему Годен отправился за приборами в Гринвич, а не обратился к соотечественникам? Потому что англичане считались лучшими в мире мастерами по изготовлению инструментов, ведь они были искусными мореплавателями.
Определение долготы с помощью компаса, XVI век, Ян Колларт (https://www.rijksmuseum.nl/)
Эпоха кругосветных путешествий предполагает способность хорошо ориентироваться. То есть, в любой момент знать, где ты. В терминах того времени: знать свою широту и долготу. Определить их положение можно, наблюдая звезды (ночью) или солнце (днем).
Про широту
Определение широты “насколько я севернее или южнее” особенной сложности не представляло. По большому счету оно вычислялось по углу солнца (звезды) относительно горизонта (он легко просматривается на море) в местный полдень.
Читатель может (как я) задаться вопросом: а как определить местный полдень? Это момент времени, в который солнце поднимается наиболее высоко над горизонтом. То есть, у меня есть часы, которые надо выставить по местному времени. Примерно в районе полудня я начинаю засекать высоту солнца квадрантом (или октантом, любым другим угломерным прибором) и записывать время измерения. Потом я гляжу, в какое время солнце имело одну и ту же высоту при подъеме и при спуске. Значит где-то в середине этого временного отрезка наступил местный полдень.
Про долготу и долготный приз
Тут мне очень хочется процитировать Александра Гурштейна и его исторический роман "Звезды Парижа". Все персонажи исторические:
Пикар заранее тщательно готовился к этому вопросу. Он живо представлял себе мореходов, которые, стараясь не упускать из виду берегов, словно слепцы, бредущие наощупь вдоль стен, переплывали от острова к острову, от земли к земле, не решаясь уйти надолго в открытое море. Все они -- и мореходы, и астрономы -- с глубокой древности умели уверенно определять только одну географическую координату -- широту. Широта места связана с высотой светил над горизонтом. А вот с определением долготы и раньше, и теперь дело обстоит из рук вон плохо....
-- Колумб назвал Америку Вест-Индией, ее жителей -- индейцами. Он заблуждался. Он заблуждался до самой смерти. Он думал, что достиг побережья Индии, хотя на самом деле далеко еще до него не доплыл. А почему он заблуждался? Потому, что не умел как следует определять долготы...
Кольбер хотел перебить Пикара. Но тот боялся упустить нить. Он продолжал говорить, словно перед ним безмолствовала университетская аудитория.
-- Разница двух точек в долготах -- это разница в показаниях часов, которые и там, и там идут по местному времени. Астрономии известны только два способа определения долгот. Первый: надо наблюдать явления, которые видны одновременно на обширных просторах Земли. Определяя момент их наступления по местному времени, сравни его со временем, когда это явление произошло, например, у нас в Париже. Разница во времени и даст разницу в долготах. Для этой цели вполне подошли бы солнечные и лунные затмения. Но затмения случаются крайне редко. Галилей открыл в телескоп спутники Юпитера и обнаружил, что они периодически скрываются за его диском. Затмения спутников Юпитера происходят чуть ли не по нескольку раз в день. Если бы астрономы сумели составить надежные таблицы затмений спутников, наши арматоры получили бы верное средство для определения долгот.
-- А второй способ?
-- Он еще лучше первого. Надо научиться возить точное время вместе с собой. Вы выверили часы в Париже и отправились в путь. А в нужном месте определили местное время по звездам и сравнили с часами. Если часы действительно продолжают идти по Парижскому времени, разница и даст вам долготу.
-- Как просто и изящно, -- поразился Кольбер.
-- Но никто не знает пока, как построить хорошие часы. Если часы отстают или бегут, то в пути это выявить невозможно. Если они покажут Парижское время с ошибкой всего только в минуту, местоположение на Земле определится с погрешностью примерно в шесть лье. А если они отстанут или убегут вперед на час, ошибка составит добрых четыреста лье. Астрономия переплетается здесь с часовым делом: астрономы становятся часовщиками, часовщики -- астрономами...
