Рисунок по одному малоизвестному крутому мультфильму, очень рекомендую глянуть

Небольшой старый дудлинг

@bazil371/saved/1757390

Я проработал в почтовой службе большую часть сознательной жизни. Начал карьеру сорок далеких лет назад в сортировочном центре и закончу сегодня, опубликовав это сообщение. Они пресекают любые утечки, вполне возможно, что найдут способ замять и это. Но я должен поделиться информацией. Иначе никогда больше не смогу заснуть.

Велика вероятность, что в ближайшем будущем вы получите по почте черный конверт. Если это произойдет, пожалуйста, не вскрывайте его! Тогда, думаю, ничего плохого не случится. В самом конверте нет ничего особенного. Но внутри вы обнаружите белую карточку с вашим именем на ней, написанным красивыми золотыми буквами. И дату. Уверяю вас, вы не захотите знать эту дату. Никто не должен знать дня своей смерти до срока.

В первый раз я увидел черный конверт еще в сортировочной. Помню, как притормозил на мгновение, чтобы изучить бумагу. Кроме необычного цвета, конверт отличался от любого другого по ощущениям. От любого из тысяч и тысяч конвертов, проходящих ежедневно через мои руки. Плотная, почти пористая бумага была теплой на ощупь. Конверт казался несоразмерно тяжелым для своей толщины. Но стоило моей начальнице заметить, что привлекло мое внимание, она тут же затащила меня в свой кабинет и захлопнула дверь.

– Я надеялась, мы не увидим ничего подобного в этом году. – Диана кивком пригласила меня сесть.

Я все еще держал черный конверт. Адрес получателя светился четкими белыми буквами на лицевой стороне. А вот обратного адреса не было.

– Это что-то особенное? – Я протянул ей письмо.

Диана отпрянула назад, будто в моих руках извивалась гадюка.

– Да. Особенное в худшем смысле слова. Обычно парочка таких приходят раз в несколько лет. Некоторые ребята работают здесь десятилетиями и ни разу их не видели. Тебе просто не повезло найти его.

Холодок пробежал у меня по спине.

– Не повезло?

– Мы придерживаемся неофициальной политики в отношении конкретно этих почтовых отправлений. Отсортируй конверт и забудь о нем. Не сообщай о нем. И ради бога, не открывай!

– Отсортировать? Но здесь же нет обратного адреса.

– Его никогда нет. – Диана поднялась. – А теперь, пожалуйста, убери эту гадость из моего кабинета и не упоминай о нем нигде и никому. Будем надеяться, мы еще долго их не увидим.

Я сделал как было сказано, но так и не смог выбросить тот конверт из головы. Помню, что он был слегка влажным, когда я отправлял его в исходящую почту. Будто маслянистым… даже жирным. Прошли месяцы, пока я наконец смог без отвращения смотреть на каждую новую порцию почты. А потом, чуть больше года спустя, мне в руки попал еще один черный конверт. Потом еще один. И за следующие полгода я отсортировал не меньше дюжины подобных. Всегда без обратных адресов. Всегда неправильные на ощупь.

Диана стала меня избегать. Некоторые из коллег, те, что работали в отделении еще когда почту развозили на пони, тоже обходили меня стороной. Казалось, меня окутало мерзкое облако, казалось, это я виноват в том, что черных конвертов становилось все больше…

В то время меня стали мучать кошмары: яркие сны, полные паники, жара, теней и насилия. А на следующий год меня перевели из сортировки в доставку. Думаю, Диана просто хотела, чтобы я убрался из крошечной прокуренной (вы же помните, это было сорок лет назад) комнатушки, которую она считала своим королевством. Мне просто не повезло. И меня это вполне устраивало. Так что, зашнуровав верные ботинки и надев удобную шляпу, я отправился на маршрут.

Сначала меня назначили в тихий райончик на побережье Мэриленда. Вы наверняка знаете подобные места: посыпанные гравием подъездные дорожки, раскидистые дубы с подвешенными качелями, пузатые наземные бассейны… Я любил это место. Всегда набивал карманы конфетами для местных детишек, они частенько выбегали по утрам в надежде получить посылку, подарок или заветное письмо. Еще я носил мозговые косточки для местных собак, которые относились ко мне куда более дружелюбно, чем ожидалось. За четыре года работы на этом маршруте меня всего лишь раз преследовала собака, и то, когда ретривер догнал меня, оказалось, что он просто очень хотел поиграть.

