Что ты такое ...женщина???

– Какого черта?..
– Дорогой, что случилось? – раздался сзади голос жены.
– Тут дверь.
Она засмеялась.
– Ты что-то рановато залез в нашу заначку. Мы посреди леса, откуда бы тут… а, угу, о как…
Карен замерла, увидев ее. Мы стояли рядом, глядя на старую деревянную дверь, установленную в холме посреди ничего.
– С ума сойти, что только иногда не найдешь в таких вылазках, да, дорогой? – ухмыльнулась она. – Постучим?
Я покачал головой.
– Что-то я не уверен, что хочу встречаться с обитателем холма.
– Ой, да ладно, – Карен толкнула меня в плечо. – А как же дух приключений?
Карен подошла к двери и вежливо постучала.
– Тук-тук, а Перегрин дома?
Я покачал головой и усмехнулся. Карен не дает забыть, почему я в нее влюбился. Она повернулась ко мне в притворном расстройстве.
– Думаю, никого нет дома.
– Тогда пойдем, – сказал я. – У нас достаточно грибов с собой, давай найдем место для трипа.
– Шутишь? Боже, я вышла замуж за самого скучного мужчину в мире! Мы должны попасть внутрь!
– А если там кто-то живет?
– Кто-то живет в холме среди леса? Думаю, человек, построивший себе дом под холмом с пониманием воспримет предложение поделиться с ним заначкой.
– Считаешь, раз он тут живет, он планокур? Ну, Карен, это как-то по расистски.
– По отношению к кому?
– К древесному народу, естественно, к кому ж еще?
Карен рассмеялась и снова толкнула меня в плечо. Я сделал вид, что мне больно, хотя мне нравилось, когда она так делает.
– Ну ладно, – согласился я. – Все-таки, не пренебрегай я здравым смыслом, разве б я женился на тебе.
– И правда забавно. Вот выгоню тебя из дома, будешь жить с Перегрином в лесах.
Я хихикнул и надавил на дверную ручку. Не заперто. Когда дверь открылась, нас обдало влажным мшистым запахом. В комнате было темно, но казалось, что стены из камня, а не земли, как я предполагал.
– Погоди-ка, – сказал я, скидывая рюкзак на пол и роясь в нем в поисках фонарика.
Наконец нашел и осветил стены.
– Что за…
Стены были покрыты какой-то бессмысленной резьбой. Мне она напомнила египетские иероглифы, которые мы проходили в школе.
– Это что, wingdings? – пошутила Карен (прим. пер. - Wingdings — шрифтовая гарнитура, содержащая декоративные графические символы).
Я не ответил. Посетило чувство, что за мной наблюдают. Я посветил фонариком на дальнюю стену, и понял, что ее нет. Проход продолжался и уходил вниз, насколько хватало света фонарика, высветившего потолок где-то в 30 футах.
– Карен, думаю, нам стоит…
– Подожди, это еще что? – Карен указала на темное пятно на полу, я перевел фонарик на него. Какая-то черная жидкость.
– Моторное масло? – пошутил я. Но Карен уже не веселилась. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть лужу.
– Это кровь, Дэнни. И посмотри, следы тянутся внутрь.
Я поднял фонарик. Все верно, кровавый след уходил в глубь пещеры.
– Вероятно, это просто животное. Нам пора идти. – но Карен уже собирала волосы, как всегда делала на работе. Она сложила ладони рупором.
– Эээй! – крикнула она. Я слышал, как звук отражается от стен помещения, которое, судя по всему, было больше, чем я решил сначала. – Есть там кто-нибудь?
Тишина. Но вдруг едва слышный ответ.
— … п-помогите…
Ответ звучал, кажется, из самой глубины пещеры. Когда я услышал его, волосы на затылке встали дыбом, и появилось сосущее ощущение под ложечкой. Все чувства говорили убираться из чертова места.
– Карен, это может быть ловушкой. Давай позвоним смотрителям парка и уберемся уже отсюда.
– Дэнни, там раненый. – ответила она строго. Затем ее выражение немного смягчилось. – Извини, дорогой, ты сам в это ввязался, когда решил жениться на медсестре.
Я вздохнул. Прекрасно знал, если Карен что-то решила, ее уже ничто не остановит. Я крепче сжал рукоять фонарика, и мы начали спускаться по коридору.
Кровавые следы становились меньше, а мы продолжали уходить глубже в пещеру. Чья бы кровь это ни была, он, похоже, потерял большую ее часть около двери. Но, если человек был ранен там, зачем же он поперся вглубь пещеры? Почему не вышел наружу, где ещё был шанс, что его найдут? Бессмыслица какая-то.
Воздух становился горячее и более влажным по мере продвижения по становящемуся все более крутым коридору, в нос ударил резкий запах плесени. Я закашлялся. Откуда здесь столько пыли? В дальней части пещеры корни деревьев, пробивающие себе путь через камень, раскололи стены.
– Да что ж тут за херня? – шепнул я Карен.
– Может, какой-то бункер выживальщиков? – предположила она и, опять приложив ладони ко рту, крикнула. – Эээй!
Эхо унеслось вниз по коридору.
– Сохраняйте спокойствие, если слышите нас! Мы поможем вам!
– … п-помогите…
В этот раз голос звучал немного громче. Должно быть, мы уже недалеко. Но беспокойство при звуках голоса стали только сильнее. А Карен этого не чувствует?
Мы спускались дальше и нашли конец кровавых следов. Длинная полоса, как будто раненого тащили по земле. А потом внезапно след исчезал. И ни капли крови дальше. Стены пещеры почти полностью покрывали корни. Дышать горячим воздухом, в котором ещё прибавилось пыли, было трудно.
– … п-помогите…
В этот раз голос раздался совсем рядом, и я мог лучше разобрать его. Он звучал странно, хрипло и скрипуче, как грубое подобие человеческого голоса. Уклон стал таким крутым, что невозможно было идти дальше без риска упасть бог знает куда.
– Нам надо как-то спуститься к нему. – прохрипела Карен. Похоже, ей тоже нелегко дышалось горячей густой пылью.
– Понятно. Отойди.
Я вытащил веревку, которую мы захватили с собой на экстренный случай и привязал ее к толстому корню. Несколько раз сильно дернул, проверяя, что держится надежно, затем обвязал второй конец вокруг пояса. Никогда еще мне так отчаянно не хотелось развернуться и убраться отсюда, но я знал, что ничто не заставит Карен бросить начатое. Так что я начал осторожно спускаться, внимательно смотря под ноги и обводя пол фонариком, пытаясь не поскользнуться и не свалиться. В темноте мелькнул нечеткий силуэт человека. Я направил луч фонарика на него.
Кровь застыла в жилах.
– Карен… беги.
– Что?
– БЕГИ!
Дыхание сбилось от рывка веревки на поясе. Хотелось думать, что это Карен тянула ее, но я знал, что это не так. Ей не хватило бы сил. Я довольно жестко приземлился, а веревка продолжала тянуть меня обратно.
– Дэнни, что это нахрен…
– БЕГИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!
Она уже пятилась, когда стены и корни пришли в движение, начав медленно тянуться к нам. Я перепилил веревку карманным ножом, и сорвался бежать, увлекая Карен за собой. Она бы не колебалась, если бы видела то, что увидел я. На дне пещеры над землей висел человек, поддерживаемый паутиной из корней, проходящих сквозь него. Небольшие бугры поднимались по корням уходя дальше от его искалеченного сморщенного тела, один корень протыкал его горло и шевелился каждый раз, когда человек звал на помощь. Растение манипулировало его голосовым аппаратом.
Мы бросили фонарик и сумку со снаряжением и бежали к выходу в полной темноте, кашляя и отрывисто вдыхая сырой пыльный воздух пещеры. Я спотыкался о корни, которых раньше не было на нашем пути. Рука дернулась, Карен упала, и мы оба свалились в извивающуюся массу корней, которые обвились вокруг наших ног и потащили обратно. Я отчаянно рубил дерево карманным ножом. Корни отступили и мне удалось освободить ноги. Я потянул Карен за руки, но корни оказались сильнее.
– Брось меня! – крикнула она мне.
– Черта с два! – я не глядя замахнулся ножом около ее ног, услышал глухой звук. Я продолжал резать, один раз попав и по Карен, пока она не оказалась свободна.
Мы продолжили бежать к двери, я чувствовал, что воздух становится более холодным и свежим, а уклон – меньше. Мы почти справились. Я уже видел свет выбивающийся из-за двери. Мы врезались в нее и свалились. Я вскочил. Пожалуйста, только откройся. Я взялся за ручку и дернул, поток свежего воздуха и солнечного света ворвался внутрь. Я выволок Карен за руку наружу, и свалился обессиленный.
– Мы справились, – выдохнул я. Грудь тяжело двигалась, я лежал на спине выкашливая пыль из легких.
– Да, – Карен была красная от напряжения, руки и ноги в царапинах. Думаю, я выглядел не лучше.
– Что это была за херня? – спросил я, поднимаясь на ноги.
Карен потрясла головой.
– Да хрен знает… давай лучше свалим отсюда.
Я помог ей подняться. Мы стояли, пытаясь отдышаться и откашляться. Карен выплюнула что-то на ладонь.
– Дэнни? – она показала это мне.
Это был небольшой листочек. По ее лицу поползли зеленые побеги, распространяясь и скручиваясь под кожей, и я с ужасом понял, что вдыхали мы не пыль.
Это были споры.
~
Телеграм чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Заикина Екатерина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Полночь. Я только что села в поезд. Батарея телефона заряжена на 92%, должно хватить. Жутко тесно, свободных мест практически нет, а я это терпеть не могу, потому что приходится садиться рядом с кем-то. Выбираю место слева от парня будто сошедшего с постера вестерна. Он уже крепко спит, и я надеюсь вскоре последовать его примеру. А пока сижу и печатаю, чтобы хоть немного расслабиться.
00:26 Только что ожил громкоговоритель. Впервые, кстати, что странно. Обычно машинист подает голос каждый раз, когда поезд прибывает на станцию или покидает ее, разве нет? В любом случае, голос жутко странный. Глубокое прерывистое уханье. Я вообще не поняла, что говорил этот парень. Никак не заснуть. Я-то думала, что отключусь почти сразу, представь мое разочарование.
0:51 Не могу вспомнить, сколько ехать. Все ищу онлайн-билет на телефоне, но он куда-то испарился. Заряд батареи на 83%. Пишу маме, чтобы скоротать время.
0:55 Мама не в курсе, что я собиралась ехать поездом сегодня. Хм, была уверена, что предупредила ее… Она спросила, куда я направляюсь, что там: рабочее задание или что-то в этом роде? А я… я вообще не знаю, что ответить. Буквально не знаю. Куда едет поезд? Почему, черт возьми, я здесь? Это все мой глупый мозг или стоит уже начинать беспокоиться? Я не пьяна, не под кайфом, ничего подобного. Это так начинается деменция?
0:59 Попробовала спросить у попутчиков, куда мы едем, но никто мне ни хрена не говорит. Я в шоке. Что теперь делать-то? Интернет не помогает. Что за фигня происходит? Парень рядом со мной все еще спит. Заряд батареи на 67%. Телефон разряжается слишком быстро, и зарядка куда-то провалилась. Я вообще ее брала?
1:02 Так. У меня нет багажа. Вообще не помню, чтобы собирала вещи. Не помню, чтобы ждала отправления на вокзале. Что, черт возьми, происходит?
1:25 В вагон вошла девушка. Говорит, что только села. Я вот не представляю, как ей это удалось, потому что поезд не останавливался. Она просто раз! и вошла в вагон. Стоит, дрожит и плачет, ищет место. Вообще девушка со мной не разговаривает, просто стоит в проходе, бессвязно бормочет и всхлипывает.
1:38 Я тоже плачу. Так же громко, как та девушка, если не громче. Так страшно! Поезд даже не думает останавливаться. Мне не сойти. Неприятное осознание. Не хочу так. Я хочу уйти. Я хочу к маме. Боже, нет. Что я сделал, чтобы заслужить это?
1:56 Ковбой только что проснулся. Он давно ворочается, наверное я его бужу своими всхлипами. Хватаю его и кричу: "Помогите мне, пожалуйста, ради всего Святого, помогите мне!" А он говорит, что ничего не может сделать. Спрашивает, как меня зовут, я говорю ему “Джули”, а он представляется как Джек. И добивает меня: "Джули, ты должна успокоиться. Либо ты успокоишься, либо тебя выбросят из поезда. Ты же не хочешь, чтобы тебя выбросили из поезда?"
Тогда я спрашиваю: "А что будет, если выбросят?", и он говорит, что тогда человеку никогда не добраться до пункта назначения. А вернуться уже не получится. Я спрашиваю, есть ли обратный путь, он просто отрицательно качает головой. Но это нечестно! И такого не должно случиться. Отворачиваюсь от него и пытаюсь успокоить ту девушку, но получается не особо. Она завывает и мечется по вагону, абсолютно игнорируя мои слова о том, что мне тоже страшно, что я понимаю ее. Она буквально только что врезала мне по лицу. Пожалуй на этом достаточно благородства.
2:37 Девушку сбросили с поезда. Подошли проводники, двое, схватили ее и просто потащили прочь. Не знаю, куда, я хотела пойти за ними, но Джек не пустил. Он говорит, что скоро пропадет подключение к Интернету, потому что мы почти прибыли. Будем на месте в три.
2:56 Я потратила последние двадцать минут, переписываясь с мамой. Пыталась позвонить, но ничего не вышло. Просто записала голосовое. Она отправила ответное, немного смущенное, потому что я все твердила, как сильно ее люблю. Я разбудила маму посреди ночи, так что она собиралась продолжить спать. Я пожелала ей спокойной ночи. Надеюсь, она сохранит голосовое на случай, если будет скучать по мне. Я вот слушаю ее сообщение снова и снова. Милый, успокаивающий родной голос. Как и всегда. Телефон придется выключить. Все равно почти разрядился.
Джек все еще не спит. Мы едем в одно и то же место, так что, наверное, продолжим разговор. На самом деле он очень понимающий. Просто дольше пробыл в поезде, и получил больше времени, чтобы "разобраться" со всем этим. Мы оба с нетерпением ждем прибытия.
***
10 утра. Я не знаю, как объяснить Семь часов назад я очнулась в больничной палате. Какой-то парень врезался в меня, и почти отправил на тот свет. Меня никак не могли реанимировать, врачи думали, что не выкарабкаюсь. Но это понятно.
Вот, что странно: я нашла эти заметки на телефоне. То, что написано выше. Но я вам клянусь, я не помню, чтобы писала такое! Маму только что уведомили об аварии, она уже едет. И да, я просмотрела историю чата, текстовые и голосовые сообщения… они на месте. Все на месте. Сообщения, которые я ей отправляла, пока висела на волоске от смерти. Пока была без сознания. Пока врачи боролись за мою жизнь.
Их не должно существовать! Черт, я не могу в это поверить.
И что мне с этим делать? То есть, я знаю, но последствия сейчас могут быть чересчур для меня. Но я хотя бы опубликую это. Надо поспать. Скоро приедет мама.
Быстрей бы ее увидеть.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
~
– Все понял? Повторить еще раз? – твердо спросил я, стараясь сохранять терпение. – Смотри, за этой дверью раздевалки. Как только выходишь туда, ты ответственный за все, что происходит в магазине.
– Да, понял, понял, – ответил Джерри, вытирая измазанные шоколадом руки о рубашку и шлепая наполовину съеденный батончик на стол. – Мне можно играться с интеркомом только в критической ситуации. А Майрону нужно есть каждый час из-за его “состояния здоровья”.
– Каждые полчаса, – поправил я, протягивая ему влажную салфетку. – Это самое важное правило, Джерри. У него не просто “состояние”, это чрезвычайно важная проблема. И я ожидаю, что ты, как его коллега, будешь присматривать за Майроном.
Он кивнул, не глядя на меня, повернулся и направился к выходу из комнаты отдыха, на ходу натягивая синий жилет. Мне осталось только наблюдать, как он беспечно идет на свою первую смену, молясь, чтобы парень не облажался.
Джерри облажался.
Майрону нужно регулярно перекусывать сладким, чтобы держать уровень сахара в крови под контролем, и он должен был снова поесть в 8:45 вечера. Последнее кормление перед закрытием. Что-то подтолкнуло меня срочно просмотреть камеры наблюдения и проверить, как идут дела.
Вот дерьмо.
Майрон стоял совершенно неподвижно рядом с кассой у выхода. Даже на зернистой картинке было видно: что-то пошло не так.
Его кожа выглядела бледной, почти синей.
Я вскочил со стула, готовый бежать через весь магазин. Но сразу понял, что уже слишком поздно.
Майрон кинулся на проходившего мимо мужчину.
Я развернулся и нажал кнопку внутренней связи магазина, сделал глубокий вдох и произнес своим лучшим голосом “менеджера”.
Внимание покупатели! Пожалуйста, немедленно пройдите к задней части магазина.
Если люди будут делать ровно то, что я говорю, все будет в порядке.
Никто не двинулся с места.
Пожалуйста, немедленно пройдите к задней части магазина. Это не учения.
Я честно пытался предотвратить панику.
Майрон повалил мужчину на землю. Жертва уже не сопротивлялась. Но мое сообщение почти всех отвлекло, так что толпа оставалась спокойной.
Джерри поблизости не было.
Одно нажатие кнопки и двери в здании заблокированы. Так-то лучше. Неважно, насколько серьезной будет заварушка, в мир я это не выпущу. Как минимум не случится катастрофы в масштабах города.
Избегайте открытых пространств. Повторяю. Избегайте открытых пространств.
Я молился, чтобы они послушали.
Все замерли.
А потом паника вспыхнула лесным пожаром, наконец заставив их действовать, сделав то, чего не смогли мои мольбы.
Я вздохнул с облегчением. И тут же подавился воздухом, заметив группу, направляющуюся к выходу.
Прямо туда, где кормился Майрон.
Я снова взялся за микрофон. На этот раз дрожащими руками.
Держитесь подальше от окон и дверей. И не пытайтесь выйти из магазина.
Майрон поднял голову.
Его рот был залит кровью, а лицо больше походило на лицо манекена, чем на человеческое. На мгновение у меня перехватило дыхание.
Люди остановились и уставились на него. Майрон медленно повернул голову, как будто смутно осознавая, что за ним наблюдают. Во время кормления он часто поглощен добычей, но не настолько, чтобы ничего не замечать вокруг.
Не оставайтесь на открытом месте. Не попадайтесь никому на глаза. Это включает в себя и камеры видеонаблюдения. Пожалуйста, переместитесь в место, которое не видно ни на одной из камер.
Мое дыхание так участилось, что я почти терял сознание. Но этого нельзя было допустить. Только не снова.
В голове проносились сотни мыслей. Может стоит бросить все, выбежать в зал и отвлечь Майрона?.. Но в его состоянии все кончится тем, что он просто сожрет меня.
Нет, нужно сосредоточиться и следить за потенциальными жертвами.
По большей части покупатели попрятались. Если все будут продолжать в том же духе, мы переживем это чертово недоразумение и Майрон вскоре придет в норму.
Но он перестал есть. Поднял уже нечеловеческое лицо и принюхался, раздувая тонкие ноздри на плоском носу.
Я просмотрел 19 камер наблюдения и нашел их на 13-й.
О, нет. Женщина открыла пакет с шоколадными яйцами и скармливала их своему сыну. Засранец запихнул в рот сразу пять конфет.
Майрон за четверть мили чуял детей, набивающих животы сахаром.
Держитесь подальше от рядов с едой. Если у вас есть с собой еда, оставьте ее и переместитесь в новое укрытие.
Я лихорадочно пытался понять, что еще могут сделать эти идиоты, чтобы спровоцировать Майрона.
Если у вас есть какие-либо открытые раны, перемотайте их одеждой.
Я затаил дыхание.
Майрон заглотил кусок руки, зажатый в зубах, и очень заинтересованно принюхался.
Ну вот и все. Мы все умрем.
Я полез под стол и отвинтил крышку с бутылки виски Kirkland, сделал обжигающий глоток, опустился на кресло.
Примите позу эмбриона и положите руки за голову. Закройте глаза и не открывайте их ни в коем случае, чтобы вокруг не происходило.
И откинулся назад, гадая, кто умрет первым.
Семья воришек шоколада как по команде поднялась и побежала по центральному проходу, что было примерно так же мудро, как пугать льва сырыми стейками из антилопы гну. Майрон медленно повернул голову, наблюдая, как они несутся к запертому выходу. Отец семейства врезался в дверь всем телом, на горьком опыте убедившись, что стекло и металл намного прочнее его. Только эта камера писала со звуком, так что я слышал каждую болезненную подробность столкновения.
Майрон медленно поднялся.
Затем что-то дернулось у него под ногами.
Срань господня, человек, которым он решил перекусить – у которого теперь отсутствовали обе руки, обе ноги, а на месте лица осталась куча фарша – был все еще жив. Майрон в замешательстве уставился на него, забыв о семье в дверях.
Он запустил руку в разорванный живот мужчины и схватил пригоршню внутренностей, будто связку колбасок. Потом опустился на колени, предпочитая лакомиться без рук. Хотя бы так – сумасшедшее семейство получило шанс сбежать, если конечно они будут вести себя очень, очень тихо.
– Эй! – крикнули они Майрону – Выпустите нас!
Я перестал дышать.
– Вы меня слышите? Мне все равно, даже если будет гребаный торнадо. Откройте дверь и выпустите нас!
Майрон, должно быть, нашел в толстой кишке исключительно вкусный самородок, судя потому, что челюсти его задвигались ненормально быстро. Я бросился к интеркому.
Внимание. Пожалуйста, не разговаривайте ни с кем из сотрудников Walmart.
Майрон поднял голову на мой голос. А затем медленно начал вставать, отталкиваясь от ленты конвейера окровавленными ладонями. Теперь семья увидела кровь. Теперь они медленно отступали.
Теперь, когда стало слишком поздно.
Я беспомощно наблюдал, родители с двумя маленькими детьми убегали от Майрона, а он неуклюже тащился за ними. Если бы это были только двое взрослых, они, возможно, смогли бы сдержать его. Но дети были не в состоянии двигаться достаточно быстро.
Практичная часть моего разума умоляла их пожертвовать хотя бы одним.
Вместо этого они прошли через отдел одежды, направляясь прямиком в раздевалки.
Прямиком ко мне.
Шестеренки в мозгу завертелись.
Я знал, что нужно делать.
Встал, открыл дверь и выглянул внутрь. Жуткая, искаженная фигура Майрона растерянно оглядывала раздевалку.
– Привет, – прошептал я. – Проголодался, здоровяк? – Я протянул недоеденный Джерри батончик "Милки Вэй".
Его ноздри расширились.
А потом Майрон шагнул ко мне, облизывая губы семидюймовым языком. Я улыбнулся: сработало.
Из раздевалки донесся детский плач.
Ну вашу ж мать.
Майрон остановился, обернулся и уставился на дверь. Я потряс шоколадным батончиком, но это не помогло. Ребенок продолжал плакать, возбуждая любопытство Майрона. Он присел на корточки, упершись руками в пол, и опустился к щели под дверью.
Просунул руку. Слепо пошарил ей по полу.
И заглянул под дверь.
Внимание покупатели. Пожалуйста, пройдите к выходу из магазина, где вы сможете оплатить свои покупки. Мы закрываемся через десять минут.
ГРЕБАНЫЙ ДЖЕРРИ!
Я в ужасе оглянулся на комнату отдыха.
И тогда понял.
Его скучающий вид ясно говорил о том, что парень плевать хотел на происходящее в магазине. Он просто хотел побыстрее свалить домой, полагая, что сотрудников отпускают ровно в час закрытия. Моя кровь из ледяной превратилась в кипящую.
Инстинкт взял верх, и я обнаружил себя бегущим к Майрону. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь еще увидел его, так что оставалась единственная надежда на мой гнев. Я опустился на колени и схватил его за лодыжки, оттаскивая от двери раздевалки. Майрон беспомощно царапал гладкий пол, оставляя размазанные кровавые следы.
Первые люди выползли из своих укрытий как раз в тот момент, когда я закрыл за нами дверь комнаты отдыха.
И когда Джерри, Майрон и я оказались заперты в маленькой подсобке, меня захлестнул запах меди, травки и тела.
– Эй, чувак, походу, что большинство покупателей свалили, так что я уйду порань… О ГОСПОДИ, ЧТО ЭТО ЗА ХЕРНЯ?! – Джерри осекся, увидев, как я отхожу от смущенного и сердитого Майрона.
– Да, херня страшная до усрачки. Но пока ты был под кайфом и дрочил в туалете, он чуть не съел ребенка.
Майрон зашипел. От этого звука у меня мгновенно пересохло во рту и горле.
А потом Майрон прыгнул.
Джерри завопил, падая вперед от моего толчка в спину, но звук тут же оборвался, стоило его трахее покинуть горло.
Я смотрел, как Майрон жует, понемногу превращаясь в кисель.
Боже, как же я ненавижу торговлю.
~
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я никогда не была святой. Скорее ужасным человеком. Я не ищу сочувствия, потому что его не заслуживаю. А то, чего заслуживаю, рано или поздно придет за мной.
Я пишу это, потому что должна, и что бы со мной ни случилось, этот долг должен быть выплачен.
Прости, Пегги.
Сегодня вечером я убила Тихоню Кейси.
***
Ее звали Пегги. Самая уродливая девочка в школе, если не во всем городе Оук-Гроув. Классический ботаник в очках с толстенными линзами и стрижкой прямиком из восьмидесятых. И жутким заиканием.
Все мы ужасно относились к ней с тех пор, как ее семья переехала в город. Мы тогда были в третьем классе. Ханна Стоун, моя лучшая подруга, первой обратила на Пегги внимание. Она начала называть ее “Свинка”. Все остальные просто подхватили это. Никто не хотел иметь с ней ничего общего. Разве что превратить жизнь девочки в ад. Я тоже виновата. И должна признать это.
***
В пятом классе Саймон Лукас переехал в наш город за две недели до начала занятий. Пегги была первой, с кем он заговорил. Он теперь жил с ней по соседству и эти две недели они все время проводили вместе. Пегги наконец-то нашла друга. Я помню, как они смеялись и катались на велосипедах туда-обратно по большому холму на Доусон-стрит.
В первый день в школе он даже сел с ней за обедом. Но к концу дня Саймон понял, что подружился с изгоем. Черная метка для любого новичка.
Саймон больше не сказал ей ни слова с того дня.
Пегги снова осталась одна.
***
Когда Пегги исполнилось шестнадцать, ее родители наскребли достаточно денег, чтобы купить ей маленькую развалюшку – вечно дымящую и грохочущую машину. Ее было слышно буквально за километр.
Пегги так гордилась этой машиной. Да, начинка была древнее мамонтов, но снаружи она содержала ее в безупречном состоянии. В решетке радиатора никогда не было ни жучка, ни комка грязи на колесах. Она убегала протирать свою развалюху во время обеденного перерыва одной из тех странных тряпок из магазина на диване.
Ханна решила, что было бы забавно разыграть Свинку, поэтому однажды ночью угнала машину прямо с подъездной дорожки. На следующее утро на школьной парковке остался только тлеющий остов того, что раньше было машиной Пегги. Никого в этом не обвинили. Никто и не собирался винить. Город так же презирал Пегги, как и мы.
Я точно знаю, кто это сделал. Десять человек. Они облили машину бензином, а мы с Ханной одновременно бросили спички.
Я не признавала вины тогда, но признаю сейчас.
***
На следующий день Пегги столкнулась с Ханной перед школой. Мы подумали, что будет драка, но вместо этого Пегги разрыдалась и только спросила:
– За что?!
– Не понимаю, о чем ты, Свинка.
– Я знаю, что это бы…бы…была ты!
– До…до…докажи, сука! Что ты вообще разошлась? Эта машина была просто старым куском дерьма.
– Мои ро…родители копили ч…ч…четыре года, чтобы купить е…ее.
Повисло неловкое молчание. Тогда я впервые очнулась. Впервые начала понимать, насколько уродлива моя душа.
А Ханна рассмеялась.
– Твои предки копили четыре года и это все, на что им удалось наскрести?! Боже, да вы просто рвань.
Все рассмеялись. Все, кроме меня и Саймона Лукаса. Мы не смеялись, но ничего и не сделали, когда Пегги убегала в слезах.
Пегги снова стала ездить на велосипеде. Два месяца спустя украли и его.
***
В выпускном классе Пегги забеременела. Она никогда не говорила, кто отец ребенка, но мы все знали, что это Коди Болдуин.
Она была влюблена в Коди в течение многих лет. Он игнорировал ее, как все, но никогда не задирал. Возможно поэтому она и влюбилась. Она оказалась в нужном месте в нужное время, наконец рассказала ему о своих чувствах, и они вместе легли в постель. Это что-то значило для нее.
Он был пьян, а она была рядом. Вот что это значило для него. Он так и сказал, когда она сообщила о беременности.
Несмотря на то, что мы знали, кто был отцом, это не помешало Ханне распустить слух, что Пегги обрюхатил отец. И не помешало всем в школе подхватить это и разнести по городу.