В общем, все так. В обсерваториях долготу определяли как разницу местного времени при наступлении астрономического события (затмения луны Юпитера) на разных долготах. А в море - просто тащили долготу за собой, записывая смену курса корабля. Однако, если курс меняется сам по себе (из-за ветра, течения, шторма, морского боя) - легко потеряться. Маятниковые часы появились совсем недавно и считались наилучшими, но для морской качки не подходили.
Вопрос определения долготы был таким актуальным, что был даже (Ньютоном) обещан долготный приз тому, кто сконструирует высокоточный хронометр для морских путешествий. И только на эту работу потребовалось полвека. Кстати, долготный при в несколько этапов получил Джон Харриссон - ученик мастера, у которого Годен приобретал свой зенитный сектор.
Несколько лет назад вышел очередной пиратский сериал Череп и Кости (Crossbones) про приключения Черной Бороды. Я его смотрела, когда интересовалась Карибами (моя экспедиция туда направится и мне хотелось узнать больше). Но любопытно следующее: завязкой сюжета для сериала служит морской хронометр, который Черная Борода выкрадывает с английского военного корабля, а потом безуспешно пытается перепродать то испанцам, то англичанам, то кому-нибудь еще. Черная Борода знает толк в хронометрах и долготах.
Чудо-хронометр из "Черепа и Костей". Кстати, на реальный хронометр Харрисона совсем не похож. Тот был скромнее.
К маю 1735 года подготовка Экваториальной градусной экспедиции была завершена. Для нужд миссии был выделен 44-пушечный военный корабль Портофе. Интенданту порта Рошфор (оттуда должен был отплыть корабль) были даны указания снабдить научную миссию всем необходимым. Необходимое включало:
Ружья и порох, мечи, палатки, одеяла, хирургические инструменты, кухонную утварь и повара, мсье Сен-Лорана, который, как о нем говорили, провел в Перу пять или шесть лет, так что мог сойти за испанца.
Портофе отплыл из Рошфора 15 мая 1735 года и держал курс к карибскому острову Эспаньола, половиной которого владели французы, половиной - испанцы. Великое приключение начиналось.
Арктическая градусная экспедиция
А 25 мая 1735 года, через две недели, Пьер Мопертюи, глава парижских ньютонианцев, променявший плащ мушкетера на карьеру математика, читал доклад в Академии Наук. Он приводил свои новейшие соображения по поводу Фигуры Земли, а также обосновывал необходимость второй, поддерживающей экспедиции. Не на экватор, а к самому Полярному Кругу. Туда, где разница в кривизне Земли по сравнению с нулевой широтой будет наиболее выражена. Почему:
1. Две миссии на экватор и на полюс дадут более надежный результат, чем одна на экватор (бесспорно).
2. А также северная экспедиция будет дешевле.
3. Северная миссия быстрее привезет результаты. Мало ли что может произойти на той стороне мира за несколько лет. Коллегам угрожают дикие звери, неизвестные болезни, войны, кораблекрушение и самое главное - внутренние конфликты команды.
Потрет Мопертюи, 1744 (худ. Johann Jacob Haid). Обратите внимание на северный костюм с обилием меха. Это чтобы потомки не забывали, чем был славен этот великий муж: он ходил на север (костюм), сплюснул Землю (глобус) и вообще неплохо смотрится в национальной лапландской одежде.
Морепа, морской министр, выделявший деньги на экваториальную экспедицию, крепко задумался. К нему уже начали поступать неприятные новости о крайне расточительности и надменности Луи Годена, который не мог найти общего языка ни с капитаном, ни с коллегами. Судьба экваториальной экспедиции была под угрозой. После недолгих размышлений он дал Мопертюи добро на Арктическую миссию. Так градусных экспедиций стало две.