Воспоминания о черных конвертах и подозрительных взглядах коллег быстро поблекли на фоне свежего воздуха и солнечного света – желанных спутников новой должности. До одной доставки. Бетти Мейджорс была милейшей пожилой дамой с серебристыми волосами, являвшейся мне в бесконечном параде цветастых халатов. Она всегда встречала меня у почтового ящика в конце подъездной дорожки, чтобы лично забрать свою почту. Обычно я задерживался на минутку-другую поболтать, пока она вскрывала письма.

Я как раз сообщал о своей помолвке с красоткой, живущей через два города от нас, когда увидел, как Бетти нахмурилась. Она озадаченно смотрела на кипу почты в своих руках. У меня мгновенно и необъяснимо скрутило живот, и чувство это быстро переросло в страх, стоило мне проследить за ее взглядом. В руках у старушки чернел знакомый конверт с белыми буквами.

– Странно, – пробормотала она, осторожно вскрывая печать.

Я с трудом подавил иррациональное желание вырвать конверт у нее из рук. Мне оставалось только наблюдать за выражением лица женщины, пока она читала сообщение внутри. Бетти казалась смущенной.

– Обратного адреса нет? – спросила она, взглянув на меня.

– Похоже, что нет. Могу я спросить… это не мое дело, но…

Бетти пожала плечами и продемонстрировала мне маленькую квадратную карточку.

– Похоже на приглашение, но не сказано, куда.

Золотые буквы. Белый картон. Имя Бетти и дата, примерно через пару недель в будущем. Вот и все.

Я пожал плечами в ответ и попытался выдавить улыбку.

– Вероятно, дата свадьбы, дня рождения или похорон.

– Все три варианта звучат слишком сложно в моем возрасте, – хихикнула Бетти, переходя к следующему письму.

На этой ноте мы распрощались, и я закончил обход. Но, как ни пытался выбросить черный конверт из головы, все же не мог не испытывать беспокойства. А потом пару недель спустя Бетти не встретила меня у почтового ящика. И беспокойство переросло в панику. Я решил принести письма прямо к ее входной двери, на случай, если она приболела или занята.

Но на стук открыла незнакомка. Молодая женщина с опухшими от слез красными глазами. Внучка Бетти. Моя клиентка – мой друг – скончалась от инсульта рано утром. Кто-то из членов семьи приехал в гости на праздник и обнаружил ее тело сразу после рассвета. Я едва разминулся с машиной скорой помощи, которая увезла ее.

Никогда раньше я не был религиозен, но после того дня начал ходить в церковь. И каждый раз повторять одну молитву:

Господи, не надо больше черных конвертов.

Три года мои молитвы были услышаны. А потом пришел еще один. Тот же район, тот же результат. Этот несчастный скончался через три месяца после получения конверта. На следующий год – еще один конверт и еще одна смерть. Но умирали и другие люди, те, кому я не доставлял странных писем. Во всем этом не было ни смысла, ни системы. Так что мне оставалось только продолжать делать то, что делаю, и молиться за тех, кому пришел черный конверт. Все они умирали в течение года. Я утешался мыслью о том, что никто из них и не подозревал, что означает эта дата. Хотя… страх на некоторых лицах подсказывал, что кто-то мог и догадаться.

Шли годы. Меня повысили до администратора. В этом году я надеялся выйти на заслуженный отдых. Пока несколько месяцев назад менеджер сортировочной не пришел ко мне в офис, донельзя потрясенный.

Черные конверты. Дюжины. Сотни. Больше, чем он когда-либо видел. Больше, чем кто-либо когда-либо видел. Не все сотрудники поняли, что в письмах скрывалось нечто ужасное, но слухи уже расползались. Сверху спустили приказ замедлить все службы, вести себя так, будто ничего не произошло. Спрятать голову в песок. И еще кое-что. Неофициальный приказ: потеряйте все черные конверты, выбросьте их, уничтожьте.

