Говорим о когнитивных способностях животных с Зориной Зоей Александровной, д.б.н., руководителем лаборатории физиологии и генетики поведения биологического факультета МГУ, профессором кафедры психофизиологии факультета психологии ВШЭ.
Интервьюер: Здравствуйте.
Зоя Александровна: Добрый вечер, дорогие слушатели.
Интервьюер: Я бы хотела начать, наверное, с определения: давайте мы сначала разберёмся, что такое когнитивные способности животных.
Зоя Александровна: Когнитивные способности есть, прежде всего, у человека, это его психические процессы, весь комплекс. Мы будем говорить о том, что из этого можно найти, и мы находим, у животных. Термин "когнитивный" идёт от слова "cognition" – знание, познание, познавательная деятельность, психические процессы – это всё синонимы. У человека психические процессы включают: восприятие, воображение, память, мышление, всё это опосредуется у человека речью. Мы будем говорить о мышлении. Это центральный процесс у человека, и одна из горячих точек науки – есть ли какие-то зачатки мышления, что-то похожее на человеческое, у животных. Коль скоро постепенно человечество начало понимать, что мышление-то у животных имеется, то возникли вопросы: в какой мере оно развито, у каких животных, кто больше похож на нас, кто на нас совсем не похож. Логично было подумать о том, а есть ли какие-то зачатки, какая-то основа у тех, кто наиболее продвинут, для освоения самого сложного – человеческой речи.
Интервьюер: Расскажите, пожалуйста, какие существуют методы исследования когнитивных способностей животных, как учёным понять насколько животное развито.
Зоя Александровна: Вы знаете, очень долго на эту тему (то есть о том, есть ли они, эти самые способности) разговоры шли, из глубины веков, и в XVII веке это обсуждали, и в XIX. Человечество всю жизнь грешило антропоморфизмом: наблюдая за животными, невольно им приписывали какие-то аналогии человеческих способностей, человеческих чувств. Это с одной стороны, понятная такая тенденция. С другой стороны, исследователи всех времён и народов призывали к тому, что поведение, психику животных нужно исследовать какими-то объективными методами и ни в коем случае не аналогизировать, не переносить на них то, что мы знаем, то, что мы обнаруживаем у человека. И реально этот переход от разговоров и рассуждений к объективным исследованиям произошёл на рубеже XIX-XX веков. А весь XX век – это последовательное развитие методов экспериментального исследования мышления. Давайте, кстати, определимся, что мы понимаем под этим термином. Мышление – это сложнейший, главнейший человеческий психический процесс. И он имеет двоякую природу, двуликий Янус: с одной стороны, мышление, если вы заглянете в какой-нибудь словарь – это способность к обобщённому и опосредованному отображению действительности, переработка информации, которая завершается формированием понятий, суждений, умозаключений. Обобщённое и опосредованное восприятие и хранение информации – это с одной стороны. Но с другой стороны, наряду с этим и благодаря этому, наверное, мышление обеспечивает возможность действовать в новых обстоятельствах. По выражению нашего великого психолога, отечественного, Александра Романовича Лурия, мышление возникает, когда у человека нет готового решения, когда у него нет соответствующей врождённой реакции, нет возможности поучиться, попробовать так, сяк, а надо вот хлоп, и решить. И вот эта способность действовать, решать в новой ситуации тоже происходит благодаря мышлению. Человечество шло к тому, что у животных что-то тому подобное тоже имеется. Причём, в отличие от многих других наук, наука о поведении животных и о психике животных имеет некую эмпирическую базу, потому что, так или иначе, с древнейших времен, с ранних этапов антропогенеза, человек и его самые древние предки всегда сталкивались, жили среди животных. Кого-то они пытались добыть, выследить, а кто-то из животных охотился на них, нужно было понимать повадки этих опасных зверей, от них уклоняться и так далее. Потом у людей появились любимцы: прирученные кошки, домашний скот, который играл важную роль в жизни человечества. И всегда поведение животных волей неволей это то, с чем человечество сталкивалось. Самое древнее свидетельство того, что человечество догадывалось о наличии у животных мышления, обнаружил известный американский психолог и орнитолог Bernd Heinrich. Он нашёл в работе историка Фукидида IV века описание того, как некий ворон в жуткую жару и засуху, когда нигде ни капли воды не было, обнаружил немного воды на дне дупла и бросал туда камни, пока уровень воды не поднялся, и он не смог напиться.