Если читать оказывается слишком долго, то эту историю я рассказываю в формате подкаста.
Это часть лонгрида об истории Французской Геодезической Миссии в Перу. Предыдущие части можно найти тут:
В прошлый раз мы говорили, что измерения ученые планировали выполнять методом триангуляции. А она предполагает измерение углов в треугольниках. Кстати сказать, довольно больших треугольников: по 20-30 км длиной будут их стороны.
Про углы
Раз надо измерять углы в треугольниках, то возникает вопрос: чем? Этим вопросом озаботился Шарль Лакондамин. приобретя квадранты у парижского мастера Ланглуа за полторы тысячи ливров каждый (это примерно 15000 USD сегодня, высокоточные электронные тахеометры стоят примерно столько же). Ланглуа, похоже, был единственным или самым известным мастером по изготовлению геодезических инструментов, поскольку его фамилия встречается в отчетах каждого астронома и геодезиста середины 18 века.
Квадрант Ланглуа с двумя зрительными трубами. Именно такими пользовались ученые в экспедиции. Библиотека Парижской обсерватории.
Что такое квадрант? Это угломерный прибор, который представляет из себя латунную дугу с делениями (дуга на четверть круга, от того и происходит название инструмента). К этой дуге подвижно прикрепляются одна или (в нашем случае) две металлические зрительные трубы длиной около 60 см (Лакондамин пишет о приобретении 2-футовых квадрантах).
При измерении угла одна труба точно наводится на один объект, другая - на другой, и по размеченной дуге (при помощи микрометра) определяется угол между зрительными трубами. Причем инструмент может закрепляться как в горизонтальном положении (для определения горизонтальных углов на местности), так и в вертикальном: чтобы определять склонения светил или возвышения гор. Такой прототип современного нам тахеометра.
Только у тахеометров деления наносятся на стеклянный круг, а не на латунную дугу.
Электронный тахеометр Leica TS03 R500, точность измерения углов 5". Два стеклянных угломерных круга со штрих-кодовыми делениями спрятаны за экраном и в одной из вертикальных стоек прибора.
Любопытная деталь: сегодня тахеометры характеризуются угловой точностью (погрешностью, с которой измеряется угол). Квадранты характеризовались длиной зрительной трубы. Это косвенно та же точность измерения углов. Почему? Да потому что чем длиннее зрительная труба, тем длиннее дуга, по которой труба ползает. А более длинную дугу мы можем разбить на более мелкие угломерные отрезки. Поэтому всегда приходилось искать баланс между мобильностью инструмента и его точностью. Кстати, мы не знаем, было ли у этих зрительных труб увеличение и какое. Но вполне могло уже и быть.
Про расстояния
Помните, триангуляция предполагает измерение углов в треугольниках, а также измерение одной стороны - базиса.
Чем же предполагалось измерять расстояния? Базис был немаленьким: около 12 км. Его должно было измерять с наивысшей доступной точностью.
Cейчас, с помощью GPS, это можно было бы сделать до десятых долей миллиметра, в те времена - делалось с помощью мерных вех до десятков сантиметров.
Измерение базиса мерными вехами. Из иллюстраций Хорхе Хуана.
Мерные вехи длиной 2 фута или 60 см изготавливались из прочного плотного дерева и на концах (пятках) обивались медью. Но дерево может расширяться или сжиматься. Поэтому в Перу привезли эталон длины. Чтобы трижды в день сравнивать с ним длину вехи и, при необходимости, вводить поправки. Эталонный туз изготовил тот же мастер, что и изготавливал квадранты: господин Ланглуа.
Про туаз
Бытовой единицей длины во Франции, Испании и Англии были футы. Они, в свою очередь делились на дюймы, а те на линии (кстати, термин “трехлинейка" непосредственно относится к мере длины). Да вот беда: футы в разных странах в разные времена были разные. Нужна была какая-то однозначная единица.
