Да я не девушка с красивыми титьками. Но пропускать такой шанс просто глупо. И вообще может и такой бюст кого то порадует?!?!?! 0__о Желательно женщин бы...

Всё началось совершенно невинно.

Не забудь ключи.

Так было написано на первом стикере мягкими округлыми буквами. Его прилепили к двери холодильника.

Записка сразу привлекла мое внимание, потому что на тот момент я жил один, совершенно не помнил, что писал такое, а почерк не совпадал ни с моим, ни с почерком кого-либо из знакомых. Это… тревожило, но я так и не понял, как реагировать. В конце концов я просто выбросил записку и пошел на работу.

Вторая записка появилась через несколько дней на кухонном столе. В этот раз на розовом стикере, но по-прежнему с таким же характерным мягким почерком.

Не забудь взять с собой обед.

И снова я был выбит из колеи. Обычный человек, наверное, сообщил бы об этом в полицию, но в то время я переживал тяжелый депрессивный эпизод. Я только переехал в новый город, далеко от друзей и семьи, и устроился на новую работу, которую, как я быстро осознал, ненавидел всей душой. Еще и платили копейки... Дома было одиноко, про работу вообще молчу... Мне и так было трудно вставать с постели каждое утро, не говоря уже о подаче заявления, которое, я уверен, полиция не восприняла бы всерьез. Еще более встревоженный, я смял записку. Однако, в итоге, все же собрал себе обед. Обычно я не заморачивался и просто питался в столовой, но, вопреки здравому смыслу, последовал совету с записки.

В тот день столовая оказалась закрыта. Главный холодильник сломался ночью, и часть еды испортилась. Руководство решило, что лучше будет не рисковать. Неприятное чувство зашевелилось у меня в животе, когда я узнал эту новость. Записка предсказала это?

Неделя за неделей записки продолжали появляться. Приходили без какой-то логики, расписания и не больше трех в день. Все они были оставлены на видных местах в моей квартире, все на стикерах и написаны незнакомым округлым почерком. Они начали становиться все более пророческими.

Сегодня езжай по магистрали I-80. На пути домой будет серьезное ДТП.

Джанет предложит тебе печенье на работе. Вежливо откажись. Иначе заработаешь пищевое отравление.

Мари сидит на диете. Отметь ее успех. Она начнет лучше к тебе относиться.

Конечно же, я проверил, не врут ли мне записки. Каждый раз, когда я игнорировал их советы, сбывалось то, от чего они предостерегали. Однажды записка гласила, чтобы я взял зонтик, и я специально это проигнорировал – прогноз погоды обещал солнечную погоду, ни один нормальный человек не подумал бы взять зонтик… но, конечно же, в тот вечер я промок до костей, пока шел к своей машине.

Записки вызывали у меня огромное любопытство. У меня было так много вопросов без ответа, и они непрестанно крутились в голове. Я тоже пытался писать записки, но никогда не получал ответа. Я говорил вслух и задавал вопросы, как если бы (или на случай, если) автор записок мог каким-то образом услышать меня, но только выставлял себя идиотом. Иногда я нежданно наведывался домой, лишь бы поймать того, кто оставляет записки. Конечно, безуспешно. Я даже поставил камеры в квартире, спрятал их, как следует, но на следующий день обнаружил распотрошенные камеры, разложенные на кухонном столе с единственной запиской рядом:

Не смей так делать.

После этого записки перестали приходить. Как же я жалел! Я привык к ним. Начал на них полагаться. Записки значительно улучшили мою жизнь за последние несколько месяцев – как в ментальном, так и в социальном плане. Благодаря их советам, у меня появились друзья на работе, и впервые в жизни я стал популярен. Начальство, раньше не проявлявшее особого интереса, теперь ценило мое присутствие и интересовалось мнением по проектам. Ни для кого не было секретом, что я шел к повышению. Смог бы я продолжать в том же духе без записок?

Он или она, оставляющая стикеры, стала для меня чем-то вроде друга, хотя это и звучит странно. Скорее даже ангела-хранителя. Откуда бы они и брались, записки всегда были на моей стороне. Без них будущее вдруг стало туманным, опасным. Каждый раз, когда что-то мелкое сваливалось на меня, начиная с пробок на дороге и заканчивая стрессовыми рабочими ситуациями или даже крохотным порезом об бумагу, я думал о том, что всего этого, вероятно, можно было избежать, если бы записки продолжали приходить.

На следующей неделе на зеркале в моей ванной появился ярко-зеленый стикер:

Не забудь позвонить маме. У нее день рождения.

Я чуть не заплакал. Мое любопытство не стоило таких переживаний, я решил просто принять вещи, как есть. Медленно туман депрессии начал рассеиваться, и я почувствовал, что снова становлюсь тем человеком, каким был раньше. Уверенность в себе понемногу росла. Впервые за долгое время я почувствовал гармонию с жизнью. Я ходил гулять, шутил и даже умудрился прибраться в квартире!

А еще мне удалось завести девушку. Ее звали Аманда. Мы встретились в пабе, куда  однажды вечером завалились с друзьями. Самое приятное и удивительное, что по какой-то причине я, как будто, и правда ей понравился. Потрясающая девушка (я вообще не из её лиги), с длинными каштановыми волосами, спускающимися до середины спины, и мягкими карими глазами. Прекрасный смех, опьяняющий аромат духов с ноткой лимона… С ней можно было беседовать часами, и ни разу не потерять тему для разговора. Все только начиналось, поэтому я очень старался не строить планов совместного будущего, но она была такой обворожительной, что это было сложно.

Как-то я даже задумался о том, чтобы рассказать ей о записках. Всегда хотел с кем-нибудь поделиться, но никогда не представлялось случая. Однако я решил пока обойтись без этого, боясь, что она сочтет меня сумасшедшим. Не стоило так рано наводить ее на мысль, что я псих. Кроме того, была вероятность, что записки могут снова прекратиться. Если тот, кто их оставлял, так плохо воспринял мое любопытство, что бы он сделал, если бы я рассказал кому-то о происходящем? Так что я решил пока оставить это при себе.

Аманда обожала готовить. Она пригласила меня в гости в субботу, чтобы, как она выразилась: "ты попробовал чертовски вкусные спагетти". Думаю не нужно описывать, в какой восторг меня привело предложение первый раз побывать у нее дома.

Я просто летал в тот вечер, готовясь к свиданию. Радостно мурлыкая себе под нос и думая о том, насколько прекрасным будет вечер, я спустился вниз, чтобы взять ключи. На кухонном столе меня встретил ярко-розовый стикер. Не задумываясь, я поднял записку…

УБЕЙ СВОЮ ДЕВУШКУ.

Сердце замерло на мгновение.  Я перечитал записку один, два, три раза, но смысл слов как-будто ускользал. Отложив стикер я сглотнул поступающую тошноту. Все еще не в своей тарелке, пошел к машине и сел за руль. Я старался не думать о записке, но слова продолжали крутиться в моей голове: "Убей свою девушку". Записки никогда меня не подводили раньше и всегда были на моей стороне… Ну, насколько я знал. А знал я не так уж много. Может быть, на этот раз записка ошибается? Может быть, слова не следует понимать буквально? "Убить" может быть значить "расстаться", правда? Я всю дорогу пытался придумать любые отговорки, и, подъехав к дому Аманды, окончательно разволновался, потея, как свинья.

Я опустил козырек, чтобы привести себя в порядок… ярко-зеленый стикер спланировал мне на колени. Что за черт? Записки никогда раньше не появлялись вне дома. Трясущимися руками я поднял записку и прочитал:

УБЕЙ АМАНДУ. ВОЗЬМИ ПИСТОЛЕТ ИЗ БАРДАЧКА И ЗАСТРЕЛИ ЕЁ.

Я уставился на бардачок, широко раскрыв глаза. Там и правда хранился пистолет, исключительно для самообороны. Голова закружилась, снова подкатила тошнота… Я все бы отдал, только бы это было не на самом деле!

…А поэтому проигнорировал записку и направился к дому Аманды, стараясь выбросить жестокие слова из головы. Она открыла дверь, когда еще не успела смолкнуть трель звонка.

– Привет, как дела!" – прощебетала Аманда с лучезарной улыбкой, но от моего вида, ее лицо озадаченно вытянулось. – Ты в порядке, Гарри? Что случилось? – сказала она с беспокойством.

– Ничего, – солгал я, пытаясь улыбнуться. – Ну, точнее, у меня, кажется, немного болит живот…

– Заходи, заходи, – забеспокоилась она, приглашая меня войти.

Внутри ее дом был таким же как сама Аманда: милым и по-домашнему уютным. Она с беспокойством наблюдала за мной, подводя к кухонному столу. А потом взяла меня за руку и успокаивающе погладила ее.

– Если тебе не хочется спагетти, мы всегда можем поесть позже. Не беспокойся об этом. Хочешь что-нибудь от желудка?

Я улыбнулся. То, как Аманда суетилась из-за банальной боли в животе, заставляло меня с новой силой влюбиться в нее. Сердце сжималось от любви и вины. Спагетти пахли божественно, и хотя она сказала, что все в порядке, я знал, что ей будет неприятно убирать только что приготовленную еду.

– Я в порядке, дорогая. Наверное, живот болит, потому что я сегодня мало ел. Я так сильно ждал твои спагетти.

Ее улыбка вернулась снова. Мне всегда нравилось, как она быстро расцветает на ее лице.

– Тогда, мистер Оголодавший, позволь мне подать тебе тарелку!

Она ушла на кухню. Откинувшись на спинку стула, я вздохнул и засунул руки в карманы. Что. За. Черт. Бумага? Из правого кармана я выудил стикер.

ВОЗЬМИ СТУЛ И РАЗБЕЙ ЕЙ ГОЛОВУ.

Почти задыхаясь, я сунул записку обратно. И тут же почувствовал край бумаги в левом кармане… Здравый смысл кричал не смотреть, но я все же вытащил руку с двумя слипшимися стикерами в ладони.

НЕ ЕШЬ СПАГЕТТИ. ТАМ НАРКОТИК.

– Что это, Гарри? – спросила Аманда у меня за спиной.

Я чуть из кожи не выпрыгнул от неожиданности.

– О, просто записка с работы. Забыл в кармане! – сказал я с странным голосом, быстро пряча стикеры в карман.

Она нахмурилась, похоже, что хотела что-то сказать, но потом передумала.

– Вот, дорогой, – промурлыкала Аманда, подавая мне тарелку спагетти. Они выглядели божественно. Меня затошнило.

Она села рядом со мной со своей тарелкой. Она опустила подбородок на сложенные руки и посмотрела на меня взволнованно, выжидающе. Я ответил пустым взглядом.

– Ну, пробуй, дурачок! – Она жестом указала на мою тарелку.

– Я-я, э-э, извини. Мне нужно воспользоваться уборной.

Вскочив, я отправился на поиски ванной. Аманда тоже поднялась на ноги, смущенная.

– Гарри? Что случилось? Ты ведешь себя странно…

Наконец-то, в суете и панике, я нашел нужную дверь, скользнул внутрь и заперся. Аманда начала стучать и не думала прекращать…

– Гарри? Гарри! Серьезно, что с тобой? Так сильно болит живот? Поговори со мной, пожалуйста!

Я попятился  дальней стене и опустился на пол. Снова вытащил слипшиеся записки из левого кармана и на этот раз прочитал вторую. Мое сердце замерло.

ОНА НЕ АМАНДА.

~

Оригинал (с) Silvester_Spooly

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Два года назад мы с Энджи, моей женой, решили, что наконец-то пришло время купить дом. Да, ситуация на рынке недвижимости складывалась не в нашу пользу, но нам осточертело ежемесячно отстегивать за аренду втрое больше, чем стоила бы ипотека.

Уверен, что многим из вас знакома эта история. Мы прошли через все стадии недоверия, гнева и, наконец, глухой апатии, после того, как каждое наше предложение отвергалось крупной инвестиционной корпорацией.

Теперь я уже не злюсь на этот процесс, но задаюсь вопросом, куда движется наше общество…

КАК ЭТО ВООБЩЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗАКОННО? Я УЧИЛСЯ В КОЛЛЕДЖЕ. Я РАСПЛАТИЛСЯ С ДОЛГАМИ. Я НАШЕЛ ХОРОШУЮ РАБОТУ. Я ВСЕ СДЕЛАЛ ПРАВИЛЬНО, НО ВСЕ РАВНО НЕДОСТАТОЧНО ХОРОШ ДЛЯ ГРЕБАНОГО ГОРОДА, В КОТОРОМ ВЫРОС!!!

Ладно, возможно я еще немного злюсь. Мы все-таки купили дом, когда сильно понизили планку и выбрали не самый привлекательный район.

И 1 июня переехали в дом колониального стиля площадью 400 квадратных метров.

Деревянные полы покрылись патиной, похожей на кожу, за столько лет, а фактурная штукатурка на потолке напоминала глазурь для торта. Другое дело подвал. Не просто “не отделанный”, нет. Это была сырая яма с земляными стенами, на которых кто-то нацарапал страшные рожи и странные спирали.

– Дети, – пожала плечами риэлтор, словно знала, кто оставил эти метки. – Если восстановите подвал, стоимость значительно вырастет!

Итак, конечно, на кухне столешницы оказались из искусственного камня, а над входом в подвал впору было вешать вывеску “Оставь надежды всяк сюда входящий”, но у нас был дом. И, черт возьми, огромный дом.

Фишка в  том, что он стоял близко к шоссе, в рай оне, известном в основном уровнем преступности. Энджи сказала, что это всего лишь промежуточный этап, мы оформим ипотеку на год, будем надеяться, что рынок жилья продолжит стремительно расти, и через год снова переедем.

В ее плане были некоторые изъяны, в основном из-за денег, но я ничего не сказал. Полагал, что мы оба привыкнем и полюбим это место.

Первые несколько недель прошли гладко, и мы с женой распаковывали вещи и знакомились с соседями. Узнавая, кто живет рядом с нами, мы понемногу успокаивались и смирялись. Возможно дело было в уровне преступности, но… В любом случае, соседи оказались невероятно приятными людьми.

Мы быстро почувствовали себя как дома, и, хотя то и дело что-то внезапно разрушало спокойствие жизни, мы превращали эти потрясения в игры, чтобы избавиться от страха.

Каждая ночь была наполнена громкими хлопками, и мы старались определить, фейерверк это был или выстрел. А, проходя мимо здоровенных куч фекалий, на спор угадывали человек их оставил или собака.

К сожалению, всего через несколько недель мы стали экспертами в этих играх. Выстрел сопровождает резкий треск разрываемого звукового барьера, а фейерверки просто гремят или хлопают. Что касается дерьма, скажу лишь, что мы не видели собак достаточно больших, чтобы раскладывать такие мины.

Да, была проблема с бездомными, но они занимались своими делами и не вмешивались в нашу жизнь. Соседи их не замечали. Вели себя, как будто бродяги  – призраки. Как будто их там вообще нет. Черт, так делали абсолютно все.

А я улыбался и здоровался, проходя мимо. Мне хотелось хотя бы относиться к бездомным как к людям.

Однажды после вечернего фильма я мыл миску из-под попкорна. Окно над раковиной выходило на задний двор, слишком густо заросший деревьями для городского участка. Когда на улице темнело,можно было разглядеть совсем немного из того, что находилось за стеклом, помимо собственного отражения.

Я нахмурился, глядя на высокий темный силуэт. Не припомню, чтобы там росло дерево. Наклонился, чтобы рассмотреть…

Между кустами, почти вне поля зрения, неподвижно стоял мужчина и пристально смотрел на меня. Мое сердце подпрыгнуло, миска выскользнула из рук и разбилась о раковину.

– Ты там в порядке, дорогой? – крикнула Энджи из гостиной.

– Да. – Я не отрывал глаз от мужчины , но ничего не сказал Энджи, не желая ее тревожить. – Я вынесу мусор.

– Хорошо.

Конечно, я и не притронулся к мусору и открыл заднюю дверь.

– Кто там?

Снаружи дул сильный ветер, и ветви крушины, за которой стоял мужчина, дико раскачивались, словно предупреждая меня.

– Чего ты хочешь? – Я шагнул вперед, чтобы показать, что не боюсь, но это был неуверенный шаг добычи, словно я уже готовился бежать.

Мужчина ничего не сказал.

Я сделал еще один, уже уверенный шаг, но испуганно вздрогнул, когда зажегся свет, активированный датчиком движения.

Взяв себя в руки, я закричал.