Мы начали называть ее Брюхатой Свинкой.
Она могла бы учиться дома, но по какой-то причине настояла на том, чтобы закончить год в школе вместе со всеми остальными.
Ханна даже пустила слух, что ее ребенок будет каким-то мутировавшим монстром из-за кровосмешения. Отвратительной тварью, которая станет преследовать город. Кто-то нарисовал на шкафчике Пегги грубую картинку ребенка-монстра с двумя когтистыми руками и без ног.
Оглядываясь назад, я не нахожу себе оправдания. Я была жестокой тенью человека, которому нравилось причинять кому-то боль.
Я должна признать это.
Что меня поражает, так это то, что к тому времени весь город Оук-Гроув ненавидел Пегги без всякой причины, и она это знала. Город “отвергал” ее, и делал это с удовольствием. Возможно, именно поэтому она осталась в школе. Возможно она никогда по-настоящему никому не позволяла себя задеть, до того дня.
***
За день до весенних каникул я попыталась извиниться перед Пегги в школе сразу после первого урока. Она улыбнулась мне в ответ.
– Тебе плохо, да? Маленькая Тихоня К…к...кейси. Ну, м…м...может быть, если тебе плохо, ты в…в...встанешь и с…с...скажешь что-нибудь в следующий раз, когда твои маленькие д...друзья набросятся на меня?
Всего час спустя я увидела своих друзей, идущих за Пегги по коридору второго этажа. Ханна, казалось, была зла на Пегги даже больше, чем обычно, и делала все, чтобы вывести ее из себя.
Она стала напевать песенку, раз за разом, снова и снова, как только Пегги появлялась в пределах слышимости:
Б…б… брюхатая свинка ноги раздвигала,
Папаша вставил, у…у…уродов нарожала!
Ханна повторила это четыре раза, пока шла за ней. Когда Пегги, наконец, добралась до края лестницы, она повернулась к Ханне, и ткнула пальцем в ее сторону:
– Ханна, за…за…замол…
– Не тычь в меня пальцем, Свинка!
Все произошло так быстро.
По сей день я не знаю, хотела ли Ханна столкнуть ее, или это был просто несчастный случай. Что я точно знаю, так это то, что пять секунд спустя Пегги лежала лицом вниз на полу у подножия лестницы, из ее головы текла кровь. А когда нас спросили, что произошло, таинственным образом никто ничего не знал.
Тихоня Кейси.
***
Ее срочно доставили в больницу. Я до сих пор помню, как все стояли возле школы, когда Пегги грузили в машину скорой помощи. Коди Болдуин молча глядел ей вслед, и когда машина отъехала, некоторые из нас посмотрели на него. В конце концов, она носила его ребенка. Я спросила, все ли с ним в порядке. Он резко обернулся на звук моего голоса, будто вышел из транса.
– А… да. Просто странно, вот и все. Я всегда думала, что однажды она потребует алименты. Увернулся от пули.
***
Она была в коме семь месяцев. Я уехала в колледж, но Ханна держала меня в курсе событий. Рассказала, что, когда Пегги наконец очнулась, единственное, о чем она спросила, был ее ребенок. Ей сказали, что ребенок умер в тот день, когда она упала с лестницы.
Пегги больше не произнесла ни слова. В городе говорили, что ее глаза остекленели, смотря в никуда, а на губах застыла легкая улыбка. Она такой и оставалась, пока врачи, наконец, не махнули на нее рукой и не перевели в психиатрическую больницу примерно в часе езды от города.
Я слушала, как Ханна рассказывает эту историю, и почти видела, как она улыбается на другом конце провода. Слишком явными были восторженные интонации. Я ничего не ответила.
Почему я вообще подружилась с этим человеком? Почему я была так жестока к кому-то без всякой причины?
– Кейси? Ты там?
– Да.
– Можно спросить?
– Давай.
– Это неправильно, что я не чувствую себя плохо? Кейси... алло?
У меня не нашлось для нее слов. Я повесила трубку. Побежала в ванную, и выблевала ужин на пол.
Нужно было избавиться от того человека, кем я была.
***
Шли годы. Мои родители остались в Оук-Гроув, но я не возвращалась, чтобы навестить их. Приглашала погостить к себе. И каждый раз, когда они упоминали мой родной город, быстро меняла тему.
Однажды я, наконец, набралась смелости рассказать родителям, что именно случилось с Пегги, и о моей роли во всем этом.
К моему удивлению, они никак не отреагировали. Просто сказали мне не волноваться.
– Плохие вещи случаются, милая.
Шли годы, и я звонила все реже и реже. Я заметила, что родители изменились к худшему. Они стали озлобленными, легко выходили из себя, и в целом стали равнодушны к людям.
Через двенадцать лет после того, как я покинула город, родители попали в автомобильную аварию. Я потеряла обоих. У меня не было другого выбора, кроме как вернуться домой, чтобы уладить все их дела.
***
Уже на въезде в Оук-Гроув, состояние города бросалось в глаза. Он разваливался.
Повсюду мусор, заколоченные досками магазины, и тощие бродячие собаки с животами, прилипшими к позвоночнику. Даже озеро, где мы так часто собирались, превратилось в зловонную лужу, пропахшую тухлой рыбой.
Люди бесцельно шатались по улицам, все флаги на каждом крыльце были рваными и изношенными. Церковь сгорела несколько лет назад, но пепелище никто и не думал расчищать.
Большинство дубов, пышно растущих раньше вдоль улиц, умирали или уже засохли.
Завернув, наконец в своему дому, я едва узнала его. Родители всегда о нем пеклись, я это отчетливо помню. Меня не было всего двенадцать лет, но, казалось, здание больше тридцати или сорока лет простояло заброшенным.
Внутри меня ждали горы хлама. Как в норе барахольщика. Кучи мусора, газет, оберток от еды...
Мои родители жили как животные, а я понятия об этом не имела.
Я изо всех сил старалась немного прибраться, но тщетно. В дверь постучали
Мне не следовало открывать.
– Кейси?!
Ханна выглядела намного старше, чем следовало. На лбу у нее залегли глубокие морщины, в темных волосах блестели седые пряди. Кроме того, она была глубоко беременна.
– Кейси! О боже мой! Привет! – Она обняла меня так крепко, как только могла, упираясь раздутым животом.
– Привет.
– Я не знала, что ты в городе! Так жаль твоих родителей.
– Спасибо.
Последовало долгое молчание, я вдруг поняла, что у меня есть идеальное оправдание для того, чтобы не приглашать ее войти. И открыла дверь, демонстрируя состояние дома.
– Я бы пригласила тебя, но здесь такой бардак.
– Да-да-да, понимаю. Ты заходи ко мне! Найдется минутка?
– Я не знаю, смогу ли я. Много дел.
– Ой, да ладно! Ненадолго. Давай наверстаем упущенное!
***
Ее дом выглядел еще хуже родительского, хотя она, казалось, этого не замечала. Снаружи он был памятником вопиющей запущенности, даже лестница, ведущая к входной двери, потрескалась и покрылась густой коричневой плесенью. То что было внутри можно описать только как лабиринт из мусора. Горы хлама, удушливый запах, тут и там кучки мышиного дерьма… Я не хотела присаживаться.
Она тоже потеряла обоих родителей всего через два года после окончания средней школы. Она не рассказывала, что случилось, а я не спрашивала.
Чем больше она говорила, тем больше я осознавала, как сильно по ней не скучала. Прозвучит странно, но я физически ощущала эту тягу внутри себя. Что-то пыталось заставить мой разум стать собой прежней, и это пугало. Будто возвращение в родной город выявило ненавистные части моей натуры. Злое существо, которое хотело, чтобы я стала такой же уродливой, как раньше.
Она предложила выпить, и я согласилась. Мне это было нужно. Она налила и себе, к моему удивлению и возмущению. Ханна села, протянула мне мой виски с колой, а затем разом заглотила половину своего.
– Уверена, что тебе стоит пить?
– Да, черт. Только это успокаивает маленького ублюдка. Я думаю, он с нетерпением ждет стаканчик-другой каждый вечер. Просто сегодня начну пораньше.
Она была мне противна. Я хотела уйти, но ее следующие слова, заставили меня остаться.
– Иногда… Я думаю, что мы разрушили этот город, понимаешь? Как будто Свинка утащила его в канализацию вместе с собой. Помнишь Свинку?
– Это довольно сложно забыть.
– Боже, что за сука!
– Она все еще в той больнице?
– Насколько всем известно, она все еще там, пускает слюни и ссытся в штаны. Хотя это не помешало ей проклясть город.
– Проклясть?
– Черт, Кейси, да ты оглянись! Последние двенадцать лет все просто разваливалось на части. Куча людей переехало, но те, кто все еще живет здесь, либо больны, либо умирают! – Она так сильно засмеялась, что что-то забулькало у нее в горле. Ханна отхаркнула и сплюнула зеленый комок на обложку журнала "Олд Пипл".
– Слышала, что случилось с Коди Болдуином?
– Нет.
– Да он свихнулся. Рассказывал всем, что за ним следят по ночам. Однажды ночью был дома один. Запер все двери, забаррикадировал выходы и окна, забил досками, прикинь? Копы час ковыряли входную дверь. Они нашли его на кровати. Рядом записка о том, что кто-то пытался проникнуть в дом, чтобы убить его. Парень прострелил себе голову.
– Боже мой.
– Это даже не самая хреновая часть. – Она понизила голос. – Пистолет валялся в другом конце комнаты, без единого отпечатка пальцев. – Она улыбнулась и залпом допила виски. Пока я пыталась переварить ее слова, Ханна встала и налила себе еще. Спросила, не хочу ли я добавки, но я только покачала головой.
– А помнишь Саймона Лукаса? У него отказали тормоза на вершине того большого холма на Доусон-стрит, а внизу машину протаранил грузовик Amazon. Умер мгновенно. Здесь происходит всякое странное дерьмо. Почти половина нашего выпускного класса погибла.
– Тогда почему, э-э… почему ты не уехала?
– Ну, у меня есть собственный дом, непыльная работа в отеле, за которую достаточно платят. Может быть, я когда-нибудь перееду, но и здесь все прелестно.
– Да. – Я скептически оглядела ее “прелесть”. Странно. Как будто мысль о том, чтобы покинуть город, который, возможно, проклят, была ей совершенно чужда и нелогична.
Она бредила.
– Черт! Ай! – Ее живот вдруг вздулся бугром. – Маленький ублюдок хочет пить. Сейчас! Подожди ты, чертов засранец! Боже! Его отец смотался через два месяца после того, как я забеременела, так что я все еще работаю. Тяжелое времечко для нас обоих.
Она снова подпрыгнула. Ее живот дважды дернулся. Будто ребенок пытался протолкнуться наружу прямо через плоть. Никогда не видела, чтобы дети так сильно пинались.
Она рассказала еще несколько историй о том, как люди, которых я когда-то знала, умирали ужасной смертью, не переставая смеяться.
Она была не просто довольна. Счастлива оставаться в этом ужасном месте.
Это напомнило мне о теории ведра с крабами. С каждым произнесенным ею словом и с каждой минутой, которую я проводила, слушая это, я понимала, что позволяю затягивать себя обратно в яму этого города.
Мне пришлось уйти.
Она настояла, чтобы мы обменялись номерами, что я и сделала, с твердым намерением удалить ее телефон, как только я нанесу один визит.
Вечерело, но мне нужно было еще раз попытаться все исправить.
***
Психиатрическая больница находилась почти в часе езды от города, и как только мой старый дом остался позади, мне сразу стало легче. Я справилась о Пегги на стойке регистрации, чтобы узнать, возможно ли вообще ее увидеть.
Медсестра искоса взглянула на меня и заговорила приглушенным голосом:
– Ее здесь больше нет. Отец приехал и забрал Пегги домой много лет назад.
– Он все еще живет в том же доме, что и всегда?
– Технически да . Если пребывание в том городе можно назвать жизнью. Убогое место, полное несчастных людей.
***
Я постучал в дверь старого дома Пегги. Пусть это было нелепо, но мне нужно было это сделать. Даже если бы она не услышала, я должна была извиниться перед Пегги в тот вечер, потому что твердо решила никогда больше не возвращаться в Оук-Гроув.
Дверь, наконец, открылась. На пороге стоял отец Пегги.
– Чем я могу вам помочь?
– Сэр, меня зовут Кейси...
– Я знаю, кто вы, мисс. Вы одна из тех девушек, которые забрали у меня дочь и внучку. Я никогда не забываю лица.
– Сэр, я просто хочу увидеться с ней, если возможно. Мне нужно извиниться за то, как я с ней обходилась.
– Ну конечно. Одна из вас вернулась сюда, чтобы попытаться почувствовать себя лучше, извинившись за то, что была такой сукой по отношению к моей девочке. Извиниться, да? Конечно, почему бы, черт возьми, и нет. Ты можешь просто встать на колени там, у подножия дуба во дворе, и извиняться сколько угодно. Вдруг получится извиниться и перед моей внучкой тоже. Там мы развеяли их прах.
– Она больше не с нами?
– О, милая, она умерла восемь лет назад. Я наблюдал, как Пегги угасала в своей постели, пока, в конце концов, не превратилась лишь в тень себя прежней. Но ты не спросила меня, умерла ли она, ты спросила, с нами ли она. На этот вопрос сложнее ответить, не думаешь? – Понизив тон голоса, отец Пегги улыбнулся.
У меня по коже побежали мурашки.
– Я сожалею о вашей потере... и…Я сожалею о своей роли в этом. – Я повернулась, чтобы вернуться к машине. Он схватил меня за руку и развернул к себе.
– Ты была достаточно умна, чтобы убраться из города, после того, что натворила. Намного умнее многих других. Если ты честна со мной, я хочу дать тебе совет. Уезжай, пока она не узнала тебя. Она больше не из тех, кто принимает извинения.
***
К тому времени, как я вернулась в родительский дом и собрала кое-какие вещи, солнце уже начало садиться. Я хотела выехать из города до темноты.
Но едва села в машину, как зазвонил телефон.
Ханна.
– К..к..кейси…Мне нужна помощь! – Она плакала.
– Что случилось?
– П…п...пожалуйста, помоги...
– Ханна, мне нужно ехать.
– Мне страшно.
Звонок прервался.
Мне было все равно.
Я поехала прочь из города. Зря я вообще вернулась.
Светофор на выезде из жилых кварталов загорелся красным. Начался дождь. Я боролась сама с собой.
Последние двенадцать лет я пыталась искупить вину за то, что была бессердечной сукой, которая помогла разрушить чужую жизнь, и вот я снова отворачиваюсь, когда кто-то просит о помощи.
Загорелся зеленый, но я не сдвинулась с места.
А потом развернулась и направилась обратно к дому Ханны.
***
Дождь лил, как из ведра. На улице Ханны не горели фонари. Мне пришлось схватиться за мерзкие перила, чтобы не поскользнуться на лестнице, ведущей к ее крыльцу.
Дверь была заперта, но даже с улицы было слышно, как она кричит. Пришлось разбить окно, чтобы попасть внутрь.
Вонь ударила в нос, как только я ступила на ее похрустывающий ковер. Весь дом пропитался запахом гнили.
Я побежала на голос и обнаружила Ханну, корчащуюся на полу в ванной. Ее волосы и кожа вымокли от пота. На ней были только трусы и лифчик. Весь кафель покрылся бесцветной густой жидкостью – отошли воды.
– Помоги мне! Кейси! О Боже, как больно!
Я подбежала к Ханне и попыталась успокоить ее. Обняла ее одной рукой за плечи и приподняла голову.
– Я держу тебя! Сейчас позову помощь! Просто держись!
Я позвонила в 9-1-1 со своего телефон, попросила прислать скорую. Оператор пыталась удержать меня на телефоне, но я уронила его на пол – Ханна настолько сильно корчилась.
Ее зрачки так расширились, что радужка полностью скрылась, вены пульсировали на шее. Живот то и дело сжимался, на сероватой ткани трусов проступила кровь.
– Кейси! К…к…кейси! Пожалуйста, останови это!
– Помощь едет! С тобой все будет в порядке!
Я держала крепко, как только могла, но она начала так дико биться, а кожа ее была такой скользкой, что руки соскользнули. Она вырвалась. Затылок с хрустом ударился о кафельный пол. Она перестала двигаться.
– О боже мой! Ханна! Ханна?!
Ее глаза закрылись, но слабый пульс еще прощупывался. Повисла невыносимая тишина. Только дождь барабанил по стенам. Я потянулась за телефоном, но замерла, услышав, как открылась входная дверь.
– Эй?! Кто там?!
Тишина.
А потом тихий смех.
Я выглянула в темный коридор, но смогла разглядеть только небольшую часть гостиной и разбитое окно, через которое сама пролезла.
– Там кто-то есть?..
Живот Ханны снова зашевелился. На этот раз отчетливый бугор пошел вниз, кровь пропитала трусы. Снова смех. Вцепившись в телефон я прошептала:
– Пожалуйста, поторопитесь.
– Мисс, просто оставайтесь со мной на связи. Они уже в пути.
– Хорошо.
Что-то зашевелилось в грязной гостиной.
Бутылка упала.
Разбилось стекло.
А потом раздался тихий топот. С каждой секундой все громче и ближе.
Сотни мышей лавиной бросились из гостиной на улицу через разбитое окно.
Ханна прошептала мое имя. Я отвлеклась на ее измученное лицо.
– Я здесь.
– К…к…кейси! – Из гостиной донесся другой голос. Грубый и хриплый. В доме кто-то был. Я оглядела ванную в поисках чего-нибудь, чем можно было бы защититься, и единственное, что нашла – штангу для занавески в душе.
Я снова опустила голову Ханны на пол и медленно встала.
– Тихоня К…к…кейси…
Я выдернула штангу из стены и сорвала с нее занавеску. Крючки звякнули о кафель. Я перехватила штангу, как биту.
И ждала. Прерывистое дыхание Ханны эхом отражалось от стен. Дождь хлестал все сильнее.
Я ждала.
И ждала.
И ждала…
– ЧЕРТ, КАК ЖЕ БОЛЬНО! О, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! КАК БОЛЬНО! – Ханна вскочила на ноги. Дикие глаза, лицо – маска агонии. Она вдруг рванула так быстро, как только могла, по коридору в сторону гостиной. – ПОМОГИТЕ! МЕНЯ РАЗРЫВАЕТ!
Ярко-красная кровь потоками стекала по ее ногам, оставляя четкий след на полу. Она скрылась из виду, не переставая вопить. Вот она выбежала через входную дверь… И я услышала, как она упала с крыльца.
А потом ничего, кроме дождя.
– Ханна?! ХАННА?!
Сердце бешено колотилось. Я собралась с духом и двинулась вперед. И с каждым шагом все больше ощущала, как нечто, чего я не хотела бы видеть, мчится ко мне по коридору.
Осторожно, я пробралась в гостиную. Никого. Входная дверь широко открыта. У подножия лестницы лежало скрюченное тело Ханны. Она уже промокла насквозь. Стояла непроглядная темнота, я наощупь нашла выключатель у входной двери и включила свет.
Тусклая лампа на крыльце мигала, но и этого было достаточно, чтобы увидеть лицо Ханны. Мертвые глаза неотрывно прикованы ко мне, рот разинут. Шея искривлена под неестественным углом, сломана одна из ног.
Вдалеке завывала сирена "скорой помощи". Но я продолжала затравленно оглядываться по сторонам, пытаясь убедиться, что рядом со мной никого нет.
– Тихоня К…Кейси…
Кто-то стоял в темноте на другой стороне улицы. Я крепче сжала штангу.
Лишь тень себя прежней
Тело Ханны начало двигаться.
Ее живот растягивался и сдувался, словно воздушный шар. Снова и снова. Ткани с треском разорвались, а затем живот сжался последний раз и что-то вывалилось на темную улицу.
– Тихоня Кейси…
Я не буду описывать, что выползло из тела моей школьной подруги, потому что не хочу это вспоминать. Мне оставалось только наблюдать, как оно бесшумно и целенаправленно ползло через улицу к силуэту в тени. Человек наклонился, поднял его и прижал к себе.
Машина скорой помощи наконец завернула за угол на улицу Ханны, и я с облегчением посмотрела в ее сторону, зная, что едет помощь.
А когда снова обернулась, на той стороне улицы было пусто. Скорая подъехала ближе. Фары осветили грязный след, ведущий от тела Ханны на другую сторону улицы. Он быстро исчезал под струями дождя.
***
Меня задержали всего на одну ночь. Смерть Ханны посчитали несчастным случаем. У нее случился выкидыш из-за падения.
Когда меня допрашивали помощники шерифа, я ничего не сказала о том, что видела.
Все слышала тот грубый голос в свой голове. На этот раз я сделала то, чего хотела Пегги.
Снова стала тихоней Кейси.
***
На следующее утро я уехала и больше не возвращалась. Да и все это пишу только потому, что люди должны знать, что я сделала. Я должна.
Прости, Пегги.
~
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Это письмо отправили в рассылку нашей церкви. Очень… тревожащее письмо. Здесь я не назову своего имени, исключительно на всякий случай. И да, я почти уверен, что буду присутствовать, но абсолютно уверен, что не принесу ничего, что можно было бы сжечь.
***
Джентльмены,
Несмотря на то я, как и все, с нетерпением жду воскресного мероприятия, я счел своим долгом поделиться любопытным и тревожащим письмом, которое получил вчера по почте. Подобные высказывания я категорически игнорирую в обычное время – как еретические или в лучшем случае чистый вымысел, но что-то в словах автора заставило меня задуматься.
Если честно, с момента прочтения я плохо спал, а когда забывался сном, видел сплошь огонь. Пожалуйста, ознакомьтесь, и мы проведем голосование в субботу, за день до мероприятия.
Я абсолютно убежден, что каждый из вас отнесется к изложенному с полным вниманием.
Тем временем я продолжу собирать соответствующие тома от прихожан, заинтересованных в том, чтобы очистить эту Землю от грязи.
По причинам, которые станут для вас очевидны, мистер Уоллис не добавлен в рассылку.
С наилучшими пожеланиями,
Преподобный Томас Уинслоу
***
Дорогой преподобный Уинслоу,
Я старая женщина, но это не делает меня лгуньей. Или слабоумной. Как и прежде, я ухаживаю за домом, езжу в продуктовый магазин и поддерживаю связь с несколькими старыми знакомыми. В основном, однако, я читаю. Всегда любила старые добрые истории, чем увлекательнее, тем лучше.
До сих пор помню, как отец отлупил меня ремнем, когда поймал с парой романов Нэнси Дрю. Мне было девять. Он не одобрял ни одну книгу, кроме Библии. Я была уверена, что люди, подобные ему давно остались в прошлом.
А сегодня прочла в газете, что местной библиотеке отказали в финансировании, и еще кое о чем: о предстоящем воскресном сожжении книг на парковке вашей церкви.
Я не настолько глупа, чтобы пытаться отговорить проповедника жечь книги. Вами движут собственные убеждения, но, думаю, многое из того, что я расскажу, пошатнет их. Если, конечно, вы захотите выслушать.
В свои десять лет я жила в маленьком городке под названием Сазерленд, неподалеку от этих мест, хотя вы больше не найдете его ни на одной карте. Папа разводил коров, и любой в округе сказал бы вам, что с бычками он обращался куда лучше, чем с людьми. Он был религиозным человеком, как и большинство в те дни, но в основном держал это при себе. И, я полагаю, он продолжал бы в том же духе, если бы однажды в город не приехал незнакомец.
Он назвался мистером Сэмюэльсом и громко заявил о себе прямо на городской площади, в аккурат к концу воскресной службы. Дряхлый, сгорбленный человечек, лысый, как колено, но с аккуратной белой бородкой. Он заходился криком о “непристойностях и грязи”, и люди, возможно, прошли бы мимо, если бы старик не сжимал в руках чудный реквизит: книгу, огромную, больше любой виденной мной когда-либо, старую потертую книгу.
– Узрите! Молю Бога о милости его! Никогда раньше, для вашего же блага, ни одна душа здесь не должна была знать об этой книге, до этого самого момента! Братья и сестры! Я не говорю по-древнеегипетски, так что простите мне неточности перевода, но название ее звучит примерно как "Пророчества змеиных богов". Грязь. Истинная грязь! Трактат, полный угроз со стороны древнего культа, стоявшего когда-то насмерть против наших христианских предков, культа, поклонявшегося тому самому Змею, что соблазнил Еву и принес грех в наши сердца!
На руках старика были перчатки. Он, как будто, старался ни в коем разе не коснуться переплета даже самым маленьким кусочком оголенной кожи.
– И друзья! Я нашел эту книгу не где-нибудь, а в вашей местной библиотеке, прямо рядом с дюжиной других томов, ни один из которых не столь зловещ, но каждый полон богохульства. Так вот, я побывал в нескольких других городах вверх и вниз по Рио-Гранде и могу вам сказать, что дьявол жив и здоров и вольно разгуливает по Техасу! Сейчас я не могу сказать, он ли поставил эту книгу на полку или кто-то из его слуг, но точно знаю, что ее нужно изгнать. Изгнать немедля!
Толпа начала распаляться. День был невыносимо жаркий, и обычно люди давно разбрелись бы в тень, но не сегодня. Нет, они слушали, совершенно очарованные, обмахиваясь шляпами и бормоча что-то в знак согласия.
Наконец, мужчина вышел на центр площади и положил книгу на землю.
– Только одно мы можем сделать. Сжечь ее! Но, пожалуйста, друзья, пожалуйста. Не позволяйте этой мерзости гореть в одиночестве. Эта книга лишь худшая из ереси! Поэтому я умоляю вас. Разойдитесь по домам. Жены, загляните под матрасы. Найдите те грязные книги и журналы, которые старались не замечать. Мужья, переверните полки своих жен, заберите романы с заломами на мягких обложках! Те самые, что всегда открываются в середине книги, где самое пикантное сходит со страниц. Потому что это здесь – это не просто книга. Это начало костра. Давайте сегодня вечером принесем богу настоящие извинения. Давайте сожжем греховное Ему во славу!
Что ж. Вам ли не знать, они заглотили наживку. Толпа практически разбежалась по домам, собирать “грязь”, в которой они, как вдруг выяснилось купались.
Помню, как мы вернулись домой, под нескончаемые разглагольствования отца о наших грехах. Он тоже бросился складывать в стопку самую разношерстную подборку книг. Сначала свой старый учебник по анатомии и физиологии. Потом экземпляр “Унесенных ветром” – эту книгу читала моя мама, пока была жива. И еще с дюжину других. Могу отметить только, что во всем, что он выбирал было заключено или много рифмы, или смысла.
А потом он повернулся ко мне и велел принести все, что я прятала в шкафу.
Он уже успел отобрать книги о Ненси Дрю, но я и правда прятала экземпляр "Убить пересмешника", о котором он не знал.
– Только попробуй вынудить меня искать самому. Ты пожалеешь, девочка, – прошипел он и в его глазах стояла смерть. – Ты сама все это выволочешь. А потом принесешь на площадь и вместе со мной бросишь в кучу.
Я так боялась его, что даже не подумала спорить.
К тому времени, как мы вернулись на площадь, начали собираться грозовые тучи, город потемнел, как в сумерках. Дождя не было, но дул горячий ветер, и время от времени небо на севере озаряли молнии. В самом центре города лежала огромная груда книг, вы не поверите. Позже я узнала, что несколько добрых христиан заперли мистера Льюиса, городского библиотекаря, в чулане для метел и опустошили половину полок.
Разъяренная толпа окружила кучу и швыряла в нее книгу за книгой. По правде говоря, все вышло далеко за рамки логики. Я видела, как одноклассник бросил детскую книжку "Паровозик, который смог". Некоторые дамы выкидывали старые-престарые кулинарные книги. Что угодно, лишь бы куча была побольше.
Папа протолкался вперед, таща меня за собой. Мистер Сэмюэлс запрыгнул на крышку ящика и начал свою проповедь.
– Бог мой, они пришли! – радостно воскликнул он. – Хвала Господу нашему, мы зажигаем свечу во имя твое и благословляем этот священный огонь!
Отец швырнул охапку книг в кучу. Затем жестом предложил мне сделать то же самое. Я посмотрела на свой экземпляр "Убить пересмешника". Эту книгу я когда-то взяла в школьной библиотеке и так влюбилась в нее, что притворилась, будто она потерялась, и хранила томик в шкафу весь год.
– Нет, – выговорила я через несколько секунд. – Только не эту.
Отец удивленно посмотрел на меня, наклонился и прошипел:
– Ты позоришь меня перед всем городом. Брось!
– Нет, – сказала я со слезами на глазах. – Не брошу.
Тогда он потянулся, чтобы выхватить у меня книгу, но мистер Сэмюэлс заметил это и неодобрительно посмотрел на нас.
– Ну будет. Мы не можем навязывать ей добродетель, не так ли, папа? Давай, девочка. Делай, как приказывает отец.
С горящей свечи в его руке начал капать воск, пламя трепетало на ветру.
– Нет. – Я отступила в толпу, из всех сил прижимая роман к себе. Люди попятились от меня, как от чумной. Мистер Сэмюэлс нервно зыркнул на свою свечу.