И такая имелась: туаз (~ 1,9 м) был зафиксирован материально (и документально) еще со средних веков. Туазом считалась длина железного прута, вмурованного в стену замка Большой Шатле в Париже.
тот самый замок с туазом. Большой Шатле, гравюра Шарля Мейрона, 1861 (https://www.parismuseescollections.paris.fr/)
Со временем оказалось, что что все меры длины далеко ушли от “парижского туаза”. Их ведь изготавливали по образцу друг друга, а не по образцу железяки в стене. Не изымать же теперь из обращения все линейки, веревки и портновские метры (хотя метра тогда и в помине не было) и не переделывать же все землемерные и имущественные документы? Это и сейчас большая проблема в современной геодезии и кадастре, а в 17 веке и подавно.
Футляр с эталонным туазом. Музей Парижской обсерватории.
Так что изготовили альтернативный “академический туаз”, чтобы тот служил эталоном для существующих линеек. Вот с него Ланглуа и изготовил копию (Перуанский туаз), чтобы ученые взяли бы ее с собой в Перу. Через год он изготовит еще одну копию (для второй экспедиции), которую назовет Северный туаз. А через десять лет окажется, что Академический туаз сломался, Северный туаз потерялся (утонул вместе с кораблем), так что Париж будет располагать единственно Перуанским туазом, созданным специально для экспедиции, о которой мы беседуем. Сегодня футляр с этим туазом (сам туаз выглядит как железный прут, ничего интересного) хранится в Палате Мер и Весов во Франции.
Кстати, на фотографии туаза обратите внимание на девиз Академии Наук: "Изобретать и совершенствовать". Мне кажется, отличный девиз, очень в духе эпохи Просвещения.
Мы разобрались с тем, как измерить углы в треугольниках и расстояния. Осталось понять, чем ученые собирались определять широту. Об этом в следующий раз.
Кстати, если вам эта история любопытна, но читать долго и муторно, я (в более упрощенном, чем здесь) варианте подкаста: Геодезия и Отвага! Потому что эта история стоит того, чтобы ее услышали.
Нашу научную экспедицию к берегам Перу мы оставили в том месте, где морской министр Франции, выделивший государственный бюджет на проект, пришел в ужас от кадровой политики ученых и сам занялся подбором персонала, выделением кредитов и денег, а также дипломатической перепиской с испанским двором. Луи Годену, как идеологу, оставалось лишь позаботиться о плане работ и инструментах.
Планирование работ
В чем заключалась задача экспедиции? Требовалось измерить длину дуги меридиана в 1 градус на экваторе и сравнить, на сколько она отличается от 1 градуса Парижского меридиана.
Аллегория к предварительному планированию. "Геометрия", Корнелис Корт, 1565 (https://www.rijksmuseum.nl/)
Планирование работ происходило в публичном пространстве кофеен и трактиров, широко обсуждалось в уже упомянутом нами Градо и в личной переписке всей ученой братии. Над чашками и бокалами разворачивались карты и шли ожесточенные споры.
Луи Годен, руководитель, ослепленный легким успехом, заявляет о том, что лучше измерить длину не 1 градуса меридиана (около 111 км), а целых четырех. Определенный смысл в этом действительно есть: чем большее расстояние мы измеряем, тем больше мы в безопасности от влияния случайных погрешностей. Но четыре градуса! Почти пять сотен километров в малоизученном высокогорье на которое и карт-то толком нет!
Напомню, что отправлялись в Перу (сейчас Эквадор). Другой конец мира. Красным помечена предлагаемая к измерению дуга.
На злобу дня в Академию пришло едкое письмо из России, где в самом вежливом тоне Жозеф Делилль, создатель Санкт-Петербургской обсерватории предложил коллеге не мелочиться и чего уж - измерить дугу меридиана до самой огненной Земли. Чтобы дважды не ходить. Напомню, что в Огненной земле настолько холодно, что водятся пингвины. Впрочем, Делилль имел право быть сколько угодно резким: Годен был его учеником.