– Это частная собственность! Уходи или я вызову полицию!

Каждая собака в округе знала, что это пустая угроза. Копы взяли за правило появляться с опозданием на час, если вообще появлялись.

Мужчина прошел несколько шагов вперед, и я смог его рассмотреть. Он был слишком высоким, тяжелое шерстяное пальто, укрывало фигуру до щиколоток…

Он продолжал приближаться. Заходясь в немом крике, я не мог пошевелиться от страха.

– Чего ты хочешь?

Он остановился прямо передо мной. Белый шрам тянулся по темной коже, немного ниже подбородка. Недавно выбритое, истощенное лицо. В мужчине и так было не меньше двух метров роста, но пальто, покрывающее все тело, делало его гигантом.

Он протянул руку, сжатую в кулак, а когда разжал пальцы, в огромной ладони оказалась таблетка.

– У меня нет лекарств, – сказал я.

Его лицо не изменилось. В его глазах не мелькнуло ни желания, ни вопроса.

– Ты хочешь, чтобы я взял ее? – Я указал на капсулу, но выражение его лица осталось неизменным.

Я аккуратно взял таблетку из его ладони. Между моим большим и указательным пальцами блеснула капсула. Пустая.

– Чего ты хочешь? – спросил я снова.

Он открыл рот, обнажив обрубок языка, и широко распахнул глаза с огромными белками. Губы мужчины двигались, но я не мог ничего разобрать… Мурашки поползли по затылку от внезапной уверенности, что он бормочет проклятия…

– Пожалуйста… Пожалуйста, уходи.

Он повернулся и исчез в ночи. Я остался наблюдать, как кусты колышутся за его спиной, словно за великаном, пробирающимся сквозь лес.

***

На следующий день, в субботу, я решительно настроился выяснить, что-нибудь о том высоком мужчине. Дошел до торгового центра, поспрашивал у бездомных, но стоило мне начать описывать его, они тут же отводили взгляд и качали головами.

Так было со всеми, с кем я пытался поговорить. Пока по дороге домой я не остановился около двух мужчин, ремонтирующих машину в конце подъездной дорожки.

– Привет? – окликнул я их. – Наверное это странный вопрос, но вы знаете здесь такого здорового парня в гигантском пальто? – Они вдруг рассмеялись. – Извините, что отнимаю у вас время. – Я повернулся, чтобы уйти.

– Нет, нет, – один из них махнул мне рукой. – Ты говоришь о реально здоровом ублюдке? – Мужчина поднял руку над головой. – Приблизительно такого роста? В черном пальто? С отвратительным шрамом?

– Да.

– Дак это ж Здоровяк Фрэнк. Зачем спрашиваешь? Он рылся в твоем мусоре?

– Нет, а что?

– Здоровяк Фрэнк собирает банки. Этим и живет.

Я кивнул.

– Вчера ночью он странно вел себя у меня во дворе.

– Насколько странно? Он просто напугал своим видом?

– Нет. Он пялился на меня через окно. А когда я вышел, пытался что-то сказать. Или скорее промычать.

Брови моих собеседников поползли вверх.

– Здоровяк Фрэнк пытался с тобой поговорить?

– Да.

Мужчины переглянулись.

– Здоровяк ни с кем не разговаривает. И под разговорами я имею в виду... общение любым способом, – пробормотал один.

– Он сам перерезал себе горло, чтобы больше никогда не говорить, – добавил другой.

– Это всего лишь слух. Здоровяк Фрэнк появился здесь лет двадцать назад. Никто не знает, откуда он пришел, а он сам не расскажет. Люди развлекаются, сочиняя легенды о его шрамах. Некоторые говорят, что его укусила собака. Но я никогда не видел собаки, которая смогла бы отрезать язык.

– Если он ни с кем не разговаривает, откуда вы знаете, что его зовут Френк?

– Хм, ну, так его звала моя мама. Она раньше говорила мне следить за языком, иначе Здоровяк Фрэнк заберет его! – Мужчина улыбнулся своим воспоминаниям.

– Почему он заинтересовался мной, как думаете?

Оба пожали плечами.

– Не имеем понятия. Но обязательно расскажи, когда узнаешь.

Мужчины  вернулись к работе, а я, поблагодарив их, продолжил путь, терзаемый новыми опасениями.

***

Следующие несколько дней Здоровяк не появлялся, но я вдруг заболел. Сначала просто беспокоила голова, но вскоре к ней добавились учащенное сердцебиение и ломота по всему телу. Я чуть было не оказался в неотложке.

Я уверял себя, что проклятий не существует. Почему я позволял одной странной встрече с бездомным мужчиной овладеть моими мыслями? Энджи в последнее время работала допоздна, и, когда оставался один в доме ночью, я стоял у окна на кухне и смотрел во двор.

Я был как будто одержим. И вскоре увидел его снова. Завернувшись в плед, я наполнял чайник, когда заметил его на том же месте, что и раньше.

Я уронил чайник и побежал к задней двери.

– Эй! – В голове у меня было пусто, я почти ничего не осознавал от страха, но побежал к нему через задний двор. – Чего тебе надо?

Здоровяк Фрэнк смотрел на меня. Он мотнул головой на изрезанной шее, приглашая последовать за ним.

Я посмотрел на свои босые ноги, но он уже начал удаляться.

– Эй! Просто оставь нас в покое! – Не смог я удержаться от крика, но все же осторожно пошел следом за ним.

Миновав кусты я увидел переулок и Френка, стоящего рядом с мусорными баками.

И побежал к нему.

– Эй ты! Я больше видеть тебя не хочу! – С нашей разницей в росте, завернутый в плед и босой, я, наверняка, выглядел для него как злой хоббит.

И конечно его это не пугало, за что его сложно винить. Здоровяк Фрэнк пересек переулок и сел на осыпающуюся невысокую стену, легонько постучал ладонью по камню рядом с собой, приглашая меня присесть.

– Не буду я садиться!

Он сунул руку в нагрудный карман и помедлил и… вытащил конверт. Переложил конверт в другую руку, снова залез в карман и вытащил второй.

– Что это такое?

Он протянул мне конверты, практически пересекая безумно длинной рукой весь переулок. Осторожно подойдя ближе, я схватил конверты и отступил назад.

– Что это? – пробормотал я, уже забыв о странной встрече. Оба конверта были вскрыты, и я вынул бумаги из одного из них.

Письмо, написанное ручкой на линованных листах. Чернила размазаны, словно конверт бросили в воду, но я все еще мог разобрать слова, хоть и медленно. Закончив, я опустил руку и с недоумением посмотрел на Здоровяка Фрэнка.

У Энджи был любовник.

Я едва взглянул на другой конверт и тут же все понял.

Отправитель: "Страхование жизни Атланта".

Полис был открыт на мое имя на сумму в четверть миллиона долларов.

Покачнувшись, я сел рядом с Френком.

"Лекарство", – подумал я о пустой капсуле, которую Фрэнк принес мне в первый день. О капсуле, которую я выбросил. О капсуле из моих экстренных запасов Альбутерола. Ну конечно. Быстрый поиск в интернете только подтвердил опасения: симптомы передозировки – головная боль и учащенное сердцебиение.

– Энджи пытается меня убить?

Внезапно я осознал, что Здоровяк Френк обнял меня за плечи одной рукой, и по-отечески успокаивающе поглаживал.

Так мы и сидели в тишине.

– Чего только не найдешь в чужом мусоре – пробормотал я.

Здоровяк Фрэнк кивнул. Наверху загорелось окно, осветив странную пару на разрушенной стене. Энджи появилась в окне. Она что-то покрутила в пальцах, а затем стряхнула содержимое в кружку.

Через минуту открылась задняя дверь.

– Дорогой, ты здесь? – позвала Энджи. – Я приготовила тебе чай!

Похоже, бродяги не всегда просто клянчат мелочь. Иногда они могут спасти твою жизнь.

~

Оригинал (с) MrFrontenac

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

День первый.

Мы только открыли учебники на восьмой главе, как вдруг прогремел сигнал тревоги. Над дверью зажигается красный стробоскоп, металлические планки скользят по стенам, запирая нас внутри.

Все вокруг оживляются, в панике вскакивая из-за парт.

– Ну, ну. Тише, класс, я уверен, все будет хорошо. Наверняка это всего лишь учебная тревога, – говорит мистер Джонас, поднимая руки в попытке успокоить нас.

И тут его прерывает голос из громкоговорителя:

"Обнаружено заражение третьего уровня в южном секторе кампуса. Протокол изоляции вступил в силу. Протокол изоляции вступил в силу."

– О, нет...– Учитель внезапно бледнеет.

***

День третий.

Моя ладья медленно продвигается по клеткам шахматной доски, маневрируя, чтобы взять слона Патриции. Она демонстративно показывает язык, когда я, в итоге, убираю его с доски. Ухмыльнувшись в ответ, я отправляю в рот еще один соленый крекер.

Мистер Джонас сказал, что мы скоро должны покинуть это место. Видимо, ЦКЗ нужно некоторое время, чтобы изолировать и искоренить инфекцию. Он сказал, что это, должно быть, очень неприятный вирус, раз они держат нас в классах.

У нас достаточно закусок еще на день или около того. Было трудно правильно распределить рацион, когда все, что у нас есть, – это крекеры, конфеты и сыр в баллончиках.

Тем не менее, мы не теряем надежды. Это все, что в наших силах. Я продолжаю сохранять оптимизм.

***

День пятый.

В комнате начинает вонять. Мы поставили пару ведер в дальнем конце класса вместо туалета и они уже заполнились мерзким содержимым почти наполовину.

Еда закончилась прошлой ночью. Желудок урчит от голода, но я стараюсь не обращать внимания. Больше не хочется ни играть в шахматы, ни читать, я просто дремлю за партой, чтобы скоротать время. И только надеюсь, что в любой момент звук открывающихся дверей вызволит меня из этого сна, и я вернусь домой к маме и папе. Я так скучаю.

Мистер Джонас теряет самообладание. Он был собран и поддерживал спокойную обстановку, но теперь нет. В его глазах появилось что-то дикое, и он все ходит из угла в угол, бормоча себе под нос. Несколько раз я слышал ругательства, а следом за ними – молитвы.

Я очень хочу отсюда выбраться.

***

День восьмой.

Бах… Бах… Бах…

Грохот с другой стороны класса вырывает меня из дремы.

Бах… Бах… Бах…

Я не шевелюсь, чтобы казаться спящим, но приоткрываю глаза. Учитель снова и снова колотит стулом по стальной полосе, запечатавшей дверь.

Бах… Бах… Бах…

Он сходит с ума.

– Выпустите нас отсюда! – вопит мистер Джонас, отшвыривая стул в сторону.

– Это невозможно, сэр. Обнаружено заражение третьего уровня. Пораженный участок изолирован, вы должны оставаться на карантине ради вашей же безопасности, – гудит в ответ голос робота из динамиков.

Мистер Джонас осыпает ругательствами камеру в углу класса.

Некоторые парни тоже становятся агрессивными. За последние пару дней уже случилось несколько драк. А еще некоторые запускают руки, куда не следует, прячась за искусственными растениями и лабораторным оборудованием.

Мы, как будто, медленно деградируем, преваращаясь в стаю шимпанзе. Похожих на тех, что сидят в клетке в зоопарке. Только голодных.

Нужно немедленно выбираться, иначе случится что-то ужасное.

***

День десятый.

Уже пять дней мы только пьем воду. Каждый раз, когда я встаю из-за парты, голова идет кругом. Я почти теряю сознание. Наверное я все еще могу ходить только благодаря силе воли. А еще страху, что, стоит мне потерять сознание, одноклассники сожрут меня, как стая гиен газель. Вгрызутся в мои теплые внутренности, раскиданные по кафельному полу…

Когда говоришь это вслух, звучит безумно, но оглядывая эти голодные лица, я не думаю, что так уж преувеличиваю.

За двенадцать часов мистер Джонас не произнес ни слова. Только сидел за своим столом и вырезал что-то на нем острым ножом.

Сегодня я впервые подумал, что у нас может ничего не получится. Что мы останемся в этом классе. Мы все умрем здесь.

Опускаю голову и плачу.

***

День тринадцатый.

– Мистер Джонас! Мистер Джонас, не надо! – кричит Мика.

– Ты что не видишь? Мы должны это сделать, нам нужна еда. Это базис выживания: когда стая умирает от нехватки пищи, они убивают самого слабого. Просто биология. Выживает сильнейший.

Две крупных ладони сжимают шею Тревора. Мистер Джонас давит так сильно, что у мальчика глаза выскакивают из орбит.

Тревор борется, но он такой хрупкий, такой ужасно маленький для своего возраста…

Мика берет большую мензурку со стола и поднимает над головой.

– Мистер Джонас, остановитесь сейчас же! Не заставляйте меня делать это!

Но мистер Джонас уже давно не с нами. Бешенные глаза сияют от восторга, слюна стекает по подбородку…

Мика размахивается. Под звук бьющегося стекла я вскакиваю на ноги. Учитель мешком падает на пол.

Вместе с Микой мы стаскиваем обмякшего мужчины с Тревора. Бедняга хрипит через слезы и хватает ртом воздух.

– Ты в порядке, ты в порядке, ты в порядке? – Мика пытается успокоить мальчишку, но рыдания только нарастают.

Боевой клич разрывает воздух… Мистер Джонас перепрыгивает через стол, словно зверь, и врезается в Мику. Два тела валятся на пол, но учитель оказывается сверху и впивается локтями в лицо Мики. Потоки крови льются у парня изо рта и носа.

Я больше не думаю. Голова заполнена белым шумом… Осколок стекла от разбитой мензурки режет ладонь. Хватаю мистера Джонаса за лохматые волосы. Оттягиваю голову назад и втыкаю осколок глубоко ему в шею. Так глубоко, как могу.

Первый раз вижу столько крови. Красный водопад льется на Мику…

Мистер Джонас падает на бок. На этот раз навсегда.

Я тупо смотрю на окровавленные руки. И ничего не чувствую. Ни страха. Ни стыда. Только белый шум.

Металлические пластины втягиваются обратно. Дверь распахивается.

“Протокол изоляции отменен. Продолжайте придерживаться обычного расписания. Протокол изоляции отменен.”

Жизнерадостный механический голос кажется таким далеким и неуместным.

Вокруг меня собираются остальные ученики. Мы стоим у лужи крови как у первобытного костра. Наверное во мне говорит голод, но я вдруг хочу попробовать, какова она на вкус. И, думаю, не только я…

К счастью, мы ничего не успеваем сделать.

– Добрый день, класс. – Мужчина в костюме улыбается нам, сверкая зубами в свете диодных ламп.

У нас нет времени даже среагировать: в класс вваливается группа мужчин в комбинезонах. Одни фотографируют все вокруг, другие уносят тело учителя.

Седовласый мужчина ставит на стол большую коробку, открывает… И начинает швырять нам свежие фрукты и батончики мюсли.

Мы жадно запихиваем в рот все, что он нам давал. После двух бананов и четырех батончиков, я начинаю вспоминать, кто я. На вкус еда напоминает рай.

Мужчина с красивыми зубами терпеливо ждет, пока мы насытимся.

– Ребята, это были долгие тринадцать дней, понимаю. Я очень ценю то, как вы держались. Ваши родители в курсе происходящего, и вы теперь можете вернуться домой.

Класс взрывается радостными возгласами. Мы обнимаемся как обычные дети, Даже Мика, весь покрытый запекающейся кровью, возбужденно пританцовывает вокруг.

– Скоро мы отпустим вас по домам, но сначала попросим ответить на несколько вопросов. Я расположусь в кабинете завуча, а мистер Мозес будет приводить вас по одному, чтобы каждый мог рассказать о том, что произошло за время изоляции.

Что угодно, только бы убраться отсюда.

Мистер Мозес – тот, с седыми волосами, – водит нас в кабинет на исповедь.

Я рассказываю свою историю, все еще чувствуя только оцепенение. Даже описывая убийство мистера Джонаса я… ничего не ощущаю.

Только оказавшись дома, я плачу. Мама обнимает меня и плотину прорывает… я рыдаю в голос до тех пор, пока слезы не кончаются. А потом ем. Ем столько, сколько никогда в жизни не ел. Порцию за порцией я запихиваю макароны с сыром в рот, пока желудок не раздувается до невероятных размеров.

Как это приятно. Быть сытым. Снова быть человеком.

***

Прошло немало лет. Я учусь в университете, и недавно узнал, что произошедшее было правительственным прикрытием сверхсекретного эксперимента.