– НЕМЕДЛЯ! – завопил он с внезапной злостью, но я только крепче сжала книгу.
Наконец он покачал головой, пробормотав под нос:
– Всегда кто-то один…
А потом бросил свечу в стопку книг, пропитанных бензином. Нас обдало волной жара. Огонь взметнулся за секунды. В этом пламени было что-то особенно гипнотическое. Глубокий синий танцевал с красными и оранжевыми сполохами. Сначала я подумала, что это горят чернила, но затем начали всплывать другие странные детали. Представьте, не поднялось ни капли дыма, но воздух начал пропитываться очень неприятным запахом, похожим на тухлые яйца.
– Смотрите! – подал голос кто-то через несколько секунд. А затем закричала женщина.
Из центра костра, сплетаясь и киша выползал клубок змей. Черные как смоль тела толстые и длинные, как у удавов. На наших глазах они все росли и росли… Все больше черных тел поднималось из самого пламени, и, как сейчас помню, я решила, что они буквально рождались из него. И светились изнутри, словно тлеющие угли.
Кто-то бросился бежать. Но змеи преследовали их, быстрее, чем способно живое существо. Помню женщину, она рвалась прочь, но змея вдруг оказалась у нее под ногами, повалила на землю и накрепко обвилась вокруг. Я слышала, как трещит ее плоть, сгорая. И треск смешивался с последними криками несчастной.
Я обернулась к отцу, но его уже накрыла извивающаяся масса. И только глаза еще смотрели на мир, мертвые глаза. А когда клубок поглотил его, где-то сверху начал смеяться мистер Сэмюэлс, наблюдая за пиршеством змей.
Я опустилась на колени среди корчащихся тел, так и сжимая книгу, молясь о быстрой смерти...
Несколько змей устало вскинули на меня плоские головы, но мистер Сэмюэлс только покачал головой, утирая с глаз слезы восторга.
– Не ее. Эта упрямая, упрямая, как есть.
Затем он подмигнул мне, улыбнулся и велел бежать.
И я побежала. Спотыкаясь побежала в ночь и не останавливалась, пока не добралась до шоссе.
Конечно, я пыталась рассказать людям о том, чему стала свидетельницей, но, в конце концов, мне было всего десять. Кто будет слушать десятилетку. К тому же девочку. Город посетили несколько представителей власти и решили, что все это было взрывом газа. Несчастным случаем. Трагедией.
Меня отослали к тете. Ей было плевать на меня, по большому счету, что, я полагаю, все же стало качественным улучшением, по сравнению с моей прежней жизнью.
Можете верить мне или нет, преподобный Уинслоу, как пожелаете. Я уже говорила: я старая дама, и никто давно не принимает меня всерьез. Но я помню, что видела. И скажу вам вот что.
В статье была фотография первых лиц вашего прихода. Вы все крайне энергично обсуждали плюсы и минусы грядущего мероприятия, а я заметила среди стариков, совершенно случайно, знакомое лицо. Лицо, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Внезапно я снова стала перепуганной маленькой девочкой, наблюдающей, как все мужчины, женщины и дети, которых я когда-либо знала, сгорают и исчезают в пасти огненных змей.
Мужчина на фотографии значился как мистер Уоллис, но что в наше время значит имя. Я никогда не забуду это лицо, и скажу вам твердо, что раньше его звали Сэмюэлс. И за шестьдесят лет он не постарел ни на день.
Искренне ваша,
Мисс Эвелин Браун
~
Телеграм чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я возвращалась домой с работы, как обычно. И все было нормально, пока я не добралась до своей многоэтажки. Первый листок был приклеен к двери главного входа.
Вы никогда здесь раньше не были
Странно. Открываю дверь и иду к лифту. Рядом с кнопками этажей обнаруживается вторая записка.
Все этажи будут казаться правильными, но это не так.
Интересно. Это что, какой-то “арт-проект” одного из жильцов? Или просто подростки развлекаются?
Нажимаю кнопку седьмого этажа. Лифт с тихим жужжанием поднимается.
Дверь открывается. Выхожу и сразу вижу еще одну записку, приклеенную к полу прямо перед моими ботинками.
Пока еще не поздно. Пока.
Прохожу мимо с неприятным ощущением. В здании двадцать этажей. И что, на каждом вот такая-вот записка? Или выбрали только мой? Но я устала, как собака, и примерно так же голодна – сегодня удалось перекусить одним несчастным сэндвичем – так что вообще не в настроении разбираться с этим.
И я действительно выбрасываю записки из головы, пока не вхожу в свою квартиру, где натыкаюсь на еще одну. Маленький листочек бумаги, тот же почерк…
Это не ваш дом.
Записка приклеена к стене прямо напротив двери.
Внезапно, я застываю посреди комнаты. Из головы исчезают все мысли.
А потом приходит страх.
Кто-то был в моей квартире. А может быть, он все еще внутри.
Здесь всего две комнаты, что кстати, – не так уж много мест, где можно спрятаться. Собираю в кулак все свое мужество и иду искать. В ванной. В стенном шкафу. Под кроватью. Везде, где мог бы спрятаться человек.
Но в квартире я одна. И я запираю дверь на замок.
Наконец, почувствовав себя в относительной безопасности, я начинаю размышлять. Мысли мечутся, как крысы, и никак не удается отмахнуться от стойкого ощущения, что что-то не так… Что эти записки – не угроза, а предупреждение.
В конце концов, решаю постучать к соседям, спросить, не находили ли и они записки в своих квартирах. Но, не способная, да и не желающая отмахиваться от ощущения, что кто-то может меня поджидать, прежде чем отпереть дверь, смотрю в глазок.
Сначала коридор пуст. А потом, постепенно, в поле зрения появляется тень.
Сначала нога, шагающая к двери. Затем, медленно, за ней следует все остальное. Мужчина. Одет в измятый серый костюм, кое-как сидящий на фигуре. Темные волосы зачесаны на пробор. Пытаюсь вспомнить, видела ли его раньше, но не могу… В здании живет целая уйма людей, я почти ни с кем не общаюсь.
Наверное он просто проходит мимо. Дышу через нос, стараясь не выдавать себя.
А потом он поворачивается. Будто видит меня по ту сторону двери. Глаза пристально смотрят прямо в мои, хотя это физически невозможно.
Он медленно поднимает руку и машет мне.
Инстинктивно отшатываюсь.
Громкий стук.
Не шевелюсь. Не дышу. Даже когда начинает кружиться голова. Стою на месте, сколько могу, а потом решаюсь проверить, там ли он еще.
Иду и представляю, как он стоит, приклеевшись к моему глазку, всматриваясь внутрь квартиры…
Но в коридоре пусто.
Я не успеваю придумать новый план: в дверь стучат. Быстро и нервно. Стук совсем не громкий. В нем отчетливо читается страх.
Осторожно смотрю в глазок, который раз за этот день, и вижу молодую женщину, мою соседку по этажу. Кажется мы иногда встречались в коридоре или в лифте.
Она снова стучит, чуть громче, и я слышу шепот:
– Впусти меня, пожалуйста.
Неохотно, но все же открываю дверь. Она быстро заходит, толкая меня по пути в бок. Тут же запирает дверь.
Глаза женщины широко раскрыты, дыхание учащенное.
– Что происходит? – Она вскрикивает а потом замечает записку, так и приклеенную к стене.
– Уже видела такую?
– Я весь день просидела в квартире. Творится что-то страшное! Я не знала, что делать, а потом услышала, как твоя дверь открылась, я ты первая, кого я увидела, возвращающейся домой, и я… – Она отрывает взгляд от записки и смотрит мне в глаза. – А потом тот мужчина… Я подождала, пока он уйдет и решилась пойти сюда.
Кто-то явно играет с нами.
Эта женщина так напугана. Страх в ее глазах делает происходящее до боли реальным. И нам нужно убираться из здания, как можно скорее.
– Я не знаю, что, черт возьми, происходит, но, наверное, стоит попытаться выбраться наружу. Мы можем взять несколько ножей...
– Мы не можем, – перебивает она. – Выхода нет.
– Что значит, нет выхода?
– Если зашла внутрь, то все. Застряла здесь.
– Что прости?
Она вздыхает.
– Ты знаешь меня?
Ну мы вроде встречались.В коридоре или в лифте, наверное даже болтали…
– Честно говоря, я не помню имени, но...
– Позволь мне быстренько пояснить: ты меня не знаешь. Мы никогда раньше не встречались. И мы здесь не живем.
Я смеюсь, но она продолжает:
– Вот просто подумай. Сосредоточься и подумай. Постарайся вспомнить. Это твоя квартира?
Оглядываю скудно обставленную комнату. Ищу фотографии или стопку почты, но ничего не нахожу. Снова смотрю на нежданную гостью. Чуть моложе меня, лет двадцати с небольшим. Длинные, вьющиеся каштановые волосы. Пытаюсь вспомнить те разы, что мы встречались и отчетливо понимаю, что с воспоминаниями что-то не то. Обычно, вспоминая что-то я вижу сцену как бы от третьего лица, но не в этот раз. Как будто те моменты воспроизводятся в реальном времени.
Нервно сглатываю.
– Что происходит? Я схожу с ума или что? – наконец выговариваю я, совершенно не отвечая на ее вопросы.
Женщина только пожимает плечами.
Пытаюсь вспомнить друзей, семью, детство… пусто.
– Как тебя зовут?
– Дэни… вроде бы.
– Я Кэсси.
– Кэсси, зачем ты здесь? Почему доверилась незнакомке?
Она снова пожимает плечами.
– Не могу же я прятаться вечно. Разве тебе нельзя доверять?
– Я не… – И что мне на это ответить? – Я не опасна.
Кэсси улыбается.
– Так, я ухожу, – решительно заявляю я. – Ты правильно говоришь: нельзя прятаться вечно.
– С тобой все хорошо? Выглядишь не очень… Давай чем-нибудь перекусим, соберемся с силами, а потом подумаем над планом.
И она права. Я неважно себя чувствую, слишком ослабела, слишком голодная, чтобы ясно мыслить. Но все же, я иду на кухню, беру большой нож и выхожу в коридор. Вокруг ни души. Быстро направляюсь к лифту. Замечаю, что записки на полу больше нет. Нажимаю кнопку вызова… ничего не происходит. Решаю проверить лестницу в другой стороне коридора – дверь заперта. Внезапно двери лифта с шумом открываются. Прохожу мимо Кэсси, так и застывшей в дверях… и останавливаюсь, заметив, что в лифте кто-то есть. Мужчина в костюме.
Наши глаза на мгновение встречаются. Затем он видит нож. Качает головой, не произнося ни слова. И смотрит мне за спину, прямо на Кэсси.
– Назад, быстро, – шипит она. Мужчина шагает вперед, а я срываюсь с места и бегу обратно в квартиру. Кэсси запирает дверь.
Тяжело дышу.
– Я же говорила, что выхода нет!
Она уходит в комнату и садится на диван.
– Мы не можем оставаться здесь вечно! Мы же просто умрем с голоду. Или он найдет способ проникнуть внутрь. Он же здоровый, может просто выломать дверь. Надо как-то дать знать людям, что мы здесь. Подать знак, хотя бы выбросить послание в окно…
Кэсси хмурится. Мужчина добирается до двери и громко стучит. Все громче, громче и громче.
– Уходи оттуда, – слышу я приглушенный голос снаружи. – Еще не поздно… – он замолкает на полуслове.
Испуганно смотрю на дверь. Хочется кричать, выпрыгнуть из окна, хотя оно так чертовски высоко…
Кэсси ловит мой взгляд.
– Можешь прыгнуть. Попробуй. – Широкая улыбка расползается по ее лицу.
– ЧТО?
– Ты сказала, что не опасна, но даже не подумала спросить, опасна ли я.
“Соседка” сидит на диване, скрестив ноги, весь страх, который так искусно был написан на ее лице, исчез. Она похожа на счастливого ребенка, заполучившего игрушку, и я понимаю, что влипла. Она же буквально в лоб сказала мне, что мы не знакомы. А я впустила ее только потому, что считала соседкой, потому что думала, что и она в такой же опасности, как и я.
Дверь снова сотрясается.
– Ты оставила записки?
Она отрицательно мотает головой.
– С чего ради мне тебя предупреждать?
– Кто он? Вы заодно?
Она только усмехается. Замечаю, наконец, что-то странное в ее лице… оно слишком идеальное.
Крепче сжимаю нож.
С громким треском дверь сдается и распахивается. Крепкая рука хватает меня за плечо и тащит в коридор. Прежде чем успеваю сообразить, я уже в лифте. Падая на пол, вижу Кэсси. Она вышла в коридор и с улыбкой смотрит на меня, не пытаясь помочь ни мне, ни мужчине.
– До скорой встречи, – мурлычет она. Двери лифта закрываются.
Вспоминаю, что все еще держу нож… и изо всех сил всаживаю его в ногу похитителю.
Его глаза широко распахиваются от боли. Мужчина падает на пол.
Выдергиваю нож, готовая снова ударить…
– Пожалуйста, не надо. Я пытаюсь помочь тебе.
Я вся трясусь от ярости, но страдание в его взгляде удерживает руку на месте. На полу лужа крови. Я останавливаюсь.
– Она заманила меня сюда, так же, как и тебя. Так же, как и других, которые предпочитают прятаться, – хрипит мужчина. – Если съешь здесь хоть что-нибудь, что угодно, уже не сможешь уйти. Но она не способна заставить тебя остаться силой.
Я не знаю, что и сказать.
Двери открываются. Первый этаж.
– Беги. И постарайся не вспоминать об этом месте.
Тупо смотрю на его кровоточащую ногу и вдруг чувствую, как наваливается вина. Он просто пытался помочь… Увидев, что я не решаюсь уйти, мужчина добавляет:
– Со мной все будет в порядке. Здесь все заживает быстрее.
– Как тебя зовут?
– Матео… Джеррард. Больше я ничего не помню.
– Матео, нельзя же тебя здесь оставлять…
– Уходи. Уходи, пока можешь. И помни: она найдет способ вернуть тебя.
***
Выхожу из здания как в тумане. Но, чем дальше отхожу, тем яснее вспоминаю настоящую жизнь. Мой дом, мое прошлое.
Но воспоминания о Кэсси и псевдо-доме никуда не уходят… Хотя, когда я пытаюсь найти то здание какое-то время спустя, у меня ничего не получается.
Я часами роюсь в интернете, пока однажды не нахожу его: Матео Джерард исчез пять лет назад, по дороге на собеседование. Ему было всего двадцать.
Ищу дальше. Это не первое его исчезновение. Он пропал однажды, когда должен был отправиться на фестиваль. Неделю от парня не было вестей, а потом он просто внезапно вернулся в родительский дом.
Могу представить, как родственники отреагировали на его рассказ. Наверняка подумали, что он просто обдолбан или сошел с ума.
Вот так все и вышло. Он пропал, вернулся, а год спустя Кэсси снова нашла его. И в тот раз Матео не смог уйти.
Он сказал стараться не вспоминать о том доме, но я не могу остановиться. Чего ради она так легко меня отпустила? Она контролировала мой разум, воспоминания, но не могла меня остановить?
А потом я вспоминаю ее ухмылку. То, как она предлагала мне прыгнуть. Мой страх. метания – это все лишь игра для нее.
Кэсси позволила мне уйти потому, что знает: я вернусь.
И она сыграет еще один раунд.
~
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я вам сразу скажу, не знаю, волшебный ли это ключ, или инопланетный, или еще какой-то... но когда я говорю, что он открывает любое устройство, я имею в виду ЛЮБОЕ устройство! Он открывает лотки для дисков, дверцы холодильника, наши электрические ворота… Все, что нужно сделать, это направить ключ, нажать "открыть", и... оно открывается! Просто вот так!
Он даже открывает нашу входную дверь! Одно нажатие кнопки "открыть", и дверь отпирается и мягко распахивается внутрь! Это ПОТРЯСАЮЩЕ!
Я нашла его на обочине дороги возле нашего дома чуть больше недели назад. Рассказала родителям, конечно, и спросила, что с ним делать… Они велели отнести находку в почтовое отделение в конце улицы и сдать, на случай, если кто-нибудь его ищет.
Это конечно ерунда какая-то (почему именно почтовое отделение? Это туда взрослые ходят искать потерянные вещи?..) но я была уверена, что родителям виднее, так что не стала спорить и пошла относить ключ.
...Правда, по дороге я немного похулиганила. Навела его на машину, припаркованную у соседского дома, и нажала кнопку “открыть”.
Знаете, просто на тот случай, если это ключ от той машины, просто чтобы посмотреть, что будет… И что вы думаете?! Машина открылась! Одна из дверей даже распахнулась! Нет, вы представляете?
Я подбежала прямо к входной двери и сразу же постучала, улыбаясь от уха до уха, сияя от того, что получила шанс сделать чей-то день лучше. Владелец наверное так волновался!
Но... он не казался обеспокоенным, когда открывал дверь. Только очень смущенным. Взглянул на ключ и сказал, что это не его... А потом поблагодарил меня и прогнал прочь, прежде чем я даже успела сказать ему, что это точно-точно от его машины! Он же сработал!
Сосед захлопнул дверь у меня перед носом. Не быстро и не громко, но все же. Грубовато, вот, что я скажу. Я собиралась просто оставить ключ на коврике у его входной двери… Но, должна признать, он как будто верил в то, что говорил… Разве человек не узнает свой собственный ключ? Ну разве нет?
Я не знала, что делать. Вернулась на улицу. Направила ключ на ту же машину и попробовала еще раз.
Сработало. Машина мигнула фарами, раздался тот самый звук, и распахнулась вторая дверь.
...Хм…
Я попробовала на следующей машине.
И, что бы вы знали, на ней тоже сработало.
И на следующей машине.
И на следующей.
Вы же понимаете, как росло мое любопытство? Я пробовала ключ на всяких-разных предметах, на всем подряд, и это работало! Со всеми до единого. Дверца микроволновой печи открылась с тихим щелчком. Моя копилка с электронным замком открылась. И даже замок на моем ежедневнике! И я знаю, что это может быть немного неприлично, но, в конце концов, я не отнесла ключ на почту. Оставила его себе. Уверена, что в конце концов настоящий владелец найдется и я верну ему ключ. Определенно.
...Извините, я немного отвлеклась. Просто хотела, чтобы вы знали, как я нашла ключ.
Я еще кое-что собиралась рассказать…
М–м-м…
О, точно! Машина в лесу!
Она стоит там много-много лет. Наверняка появилась, еще до того, как мы переехали сюда.
У нас такой большой сад, и прямо за ним тянется участок леса, тянется очень далеко и очень глубоко.
Сначала родители не разрешали мне играть там. Но в лесу нет ни опасных животных, ничего такого. Соседи все дружелюбные. Здесь нет внезапных обрывов, с которых можно свалиться, или быстрых рек, только такой же пригородный район на другой стороне леса, так что со временем родители смягчились.
...Но есть одна вещь.
И это Машина.
Я нашла ее, это я ее нашла… но брат утверждает, что он увидел ее первым.
...Он врет.
Он всегда врет.
И... честно говоря, он меня немного пугает. Поэтому я стараюсь не спорить.
Машина стоит примерно в пятнадцати минутах ходьбы вглубь леса.
Время от времени она гудит и трясется. Если прижать ухо к ржавому металлу, можно услышать странные лязги и жужжание глубоко внутри. На самом деле она не похожа ни на одно известное мне устройство, поэтому ее трудно описать. Я даже не знаю, почему я называю это "машина"... Не представляю, что это вообще такое.
Брат утверждает, что знает, но он просто снова врет. Иначе сказал бы мне. Он любит хвастаться.
Машина – это просто здоровенный куб, больше даже меня, собранный из целой груды ржавого металла. Некоторые запчасти я узнаю, некоторые – нет. Одни все еще немного блестят, но большинство выглядят потрепанными временем. Из нее торчат трубы, всюду решетки, а посередине находится железный круг диаметром около фута, слегка вдавленный в металл.
Она покрыта мхом, а металл с обратной стороны искорежен и смят деревом, выросшим рядом. Машина СТАРАЯ. И вот это мы знаем о ней наверняка.
...Я и не думала о том, чтобы открыть машину в лесу, до вчерашнего вечера.
Просто даже не связывала эти две вещи. А когда я поняла, что и правда нашла способ открыть ее, не смогла удержаться от визга. Тайна, наконец, могла быть разгадана… Всю ночь мне снились странные и чудесные вещи, которые обязательно скрываются внутри.
***
И вот этим утром сижу я себе за кухонным столом, болтаю ногами и напеваю под нос. Но мыслями я не здесь, о, я составляю план. Беру апельсин из вазы с фруктами, ставлю его перед собой, направляю ключ и нажимаю кнопку "открыть".
И с изумлением наблюдаю, как кожура отслаивается сама по себе, а дольки разделяются, брызгая фонтанчиками сока.
– Вау! – Я тут же хватаю хватаю кусочек и отправляю в рот.
– Это что еще за ХРЕНЬ?!
В панике оборачиваюсь.
Брат стоит в дверях, потрясенно уставившись на ключ.
О нет. О нет, нет, нет. Он его заберет. Он его заберет!
– Это... да это ерунда! – Поспешно пытаюсь сунуть ключ в карман толстовки, но он делает шаг вперед и протягивает руку.
– Давай, Луиза! Дай мне посмотреть!
Я колеблюсь. Не хочу отдавать ему ключ… но на лице брата вспыхивает гнев, и он повышает голос;
– ЛУИЗА! Дай мне посмотреть, сейчас же!
И вот, неохотно, я лезу в карман, достаю ключ и протягиваю ему. Он выхватывает брелок у меня из рук и рассматривает вблизи.
– Что за фиговина?
– Это мое, я его нашла… Он открывает всякое. Наверное можно попробовать на микроволновке, если хочешь…
И он хочет. Вытягивает руку и нажимает “открыть”.
Микроволновка открывается.
Что-то щелкает, и дверца распахивается.
– Ого! – восхищенно выдыхает брат. Он пробует ключ на целой куче устройств, и тот срабатывает каждый раз. Мне остается только наблюдать с растущим волнением и тревогой.
Он внезапно останавливается и резко разворачивается ко мне, заставляя подпрыгнуть от неожиданности.
– Йоу. Знаешь, что мы могли бы с ним сделать?
“Мы”?
– ...Что? – осторожно спрашиваю я.
– Открыть машину. Ту, что в лесу.
Я в отчаянии сжимаю кулаки.
Это была моя идея!
– Вообще-то я и так собиралась сделать это сегодня, Джексон...
Он снова смотрит на меня и хмурится.
– Ты собиралась открыть ее… без меня?
В горле пересыхает. Я начинаю, заикаясь, бормотать оправдания, но он просто качает головой.
– Эгоистичная маленькая девчонка. Надо бы думать не только о себе, но и о других.
Я краснею, но не отвечаю.
– Тогда давай, – продолжает он, – пошли уже!
– Можешь… – неловко переминаюсь с ноги на ногу. – Можешь вернуть мне ключ, пожалуйста…
Он демонстративно почесывает подбородок. Переводит взгляд с меня на ключ.
– Хммм… Ну я даже не знаю…
– Джексон, ну пожалуйста, пожалуйста, верни его…
Он как будто собирается вложить ключ мне в руку, но в последнюю секунду останавливается и сжимает его в кулаке.
— Сначала я кое-что возьму.
И брат бежит через весь дом, а я плетусь следом, прямо в подвал. Джексон, наконец, останавливается перед папиным оружейным шкафом.
– Джексон… Я не думаю, что это хорошая идея, не надо...
Он толкает меня с хмурым видом, я чуть не падаю.
– Не указывай мне, что делать, Луиза. Так надо. В машине может быть что-то опасное. Мне нужно это сделать.
С колотящимся сердцем, я наблюдаю, как Джексон направляет ключ на шкаф. Нажимает “открыть”.
И шкаф открывается. Навесной замок тут же отваливается и падает на землю с лязгом и глухим стуком. Остальные механизмы, удерживающие сейф запертым, жужжат и щелкают… дверцы открываются.
– О да… – бормочет Джексон себе под нос.
Широко раскрытыми глазами я смотрю на целую кучу оружия внутри. Осторожно дергаю его за рукав и пытаюсь увести, но брат отталкивает меня и проводит пальцами по оружию.
Не знаю, как оно называется, но, в общем, он хочет взять большое ружье. Правда потом передумывает и берет пистолет. Засовывает его в карман куртки. Закрывает шкаф… а затем, к моему удивлению, на самом деле бросает мне ключ.
Полагаю, теперь у него появилась новая игрушка.
Я неуклюже ловлю ключ и сразу же прячу в карман.
– Ну вот. Теперь пошли.
***
Сосновые иголки хрустят у нас под ногами.
Атмосфера напряженная.
...Ну, это для меня. Не уверена, что Джексона волнуют такие штуки, как “атмосфера”.
Мне и так не особо нравится проводить с ним время, но сейчас все куда хуже. Не могу не смотреть на пистолет… Сначала он оттопыривал карман куртки, но теперь Джексон вытащил оружие и перебрасывает из одной руки в другую. Целится в ветки и упавшие бревна. Снимает с предохранителя и ставит обратно….
Я наблюдаю, а он вдруг замечает.
– Что с тобой, Луиза?
От внезапного вопроса сердце начинает чаще биться.
– Ничего, - бормочу я.
– Врунья. Вот только не говори, что ты БОИШЬСЯ? Ты правда боишься ствола?!
Он поднимает пистолет. Он направляет его прямо мне в голову.
– Джексон! Не надо!
Лицо брата в миг становится серьезным. Он останавливается. Я тоже.
Он закрывает глаз и прицеливается.
– Джексон...
Сердце выпрыгивает из груди.
…
Тишина.
А потом он опускает пистолет. И смеется.
– Черт возьми, Луиза, я просто шучу. Очевидно же, что я не стал бы в тебя стрелять! Не будь таким ребенком!
Он снова смеется, но я – нет. Джексон поворачивается, и продолжает путь, и через мгновение я вытираю пот с ладоней и следую чуть позади. Во рту пересохло.
– Интересно, что внутри машины…
Я не уверена, обращается ли он ко мне или просто думает вслух, поэтому не отвечаю.
– Не могу поверить, что мы, наконец, узнаем это, спустя столько-то времени… – Он задумчиво трет щеку пистолетом. – Может это какое-то старое оружие? Или… или, может быть, куча крутых роботизированных штучек? А может вообще ядерный реактор?
– Зачем в лесу ставить ядерный реактор?
Он бросает на меня злобный взгляд.
– Мне-то откуда знать, Луиза? Ты как думаешь, что внутри?
Я пожимаю плечами, глядя себе под ноги.
– Может клад?
Он снова жестоко смеется и качает головой.
– “Клад”?! Ты издеваешься надо мной? Повзрослей уже, блядь.
Его слова ранят, но я стараюсь больше не выказывать слабости. Поэтому не отвечаю.
Прошло пятнадцать минут. Машина уже в поле зрения. Коробка размером с меня, если не больше. Позеленевшая от времени и обвитая ржавыми трубами. Чем ближе мы подходим, тем лучше слышны знакомые лязг и скрип.
Джексон в волнении переминается с ноги на ногу, затем встает в стойку и поднимает пистолет, целясь в переднюю часть машины.
– Давай. Время раскрыть секреты. Вскрывай этого ублюдка.
Я больше не уверена, что хочу этого. Не так. Не с Джексоном и пистолетом. Но он пугает меня. Всегда пугал. Поэтому я достаю ключ из кармана. Поднимаю его. Направляю на машину.
И нажимаю “открыть”.
Сначала ничего не происходит.
Мы стоим в напряженной тишине. Не слышим ни птиц, ни нежного шелеста ветерка в сосновых ветвях. Даже лязг машины, кажется, стихает.
А потом все возвращается в десятикратном размере. Громко, очень громко. Блеклые лучи оранжевого света пробиваются сквозь решетки и трещины в ржавом металле. Круглая панель спереди начинает медленно вращаться и со скрежетом старой цепи откатывается назад, открывая сложную сеть зубцов и шестеренок, кружащихся в грубом тандеме. Все они по очереди вздымаются вместе с окружающим металлом, с лязгом сдвигаясь в сторону по мере того, как передняя часть машины постепенно “открывается”.
– Черт… – бормочет Джексон, но я могу только смотреть, как раскрываются внутренние механизмы машины.
Вращаются и скрежещут темные крупные шестерни, тихо, но быстро, выпуская на свет мириады серебряных шестеренок поменьше. И вот они текут, как вода, из сети механизмов, соединяясь друг с другом на ходу, образуя единую полуаморфную форму…
И прежде чем последние серебристые шестеренки из центра раскрытой машины успевают упасть на траву, я вижу, во что они превратились.
Они приняли форму птицы.
Живой серебристой птицы.
И она взлетает. Взмывает в воздух, хлопая крыльями и сверкая, а потом взмывает ввысь, быстро рассекая воздух серебристыми крыльями.
– Вау! – Я смотрю на это чудо широко раскрытыми глазами и улыбаясь. Смотрю, как птица блестит в лучах солнца, пробивающихся сквозь облака и верхушки деревьев. – Это прекрасно!