Маленькая историческая справка
Жозеф Николя "Осип Николаевич" Делилль (отец российской астрономии) гравюра Конрада Вестрмайра, Википедия).
В 1735 году, о котором мы говорим, в России царствовала Анна Иоановна, племянница Петра I: Екатерина I уже умерла, а ее дочь Елизавета еще не захватила престол. Кстати, если вы окажетесь в Москве, сходите поглядеть на Царь-колокол. Когда Луи Годен готовил свою экспедицию, царь колокол отличали в Кремле в специально подготовленной яме. А в Академии Наук Петербурга за астрономию отвечал Жозеф Николя Делилль, приглашенный из Парижа еще Петром I.
Делилль совершенно легендарный дядька. Учился он у Джованни Кассини, итальянца, ставшего во главе первой обсерватории Парижа. Потом уехал в Россию основывать обсерваторию в Петербурге. Тогда она размещалась в здании Кунсткамеры. Он закупил приборы, написал план обучения молодых астрономов, организовал регулярные метеоизмерения, предложил основать службу времени. По предложению Делиля, при Академии наук был создан Географический департамент для руководства картографированием. Страна большая, карты на эту огромную территорию надо создавать, а существующие - обновлять. Более того, Делилль придумал коническую проекцию, как раз для нашей территории подходящую.
Про проекции хочу немного пояснить
Помните старую шутку?
Никто не сделал больше для величия России, чем проекция Меркатора.
Нельзя просто так взять и перенести шар (мы же еще про xvii век) на плоскость.
Цилиндрическая проекция Меркатора из https://gisgeography.com/cylindrical-projection/
Вот проекция Меркатора (она самая популярная сегодня среди проекций). Идея в том, что земной шар мы оборачиваем бумажным цилиндром, и в месте соприкосновения (на картинке это экватор) длина линии (например, дороги) на шаре будет равна длине линии на бумаге. И чем дальше от места касания - тем больше при переносе на бумагу будут искажены длины линий.
Россия, однако, далеко от экватора и вытянута с востока на запад. Получаются сплошные искажения. Поэтому Делилль придумал специальный подвид конической проекции.
Коническая проекция из "В.Н. Попов, С.И. Чекалин. Геодезия: Учебник для вузов.- М.: "Горная книга", 2007."
Тут земной шар оборачиваем конусом, а значит "соприкосновение" бумаги с шаром идет по параллели. Профит: меньше искажений на нашу территорию.
Почему Делилль молодец и проекциям шара на плоскость надо уделять такое большое внимание? Да потому что до конца ХХ века по картам измеряли расстояния и площади. И подготовка любого путешествия велась по картам. Не учел искажение - не заложил денег и провианта - погиб в пути.
Еще Делилль тоже пытался заниматься градусными измерениями - года через два после Годена. Он опубликовал «Атлас Грузии», составленный Вахушти Багратиони и утверждал, что благодаря картам Вахушти, степень географической изученности Грузии сравнялась с изученностью Франции. Это огромный комплимент, надо сказать. Увы, карьера Делилля в Петербурге завершилась бесславно. Он оказался замешан в шпионском скандале (то ли правда было за что, а то ли политическая борьба за место директора обсерватории) и вернулся в Париж к 1747 году. Зато в России весь XVIII век для измерения температуры использовали градусы Делилля.
Но вернемся к основному повествованию.
Как измерить длину дуги меридиана?
Что именно собирались делать ученые, когда доберутся до тайного города Кито, что в Перу? Помните, мы уже говорили об Эратосфене и градусных измерениях? Градусные измерения - это когда между двумя точками, расположенными на одном меридиане, измеряют расстояние и разность широт.