Не было никакого вируса. Просто эксперимент по тестированию школьной системы искусственного интеллекта, превратившийся в процессе в социальный эксперимент. Они хотели посмотреть, как долго мы продержимся, прежде чем скатимся в неконтролируемую агрессию, прежде чем кто-то будет убит или серьезно ранен. “Проверка моральных качеств под большим давлением.” Просто ради того, чтобы знать, что делать, если что-то подобное по-настоящему произойдет в другой школе.

Я убил мистера Джонаса и эксперимент закончился.

Я неделями не находил себе места, от злости и отвращения, когда все это вылезло наружу.

Хотя теперь все встало на место. Видите ли, Тревор хоть и был самым щуплым из нас, но голова у него варит отменно. Он смог взломать закрытые файлы и найти мистера Красивые зубы и мистера Мозеса.

Прошло уже шесть дней, и каждый раз, когда они начинают вопить и колотить стулом в дверь, я не могу удержаться от улыбки.

Мы просто проводим маленький эксперимент, понимаете. И он закончится, когда кто-то будет убит или серьезно ранен.

Наверное…

~

Оригинал

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

16:34: Как удержать мужа от измены?

Как только я открываю историю, чтобы удалить адрес последнего сайта, на который заходил, запрос бросается мне в глаза. Поспешно застегнув ширинку, я в недоумении пялюсь на экран.

Но мы с Эми всегда были так осторожны! Даже не смотрели друг на друга, если жена болталась рядом, не говоря уже о том, чтобы подозрительно вести себя. Она ничего не нашла бы, если бы залезла в мой телефон – скрепя сердце, я удалял все интимные фото от Эми, как только заканчивал. И мы никогда не писали друг другу…

Эми наняли совсем недавно, и, помимо отличного выполнения обязанностей, она оказалась хороша и в привлечении мужского внимания. Ее все любили. Поразительно красивую и раскрепощенную до такой степени, что вокруг нее можно было ножом резать воздух от сексуального напряжения. Все моральные устои и ограничения просто шли к черту. Я пытался не обращать на нее внимания поначалу, даже находил предлоги пораньше сбежать домой, но, в конце концов, сдался ее очаровательным подтруниваниям…

16:37: Сколько стоит развод?

Капли пота выступают на лбу. Что? Она хочет развестись? Но почему? Она не может знать о нас с Эми! У нее кто-то есть? Неужели она хочет обвинить меня в измене, трахаясь с каким-нибудь хлыщом из класса йоги?!

16:39: Почему люди испытывают эмоции?

Какая-то ерунда. Если, каким-то чудом, моя жена все же узнала о романе, то я просто представить не могу, что она почувствовала. Я сегодня проснулся поздно и нашел на кухонном столе записку. Она не хотела будить меня и сообщала, что ушла по делам… Надо позвонить ей, я обязан ей позвонить и…

О…

Крупная капля крови разбивается о клавиатуру. Что за хрень? Инстинктивно поднимаю глаза к потолку… пусто. Сильный запах металла возвращает к реальности. Провожу рукой по лицу… ладонь в крови. Я никогда не страдал кровотечениями, не считая того раза, когда в старших классах получил по лицу футбольным мячом. Запрокинув голову, бегу в ванную, прижимая ладони к пульсирующему болью носу.

Ну вот, так-то лучше. Кровотечение, наконец, останавливается, а я возвращаюсь к компьютеру.

16:44: Какая часть мозга отвечает за любовь?

Какая-то очень странная история запросов. Очень уж конкретная. Не припомню у нее увлечения наукой. Может нас взломали? Или это вообще чужая история?

Нет, все правильно. Улыбающееся лицо жены смотрит на меня из кругляшка в правом углу. Какого черта ей понадобилась информация о частях мозга?

16:49: Что такое эксцеребрация?

Что? Какая еще “эксцеребрация”? Какой-то вид развода? В жизни ничего подобного не слышал. Не колеблясь, нажимаю на ссылку…

Черт, лучше б я этого не делал.

От картинок блевать тянет, зачем я на это смотрю?! И когда я уже хочу выйти, абзац привлекает мое внимание:

“Процедура, включающая продавливание кости носа, для извлечения мозгового вещества.”

Сердце колотится где-то в горле. Нажимаю “назад” и смотрю остальные запросы…

17:01: Может ли человек жить без гипоталамуса?

17:05: Расположение гипоталамуса.

17:11: Безопасная доза темазепама.

Твою. Мать. Я так погружен в попытку осознать прочитанное, что даже не слышу, как хлопает входная дверь.

– Милый, я дома!

Я замираю, слишком потрясенный, чтобы ответить. Что я ей скажу? Как спросить, что все это значит?

– Ау? – Ее каблучки цокают все ближе.

– Э-э, привет. – Я наконец отзываюсь, смахивая коробку салфеток в ящик стола. – Как прошло…

– О, отлично! – Она с улыбкой появляется в дверях. – Как дела? Ты вчера немного перебрал.

– Я, э-э… Да?

Она изучающе смотрит, пытаясь понять, шучу я или нет.

– Тут… Я… Ч-что это значит?

– Ты о чем? – Она подходит ближе, хмуро глядя на пятно на столешнице.

Дрожащим пальцем указываю на историю браузера…

– О, – ее щеки смущенно краснеют, – ну ты же сказал, что можно попробовать, так что я решила… Немножко разузнать для начала, понимаешь?

– Что? Я сказал, что можно попробовать что?

– О, – она легкомысленно взмахивает рукой, – эксо-что-то, тебе лучше знать.

Кровь застывает в жилах. Эксцеребрация.

– Карен… что ты сделала?

Она только открывает рот для ответа… На ковер падает капля крови. И еще одна. И еще. Карен бледнеет на глазах, уставившись на меня.

– Ч-что…

Внезапно маленький мясистый комочек вываливается из моей ноздри и катится вниз, оставляя кровавый пунктир на рубашке. Потрясенные, мы оба смотрим на него… и Карен с криком бежит прочь из комнаты.

– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА?! – Я догоняю ее у самой двери и прижимаю к стене.

Она пытается бороться, билась в моей хватке, но тщетно. Кровь льется потоком по моим губам и подбородку, пятная ее и мою одежду.

– Как ты мог забыть? – визжит она, пытаясь ударить меня локтем под ребра. – Ты не помнишь, что сделал??

Я смотрю в искаженное паникой лицо моей жены, изо всех сил пытаясь вспомнить хоть что-то…

– Нет… что я сделал?

– Ты… ты пришел домой поздно и сказал, что уходишь к Эми, – всхлипывает Карен. – Ты сказал, что не хочешь любить ее, но любишь!

Я замер, пытаясь обдумать услышанное… еще больше крови с мясистыми кусочками выплеснулось на мою рубашку.

– Фу! Надо вызвать скорую! – визжит Карен, пытаясь оттолкнуть меня. – Что это такое, черт возьми!

– Что случилось потом? Что ты СДЕЛАЛА?

– Какого хрена, Джон! Мы напились, ясно? Просто в стельку! А потом ты сказал, что знаешь, как это исправить! Как исправить нас! Ты сказал, что в мозгу есть штука, вроде гипоталамус, и если его удалить, ты больше не будешь любить Эми…

Я будто смотрю на нас со стороны. О чем она говорит?! Неужели она пыталась удалить часть моего мозга? И…

– Погоди, – шепчу я, – кто такая Эми..

Карен смотрит на меня так, будто я с другой планеты. Но мне же знакомо это имя. Эми. Так знакомо, но… Кто она, черт возьми, такая?

– Да что с тобой не так? – в ее голосе звучит недоумение. – Эми! Девчонка, с которой ты изменял мне полгода!

– Я… я не помню, – одними губами произношу я, отпуская жену и оседая на пол.– Не помню.

Карен смотрит мне в глаза. Ее белая рубашка превратилась в подобие кровавого фартука мясника, рот сжался в тонкую линию.

– Что… что со мной?..

– Милый… – Она на мгновение замолкает, глаза наполняются слезами: – милый, что если… Что если я случайно попала по твоему гиппокампу?

Чего? Это должно что-то значить?

– Черт подери, Карен, я тебе что гребаная википедия? Просвети меня! Что за хренов гиппокамп?!

Она только затравленно всхлипнула:

– Милый, но ты… врач. Эта часть мозга отвечает за память.

~

Оригинал (с) genuinelygrim

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Воскресным вечером я разорвала отношения с Маркусом. Усадила его на кухне, пытаясь сдержать слезы, и объяснила, что не вижу совместного будущего. К полуночи он съехал. Я настаивала, что не обязательно так спешить, предложила остаться спать на диване, пока не найдется новое жилье, но он заверил, что все будет в порядке: ему есть где остановиться. Я даже помогла погрузить несколько чемоданов в машину. А потом написала маме и близким друзьям о расставании. Все меня невероятно поддерживали, гордились мной и сожалели, что у нас не сложилось. В конце концов, я заснула под Netflix, слегка опечаленная отсутствием Маркуса в нашей постели, но зная, что поступила верно.

На следующее утро шум на кухне разбудил меня. Я подумала, что Маркус вернулся за чем-нибудь забытым… Но стоило открыть дверь спальни, как запах блинчиков ударил мне в нос.

О боже, он что, хочет попробовать убедить меня передумать?

Но Маркус вернулся. Его плакаты снова заняли прежние места на стенах, пальто привычно висело на вешалке, обувь стояла у входной двери. А как только я, неприятно удивленная, села за стол, Маркус принес мне тарелку блинчиков и чмокнул в макушку.

– Доброе утро, – пробормотал он. Я даже рта не успела раскрыть, как он, плюхнув рядом бутылку сиропа, продолжил. – На работе кое-что произошло, так что я сегодня задержусь допоздна. Ты не против?

Нет, должно быть это все мне только казалось.

– Маркус? – серьезно спросила я. – Что ты здесь делаешь?

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую:

– Я здесь вроде как живу.

Я решила больше ничего не говорить, совершенно сбитая с толку. А когда за ним закрылась входная дверь, разблокировала телефон в поисках сообщений о расставании, которые отправляла вчера вечером.

Но они пропали. Последнее, что нашлось, это сообщение моей матери о телешоу, которое мы любим, но я отправляла его в 5 часов вечера.

И что теперь было делать? Воспоминания о расставании казались такими реальными, но очевидно, что этого не происходило на самом деле. Оставалось только смириться с мыслью, что это был всего лишь гиперреалистичный сон. Я так волновалась, планируя расставание, что подсознание сыграло со мной шутку. Растерянная, но все еще решительная, я поклялась себе, что сегодня вечером действительно расстанусь с Маркусом.

И так и произошло. Я ждала его с работы, сидя за тем же кухонным столом.А когда он вернулся, сказала, что нам нужно поговорить и усадила рядом. Как и во сне, несмотря на печаль, он был готов принять ситуацию, и начал собирать вещи. Я снова помогла ему и отнесла несколько сумок к машине. К полуночи он уехал, а я написала о расставании своим близким. К часу ночи я уже заснула.

А с утра проснулась в постели рядом с ним.

Я пораженно ахнула и он тут же испуганно вздрогнул:

– Что такое? Ты в порядке?

– Мы расстались прошлой ночью. Почему ты здесь?

Он выглядел смущенным.

– Тебе приснилось, что мы расстались, Лин?

– Это… – я запнулась. На самом деле я не могла с полной уверенностью сказать, что "это был не сон". Я проверила свой телефон, в очередной раз обнаружив, что сообщения с прошлой ночи исчезли. И вот так мы и лежали бок о бок в постели: я, списав все на то, что мне нездоровится, и Маркус, делающий вид, что все в порядке. Как будто ничего и не произошло, будто это был просто обычный вторник.

Когда он ушел, я позвонила своей лучшей подруге.

– Сегодня вечером я собираюсь расстаться с Маркусом.

– О, черт. Воу, – воскликнула она. – Что случилось?

– Просто... все те же проблемы, о которых я тебе рассказывала последние несколько недель. Работа, честность, ну ты знаешь.

Мари неопределенно хмыкнула.

– Ну да. Имеет смысл. Но ты уверена, что хочешь окончательно с ним порвать? Вы пытались обсудить проблемы?

Я только усмехнулась.

– Мари, я уже приняла решение. Я думала, он тебе даже не нравится.

– Сначала так и было, – объяснила она, – но я считаю, что вы подходите друг другу. И вы же даже живете вместе. Расстаться будет непросто. Я просто хочу убедиться, что ты все обдумала.

– Я все обдумала.

– Ладно. Помни, я всегда рядом, Лин. Просто скажи, если я чем-то могу помочь.

Третье расставание оказалось труднее предыдущих двух, которые, по-видимому, были всего лишь снами. Он все спрашивал и спрашивал “почему”, пытался убедить меня попробовать все исправить.

– Да в чем я был нечестен? – спросил он в итоге с мольбой в глазах.

– Ну, ты говорил, что у тебя нет семьи, но когда я пытаюсь расспросить подробнее, каждый раз отвечаешь по-разному. То твои родители умерли, когда ты был ребенком, то ты предпочитаешь просто жить сам по себе, а когда мы несколько недель назад пошли выпить, твой друг начал рассказывать, как ты пытался познакомить его со своей сестрой. И, кстати, о друзьях – откуда ты знаешь этих людей? Где вы встретились? На работе? И вообще, чем ты занимаешься на своей работе?

Он лихорадочно искал ответы.

– Я работаю в отделе обслуживания клиентов, – наконец выдавил Маркус. – Я провожу большую часть дня, отвечая на звонки, помогая коллегам с их проектами, посещая собрания и так далее.

– Это большее, что я когда-либо слышала от тебя о работе.

– Ну... это скучно. Просто служебные дела. Я не думал, что тебе интересно слышать о подобных вещах. Думал, тебе нравится моя загадочность.

– Раньше нравилась. Но загадкам не место в серьезных отношениях. Мне нужен кто-то, на кого я могла бы положиться. И мне жаль, Маркус, но я не думаю, что это ты.

Я помогала ему нести сумки, я звонила Мари, я даже плакала, чувствуя облегчение, уверенная, что на этот раз все действительно кончено. Я знала, что это не сон. Я просто не смогла бы так ловко придумать ответы за Мари. Черт, да она взвыла от смеха, когда я дошла до разговора о его работе

– Звучит так неправдоподобно, что просто бред! – выдавила она между приступами смеха. – Как будто пятилетка описывает работу в офисе. Он точно никогда не скажет правду, верно?

Сложно было не согласиться. Я сделала правильный выбор, расставшись с ним. За несколько минут я  разослала сообщения маме, нескольким друзьям и даже обновила статус в социальных сетях, чтобы оповестить даже незнакомцев о нашем с Маркусом разрыве.

Шум воды, пение… Я проснулась, обнаружив что Маркус в душе. Его сторона кровати была всё ещё слегка теплой, одеяло откинуто. Я обошла всю квартиру, проверила каждый уголок, и, конечно же, все его вещи стояли ровно на своих местах, словно он никогда и не уходил. В панике я позвонила Мари, наконец, смирившись с мыслью, что здесь что-то реально не так.

– Мари, ты помнишь наш вчерашний разговор?

Она замялась.

– Ты имеешь в виду прошлые выходные, когда ты звонила мне по поводу сережек?

– Нет, я про вчера. – Надеюсь, разочарование в моем голосе было не очень заметно. – По поводу Маркуса.

– А что с ним? У вас всё в порядке? Вы поссорились? Прости, Лин, я нечасто проверяю телефон, так что, если ты оставляла сообщение, я его ещё не прослушала…

Я была на грани отчаяния.

– Я не оставляла сообщения! Мы разговаривали. Прям по-настоящему: я рассказывала тебе что-то, а ты отвечала. Я говорила о том, что собираюсь расстаться с Маркусом. А потом, позже, позвонила снова, чтобы рассказать, как всё прошло

– Ты расстаешься с Маркусом?! – встревожилась Мари. – Зачем?

Я положила трубку. К тому времени, как Маркус вышел из душа, я уже ждала его за кухонным столом. Он улыбнулся, но заметил моё несчастное выражение лица, подошёл и сел.

– Ты в порядке? – тихо спросил он и протянул руку, видимо, желая утешить, но я отшатнулась.

– Нам нужно расстаться.

Он выглядел обиженным.

– С чего вдруг?

– Я долго думала об этом, и просто не вижу совместного будущего. Я хочу, чтобы ты ушёл.

Он торжественно кивнул. Такая искренняя, неподдельная печаль даже заставила меня на мгновение засомневаться в решении. – Я понимаю. Как скоро мне надо съехать?