Но в этом не было никакого смысла. Мы мешками сжигали ублюдков в мусорном контейнере, а на следующий день письма возвращались в сортировочную. Никто не мог понять, как это происходит. Никто не мог понять, кто приносил конверты и как его остановить. Одни и те же имена и адреса возникали в корзинах снова, снова и снова, пока мы не смирились и не доставили их.

Мы пытались сохранить все в тайне, насколько это возможно, не знаю, сколько сотрудников поняли, что происходит… может, с десяток? Идеально. Может, даже меньше. Полагаю, правительство боится массовой паники, если информация просочится. И я понимаю их опасения, но все рано публикую это потому, что, что бы мы ни делали, конверты все продолжают поступать. А люди продолжают их открывать, и, даже если и не понимают, что означает дата, все равно она отпечатывается в их памяти. Думаю, да. Появляется в их снах. Съедает те крупицы времени, что у них остались, и заставляет метаться от беспокойства.

Так что я отправлю это сообщение и уйду. Постараюсь насладиться тем, что мне отпущено. Видите ли, недавно я обнаружил черный конверт, адресованный мне. И ничего не смог с собой поделать. Я открыл его. И прочитал дату.

Всегда кажется, что у тебя будет больше времени.

Любопытство – злобный зверь. Когда в начале этого года нас завалил целый поток черных конвертов, я не выдержал, тайком вынес дюжину из сортировочной и прочитал в своем кабинете. Если слегка нагреть клей, конверты всегда можно снова запечатать без следа. Дюжина имен. Дюжина незнакомцев. И для каждого этими мерзкими золотыми чернилами сверкает одна и та же дата.

Еще несколько месяцев после этого я наугад вытаскивал из кипы по паре конвертов. Всегда одна дата. Всегда. И горы конвертов. Сотни. Тысячи.

Я думаю, грядет нечто ужасное.

~

Оригинал (с)Grand_Theft_Motto

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Посыпав пармезаном аппетитные свежеприготовленные тортеллини с курицей и шпинатом, я смахнула половину блюда в раковину и с раздраженным вздохом включила измельчитель мусора. Я ненавидела необходимость каждый раз выкидывать половину еды.

Единственной причиной, по которой я переехала в эту квартиру, была низкая цена, так как я потеряла работу, а мои последние сбережения стремительно таяли. Я точно сделала это не из-за удушающей атмосферы и сомнительных соседей, и уж точно не из-за коробок с едой, которые ежедневно оставляли у моей двери.

Лида заглянула в тот же день, когда я переехала. Указав на дырявые углы, которых следует избегать, предложив доступные ловушки для тараканов и научив меня запирать окно с помощью метлы, она упомянула о коробках.

Я подумала, что это шутка, но она была очень серьезна. Я должна готовить еду каждый день, выбрасывать половину в раковину и немедленно съедать остальное. Она казалась такой беззаботной, но меня это как-то не убедило. Кто посылал еду? Зачем? Что будет, если я откажусь?

Она не дала однозначного ответа. Она знала только то, что ей сказал предыдущий жилец, а ему тот, кто жил до него, и так далее. Происхождение неизвестно. Владелец квартиры даже не знал, что это происходит, и Лида подчеркнула, что я не должна ему об этом говорить.

Также она подчеркнула, что я не должна нарушать правило. Почему? Она сказала, что это мера предосторожности, заявив, что за все время, что она здесь жила, эту квартиру ни разу не грабили. Она правда намекнула, что эта дурацкая “необходимость” ее защищает? Она пожала плечами и сказала, что все возможно. Она не ставила под сомнение абсурдность всего этого, но у нее вызвало вопросы мое сопротивление.

Она заверила меня, что ела из коробок каждый день в течение года, пока жила здесь, и еда была нормальной. Без шуток. Без яда. И без обязательств. Просто выкидывай половину и ешь оставшееся. Она начала перечислять различные блюда, и мой пустой желудок заурчал. Я не ела нормально несколько дней, и поэтому быстро сдалась.

Сейчас, через месяц после того, как я начала вкусно питаться, утихло мое беспокойство, но не презрение. Выключив измельчитель, я схватила оставшиеся тортеллини и плюхнулась на пол, съедая мою единственную пищу за сегодня. Несмотря на вылизанную до блеска тарелку, мой желудок все еще жаловался, и я уставилась на раковину. Половины порции недостаточно, и мне не нравилось выбрасывать часть прекрасной еды. Черт, я каждый раз так старалась! Я устала следовать этим нелепым правилам. Завтра я собиралась съесть целую порцию.