– Гребанное безумие… – шепчет Джексон.
– Кажется еще не все! – Я указываю пальцем на машину, не в силах удержаться. Пусть Джексон смеется!
Однако он не смеется. Только наблюдает, как очередная порция маленьких серебряных винтиков и шестеренок высыпается из их более крупных, серых и ржавых контейнеров.
Как и в первом случае, они переплетаются и соединяются, вращаясь и мерцая, и, прежде чем успевают коснуться земли, собираются в маленькую механическую птичку.
И, как и первая, она взлетает вверх и улетает прочь.
Машина еще не закончила.
Две, три, пять, десять, дюжина птичек…
...Все порхают, хлопают крыльями и улетают прочь.
Я еще не видела ничего подобного в своей жизни.
Машина лязгает.
На этот раз рассыпается большая группа шестеренок. Поначалу масса бесформенная, как и раньше, но эти падают в траву и грязь, отскакивают от земли и собираются вместе, в новую форму.
Закрываю рот руками, вся во власти удивления.
– Это лиса… Серебристая лиса....
И конечно же, это так и есть. Сияющая механическая лиса. Она делает неуверенный шаг к нам, вытягивая шею. Я вижу сотни и сотни вращающихся маленьких шестерней. Лиса делает еще один шаг.
И раздается громкий ужасный хлопок.
С криком закрываю уши руками. Высокая звенящая нота трепещет на барабанных перепонках. Я в смятении наблюдаю, как голова лисы взрывается серебряным дождем. Она спотыкается и, шатаясь, падает на землю, тут же распадаясь на кучу металла.
Поворачиваюсь к Джексону. Его лицо искажено, из ствола пистолета, направленного прямо в голову лисы, валит пар. Его руки дрожат еще мгновение, а потом гримаса превращается в улыбку. Он смеется. Он смеется!
– Фууууух! Ты ВИДЕЛА это, Луиза? Потрясающая вещь!
– Зачем ты это сделал, Джексон!? Как ты МОГ!?
Ухмылка сползает с его лица, брови сходятся на переносице. Он небрежно машет на меня пистолетом.
– Не смей так со мной разговаривать, тупая сука! Эта штука перла прямо на нас!
– Нет! Не правда! Ты ЛЖЕЦ! Это всего лишь лиса! – кричу я со слезами на глазах.
Он делает шаг вперед и толкает меня на землю.
– Не СМЕЙ называть меня лжецом! Пошла ты!
Машина кашляет и жужжит. Из центра начинает вытекать еще одна группа шестеренок, похожая на сияющий серебряный водопад. Форма напоминаете кролика… . Существо рождается, и прыгает вперед, нюхая воздух. А потом готово уже броситься прочь, но еще один хлопок разрывает лесной воздух. Голова кролика разлетается на куски.
– НЕТ! ДЖЕКСОН, ОСТАНОВИСЬ!
С внезапным приливом храбрости, я вскакиваю на ноги и толкаю его. Этого я никогда еще не делала. Но в этой машине что-то есть, я это чувствую. Что-то особенное. Что-то волшебное. Что-то, чего Джексон никогда, ни за что сможет понять.
Из шестеренок формируется еще одно существо. Барсук, я думаю. Джексон поднимает пистолет.
И я выбиваю его у него из рук.
Он недоверчиво смотрит на меня и сильно бьет по лицу. Падаю на землю, по щекам льются горячие беззвучные слезы. Он подбегает к пистолету, поднимает и направляет его прямо на меня.
– Тронь меня еще раз, сука, и я застрелю тебя. Я, блядь, ЗАСТРЕЛЮ ТЕБЯ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? Мне все равно, что скажут мама и папа. Я скажу им, что ты сама залезла в шкаф. Я скажу им, что это был несчастный случай. И семье всем будет лучше БЕЗ ТЕБЯ! Так что просто будь ХОРОШЕЙ ДЕВОЧКОЙ И СТОЙ НА ЕБАННОМ МЕСТЕ!!
Барсук делает шаг к нам. С любопытством переводит взгляд с меня на Джексона. В нем такая нежность… я это вижу. Это чудо. Истинное чудо. А Джексону плевать. Всегда было и всегда будет.
Я неуклюже поднимаюсь на ноги.
Он ухмыляется. Поднимает пистолет, целясь в голову барсука.
Ветер шумит в ветвях.
Моя левая рука сама сжимается в кулак, а правая… а правую я поднимаю.
В ней ключ.
Холодный, импульсивный вызов написан на моем лице. Трясущимися пальцами я направляю ключ прямо на него. Я направляю ключ прямо на Джексона.
Он бросает взгляд в мою сторону.
– Какого хрена ты делаешь, Луиза?
Затем он видит ключ.
Бледнеет, пораженный внезапным и ужасным осознанием.
Вопит.
И двигается. Он пытается направить пистолет на меня, но слишком поздно.
Я нажимаю “открыть”.
~
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
С тех пор, как пропала Адалин, мы с Чарли остались совсем одни. Я и не против. Никогда особо не любил шумные компании. Если бы хотел видеть людей, я бы не оставался жить как можно дальше от цивилизации, как думаете? Мне достаточно того, что Чарли иногда забредает домой, чтобы поесть, поспать и оставить пару подарков. А я коротаю время за книгами и иногда за просмотром телевизора. Адалин оставила после себя так много... Все эта ее слабость к детективным романам. Раньше я никогда ими не интересовался, но сейчас, полагаю, чтение книг, которые так ей нравились, позволяет мне снова почувствовать себя ближе к жене.
Дочь говорит, что я здесь схожу с ума. Я же говорю, что никогда не был так счастлив. Не хочу возвращаться в город и гнить в каком-нибудь доме престарелых, где снисходительная медсестра будет сюсюкать со мной, как с ребенком. Да, мне восемьдесят пять, но я такой же сообразительный, как и прежде. Хоть и не такой шустрый. Но если что-то нужно будет починить, у меня есть телефон и интернет. Я могу вызвать помощь, если понадобится, и намерен дожить свои дни здесь, в этом доме, посреди бесконечных лесов. Дышать свежим воздухом, отдыхать в блаженном одиночестве и ждать, когда Господь решит, что пришел мой черед. А до тех пор я сделаю все, что могу, чтобы наслаждаться оставшимся временем на своих условиях.
Конечно, Сара беспокоится обо мне больше, чем следовало бы. Полагаю, я должен находить это милым, но вообще-то это немного раздражает. Я нежно люблю дочь и рад, что мы правильно воспитали ее, но когда я пытаюсь читать, меньше всего хочется, чтобы она колотила в дверь и суетилась надо мной. Я сижу в любимом кресле на веранде. У меня есть кофе и сэндвич. Я никуда не собираюсь уходить, а даже если бы и собирался, едва ли бы мне это не удалось!
Несмотря ни на что, она все настаивает, что мне нужна компания. Я перестал спорить. Полагаю, она делает это больше для собственного спокойствия. Я лично не был рядом с отцом в его последние годы и не заговорил с ним и после его кончины. Хотя… Наверное, хотел бы, чтобы у кого-нибудь из нас хватило смелости сказать напоследок что-нибудь приятное. И, наверное, хотел бы, чтобы это был я. Кроме того, иногда она приносит мне подарки. Не такие необычные, как те, что от Чарли, но по-своему необычные. Камеры наружного наблюдения, чтобы я мог видеть, кто идет, прямо с планшетного компьютера, и, несомненно, сам планшетный компьютер. Полагаю, я достаточно хорошо адаптировался ко всему этому современному. Хотелось бы думать, что справляюсь даже лучше, чем большинство людей моего возраста. И, если честно, мне нравится, насколько технологии упростили некоторые вещи. Даже если и то, о чем я и не просил.
На днях Сара спросила, беспокоит ли меня долгое отсутствие Чарли. Я ответил, что нет. Чарли всегда был уличным котом. Он такой же обитатель леса, как птицы и белки. Адалин беспокоилась о нем, потому что в лесу водятся койоты и медведи. А я – нет. Я думаю, что если Чарли умудрился прожить так долго, не нарвавшись на неприятности, значит, он знает, что делает. А судя по тому, что он иногда приносит домой, у меня сложилось впечатление, что ему точно ничего не угрожает. Это случалось не часто, но время от времени, когда Чарли возвращался, у него была с собой какая-нибудь безделушка. Иногда хлам. Крышки от бутылок, куски старых консервных банок и еще много чего. Иногда монеты. Обычно просто мелочь. Но время от времени появлялось что-нибудь более ценное. Ювелирные изделия и всякие безделушки. В основном бижутерия, конечно, но, несколько штук выглядели вполне дорогими. Я хранил те, что выглядели как настоящие, в ящике стола на случай, если кто-нибудь когда-нибудь придет за ними – продавать украшения казалось неправильным. Я предположил, что безделушки теряли в лесу туристы, а Чарли находил. Либо так, либо он рылся в какой-то куче мусора. Трудно было сказать наверняка. Несмотря ни на что, у меня сложилось впечатление, что он держался подальше от неприятностей. Некоторые кошки тупые. Чарли – нет. Я верю в этого кота больше, чем в большинство людей.
Тем не менее, Сара не собиралась сдаваться.
– Тебе совсем не интересно, куда он уходит?
Что-то мне подсказывало, что она спрашивала больше из любопытства, чем из-за чего-либо еще, и это наводило на мысль, что дочь к чему-то ведет.
– Что делает этот кот – дело кота.
– И тебе ни капельки не любопытно, да?
– Ладно, что ты опять купила? – Рекламная кампания начала немного раздражать. Сара просто смущенно улыбнулась.
– Хорошо… Хорошо. Я просто подумала, что это может быть забавно, понимаешь? Знаешь, эти камеры. Люди надевают их, когда катаются на велосипеде и все такое. Можно прикрепить прямо к своему телу! Разве это не изящно?
– Полагаю так. – Смысла я в этом так и не разглядел, но решил подыграть.
– Это может быть круто. Тебе будет на что посмотреть, когда он вернется!
По правде говоря, я решил, что это дурацкая идея… Но, полагаю, она привлекла мое внимание. Что-то внутри подсказывало, что именно этот вопрос не дает мне уснуть. Кроме того, Сара так радовалась своей находке, и как бы сильно дочь ни раздражала меня иногда, я ни разу не смог сказать "нет" своей маленькой девочке. И не собирался начинать сейчас, когда ей стукнуло пятьдесят.
– Я полагаю… Чарли мирился с нелепыми свитерами, которые твоя мама напяливала на него на Рождество. Думаю, и камеру стерпит, во вред ему точно не пойдет.
– Да-да! Поверь мне! Это будет весело! Обещаю!
Я слышал, как годы тают в ее голосе, и под морщинистым лицом и сединой на висках видел ту самую двухлетнюю девочку, с которой так неохотно сидел и пил воображаемый чай когда-то давным-давно. Она расплылась в широкой улыбке и полезла в сумочку и достала камеру, похожую на маленькую серую коробочку. Вздорная девчонка даже купила шлейку.
– Детям это тоже понравится. Знаешь, они всегда спрашивают о тебе и Чарли.
– О, я уверен, что так и есть.
“Детям”, должно быть, уже перевалило за двадцать. Сомневаюсь, что они особо задумывались о том, чем занимаются два старика. Но с ее стороны было мило солгать.
Глядя на эту шлейку и камеру, первое, о чем я подумал: "Чарли это вряд ли понравится". Но оставил эту мысль при себе. Если не считать того, что бедному коту прибавится неудобств, идея казалась достаточно безобидной. И, возможно, мы действительно увидим что-то интересное на записи.
Сара, конечно, показала, как все настроить. Показала, как получить доступ к видео самостоятельно, и я бы сказал, что освоился с этим довольно быстро. По крайней мере записал инструкцию, и если бы застрял, всегда мог позвонить ей. Затем, поболтав еще немного, она ушла домой, позволив мне вернуться к блаженному одиночеству.
Чарли еще не вернулся, но обычно он и не появлялся до захода солнца. Итак, я отложил обновку в сторону, сел почитать книгу и в какой-то момент заснул в своем кресле.
Когда я проснулся, уже светало. Чарли сидел на перилах крыльца, прямо за окном, чтобы я заметил его, когда проснусь. И, как только увидел, что я пошевелился, начал мяукать и ходить взад-вперед. Я поднялся, потянулся и пошаркал к двери, чтобы впустить его. Чарли юркнул в дом, как обычно направившись прямиком к миске с едой. Позади что-то осталось лежать на крыльце.
Подарок ярко блеснул на утреннем солнце. Медленно я наклонился, чтобы поднять его. Ожерелье. Судя по патине, из настоящего серебра. Цепочка выглядела порванной, но брелок уцелел. Маленькое сердечко. Ничего особенного, но, полагаю, он принадлежал леди. Гравировки не было. Никаких признаков того, чье оно. Вполне вероятно, что никто не придет за кулоном, но я все равно отнес его в ванную, чтобы отмыть, прежде чем положить в ящик к остальным. В ящик гремящий от старых колец, ожерелий, сережек и редких монет, которые Чарли приносил на протяжении многих лет.
Старый кот прирос к миске с сухим кормом, будто в жизни не видел еды. Честно говоря, мне было немного жаль его… оставалось надеяться, что ему не пришлось ждать слишком долго. Я пошел за влажным кормом, частично в качестве извинения, частично потому, что знал, что он начнет громко жаловаться, если я не накормлю его нормальным завтраком. А я слишком устал, чтобы слушать этого старого пердуна.
Чарли – хороший кот, несмотря на его бродяжническую натуру. Седеющий мейн-кун со злобной мордочкой, таявший, как масло, в руках Адалин. Она всегда была склонна нянчиться с ним, но я видел в Чарли такого же скрягу, как я сам, с которым можно коротать дни. На самом деле я никогда никому этого не говорил, но всегда представлял, что, если бы он умел говорить, то делал бы это с южным акцентом, будто не выпуская сигарету из зубов.
Только услышав, что я открываю влажный корм, Чарли выжидательно прижался к моим лодыжкам, мяукая и требуя завтрак. Я решил, что незачем заставлять его ждать. Поставил миску на кухонный стол, позволил ему взобраться на столешницу и наесться досыта, а сам принялся за свой завтрак. Потом Чарли вздремнул в кресле, в котором когда-то любила сидеть Адалин. Я не беспокоил его до полудня, пока не вспомнил о камере.
Она осталась в гостиной, и хотя я не слишком пылал желанием надеть ее на Чарли, воспоминание об ожерелье, которое он притащил тем утром, заставило задуматься. Откуда мой старый друг брал все это барахло? Он нашел его, украл? Где? Камера ответила бы на этот вопрос… Сара и так возбудила мое любопытство относительно того, куда он уходил. Но подвеска призвала действовать.
Чарли валялся с довольной мордой сытой кошки, и не обратил внимания, когда я встал и пошел за камерой. Я еще раз перечитал инструкцию и немного поиграл с неведомым аппаратом, прежде чем попытаться настроить камеру. Записал небольшой фрагмент, как Чарли дремлет на кресле, и загрузил его в свой компьютер. Качество показалось довольно хорошим. Получить доступ к файлам было несложно. Может, пришло время убедиться, что шлейка налезет?
Чарли лишь слегка запротестовал, когда я побеспокоил его. Я совершил непростительный грех, разбудив кота, но он проявил снисходительность, несмотря на явное недовольство.
– Извини, старина. – Я примирительно почесал его под подбородком. Застегнул на нем шлейку, затем прикрепил камеру к груди. – Полагаю, мы вместе отправимся в твое следующее приключение, а?
Он только мурлыкнул и понюхал мои пальцы. Затем плюхнулся обратно и продолжил отдых. Но ненадолго. Уже через десять минут или около того, Чарли был у задней двери, потягиваясь и расхаживая взад-вперед, готовый снова отправиться в путь.
Я проверил, включена ли камера, прежде чем отпустить его.
– Счастливого пути, пилигрим.
Он выбежал на улицу и запрыгал вниз по лестнице. Остановился, коротко оглянулся на меня, и скрылся в лесу. Я понял, что не увижу друга до наступления темноты.
Обычно я уже ложился к девяти, особенно учитывая ранний подъем. Но мысли о Чарли и о том, что обнаружится на камере, не давали мне уснуть, и я не мог избавиться от ощущения, что в доме стало слишком тихо. Я включил телевизор, чтобы попытаться отвлечься, – чтение не помогало. Даже налил себе чего покрепче. Ничего в этом нет плохого, вообще-то. Давненько я не баловался, не с тех пор, как… Да. Ни разу с похорон Адалин…
Мы похоронили пустой гроб. Тело не нашли. После двух месяцев поисков не было особого смысла притворяться, что она вернется. Мой разум оставался острым на протяжении многих лет, Адалин же повезло меньше. Слабоумие было наследственным. Мы видели, как это случилось с ее матерью… Медленный, жестокий распад личности. Годами мы оба боялись, что подобное случится и с ней. А когда начали замечать признаки, ни один из нас не признал этого, даже когда они стали слишком явными, чтобы их игнорировать.
Сара постоянно была рядом. Тогда она делала все, что от нее зависело, в попытке помочь старикам. Воля Адалин не слабела до самого конца. Сара предложила дом престарелых, но никто из нас не хотел туда отправляться. Адалин не ослабела. Мы с ней могли позаботиться о себе. Мы сохранили здоровье до глубокой старости. Даже ходили гулять по тропинкам за домом! Отправляться в богадельню, где ее бы превратили в ребенка, обращались бы с ней, как с неполноценной только потому, что она была старой и больной… Забрать ее из дома, который она знала много лет... Я не мог так с ней поступить! И не хотел смотреть, как она проходит через это. И, да будь я проклят, если позволил бы ей уехать без меня. Нет. Она была моей женой. В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас! Таковы были клятвы, и я собирался соблюдать их до самой смерти.
Смерть…
Когда я был молодым человеком, лет всего за двадцать, и собирался сделать ей предложение, перспектива состариться вместе приводила меня в ужас. Но я никогда не отверг бы воспоминания, которые мы создали вместе. Ни за что. Но тогда… Мысль о том, что однажды я потеряю ее, или о том какую боль она испытала бы, если бы потеряла меня… Эта мысль иногда закрадывалась в мой разум. Я всегда прогонял ее, откладывая на будущее, когда ничего уже нельзя будет изменить.
А потом… Однажды утром я проснулся и обнаружил, что место на кровати рядом со мной пусто. Больше я ее никогда не видел…И пришло время смириться с тем, что ничего не изменить.
Полиция предположила, что она отправилась гулять одна. Она делала так раньше, когда мы были моложе. Я не стал с ними спорить… Полагаю, именно так она и поступила. Она проснулась, забыла о прошедших годах, вышла на крыльцо, на свежий утренний воздух и решила насладиться им. Вышла и больше никогда не возвращалась.
Может быть, она потеряла тропу, свернула и забрела глубоко в лес. Может быть, она упала, ушиблась, и ее так и не нашли… Какой бы конец ее ни постиг, я предпочитал не думать об этом. Лучше мне не знать. Даже если неведение – самая жестокая вещь в мире.
Сара, конечно, была рядом со мной. Я полагаю, именно поэтому она так сильно старалась подарить мне любовь в последнее время. Интересно, не боится ли она в глубине души, что однажды я последую за Адалин в те леса, и она тоже больше никогда меня не увидит?
Скотч остался нетронутым, я тупо пялился в телевизор, на самом деле не следя за рекламным роликом на экране. Краем глаза я уловил движение, и оно мигом оторвало меня от невеселых мыслей. Чарли расхаживал по крыльцу, вроде бы даже не потеряв свою камеру. Я поставил стакан и пошел впустить его.
– Хорошо погулял, старина?
Он направился прямиком к своей миске. Время ужина. Я позволил ему наесться сухим кормом и принес пакетик с угощением. Это привлекло его внимание, и он запрыгнул на кухонный стол в ожидании добавки.
– Ты избалованный кот, а?
Бьюсь об заклад, если бы он мог ответить, то сказал бы что-нибудь вроде: “Будь здоров, пилигрим”.
Пока Чарли ел, я снял камеру с его груди и расстегнул ремень шлейку. Он был только рад свободе.
Камера порядочно испачкалась, и перестала записывать уже некоторое время назад.. Я смутно припомнил, что Сара говорила что-то о чертовски малом времени работы. Пара часов или что-то вроде того. Вряд ли мне удалось бы посмотреть все приключение целиком, но и этого было достаточно. Сомневаюсь, что пропустил бы что-то особо интересное.
Я устал и хотел спать, но камера манила. Не могу объяснить чувство срочной необходимости просмотреть запись, которое меня одолело… Возможно, рутинная жизнь наскучила больше, чем я думал. На кадрах могло найтись и что-то интересное… Я погладил Чарли по голове и решил, что чашка чая придаст мне сил.
Когда все было сказано и сделано, а Чарли удобно устроился в своем любимом кресле, я удалился с горячим чаем в кабинет. Подключил камеру к компьютеру и отпил из кружки.
Камера записала всего несколько отрывков. Некоторые из них снял я дома. А вот последнее видео… Должно быть, оно записалось где-то в лесу. Картинка выглядела почти непроглядно черной, будто что-то закрывало камеру. Я нахмурился от души понадеялся, что файл не был испорчен. Придется звонить Саре, и кто знает, когда она сможет выбраться в гости…
Я все равно щелкнул по видео, просто чтобы посмотреть, что будет. И вообще-то не ожидал, что оно запустится, но оно запустилось. Я видел подбородок Чарли и свои собственные ноги в джинсах. О, это я помню. Снято как раз перед тем, как я выпустил кота.
– Счастливого пути, пилигрим. – Услышал я свой голос. Задняя дверь открылась и Чарли вышел в лес.
Далее последовали кадры, на которых Чарли прячется за кустами и высокой травой. Не самое интересное зрелище в моей жизни. Он взобрался на несколько упавших веток и пробрался в один из соседских дворов. Немного понаблюдал за людьми и даже съел несколько угощений, которые, наверняка, предназначались ему. Маленький обжора. А потом снова ушел в лес.
Готов поспорить, что в какой-то момент он пошел по пешеходной тропе, по которой мы с Адалин обычно гуляли. Я узнал небольшой ручей. Слышался знакомый шелест травы и журчание воды, хотя звук быстро стал раздражать, и пришлось убавить громкость. Я не мог не задаться вопросом, куда, черт возьми, он там направляется, но предположил, что кот просто охотится. Может выслеживает мышь или что-то в этом роде.
Кроны деревьев со временем становились все гуще. Кот взобрался на поваленную березу. Отслоившаяся кора морщилась под его лапами. Ствол вел к другому, еще живому, дереву. Полог над головой был достаточно густым, чтобы казалось, что наступила ночь, несмотря на то, что было еще довольно раннее утро. Судя по временной метке, кот гулял всего час с небольшим. Чарли двинулся вдоль ветки высокого дерева, шагая так, словно знал, куда идет.
Я мог бы поклясться, что мельком увидел что-то впереди. На первый взгляд, оно было немного похоже на птичье гнездо, хотя и казалось слишком большим. Тем не менее, я знал, что некоторым птицам нравятся большие гнезда. Чем дольше я наблюдал, тем больше деталей улавливал. Это определенно было что-то вроде гнезда. Ветки и листья специально сложили в знакомую конструкцию. Хотя, все еще, это было очень, очень большое гнездо.
Оно полностью заняло верхушку одного из деревьев, а Чарли все продолжал карабкаться наверх, будто еще не дошел до места. Черт возьми, я даже не мог разглядеть эту штуку целиком. Чем дальше, тем больше она походила на стену из веток, слишком больших, чтобы их могла поднять птица.
И вот, одна из веток, по которой путешествовал Чарли повернула к гнезду. Черт. Я мог поклясться, что вижу несколько веревок, скрепляющих конструкцию… Хотя сложно было что-то путем разглядеть.
Чарли нашел щель в стенке и протиснулся внутрь, словно к себе домой. Внутри стояла темень. Он двигался медленно, тщательно просчитывая каждый шаг. Прошло больше минуты, прежде чем снова забрезжил свет… Достаточно долго, чтобы заставить меня проверить, закончилось ли видео. Оставалось еще около получаса.
Наконец, он вышел по другую сторону стены. Света внутри гнезда было мало. Пол устилали большие черные перья, солнечный свет отражался от блестящих предметов тут и там. Консервные банки, детские игрушки, карманные часы, застежки капюшонов… ювелирные украшения…
Это вот тут он добывал подарки? Что это, черт возьми, за место? Какое-то огромное воронье гнездо? Меня не назвать экспертом по воронам, но я и представить себе не мог, что они могли бы соорудить что-то настолько большое. Чарли сделал паузу, как будто присматриваясь или прислушиваясь к чему-то… и продолжил путь. Остановился, обнюхал несколько блестяшек и небрежно направился к дальней стороне гнезда.
Пока он шел, я заметил очертания предметов, совсем не походивших на ветки. Коричневатые, они легко сливались со стенками… Но форма у них была неправильная. У веток нет таких гладких краев. Ветви не загибаются внутрь сами по себе... и у ветвей нет глазниц.
Я разглядел череп какого-то животного, крупного грызуна, пустым взглядом смотревшего из переплетенных ветвей. Увидел кости, обернутые веточками поменьше, вплетенные в конструкцию гнезда, а потом увидел нечто, что заставило сердце забиться быстрее, а желудок наполниться кислотой…
Мне приходилось видеть человеческие черепа по телевизору, но никогда в реальной жизни… Если бы не спутанные черные волосы, которые все еще уцелели на голове, я, возможно, смог бы отбросить мысль. Решить, что это кто-то другой. Но я узнал эти волосы. Я целовал эту головку тысячу раз, за нашу совместную жизнь. Помнил смеющиеся глаза в этих теперь пустых глазницах. Даже после смерти я узнал свою Адалин!
Или... то, что осталось от моей Адалин…
Сколько ее костей вплели в это гнездо? Само по себе ее тело не могло стать его основой! Сколько других людей заложили в него, как ветки, как строительный материал? О Боже ... О Боже милостивый…
Чарли благоговейно сидел перед черепом Адалин, и я знал, что он тоже узнал ее. Он почти наверняка приходил туда, чтобы оплакать потерю, засвидетельствовать свое почтение или просто побыть с ней, даже если ее давно нет на земле.
Оставалось только молиться, чтобы то, что сделало это с ней, забрало ее после смерти. Но, судя по ранам в черепе… вряд ли ей оказали такую милость. Но что могло сотворить такое? Что забрало ее? Что… Чарли сидел тихо почти десять минут, а я рыдал, прижимая руки ко рту, чтобы заглушить горестные вопли.
Затем он пошевелился. Внезапно, как будто что-то испугало его. Из динамиков я услышал хриплый звук. Нечеловеческое шипение, звучавшее как нечто среднее между садистским кудахтаньем и чириканьем большой птицы. Чарли поспешно скрылся, проскочив между просветами в ветвях гнезда, и только после решился оглянуться.
Сквозь щели в ветвях и костях я увидел, что в гнездо проникло что-то еще, хотя я не мог полностью разглядеть, что. Видно было только две чешуйчатые лапы, каждая из которых заканчивалась четырьмя огромными когтями – совсем как у хищной птицы.
Оно щебетало и кудахтало, направляясь туда, где только что сидел Чарли, неуклюже подпрыгивая все ближе. Тело существа покрывали длинные черные перья. Клекот не смолкал. Оно наверняка осматривало то место, и я услышал, как он зашипел. Это не отпугнуло существо, которое теперь охотилось за ним… Существо, которое, вероятно, убило мою жену…
Я услышал шелест веток, и изображение смазалось, когда Чарли принялся выползать из гнезда. Он пробирался сквозь просветы в ветвях, как будто делал это тысячу раз, и быстро нашел дорогу на длинную ветку, ведущую вниз. А затем побежал на свободу, и самым последним кадром, который я увидел в этом видео, была размытая земля под его лапами.
Видео закончилось. В дверях кабинета застыл Чарли. Его глаза были широко раскрыты, уши навострены, будто звуки того существа, напугали кота.
Трясущейся рукой я поманил его к себе. Чарли запрыгнул на стол. Я не уверен, пришел ли он, чтобы защитить меня, или хотел, чтобы я защитил его… В любом случае, я был рад его компании. Усадил старика на колени, покрепче прижал к себе, и через несколько минут пушистое тельце снова расслабилось. Счастливчик… Вряд ли мне удастся последовать его примеру.
Я уже пересмотрел отснятый материал бесчисленное количество раз. Ничего не сказал Саре, когда она спросила, надевал ли я камеру на Чарли. Сказал только, что займусь этим. Она никогда не увидит того, что видел я… Она никогда не узнает, что случилось с ее матерью, никогда!
Но я не настолько глуп, чтобы удалить эту запись… Если когда-нибудь понадобятся доказательства, они должны быть доступны. Саре или кому-либо еще, кому они могут понадобиться, если я не вернусь из леса сегодня.
Я не охотился много лет, но я стряхнул пыль со своего старого ружья. Оно все еще отлично работает, и патроны есть. Вот только не знаю, стреляю ли я теперь хотя бы вполовину так хорошо, как раньше. Одно дело попасть в несколько консервных банок на заднем дворе, и совсем другое – в движущуюся мишень. Но я уверен, что так или иначе справлюсь.