Про измерение расстояния: к 18 веку (и, кстати, до конца века двадцатого) для этой цели применялся метод триангуляции. Это способ наиболее точно измерить расстояние между точками, выстроив между ними цепочку стыкующихся треугольников. В треугольниках измерялись все углы и одна сторона (там, где это удобно). Далее треугольники решались.
Для тех, кто подзабыл геометрию: решить треугольник - значит найти в нем все углы и все стороны. В результате - вычислялось расстояние между северной и южной точкой дуги меридиана в линейной мере (милях, километрах, туазах, верстах и т.п.).
Схема триангуляции из журнала Лакондамина.
Кстати, вот исторический анекдот про измеряемую сторону треугольника (базис, как он называется в триангуляции).
Деллиль в России (и еще кое-то из его коллег в Швеции) считал, что удобно будет измерять базис по замерзшему льду реки или залива, поскольку он образует ровную, поверхность с идеальной видимостью. Очень крутая и новаторская по тем временам мысль. Увы, замерзающих заливов в Перу не было.
Тот план, который Годен изначально представил в Академии, касался измерений в горной долине между западной и восточной цепью Анд. Это казалось разумным: горные вершины послужат отличным ориентиром для наблюдений, а города Кито (на севере) и Куэнка (на юге), упомянутые на карте, должны иметь хоть какие-то подъездные дороги. Однако потом Годен увлекся идеей измерять не меридиан, а параллель, его коллеги вообще хотели держаться ближе к побережью, так что планирование миссии застопорилось и окончательный ответ на вопрос “а что именно мы там будем делать” не был дан до самого отплытия из Франции.
"Удобная для измерений" горная долина Кито.
В защиту такого подхода следует сказать, что предварительная подготовка работ велась по очень приблизительным картам, самой свежей из которых было лет двадцать. Последним французом, побывавшим в Перу был Амеде Франсуа Фрезье (торговец, инженер и шпион).
Картматериалы из "Описания путешествия" Фрезье, 1712 г.
Любопытно, что широко известен он совсем не разведдеятельностью, а клубничным десертом. Именно он привез чилийскую землянику в в королевскую оранжерею. И свое французское имя fraise, ананасная земляника, ее потомок, носит по его фамилии. В общем, планирование экспедиции, хотя и было занимательным, содержало слишком много белых пятен. Все станет понятно на местности. А пока следовало позаботиться об инструментах.
Поскольку мой рассказ будет иметь несколько ответвлений и справок, я соберу это все под тегом "геодезияиотвага". Но более ранние части истории про экваториальную экспедицию тут:
Кстати, подскажите пожалуйста, можно ли отредактировать теги в старых постах и их названия? Я нахожу такой пункт в справке, но не вижу у себя на экране.
В XVIII веке Французское правительство отправило к берегам Латинской Америки экспедицию. Участники должны были экспериментально определить: Земля скорее сплюснутый эллипсоид или вытянутый . "Зимовка в тепле!" - радовались ученые. Но их ждали восемь лет испытаний. Индейцы, война, извержение вулкана и лютый холод: обычная работа геодезистов. История Экваториальной градусной экспедиции совершенно не охвачена в русскоязычном пространстве, и я попытаюсь это исправить.
Серия 1. Декартисты против Ньютонианцев.
Дайте волю воображению и представьте себе картинку:
Ужин философов, 1772 - 1773 г., Жан Юбер.
1733 год: Париж, кафе Градо: излюбленное место сборищ ученых из Академии Наук. Предлагают кофе, сидр и то, что покрепче. Где-то играет музыка. Градо - храм науки: в отличие от салонных встреч тут можно спорить даже с самыми именитыми гостями. Мужчины плотным кружком обступили некрасивого носатого докладчика. Тот превозносит англичанина Исаака Ньютона: "Представьте себе, он нашу планету может описать математически. Сколько гармонии и красоты в этой мысли! А сколько благородства в его сородичах, что наградили его почетным титулом Сэра, несмотря на хмурый нрав и нелюбовь к невежественным сборищам. Разве у нас такое мыслимо, когда наука зависит от мнения света?". "Позвольте, - кто-то тут же ему возражает, - да ваш Ньютон утверждает, что Земля сплюснутая. Следует ли так им восхищаться?".