Я смягчилась.

– Не спеши. Я подожду столько, сколько понадобится. Ты можешь спать на диване, пока не найдешь квартиру.

– Спасибо, Лин, я это ценю. Когда вернусь с работы, соберу вещи. Я остановлюсь у друга. Если тебе несложно, не могла бы ты объяснить мне, почему? Как ты думаешь, почему мы не подходим друг другу?

У меня было достаточно попыток, чтобы отрепетировать речь.

– Мне кажется, я едва знаю тебя. Мы встречаемся уже восемь месяцев, ты невероятно красив и очарователен, не пойми меня неправильно – до тебя я ни с кем  не соглашалась жить вместе до того, как проведу минимум год в отношениях.  Ты скрываешь свою работу, своих друзей и семью, я знаю твои интересы, и мы много разговариваем… Но я не в состоянии описать, кто ты. Когда люди спрашивают о тебе, я могу сказать только, что ты высокий, забавный и милый. Но больше ничего. Если я едва знаю тебя после восьми месяцев, тогда какой в этом всем смысл, Маркус?

Он задумался на мгновение.

– Какие качества ты хотела бы во мне найти?

Мое лицо озадаченно вытянулось, а он продолжал:

– Какого парня ты ищешь? Потому что очевидно, что я не такой.

– Я не знаю, Маркус. – Сбитая с толку, я покачала головой. – Кого-то, кто рассказывает о своей жизни? Кто со мной откровенен?

– Я могу измениться...

– Я не хочу этого, – перебила я его. – Решение принято. Мне жаль. Мне было хорошо с тобой, и я надеюсь, что ты найдешь кого-то особенного. Но это не я. Хорошо?

На мгновение повисла тишина.

– Хорошо.

А потом он ушел на работу. Я написала Мари, что мы расстались, проигнорировав все ее сообщения, за это время, наполненные беспокойством обо мне и моем “вымышленном” звонке.

Маркус вернулся домой вечером, я помогла ему собрать вещи и отправила восвояси. А потом сделала себе тройной эспрессо. В ту ночь я не собиралась спать. Увидеть как солнце восходит утром четверга, увидеть это в одиночестве, без Маркуса – вот чего я хотела. Я не понимала, что происходит, но точно знала, что он всегда появляется, пока я сплю. Может быть, если не спать, он исчезнет навсегда?

Часы пробили три. Я моргнула всего на секунду, а когда открыла глаза снова, он уже лежал рядом со мной в постели и спал глубоким сном. Я вскрикнула от его внезапного появления, но это его не разбудило. Он даже не пошевелился! Маркус, которого я так сильно любила. Маркус, с которым я расставалась каждый день на этой неделе…

Пока он спал, я ничего не могла сделать. Так что просто легла и смирилась.

Утром я решила не терять время зря. Его будильник прозвенел в восемь, я тоже проснулась и немедленно начала действовать.

– Маркус, нам нужно поговорить...

– Детка, притормози, я едва глаза открыл. – Он сонно прижал меня к себе и погладил по голове. Несмотря ни на что, его нежные теплые объятия… Черт, он и правда безумно красив. Если бы он только не замыкался в себе, в ответ на личные вопросы, я в конце концов могла бы выйти за него замуж.

Но я уже приняла решение. И я чертовски упряма.

Он отпустил меня, потянулся и уже собирался одеваться, но я остановила его.

– Маркус, подожди, нам нужно поговорить прежде чем ты уйдешь.

Он повернулся и улыбнулся мне, лучась любовью.

– Конечно, о чем ты хочешь поговорить?

– Я думаю, нам нужно...

– О, детка! Я давно хотел спросить. На следующей неделе на работе планируется большое благотворительное мероприятие, официальный ужин. Не хочешь пойти со мной на свидание? Было бы здорово! Я редко говорю о работе, но может быть ты хочешь познакомиться с коллегами, покрасоваться в красивом платье…

Я была ошеломлена. Никогда раньше такого от него не слышала.

– Почему ты меня приглашаешь?

– Потому что... ты моя девушка?

Решимость вернулась ко мне

– Маркус, нам нужно расстаться.

И за мгновение до того, как привычное грустное выражение вползло на его лицо, что-то иное мелькнуло в его глазах. Все произошло слишком быстро, чтобы быть уверенной, но похоже, что он был... раздражен. Или разочарован.

– Может быть, есть какой-то способ, все уладить? – спросил он искренне. "Я люблю тебя, Лина. Ты мне нужна.

Новая тактика? Неожиданно.

– Извини, Маркус, но... нет. Я не думаю, что мы сможем это уладить.

– А как же ужин? – Теперь его голос звучал почти умоляюще. – Я подумал, может, тебе будет интересно посмотреть, где я работаю. Или познакомиться с моей семьей. Тебе бы такое понравилось?

Он говорил о тех вещах, о которых я впервые заговорила лишь на этой неделе. Когда пыталась расстаться с Маркусом. Со мной все было в порядке. Что-то происходило и я ничего не выдумала. Он играет со мной!

Пора покончить с этим дерьмом.

– Что происходит?

Из его широко распахнутых глаз сочилась невинность.

– Я просто хочу стать лучше ради тебя, Лина, потому что я тебя люблю. И не хочу, чтобы ты отказывалась от хороших отношений только из-за моей скрытности.

– Ты знаешь, что я не об этом говорю.

Он продолжал делать вид, что не понимает.

– Так о чем ты говоришь?

– О расставаниях. Обо всех тех разрывах.

Он покачал головой.

–  Я не понимаю, Лин. слишком рано, для игр разума. Я соберу свои вещи, когда вернусь с работы, хорошо?

Но прежде чем Маркус вышел за дверь, я схватила его руку.

– Не ходи на работу! Останься! Поговори со мной! – Может быть, если я смогу удержать его рядом, если продолжу на него давить, он раскроет правду.

Он легко освободился.

–  Значит сначала ты расстаешься со мной, а теперь молишь остаться здесь, с тобой?

– Разговор не окончен.

– Увидимся вечером.

И он ушел.

Я позвонила всем, кого могла, хотя бы отдаленно, считать друзьями, и рассказала о расставании. Может быть, он втянул Мари в свои игры, но не может быть, чтобы все в этом участвовали, верно? Я позвонила маме, папе, нашим общим друзьям с Мари, нескольким друзьям из колледжа, моей кузине Луизе, руководителю моего книжного клуба, черт побери, да даже курьеру в местном китайском ресторане! Весь день я висела на телефоне, словно секретарь, чья единственная задача – донести всем, кому только можно, информацию о разрыве. К тому времени, как Маркус вернулся с работы домой, у меня на телефоне закончились необзвоненные контакты.

На этот раз я и пальцем не пошевелила, чтобы ему помочь. Сидя на диване с перекрещенными руками на груди, я наблюдала, как он строил обиженные мордашки, когда я в очередной раз отвергала его просьбы о помощи. Когда он ушел, я заперла дверь и подперла ее стулом. Закрыла окна и поставила банки на пол под ними – своеобразная сигнализация, что угодно, только бы он не просочился незамеченным.

Все напрасно. Вновь, сразу после трех, он волшебным образом оказался в моей постели, а его вещи – в моей квартире. Я разочарованно застонала, зарывшись лицом в подушку…. И в тот момент, услышала голос над ухом, почти неслышный шепот...

– Ты правда обзвонила такую кучу народу? Правда? Ты представляешь, насколько усложняешь мне задачу?

Я отбросила подушку в сторону, осмотрев спальню, но там был только Маркус, спокойно похрапывающий рядом. Волосы на затылке встали дыбом. Я чувствовала, что теряю рассудок, но в то же время была уверена, что это не так. Что-то происходило, и Маркус был в этом замешан, но как он мог тянуть за ниточки во сне? Я пыталась разбудить его, чтобы как можно скорее разобраться. Словно одурманенный или пьяный, как бы я ни кричала, ни тыкала, ни трясла, он все еще спал. Или, по крайней мере, превосходно изображал спящего. Я сдалась и снова заснула рядом с ним.

Новая реальность лишала меня всех сил: эмоциональных, умственных, физических.

Я раз за разом расставалась с ним. Он раз за разом возвращался.

Мы оба пробовали новые тактики. Однажды я даже не стала заводить разговор о разрыве, просто выгнала его из квартиры и выбросила все его вещи на тротуар. Но точно в три часа ночи все вернулось на свои места.

Я пробовала распечатать скриншоты сообщений о разрыве, спрятать их, спрятать что-то из его вещей, чтобы посмотреть, вернется ли оно на прежнее место на следующий день.

Я разрезала его костюм на тонкие ленты, вызывала полицию, разбила его машину, выбросила его телефон в унитаз, укусила его… Искала хоть что-то, что он не смог бы восстановить.

И ничего не нашла.

Прошло некоторое время и происходящее перестало расстраивать…

Все превратилось в забавную игру.

Знаю. Звучит нездорово. Но я не была поймана во временную петлю или что-то вроде того. Дни шли за днями. Все, что я делала или говорила, кроме Маркуса, оставалось в уходило в прошлое. Но Маркус… Маркус раз от раза возвращался к исходной точке.  Расставаться с ним приносило мне почти такое же удовольствие, как и влюбленность. Если бы вы могли делать все, что угодно с кем-то каждый день, зная, что, когда проснетесь утром, он все еще будет от вас без ума, разве вы не сделали бы то же самое, что и я? Потрясающее чувство. И я не заходила слишком далеко, нет. Я никогда не убивала его. Я никогда не разрушала то, что не принадлежало ему. Просто научилась наслаждаться своим новым положением. И это стало забавным, как только улеглась паранойя.

***

Мы встречались с Маркусом десять месяцев и два из них расставались. Я решила, что пришло время более усердно искать ответы. Подумала, что сейчас его проще достать, чем в первые дни, когда я еще подыгрывала его перезагрузкам. Утром, вместо того чтобы настаивать на том, что мы вчера расстались, я позволяла ему заботиться обо мне, целовать меня, а затем, будто в первый раз, говорила, что нам нужно расстаться. Он каждый раз реагировал по-разному, подбрасывая мне подсказки. Это было похоже на игру. Иногда, когда все шло реально хорошо, я не расставалась с Маркусом до поздней ночи, чтобы оставалась всего пара часов, прежде он вернется в кровать.

В эту ночь я не стала засыпать до трех. Мне нравилось быть бодрой во время его перезагрузок, если я не была слишком измучена очередным тяжелым расставанием. Иногда в 2:59 я опускала веки и начинала обратный отсчет, пытаясь понять, достаточно ли точно мое чувство времени, чтобы открыть глаза ровно в три ночи. Ровно в то время, когда тело Маркуса материализуется рядом со мной.

И вот, он появился вновь. Нежно погладив его по голове, я прошептала:

– Почему всегда три?

Спящее тело ответило безмолвием.

– Что такого особенного в трех часах ночи?

Я попробовала другой подход.

– Давай, Маркус, поговори со мной. Я думала нам было весело последние пару месяцев.

Он фыркнул. Конечно, можно было принять это за сонное бормотание, но все же больше походило на сдавленный смех. Я не собиралась упускать шанс.

– О, ты думаешь это смешно? Тебе не нравится наши новые ритуалы?

Наконец, он повернулся ко мне и открыл глаза:

– У меня бывали отношения и похуже.

Пришла моя очередь смеяться:

Теперь я фыркнула в ответ.

– Верится с трудом.

Повисло молчание. Я продолжала гладить его волосы.

– Кто ты на самом деле?

– Я твой парень. – Он улыбнулся

– Ага, но я имею в виду, кто ты такой?

Он задумался.

– Человек, который так сильно жаждет быть с тобой, что готов приложить все усилия для этого.

– Но почему? Что во мне особенного?

Некоторое время Маркус молчал, размышляя, а потом вздохнул:

– Ладно, я всегда смогу стереть твою память позже.

– Так ты поступал с моими друзьями? – Я наклонила голову.

Маркус кивнул.

– Ты особенная, Лина. Для меня ты очень ценна. Ты отличаешься от других людишек. Ты ведь знаешь это? Ты упряма, но я еще упрямее. Ты не позволяла моим играм свести тебя с ума. Ты почти в себе не сомневалась. Сама поняла, что можешь делать со мной все, что хочешь, и за ночь все наладится. Ты изучала меня. Честно говоря, я впечатлен. И это справедливо – я тоже изучал тебя, чтобы убедиться, что ты та, кем ты кажешься.

Я нервно сглотнула. Никогда раньше он такого не говорил.

– И... кто я на самом деле?

– Трудно объяснить. Моя работа – моя настоящая работа, Лина, – это пожирать. Не людей, не смотри на меня так. Энергию. Она поддерживает меня. А у тебя особая притягательность – ты неотразима для... таких, как я. Восхитительная, питательная, и очень редко встречающаяся. Вот почему я держал тебя подальше от своей семьи. Может быть, они захотят присвоить тебя себе. Но ты нужна мне исключительно для себя. На всю твою естественную жизнь. Я бы сказал: "Пока я буду рядом", но очевидно, что тебе от меня никак не избавиться. Ты слишком сильно мне нравишься. Ты – мой хлеб и зрелища. Ты держишь меня в напряжении, я даже не подозревал, что люди на это способны.

Сердце билось у меня в горле.

– Так ты демон?

– Это так по-человечески, – рассмеялся Маркус.

– И… твоя еда. Моя энергия. Которую ты… пожираешь. Это как-то влияет на меня?

– В тебе все замечательно, Лина. Сколько бы я ни ел, ты восстанавливаешься почти сразу. Словно атомная электростанция. Если тебе все это пугает, просто скажи и я сотру воспоминания. А утром ты, как обычно, объявишь, что уходишь от меня.

Сердце все еще загнанно билось, но я вдруг поняла, что не из-за страха. От волнения.

– Я не боюсь.

– Уверен, что нет. Еще одна вещь, которая делает тебя особенной, Лина.

Он затащил меня под одеяло.

***

Я до сих пор не знаю, кто такой Маркус. Может он был прав, когда при третьем расставании говорил, что мне нравится загадочность. Но я знаю, что он понимает меня лучше, чем кто-либо до него. И, хотя и не могу сказать, что понимаю его, мне правда кажется, что я знаю достаточно. Он сделает все, что я захочу. Он меня любит. Я больше не расстаюсь с ним каждый день, но если будет нужно, он по первой просьбе восстановит все к изначальной точке: предметы, воспоминания. Пока он рядом, пока он ест, он полностью в моем распоряжении.

Может быть я веду себя глупо. Может быть играю с силой, которую не могу постичь, и однажды буду за это наказана. Единственное, о чем я боюсь спросить: если я добровольно позволяю ему питаться собой. значит ли это, что моя душа проклята? Хотя, возможно у него найдется способ позаботиться обо мне и после смерти. Мы встречаемся уже два года, и он – лучшее, что со мной случалось. Мама все время спрашивает, когда мы собираемся пожениться. Мари интересуется цветом платьев для подружек невесты.

Я хочу, чтобы он поскорее задал вопрос. Но не хочу ему этого говорить. Это наша новая игра, последняя игра, которая заменит цикл расставаний: как он собирается сделать предложение? Может быть, если ему действительно захочется поиграть, он будет делать предложение снова и снова, пока оно не станет идеальным, стирая память всем, кому я расскажу? А может, мне это даже понравится…

Я просто надеюсь, что он поторопится. Потому что, между нами говоря, у меня задержка. И не хочу делать поспешных выводов, но если у меня действительно булочка в духовке, я бы предпочла, чтобы она появилась на свет при женатых родителях. Я еще не делала тест на беременность. Пока что просто… страшно.

Потому что, если я даже не знаю, кто такой Маркус, тогда что, черт возьми, вылезет из меня через девять месяцев?

~

Оригинал (с) dollcollective

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Автор: Prophet Storm. Источник: https://bogleech.com/creepy/creepy13-mothervine

Понятия не имею, если честно, почему они прислали сержанта Кинга именно ко мне. Я не специализируюсь на аномальной психологии, а этот случай… он, определённо, был аномальным. Когда его привезли, мне показалось, что сержант мёртв. Пульса почти не прощупывалось, и он находился в кататоническом состоянии. Но когда мы назвали его полное имя – Гарольд Себастьян Кинг – он открыл глаза.

- Где я? – спросил он сухим, срывающимся голосом.

- Воды! – рявкнул я санитарам, которые его привезли, и те бросились искать воду.

- Я в больнице?