Уверен, что смогу пройти по пути, которым шел Чарли… Не так, как он, но почти. Уверен, что смогу найти гнездо. Смогу найти ужасное существо, которое там живет. И когда я его найду… Когда я его найду, клянусь Богом, я убью его. Ради Адалин.
Ради Адалин...
~
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Меня зовут Мэтт.
Пожалуйста, запомните это.
Последние 12 часов жуко вымотали меня эмоционально. Уже 18 часов, с тех пор, как проснулся, я ни на мгновение не сомкнул глаз.
Позвольте начать с того, на чем я остановился в прошлый раз – с дома моих родителей. Я даже не стал утруждаться попытками объяснить им, что видел и пережил. Просто знал, что они не поймут. Они никогда не пытались понять, оставаясь главными скептиками по отношению к неизвестному. Всегда считали, что всему есть логическое объяснение, и в моем случае тоже нашлось бы, что сказать, даже если объяснения не было.
Родители разбудили меня в час дня. Ждали, что я проснусь сам, но этого не произошло. Я вздрогнул, спросонья испугавшись обеспокоенного лица отца нависшего надо мной.
– Я уже думал, ты не проснешься, – обеспокоенно пробормотал он, а затем откашлялся и пошел прочь. – Иди в душ.
По ощущениям, я будто вообще не ложился. Тело было выжато, как лимон. Мне как будто чего-то не хватало, части меня самого. Большей части.
Перво-наперво, я попытался вспомнить, что вообще делаю в родительском доме.
Помню, как настраивал телефон, чтобы снимать себя во сне. Помню что-то про тень, но понятия не имею, зачем мне пытаться заснять свою тень.
Камера на телефоне дрянная, поэтому кадры мне мало что дали. Ничего примечательного на записи не оказалось.
Но нашлось кое-что еще… телефон кишел уведомлениями о моем посте.
О посте, который я… не помню, чтобы я его писал.
Джейсон? Сын? У меня есть сын? Что за ерунда?
Я все читал и перечитывал слова, которые не помнил, постепенно проваливаясь в пучину вопросов…
А потом быстро собрался и рванул домой, неуверенный даже, что надеюсь там отыскать. Я обошел все комнаты и обнаружил детскую. Опрятная, чистая спальня. Пара постеров на стенах, стол с ноутбуком на нем, кровать, застеленная покрывалом с супергероями… Голова пошла кругом. Началась ужасная мигрень.
Джейсон. Джейсон. Я написал, что у меня есть сын по имени Джейсон…
Выудив телефон из кармана, я набрал отцу.
– Мэтт, что происходит? Ты так срочно уехал.
– Джейсон? Ты помнишь Джейсона?
– …Джейсона? Нет… не помню такого, это твой друг? Что-то случилось?
Твою мать.
– Нет, неважно, спасибо, пап. – Я повесил трубку, прежде чем он успел сказать еще хоть слово.
Но чертов пост ясно говорит о том, что у меня есть сын по имени Джейсон.
Сын Джейсон, который впал в кому.
Я порылся в своем телефоне, но не обнаружил фотографий четырнадцатилетнего мальчика. Перерыл весь дом и не нашел никаких фотоальбомов, абсолютно никаких свидетельств того, что он когда-либо существовал, кроме нетронутой детской.
Сердце ныло, голова кружилась, меня отчаянно терзало ощущение, что чего-то не хватает, но чего?? Это было невыносимо. Я нашел свидетельство о смерти жены и внимательно перечитал.
Там, блядь, ясно сказано, что она скончалась во время родов. Так где же гребаный ребенок?! Почему я не могу его вспомнить? Я отчетливо помню жену...
Когда я закончил, по дому будто прошелся ураган. Но все тщетно: ни свидетельства о рождении, ни старых документов, ни записок учителя, ни назначений врача. Я рухнул на диван в гостиной абсолютно без сил. Веки отяжелели. Но что-то давило мне на затылок, не давая уснуть.
Поэтому я взял свой ноутбук, и тогда заново открыл для себя запись с камеры, о которой рассказывал в прошлом посте. Я увидел его, я ясно увидел сына. Джейсон, которого я не помнил, забрался ко мне в постель в три часа ночи.
И я увидел неясный темный силуэт, его костлявую руку, нависшую над мальчиком.
А потом, промотав вперед, – себя, кричащего и трясущего ребенка, в попытках разбудить. Но он так и не проснулся.
Я помчался в больницу, рассудив, что он наверняка там. А мне нужно было его увидеть.
– Джейсон, мне нужно увидеть Джейсона. – сказал я администратору, едва переводя дыхание.
– Джейсон?.. Я не думаю, что у нас здесь есть пациент по имени Джейсон. – Девушка за стойкой даже глаз на меня не подняла.
– Четырнадцатилетний мальчик в коме?
– А... его зовут Джейсон? Вы опекун?
– Что за… – прошептал я себе под нос.
– Мне нужно взглянуть на удостоверение личности.
Я вытащил паспорт и протянул ей.
– У вас есть его свидетельство о рождении?
– Я... У меня его нет.
– Тогда, боюсь, я не могу позволить вам посещение. – Она, наконец, посмотрела на меня, посмотрела в мои глаза этим полным сожаления взглядом.
– Слушайте, подождите, я могу доказать, что он мой сын, у меня есть видео, где он в моей квартире, я просто принесу ноутбук… Сейчас!
И прежде чем она ответила, побежал прочь.
И вы, блядь, не поверите… Ноутбук пропал. Мой гребаный ноутбук пропал! И не было буквально НИКАКИХ свидетельств взлома машины.
Я не стал возвращаться в больницу, в этом не было смысла. Достал телефон и перечитал пост еще раз, просто чтобы убедиться, что не схожу с ума. А я чертовски уверен, что так оно и было! Как можно забыть, что у тебя есть ребенок, как остальной мир может тоже забыть об этом?
А потом одно сообщение меня заинтересовало…
"Я знаю, с чем ты имеешь дело".
С таким же успехом это мог быть тролль, но мне нечего было терять. Я ответил и попросил помощи.
***
Я поехал обратно домой, всю дорогу думая только о том, чтобы лечь, свернуться под одеялом и заснуть. Но голос в глубине моего сознания продолжал твердить, как заведенный: "Не спи. Ты пожалеешь об этом".
Я уныло оглядывал хаос, царящий в квартире, когда почувствовал, как завибрировал телефон в кармане.
Кофе. Мне нужно кофе. Чайник начал закипать, а я решил проверить сообщения.
"Это... эта сущность приходит прямиком из худших кошмаров, она вползает в твою жизнь, как паразит во время сонного паралича… А потом подходит все ближе, высасывая жизненную силу."
Пришло следующее сообщение.
"Она нападает, когда ты наиболее уязвим, когда спишь. Чем дольше паразит привязан к тебе, тем более усталым чувствуешь себя каждую ночь, и тем больше жизни он будет высасывать, пока обычное здоровое количество сна больше не сможет подзарядить твое тело. Это и случилось с твоим сыном: его энергия иссякла, мальчику нужно спать больше, чем когда-либо прежде, чтобы проснуться, но сущность ему не позволит. И эта тварь.. паразит может разделяться. Парализовывать больше жертв, не давать им проснуться самостоятельно. Тогда ты настолько ослабеешь, что никто уже не сможет разбудить тебя, а сущность будет высасывать жизнь твоего сына до тех пор, пока он не умрет."
Я подумал, что это абсолютное безумие. А потом вспомнил ту... тень... то жуткое ощущение, что кто-то постоянно наблюдает...
"Как это назвать?" – спросил я, а затем сразу добавил: "И как, черт возьми, оно стерло человека из существования?"
"Это сложно. Я дам адрес, приезжай. И, несмотря ни на что, не спи".
Я ввел адрес в GPS – полтора часа езды. Запасся кофе и сразу же сел в машину.
Всю дорогу туда я чувствовал чье-то присутствие затылком, и краем глаза видел, как движутся легкие тени, но когда смотрел в ту сторону, конечно же, никого не находил.
По истечении мучительных полутора часов я отправил таинственному мужчине сообщение.
"Я на месте."
Адрес привел к старому, заброшенному на вид дому. Я вышел из машины и направился к входной двери, но прежде чем успел постучать, она распахнулась. Пожилой мужчина, похожий на бездомного, с длинной грязной бородой и седыми волосами, оглядел меня с ног до головы.
– Сэр?
Он жестом пригласил меня войти. Дом внутри был совсем не таким, как снаружи. Чистый и опрятный, каждый уголок и щель освещены ослепительным светом.
– Они не могут существовать там, где нет тени, – сказал старик, словно ожидая моего вопроса.
Каждый предмет мебели был сделан из прозрачного стекла, не было ни одной вещи, отбрасывающей тень, кроме нас двоих, и даже тогда свет почти уничтожал тьму позади нас.
Он жестом предложил мне сесть на землю.
– Сядь ровно, не позволяй телу отбрасывать тень.
Я сел, распрямив ноги и вытянув руки по швам, а он расположился напротив, в той же позе.
Старик долго смотрел на меня, неспособного сосредоточиться при таком невыносимо ярком свете.
Я уже открыл было рот, чтобы заговорить, но он меня перебил.
– У этого нет названия. – Он, в раздумьях, поднял глаза к потолку, а затем продолжил. – Многие приходят к тебе во сне, кто-то хороший, кто-то плохой. Сонный паралич – логически объяснимое явление: разум бодрствует, тело спит. Однако все не так просто, дело не в том, что разум бодрствует, дело в том, что разум балансирует между бодрствованием и сном, там, где демоны подстерегают жертву в темноте. Большинство из них могут только напугать, неспособные причинить реальный вред, но есть и те, как тот, что прицепился к тебе. Те, что могут причинить много боли.
– И как от них избавиться?
Он обвел свой дом рукой.
– Если он присосался, только свет тебя спасет.
– Ты не спишь? – Все еще весь затекший после долгой дороги, я инстинктивно скрестил ноги… старик посмотрел на меня так пристально, будто готов был вынуть душу. Так смотрел только отец, когда я плохо вел себя в детстве.
– Не создавай теней!
Я снова выпрямил ноги.
– Сплю, – продолжил он. – Сплю при ярком свете. Со временем связь ослабевает и паразит теряет интерес.
– Как сущность сумела стереть моего сына? Я… я совсем его не помню.
– Джейсон, не так ли? Этого я не знаю, обычно сущность не обладает такой силой… а это значит, что к нему могло прицепиться что-то похуже. – Старик поднялся. – Больше мне нечего тебе сказать. Уходи.
– Зачем ты меня вообще позвал?
– Я… не важно. я достаточно рассказал. Убедись, что в твоем доме нет ни единой тени, если хочешь жить. Сочувствую по поводу сына. Вряд ли его уже можно вернуть.
***
После того, как он фактически вышвырнул меня вон, я долго сидел в машине.
А потом решил, что хочу увидеть сына. К одиннадцати вечера я уже был на парковке больницы.
За стойкой сидела новая администратор, и я постарался объяснить ситуацию как можно логичнее и проще.
– …Так что, пожалуйста, просто дайте мне увидеть его, даже если через окно.
Она посмотрела на меня, решаясь.
– Хорошо, у вас пять минут.
Она проводила меня к палате. По ту сторону стекла лежал в темноте мальчик из видео. Я наблюдал за ним через окно, желая вспомнить все, что он когда-то значил для меня.
И вдруг краем глаза заметил движение тени… Темный силуэт прятался в палате моего сына, сливаясь с тенями в углу.
– Эй! – Я закричал, и администратор прибежала обратно – Там кто-то есть!
Она бросилась в комнату и включила свет. Никого. девушка вздохнула с облегчением.
– Вам пора, сэр.
– Нет, пожалуйста, вы должны мне поверить, там была тень, я видел ее, клянусь!
– Успокойтесь, сэр, в палате ничего нет.
Эмоции, наконец, прорвали плотину. Я разрыдался. Администратор отвела меня обратно в вестибюль и усадила в жесткое кресло. Понадобилось время, но когда слезы иссякли, я снова просмотрел свой пост. И решил написать новый, чтобы попросить о помощи.
Если кто-нибудь знает, как заставить мир вспомнить, как заставить себя вспомнить о существовании Джейсона, пожалуйста, ради всего святого, скажите мне.
Я вижу, как медсестры перешептываются, пока пишу это, есть вероятность, что они выгонят меня или, что еще хуже, запрут.
Меня зовут Мэтт.
Если оно достанет меня, пожалуйста, помните, не забывайте, как я забыл его.
Я не хочу исчезать.
~
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
✅9 признаков того, что у тебя невроз
Все валится из рук – на домашних орешь, на сотрудников шипишь, при взгляде на начальство дергается веко? Возможно, тебе просто надо выспаться и отдохнуть денек-другой. А может быть, дело зашло дальше, и у тебя самый настоящий невроз.
Признаки невроза
Все валится из рук – на домашних орешь, на сотрудников шипишь, при взгляде на начальство дергается веко? Возможно, тебе просто надо выспаться и отдохнуть денек-другой. А может быть, дело зашло дальше, и у тебя самый настоящий невроз.
Невроз – это такая штука, когда сил у организма не остается. От слова совсем. Настолько совсем, что ты ломаешься где-то внутри, но при этом зачем-то продолжаешь двигаться, как очень героический танцор на сломанной ноге. Обычно одного симптома мало, а вот нескольких из нашего списка уже достаточно, чтобы обеспокоиться. И нет, это не тот случай, когда «я подумаю об этом завтра» – хорошая идея.
1. Раздражительность
Бывают дни, когда человека раздражает все. Бывают реально серьезные причины для раздражения. Но когда причиной становится буквально любое действие или обстоятельство, а дни дурного настроения идут один за другим, это уже очень нехороший звоночек.
И да, если, например, ты находишься в зоне военного конфликта – то есть, плохие дни действительно идут чередой и причины для злости объективно являются таковыми, это еще не значит, что невроза у тебя нет. Даже наоборот, для его появления у тебя очень благоприятные условия.
2. Странности с аппетитом
Он может исчезнуть совсем, но чаще, к сожалению, просто начинаются выкрутасы. Вдруг ловишь себя на том, что совсем не можешь есть сосисок, белого хлеба и зеленого горошка, или даже определенных видов продуктов – например, жирных или твердых.
Еще один вариант – ты вдруг обнаруживаешь, что ешь постоянно и притом буквально все. Говорят, особенно часто людей с депрессиями и неврозами тянет на сладкое. Начала питаться шоколадками? Тревожный звоночек.
3. Нарушения сна
То ты весь день ползаешь, как сонная муха, то считаешь до бесконечности овец и верблюдиков, а сон не идет и не идет. А уж если пришел, то ты окунаешься в него на несколько минут, наполовину просыпаешься и снова ныряешь. Но очень неглубоко. И встаешь не просто невыспавшейся, а со странной дрожью или слабостью в руках и ногах.
4. Жестокий сплин
Или, по другому, хандра. Не просто тоска, а тоска зеленая. Тошно, душно, каждое движение, каждый поступок – через не могу.
Очень похоже на депрессию, но, тем не менее, это не она. Во время депрессии хандра не ужасает, а вот во время невроза очень хочется что-то с ней сделать, чтобы как-то, наконец, взбодриться. Или чтоб оно само вокруг все взбодрилось. У-у-у, тленота.
5. Внезапная плаксивость
Никогда ты не была нытиком. А тут вдруг увидела кошечку возле дороги и зарыдала: она же, наверное, машиной сбитая. Кошечка испугалась, встала и убежала от тебя? Ничего, ты птичку найдешь, тоже крайне несчастную. А еще пролитый чай – очень печально, картинка на холодильнике – до слез трогательно, шкаф стоит такой одинокий – обнять и плакать.
В особо запущенных случаях ты нарочно станешь искать щемящие фильмы и трогательные книги, чтобы обосновать жгучее желание поплакать высотой искусства.
6. Моментальная усталость
Еще не начала работать, а уже устала. А уж если начала – так почти сразу же устала смертельно. Утомляет все. Даже то, чем тебе предлагают заняться, чтобы отвлечься и отдохнуть. Пожалуй, от таких занятий ты особенно устаешь.
Даже не надейся, это не просто лень. Взять себя в руки не поможет. Ты и так ходишь вся в руки взятая, дальше уже некогда. Ведь чувствуешь? Просто тебе маленькая правильная девочка внутри строгим голосом говорит, что неправильно чувствуешь. Но она не всегда права.
7. Странная тревожность
Тебя преследуют дурные предчувствия и страхи. Причем боишься ты обычно того, что происходит очень редко, на самом деле далеко не всегда смертельно или от тебя не зависит.
Невероятно боишься опрокинуть чай на начальницу, проходя мимо. С ума сходишь от того, что, может быть, начнется землетрясение. Почти уверена, что забыла выключить утюг и теперь пожаром спалило половину подъезда. Просыпаешься ночью от озарения, что завтра тебя уволят или заболеет кто-то из родных.
Иногда страх даже не обретает конкретную форму. Ты просто чувствуешь его ни с того, ни с сего. Со всеми его физиологическими проявлениями: учащенным сердцебиением, удушьем, потливостью, дрожью конечностей. И настигать он тебя любит в самый неподходящий момент. Знакомо? Ой-ой-ой, плохие новости.
8. Нестабильная самооценка
Короткий всплеск уверенности в своих силах заставляет тебя взяться за задание или согласиться пойти с друзьями в кафе. Но уже спустя короткое время тебя накрывает.
Ты понимаешь, что ничего не можешь и не умеешь, и это вот-вот раскроется. Что друзьям своим ты никак не можешь быть интересна и только позориться будешь. Ложечки ронять и мямлить всякую чушь. А когда тебя накроет беспричинным страхом в их присутствии, они окатят тебя презрением. Именно так.
9. Тики и мелкие движения
Ты думала, что тик – это когда веко дергается? А то, что у тебя с шеей происходит или под коленочкой – это… ну, другое что-то?
Тик может выползти в самых неожиданных местах. Можно ходить и подергивать головой, как Борман в кино. Можно чувствовать, как подрагивает под мышкой или в икре, и никак не получается с этим справиться. Можно поймать себя на странном и коротком, постоянно повторяющемся движении плечом. Это все он, тик.
А еще ты обзавелась удивительно беспокойными пальцами. Им все время надо что-то перебирать, рвать, черкать и перечеркивать, заплетать и делать тысячу других мелких движений. Это твой организм пытается как-то справиться с тревожностью или раздражением.
Время от времени бывает, конечно, у всех. Ключевое, однако, условие – время от времени.
На самом деле, проявлений невроза куда больше. Чтобы расписать все, одной статьи нам бы не хватило, так что мы ограничились самыми популярными. Вопрос в том, что тебе делать, осознав, что ты невротик.
Прежде всего – найди возможность отдохнуть. На первый взгляд это не поможет. Симптомы даже усилятся. Но без отдыха ты сломаешься совсем. Чтобы обмануть невроз, избегай пассивного лежания на диване.
Чередуй отдых с работой и прогулками или занятиями спортом. Это поможет немного стабилизировать ситуацию.
Но главным рецептом остается самый нелюбимый в интернете: «Срочно к врачу». Мы очень надеемся, что ты им воспользуешься. Нужный тебе врач – в клинике неврозов. Да, так просто.
Автор Лилит Мазикина ©
------
Информация для публикации взята из открытых источников.
Начну с того, что я в одиночку воспитываю четырнадцатилетнего подростка.
Его мать скончалась во время родов, оставив меня наедине с моим самым большим горем и радостью одновременно.
Растить его в одиночку было непростой задачей, и я в полной мере оценил бездну помощи и советов как от моих родителей, так и от родителей покойной жены.
Джейсон – хороший парень с хорошими оценками, уважительный и понимающий. Он никогда не пытался превратить мою жизнь в ад, к счастью опровергая мрачные пророчества, так и сыплющиеся от других родителей подростков.
На протяжении всей его недолгой жизни была только одна непроходящая проблема – сон. У Джейсона всегда были проблемы со сном. Все началось, когда он был совсем малышом, продолжилось, когда стал дошкольником, школьником и даже сейчас, когда он уже подросток на грани зрелости, проблема не ушла. Мы посещали врачей, но получали только диагноз “бессонница”. Я верил в это до недавнего времени.
***
Три недели назад сын разбудил меня около полуночи… хотя ладно, я на самом деле еще не спал.
– Пап, я не могу уснуть. – Вид у него был испуганный, на грани паники. Я понял это по легкой дрожи и по тому, как он старался держаться.
– Что случилось, приятель?
Джейсон опасливо взглянул на теперь уже закрытую дверь и вздрогнул.
– Да просто… – Его пальцы барабанили по скрещенным на груди рукам. В этот раз он не выглядел таким смущенным, как бесчисленное количество раз до того. Не выглядел так, будто боится рассказать, словно сломал что-то или попался на шалости. На этот раз он выглядел так, будто не может облечь мысль в слова. – В моей комнате постоянно стоит темная фигура и просто... просто наблюдает как я сплю… Я чувствую его взгляд..
Голос сына дрожал, на глазах выступили слезы. Он был безмерно напуган и упал прямо в мои объятия, не сдерживая рыдания.
Обычно любой родитель просто сказал бы, что это дурной сон, но мне в голову пришло худшее: в комнату кто-то забрался. Когда всхлипы пошли на спад, я сказал сыну, что пойду проверю, что там.
Итак, прямо как в фильме ужасов, я взял большой кухонный нож и на цыпочках прошелся по всей квартире, проверяя, нет ли посторонних или следов взлома… и в конце концов ничего не нашел. Вот только, дверца шкафа в детской была приоткрыта.
Возвращаясь в спальню, я вдруг услышал, как сын зовет меня, пронзительно выкрикивая мое имя.
Я вихрем ворвался внутрь с ножом наготове.
– Он был здесь! – Джейсон указывал пальцем в самый темный угол комнаты, безудержно рыдая.
…В конце концов, я так и нашел никого и ничего. Ту ночь мы спали в одной кровати.
Это повторялось каждый день: Джейсон приходил в мою комнату, дрожал, как осиновый лист, и каждый раз рассказывал, что та темная фигура преследует его, подбираясь все ближе с каждой ночью. К концу недели он уже тихо прокрадывался в мою постель, даже не разбудив меня, где я и находил его утром.
Две недели назад я заказал дешевый набор камер видеонаблюдения и установил их по всей квартире, пока сын был в школе. В том числе и в его комнате. Да, я знаю, конфиденциальность подростков важна, мне не следовало устанавливать камеры по всей квартире, не говоря уже о его комнате и бла-бла-бла, но мне нужно было разобраться в происходящем. К тому же, я все равно планировал снять их через неделю или две.
На следующее утро я снова обнаружил Джейсона свернувшимся калачиком рядом со мной в моей постели. Наступила суббота, так что мне не нужно было на работу, и я тихонько выскользнул на кухню, стараясь не разбудить его, и включил ноутбук, попутно наливая кофе.
Я просмотрел отснятый материал. Не лучшее качество видео в моей жизни, но большего от дешевых камер ожидать не приходилось.
В комнате Джейсона почти всю ночь было тихо. С того момента, как он лег в постель, и до того, как встал и пришел в мою комнату, он ни разу не пошевелился, ни единого раза. Я пытался подтянуть изображение, сделать его ярче, чтобы увидеть самые темные углы комнаты, но картинка все равно оставалась слишком темной.
Пересмотрев ускоренную запись в третий раз, я, наконец, кое-что заметил: пока Джейсон был в постели, его шкаф был закрыт, но вскоре после того, как он ушел, дверца слегка приоткрылась.
Я засек точный момент, когда это произошло: примерно через две минуты после того, как Джейсон вышел. Замедлил запись… чертов шкаф открылся сам по себе. Я не знал, что и думать.
Я сразу же заказал камеры ночного видения, которые стоили целое состояние.
Следующие два дня я просматривал отснятый материал. На вторую ночь Джейсон так и не пришел в мою комнату, он и мускулом не пошевелил, пока я его не разбудил. Шкаф тоже не открылся, в отличии от дня накануне, когда мы снова спали вместе.
Как только прибыли новые камеры, я установил их в комнате сына и пересмотрел отснятый материал на утро. Джейсон не засыпал той ночью допоздна, почти до двух часов ночи. Он так и не решился заснуть в детской и пришел прямо ко мне. На этот раз я наблюдал за шкафом с таким вниманием, что подумал, что сейчас сам открою его силой мысли… и, конечно же, через две или три минуты дверца приоткрылась.
Я увеличил масштаб настолько, насколько это было возможно, замедлил съемку, и вот тогда увидел это.
Темная фигура за долю секунды пересекла комнату, скользнула мимо шкафа, а в следующую секунду дверца открылась. Я замедлил съемку еще больше, пересматривал ее снова и снова, но не мог разглядеть фигуру подробнее. Просто сгусток тени.
Вздохнув, я пошел в свою комнату, чтобы разбудить Джейсона. Последние дни мне все время приходилось делать это, так крепко он спал. Даже после двенадцатичасового сна сын выглядел усталым, мешки под глазами наливались все сильнее.
На следующую ночь Джейсон старался не спать в последний раз.
***
Я проснулся, рядом с сыном, как обычно в последние несколько недель, и тихонько выскользнул из комнаты. Не то чтобы шум его разбудил, но все же… И приступил к утренней рутине: пить кофе и просматривать отснятый материал.
Он снова засиделся допоздна, до трех часов ночи, я даже подумал отругать его за это, все-таки будний день… И вот что странно: дверца шкафа в этот раз не открылась. Ни разу за ночь. По наитию, я решил посмотреть записи с дешевых камер, все еще расставленных по всему дому.
И вот тогда я увидел это. Ясно, как божий день. Тень костлявой руки, парящей прямо над моим сыном. Всю. Чертову. Ночь.
Подгоняемый дурным предчувствием, я бросился в спальню и попытался разбудить его осторожно, как делал каждое утро, но Джейсон не сдвинулся с места. Я хорошенько тряхнул его, крикнул просыпаться… Сын не отреагировал.
И я вызвал скорую, поскольку больше ничего не оставалось делать.
Ему поставили диагноз "коматозное состояние".
Я снова и снова смотрел записи, все за последние несколько недель, и обнаружил кое-что ужасающее. Каждую ночь, когда Джейсон приходил ко мне спать, тень следовала за ним. Несколько камер показывали, как она несется мимо его шкафа, в коридор, через кухню и в мою спальню.
И все это за какие-то жалкие пару секунд.
А потом она вырастала в моей комнате. Вырастала прямо передо мной. Нависала над Джейсоном, подходя все ближе и ближе с каждой ночью. Я не знаю, как это описать… оно не похоже ни на что, что я видел раньше. Это тень, но такая темная, такая чернильная, что темнота комнаты странным образом подсвечивала ее.
***
Это подводит меня к событиям прошлой недели и сегодняшнему дню.
Я начал ощущать чужое присутствие.
Начал замечать тень, маячащую в уголке глаза, и тоже начал ощущать, как она медленно приближается ко мне, когда я сплю, каждую ночь.
Я лихорадочно составляю график, и, судя по нему, сегодня последний день, когда смогу проснуться самостоятельно, а это значит, что, если меня не разбудят завтра, я больше не проснусь.
Я приехал в дом своих родителей и собираюсь провести здесь ночь. Им даны конкретные инструкции, как разбудить меня. Плюс я хочу посмотреть, последует ли эта штука за мной, и все еще пытаюсь придумать, как разбудить сына.
И выяснить, что за тварь с ним это сделала.
~
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В первый раз я встретил демона, когда мне было семнадцать, и в тот вечер он спас мне жизнь.
Я стоял на остановке, надеясь поймать попутку после подработки. В тот день я забыл зонтик, а как вы знаете, когда забываешь зонтик, всегда идет дождь.
Ледяной дождь лил как из ведра, и я пытался игнорировать хлюпающие ботинки. Внезапно дождь надо мной прекратился, я посмотрел наверх и увидел его – демона, закрывшего меня своим зонтиком.
Он выглядел как человек, собранный кем-то, кто не знает, как должен выглядеть человек. Он был очень длинным, как минимум шесть с половиной футов, а плечи так сутулились, что в профиль он напоминал огромного стервятника.
Его лицо было тощим, с острыми чертами и глубокими впадинами, к нему словно была приклеена широкая дружелюбная улыбка из кривых серых зубов.
– Ты не слышал, друг? – спросил он.
– Нет, – ответил я. – Не слышал чего?
– Сегодня автобус не придет, – сказал он. – Водитель напился и попал в аварию. Все пассажиры погибли.
То, как он произнес последнюю часть, почти с улыбкой, заставило мой желудок сжаться.
Я не был уверен, что действительно верю ему, но решил, что в любом случае должен отсюда убраться. Мне сильно захотелось оказаться от него как можно дальше.
– Ох, – ответил я. – Думаю, мне придется пройтись пешком.
– Да, – сказал он. – Придется. Подожди, возьми мой зонт.
Он протянул мне зонт, и я взял его, не подумав. Мои пальцы едва коснулись его руки, и все тело пронзила дрожь.
