Вадик с Колей были
молодыми офицерами-артиллеристами. И с нашей военно-медицинской братией они спелись
на почве общей проблемы. Значительная часть нашей капитанско-лейтенантской
прослойки проживала в столице и в часть приезжала каждое утро. Кататься на
электричке было долго, опасно и очень холодно. В 6.30 утра насквозь
промороженная электричка покидала депо, выкатывалась на заиндевевший перрон,
где в темноте её дожидалась кучка неудачников, не нашедших работу рядом с
домом. Неудачники разбредались по вагонам. И наступал долгожданный момент.
Стишь рядом с твердокаменной, обтянутой протёртым до дыр дерматином скамейкой и
надо на неё сесть. Не стоять же полтора часа. А скамейка тоже всю ночь в депо
простояла. И она ледяная не только наощупь, но даже с виду веет от неё каким-то
неземным космическим холодом. Электричка трогается, мягко толкая пол под тобой.
И это сигнал, что пора садиться. И ты, превозмогая ужас, приземляешься на
твёрдый дерматин. Минуту слои одежды и твоё сознание сопротивляются стуже,
проникающей снизу. А потом ты медленно, но верно, начинаешь наживать цистит,
простатит и прочие урологические прелести.
И потому
новоиспечённые офицеры собирались вокруг своих более везучих товарищей-владельцев
автомобилей, скидывались им на бензин и утром набивались в эти самые
автомобили, как селёдки в бочку.
Выходишь утром из
метро, а тебя ждёт целое подразделение. Медрота, артиллерия, связисты, танкисты.
Сонно обсуждают какие-то дела, курят, притопывая по заснеженному асфальту
замёрзшими ногами. А из морозного марева выплывают спасители на машинах. И ты с
разочарованием понимаешь, что это не Коля на своей «Сузуки Балено», а
капитан-артиллерист Серёга, который заберёт исключительно своих корешей. А
Коля, паразит, опаздывает, и тебе ещё несколько минут мёрзнуть.
Наконец красное
«Полено» тормозит у бордюра. Вадик, на правах колиного ближайшего друга садится
впереди, а медики трамбуются на заднем сидении. Хирург Виталик впечатывается в
стекло, в середину втискивают меня и сверху добавляют терапевта Диму.
- Паша, выдыхай, - командует Дима, пытаясь закрыть дверь.
А мне уже некуда
выдыхать. Заднее сидение несчастного японца не рассчитано на трёх плечистых
военных в зимних бушлатах. Виталик кряхтит, я дышу, Дима пытается нас
утрамбовать, предлагает улечься на колени товарищам. И эта идея уже не кажется
нам постыдной. Какие тут радужные флаги, нам бы влезть. Наконец дверь
захлопывается и Коля изрекает философское:
- В тесноте, да не в обиде.
На заднем сидении
нарушаются все законы физики. Кто сказал, что в одном пространстве одновременно
не могут находиться два тела? Ваш Эйнштейн или Макс Планк просто не катались с
товарищами на заднем сидении японского автомобильчика. Иначе быстро бы
пересмотрели все свои теории.
Вадик оборачивается
к нам:
- Ы-ы-ы, - откуда-то из-под моего локтя изрекает Дима.
Мой локоть, а
точнее бушлат, его обтягивающий, мешает Диме разговаривать. Но промолчать в
ответ на вопрос друга, терапевту мешает уже врождённая вежливость.
- Тогда слушайте историю, - Вадик неутомим. Он истинная
кладезь армейских историй. Каждое утро он закладывает в мои будущие
литературные труды очередной кирпичик.
- Я тогда в академии учился первую неделю. Хоть батя у меня
военный, и я считай, всю жизнь в армии, но всё равно страшно. Всё по команде,
все в толпе. Спишь в казарме, ешь в столовой, учишься в коллективе. Никакой
индивидуальности. Свободны только вечерние два часа. И вот эти два часа ты
вдруг не понимаешь, что тебе делать. Ты как-то быстро привык к тому, что твоё
время бесконечно кто-то заполняет. Что кто-то говорит, что тебе нужно делать,
как себя вести. А тут сидишь и в стену смотришь. Минуты считаешь. И время
тя-я-янется.
От этой вечерней
тоски сбежали мы с приятелями в спортзал. Увидели на доске объявлений, мол: «С
18.00 до 20.00 проводятся тренировки по у-шу-сяньда. Приходите». А у меня
разряд по самбо, и новоиспечённые друзья мои, все как на подбор – кто боксёр,
кто борец, кто дзюдоист. Военная Академия же. Один только, белая ворона,
легкоатлет какой-то. Мы всё над ним подтрунивали, пока до кроссов дело не
дошло. Тогда подтрунивать перестали и завидовать начали.
И так скучно нам,
хоть на стену лезть. Со скуки и на сяньда пойдёшь. Мы про эту «сяньду» ни сном
ни духом. Но раз у-шу, то представляли, что танцы какие-то китайские с веерами.
Думали, ну хоть поржём.
В спортзале таких
как мы красавцев – десятка два. И инструктор – здоровенный такой дядька в
спортивном костюме.
- О, новички, - обрадовался н нам. – Свежее мясо.
Отличное начало, я
вам скажу. Очень бодрит.
- Вы знаете куда вы пришли?
А мы уже неделю в
Академии. Мы знаем, что в ответ на этот вопрос надо выпучивать глаза и грудь,
смотреть на спрашивающего взглядом придурковатым и бравым и изображать
максимальный интерес. Стоим, глаза пучим, дышим через раз. Классика армейской
дисциплины. На этот раз почему-то не прокатило.