- Да. Вы находитесь в психиатрической больнице Святого Барнабаса. Меня зовут доктор О’Райли, и пока вы здесь, я буду вашим лечащим врачом.

Детектив попытался приподняться, опираясь на локоть, но тут же снова рухнул на кровать:

- Вас ждёт долгое дело, доктор. Или короткое, как уж повезёт.

- Что вы имеете в виду?

- Если я задержусь в этом мире дольше, чем на пару дней, потребуются годы, чтобы устранить эту проблему.

- Ну, к счастью, - я позволил себе дежурно улыбнуться, - именно устранением проблем я и занимаюсь всю свою жизнь. Насколько мне известно, ваше последнее задание проходило где-то в сельской местности, в окрестностях Мичигана?

- В районе Большого Пальца (прим.: полуостров на озере Мичиган). – Я должен был расследовать смерть ботаника по имени Лоуренс Пауэлл. Доктор Пауэлл когда-то был моим наставником, и, пожалуй, отчасти даже заменил мне отца.

Он вёл себя гораздо более адекватно, чем я предполагал.

- Согласно отчёту, который мне предоставили, вы вошли в оранжерею один, не дожидаясь своей команды, а через час, когда они прибыли, всё уже было объято пламенем, а вы бросали в огонь газовые баллоны. Я вижу, ожоги у вас на лице ещё не совсем зажили. Скажите, с чего вдруг совершенно нормальному и здоровому детективу из убойного отдела делать что-то подобное? Это было знаком уважения к покойному, или, может быть, вы пребывали в состоянии аффекта?

Сержант нервно провёл языком по губам.

- Я боялся, - прошептал он в конце концов.

- Боялись? Чего? Что там произошло?

Он сделал глубокий, тяжёлый вдох и продолжил:

- Всё началось лет двадцать назад. Мне было шестнадцать, родители погибли в автокатастрофе. Я пошёл жить к доктору Пауэллу – он был моим крёстным отцом. Он учил меня разным вещам, таким, от которых другие, наверное, сошли бы с ума.

- Чему же он вас учил?

- Ботанике. Я узнал, как растения разговаривают друг с другом, как мы сами можем разговаривать с ними. Я узнал, что существуют растения, которые питаются лунным, а не солнечным светом, а некоторые предпочитают исключительно поступающие извне сахара. Я узнал разные странные и удивительные вещи и искренне полюбил доктора. Он был более мужественным, чем мой родной отец, и давал мне больше поддержки, чем я когда-либо видел от матери. Я ненавидел своих родителей столь же страстно, сколь горячо любил доктора. Когда меня призвали, мне не хотелось уезжать, но Пауэлл настоял на том, чтобы я отправился на службу. Но он продолжал мне писать, а я навещал его, как только представлялась возможность. Однажды, когда у меня был отпуск, мы отправились в джунгли Африки на поиски некоего неизвестного науке таинственного цветка, который, как гласила легенда, питался исключительно кровью. Я думал, такого растения не существует, но нам удалось его найти – крошечный росток с абсолютно белыми листьями. Мы пересадили его в оранжерею незадолго до того, как мне пришла пора возвращаться на службу.

Вошедшие санитары принесли воды. Не успел я остановить сержанта, как тот жадно прильнул к стакану и сделал большой глоток, но его тут же согнуло пополам, и всё выпитое выплеснулось на пол.

- Осторожнее, вам ещё далеко до полного выздоровления. Пейте воду мелкими глотками. Вытрите здесь, пожалуйста, - попросил я санитара. Тот кивнул и вышел за шваброй и ведром.

- Простите, док. Я просто чертовски хочу пить.

- Ничего страшного, я понимаю. Итак, вы пересадили цветок в оранжерею?

- Да, точно. Доктор продолжал писать мне письма. И звонить. Но я чувствовал, что он становится всё более… отстранённым. В конце концов, всё его внимание сосредоточилось на этом цветке. Он назвал его Ascarina Materna. Доктор писал о том, как цветок усваивает кровь, которой питается, и о том, какие виды крови больше ему подходят. По его словам, другие растения вокруг него начинали вести себя странно. Они переставали реагировать на перегной и воду и тоже начинали питаться исключительно кровью. Однажды я получил от доктора сообщение на автоответчик. Вот что было на записи: «Привет, сержант. Если ты слышишь эти слова, значит, я отринул своё прежнее тело и перешёл в новую, высшую форму существования. Не нужно меня оплакивать, ибо это не смерть, но новое начало. Теперь я един с Матерью. То, что я был не в состоянии дать раньше, я преподнёс ей сейчас, и она щедро вознаградила меня. Если хочешь, ты можешь присоединиться ко мне. Я всё ещё нахожусь в оранжерее, но границы моего сознания простираются далеко за её пределы. О, если бы ты только мог видеть всё то, что вижу я, и слышать то, что я сейчас слышу! Я говорил с лесами, я слышал гул древних отцов леса, я видел души цветов! О, сержант, пожалуйста, приезжай и присоединяйся ко мне!» Затем раздался звук, похожий на выстрел. Я понял, что у старика явно случились какие-то неприятности, и немедленно выехал к нему.

- Да, я понимаю.

- Я приехал туда и бросился в оранжерею, думать об остальных членах команды было некогда. Всё внутри заросло… его лицо исказилось в гримасе боли. – О, док, это было ужасно. Лианы были повсюду! Повсюду! Они оплели дверь, так что мне пришлось её выломать. И их сплошь покрывали эти маленькие красные цветы. Они выглядели… они выглядели совсем как глаза!

Он затряс головой, будто пытаясь избавиться от слишком ярко представшей перед глазами картины.

- Расслабьтесь, прошу вас, это уже в прошлом. Если хотите, можете отдохнуть, прежде чем продолжать.

Он потерял сознание. Я списал это на реакцию на стресс и оставил его на попечении санитаров.

Вернувшись в палату на следующий день, я обнаружил, что сержант умудрился проколоть чем-то палец и пытался писать что-то на стенах собственной кровью. По словам медсестры, его рвало всё утро, пока желудок полностью не опустел, и он почти не прекращал рыдать. Кормить его пока не рисковали. После перевязки мы продолжили разговор.

- Эти глаза… Они следили за мной! Они поворачивались за мной следом! И везде, куда бы я ни пошёл, на каждом растении, на каждом дереве – везде, везде были красные листья и россыпи этих крохотных цветов. Это место больше походило на дом какого-то демона, чем на оранжерею! А потом я услышал голос… Но это был не настоящий голос, это был… Я не знаю, как его описать, в жизни такого не слышал.

- Что он говорил?

Детектив поднял безжизненные глаза к потолку.

- Это был… Это был голос доктора, - его голос надломился от волнения. – Я не разобрал, что именно он говорил. Ascarina Materna была опасна! Раз доктор мог говорить, значит, был жив, но его надо было скорее выводить оттуда! Я ворвался в соседнюю комнату и увидел… Я увидел это!

- Успокойтесь. Успокойтесь, детектив. Что вы увидели?

- Мать…

Было бы слишком тяжело и бессмысленно дословно приводить его слова. Я расскажу только самое главное. Внутри, как ему показалось, он увидел сеть лиан, покрытых красными листьями и усыпанных теми маленькими цветами. Ближе к центру помещения лианы росли гуще, формируя что-то вроде центрального ствола, в котором висело оплетённое растениями полуразложившееся тело доктора Лоуренса Пауэлла. Его руки были вытянуты в стороны, из кончиков пальцев прорастали цветы, а ноги полностью скрывались в переплетении ветвей. Голова доктора раскрылась, как бутон какого-то чудовищного цветка, так что повисшие на зрительных нервах глаза свисали на грудь. Из центра головы-цветка, как пестик, высовывался длинный язык, похожий на змею. Когда сержант вошёл внутрь, лианы, оплетавшие комнату, и висевшее в их переплетении тело доктора дрогнули, и раздался странный, не похожий на человеческий, голос: «Я един с Матерью. Присоединяйся к нам, Гарольд. Присоединяйся к нам».

Тут-то сержант, потеряв самообладание, и устроил пожар. Доктор умолял его остановиться и присоединиться к Матери, и, вероятно, именно эти постоянные уговоры довели моего пациента до психоза. Заканчивая свой рассказ, он, по-видимому, заметил выражение недоверия на моём лице и предложил поехать с ним в Африку, чтобы самому увидеть, как растёт это цветок. Я в шутку согласился с ним, сказав, что, разумеется, так и собираюсь сделать. Он принялся яростно доказывать свою правоту, зашёлся в сухом кашле, и вместе с мокротой на его кровать упал крошечный, не крупнее большого пальца, красный цветок, с бутоном, жутко напоминающим глаз.

- Я поеду с вами в Африку, - сказал я. – Мне нужно увидеть это своими глазами.

Вторая часть.

У моих родителей был игрушечный скелет, которого они называли "Скелесын". Раньше он не давал мне спать по ночам, будто предвещая несчастье. Мама рассказывала, что история о появлении Скелесына в нашей семье была довольно банальной. Мама всегда любила праздники за их дух, обожала наряжаться, украшать дом и отмечать каждый праздник, как событие, а папа скорее считал, что праздники – это просто внеплановые выходные. Но однажды они переехали в новую квартиру, незадолго до Хэллоуина, и папа, шутки ради, подарил ей эту игрушку только потому, что она выглядела до смешного глупо. Родители часто подшучивали друг над другом, говоря что-то вроде: "Ой, ты опять забыла покормить Скелесына! У него все ребра торчат!" Ну, знаете, эти батины шутки. Я имею в виду, это было мило.

Когда я родилась (нет, к счастью, меня не назвали Скеледочь), они принесли Скелесына в мою комнату и сказали, что он – мой старший брат, который защитит меня от упырей и гоблинов. У нас даже была колыбельная песенка на ночь про... Но в общем-то это не так важно. Скелесын, был всего-лишь клочком мягкой ткани и горкой наполнителя, с парой жестких косточек внутри. Он носил оранжево-черную шляпу, полосатый жилет и брюки в тон. На ножках красовались черные туфли, а вокруг шеи – галстук-бабочка того же цвета. До чего же глупо он выглядел!

Когда я была маленькой, я любила играть со Скелесыном, будто и правда со старшим братом. Но я никогда не играла с ним напрямую: он всегда выступал советчиком или мудрецом для других игрушек. Вовсе не потому, что родители говорили не играть с ним, или что он был хрупким – я просто думал о нем как не о обычной игрушке.

До сих пор чувствую, как волосы встали дыбом, когда он в первый раз со мной заговорил.

Мне было восемь. Была уже поздняя ночь, а я все еще не спала. Родители наказали лечь в постель к девяти, но сами заснули раньше, предоставив меня самой себе. Я смотрела телевизор в своей комнате, и не сразу осознала, что звук доносится не с экрана, а со стороны кровати.

– Иди разбуди родителей, или скоро случится что-то плохое.

Я замерла, обратив взгляд к источнику звука. Но на комоде увидела только Скелесына. Конечно, я не сразу догадалась, что заговорил именно он.

– Кто здесь? – вымолвила я, забираясь под одеяло с головой. Слегка отогнув одеяло, чтобы убавить громкость телевизора, я увидела, как губы Скелесына снова двинулись.

Его голос звучал спокойно, обдуманно и настойчиво.

– Иди разбуди родителей, или скоро случится что-то плохое.

И вот, заплаканная восьмилетняя я, бросилась в родительскую спальню. Они спросили, что происходит, и я сказала только, что мне приснился кошмар – даже такой юной девочке было ясно, что увиденное – ненормально. Я просто боялась, что оно станет реальностью, если сказать об этом вслух. Знаете, это у меня точно от отца – он никогда не делится проблемами. В ту ночь я спала в постели родителей.

Все повторилось через два месяца. Как и в прошлый раз, я легла спать позже, чем родители, но на этот раз у меня ночевал двоюродный брат, Саймон. Мы не спали "почти до утра" (где-то часов до десяти), играя в видеоигры после долгого дня на пляже. Саймон ушел в ванную, и пока его не было, Скелесын снова заговорил со мной.

– Иди разбуди родителей, или скоро случится что-то плохое.

На этот раз я не замерла и не заплакала. Я знала, что Саймон скоро вернется, и поэтому была скорее смущена, чем напугана.

– Что случится? – спросила я. Голова Скелесына повернулась ко мне и медленно шевеля губами, повторила:

– Иди разбуди родителей, или скоро случится что-то плохое.

Дверь спальни открылась, и голова игрушки резко отвернулась. Саймон вернулся.

– С кем ты разговаривала?

– Ты слышал? – удивленно спросила я. Если он слышал, что говорил Скелесын, может быть, я все-таки не сошла с ума.

– Да, ты что-то бормотала, но я не понял что. Там что-то в игре?

Похоже, он не услышал ничего особенного.

Скелесын не двигался и не говорил еще полгода.

На мой девятый день рождения мы с друзьями собирались пойти в парк развлечений. Накануне я была так взволнована, что казалось, меня сейчас стошнит. Лежа в постели, я взахлеб читала про аттракционы и еду в парке... И вдруг Скелесын снова заговорил.

– Иди разбуди родителей, или что-нибудь плохое случится прямо СЕЙЧАС.

Последнее слово он произнес так резко, что задрожали стекла. Я села, наполовину испугана, наполовину не веря в происходящее.

Я открыла было рот, но ничего не успела сказать…

– СЕЙЧАС!!! СЕЙЧАС!!! СЕЙЧАС!!!

Звуковая волна от крика Скелесына прокатилась по комнате с такой силой, что подняла облака пыли и чуть не сбила меня с кровати.

Я бросилась бежать.

Ворвавшись к маме и папе, я закричала: "Помогите!"...

И потеряла сознание.

***

Я очнулась 38 дней спустя в больнице. Врачи сказали, что в моей голове гнездилась опухоль размером с мяч для гольфа. Опухоль росла, и если бы ее случайно не обнаружили вовремя, начала бы оказывать давление на мозг, приведя в итоге к галлюцинациям или даже необратимым повреждениям. Операция прошла успешно, без осложнений, если не считать пяточка головы, где больше не растут волосы. Врачи уверяли, что потеря сознания была вызвана случайной панической атакой, никак не связанной с опухолью. Они настаивали, что никаких симптомов проявиться не могло – мозг был в порядке, и избыточного давления не наблюдалось. Говорили, что подобные опухоли невозможно найти случайно, пока не возникнут проблемы. Нам очень, очень повезло. И все как один хвалили себя за то, что провели компьютерную томографию "на всякий случай".

Скелесын больше никогда со мной не разговаривал. Не шевелился. Не проявлял никаких признаков того, что он нечто большее, чем просто мягкая игрушка с глупой предысторией.

Но он всегда со мной. Я забрала его, когда поступила в колледж (к большому замешательству и радости родителей, которые так и не узнали всей истории), а сейчас мы живем вместе в моем первом доме. Я представлю его своим детям как дядюшку-хранителя, и поставлю его в детскую, стеречь их сон.

Я могла бы отмахнуться от всего произошедшего, списав на галлюцинации, но не стану. Потому что есть причина, по которой врачи сделали эти снимки. Мой отец настаивал на томографии и не отступал, не объясняя, почему так уверен. Врачи спорили до последнего, но в итоге сдались. Позже мама спросила его, откуда он знал, как мог видеть то, чего не видели врачи? Ведь он всего лишь обычный менеджер без медицинского образования.

Он взял с мамы обещание хранить тайну (правда не учел, что мы с ней вместе пьем вино) и никогда больше не рассказывал об этом ни ей, никому. Он сказал: “Знаю, это может показаться безумием, но когда мы уже выбегали из дверей, на пути в больницу, я услышал чей-то крик из детской…

…”Проверьте ее мозг”.

~

Оригинал (с) OutsideObserver

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Только этим летом, пожив с ней вместе, я поняла, насколько плохо все стало. Бабушка повесила на холодильник чертов список с десятью “правилами”, которые свято соблюдала.

И заставляла меня делать то же самое.

Я вошла в дом с открытым зонтом, а она схватила меня за руку и дернула обратно за дверь.

– Не вздумай открывать зонт внутри! Ты что, не видела правило?

– О, прости, бабуль. Я думала, эти правила… э-э, только для тебя.

– Нет. Все, кто здесь живет, должны следовать правилам, – хрипло прошептала она в ответ.

Черт, как же грустно. Когда-то бабушка Джен была уравновешенным, логичным человеком с острым разумом и незначительным увлечением всякими суевериями и паранормальным. Кроличья лапка на удачу, черные кошки, все такое. Но к концу девятого десятка, эта ее слабость разрослась настолько, что, видимо, поглотила все остальное.