И я это сделала.

На следующей неделе я готовила и съедала блюда целиком. И ничего не случилось. Признаюсь, я нервничала первые несколько дней, но конец света не настал, коробки продолжали приходить, и я почувствовала себя ужасно умной от того, что первая догадалась нарушить это нелепое и расточительное правило. Пока еду доставляли прямо к моей двери, я собиралась ее съедать. Всю.

Восемь дней спустя я поняла, что мои действия чуть не стоили мне жизни.

Той ночью меня разбудил мочевой пузырь, и я потащилась в ванную. Вымыла руки и вернулась обратно к своему спальному мешку, и только тогда заметила необычный сквозняк. Прежде чем я успела понять, откуда он взялся, меня сбила с ног поразительная сила.

Сердце забилось в горле и, вероятно, выскочило бы у меня изо рта, если бы не рука, сдержавшая мой крик. Потное зловоние заполнило мои легкие, пока я боролась под тяжестью плоти и костей, панические мысли проносились в голове ужасающими сценариями.

Холодный металл пистолета прижался к виску, резкий шепот приказал молчать, и я подчинилась. Дрожа на полу лицом вниз, я затаила дыхание, а когда я поняла, что мой нападавший кряхтит и шарит по телу руками, в ужасе распахнула глаза. Открытое окно смотрело в ночь. Метла, которая должна была его подпирать, валялась на полу. Проклятье, я должна была быть аккуратнее!

В мгновение ока незваный гость засунул грязную тряпку мне в рот и заломил руки за спину. Связал запястья, потом лодыжки. Только тогда он слез и перевернул меня, я наткнулась на дикий взгляд его впалых глаз под спутанными волосами. Он точно был под чем-то, и это пугало. Он точно знал, чего хотел. Он пришел сюда за чем-то и не уйдет без этого. Вопрос, за чем он пришел?

Эта тайна раскрылась быстро, он потребовал рассказать, где я храню драгоценности. Я уставилась на него, не веря своим ушам. Он что, не видит, в какой нищете я живу? У меня нет даже мебели! Он думал, что мой потертый спальный мешок набит наличными? Золото спрятано в ржавой духовке? Бриллианты хранятся за разбитым радиатором?

Мое озадаченное молчание было не тем ответом, что ему нужно, он ударил меня в лицо, и я закричала. Он снова занес кулак, я вздрогнула, всхипывая в кулак, и кивнула на свои скудные пожитки: кошелек и телефон.

Он направился к ним, и я отползла, слезы обжигали глаза, а щека пульсировала в такт колотящемуся сердцу. У меня было ровно одиннадцать долларов, двадцать пять центов и телефон с треснувшим экраном, этого было недостаточно, чтобы успокоить его. Он выглядел отчаявшимся. Достаточно отчаявшимся, чтобы убить. Я должна была спасти себя, пока не стало слишком поздно.

Я добралась до кухни, не сводя глаз с ящиков, пока он разочарованно рылся в моем бумажнике. Мне просто нужен нож, чтобы разрезать веревки, и тогда я смогу убежать. Балансируя на коленях, я наклонилась и протянула дрожащие руки в поисках ручки. Нащупала, потянула… ящик не сдвинулся с места. Хуже времени для капризов не придумаешь. Я подергала ручку, как делаю обычно, но мое положение было не подходящим, и ящик не сдвинулся с места.

После особенно сильного рывка я потеряла равновесие и испуганно обернулась к двери. Незваный гость вошел, направив на меня пистолет. Я закричала и прижалась к шкафам, сердце билось о грудную клетку, кровь отхлынула от лица…

А затем кровь отхлынула от его лица.

Я проследила за застывшим взглядом мужчины и закричала еще громче: из раковины вылезало дьявольское существо.

Оно возвышалось над нами и выглядело как огромная мохнатая сороконожка: заостренные щетинистые конечности торчали из длинного чернильного тела, а изо рта выступали шипы. Качнувшись вперед как будто в бесконтрольном падении, оно обрушилось на грабителя, оборвав его крик ударом клыков в горло.