- Чего молчите, умственно особенные? Куда вы пришли?
- На у-шу, - робко отозвался кто-то с краю.
- Вот именно, - инструктор поднял волосатый палец с
желтоватым обгрызенным ногтем.
Палец был
внушительный, легко можно было представить, что этим пальцем ушуист крошит
кирпичи. Или что там эти ушуисты крошат? Нить мироздания? Колесо Сансары?
- У-шу – это вам не банальный мордобой. Это философия.
Поняли?
- Так точно! – гаркнули мы.
- Ну, раз поняли, то на этом теоретическая часть закончена,
- ответил инструктор. – Переходим к практике.
Это был самый
короткий курс восточной философии в моей жизни.
- Кто считает, что ушу-сяньда, это китайская хрень и танцы с
веерами - приглашаю на спарринг.
Да что он, мысли
наши читает?
Стоим, молчим
Курсанты, которые не первый год ходят, тоже молчат, но поглядывают на нас с
ухмылочками. Значит ловушка. А мы не дураки, чтоб в ловушку лезть.
- Вы мало того, что особенные, так ещё и трусы? – рявкнул
инструктор. – Повторяю вопрос – кто считает, что у-шу – это танцы, выходи на
спарринг.
И тут один из нас
не выдержал. Был среди нашей братии будущих офицеров такой Гриша. Гриши, они, в
принципе, в каждом коллективе есть, в той или иной степени. Гриша был велик,
могуч и кмс по боксу. Из-за постоянных сотрясений, мозг Гриши освободился от
малейших проявлений страха, поэтому курсант шагнул вперёд.
- Разрешите, товарищ инструктор.
Следующие десять
минут напоминали сюжет многочисленных картин «Избиение младенцев». В качестве
несчастных младенцев выступал как раз боксёр Гриша. Инструктор позволил ему
махнуть руками ровно два раза. Гриша выдал неплохой джеб, потом решил закрепить
успех хуком, но на середине этого хука его и поймали. Потом Гриша валялся на
татами, стонал, поднимался, снова падал. Ему прилетало руками, ногами. Его
бросали через бедро, его суставы трещали под болевыми приёмами. Когда
инструктору надоело издеваться, он Гришу отпустил.
- Так точно, - уже более бодро ответили мы.
Лучше бы мы эти
два часа в стену смотрели.
На следующий день
Гриша заявил, что к этому садисту больше не пойдёт. А без Гриши нам как-то
боязно было из казармы высовываться. Мы же тут ещё никого не знаем.
- Гриша, тебя же никто не заставляет спарринговать с
инструктором. Пошли, разомнёмся.
- Сами идите, - огрызался боксёр. – У меня шея болит.
- И голова? – подначивал приятеля Вадик.
- Голова болеть не может, - огрызался будущий офицер. – Там
кость и никаких мышц, кроме жевательных.
Кто-то сбегал в
соседний корпус, к доске объявлений. Оказалось, рядом с объявлением про у-шу
сяньда, появилось новое: «Курсантов первого и второго года обучения, приглашают
на занятия по карате-киокушинкай. Занятия проводятся в спортзале с 18.00 до
20.00»
- Гриша, пошли, - возопили мы. – Это же совершенно другой
вид спорта.
- Ну, шут с вами, - поддался боксёр. – Пошли.
Построились мы в
спортзале и, как и вчера, вышел к нам инструктор. Абсолютно не похож на
вчерашнего ушуиста. Тот был здоровенный, плечистый. Пожалуй, он Гришу и без
всякого у-шу умотал бы.
Каратист полная
противоположность. Маленький, сухонький. Кимоно на нём, как на вешалке
болтается. Ручки тонкие, лицо улыбчивое. И вид вообще какой-то интеллигентный.
Даже не матерится, что очень странно.
Но начал с
традиционного экскурса в восточную философию.
- Карате – это вам не штангу тягать. Тут глубокие материи.
Познание мира через физические нагрузки. Кто считает, что карате – это японская
фигня и танцы, приглашаю на спарринг.
Ох, что-то знакомое
слышим мы. И все посмотрели на Гришу.
- Да ну вас! – взглядом отвечает боксёр.
- Гриша, ну давай, - подначиваем его мы. – Ты же кмс по
боксу. Ты и вчерашнего почти победил.
- Гады! – ругается Гриша. – А ещё товарищи называются.
- Гриша, ты можешь, - уговариваем.
И всё это
взглядами, без единого звука. Мы этой армейской мудрости быстро научились.
А Гриша мало того,
что боксёр, так ещё и на подначки падок. Шагнул вперёд.
- Товарищ инструктор, разрешите попробовать!
И мы как-то сразу
поняли, что инструктор попал. Гриша и на голову его выше, и в плечах чуть не в
два раз шире. Боксёр опять же. Сейчас он инструктору за вчерашний позор
отомстит. Не тому же инструктору, а другому, но это уже не важно. Главное,
инструктор получит от курсанта.
- Молодец, - похвалил храбреца каратист. – Хвалю. А приятели
твои – трусы. Готов?
- Михалыч, иди разомнись, - гаркнул каратист.
И из тренерской
вышел вчерашний инструктор. Который преподаватель у-шу сяньда. А ещё по
совместительству – младший тренер по карате-киокушинкай.
И в этот раз Гриша
получил по щам, правда уже исключительно ногами.
Больше мы на эти
ногопашные занятия не ходили. Нашли в подвале стол для пинг-понга, туда
записались. Я летом домой на каникулы поехал, во дворе с мужиками играл. Три
ящика пива за июль выиграл. Вот это я понимаю, полезный вид спорта.
Фрагмент из книги "Седьмой пациент" Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)