На следующий день я увидел новость об аварии, вот только она произошла после моей остановки. Как и сказал мужчина, все пассажиры погибли. И если бы не он, я тоже был бы в этом автобусе.
В следующий раз я увидел демона на втором году обучения в колледже. Он поджидал меня в моей комнате в общежитии, ссутулившись за моим столом и читая одну из моих книг.
– Это ты, – сказал я.
– Да, – ответил он, – это я.
Он спокойно закрыл книгу и повернулся лицом ко мне, сверкая своей кривозубой улыбкой.
– Я принес тебе подарок, – сказал он.
Внутренности скрутило.
– Подарок? – Переспросил я.
– О, да.
Он засунул руку под лацкан пиджака и достал розовый блокнот на спирали. На обложке было написано имя Эллен Хартвелл.
– Это принадлежит симпатичной брюнетке с занятий по психологии, – сказал он. – На которую ты постоянно пялишься. Ты скажешь ей, что нашел это, а потом пригласишь поужинать.
Он положил его на мой стол.
– О, – сказал я, – спасибо.
– Не стоит благодарности, – ответил мужчина. – Мы еще увидимся.
Не успел я моргнуть, как он исчез.
В последний раз я увидел демона в ту ночь, когда был зачат мой сын. Моя жена Эллен ждала в спальне, пока я приму душ. Выйдя из душа голый и мокрый, я увидел мужчину, стоявшего в моей ванной.
– И снова здравствуй, друг, – сказал он.
– Ты напугал меня, – ответил я.
– Я знаю, – сказал он. – Послушай меня. Сегодня ты должен поговорить со своей женой. Она готова к ребенку, но еще этого не знает. Сегодня она зачнет твоего сына.
Сердце подпрыгнуло при мысли о сыне, но желудок был менее оптимистичен, и его скрутило от тревоги.
– Почему ты мне помогаешь? – спросил я.
Мужчина широко улыбнулся.
– Нити судьбы длинны, – сказал он, – длиннее человеческой жизни.
Он щелкнул пальцами и исчез в синевато-серой дымке.
После этого мужчина больше не приходил, но иногда у меня возникало то тревожное чувство в животе, которое сопровождало его присутствие. Прошли года, потом десятилетия, и постепенно я забыл о нем, до того самого дня, пока не пришла полиция.
Они пришли с собаками и лопатами, и перерыли весь мой участок.
После того как все было сказано и сделано, они нашли останки тридцати семи женщин и арестовали моего единственного сына.
На протяжении всего судебного процесса сын утверждал, что убивать его заставлял демон, но прокурор ему не поверил, и его приговорили к смертной казни.
Но я узнал демона на тысяче набросков в блокноте моего сына.
Это был худощавый мужчина с широкой дружелюбной улыбкой из кривых, мертвенно-серых зубов.
~
Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я часто смотрела сквозь ржавые железные прутья решетки и мечтала стать птицей.
Каждую ночь после того, как отец уходил из моей комнаты, я лежала без сна и ждала рассвета. Цепь, приковывавшая меня к кровати, как раз доставала до подоконника, поэтому, с первыми лучами, я подходила к окну, чтобы послушать первые звуки утра. Звуки птичьего пения.
Их мелодии были так прекрасны… наверное птицы пели о местах далеких и чудесных, о том, как плывут на ветру по бескрайним голубым небесам, глядя вниз на крошечные верхушки деревьев, усеивающие землю внизу, словно булавки.
Однажды утром, когда я еще лежала в постели, произошло нечто невозможное. Накануне я заснула и пропустила бы утренний концерт, если бы не стук в окно. Я потерла глаза, прогоняя сон, и села: с той стороны стекла сидел ворон и постукивал клювом по моему окну.
Осторожно подкравшись, я улыбнулась птице.
– Привет, мистер Ворон.
– Здравствуй девочка, – ответил ворон.
На мгновение я застыла, ошеломленная, не зная, что сказать. А потом, казалось, вечность спустя, заставила себя заговорить:
– Ты умеешь говорить?
– Все птицы умеют говорить, – откликнулся Ворон – Просто не все люди умеют слушать.
Я толкнула окно, оно приотворилось, ударившись о решетку. Птица с любопытством наклонила голову.
– Почему ты в клетке?
– Думаю, такая моя судьба. – Я не знала, что и сказать. – Так было всегда.
– Ты такая худенькая, хочешь чего-нибудь поесть?
В животе слабо заурчало.
– Да. Это было бы замечательно.
Не сказав больше ни слова, ворон взлетел. А через несколько минут вернулся с небольшой веточкой инжира. Ворон с интересом наблюдал, как я жадно поглощаю фрукт. И даже когда на моих пальцах остался только сладковатый сок, все еще пристально смотрел на меня некоторое время.
– Я не знал, что людей сажают в клетки, – начал ворон. – Думаешь тебя приняли за птицу?
– Я так не думаю, мистер Ворон.
Остаток того дня мы провели в разговорах. Ворон рассказал мне все о том, каково это – летать, о том, что в мире нет ощущения лучше. Рассказал о далеких землях, в которых он побывал, когда был еще совсем молод, и улетал каждый год прочь от зимы. Наконец наступил вечер, и ворон улетел.
А на следующее утро вернулся еще с двумя веточками инжира.
Я поблагодарила его за щедрость, и мы проговорили еще один день напролет. Он даже спел мне песню. Голос ворона не приспособлен для пения, но мне он все равно показался прекрасным.
Так мы провели всю осень, и визиты птицы стали единственным светлым пятном в моей жизни. Он приносил в подарок не только инжир, но и вишни, и грецкие орехи – все, что что только мог удержать.
Однако вскоре наступила зима, а с ней и холода, уничтожившие инжир и вишню. Его подарков становилось все меньше и меньше, а по усталому голосу было ясно, что летать за ними приходится все дальше и дальше.
Однажды утром, когда выпал первый снег, ворон задал мне вопрос.
– На что бы ты пошла, чтобы покинуть это место? – спросил он, склонив голову набок.
Я на мгновение задумалась, не зная, что ответить. А потом сказала правду.
– На что угодно, лишь бы уйти. Все, что угодно.
Ворон торжественно кивнул.
– Зима приносит не только мороз.
Он взмахнул крыльями и спрыгнул с подоконника.
Я не видела его три дня. Часы шли, и мне становилось невыносимо грустно. Каждое утро я по-прежнему слушала пение птиц, но оно звучало одиноко и пусто без друга, который наслаждался бы им вместе со мной.
Наутро третьего дня он вернулся. То был прекрасный день: солнце выглянуло из-за облаков и растопило снег – последний привет тепла перед тем, как зима окончательно вступит в свои права. Когда тень прошла над долиной, я сначала приняла ее за грозовую тучу… Пока не услышала звук. Он был достаточно громкий, чтобы расколоть небо, но то был не гром – то были птицы.
Тысячи и тысячи их обрушились на дом. Штормовой вихрь бьющихся крыльев и пронзительного карканья. Они врезались в стены и окна, клевали их с дикой свирепостью. Дом сотрясался от натиска перелетной стаи, а крики были такими громкими, что заглушали звон бьющихся стекол.
Но не настолько громкими, чтобы заглушить крики моего отца. Все закончилось в считанные минуты, и ключ от кандалов блеснул под дверью. Дрожащими руками я вставила его в скважину на металлическом браслете на лодыжке и повернула.
Кандалы расстегнулись с громким щелчком. Я впервые в жизни была свободна.
Также я получила и ключ от двери. Дом был практически разрушен. Повсюду валялись щепки и битое стекло, а в центре гостиной лежало то, что осталось от моего отца – лишь куча окровавленных перьев.
Все птицы улетели, но мистер Ворон остался ждать на камине в гостиной, с любопытством разглядывая меня.
– Теперь ты можешь летать на свободе, девочка, – проскрипел он. – Больше никаких клеток.
– Спасибо, мистер Ворон. Ты пойдешь со мной?
Ворон покачал головой.
– Я старая птица. Мой путь подходит к концу. Но твой только начинается.
Мистер Ворон взмахнул крыльями и улетел прочь. Я больше никогда его не видела. Осторожно я вышла на улицу. Босые ноги впервые коснулись подмерзшей травы. Я как будто чувствовала запах цветов в дуновении теплого ветерка.
И хотя я твердо стояла на земле, сердце мое тогда парило высоко в бескрайнем голубом небе, далеко над старым миром, которому пришел конец.
Я по прежнему просыпаюсь на рассвете, чтобы послушать пение птиц.
А когда первые трели нарушают тишину, вспоминаю о мистере Вороне и улыбаюсь.
~
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Предполагалось, что у этой истории будет счастливый конец, как обычно бывает у тех, что начинаются ужасно.
Но я понимаю, что в итоге мой герой вряд ли убьет дракона и получит девушку…
Скорее все закончится здесь и сейчас, когда пластиковый паразит наденет мою кровоточащую кожу.
Звонить в полицию – не вариант, я все равно попаду к местным, а покинуть Гринсвилл нельзя.
Карты Google показывают меня синей точкой на чистом холсте – застрявшим на пустой равнине без дорог, без гор, вообще без чего-либо.
Я знаю, что это неправда. Здесь город.
Но это место – если это вообще можно так назвать – не из нашего мира.
Идеальный маленький городок – просто кошмар в красивой обертке.
Это началось... несколько дней назад. Наверное. Время здесь утекает как вода: просачивается сквозь трещины и превращает все в размытое пятно. Солнце заходит в неурочное время и восходит, когда ему заблагорассудится.
Ничто не движется как должно... а если и движется, то как сломанные часы – запинаясь, останавливаясь и внезапно срываясь вперед через случайные промежутки времени.
Все началось в ту минуту, когда мне исполнилось 18 – именно тогда я ушел из трейлерного парка. Ушел почти ни с чем: с дорожной сумкой на плече, сигаретой в зубах и небольшой банкой мелочи, которую скопил на летних заработках.
Но этого было достаточно. Мне больше ничего и не было нужно, чтобы сбежать из отвратительной выгребной ямы и оставить позади гобелен ужасных воспоминаний.
Я понятия не имел, куда ехать... но место не имело значения. Я хотел лишь увидеть этот тупик эволюции в зеркале заднего вида.
Я жил в районе Озаркс, который вполне заслуживал неофициальный девиз: Мет, Смерть и Перегар.
Он же определенно описывал человека, ранее известного как мой отец – человека, которого я предпочел бы видеть мертвым.
Вот и все. Я отправился начинать свою жизнь. Где угодно, только не здесь.
Я брел к автобусной станции и думал обо всем. Куда пойду, когда доберусь “туда”? Кем стану?
Ответов так и не нашлось, когда ранним вечером я, наконец, добрался до станции – деревянной коробки, стоящей на пустынном участке дороги, окруженной густым лесом.
Там практически никого не было. У входной двери скорчился облезлый бездомный, внутри было несколько пожилых людей, а за стойкой дежурила прыщавая девушка, выглядевшая не старше меня.
Я пристроил сумку между ног и просмотрел списки автобусов.
– Куда? – спросила кассирша измученным гнусавым голосом.
Будущее распростерлось передо мной – бездонный колодец возможностей. Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Эль-Пасо, Сиэтл...
...И место под названием Гринсвилл. Что, черт возьми, такое Гринсвилл? Это звучало как что-то из невышедшей книги доктора Сьюза.
– Где это? – Я указал на Гринсвилл на доске над окошком будки.
– У меня нет рентгеновского зрения, – вздохнула кассирша.
– Ночной автобус до... Гринсвилла?
Девушка нахмурилась.
– Не знаю. Хочешь, чтобы я проверила?
Я колебался. В местечке под названием Гринсвилл было определенное очарование. Я почти мог представить себе ухоженные лужайки – такие поразительно зеленые, что больно было смотреть, – нежно-голубое небо с облаками, идеальными, как на открытке, дома, уходящие вдаль аккуратными рядами…
В таком месте я бы хотел оказаться. Там, где люди улыбались своим соседям и всегда приветственно махали рукой.
А если бы Гринсвилл оказался вшивой дырой, я предпочел бы не знать, пока не приеду туда.
Потому что незнание означало, что там все могло быть идеально. Незнание означало, что я смогу провести всю поездку в автобусе, мечтая о том, что может меня ждать.
– Нет. Именно туда я и направляюсь. Один билет до Гринсвилла.
***
Есть что-то странное и жутковатое в пустой автобусной остановке глубокой ночью. Как будто это портал в другое измерение – то, что притаилось между нашим миром и потусторонним – и только по чистой случайности ты не проваливаешься в трещину в фасаде.
Было поздно, я начинал нервничать. Опустилась темнота, забрав свет и автобусы, которые курсировали весь день.
Я не видел ни одной машины по меньшей мере час... и мой автобус опаздывал. Минимум на тридцать минут.
Он должен был быть здесь в девять сорок пять, но…
Как раз в этот момент фары осветили дорогу, как два горящих глаза.
Маленький комочек возбуждения появился у меня внутри, когда древний автобус, похожий на грустную, обиженную собаку, покатил по тихой дороге.
Я затушил сигарету и подхватил сумку.
Автобус бочком подкатил к остановке.
Водитель открыл дверь.
Он выглядел странно. Не могу сказать, что было не так... но его словно собрали на фабрике манекенов – идеальная копна черных волос, накрахмаленная униформа, фарфоровая кожа, широкая зубастая улыбка, приветствующая меня из-за руля.
– Едешь в Гринсвилл? – спросил он высоким и писклявым, но не неприятным голосом.
– Именно, – сказал я, садясь в автобус и протягивая свой билет. – Долго ехать?
Он нахмурился, как будто не понял.
– Сколько времени займет поездка, – уточнил я.
Его улыбка стала ярче.
– О. Ты просто устраивайся поудобнее, и я отвезу, куда нужно.
Я начал отворачиваться, задумался…
– Еще кое-что. Где находится Гринсвилл?
Его улыбка стала шире, перерастая в смехотворно гигантскую ухмылку.
– О. Именно там, где и должен быть.
Ладно, странно.
Но я отмахнулся от этого. Некоторые люди были чудаками. Видит бог, я встречал многих в стране Мета, Смерти и Перегара.
Поблагодарив водителя, я оглядел автобус в поисках свободного места – а их было много.
Внутри расположились еще только два пассажира - один в передней части автобуса, другой ближе к середине – оба мужчины в длинных пальто и фетровых шляпах, низко надвинутых на глаза.
Если бы у меня была шляпа, я мог бы сделать так же.
Вместо этого я натянул на голову куртку и устроился на заднем сиденье, готовый к ночной поездке в Гринсвилл.
***
Я моргнул, просыпаясь, и обнаружил себя под открытым небом – глубоким, прохладно-голубым небом, усеянным облаками.
В голове у меня стучало медленно и ритмично, мозг бился о стенки черепа, как ужасный барабан.
Поморщившись от боли, я встал и огляделся.
Рядом со мной, в тени ярко-зеленого навеса, стояла деревянная скамейка… автобусная остановка. Скамейка, сошедшая с экрана фильма 1950-х годов. Не покореженная, незапятнанная, абсолютно чистая.
Другими словами – совершенно новая.
Как и клочок травы подо мной, залитый солнечным светом и…
Что-то было не так. Запустив пальцы в густую зелень, я понял, что это искусственная трава. Она казалась мертвой и грязной.
Поморщившись, я отдернул руку, будто от раскаленной сковороды.
Но все это было тут же забыто, стоило мне увидеть вывеску, похожую на почтовую открытку, раскрашенную в кричащие цвета, на которой был изображен город моей мечты – идеальные лужайки, идеальные дома, улыбающиеся люди, машущие друг другу. Место, где не знали, что такое Мет, Смерть и Перегар.
Идеальный маленький пригород 1950-х – старомодные маленькие машины, женщины в платьях, мужчины в костюмах... во всяком случае, именно это обещала вывеска.
Изогнутый по дуге слоган гласил::
Добро пожаловать в Гринсвилл. Улыбайтесь, будто вы этого хотите.
Я прикрыл глаза и посмотрел на город, готовясь к разочарованию – ожидая увидеть умирающую заброшенную дыру, растрескавшуюся и драную, как каблук старого ботинка, или, может быть, какой-нибудь гигантский мусоросжигательный завод, выбрасывающий в небо океаны мусора.
Но нет, конечно, это было не так.
Все было идеально. Этакая съемочная площадка, слишком хрупкая для этого мира… но то была не декорация, все было реально.
Он предстал передо мной, как Изумрудный город. Улицы, вымощенные кирпичом, деревья и кусты, окружающие уютную главную улицу, церковь со шпилем, торчащая на подстриженном газоне – и все разделено на аккуратные маленькие сектора, которые казались такими правильными.
А за городом... В том-то и дело, что я не мог видеть дальше города. Все вдали было в расфокусе, скрытое за странной мерцающей дымкой, похожей на марево над раскаленным асфальтом.
Но я не предал этому значения.
Я видел только маленький городок моей мечты.
Я видел только маленький городок из моих ночных кошмаров.
Все было именно так, как обещала вывеска – старомодные машины, идеальные дома, главная улица с кафе, торговыми рядами, магазинами одежды...
Но то был город-призрак.
Ничто не двигалось. Ничто не дышало. Только ветер овевал меня, бредущего по городу с сумкой за спиной.
Я искал признаки жизни: птицу, бездомную кошку, крысу, роющуюся в мусоре…
И ничего не находил. Ничего, кроме...
...Людей. Людей в магазинах. За рулем машин. За стойкой закусочной, застывших в сценках веселой трапезы. Навечно застывших в безмолвной рутине.
Потому что они вообще не были людьми.
Они были манекенами.
Первой на ум пришла игра Call of Duty Nuke Town. Вторым – фильм "Индиана Джонс: Королевство хрустального черепа".
Я подумал об Инди, который ввалился в город, похожий на этот... только для того, чтобы спрятаться в холодильнике со свинцовой облицовкой, когда яростное дыхание атомного взрыва поглотило все в поле зрения.
Я вытащил телефон, вполне ожидая, что связи нет...
Было одно деление.
Набрал в поиске “Гринсвилл” с надеждой... на что-то. Что-нибудь.
Гринсвилла не существовало для Google.
Паника зародилась у меня внутри. Я набрал 911 и попал на автоответчик – пластмассовый голос, произносящий пластмассовые слова, просто нечто, имитирующее человеческие манеры и вежливость.
У меня мурашки побежали по коже.
Вы дозвонились до Элиты Гринсвилла! Мы выезжаем прямо сейчас, но если вы оставите свое имя и…
Я сбросил звонок и остановился.
Все казалось ужасным. Свежевыкрашенные указатели, свежеуложенные дороги – все было таким неправильным.
В голове не нашлось ни единой мысли. Беспокойство и растерянность отключили мне мозг. Рациональное мышление внезапно улетучилось, оставив меня тонуть в мыслях в поисках какого-либо плана действий.
Ничего не приходило на ум.
А потом пришло. Пришло, танцуя где-то за глазами мигающим красным неоном, осознание того, что здесь что-то очень, очень не так.
Затем нечто шевельнулось на грани зрения.
Я резко повернулся… и обнаружил, что смотрю на свое собственное искаженное отражение лица в витрине закусочной.
Но двигалось не мое отражение – в этом я был уверен.
Что-то шевельнулось по ту сторону стекла. В здании, на двери которого висела табличка с надписью "Добро пожаловать, мы открыты!"
Я подошел ближе. Солнечный свет отражался от блестящего чистотой стекла, превращая внутренность закусочной в темную пропасть.
Я приложил ладони к окну и заглянул внутрь.
И сначала не понял, что вижу.
Ужасная, скользкая дрожь пробежала по спине. Желудок скрутило от ужаса. Я стоял, прижимаясь к стеклу и смотрел на на манекены, когда-то увлеченные своей пластиковой трапезой…
Только теперь все головы повернулись, и уставились прямо на меня.
Я отпрыгнул назад и сделал то, что подсказывали инстинкты: побежал.
Слепое, стремительное бегство куда-нибудь – куда угодно, только подальше отсюда.
Здания превратились в сплошное разноцветное полотно, но я кожей чувствовал, как пластиковые мужчины, женщины и дети поворачивают пластиковые головы, чтобы посмотреть мне вслед.
Чувствовал, стремглав сворачивая с главной улицы в тихий переулок, как их мертвые глаза впиваются мне в шею.
Я врезался в мусорный бак – тот, что никогда не знал и никогда не узнает вкуса мусора.
Глубоко вдохнул и, наконец, задумался, что же мне делать.
Автобусная остановка.
Да. Надо вернуться к...
Где была автобусная остановка?
Я выглянул из переулка и посмотрел в обе стороны.
Главная улица осталась позади, теперь вокруг был чистый пригород, с всего парой крупных зданий: церковью, зданием суда, ярко-красным пожарным депо.
Городок превратился в зеленое море, простирающееся насколько хватало глаз.
Автобусной остановки не было. Не было ничего, кроме...
Гринсвилла.
Я смотрел на идеальный город – тихий и безжизненный, как на открытке, – и чувствовал, как мои надежды и мечты рушатся.
Предполагалось, что это будет моя новая жизнь. А оказалось…
Чьи-то руки схватили меня сзади и потащили обратно в переулок.
И я завопил.
Мужчина в костюме был весь в крови. Пропитался ею.
Я с трудом узнал его. Лицо – окровавленное, изуродованное месиво – свисало клочьями с белого, как кость, черепа.
Он ехал на автобусе в Гринсвилл. Их было двое: фетровые шляпы надвинутые на глаза, пальто поверх костюмов…
А теперь один из них умирал.
Он двигался, как издыхающее животное, сбитое пикапом. Цеплялся за мою рубашку окровавленными руками и пытался подняться.
Не думаю, что он понимал, что у него нет обеих ног – они были грубо оторваны выше колен. Ничего не осталось кроме искореженных обрубков, из которых с силой хлестала кровь.
– Пожалуйста… – Он застонал хриплым от боли голосом. – Беги...
И рухнул на землю – марионетка с перерезанными ниточками – и я услышал приглушенный стук из-под его куртки.
Я сглотнул, искренне желая убежать и не желая прикасаться к изодранному костюму, все еще теплому от красной крови...
...Но я был родом из страны Мета, Смерти и Перегара – и сразу понял, что это за стук.
Поморщившись, я осторожно расстегнула его пиджак, извлекая на свет пистолет 38-го калибра, аккуратно лежащий в наплечной кобуре.
Рядом с ним, во внутреннем кармане, лежал значок.
Движимый лишь любопытством, я вытащил его и раскрыл.
С.П.А.
Сверхъестественное правоохранительное агентство.
Это что еще за херня?
Но мне было все равно. Я хотел только револьвер. Было бы приятно держать его в руках. Утешительно.
Я расстегнул кобуру и потянулся за пистолетом.
– Не хмурься, – произнес пластмассовый голос.
Я поднял глаза и увидел напарника мужчины, стоящего у входа в переулок.
Его лицо, пустое и невыразительное, мгновенно выдало, кем он стал.
Одним из них.
– Здесь все улыбаются, – проскрипел он. – Это единственное правило.
Затем его лицо вытянулось, и я понял, что он был не просто манекеном – он был чем-то гораздо, гораздо худшим.
Я выхватил пистолет. Голова манекена раскололась пополам,верхняя часть откинулась назад, словно на шарнире, обнажив рот, полный зазубренных, острых как иглы зубов – зубов, сделанных из разбитого фарфора.
Его глаза, черные и безжизненные, превратились в щелочки, четыре огромных насекомоподобных отростка вырвались по бокам пластикового паразита.
Ухмыляющаяся тварь упала вперед и поползла ко мне на четвереньках, как какое-то кошмарное насекомое, словно рак отшельник, скрывавшийся в оболочке манекена, как в панцире.
Оно помчалось вверх по переулку. Высокий, дребезжащий вопль вырвался из глубины его горла.
В ответ раздалось еще больше криков – десятки, дюжины, сотни воплей раздались из каждого дома и улицы, каждого магазина и здания в Гринсвилле.
Все эти фальшивые люди с их фальшивыми жизнями и фальшивой одеждой были заражены чем-то... чем-то, что корчилось и извивалось прямо за пластиковыми улыбками.
Эта догадка сбила меня с ног, словно товарняк. Вспышка страха поглотила мой крошечный, несовершенный мир, как черная дыра.
Поглотила стены переулка.
Поглотила револьвер в моей руке.
Завеса тьмы закрыла мне зрение, а пластиковый паразит все наступал.
Я должен был бежать.
И не мог пошевелиться.
Вокруг был только страх, охватывающий со всех сторон острый страх…
Я втянул воздух в легкие и превратил его в рев.
Револьвер материализовался в моих руках, тяжелый и успокаивающий.
Я навел его и нашел спусковой крючок.
БАМ! БАМ! БАМ!
Три пули 38-го калибра пронзили существо насквозь. Брызги пластика и крови разлетелись вокруг, одна насекомоподобная конечность оторвалась от сустава, половина его лица взорвалась и тварь, наконец, рухнула на землю.
Мир вокруг меня резко прояснился.
Я с трудом поднялся на ноги, побежал, как ветер…
И оказался на главной улице лицом к лицу с армией манекенов.
Их были сотни – мужчины, женщины, дети – море летних платьев, брюк цвета хаки, рубашек поло и костюмов...
Стена улыбающихся пластиковых лиц, едва сдерживающих то, что скрывалось под ними...
В револьвере, который безвольно висел у меня на боку, осталось три патрона.
Мне понадобилось бы три тысячи, и даже тогда не было бы шансов на победу.
И, словно подчеркивая эту мысль, обитатели Гринсвилла изменились.
Их головы разом откинулись назад, обнажив неровные зубы.
Насекомоподобные отростки пробились сквозь пластиковые бока, разрывая одежду, пробуя воздух на вкус.
Армия идеальных людей преобразилась.
Пластиковые паразиты выбрались из панциря.
Воздух наполнился какофонией дребезжащих воплей.
Я повернулся, чтобы бежать…
…и обнаружил, что окружен десятками улыбающихся существ, снующих по стенам зданий, по переулкам и витринам магазинов.
Так и настал конец.
Конец для ребенка, который ничего так не хотел, как просто ластик – ластик, чтобы стереть прошлое и начать все заново.
Это разбивало мне сердце. Сокрушительное осознание того, что здесь и сейчас была только одна вещь, которую я мог контролировать.
Я приставил револьвер к подбородку и…
…увидел слив канализации, вмонтированный в бордюр.
Пластиковые паразиты наваливались со всех сторон. Я не раздумывал, просто бил и бил ногой по решетке.
А потом нырнул вперед ногами в узкий желоб, надеясь, что не раскрою череп об острый бетонный край.
Небо и свет исчезли, я провалился в темноту.
Столкновение с землей выбило из меня весь воздух. Я захрипел и, шатаясь, поднялся на ноги, отчаянно пытаясь уйти от полосы солнечного света, пробивающейся сквозь желоб.
В узкой щели наверху проплывали очертания тварей. Крики сплетались.
Я брел вперед во мраке, блуждая по лабиринту грязи и слизи, скрывающемуся под идеальным, как на открытке, городом.
Чем дальше я пробирался по грязным коридорам и залитым илом переходам, тем тише становились вопли.
Я шел вдоль реки густой коричневой жижи, журчащей вниз по течению... надеясь, что она выплюнет меня на солнечный свет где-нибудь далеко-далеко отсюда.
Но единственным солнечным светом, который я видел, был тот, что проникал сквозь канализационные решетки.
Иногда я останавливался, чтобы посмотреть на город, который должен был стать моим новым началом – город, заполненный манекенами, и застывший во времени...
Застывший ровно до того момента, пока то, что жило под пластиковой оболочкой, не решит проснуться.
И так я слонялся много дней. Размытые картины. Обрывки воспоминаний. Мое бесконечное путешествие по канализации Гринсвилла.
Некоторое время спустя я нашел бойлерную.
Прошел по узкому коридору, спустился по винтовой лестнице, и оказался в широком, похожем на пещеру помещении. Оно было залито странным подземным светом и опутано толстыми трубами и резервуарами, циферблатами и рычагами.
Так по-библейски. Огромный живой организм, пульсировавший с ужасающей энергией – шипящий пар, клубящийся дым.
Жара была невыносимой.
– Боже мой, - прошептал я, осознав, что скрывается за оборудованием.
Толстые пласты плоти пульсировали в промежутках между трубами и чанами – как будто что-то огромное, ужасная гора горячего мяса покрывала металл, как шелуха.
Я чувствовал кислый запах. Он заполнил мое горло и проник в легкие.
Это было мучительно.
Я не мог этого вынести.
Приставил револьвер к виску и нажал на курок.
Пистолет не выстрелил.
Пол не окрасился последним рисунком моих мыслей и чувств.
Раздался лишь бессильный щелчок, от которого мне захотелось согнуться пополам в приступе безумного смеха.
Когда падал в канализацию, я, должно быть, сдвинул цилиндр.
Это было легко исправить.
Я дважды нажал на спусковой крючок
Щелк.
БАМ!
Шальная пуля просвистела через всю комнату и ударилась о чан.
С шипением вырвалась сердитая струя пара, превратившись в кипящее облако...
И мысль ударила меня, как молот.