Это в плотный кружок “ньютонианцев” затесался “декартист”. Они тут не в чести. С “несогласным” тут же ожесточенно вступает в спор месье Мопертюи и один из его учеников: юноша с нежнейшими глазами и дамской прической. Градус накаляется, аргументы крепчают. Трещат стулья, взрываются бутылки с сидром, лают перепуганные собачки.
Вот так или примерно так выглядел привычный спор о фигуре Земли (ее сплюснутости или вытянутости), который с конца XVII века то угасал, то полыхал с новой силой в научных кругах Европы.
Рене Декарт, 1675-1703, гравюра Жака Любена по портрету Франса Хальса © The Trustees of the British Museum
В XVII веке жил во Франции такой ученый: Рене Декарт. Помимо декартовой системы координат, с которой мы впервые сталкиваемся в школе, он создал целое философское течение: картезианство. Кстати, "картезианство" и “декартизм” - это просто разное прочтение одного и того же имени, которое пишется как Descartes.
Так вот, среди прочего, Декарт считал что Земля омывается вихрями, которые истончают ее. И Земля должна быть слегка вытянута от полюса к полюсу (подобно дыне).
Это предположение, вроде как, было подтверждено экспериментально. Французский астроном и геодезист Жак Кассини, сын директора парижской обсерватории, в результате градусных измерений (многолетних определений длины 1 градуса парижского меридиана) получил, неоднаковую длину градуса меридиана на севере и юге Франции.
При этом, в конце того же XVII века Ньютон (в "Началах натуральной философии") писал:
“Земля при экваторе выше, нежели при полюсах, примерно на 17 миль".
Он полагал, что мысль его доказывают маятниковые эксперименты астронома Рише. Тот путешествовал по миру с точным маятником и заметил, что один и тот же откалиброванный стержень маятника на разных широтах колеблется с разной периодичностью. Стало быть, Земля сплюснута как тыква. На том стояли ньютонианцы.
Обложка "Начал натуральной философии" Ньютона.
Надо сказать, что речь шла о “сплюснутости или вытянутости” планеты в такой малой степени, что едва ли ее можно было надежно обнаружить существующими методами наблюдений. Поэтому “неугодные результаты”, в зависимости от того, кто ты: декартист или ньютонианец, всегда можно было списать на погрешности измерений. Тем не менее, Французская Академия Наук регулярно объявляла конкурсы на научные работы по теме о Фигуре Земли, что позволяло ученым оттачивать ум, состязаясь за денежный приз и публикации.
Но вернемся к первоначальной сценке в кафе. Тут возникает резонный вопрос: зачем в 1733 году о Земле спорить, если можно пьянствовать и читать стихи?
Тут все очень просто: у нас эпоха просвещения. Умным быть престижно, и все приличные люди занимаются математикой или астрономией. Это кафе Градо: место неформального общения ученых из Академии Наук. Чем больше тебя знают в тусовке, тем больше у тебя возможностей для поступления на службу, преподавания или других способов обогащения. Кстати, тот юноша с нежными глазами, что вступался за Ньютона - маркиза Эмили дю Шатле. Она специально пришла поучаствовать в дискуссии, а женщин в кафе не пускали - пришлось переодеться. В будущем она станет серьезным математиком и возлюбленной Вольтера (он и есть тот носатый докладчик). Пока же, она очень увлечена биномами и своим учителем математики: мсье Мопертюи, главой парижского “кружка” ньютонианцев.