С тяжелым сердцем я подошла к холодильнику и прочитала правила:

Не рассыпать соль.

Не открывать зонт внутри.

Не надевать одежду наизнанку.

Не стричь ногти после наступления темноты.

Не бить зеркала.

В целом, обычные суеверия, ну разве что пункт про ногти озадачивает. Читать становилось все труднее – почерк бабушки скатывался в беспорядочные неистовые каракули.

Не смотреть в зеркало, если одета в черное.

Не свистеть внутри.

Не закрывать дверь спальни, если проснешься и обнаружишь ее открытой. Не поднимать лестницу на чердак, если она опущена.

Не оставлять холодильник пустым. Всегда хранить достаточно еды для подношения.

Не открывать шторы после десяти вечера и до шести утра.

Честно, я хотела сказать, что это полная чушь.  Но решила, что расстраивать бабулю в таком преклонном возрасте – плохая идея.

– Хорошо, бабуль. Я буду следовать правилам.

Ага.

Она поселила меня в спальне для гостей рядом со своей. В крошечной комнатке с двумя кроватями и маленьким письменным столом. Но мне не на что было жаловаться: либо так, либо снимать квартиру больше чем за тысячу долларов в месяц.

Хотя, конечно, дело было не в деньгах. Бабушке не долго осталось. Мама рассказывала, что у старушки то и дело появлялись синяки из ниоткуда, и врачи предполагали заболевание крови. И еще что-то, что я даже выговорить не могу. Я хотела проводить с ней как можно больше времени, пока могла. Это же моя бабушка. Та, что утешала меня, когда умерла моя кошка, та, что научила печь самые вкусные булочки…

Я любила ее, и странные правила не могли этого изменить.

– Я иду спать, – сказала она вечером, проходя мимо моей комнаты. – Спокойной ночи, Крисси. Я люблю тебя.

– Спокойной ночи, бабуль. Я тоже тебя люблю.

Еще часок я повисела в интернете, закрыла ноутбук и легла.

***

Несколько часов спустя я проснулась. Перевернулась на другой бок…

…дверь спальни оказалась открыта.

Но я ее закрывала. В полусне, я уставилась на дверь, слишком уставшая, чтобы идти ее закрывать. Ну и ладно. По ПРАВИЛАМ, мне все равно нельзя это делать.

Положив голову на подушку, я закрыла глаза.

Внизу кто-то свистел.

Тихая, меланхоличная мелодия.

Я вся застыла. Но как же правило? Там же было? Никакого свиста внутри… Так  с чего бы бабушка это делала? Еще и… черт, в два часа ночи!

Сон как рукой сняло. Я тихо вылезла из постели и вышла в коридор. Лестница на чердак была опущена. Темнота сочилась из люка по ступеням вниз, смешанная со слабым запахом ржавчины и стухшей еды. За ней зиял открытый проем двери в спальню бабушки.

Я медленно сошла по лестнице.

– Бабуль?

Свист прекратился.

Я вошла на кухню. Пусто.

– Бабуль, ты где?

– Здесь.

Бабушка выплыла из темноты гостиной, как привидение в ночной рубашке в цветочек.

– О, милая, я тебя разбудила? Прости, я просто хотела попить молочка от изжоги.

– Нет-нет, все хорошо. Я просто думала, что тебе запрещено свистеть,– пробормотала я со смешком. – Ну, правила и…

– Ты слышала свист? – Ее глаза широко распахнулись.

Я кивнула.

Крепко вцепившись мне в руку, бабушка потащила меня вверх по лестнице.

– Иди спать!

И, прежде чем я успела ответить, она скрылась в коридоре, оставив мою дверь открытой.

***

– Кажется бабуля сдает.

– Ты про правила? – Голос мамы успокаивающе звучал из трубки телефона. – Я знаю, это выглядит эксцентрично, но она всегда так расстраивается, если что-то нарушишь. А доктор… доктор не хочет, чтобы она волновалась, понимаешь?

– Разве это не вредно для ее психического здоровья? – вздохнула я.

– Все мы когда-нибудь сойдем с ума. Вспомни дядю Финли: он был уверен, что правительство прослушивало его телефоны, когда перевалил за девяносто лет. А прабабушка Бизли постоянно твердила, что ее преследует летучая мышь. Не нужно это ворошить.

– Мам, но правила и правда жутко страные. И все тут… Ночью я проснулась часа в два, а лестница на чердак оказалась опущена. Что она там делала?

– Знаешь что? – В голосе мамы отчетливо зазвенел гнев. – Она живет в этом крошечном домике в одиночестве круглый год. Единственные люди, с которыми ей везет общаться – продавцы в продуктовых раз в неделю и мы с твоим отцом раз в месяц. Любой бы потихоньку сходил с ума в таких условиях. Даже ты. Отстань от нее, ладно?

– Ладно.

И вот я продолжила следовать правилам. Вела себя хорошо, не открывала зонтиков в доме, не свистела и не била зеркала. Иногда, просыпаясь среди ночи, я находила дверь спальни открытой, но просто научилась не обращать на это внимания. Пару раз по пути в ванную, я налетала в темноте на опущенную чердачную лестницу. И пару же раз слышала свист, но проигнорировала и его.

Мама права. Просто бабушка немного того. Мы все немного того, разве нет? Может, время просто стирает границы нормальности, за которыми прячемся мы настоящие, и истинное безумие выходит на волю?

Я приняла эту реальность, и все стало хорошо.

А потом настало воскресенье.

***

Я смотрела сериал, когда вдруг на кухне раздался звон, а следом за ним громкий крик. Отшвырнув ноутбук на кровать, я сбежала вниз по лестнице, готовая к самому худшему.

– Бабушка! Бабуль, ты в порядке?

Она стояла над кухонным столом, заливаясь слезами. На столе лежала опрокинутая солонка.

– Я не хотела… Я просто убирала тарелки, и… и… – Она с трудом говорила сквозь рыдания.

– Ш-ш-ш, бабуль, все хорошо. Я все уберу.

Боже, как ужасно видеть ее в таком состоянии. Она рыдала навзрыд над горкой соли, будто на этом кончалась жизнь.

Аккуратно, я смела соль со столешницы в ладонь. Мне было очень грустно за бабушку, но в то же время и не по себе. Видеть любимого человека невозможно расстроенного из-за чего-то столь тривиального…

– Все, все чисто, видишь? – сказала я, отряхивая руки. Соль дождем посыпалась в мусорное ведро. – Все хорошо, бабуль.

Она перестала плакать и подняла на меня покрасневшие глаза.

– Но… он узнает.

– Кто?

– Ты все убрала… но он все равно узнает.

– Да кто?

Бабушка внимательно взглянула мне в лицо.

– Дух дома.

– Дух дома? – Я хоть и скептически относилась к паранормальному и всяким духам, но по спине против воли пробежали мурашки. Привидения же вроде не любят соль? Если окружить себя солью, то защитишься от них, нет? Запрет сыпать соль может быть таким защитным механизмом для призрака…

Если призраки существуют.

А это совершенно точно не так.

Ночью я не сомкнула глаз. Минуты шли, а я все пялилась в потолок. Два ночи, три, четыре…

Около 4:15 утра, что-то зашевелилось.

Топ, топ, топ.

Мягкие шаги над головой. На чердаке. Я вся застыла, прислушиваясь к удаляющемуся в сторону бабушкиной спальни топоту.

А затем раздался протяжный скрип – опустилась лестница на чердак.

И снова шаги.

Собрав все мужество в кулак, я поднялась с постели. Было сложно, но я смогла. И вот, когда я наконец заставила себя подойти к двери, коридор оказался пуст.

А что если призрак прямо там? Стоит и смотрит на меня. А я просто не вижу этого?

Нет, нет, стоп! Призраков не существует, идиотка!

Затылок покалывало от ужасного в своей отчетливости ощущения чужого взгляда. Но вместо того, чтобы убежать обратно в комнату, – а мне этого очень и ОЧЕНЬ хотелось, – я рванула к бабушке. Дверь снова была распахнута.

– Бабуль, ты в порядке?

Ее кровать оказалась пуста.

– Бабушка, где ты?

И тут снизу раздались тихие рыдания. Бегом я спустилась по лестнице, едва не упав, и ворвалась в кухню.

Бабушка стояла там.

А перед ней – “дух дома”.

Не темный потусторонний дух. Не прозрачный призрак. Мужчина из плоти и крови с нечесанной каштановой бородой и дикими голубыми глазами. В лохмотьях, и с желтозубым оскалом.

– Ты нарушила правила дома, – прошептал он, шагнув к бабушке. Она отступила, вздрогнув.

– Пожалуйста, не делай мне больно, – всхлипнула она.

– Я мужчина в доме. Я устанавливаю правила. – Он ухмыльнулся еще шире, занес руку…

– Нет! – Я бросилась на него с криком и повалила на землю. Ужас, смешанный с облегчением  отразились на лице бабушки.

– Вызывай полицию! Быстро!

Он попытался сбросить меня, а я схватила ближайший стул и изо всех сил огрела бродягу по голове.

***

Его звали Гарольд Макканн.

Он пробрался в бабушкин дом больше года назад. Полиция нашла его убежище на чердаке с импровизированной кроватью, книгами и посудой с остатками еды. Те самые подношения.

Месяцами он обманывал бабушку, заставляя следовать “правилам”. Представился злым духом дома, а бабушка, в своем восприимчивом, хрупком состоянии, ему поверила. Он заставил ее поклясться, что никто не узнает о его существовании. А когда она нарушала правила – бил ее.

Отсюда и синяки.

Моя бедная, бедная бабуля.

Сейчас она переехала ко мне. Я снимаю небольшую квартирку рядом с колледжем и помогаю ей. У нас все хорошо. На днях я разбила зеркальце, бабушка немного испугалась, но ей определенно становится лучше.

Теперь она даже насвистывает в квартире. И это самый приятный звук на свете.

~

Оригинал (с) BlairDaniels

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК, новая серия про правила

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я была полна решимости уволиться. Планировала сегодня вечером встретиться с Мелвином и сказать, что не хочу этим заниматься. Нет, это совсем не то, чем мне хотелось бы заниматься в свои тридцать. Я задумалась, не должны ли они в таком случае от меня избавиться, ведь я знала слишком много о работе Рая и Ада и не могла вернуться обратно в мир смертных.

Я проснулась в 8:15. Быстро помылась, сделала тост и застегнула под горло розовую рабочую блузку. Снаружи по земле стелилось плотное покрывало тумана.

Во дворах висели фиолетовые и черные гирлянды мишуры. Окна украшала тонкая хлопковая паутина и желейные буквы, складывающиеся в слово “Хэллоуин”.

Сегодня Хэллоуин, день моего тридцатилетия. Из-за хаоса на новой работе и искажения времени я окончательно потеряла счет дням. Меня захлестнула паника, в груди поднялся жар, а лицо покалывало, но я напомнила себе, что технически, мне еще нет тридцати, поскольку родилась в 20:27. Оставалось еще несколько часов до наступления нового десятилетия со всеми его укоренившимися ожиданиями и обрядами посвящения.

Заходя в стеклянное здание своей старой работы, я все еще терзалась беспокойством из-за работы в Аду.  Я сидела за компьютером, сверяя письма из рассылки со списком, составленным от руки на совещании на прошлой неделе. Пришлось перепроверять несколько раз, так как перебегая взглядом между экраном и листом, я больше не могла разобрать букв.

Нерешительно подошел Роб, мой коллега. Он снова сжимал кружку с кофе как щит.

– С Хэллоуином, – неуверенно сказал он, пытаясь изобразить Носферату, согнув пальцы, но помешала кружка, и показалось, что его пробила дрожь.

– Да, точно, – кивнула я, – с Хэллоуином.

– Ты выглядишь уставшей. Ночка удалась?

– На самом деле, да, – сказала я, забыв упомянуть, как ворвалась в дом к семье и отправила парня в Ад.

– Значит, сегодня ночью опять веселишься? – спросил он. Я не была уверена, спрашивает он, потому что знает, что у меня День рождения или потому что думает, что на Хэллоуин все должны напиваться.

– Да нет. Обычный тихий вечер, – сказала я, глядя в монитор.

– Да-да. Слушай, когда будешь отправлять почту на этой неделе, можешь добавить это куда-нибудь? – сказал он, протягивая мне неоновый стикер, на котором было что-то накорябано.

– Не беспокойся, – сказала я, не читая приклеив стикер к столу.

Я вышла из офиса на десять минут раньше, что было для меня необычно, но никто не задавал вопросов. В эти дни сумерки окутывали город все раньше и раньше, и я боялась пропустить на закате встречу с Мелвином, региональным управляющим Ада.

Я забежала домой и взлетела по лестнице, на ходу расстегивая розовую блузку. Когда мой парень Дерек распахнул дверь, я оказалась раздета до бюстгальтера, .

– С Днем рождения тебя, с Днем рождения тебя… – пел он глубоким, тягучим, мелодичным голосом. Он неуверенно нес покрытый белой глазурью королевский торт с восковой свечой в середине.

– С Днем рождения, дорогая Сара, – он торжественно поставил передо мной торт.

– Боже, не напоминай, – рассмеялась я, – о большой тройке.  Я этого не вынесу.

– Ты куда-то спешишь? – спросил он, когда я сняла рабочие штаны и натянула черные обтягивающие леггинсы.

– На работу, – сказала я.

– Но ты только что пришла с работы.

– Другую работу, – прошептала я, закатывая глаза.

– Я думал, ты собираешься устроить забастовку или что-то вроде того, – решительно прошептал Дерек. – То есть, то, что они заставляют тебя делать – несправедливо.

– Знаю, так и есть, – сказала я, – просто мне нужно поговорить с Мелвином. Разобраться с этим раз и навсегда.

– Но ты все еще хочешь выпить попозже?

– Да, конечно, у меня будет куча времени, – сказала я. Кроме того, моя работа в Аду существовала только в искривленном времени. Не пройдет и минуты между тем, как я уйду в закат и вернусь обратно.

На пешеходных дорожках снаружи моросил мелкий косой дождь. Капли оседали на волосах, делая их влажными. Я направилась к обозначенному месту встречи – мигающему фонарю на берегу реки. Этой ночью его замыкало сильнее, чем обычно, и он издавал механические жужжащие звуки, когда включался и выключался.

Я стояла под ним и репетировала свой план. Я встречусь с Мелвином и скажу ему, что больше не хочу ходить по домам. Скажу, как неправильно отправлять этих людей в Ад, здесь, должно быть, ошибка в личных делах или во всей иерархии Ада. На самом деле, я бы потребовала, чтобы меня связали с его начальством. Я слегка вздрогнула, поняв, что это, должно быть, Дьявол. Как бы я прожила свою земную жизнь, если бы увидела воплощение зла? Я вообразила его покрытым черной как смоль субстанцией, сочащейся из всего его тела, кроме белых глаз без зрачка. При мысли о таком отвратительном существе по телу побежали мурашки.

Когда кто-то появился передо мной, напряжение ушло. Я не слышала, как она подошла – низкая девочка, едва достающая мне до плеч, с длинными рыжеватыми волосами, собранными в конский хвост длиной до бедер.

– Это с тобой я должна встретиться? – спросила она. Ее передние зубы были кривыми.

– Полагаю, – сказала я, осознав, что на мне нет маски. – У тебя есть что-то для меня?

– Э, думаю, да, – девочка неловко переступала с ноги на ногу.

Я надеялась встретиться с Мелвином до того, как появится кто-то, кого нужно будет переправить на ту сторону. Замешкавшись, я подумала, стоит ее брать прежде, чем у меня появился шанс озвучить свои претензии. Казалось, сейчас мало что можно было сделать.

– Открой рот и подними язык, – велела я ей.

Я затаила дыхание в предвкушении, пока не увидела золотую монету между зубов. Не нужно было снова идти на дом.

Перевернув ее, я увидела на обратной стороне звезду. Девочка отправлялась на Небеса.

Я погрузила ее в лодку и начала медленно плыть вниз по реке.

Я позаботилась о том, чтобы ценить каждый момент путешествия, надеясь, что оно станет последним перед моим увольнением. Я наслаждалась медленным, ласковым движением волн, и как они расступались, разбиваемые веслом. Я наслаждалась безвременным туманом на набережных, который делал город похожим на смутное воспоминание. К тому же, это был последний мираж для переправляющихся людей, прежде чем они увидят свой вечный пейзаж, каким бы он ни был.