Здесь никого нет. Мне некому позвонить. Некому рассказать. Некому, кроме... тебя.
Мой безымянный, безликий сообщник.
Телефон цеплялся за жизнь достаточно долго, чтобы я успел закончить писать это. У меня осталось всего 2%, чтобы рассказать тебе, чем все закончится...
Когда я начинал писать, конец терялся в смутном мареве. Теперь все ясно – залито кровью и внутренностями.
Это, конечно, не счастливый конец – подобные истории, даже самые лучшие, обычно не благосклонны к таким людям, как я.
Моя судьба была расписана с того момента, как началась. Я попытался переписать концовку и посмотри куда меня это привело...
...в жару умирающей котельной.
Я потратил большую часть часа, поворачивая каждый диск и рычажок, которые смог найти, и теперь это место – то, что скрывает массивное нагромождение из плоти – варит в своих внутренностях что-то мощное...
Взрыв, я надеюсь, уничтожит город раз и навсегда.
Каждый циферблат в поле зрения находится в красной зоне, стрелки испуганно дрожат, вырывается пар и поднимается жар.
Я не знаю, является ли это живое существо из плоти – то, что за трубами – хозяйкой города, его матерью или мозгом...
Но я точно знаю, что огонь – это лекарство от ненормальности.
И как только я закончу излечение Гринсвилла, ни один из его пластиковых паразитов больше никогда не улыбнется.
~
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Сначала была авария. Визг тормозов по асфальту, скрежет машины, влетающей в дерево, звон разом вылетевших стекол и ощущение полета, когда мое тело выкинуло с водительского сидения. Удар об асфальт, выбивающий остатки воздуха, кровь, заливающая глаза… А потом все потемнело.
Я очнулся в яростном блеске мигающих огней. Сирена скорой помощи гудела в моей разбитой голове. Меня нашли, положили на носилки, парамедик с дружелюбным лицом все повторял, что со мной все будет в порядке. И снова темнота.
Следующие пару дней прошли как в тумане: я то приходил в сознание, то снова терял его. Где-то неподалеку мерно пищал кардиомонитор, вгрызаясь мне в мозг. Боль в груди накатывала и отступала, словно прибой.
Когда, наконец, мысли прояснились, и я смог дольше находиться в сознании, в мою палату вошла женщина. Хорошенькая, со светлыми волосами, ниспадающими на плечи, и самыми яркими голубыми глазами в мире.
– Эй, привет! – Ее лицо просветлело. Будто она знала меня.
– Эй… – едва выговорил я, борясь с болью в груди. – Я вас знаю?
Голубые глаза погасли, улыбка исчезла. Она едва сдержала подступившие слезы.
– Я Кеннеди, – прошептала она. – Твоя жена.
– Моя… что?
Женщина опасливо взглянула на меня, достала телефон и показала мне наши фотографии. Судя по всему, в прошлом году мы ездили в семидневный круиз на Косумель. На одной фотографии я кормил дельфина с рук. На другой мы были на экскурсии по руинам майя. На фото мы были так счастливы… счастливы быть там и счастливы быть вместе. Она продолжала листать снимки, один за другим, пока я не попросил остановиться. Это было уже слишком – смотреть на жизнь, которую не в состоянии вспомнить, иметь жену, которую совершенно не узнаешь. А еще я знал, что это все слишком хорошо для такого, как я. Не спрашивайте меня, откуда, но я знал. Не мог представить, что у меня вообще может быть жена, не говоря уже о такой красотке, как Кеннеди. Я попытался вспомнить какие-то моменты своей жизни, но понял, что очень многое утрачено. Я знал, как выгляжу. Вспомнил родителей, окончание средней школы, но, когда попытался вспомнить текущую жизнь, ничего не пришло. Я понятия не имел, где работаю, кто мои друзья или что у меня за хобби. И чем больше пытался думать об этом, тем сильнее стучало у меня в голове.
Должно быть, я снова отключился, потому что, когда увидел ее в следующий раз, она спросила, вспомнил ли я что-нибудь о нашей совместной жизни. Наши сокровенные моменты, первый раз, когда мы занимались любовью… Я сказал ей правду. Нет. Я все еще понятия не имел, кто она такая. Я не хотел ранить ее, но как тут можно было солгать? Я был напуган и зол.
Врач, парень с британским акцентом по имени доктор Барнаби, вошел в палату. Кеннеди спросила о пробелах в моей памяти. Почему так случилось? Почему я не помню определенные аспекты нашей жизни? Доктор Барнаби объяснил, что это из-за травмы головы. Я так сильно впечатался лбом в тротуар, что заработал отек мозга. Он заверил, что память вернется, но на это потребуется время.
На следующий день, когда Кеннеди приехала навестить меня, она привела с собой мою маму. И... маленькую девочку, которую я не знал. Увидев маму, я очень расчувствовался. Грудь снова болезненно сжалась. Запищало проклятое эхо кардиомонитора.
По какой-то причине мы не часто виделись с мамой, и я все никак не мог вспомнить, почему. Вроде бы она куда-то переехала? Но это не имело значения. Важно было то, что она сейчас здесь. И при виде ее я не смог удержаться от слез. Настолько, что даже голос сорвался, когда я попросил маму обнять меня. Но затем маленькая девочка, которой было не больше семи или восьми лет, подошла ко мне.
– Что случилось, папа? – спросила она мягким голоском. Нежным.
Я перевел затуманенный слезами взгляд на ребенка и впервые полностью рассмотрел ее лицо. Как я мог не узнавать эту маленькую девочку, свою собственную дочь? Она была самым прекрасным, что я когда-либо видел в жизни. Шедевром, искусно созданным рукой самого Бога. Глаза шоколадного цвета, как мои. Лицо в форме сердечка, безупречная кожа...
Я запнулся, пытаясь подобрать слова, хоть что-то, что скрыло бы тот факт, что я ничего о ней не помню. Но мой разум был разбит вдребезги. Слова не приходили. К счастью, вмешалась жена и объяснила, что у меня сильно болит голова и что, как только буду готов, я вернусь домой.
Дом. Звучало заманчиво.
Увидев эту маленькую девочку, я уже не мог ее отвергнуть. Она этого не заслуживала. То, что я ее не знал, не делало ее ненастоящей. Это не ее вина, только моих травм.
Слабой рукой я обнял ее и притянул к себе.
– Не забивай свою хорошенькую головку. Со мной все будет в порядке, хорошо, Тыковка?
“Тыковка”?
Уголок ее рта приподнялся в нежной улыбке, на левой щеке появилась ямочка. Это, в свою очередь, заставило меня улыбнуться. Эта ямочка. Она была такой же, как у меня. Ее отца.
– Ты помнишь, – проворковала она, прижимаясь ко мне. Кеннеди нежно положила руку мне на грудь. Так приятно. Тепло.
Хотя я все еще был не в себе после аварии, через несколько дней меня выписали из больницы. Теперь можно было идти домой. Мама поцеловала меня в щеку и сказала, что мы скоро увидимся.
Кеннеди везла нас домой, а я с горечью осознавал, что понятия не имею, куда мы едем. Соседские дома, проплывавшие мимо, были абсолютно незнакомы, но я держал рот на замке всю дорогу. Не задавал вопросов, чувствуя, что это только расстроит жену и дочь. Наконец мы подъехали к маленькому одноэтажному дому. Кеннеди, должно быть, заметила выражение моего лица. И поняла, что я понятия не имею, где, черт возьми, нахожусь.
Она ободряюще улыбнулась мне.
– Все в порядке. – Теплая рука легла на мою. Несложно понять, почему я влюбился в эту женщину. Нежную и добрую, исполненную мягкой силы.
Она сказала, что все будет хорошо, и я ей поверил.
Когда мы вошли в гостиную, трое незнакомцев радостно приветствовали нас. Двое парней и девушка, все примерно моего возраста. Вот только Кеннеди им не обрадовалась. Раздраженный вздох недвусмысленно говорил об этом. Она сказала девушке по имени Вайолет, что было бы лучше, если бы они подождали пару дней, прежде чем навестить нас. Предписание врача. Вайолет, в свою очередь, возразила, что, как моя младшая сестра, она не хуже врачей знает, что для меня лучше. Прежде чем спор набрал обороты, я взял жену за руку и заверил, что все в порядке. Мне это было нужно. Быть может я смог бы вспомнить…
Гостиная выглядела уютной. Потрескивал камин. Простая дешевая мебель, потрепанная, будто взята с рук, и везде разложены пледы. Я сел в одно из глубоких кресел и сразу утонул в ощущении покоя. Мэдисон, моя дочь, убежала в свою комнату и оставила взрослых разговаривать.
Сначала был Поин, который называл себя “мой лучший друг-азиат”. Парень выглядел как модель, словно только что сошел с обложки корейского GQ. Одетый с иголочки и отлично подкаченный, он словно был одним из тех “крутых ребят”, что заняты исключительно своей персоной. Но с ним было очень легко. Поин принес хоттеок, который, как он сообщил мне, был корейской версией оладей. Очевидно, я их любил. И, даже совершенно этого не помня, я снова влюбился в них с первого кусочка. Продолжая дурачиться, он сказал, что хотел бы заиметь и себе амнезию. Чтобы переживать первый секс, снова, и снова, и снова. Я не смог удержаться от смеха.
Затем Тревор. Кем он работал? О, профессиональным испытателем медицинской марихуаны. Я не шучу, это он так сказал, хотя не знаю, стоило ли в это верить. А еще он заявил, что, раз уж мы живем в Торонто, было бы преступлением не сыграть труп в паре телешоу. Это больше похоже на работу? Раскрасить лицо под мертвеца и весь съемочный день лежать в углу. Не буду врать, от этого парня невозможно было удержаться от смеха. Почти каждое слово – чистое золото. А еще он утверждал, что любит ходить в кофейни и глазеть на людей, и недавно ему назначили встречу руководители McDonald's. Якобы он в процессе доработки деталей новейшего продукта, супер-дешевого и простого в изготовлении хот-дога. “Мак-сосистер. Ну знаешь, покажу им мою сосиску в булке.” Тревор…
И, наконец, моя младшая сестра Вайолет. Мне рассказали, что она была на год младше меня, но перескочила через класс, и мы закончили школу вместе. У нее накопилось неприлично много фотографий наших выходок. После окончания колледжа она устроилась на работу в Google. План был в том, чтобы вместе объездить страну на машине Google. И мы правда поехали. Снимали горячие точки городов, посещали популярные закусочные и настраивали им рекламу. А благодарные владельцы постоянно угощали нас бесплатными потрясными обедами… Кажется, мы здорово повеселились. По крайней мере, судя по фото, так и было.
В какой-то момент моя жена решила, что гостям пора по домам, а нам – отдохнуть. Все вскоре разошлись, и мы с Кеннеди отправились спать.
В течение следующих двух недель, пока силы постепенно возвращались, я понял, что наши отношения с Кеннеди были даже лучше, чем казалось. Она как будто понимала меня. Знала, о чем я думаю. Была дружелюбна с другими и очень лелеяла Мэдисон, которую я обожал.
В Мэдисон было все, что я когда-либо хотел видеть в дочери. Хотя я не был знаком с ней так близко, как хотелось бы, ей явно было очень комфортно со мной. Она любила бороться и делала это со всей отдачей. Она помогла мне вспомнить, как бросать футбольный мяч, – то, чему я научил ее за два года до того. И ей нравились мультфильмы про Бетмена, как и мне. Я совершенно не помнил этого, но мы вместе засматривались “Юной Лигой Справедливости”... и мы запоем досмотрели это чертово шоу на Netflix. Как только заканчивался один эпизод, она кричала: “Включи дальше!”
– Что? – спросил я в первый раз, удивленный ее тоном.
– Дальше!! – пронзительно завопила она.
– Ладно, ладно, тише, Боже…
– Я сказала включиии! Включи!!
– Да включаю я, юная леди! Спокойно!
– Оно не включается!
– Подожди секунду, и загрузится!
– Папа! Оно не загружается! Почему оно не загружается...
– Видишь этот красный кружок? Это значит, что сейчас все будет! Расслабься…
– Наш интернет сосет!
– О боже. Что за слова? Нам придется…
И шоу загрузилось. И мы оба были загипнотизированы. Так и продолжалось, стоило очередной серии закончиться. Не знаю, как так вышло, сердце колотилось от волнения, но мне это нравилось.
Той ночью, когда я уложил Мэдисон спать, к нам заглянули Вайолет и Тревор. Тревор выглядел потрясающе, щеголяя фальшивыми порезами на лице – гримом, оставшимся после работы. Он только что закончил играть жертву убийства во Флэше. Даже раздобыл для меня автограф Гранта Гастина, исполнителя главной роли. Я спросил их, придет ли Поин… но произошло нечто странное.
– Кто? – спросил Тревор.
– Ну ты знаешь. Поин. Корейская суперзвезда.
Вайолет и Тревор обменялись смущенными взглядами.
– Кто такой... Поин? – Теперь очередь Вайолет.
– Поин. Красавчик, будто сошедший с экрана дорамы. Поин?
На лице Тревора появилось беспокойство. Он нежно сжал мое плечо. А затем сказал кое-что, что чуть не сбило меня с ног.
– Извини, чувак. Мы не знаем никого по имени Поин.
По телу пробежали мурашки. Волосы на затылке встали дыбом.
– Не может быть…
Я подошел к холодильнику и посмотрел, не осталось ли у меня хоттеока. Я положил его в холодильник и потихоньку перекусывал с тех пор, как ко мне вернулся аппетит. Конечно же, коробки не было. В телефоне, который вручила мне Кеннеди, больше не было его номера. Как и всех наши фотографий, сделанных пару недель назад, после моего возвращения. Теперь на фото были только я, Тревор, Вайолет и Кеннеди. И ни следа Поина. Как будто кто-то отовсюду вырезал его.
– Ты в порядке? – В тоне Вайолет отчетливо читалось беспокойство.
– Я просто... да.
Преисполненный решимости, я позвонил Кеннеди и спросил ее, есть ли у нас друг по имени Поин.
– Кто? – тут же переспросила она.
Шок оглушил меня. Дак это правда?.. Никакого Поина не было? Но как такое могло случиться? Я сказал Кеннеди, что нуждаюсь в ней прямо сейчас, и она поспешила домой.
Она сказала, что доктор Барнаби предупреждал о подобном. Из-за несчастного случая мой мозг…
– Что мой мозг? – огрызнулся я. – Начнет выдумывать случайных азиатов?
Она перевела дыхание, скорее всего, пытаясь успокоить растущий гнев.
– Я просто говорю, – мягко начала она, – что ты только что пережил серьезную аварию. И теперь страдаешь от амнезии.
– Я его не выдумывал! Поин приходил к нам! И как ты объяснишь, откуда я знаю, что такое хоттеок?!
Она поперхнулась.
– Что? И как его звали, как ты сказал... Поин? – Кеннеди произнесла его имя так, словно понятия не имела, откуда это взялось.
– Да что с тобой? Какого черта я стал бы придумывать такое имя, как Поин?
И на этом все не закончилось. На следующий день Тревор, Вайолет и я пошли купить крылышек. Кеннеди пришлось задержаться на работе из-за дедлайна. Мое сердцебиение болезненно участилось… а потом успокоилось само собой. Мы заказали еду, Тревор, извинившись, вышел в туалет. А когда двадцать минут спустя вернулась официантка, на подносе стояли только две порции. Одна для Вайолет, другая для меня. Я тут же сообщил ей, что часть заказа потерялась. Не хватало порции для нашего друга Тревора.
И тут Вайолет спросила: “Для кого?”
Второй раз то же самое. Это начинало надоедать. Я немедленно встал и направился в туалет. Его нигде не было видно. Абсолютно пустой туалет. Тревор исчез. Никаких следов его присутствия не осталось и в телефоне.
Я вернулся к столу и рассказал Вайолет о Треворе. Конечно, она ничего не помнила ни о нем, ни о нашем вчерашнем разговоре, ни о исчезновении Поина. Я все твердил, что Тревор приходил каждый день после того, как меня выписали. Рассказал, о чем мы с Тревором говорили, что его юмор помог мне пережить многое из произошедшего. Что он держал меня на плаву. Помог снять стресс из-за того, что я так много забыл о своей жизни…
Вайолет поняла, что я расстроен, попросила официантку упаковать еду с собой и увезла меня домой. На пороге моего дома она с грустью в глазах обняла меня. Сказала, что мы поговорим об этом подробнее завтра. В груди снова расцвела боль. Наверное как следствие шока от происходящего. А потом Вайолет ушла. И я вдруг почувствовал, что больше ее не увижу. Никогда. И был прав.
Когда Кеннеди вернулась домой, она сказала, что Вайолет не существует. Мой телефон подтвердил это.
Я не понимал, что происходит. Не выдержал и крикнул Кеннеди, что это безумие. Что людей просто невозможно придумать. Яростно спорил с ней, кричал, что не могу выдумать что-то вроде парня по имени Поин или нового хот дога под названием Мак-сосистер. Или парня-профессионального испытателя медицинской марихуаны, подрабатывающего трупом в телевизионных шоу. Это совершенно не мое! Я не настолько креативен. Мой разум так не работал. Я сказал ей, что боюсь, что схожу с ума.
Той ночью Кеннеди отвезла меня в больницу. Мой врач – женщина по имени Джемма (ведь никто не помнил доктора Барнаби) – сделала мне МРТ, чтобы выяснить, не случилось ли кровоизлияние в мозг. Сказала, что если в мозгу были повреждены кровеносные сосуды, это могло бы объяснить галлюцинации с Поином, Тревором и Вайолет.
Пока я сидел в одной из больничных палат в ожидании результатов компьютерной томографии, руки снова задрожали. Я пытался остановить их, но не смог. Усилились боли в груди, а затем замигали лампы, окутывая меня чередующимися вспышка тьмы и света. Я услышал взрыв разряда электричества, знакомое приглушенное пищание… Лампочка вспыхнула, посыпались искры… А затем все вернулось в норму, и я был в порядке. Потерянный, я провел руками по лицу, все думая, почему это происходит со мной. Дверь открылась, и вошла Кеннеди с легкой улыбкой на красивом лице, едва скрывающей печаль в глазах. Она нервно сглотнула и села рядом. Увидев ее, я немного успокоился.
– Привет. Мэдисон с моей мамой?
Кеннеди моргнула.
– Кто?
У меня кровь застыла в жилах. Пульс участился. Я резко встал на ноги. В мой желудок будто бросили холодный свинцовый шар, влекущий меня вниз, в пустоту.
– Мэдисон!! Где она?
Кеннеди поднялась на ноги.
– Да кто, черт возьми, такая Мэдисон!?
– Наша дочь!
– У нас нет дочери!
Я слышал ее слова, но не воспринимал.
– Кеннеди! Пожалуйста! Скажи мне. Скажи мне, что ты помнишь ее!
– Милый, ты меня пугаешь.
Ноги подкосились. Я рухнул на пол. Моя дочь. Моя милая, ненаглядная дочь. Она... она ушла. Свет снова замигал, и боль развернулась в полную силу. Перед глазами все поплыло. Эхо в голове вернулось, запищал кардиомонитор. Я схватился за грудь, хватая ртом воздух. Казалось, что сердце сейчас разорвется. Кеннеди бросилась прочь и притащила доктора Джемму. Мое зрение снова затуманилось. Что-то взорвалось внутри меня, и я почувствовал, как холод разливается по телу. Пришла новая боль, охватившая конечности. Я яростно брыкался и молотил руками. Пытался закричать от боли, но голос не шел, горло сжалось, будто меня душили.
Затем снова замигал свет, и наступила тишина.
***
Я прихожу в себя в больнице, в окружении незнакомых людей. Врач, пожилой индеец с мягким лицом. Две медсестры и то, что осталось от реанимационной тележки. Моя грудь горит, будто ей не раз пришлось встретиться с дефибриллятором.
– Что… – пытаюсь заговорить.
Доктор подходит ближе.
– Сэр. Нужно, чтобы вы выслушали меня. Вы…
Обрываю его.
– Где... где моя жена?
Теперь он смущен.
– Сэр. Вы…
– Где моя жена??
– У вас нет жены, – тихо отвечает он.
У меня совершенно нет сил, я падаю головой на подушку. Слезы катятся по щекам. Я просто не понимаю...
Врач продолжает:
– Меня зовут доктор Редди, и последние несколько дней вы были в коме. Ваше сердце останавливалось несколько раз, и нам приходилось реанимировать…
И вот тогда все обретает смысл. Я игнорирую остальные его слова, туман в памяти рассеивается. Я все вспомнил.
Я всю жизнь работаю бальзамировщиком в местном морге. Из-за этого у меня нет друзей. Никого, кто мог бы и близко сравниться с Поином или Тревором. Расписание слишком беспорядочное: я либо сплю, либо работаю. У меня нет сестры, с которой я путешествовал бы по Америке, пробуя разные блюда. Мама? Давно умерла. Вот почему я так расчувствовался, когда увидел ее.
У меня нет жены. И нет Мэдисон. Я не заблуждаюсь относительно себя: как выгляжу и где работаю. Знаю, что у меня нет абсолютно никаких шансов когда-либо снова увидеть их прекрасные лица. Слезы подступают. Всхлипываю, пытаясь сдержать рыдания.
Мои глаза останавливаются на реанимационной тележке рядом с кроватью. Еще несколько деталей пазла встают на свои места. Боли в груди? Это были разряды дефибриллятора. Я умирал, и именно из-за него все исчезли.
По правде говоря, моя жизнь – отстой. Я ненавижу каждый день, когда прихожу домой с работы, пропахший формальдегидом. Вся моя крошечная квартирка пропахла им, особенно мои простыни. Как бы я ни старался, как бы усердно ни стирал, запах никогда не исчезает. Именно из-за этого так тяжело оставаться здесь, зная, что где-то для меня есть лучшая жизнь. Этой ночью я плачу, пока слезы не иссякают.
***
Теперь, когда мне лучше, когда меня выписали домой, я знаю, что нужно делать. Я знаю, как вернуться к ним.
Увидеть их снова.
Завтра тот самый день. В первый раз это была случайность, на теперь я все сделаю намеренно. Я знаю точное место, знаю дерево, в которое нужно врезаться. Я арендовал машину, и потратил последние 200 долларов. Купил новую одежду, чтобы поприветствовать их. Купил коробку хоттеок для Поина, бинокль для Тревора, чтобы удобнее было рассматривать людей в кофейнях, и книгу “Best of Yelp” для Вайолет.
Что касается Кеннеди и Мэдисон, им ничего не нужно. Все, что им нужно, это я. А они нужны мне. Они мои. Мои идеальные девочки. Мои прекрасные ангелы.
Я люблю вас, девочки.
До скорой встречи.
Папа возвращается домой…
~
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Я до ужОса боюсь мохнатых паучков, лягушек-квакушек, мышек-норушек, летучих мышек и всяких змеючек поэтому вспомнилось несколько запомнившихся ужасТных историй.
1. Про мохнатенького паучка.
Как-то раз я наводила порядок в детских игрушках. Высыпала их из двух огромных коробков, чтобы разобрать. Целые игрушки сложить назад, а то, что уже поломано – просто выбросить.
Ну вот, я все разгребла, все убрала.
Возвращаюсь в комнату, а там, на полу, лежит паучок - маленький такой, лохматенький, диаметром примерно 1-1,5 см.
А помню, что были игрушки, копии насекомых, только махонькие. Всякие муравьишки, мухи, бабочки, саранча.
Поэтому, я прикинула и решила, что на полу осталась игрушка. И наклонилась за ней, чтобы взять. А она как побежит!!!
Я ка-а-ак закричу! Это моя стандартная ситуация на ужОс, и бедный, мохнатенький паучок - сошел с ума, видимо я настолько его испугала своим криком, что полностью и бесповоротно поломала его нервную систему.
Он остановился, замер, а потом - тупо начал бегать по кругу. Затем был вынесен на балкон, конечно - это делала не я, но нервы его, думаю, так и не восстановились.
2. Про мышек-норушек.
1) В квартире завелась мышка. Она, как обычно облюбовывала самое вкусное место в квартире - кухню. Там, очень много вкусного для мышки.
Мышка спокойно себе жила пару дней, скреблась за кухонным столом и никак не хотела ловиться на мышеловку.
В это раз она спокойно себе бродила внутри стола-тумбы, где стояло мусорное ведро.
Я открыла дверцу тумбы, чтобы выбросить мусор в ведро и она, от неожиданности, вывалилась на пол.
Я, ни секунды не медля, скакнула назад от мышки и села попом на обеденный стол. И, конечно, как вы уже поняли, закричала:
- Аа-а-а-а, мамочки, мыша-а-а-а!!!!
Дверца захлопнулась. Я боюсь мышку, мышка боится меня. И она, с перепугу, кинулась бежать вдоль следующего стола-тумбы и газовой плиты. Добежав до стены, уперлась в нее, развернулась и назад по заданному маршруту.
Все ее передвижения сопровождаются моими всхлипываниями.
Мышка добегает до дверцы стола, с которого она так неудачно приземлилась и начинает в нее прыгать! В дверцу! В закрытую! Раз, два, три. Естественно, прыгает, каждый раз бьётся об нее и падает, но не сдается.
Я уже перестаю всхлипывать, мне становится ее даже жалко и я, хочу слезть со стола и открыть ей эту дверку тумбы.
На четвертый бесполезный прыжок она падает, вжимается в пол и замирает. Тип, умерла.
На шум и гам прибежал сын, накрыл мышку банкой и снял меня со стола.
2) А, однажды, я нашла мышку в ванной. Пришла умываться ранним утром, а она прыгает по ванне и скачет, как кузнечик, но выбраться с нее не может.
Воть и шо мне делать? Меня передернуло, но я справилась без крика.
Пришлось звать сына, ничего умнее в свои 12 лет (ребенок жеж, но уже маленький мужчина) он не придумал, как заткнуть пробкой слив в ванне и набрать воды.
После этого, мы с ним узнали, шо мыши неплохо умеють еще и плавать.
3) Соседка снизу приторговывала жареными семечками на рынке. Естественно, к ней повадились ходить в гости мышки. Но, эти создания, освоили вентиляционные ходы и, прямой наводкой, в наглую, поперли ко мне в квартиру, как по зову дудочки Нильса.
Вы когда-нить слышали, чтобы мышеловка срабатывала раз в 15 минут? Улов составил порядка 10 мышей.
3. Про лягушек-квакушек
Дача, лето, солнце, небо голубое.
Иду по дорожке. Со своими, на тот момент -4 диоптрии (близорукость)
На дорожке лежит махонький камешек. А у моих родителей был пунктик, что все камешки с дачи нужно выносить за забор дачи.
Наклоняюсь, хватаю камешек. А он?! Он теплый и мягкий!!! Он – живой!
И как вы догадались, снова – мой крик! Это - земляная лягушка, которая замаскировалась под камешек.
Но, маскировка провалена, и земноводное моментально улетает в заросли помидор.
Так я узнала, что лягушки теплые и мягкие на осЧупь.
А лягушка, по ходу, никогда ещё не была таким отважным парашютистом без парашюта.
4. Про летучих мышек
Лето, ночь. В квартире жарко, как следствие - открыта форточка.
Просыпаюсь от того, что что-то шкребется на кухне.
Иду на кухню, включаю свет, а там, на вытяжке - висит мышь! Летучая!
Включив свет, я естественно ее испугала. И она, на своих крылушках, порхнула над моей головой в комнаты и пропала.
Божечки! Спать ложиться мне уже страшно. Шутка ли, летучая мышь по квартире свободно себе шляется!
И, несмотря на глубокую ночь, я начала ее искать, где она могла заныкаться. Но, фиг – тебе, Оливка. После часа неудачных поисков, я таки решила лечь спать дальше, но, предусмотрительно, укрылась с головой.
Утром мои поиски продолжились. И вдруг, уж не знаю, что повлияло на ход событий и почему мои поиски решили увенчаться успехом. Мышь вывалилась из-за батареи, как по взмаху волшебной палочки.
Я бегом накрыла ее банкой. А она, лежит под стеклянным колпаком и от страха на пол лужу делает.
- Сынок, тебе не нужна в детский сад летучая мышь в зооуголок? – спросила я.
Будучи маленьким ребенком, он естественно с восторгом согласился , а потом расстроился, что мы ее выпустили и не донесли до детского сада.
5. Про змеючек.
Суровые 90-е. Очередной огород с картошкой.
Мне нужно что-то взять в багажнике машины. Иду, на дорожке лежит кусок шланга или оплётка кабеля, мне ж непонятно, вы ж помните, я ж -слепое.
- Откинуть ногой в сторону? Можно! – проносится мысль в голове.
И вдруг, кусок шланги оживает и приподнимается. Я в крик:
- Ма-мо-чки-и-и! Змея-я-я! – стандартная реакция, шо поделать.
На крик прибегает отец с лопатой. Итог для гадюки или змеи был печален…
Улицу заливало нервное мерцание красных и синих огней полдюжины полицейских машин. Соседи высыпали из домов, с тревогой наблюдая за тем, как полицейские обшаривают каждый сантиметр места преступления. В окне я заметил мальчика. Он сидит на диване. Марджи Кэрон уже с ним.