Мадам дю Шатле за своим столом, 18 в., Морис Кантен де Ла Тур
Про Мопертюи
Надо помнить, что математики (да и вообще ученые), о которых мы говорим - это популярные и модные и люди. Скорее, как “айтишники” из 2010-х, а не как “программисты” из 90-х. Пьер Моро де Мопертюи (ему где-то 36 в воображаемом нами 1733 году) - амбициозный и очень светский ученый. Когда-то он приехал в Париж наниматься в мушкетеры, но передумал и занялся математикой. Давал частные уроки, публиковал научные работы. Первой была «О форме музыкальных инструментов»: Мопертюи недурно играл на гитаре и на досуге писал песенки. Из путешествия в Англию он привез ньютонианство и сколотил вокруг себя кружок то ли единомышленников, то ли обожателей. Ему нравилось окружать себя свитой из учеников и поклонников. О нем говорили:
“Этот Мопертюи как муха. То он тут, то он там. Ах, бывает ли он на месте?”.
Эмили дю Шатле (его ученица и подруга) писала ему как-то:
“Месье, я послала за Вами к Вам домой и в Академию, чтобы сказать, что вечер проведу дома одна. За биномами и триномами. Но я не могу учиться, если Вы не зададите мне задачу, и эту задачу я желаю страстно”.
Про Вольтера
Носатый господин из нашей сценки (первая картинка) - Шарль Мари Аруэ, Вольтер. Именно из-за него спор декартистов и ньютонианцев в Париже начала 1730-х вспыхнул с новой силой. Несколько лет назад он вернулся из ссылки в Англию (в противном случае ему грозила бы Бастилия), из которой привез увлечение Ньютоном.
Однако, будучи популяризатором и любителем науки, Вольтер не имел достаточно глубоких математических познаний, чтобы понять “Начала натуральной философии”, которые продвигал. Эта книга тогда публиковалась только на латыни, читало ее немного людей, а понимало еще меньше.
Марикза дю Шатле потом будет много лет заниматься переводом “Начал” на французский и ее перевод, кстати, до сих пор остается единственным. Тут следует сделать ремарку: “Начала натуральной философии” - это такой свод рассуждений. Автор выдвигает предположение, а потом его обосновывает тем математическим аппаратом (или просто словесными аргументами), которым располагает. Тот же Мопертюи, переписываясь со своим швейцарским коллегой Иоганом Бернулли (еще одна фамилия знакомая из школьного курса), жаловался на то, что ему не всегда удается проследить и повторить рассуждения автора. Заметим, это все совершенно не мешало веселым и ожесточенным околонаучным спорам. Был бы повод собраться.
Идея экспедиции
В кружке своих сторонников Мопертюи вынашивал план о том, как радикально (и славно) решить спор о форме Земли. Надо бы предложить выполнить натурные измерения на большой территории и сравнить их с парижскими измерениями Кассини. Если тот мерил меридиан, то можно мерить параллель. Или, скажем, отправиться новые края: к нулевой широте. Туда, где разница в “сжатии” будет более очевидной в сравнении с парижскими измерениями. И вот, в декабре 1733 года, на скучноватом предрождественском заседании Академии Наук было высказано предложение: для проверки идеи о сжатии или вытянутости Земли нужно отправить экспедицию в вице-королевство Перу, принадлежащее Испании. Оно находится на экваторе. И там измерить длину дуги меридиана, которую впоследствии сравнить с парижским. Предложение, неожиданно для всех, было принято. И тут же стремительно нашлись деньги на его реализацию. Вот только одна проблема: с этим предложением выступил вовсе не Пьер Мопертюи, известный математик. А молодой и амбициозный член кружка ньютонианцев: астроном Луи Годен, тридцати лет от роду. Он и станет руководителем Французской Геодезической миссии в Перу. Градусной экспедиции, первой на чужой территории.
Экспедиция планировалась примерно сюда: в районе Кито (тогда Перу, теперь Эквадор).
Если история показалась вам любопытной, много-много картинок (со ссылками на источник) будет в инстаграме рассказа: Geocourage.