Дальше в трудах различных философов этот пример приводился, обсасывался и обыгрывался, уже было не понятно, кто это действительно видел, а кто это описывает, ссылаясь на Фукидида. Но наш крупнейший знаток поведения животных Леонид Викторович Крушинский, мой учитель, одна из центральных фигур в изучении мышления животных, писал в своей книге, что сейчас уже не важно, видел это кто-то, или кто-то один и потом переписывали.
Крушинский Леонид Викторович
Важно то, что это некая ситуация, когда у животного нет готового решения, и когда они находят некий выход из проблемной ситуации. Только в настоящее время благодаря специальным экспериментам удалось показать, что действительно животные обладают способностью, впервые столкнувшись с такой задачей, решить её именно этим способом.
Интервьюер: Можете рассказать подробнее, что это за эксперименты?
Зоя Александровна: Сначала в камеру к нескольким грачам, а это птицы, которые ни в природе, ни в лаборатории никакими орудиями не пользуются, у них это не заложено генетически, внесли стеклянный цилиндр, наполовину заполненный водой, а на поверхности плавал жирный и аппетитный червячок.
Птица не может достать до него просто так. Затем рядом положили кучку камней, и грач тут же подошёл и стал бросать эти камни в цилиндр. Потом подобную задачу предложили орангутанам в Лейпцигском зоопарке в институте Макса Планка. Первая же самка, при которой крутился очаровательный детёныш, на это посмотрела, подошла к поилке, набрала в рот воды и долила воду в цилиндр. Подняла уровень. Оказалось, маловато, надо ещё...
Все орангутаны, которые имелись в этом зоопарке, успешно справились с этой задачей сразу, очевидно же умному существу, что тут надо делать. И самое смешное, что этот малыш три дня понаблюдал, как мамаша и другие обезьяны это делают, и после этого сам стал доливать. Вот это совершенно потрясающий пример. Но мы немножко отвлеклись и проиллюстрировали очень важную методическую сторону исследований. В современной науке два источника. С одной стороны копились данные из случайных наблюдений в природе, что есть у животных зачатки мышления. С другой стороны, начиная с первых десятилетий XX века, начались экспериментальные исследования, то есть в лаборатории животным предлагали новые для них задачи, такие, для которых готового решения у них не было, надо было соображать сразу по ходу дела. Основной массив доказательств получен благодаря экспериментам в лаборатории. Причём число методик, методический репертуар постоянно обновляется. Когда начинали, исходили из того, что есть у человека. Во-первых, человека, как тогда считалось, создал труд, значит, могут ли животные пользоваться орудиями. Первая модель для изучения в поисках мышления возникла, когда немецкий психолог Кёлер попробовал проверить, могут ли шимпанзе использовать орудия для того, чтобы достать недоступную приманку.
Он подвешивал банан высоко под потолком клетки или далеко за её пределами, за решёткой, а в вольере неожиданно, ненароком оказывались какие-то предметы: палки, ящики и так далее. В этих опытах было показано, что да, могут. Вот одна модель для изучения способности решать задачи в новой ситуации.
Если говорить опять по аналогии о происхождении этих методик, что ещё умеет человек? Человек умеет считать. Это наше всё. Поэтому долгие годы, собственно на протяжении всего XX века разные исследователи и мы, наша лаборатория, пытаемся понять, оперируют ли животные количественными параметрами среды. Нельзя говорить про счёт. Счёт – это использование символов определённой условной системы знаков, которая существует благодаря языку, благодаря второй сигнальной системе. Счёт это чисто человеческое оперирование числами, сложение, вычитание, корни и так далее. Но что-то из этого можно и нужно было поискать у животных. Этими поисками занимались многие поколения учёных. И тут очень ярко выступила одна особенность, одно требование – требование высокой чистоты и точности эксперимента. До начала XX века всё это были в основном разговоры, обсуждения, не было чётких критериев, всё это могло быть не очень точно и очень приблизительно. Первые попытки обнаружить у животных способность как-то оценивать количество предметов и этим оперировать, показали, что здесь нужна невероятная чистота эксперимента, невероятная точность. В какой-то момент, когда я этим занималась, прочёсывая литературу, я была потрясена, сколько работ было сделано в корзину, потому что авторы не понимали, что, если они хотят показать, что животное оценивает число элементов, то нужно избавиться абсолютно от всех второстепенных, косвенных признаков. Чтобы речь шла именно о числе элементов, а не об их площади, не об их объёме, не о паттерне расположения элементов и так далее. И эти, в общем, бесплодные попытки сыграли большую роль в понимании того, что во всех исследованиях поведения вообще и мышления в особенности необходим очень жёсткий, строгий подход. И сейчас уже существуют десятки критериев, десятки правил того, что нужно соблюдать, если ты пользуешься какой-то методикой, или придумываешь и вводишь какую-то методику. Иначе очень легко сбиться на каких-то ложных трактовках. И одно из правил изучения поведения животных называется каноном Конви Ллойда Моргана: нельзя приписывать животному какие-то высшие психические способности, если его поведение можно объяснить наличием механизмов, занимающих более низкое место на психологической шкале. Неоднократно наблюдали как хищник или человек подходят к гнезду с птенцами и самоотверженная мать понимает, что гнезду угрожает опасность, рискуя жизнью, изображает, что она ранена и уводит врага от гнезда, прибегает к такому вот обману. Она, конечно, прибегает к обману, но это реакция чисто инстинктивная, которая имеется у ряда видов и которая действительно очень хорошо работает в этой ситуации. Но ничего она не понимает, ничего не изобретает, для неё это не в новой ситуации реакция, не изобретение, это готовая реакция, которая есть в диапазоне многих видов. Поэтому здесь говорить про обман, про то, что какая птица умная, не приходится. В её видовом репертуаре есть вот такая заготовленная в процессе отбора полезная реакция. Таких примеров можно привести очень много.