Святая женщина.
Похоже, не только я проводил бессонные ночи на рождество в ожидании звонка.
Марджи заметила меня, поднимающегося по лестнице. Похлопала мальчика по спине и направилась к выходу, а добравшись до крыльца, дрожащей рукой вытянула сигарету из пачки и закурила. Из машины вышла патрульная и присоединилась к ней.
– Офицер Хандли. – Она протянула мне руку. – Я первой прибыла на место происшествия, детектив Ренфроу. Дебора Стэнли пропала без вести. Ее сын, Дастин, сказал, что проснулся от громкого шума. Мы подозреваем, что это были выстрелы. На полу кухни у задней двери лежат две гильзы. Похоже, она пыталась застрелить незваного гостя.
– Мальчик опознал преступника? Есть что-то полезное?
– Дастин сказал, что спустился вниз и увидел, как Санта Клаус вытаскивает его мать через заднюю дверь, – подала голос Марджи. – Он хочет поговорить с тобой, Чарли. Я пыталась вытянуть из него больше информации, но он уперся, что это секрет и его нельзя рассказывать. Пришлось поуговаривать, и парнишка согласился сказать, что там, детективу. Нам лучше поторопиться.
Тепло дома обняло нас. Дастин сидел, уставившись в пол, до смерти напуганный, плачущий. Сердце разрывалось от его вида. От вида всех тех восьми бедолаг за эти годы…
– Привет, Дастин, – мягко начал я. – Меня зовут Чарли Ренфроу, я детектив из полиции. Сегодня было страшно, но я хочу помочь. Мисс Марджи сказала, что ты хранишь секрет, который не можешь ей рассказать. А мне можешь? Это поможет твоей маме.
Мальчишка рассеянно болтал ногами и шмыгал носом, но не поднимал глаз.
– Мне нельзя, – выдавил он наконец сквозь рыдания. – Маме уже больно, и мне тоже будет…
– Дружок, все будет хорошо. – Только с детьми я слышал у Марджи такой успокаивающий голос. – Просто расскажи Чарли, что произошло, чтобы он мог помочь.
– Я говорил с Сантой, и он спросил, о чем я мечтаю на Рождество. Я сказал, что хочу велосипед, а он сказал, что он у меня обязательно будет. Он сказал, что надо открыть заднюю дверь после того, как мама ляжет спать, чтобы он мог занести подарок внутрь. А потом украл маму…
У меня кружилась голова. Ребенок говорил с подозреваемым, преступник использовал мальчика, чтобы проникнуть в дом. Неудивительно, что не было следов взлома. Мерзавец завоевывал доверие детей, и те впускали его.
– Где ты разговаривал с Сантой, приятель? Он приходил к вам домой?
– Нет, – всхлипнул мальчик. – Мы с мамой пошли в торговый центр, а я хотел сфотографироваться с Сантой. Он так много спрашивал обо мне, и маме, и о том, почему папа с нами не пошел. Я сказал ему, что папа разозлился и ушел. А Санта сказал, что это очень грустно, и он хочет принести мне особый подарок. Я сказал ему, где мы живем, и он попросил открыть дверь… но это был большой секрет, иначе никакого велосипеда… Зачем он украл маму? Когда она вернется?
***
Мой напарник Мелвин Гарсия появился через несколько минут после того, как я закончил с мальчиком. Я рассказал ему все, что узнал от Дастина.
Санта в торговом центре. Его расспросы. И просьба оставить дверь незапертой.
– Да ты шутишь! – воскликнул Мелвин. – Санта из местного торгового центра? Сукин сын выискивает жертв, используя детей! Я свяжусь с несколькими людьми и постараюсь выследить этого парня. Иди отдохни. Выглядишь дерьмово. Я позвоню, когда появится зацепка.
Мелвин на ходу набрал чей-то номер. Я же попросил Марджи продолжить разговор с Дастином и попробовать вытащить из него что-нибудь еще. И наступил мой самый нелюбимый момент в расследвании.
Женщина похищена, подозреваемый не определен, Мелвин будет сидеть на телефоне до тех пор, пока не найдет кого-нибудь способного проникнуть в офис менеджера в местном молле и вытащить документы на Санту. А мне оставалось только вернуться в участок и рыться в материалах этого проклятого дела за все восемь лет в поисках любого возможного упоминания о подозреваемом. Как обычно, безуспешно.
Около 6:30 позвонил Мелвин.
– Его зовут Артур Фален. Работает Сантой в торговом центре последние тринадцать лет. Судимостей нет. Владеет белым фургоном Шевроле G-серии 1998 года выпуска – соответствует описанию с места происшествия. Шестидесятилетний мужчина, белый. Метр девяносто ростом. Седые волосы и борода. Вот такие дела. Еду на место, сейчас вышлю адрес, если приедешь раньше нас, жди, твою мать, подкрепления.
Я сорвался к машине. адрес пришел в смс, и я тут же ввел его в GPS. Резко газанул, колеса взвизгнули об асфальт.
Адрес привел к дому в двадцати пяти минутах езды от города, на безлюдной окраине. Я ожидал встретить полицейских по пути, но оказался единственной машиной на дороге. На пустой дороге среди заснеженных полей.
Полицейская волна гудела. Патрульные машины отставали от меня минут на десять. Желудок скрутило. В висках стучало. До дома Фалена оставалось всего ничего езды, но я молча молился, чтобы успеть вовремя.
В конце двухсотметровой подъездной дорожки показался фермерский дом. Рядом с ним торчал ветхий сарай. А перед сараем – белый фургон "Шевроле". Вдоль подъездной дорожки тянулись по снегу свежие следы.
Я остановил машину, у поворота, припарковал ее, тут же пулей вылетел из салона и пошел к дому пешком. Я столько лет ждал этого момента. Нельзя былао позволить хрусту гравия под клесами все испортить.
Перебегая от дерева к дереву в поисках укрытия, я упорно шел к дому. Тонкие струйки дыма поднимались из трубы на крыше пристройки. Я был, наверное, метрах в тридцати от двери, когда услышал ужасающий крик.
Сердце заколотилось, раскаленный добела разряд страха пронесся по телу.
Понимая, что времени почти не осталось, я бросился бежать и изо всех сил протаранил плечом дверь сарая. Старое дерево раскололось и так легко поддалось , что я едва удержался на ногах. Резкий запах меди и разложения наполнил нос.
– Какого черта? – заворчал пожилой мужчина, одетый в красный костюм Санты, отороченный белым мехом. Вот только с его шеи свисал кожаный фартук, а в правой руке сверкал охотничий нож. Жертва – Дебора Стэнли – лежала на металлическом столе, привязанная ремнями.
– Бросай нож! Отойди от нее! – Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Быстро!
– О, погоди минутку! Давай-ка все обсудим! Вот я сейчас как брошу…
Старик поднял нож в воздух и сжал его двумя руками. Его лицо исказилось в усмешке от предвкушения того, как сталь войдет в ее грудь прямо у меня на глазах. Я выстрелил дважды. Убийца отлетел к стене и сполз по ней.
Я осторожно обошел стол, с рыдающей на нем Деборой Стэнли, держа на мушке Артура. Темная лужа густой крови растекалась под его телом по развалившейся куче подарочных коробок с бантами. Тех самых коробок, которые предназначались для Деборы.
Хор сирен наполнил воздух, я повернулся к перепуганной женщине на столе.
Все было кончено.
***
Террору Артура Фалена пришел конец. Почти десять из тринадцати лет работы Сантой этот человек собирал информацию у невинных детей в поисках жертв. Он использовал детскую веру в чудо, чтобы проникнуть в дом и забрать самое ценное в их жизни. Мы никогда не узнаем почему.
Если бы я дождался подкрепления, возможно узнали бы. Но Дебора и Дастин Стэнли тогда не встретили бы вместе ни одного Рождества. Моя потребность понять мотивы убийцы никогда не перевесила бы такую потерю.
Мы повторно опросили некоторых старых свидетелей. Большинство детей смутно помнили встречу с Сантой в торговом центре накануне того, как их матери были убиты. Двое даже признали, что оставили заднюю дверь незапертой, но не сказали нам из страха. Эта сволочь манипулировал ими, используя облик Санты, чтобы заставить хранить ужасный секрет.
Мертвые женщины все еще приходят ко мне во снах. Мои собственные призраки прошедшего Рождества. Я говорю им, что сделал все, что мог, но они просто молча смотрят. Так будет всегда. Они заслуживали лучшего, а я всегда опаздывал к ним на помощь. Всегда, кроме одного раза.
Вот уже прошло еще одно Рождество, и впервые почти за десять лет я провел его со своей семьей. С Шей все стало... по-другому. После того, как я убил Артура Фалена и мы нашли Дебору Стэнли, она спросила, не хочу ли я пожить в доме с ней и детьми какое-то время.
“Какое-то время” превратилось почти в год. Мы ужинаем всей семьей. Ходим в кино. Играем в парке.
Дети липнут ко мне как приклеенные. Я счастлив впервые за много лет.
Шей держит меня за руку при каждом удобном случае. Так крепко, что кажется, никогда не отпустит.
Я надеюсь, что так и будет.
~
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Большинство проводит Рождество в кругу семьи. Рассаживаются у елки, наблюдают, как дети осыпают все вокруг обрывками оберточной бумаги, словно конфетти. Дома полнятся криками восторга и удивления. Вы наверное тоже обмениваетесь подарками со своей половинкой. А потом хорошенько набиваете животы, пока малышня возится с новыми игрушками.
Но не я. Моя бывшая жена и дети развлекаются без меня.
Каждое рождественское утро я провожу в машине, доставляя очередного ребенка в участок на опрос, а следом – в Службу защиты детей.
Мои подарки. Каждый год новое дело о пропаже человека и очередной перепуганный малыш, который не может понять, куда подевалась мама.
Я работаю детективом в отделе убийств уже одиннадцать лет. Поступая на подобную работу, вы сразу понимаете, что баланс работа-семья больше не обсуждается. Конечно, вы будете делать все, что можете, я в вас верю, но когда звонки идут и днем и ночью, появляются некоторые, хм… сложности. Рутинная работа, домашняя идиллия, чтобы было когда заскучать по делам…
Последние восемь лет, каждое рождественское утро поступают звонки от детей. Они говорят, что мама, воспитывающая их в одиночку, пропала.
Газеты зовут его Убийцей Сочельника, потому что женщины исчезают по ночам. Журналистов хлебом не корми, дай привязать к очередному ужасу веселый бантик. Наверное такие заголовки поднимают продажи.
Я работал уже три года, когда пропала первая женщина. Сара Гилберт, мать-одиночка двадцати семи лет, была объявлена пропавшей рождественским утром 2013 года. Ее дочери Фейт было всего пять. Но ведь умная девочка: когда утром не смогла найти маму, она позвонила бабушке и дедушке. Они сразу отправились к ней.
И, что еще лучше, не стали тянуть с вызовом полиции. Патрульные прибыли в течении пятнадцати минут. Они опросили девочку и родителей жертвы, но ничего полезного узнать не удалось. Сара уложила Фейт спать около половины девятого и спустилась вниз, чтобы упаковать подарки. Гора наполовину завернутых игрушек так и осталась на кухонном столе.
Мы с женой наблюдали, как дети открывают подарки под елкой, когда мне позвонили. Мелвин Гарсия, мой напарник, как будто с насмешкой улыбался с экрана телефона. Шей печально посмотрела на меня.
– И на Рождество, Чарли? Может хотя бы перезвонишь, когда дети закончат?
Клара и Тайлер радостно дербанили очередную коробку.
– Всего одно рождество. У нас будет еще. Мы же знали, на что идем с этой работой.
Я принял вызов.
– Счастливого Рождества, Мелвин. Звонишь пожелать мне того же самого?
Из трубки раздался заливистый смех.
– О, друг мой, хотел бы я, чтобы это так и было. Да, хотел бы. Похоже у нас тут пропала леди на юге города. Я сброшу адрес.
– Еду.
Печаль на лице Шей сменилась разочарованием. Подступал и гнев.
– Почему мы занимаемся делом о пропаже?
– На полу нашли кровь, – тихо добавил Мелвин. – не море, но достаточно, чтобы понять, что она ушла не по своей воле.
***
Осмотр места происшествия и опросы дали не так много улик, но достаточно поводов для беспокойства. На полу перед обеденным столом была кровь, но больше никаких следов нигде в доме. Сотовый телефон Сары и ключи от машины все еще лежали на кухонном столе. Из дома ничего не пропало. Никаких отпечатков пальцев и следов взлома обнаружено не было.
Только черный ход оказался не заперт. Отпечаток мужского ботинка сорок седьмого размера нашли в грязи на заднем дворе, но на этом все. Беседы с Фейт и ее бабушкой и дедушкой оказались столь же безрезультатными.
Соседи не заметили ничего необычного. У коллег, друзей и семьи не было информации о ком-либо, кто мог бы причинить Саре вред. Даже бывший муж не вызвал интереса. Они с Сарой расстались два года назад, и умудрились сохранить прекрасные отношения и совместную опеку. И, хотя этого недостаточно для алиби, жил он достаточно далеко от места преступления.
Если точнее, более чем в десяти часах езды отсюда. Работодатель предоставил нам записи с камер наблюдения, на которых муж жертвы работал в вечернюю смену в тот период, когда Сара пропала. Нельзя было исключать, что он был причастен, но это было крайне маловероятно.
Мы боялись, что дело быстро свернут и общественность потеряет интерес, но на Новый год нашли Сару.
Смотритель местного кладбища позвонил в службу 911, чтобы сообщить о странном предмете, обнаруженном на территории. Тем утром, прибыв на место, он увидел коробку размером с холодильник, завернутую в черную бумагу и перевязанную малиновым бантом. Она чернела на фоне свежего белого снега.
Смотритель решил, что это просто дурацкая шутка. А когда подошел ближе, увидел, что снег у углов коробки постепенно окрашивается красным. Приторно-сладкий запах разложения наполнял воздух.
Вскоре мы прибыли на место. Внутри коробку наполняли свертки разного размера, завернутые в яркую подарочную бумагу. Сару разрезали на четырнадцать частей и оставили нам в подарок.
Прозрачные елочные игрушки, наполненные ее кровью, заполняли дно большой коробки. Несколько из них разбились, и кровь вытекала на снег.
К нижней стороне крышки был прикреплен лист бумаги с напечатанным текстом:
Иногда нужно побаловать себя на праздник.
Счастливого Рождества!
Несмотря на все наши усилия, ни на теле, ни на упаковочных материалах не нашли никаких значимых улик. Обычная упаковочная бумага из обычного супермаркета, каких сотни по стране. Никаких волосков, волокон или отпечатков.
Дело осталось не раскрытым.
***
Первая реальная зацепка появилась после того, как Убийца Сочельника забрал шестую жертву в 2019 году.
Мередит Гиллум, двадцатишестилетняя мать-одиночка двоих детей, исчезла так же, как и другие. Ее дети позвонили в 911, когда не смогли найти маму рождественским утром. На этом месте преступления так же ничего не нашли, как и на пяти предыдущих.
Социальный работник отвез детей в участок, пока мы обыскивали дом. Столько раз прочесав каждый сантиметр и так ничего и не обнаружив, я решил вернуться в участок и опросить детей. Мелвин согласился разобраться на месте один.
У входа в участок Марджи Карсон курила сигарету, дрожа на собачьем холоде. Она была опытным социальным работником, и получила неприятную привилегию работать с нами над всеми рождественскими убийствами в течение последних нескольких лет. Увидев меня, она вскинула руку в воздух и помахала.
– Счастливого Рождества, Марджи, – начал я так бодро, как только смог. – Дерьмовое дело, но рад, что ты здесь.
– Ты никогда не приглашал меня на свидание, но я провожу с тобой все праздники. Это должно что-то значить, – пошутила она и ответ. – Там дети. Двухлетняя девочка с одной из моих коллег, а я разговаривала со старшей. У нее есть... кое-какая информация.
Марджи бросила сигарету на землю и растоптала ее.
– Актуальная информация? – Черт, меня это так взволновало тогда. – Марджи, хочешь сказать, что ребенок что-то видел? Что, черт возьми, она сказала?
– Детектив Ренфроу. Я разрешу тебе поговорить с девочкой. Анна Гиллум кое-что видела прошлой ночью. И я не хочу влиять на то, что она может рассказать.
Она провела меня внутрь, по длинному коридору в комнату для допросов. За столом понуро сидела маленькая девочка с покрасневшей мордашкой. Она рассеянно перебирала кусочки головоломки, сотрясаясь от сдавленных рыданий. Сердце разрывалось смотреть на нее. На каждого из них.
Я представился малышке и объяснил, что попытаюсь помочь найти ее мать. Ее самообладание треснуло, как плотина, и девочка громко заплакала. Марджи, одна из самых добрых женщин, которых я когда-либо встречала, утешила ее и попросила рассказать мне ту же историю, что и ей.
– Я... я... я проснулась прошлой ночью, чтобы сходить в ванную, – начала Анна, с трудом сдерживая слезы. – В доме кто-то был. Сначала я испугалась, но потом увидела, кто это...
– Кто это был, Анна? – Сердце выпрыгивало из груди. Никто никогда не видел убийцу. Казалось, что это может быть прорыв, которого мы так долго ждали.
– Санта Клаус! – Девочку на мгновение охватило радостное волнение. – Он сказал, что пришел, чтобы оставить нам подарки, и мне нельзя его видеть. И сказал пообещать никому не говорить…
Страх и паника вскипели у меня в животе, как желчь.
***
К 2021 году восемь женщин в нашем городе пропали без вести. Если не считать заявления Анны Гиллум о ночном визите Санты, не удалось собрать никаких убедительных улик. Каждое следующее место преступления было похоже на предыдущее: немного крови, незапертая задняя дверь и никаких отпечатков.
Следствие серьезно отнеслось к показаниям свидетеля. Нет, мы не верили, что Санта Клаус ожил и совершил серию ужасных убийств, но человек, маскирующийся под Санту, был очень правдоподобен. В это время года на каждом углу можно было встретить “Сант”, звонящих в колокольчики и собирающих деньги на благотворительность. Не говоря уже о том, что члены семей наряжались, чтобы удивить своих детишек во время праздничных посиделок.
Идеальная маскировка: Санта Клаус в Рождество.
Мы продолжали находить расчлененные тела, завернутые и упакованные, по всему городу. Каждый раз к подарку прилагалась новая записка, но насмешки убийцы не приближали нас к разгадке.
Жена развелась со мной в 2017 году. Я все еще люблю Шей, но не виню ее. Кто хочет сидеть и день и ночь гадать, вернется ли домой их супруг? Кто хочет разочароваться в очередном Рождестве, объясняя детям, что папа не придет?
К лучшему это или к худшему, все идет нормально до тех пор, пока "к худшему" не начинает поглощать все остальное.
Я виделся с Кларой и Тайлером так часто, как только мог, но они жили с мамой. Шей всегда была ко мне очень добра, заботилась о том, чтобы я проводил с детьми все возможное время. Она даже приглашала меня в наш старый дом на праздники. Обычно я приезжал на День Благодарения.
Может быть, однажды я смог бы приехать и на Рождество. Может быть, Шей снова полюбила бы меня. Может быть…
Первый сочельник после развода я провел в участке, как и Рождество. Брак Мелвина смог пережить взлеты и падения, поэтому я позаботился о том, чтобы он попал домой на праздники. Если бы поступил звонок или наводка, я был бы наготове. Не было необходимости вычерпывать воду из моей тонущей лодки в его.
В ту ночь по большей части было тихо. В диспетчерской сидело несколько человек, но дежурный получил заветный выходной. Все офицеры, кроме одного, ушли на патрулирование. Кто-то из молодняка вытянул короткую соломинку и остался в участке на всякий случай. Он дремал за своим столом. Я его не беспокоил.
Мои веки отяжелели, но сон не шел. Было около 2:30 ночи, и я знал, что через несколько часов испуганный ребенок, его бабушка или дедушка позвонит и сообщит о пропавшей женщине. Мы с Мелвином проведем Рождество, как обычно.
Еще одно бесплодное расследование и еще одна разрушенная семья.
Внезапно я услышал мягкий стук ног по тонкому ковру в коридоре. В дверях появилась молодая женщина с гарнитурой. Ее глаза пораженно сверкали, словно фары.
– Сэр, нам только что позвонили. Шестилетний мальчик сообщил, что Санта-Клаус вытащил его мать из дома. Мы получили несколько звонков из района, сообщающих о выстрелах и белом грузовом фургоне, уезжающем с места происшествия.
– Адрес? – Я вскочил с места, на ходу срывая пальто с крючка.
Она протянула мне желтый стикер с нацарапанным на нем адресом.
– Все свободные подразделения на место, быстро! Позвоните Мелвину Гарсии и скажите ему тащить туда свою задницу! Может быть, нам удастся схватить этого парня.
Вихрем я вылетел через заднюю дверь и побежал к патрульной машине. Крупные белые снежинки медленно плыли по тихому ночному небу.
И так красиво танцевали в свете уличных фонарей.
~
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
У меня дрожат руки. Я прячусь в шкафу. Позвонил в полицию, но не думаю, что они успеют приехать вовремя. Кто серьезно относится к звонкам в канун Рождества? Они, наверное, думают, что я просто подросток, разыгрывающий их, раз мне нечем заняться, кроме как отнимать время у чьего-то Рождества. Кто вообще поверит в то, что я собираюсь сказать?
Позвольте мне отступить от темы и обрисовать вам обстановку. Я живу один, в двух штатах от своей семьи и чувствую себя ужасно из-за того, что не смогу навестить их в этом году. В последнее время я испытываю финансовые трудности: выплата студенческих кредитов - это не шутка. Мой первый опыт самостоятельной жизни в арендованном домике в самом центре сраного Висконсина. Все, что есть вокруг, - это круглосуточный магазин и бар. Место хорошее, а аренда дешевая, так что разве я вправе жаловаться? Одна кровать, одна ванна и тесная кухня, которая находится прямо за гостиной. В гостиной правда хороший камин, он согревает дом по ночам.
Итак, теперь, когда у вас есть представление, я должен поделиться своим опытом, независимо от того, как мало людей его увидят.
У меня не было больших планов на праздники. Остаться дома, посмотреть телевизор и съесть замороженную пиццу, если повезет. Никакого большого, шикарного ужина, никаких гостей, просто обычный вечер. Так и случилось. Я откинулся на спинку дивана с пиццей в руках и смотрел рождественские фильмы до тех пор, пока мои глаза не стали слипаться. Меня разбудил стук в дверь около 23:45. На улице было темно и шел снег, как обычно в это время года. У меня не бывает гостей, и я не мог понять, кто это, так что выглянул в маленькое окно в гостиной.
Иней покрывал стекло, и разглядеть, кто ждет моего ответа, было непросто. Я смог разглядеть человекоподобную фигуру. Интуиция подсказывала мне, что нужно держаться подальше от того, кто стоит у моей двери, еще до того, как я успел сделать хоть что-то. Снегопад был настолько сильным, что трудно было разглядеть что-либо дальше шести футов от моего дома. Но я доверился своему чутью и перебрался в свою комнату.
Я начал думать, что я плохой человек, раз оставил того, кто был там, в этой ледяной каше. Как только эта мысль пришла мне в голову, стук стал громче. Я закрыл уши в ответ на шум за дверью, но стало только хуже.
БАХ-БАХ-БАХ!
Я был прав, доверившись своей интуиции.
БАХ-БАХ-БАХ!
Я не должен был открывать дверь.
БАХ-БАХ-БАХ!
Я не мог позволить этому продолжаться.
Глубоко выдохнув, я спустил ноги с кровати и нехотя поплелся к двери. Повернув ручку, я выглянул наружу. В лицо ударил холод.
– Да? – Я выглянул через щель.
– Привет, – заговорил человек. Я начал различать черты лица и понял, что это молодая женщина. – У меня сломалась машина, и мне показалось, что это подходящее место, чтобы найти убежище.
Для меня это был тревожный сигнал. В миле отсюда есть круглосуточный магазин и бар. Зачем приходить за помощью в случайный дом? Я считаю себя неплохим парнем, но праздники не делают меня великодушным человеком. А ещё мне не нравится, когда прерывают мой сон.
– О, эм, – начал я. Я не был уверен, как ответить. Ее поведение было... мягко говоря, странным. Она оглядывалась через плечо, как будто могла что-то разглядеть сквозь темноту и снег. – Я могу дать вам номер буксировочной компании. В нескольких милях отсюда должна быть гостиница, и буксир может вас туда отвезти.
Похоже, это ее не удовлетворило.
– Вы уверены? Здесь ужасно холодно, и я не знаю, сколько времени им понадобится, чтобы добраться сюда. Она стала выглядеть еще более параноидальной. Глаза метались из стороны в сторону, вверх и вниз. Это меня очень пугало.
– Послушай, дорогая, мой дом разваливается, и сейчас середина ночи. Прости, я знаю, что сейчас праздники, но я не люблю пускать в свой дом незнакомцев. – Я тут же пожалел, что произнес эти слова. Ее страх перешел в гнев.
Она буквально впала в истерику. Пинала, колотила и долбила в дверь, пытаясь войти. Ее вежливые слова превратились в крики.
– ВПУСТИ МЕНЯ! ВПУСТИ МЕНЯ!
Незнакомка колотила в мою дверь все сильнее и сильнее. Казалось, что дерево вот-вот сломается. Что, черт возьми, делать в такой ситуации? Поэтому, недолго думая, я просто запер дверь. Ручка надрввно заскрипела, а затем резко остановилась. Я взял телефон и позвонил в полицию, чтобы сообщить, что у моего дома находится невменяемая женщина.
К тому моменту я решил, что она сдалась и ушла. Я сел перед телевизором и попытался насладиться остатком ночи. Я размышлял, почему она так расстроена. Нет семьи? Травма? Ни одна из моих теорий не сходилась. Как только мои размышления закончились и я начал расслабляться, я услышал слабый звук. Звук, который был таким тихим, но казался таким громким. Это было шарканье снега за моим окном. Я отодвинул жалюзи и выглянул наружу.
Тусклый свет уличных фонарей освещал мою белую лужайку. Женщина рисовала круг на снегу. Я прищурился, стараясь не выдать своего присутствия. Мои глаза начали привыкать к темноте на улице. Был уже час ночи. В круге были начертаны символы, которые я не мог узнать, и большая пентаграмма в центре. Когда она закончила свое "произведение искусства", то посмотрела прямо на меня. Она смотрела в мою душу. От этого взгляда у меня по позвоночнику побежали мурашки. Ее рот открылся под нечеловеческим углом. В этот момент раздался крик. Я упал на диван. Что, черт возьми, мне делать? Я вызвал полицию во второй раз.
Пишу этот пост, но в целях собственной безопасности скрою свой адрес. Вот как проходил этот телефонный разговор.
"(Адрес). Мне нужна полиция. Пожалуйста, приезжайте быстрее".
"Сэр, шериф и подкрепление уже в пути. Они должны быть там в течение часа. Заприте двери".
Я услышал щелчок на другом конце. И что же мне теперь делать? Я один в этом доме, который кажется гораздо более зловещим, чем накануне вечером. Какая-то психопатка стоит в моем дворе посреди ночи. Копы, которые должны были бы арестовать эту женщину, скорее всего, ушли пить. Я шумно вздохнул и сел на пол, привалившись спиной к дивану. Такое не назвать идеальным Рождеством.
Я решил, что лучшим, что можно сделать, будет умыться и приготовиться ко сну. Заняться рутиной. Всякая надежда на помощь, исчезла. Я поднялся с пола и направился в ванную. Не желая рисковать, воспользовался тусклым фонариком на телефоне. Почистил зубы и ополоснул лицо. Я думал, что это поможет мне почувствовать себя лучше, бодрее. Но я ошибался.
Как только я закончил, раздался стук в дверь, а затем крик. Он был глубоким, не похожим на крики, которые раньше издавала девушка. Что-то во мне щелкнуло. Я набрался сил и выглянул наружу. Там мигали синие и красные огни, сигнализируя о прибытии помощи. Но что-то было не так. Фары машины еще больше освещали мою лужайку. Внутри того, что я могу назвать алтарем, лежали два изуродованных тела. Остатки черной униформы подсказали мне, кто это: полиция. Раздался еще один гортанный вой, на этот раз всего в нескольких футах от моего окна.
Я сделал единственное, что пришло мне в голову, - спрятался.
Это приводит нас к началу поста. Я спрятался в шкафу. На снегу лежат два трупа, а возле моего дома что-то бродит. И это... не человек. Я не знаю, когда она, или оно, или как бы вы это ни называли, попадет внутрь, но интуиция подсказывает, что этого не избежать. Я дурацкое место, чтобы спрятаться. Я чувствую себя как друг-идиот в фильме ужасов, которого убивают первым.
Пожалуйста, если вы читаете это, защитите себя в этот праздничный сезон. Не дайте этому существу узнать о вашем присутствии. Не будьте как я. Пожалуйста, спасите себя и своих близких.
Я только что услышал, как что-то спускается в дымоход - и это не Санта. Она внутри.
~
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевел Дмитрий Березин специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.