Когда мы достигли устья, я увидела в отдалении другую лодку, покачивающуюся на воде. На ее носу стоял ангел, суровый и спокойный.

Я до сих пор не была уверена, что это на самом деле ангел, возможно, это был такой же человек, как и я, в своей квадратной маске, похожей на маску сварщика и с жестяными блестящими крыльями. Несмотря на это, я находила его присутствие скорее устрашающим, чем потусторонним. Его пронизывающее молчание всегда напоминало мне, что я являюсь частью чего-то большего, чем я сама, и понятия не имею, как это работает.

Однако, сегодня он нарушил молчание.

– Они не мои, – сказал ангел. Голос был мужской, пронзительный и бесцветный.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, подплывая ближе.

– Она не моя. Ее нет в моем списке, – сказал он, указывая на девочку на корме.

– Но она… у нее есть монета, – я запнулась.

– Покажи, – сказал он.

Я достала ее из кармана и протянула ангелу. Он повертел ее между пальцами и провел по звезде ногтем.

Наконец он покачал головой:

– Подделка, – тихо сказал он, – кто-то другой вырезал здесь звезду.

Я взяла монету и недоверчиво посмотрела на нее. Круг был неровным и в мелких царапинах, которые выглядели, как нанесенные ножом. Я прокляла себя за глупость.

Повернувшись к девочке на корме, я спросила:

– Ты это сделала?

Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами и покачала головой.

– Что мне делать? – спросила я ангела.

Он пожал плечами:

– Не знаю, это твоя работа. Ты должна принять решение.

Я мрачно кивнула.

– Можешь дать мне пару минут? – спросила я.

Он кивнул, маска сверкнула при движении.

Я воспользовалась веслом, чтобы оттолкнуться от его лодки, и погрести прочь, так как чтобы решить, нам с девочкой нужно было побыть наедине. Когда мы достаточно отдалились, я отложила весло и села на передний край лодки.

Вода окружала нас со всех сторон. Она была мягкая и струящаяся, как одеяло цвета индиго и медленно волновалась в сумеречном тумане. Девочке некуда было бежать, сейчас она могла только отвечать мне.

– Это ты вырезала звезду на монете? – спросила я.

– Нет, клянусь. Я даже не знаю, что это такое, это было дано мне как-то так, – она яростно затрясла головой, каштановые пряди волос безжизненно болтались перед лицом. Ее кожа выглядела сухой и грубой.

– Кто дал тебе монету? – спросила я.

– Она просто была здесь, когда я проснулась, – она смотрела под ноги, – я попала в автокатастрофу. Нас было четверо, мой парень был за рулем. Он не вписался в поворот и врезался в стену. Я не понимала, что происходит. Было так темно, – сказала она. Девочка вытерла слезы рукавом джемпера, отчего кожа покраснела еще сильнее.

– Я проснулась, лежа на траве на противоположной стороне дороги. Мой парень стоял рядом. У него в руках была монета, я хотела спросить у него, что случилось, но почувствовала что-то во рту и достала это. Это была монета. Я пыталась позвать друзей, которые застряли в машине, но они не слышали меня. Не могли меня слышать, и я кричала и кричала. Тогда этот человек в плаще пришел из ниоткуда, и сказал, что они больше не могут меня слышать и видеть, и что я должна пойти к реке и встретить тебя. Я ждала парня, но он не пошел со мной.

– Ммгм, – кивнула я. Я посмотрела на нее на секунду. Она прижала пальцы ко лбу, закрывая глаза.

– Ты веришь в Рай? – спросила я.

– Да, конечно, – сказала она.

– А что насчет Ада?

Она замолчала на секунду, изучая меня.

– Думаю, да
– Как думаешь, куда тебе следует отправиться? – спросила я.

– Я никогда не делала ничего плохого, – заплакала она, – я заслужила отправиться в Рай. Я не плохой человек.

Я вспомнила детство, как по утрам дедушка будил меня раньше родителей, чтобы взять на рыбалку. Если день был ясным, солнце поднималось красным диском, отбрасывая на реку дрожащие блики. Я сидела на уединенном, поросшем травой берегу и с отвращением отмахивался, когда дедушка пытался научить меня насаживать кусочки червей на крючок. Если он ловил что-то, то клал мои руки на катушку, когда заматывал леску. Я всегда задыхалась от волнения, ощущая сопротивление лески, натягивающейся так сильно, что казалось, может порваться.

Он всегда позволял мне решать, отпустим мы рыбу в реку или отнесем домой и выпотрошим. Я держала рыбу в руках, сложив их чашечкой, пока та переворачивалась. Было удивительно, насколько сильными они были, как гора твердых мускулов, сжимающихся и расслабляющихся.

Не помню, как я принимала решение, возможно, основываясь на том, насколько сильно они боролись или насколько симпатично цветная чешуя смотрелась на рассвете, но помню, что никогда не сомневалась в себе, обрекая их задыхаться на воздухе.

Я встала и начала грести, не сказав девочке ни слова. Я приняла решение. И гребла мимо ангела в море, где начала слышать знакомые оглушительные раскаты волн. Вода разделилась, открыв чернильно-черную щель, которая расширяясь, отбрасывала нас обратно в воду. Вода спадала в нее с обеих сторон, хотя из глубин не поднимался туман.

– Ты идешь туда, – сказала я девочке, указывая в черную пустоту посреди моря.

– Куда оно ведет? – спросила та.

– Я не совсем уверена, – сказала я. Всего лишь невинная ложь. – Но ты должна отправиться туда.

Казалось, она верила мне, думая, что провела меня своей историей. Я предложила ей руку, которую она взяла. Она приблизилась к краю лодки и замедлилась на секунду, а затем нырнула в темноту, поджав колени к груди. Ее длинные каштановые волосы прилипли к спине в безвоздушной бездне.

Я поплыла назад, присоединившись к ангелу.

– Почему ты отправила ее в Ад? – спросил он.

– Когда произошла авария, она была за рулем. А потом украла у парня монету и вырезала на ней звезду, обнаружив, что она нужна, чтобы ты пропустил ее в Рай.

– Откуда ты знаешь, сказала она правду или нет? – спросил ангел.

Я пожала плечами:

– Просто знаю.

Обратно в город я плыла медленно и лениво. Я хотела потянуть время, но оно не тянулось, потому что не существовало. Затормозив рядом с мигающим фонарем, я увидела в свете фонаря силуэт маленького мужчины в длинном плаще. Мелвин, мой начальник.

– Ты хотела поговорить со мной, – сказал он, когда я вышла из лодки на темную лестницу, наполовину погруженную в воду.

– Хотела, – сказала я.

– Что ж, я весь во внимании, – он достал пачку самокруток из кармана, и поджег одну. Его лысая голова отражала голубой свет.

По телу пробежала дрожь.

– Мне некомфортно в… некоторых ситуациях, в которых я оказываюсь. На этой работе.

– Так, – пробормотал он.

– Вчера мне пришлось идти домой за пропавшей монетой. Не думаю, что справедливо терроризировать этих людей. А сегодня… сегодня ангел или что это такое, заставил меня выбирать, куда отправить девочку – в Рай или Ад. Я даже не знаю, достаточно ли у меня квалификации принимать такие решения. И не знаю, кто принимает эти решения – Бог или Дьявол, или кто там еще, но это просто не кажется справедливым.

Слова лились потоком, я не контролировала, что говорю, просто отчаянно пыталась выплеснуть все это наружу. Мелвин, нахмурившись, сдвинул брови, затягиваясь сигаретой, его грубые губы сформировали букву “о”. Он выпустил из ноздрей два потока дыма, как дракон.

– Позволь мне сказать тебе кое-что, – сказал он, засовывая руки в карманы. – Я не уверен, что ты это уже поняла, но здесь нет Бога или Дьявола. Этими вещами управляют обычные люди, как ты и я.

Я почувствовала себя немного запыхавшейся, как будто он впечатал эти слова мне в грудь, и они отпечатались там, прожигая меня изнутри.

– Конечно, должен же быть и кто-то больший, кто решает судьбы людей? – спросила я.

– Нет. Директора Ада зовут Джордж, он из Шеффилда. Он работает со “сложными” делами, так сказать. Но большинство дел довольно легкие.

– Как… как это – легкие?

Он пожал плечами.

– У нас есть руководящая группа, которая встречается каждый квартал. Они обновляют критерии для Рая и Ада и обучают руководство работе с делами.

– А что если кто-то имеет другие представления о том, что хорошо, а что – плохо? Например, что-то гарантирует, кто попадет в Ад, а кто – нет?

Мелвин покачнулся взад-вперед и снова пожал плечами.

– Тогда руководящая группа должна прийти к консенсусу. Это как работа в бизнесе. Мораль субъективна, я полагаю, но мы должны принимать решения. Мы должны поддерживать работу.

– Но что если решение ошибочное? Значит, предполагается, что должен быть кто-то с большими полномочиями, так?

– Ты не понимаешь, Сара, – сказал он. – В этом мире нет силы большей, чем ты. Нет большей силы, чем я. Нет больший силы, чем тот парень, идущий через дорогу, – он восторженно показал на мост, – ты имеешь силу принимать эти решения. Нет никого “выше” в этом мире. Никого “авторитетнее”, – он смаковал каждое слово, – доверься себе. Если ты не примешь решение, это просто сделает кто-нибудь другой. Не сомневайся в себе. Ты никогда не сомневалась в себе, когда выбирала, будет эта рыба жить или умрет. Здесь нет разницы.

Я озадаченно посмотрела на него. Дул холодный ветер, колющий голые руки.

– Что насчет магии? – спросила я. – Остановка времени, монеты, и все такое.

Мелвин склонил голову набок и одарил меня лукавой усмешкой.

– Ну, – сказал он, – это магия только потому, что ты так думаешь. Конечно, мы все могли бы быть ясновидящими и видеть мертвых, если бы хотели.

Я кивнула. Он выкинул окурок в флуоресцентную лужу, и он зашипел, поглощаемый водой.

– Еще вопросы? – спросил он.

– Н-нет, – ответила я.

– Хорошо, твой испытательный срок окончен, – сказал он, кладя свою большую квадратную руку на мое плечо. – Ты показала себя. Добро пожаловать в команду.

– Спасибо, – прошептала я.

Мелвин улыбнулся и подмигнул мне. Он удалялся в темные улицы, пока от него не остался только голубой свет, отражающийся от его блестящего плаща.

В ушах звенело. Кожа наполнилась энергией. Я прошла через мост в город, оценив властное клацанье моих ботинок по сырому бетону.

За рекой город лучился неоновыми знаками и фарами машин. Много людей праздновали Хэллоуин, хотя был понедельник. Мужчина с тыквой на голове стоял под красным навесом возле бара, куря сквозь зубастый рот, вырезанный в маске. Девушки в обтягивающих кожаных юбках и ботильонах толпились возле входа в бар.

Люди двигались через улицы в одном органичном и синхронизированном потоке. Я вглядывалась в каждое лицо, пытаясь запомнить их все, представляя, как однажды возьму каждого из них за руку, когда они будут переправляться на другую сторону.

Я направлялась в бар, в котором договорилась встретиться с Дереком после работы. На входе стоял вышибала, который попросил у меня показать паспорт, думаю, в меньшей степени из лести, в большей – для порядка.

– О, с Днем рождения, – грубовато сказал он, увидев дату рождения и протягивая его обратно.

– Спасибо, – сказала я.

Мне пришлось протискиваться мимо стойки бара, где неуклюжие студенты университета спотыкались друг о друга, пытаясь заказать напитки. Дерек сидел в глубине зала за круглым столом, переполненным пенными пивными бокалами. Он был не один. За столом собралась компания наших друзей из колледжа. Они все вскочили, заметив меня.

– Сюрприз! – воскликнула моя бывшая соседка Клаудия. Ее щеки раскраснелись.

– О, Клаудия! Спасибо, – сказала я, обнимая ее.

– Ты хорошо выглядишь! Мне нравится наряд, – сказала она, указывая на мою черную форму.

– А, ты знаешь, я что-то типа дитя ночи, – сказала я, подмигивая ей. Она рассмеялась.

Я обошла вокруг стола, обнимая всех и разыгрывая удивление, пока не добралась до Дерека.

– Еще раз с Днем рождения. Надеюсь, ты не против небольшого сюрприза, – сказал он, нежно поцеловав меня в губы.

– Это здорово. Ты не должен был, – сказала я. – Но мне нужно с тобой поговорить.

Он отстранился и посмотрел на меня, беспокойно всматриваясь в лицо.

– Ты в порядке? Что-то случилось ночью? – спросил он.

– Нет, все отлично. Просто хотела просветить тебя, знаешь, обо всей рабочей ситуации.

– О, хорошо, – прошептал он, оглядываясь через плечо на весело болтающих друзей. – Поговорим в месте для курения?

Деревянные скамейки в месте для курения были сырыми и холодными, хотя с этой стороны здания горели красные тепловые лампы. Воздух был бодрящий и влажный, но замутненный запахом табака и фруктового пара.

– Я поговорила с начальником, – сказала я, – и он все мне объяснил. Как все работает, и они рады взять меня на работу.

Дерек заинтересованно кивнул.

– Я также думала о том, что ты сказал, что у меня есть реальная возможность что-то изменить на этой работе и… это правда. Я доверяю себе принимать эти трудные решения. Потому что, знаешь, если не я, то кто? – я пожала плечами.

– Думаешь, сможешь с этим справиться в долгосрочной перспективе? – спросил Дерек.

– Я уверена, что настанет день, когда мне не захочется этого делать. Как и с любой работой, на самом деле. Но я крепкий орешек, – я ударила себя кулаком в грудь, что вызвало у Дерека усмешку.

– Я смогу с этим справиться, – сказала я.

Дерек обнял меня.

– Я верю тебе, – сказал он, – и не думаю, что это неправильно или что-то такое. Как ты и сказала, кто-то должен делать и эту работу. И когда я умру, то не хочу, чтобы это сделал кто-то кроме тебя.

Он нежно поцеловал меня в плечо.

– Я не скажу ни одной живой душе, – игриво прошептал он. Я рассмеялась.

Ночь прошла легко, поддерживаемая легким, пьянящим воздухом. Друзья по очереди заказывали мне пинты стаута и коктейли на их вкус, пока в голове не разлилось тепло и замутненность. Мы с Дереком вышли на крышу подышать свежим воздухом спустя долгое время после того, как все разошлись.

Ни одной звезды не было видно за темными чернильными тучами и смогом города. Луна, однако, осторожно осветила кольцо проплывающих облаков.

– Так ты чувствуешь разницу? – спросил Дерек, мягко толкнув меня в руку локтем.

– Не особо, – сказала я, – не думаю, что сильно изменилась с двадцати лет. Просто поняла больше вещей.

– Мудрые слова, – отметил он.

Мы вернулись домой около 5 утра. После бара мы провели утренние часы, слоняясь по улицам, пока наконец не отправились есть пиццу на вынос прямо на тротуаре, и не начали долгий путь домой. Мое опьянение быстро перешло в ранние стадии мигрени, и я лечила ее чашкой чая. Я сидела за кухонным столом не желая ложиться спать, и наблюдая, как солнце протягивает свои мягкие, рассеянные лучи сквозь наши окна.

После пары часов бездумного наблюдения, я отряхнула куртку и снова надела ботинки, прежде чем отправиться на знакомую прогулку. Когда утренняя влажность смочила волосы, они запахли сигаретным дымом. Я стянула их в свободный пучок, приблизившись к двери офиса.

– О, Сара, ты сегодня раньше, чем обычно, – сказала моя начальница Джен, когда я прошла к столу.

– Да, кстати об этом, вообще-то я здесь, чтобы забрать кое-какие свои вещи, потому что, ну, я ухожу, – сказала я. – Извини.

Ее миниатюрный рот скривился в наигранной гримасе.

– Что ж, мы были бы признательны, если бы ты предупредила за две недели, но, полагаю, если это срочно…

– Просто я нашла работу в другом месте, – перебила я, – с дополнительными обязанностями. Больше соответствует моим карьерным целям. И, если честно, там больше платят.

– Хорошо, – сказала Джен, – в таком случае, когда ты закончишь собирать вещи, я подготовлю документы.

Я начала расчищать свой старый рабочий стол от скомканных и порванных клочков бумаги.

– Сара! Мне нравится черный, – сказал Роб, как всегда неловко сжимая свою кружку с кофе. – Что происходит, ты уходишь?

– Да, к сожалению, – сказала я, – я нашла кое-что еще. В короткий срок.

– О, нет. Так я больше тебя здесь не увижу?