Интервьюер: А обратные примеры корректно поставленного эксперимента, который бы показывал наличие мышления. Можете какой-нибудь один пример рассказать?
Зоя Александровна: Во-первых, пример, который я вам уже привела, когда смоделировали ситуацию с водой и камнями. Сейчас эта модель очень широко используется при изучении способностей животных разных видов. И в этом случае создаются ситуации, с которыми животные заведомо никогда не сталкивались, для решения которых в их видовых репертуарах никаких готовых решений нет. Создаются ситуации, выйти из которых можно только благодаря тому, что субъект анализирует условия задачи и на основе этого экспресс-анализа принимает нужное решение. И таких примеров очень много. Вернёмся к тому, с чего мы начали. Где-то в 1914 году начались опыты Вольфганга Кёлера, немецкого психолога, который приехал на остров Тенерифе, где была колония из нескольких шимпанзе, и стал им предлагать эти задачи на использование орудий. Ситуации были абсолютно новые не имеющие никаких аналогов в видовом репертуаре. Это был неоценимый вклад в методологию изучения мышления животных, потому что придумано значительное число разнообразных орудийных задач, самых разных, которые предлагаются разным животным и благодаря этому удалось получить сравнительную характеристику, кто это может делать, а кто не может. И надо сказать, что способностью к решению таких задач обладают очень. Это высший уровень мышления. Но как бы умны ни были животные, каких бы удивительных вещей они ни достигали в природе или в эксперименте, мы всегда помним, что наши классики говорили о том, что у животных есть элементарное мышление, элементарная рассудочная деятельность. Говорить о том, что у животных есть та или иная способность можно, если она показана не на каком-то одном примере, не одной задачке, а когда решается комплекс разноплановых задач. И здесь, поскольку задач таких может много и их много изобретено, ещё все любят рассуждать о том, кто умный – кто глупый, кто умнее – кто глупее. Это наши обывательские представления. Объективно, прибегая к таким комплексным экспериментальным оценкам, мы можем говорить о том, что у одних животных спектр когнитивных способностей широкий и включает способность к тому-то и тому-то, а у кого-то он узкий. Конечно, самым широким спектром, понятное дело, обладают человекообразные обезьяны, все четыре вида. На слуху шимпанзе, поскольку они наиболее доступны и на них проводилось больше всего опытов, но практически всё то же самое делают все четыре вида человекообразных обезьян.
Они решают задачи на использование орудий в разных вариантах и целый ряд других тестов, которые, если успеем, ещё упомянём. И, чтобы закончить разговор о методах, я упомяну о том, что в настоящее время наблюдения остаются важным источником знаний о мышлении животных. Но они уже не только копятся от случая к случаю, но проводятся этологами систематически в местах постоянного обитания животных, но про это можно и нужно разговаривать отдельно. Самое главное, что сейчас такой момент, когда знания из этих двух источников постоянно активно объединяются и дополняют друг друга. Вот пример, с которого я начала: когда-то кто-то видел этого ворона, который то ли бросал, то ли не бросал эти камушки, а теперь эта ситуация промоделирована и исследуется на многих животных. Даже существует такое понятие как эзопова задача, потому что когда-то Эзоп написал про это басню. Вот этот момент взаимодополнения двух источников – важная особенность современных исследований.
===========================