– Боюсь, что нет, – сказала я, складывая файлы в коробку. Я встала и одарила его лукавой усмешкой.

– Но не волнуйся, – сказала я, – мы обязательно встретимся, когда придет время.

~

Оригинал (с) Stranger

Поддержать проект можно по кнопке под постом, все средства пойдут на валокордин и прочие успокоительные, чтобы не шарахаться от каждого звука =)

Телеграм-канал, группа ВК, новая серия про правила

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я стояла под фонарем с древней маской черепа в руках, приготовившись надеть ее и стать мрачным жнецом под покровом ночи. Сегодня я была одна и оделась во все черное: брюки-карго, топ и длинный плащ. Должно быть, у меня был жуткий вид: почти тридцатилетняя женщина, одетая как ниндзя, со зловещей деревянной маской черепа в мягком свете сумерек.

Я рассматривала каждого прохожего, пытаясь понять, кто их них проклят, а кто спасен. Кто из них на самом деле блуждающая душа, которая ждет, что я переправлю ее на другую сторону. На противоположном берегу реки люди врезались друг в друга, время от времени двигаясь в какое-то определенное место, как кровяные тельца в артерии. Я наблюдала за несколькими людьми, переправившимися по мосту на мой берег. Было тяжело отличать мертвых от живых. Для меня они выглядели одинаково, только мертвые иногда казались более потрепанными, что выдавало из причину смерти.

Однако, женщина приближающаяся ко мне выглядела как живая: зачесанные назад серые волосы, жемчужные серьги на длинноватых мочках ушей, уверенная походка, высокие каблуки. Она не выглядела больной, потрепанной или растерянной. И не было ни одной зацепки, чтобы сказать, отправится она в Рай или Ад.

Я заметила, что она направляется в мою сторону, только когда женщина замешкалась перед японским кафе, покачнувшись на высоких каблуках возле рисунка дракона на витрине. Все еще оглядываясь через плечо, она изменила направление и двинулась прямо ко мне, сжимая в руке подол бежевой куртки.

Я подняла руки к лицу, почувствовав прохладу дерева маски. Она держалась крепко. Я почувствовала, как на кожу давит каждый изгиб.

– Вы пришли ко мне? – спросила я.

Она кивнула.

– Откройте рот.

– Прошу прощения? – она изо всех сил старалась выглядеть оскорбленной, но все же подчинилась.

В голубоватом свете фонаря ее рот был светло-розовым.

– Поднимите язык, – велела я. Хорошо, что мы больше не видимы для смертных, потому что это часть всегда выглядела причудливо.

Блестящая золотая монета лежала за рядом зубов. Я взяла ее и перевернула. Пентакль был выгравирован глубоко – знак, что ее нужно доставить в Рай.

– Хорошо, – сказала я, – садитесь в лодку.

Она не шелохнулась.

– Вы местная, – многозначительно сказала она.

– Да.

– Это не то, чего я ожидала, – отрезала она.

– И не то, чего ожидала я, – сказала я, ведя ее по ступенькам к гондоле.

Мы плыли на восток, вниз по реке и в сторону моря, в последний раз наблюдая за проплывающим городом. За надутыми фиолетовыми облаками двигалась луна, создавая иллюзию реальности, но на самом деле, мы находились в безвременном вакууме. Умершая отправлялась в последний путь, чтобы оплакать знакомые форматы времени, пространства и города.

Женщина сидела на корме и молчала. У нее с собой была дамская сумка, и на мгновение я задумалась, разрешено ли это. Задумалась, не являюсь ли я скорее надзирателем, и не должна ли досмотреть ее, чтобы она не пронесла контрабанду в Рай. И решила, что когда передам ее посланнику Небес, ангел с этим разберется.

Я плыла дальше туда, где река впадала в море и увидела вдалеке другую лодку. Подплыла ближе, пересекая место, где прошлой ночью в океане разверзся огромный кратер.

Женщина не отрываясь смотрела на ангела в странной маске, похожей на шлем сварщика – квадратной, и с серебряными линиями вместо глаз. И с металлическими крыльями на спине.

– Кто это? – спросила меня женщина.

– Ваше предположение будет так же верно, как и мое, – сказала я, – думаю, это что-то вроде ангела. Потому что он отведет вас на Небеса. Но я понятия не имею, кто они такие.

Она пожала плечами. Я тоже. Тонкости этой работы были не для меня. Не думаю, что было бы легче, если бы я знала.

Наша лодка мягко столкнулась с ангельской, оттолкнув нас назад. Я испугалась, что ангел будет недоволен, но он хранил тишину. Я посмотрела на женщину, она взглянула на меня в ответ, ожидая указаний.

– Что ж, вставайте, – сказала я. Из-за легкомысленного поведения я чувствовала себя глупо, но старалась отразить беспечность, с которой меня инструктировал мой начальник Мелвин.

Она замешкалась, но встала и поковыляла к носу лодки. Ангел протянул сияющую руку, которую она внимательно изучила, прежде чем принять. Он без усилий перевел ее в лодку.

– Полагаю, на этом все, – чувствуя застенчивость под стальным взглядом ангела. Я не знала, какие формальности должны быть между нами, он – посланник Рая, а я  – посланник Ада.

– Увидимся, – сказала я с налетом фамильярности.

Я пришвартовалась под фонарем и продолжила разглядывать блуждающие души. Поежилась под маской. Непривычная решительность испарилась, и теперь я снова чувствовала себя неуверенной в своем новом положении в потустороннем мире...

До прибытия следующей души было не так много времени, и я не успела погрузиться в эту неуверенность. В отличие от женщины, эта душа без колебаний направилась прямиком ко мне. Молодой, потрепанный, с пучком светло-каштановых волос. Его пустые глаза смотрели прямо. Щеки были тощими и впалыми, создавая маленькие, полукруглые морщинки в уголках рта. Он точно не был живым, даже я могла это сказать.

– Открой рот, – сказала я, хотя он стоял слишком далеко, чтобы до него можно было дотянуться.

– Что это значит? – крикнул он в ответ металлическим голосом.

– Просто открой.

– Нет. Я даже не знаю, кто ты такая.

Он стоял неровно, плечи поникли. Куртку украшали черные нейлоновые ремни.

Я воспользовалась моментом, чтобы посмотреть на него сквозь маску. Затем с трудом сглотнула.

– Тебе не нужно знать, кто я такая. Так будет лучше, – сказала я.

Я шагнула к нему и он медленно открыл рот. Один из клыков отсутствовал.

– Подними язык.

Он поднял. Под языком было пусто. Монеты не было.

Голова раскалилась от волнения. Я попыталась вспомнить, что Мелвин говорил делать в подобных ситуациях.

– Где твоя плата за переправу? Где монета? – спросила я.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, детка, – сказал парень. Он лениво покачал головой.

– Кто ее взял? – процедила я сквозь зубы.

– Никто! Говорю, я не знаю!

Я схватила его за плечо, хотя он был выше меня, и мне пришлось потянуться, чтобы потрясти его.

– Я знаю, что кто-то стащил монету. Немедленно скажи, кто это сделал.

Он опустил взгляд, а потом снова поднял а меня, словно собака, подравшая диван. Он выглядел пристыженным.

– Ты тот, кто до смерти забил того беднягу, не так ли? Того, кто убил своего приемного брата?

Я убрала руку с его плеча, вспомнив, как парень с черными волосами прижимался ко мне, прежде, чем отправиться в адскую бездну. Не знаю, как я поняла, что передо мной стоит его убийца, просто почувствовала.

– То что он сделал, это ненормально, – сказал парень, – рассказывал и смеялся, и все такое. Я не мог этого так оставить.

Его голос был пропитан осуждением, хотя он казался слабым. Я посмотрела на худые ноги парня и задумалась, как же у него хватило сил кого-то убить.

– Просто скажи мне, где монета, – сказала я. – Ты ее спрятал?

Он покачал головой.

– Нет, ее взяли родители, – сказал он, – думают, что смогут выручить за нее немного денег.

Я кивнула. Челюсть сжалась.

– Отведи меня к ним, – сказала я.

Он посмотрел на меня, глаза были полны печали. Я не могла сказать, является ли его печаль сожалением о собственной жестокости или ему было стыдно из-за меня и задачи, которую я собиралась выполнить. Но он угрюмо кивнул и жестом показал мне развернуться, и следовать за ним по улице.

По пути мы прошли мой собственный дом. Я посмотрела на вход, думая, что Дерек, возможно, там, свернулся в кровати, замерший во времени, пока я крадусь под покровом  сверхъестественной ночи. Меня накрыл теплый прилив сострадания, болезненно сочетающегося с ролью, которую я сейчас играла. Я была не в ладах с самой собой, как две сейсмические плиты, двигающихся навстречу друг другу. Но, возможно, это было больше в моей натуре, чем я думала.

Я следовала за мальчиком через лабиринт переулков и ветхих проходов. Мы срезали через заросшие, усеянные мусором участки и бетонные лестницы, ведущие в тупик.

Парень вел меня по узкой улице со сросшимися домами и пестрыми дворами, усеянными окурками и кусками металла. Он указал на выцветший желтый дом с растущим на черепице мхом. За ним стоял серый минивэн. Пассажирское окно было разбито, а трещины заклеены изолентой. Я увидела контур тройки на двери, адрес, давно проржавевший и отвалившийся, оставив на своем месте лишь призрачный контур ржавчины и сырости.  Новая тройка была нарисована от руки маркером.

Мальчик указал на дверь. Затем прислонился к стене и опустил глаза.

Я постучала три раза. Тук тук тук. Звук получился глухим.

Изнутри я услышала удар,словно кто-то швырнул алюминиевую кастрюлю на пол. Затем тишину и детский плач.

– Кто там? – спросил кто-то изнутри. Голос был пронзительный и отрывистый. Я не смогла понять, говорит мужчина или женщина.

– Я хочу поговорить о вашем сыне! – сказала я.

Последовала пауза, человек за дверью размышлял.

– Котором?

Я замерла, поняв, что не знаю, как зовут парня. Кто бы не был в доме, он почувствовал мою неуверенность, потому что я услышала шаги, и тяжелое дыхание затихло.

Я постучала еще раз. Сильнее, чем в прошлый раз. Тук тук тук тук тук тук.

– Пустите меня! – крикнула я. – Вы должны меня впустить!

Изнутри снова раздались шаркающие шаги. Тяжелое дыхание вернулось.

– Вы из охраны? – прошептал за дверью приглушенный голос.

– Нет, нет, нет. Не может быть, – ответил другой голос.

– Со мной нет охраны, – сказала я, упираясь в дверь обеими руками, – но вы должны впустить меня, это важно.

Я услышала щелканье замка, и надавила на дверь всем телом, ударив ею кого-то. Я услышала вскрик и звук падения. В дальней комнате заплакал ребенок.

Девочка десяти-одиннадцати лет ринулась прочь от меня по коридору. Ее длинные распущенные волосы развевались в такт шагам.

Я захлопнула за собой дверь. Она гулко отскочила от дверного проема. Женщина, которую я ударила, лежала скорчившись. Она была одета в ярко-розовую рубашку, волосы собраны в тугой черный пучок, волосы истончились на лбу из-за многолетнего зачесывания назад.

Она убрала от лица трясущиеся руки. Рыдая, посмотрела на меня краешком глаза. Один из передних зубов отсутствовал.

– Чего вы хотите? – закричала она.

– Где она? – я кипела от злости. Я забыла о том, что на мне маска, и немного устыдилась своего пугающего вида.

– Я не понимаю, о чем вы! – воскликнула она, раскачиваясь взад-вперед на полу.

Тут из глубины возник дома мужчина. Он выглядел маленьким и слабым. Голубая футболка висела на нем, а скулы выступали на лице как два плоских уступа. Он был лыс, а на голове сияла шишка, отражая свет как тусклый рубин.

– Что ты с ней сделала! – закричал он на меня.

Я шагнула к нему прежде, чем у него появилась возможность приблизиться ко мне. Уставилась на него сверху вниз из-под полированного дерева черепа. В его глазах усиливался страх, поднимаясь из живота в мозг.

– Где монета? – снова спросила я.

Его челюсть сжалась. Он сглотнул.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – спокойно сказал он.

Я выбросила руку вперед и швырнула мужчину в стену. Его тело было легким как картон, как перышко.

Я бросилась на кухню. Там повсюду валялись консервы, куски алюминия, коробки из-под детского питания и грязные игрушки. Варочная панель покрыта запекшимся жиром. Кастрюли и сковородки громоздились в раковине. Часы на микроволновой печи показывали 18:03.

Я сбросила все на пол, проверяя все блестящее в надежде найти монету. Ничего блестящего, кроме кусочков фольги, отражающих свет как калейдоскоп.

– Куда вы спрятали монету? – закричала я. – Вы бросили своего сына! Бродить по улицам!

Я обернулась и увидела, что они смотрят на меня из дверного проема. Женщина, девочка и мужчина с ребенком на руках. Не знаю, слушали ли они меня, но смотрели, разинув рты.

Я направилась к ним.

– Вы не понимаете, что вы наделали, – сказала я уже потише, – ваш сын мерзнет в той же одежде, в которой умер, он так и останется, если вы не отдадите мне монету, которую украли у него.

Мужчина протянул ребенка женщине. Они оба начали тихо рыдать. Я поняла, что женщина едва ли старше меня, ей добавляли возраст пигментные пятна и паутинка морщин вокруг рта. Я задумалась, знает ли она, что под маской женщина. Не то, чтобы это было важно. Задумалась, ходила ли она на рыбалку с дедушкой, и чувствовала ли силу, когда пойманная рыба трепыхалась в ее руках, стремясь в воду, и только она решала, отпустить или съесть. Как делала я. Я задумалась, насколько мы на самом деле отличаемся друг от друга.

Мужчина отвел от меня взгляд и посмотрел на половицу.

– Следуй за мной, – мягко сказал он.

Он молча повел меня наверх по устланной ковром лестнице и открыл дверь в кладовку. Встал на колени, открыл нижний ящик комода. Его тело выглядело непропорционально большим на фоне маленького клочка ковра. Он вытащил из глубины ящика лавандовый носок и развернул его, показав золотой блеск монеты. Нерешительно подержал монету в ладони, словно не был уверен в ее силе.

Я взяла у него монету.

– Мы не хотели ему навредить, – сказал мужчина, все еще сидя на ковре на корточках и свесив скрещенные в запястьях руки. – Мы не знали, что это такое. Думали, просто деньги.

Я кивнула и спустилась по лестнице. Часы на микроволновке все еще показывали 18:03. Я тихо закрыла за собой дверь и понадеялась, что они никогда не вспомнят этого искаженного временем взаимодействия.

Снаружи я посмотрела на монету. Перевернула – она была пуста. Парень отправлялся в Ад.

Наше путешествие к морю было почти полностью прошло в молчании. Парень съежился на корме, город проплывал мимо в безвременном тумане. Когда мы приблизились к устью, он заговорил.

– Моя семья в порядке? – спросил он.

– В полнейшем, – солгала я.

– Они не доставили проблем? – спросил он.

– Нет.

– Отлично, – прошептал он.

Парень замолчал на секунду, глядя на рябь на воде.

– Они хорошие люди, – сказал он, – не хотели ничего плохого.

Я кивнула, глядя прямо перед собой. На горизонте вода расступалась, образуя трещину в земле. Я гребла к разлому с непоколебимой решимостью.

Звук падающей воды становился все громче и громче, а темнота ямы становилась все чернее и чернее. Я почувствовала силу, приблизившись к ней и наклонившись, глядя в пустоту.

– Здесь я оставлю тебя, – сказала я, повернувшись к парню.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. Он все еще сидел, упершись в корму.

– Ты должен встать и спуститься туда, – я указала в черную бесконечность.

Он осторожно вытянул шею, чтобы оглядеться.

– Но что там внизу? – спросил он. – Оно убьет меня?

– Не знаю, – сказала я, – но ты уже мертв.

Я взяла его за руку и потянула вверх. Его запястья были тонкими и влажными.

– Это не больно, – сказала я, хотя и не знала, так ли это.

Он шагнул к носу лодки, глядя в трещину в земле, которая казалась бесконечной.

Я открыла было рот, чтобы поторопить его, но он заговорил первым.

– Все в порядке, – сказал он, – я верю тебе.

Парень держал мою руку, балансируя на носу лодки. Затем он отпустил ее, закрыл глаза и нырнул в пропасть. Когда он падал, волосы и одежда не развивались, словно он погружался в невесомость.