Это не заставило меня притихнуть, и я продолжила кричать сквозь кляп, наблюдая, как монстр продолжил атаковать мужчину, колотя острыми лапами по его телу, как жуткая пишущая машинка. Они боролись не так уж близко, но это не помешало брызнувшей крови запятнать все поверхности в кухне, включая меня.

Несколько раз проткнув тело острыми лапами напоследок, монстр остановился, и я в ужасе наблюдала, как он начал заталкивать изуродованное тело в рот, острые ножки постукивали по треснувшей плитке с волнением, будто ему впервые удалось сытно поесть за многие годы. Он поглощал убитого как змея, целиком, и рвота пыталась прорваться сквозь мои крики, обжигая горло.

Когда человек полностью исчез, существо несколько раз сглотнуло и начало биться в судорогах. В какой-то обнадеживающий момент я подумала, что оно задыхается и умирает, но, к моему ужасу, оказалось, что так его сильные мышцы пережевывали тело, под аккомпанемент треска костей.

Конвульсии прекратились, и я в шоке молча наблюдала, как его острые лапы втягиваются в пропитанный кровью мех. Теперь оно выглядело скорее как гигантская гусеница, чем сороконожка. Дыхание с хрипом вырывалось сквозь истерзанное криком горло, сердце бешено колотилось, а я в ужасе ждала, что будет дальше.

Монстр скользил по полу, поглощая каждую капельку крови, до которой мог дотянуться. А затем поднялся вертикально, облизывая трубы, мебель и потолок. Теперь он не торопился и это лишь усилило мое беспокойство. Вскоре нетронутым остался только мой угол, и оно повернулось ко мне, впервые показав лицо.

Я ожидала не этого. Представляла клыки, усы и сложносоставные глаза, но вместо этого увидела округлую морду, висящие уши и глубокие шрамы на месте глаз. В любой другой ситуации такое зрелище могло бы показаться милым, но в тот момент лишь вызвало крик ужаса, когда существо скользнуло ближе.

Я прижалась к шкафам, не в силах пошевелиться, приглушенные крики эхом блуждали вокруг, но, казалось, это не заботило существо, слизывающее кровь вокруг меня. Когда его язык наконец коснулся моей ноги, сердце почти остановилось. Я была уверена, что буду следующей в меню.

А потом оно прижалось ко мне.

Я глянула сквозь зажмуренные веки, сглотнула и нахмурилась в неловком замешательстве, когда оно свернулось калачиком рядом, положив большую голову мне на колени. Крик постепенно сошел на нет, напряженное тело дрожало от адреналина. Оно убило нападавшего, очистило место преступления, а теперь обнимается?

Стук в дверь напугал нас. Это соседи пришли проверить, все ли в порядке, и я ахнула, испугавшись, что монстр нападет на них. К моему удивлению, вместо этого он съежился, скользнул к раковине и вытянулся, ввинчиваясь в канализацию.

Дверь с грохотом распахнулась, вбежали соседи, увидели меня, связанную в углу и дрожащую от шока, и застыли, не веря своим глазам. После того, как меня освободили и я смогла говорить, я рассказала о грабителе, но придумала для него более счастливый конец, сказав, что он сбежал. Как бы сильно это существо ни напугало меня, оно спасло мне жизнь, и я не хотела, чтобы у него были проблемы. Тем более, кто бы мне поверил?

Разве что Лида.

Я решила позвонить ей утром, но за всю ночь так и не сомкнула глаз, размышляя. Это то существо, которое мы кормили все это время? Лида была права? Оно правда защищало нас? Оно было слишком слабым, чтобы отпугнуть грабителя до того, как он напал на меня, потому что я неосознанно морила его голодом больше недели? И, несмотря на это, оно почему-то было так ко мне привязано, что не съело, спасло мою жизнь и прижалось ко мне?

Я надеялась, что это было именно так. Существо не выглядело враждебно по отношению ко мне, но осталось много вопросов без ответов и неточностей, и я надеялась, что Лида сможет дать ответы.

Она не смогла. Я не упоминала о монстре прямо, побоявшись, что она не поймет и решит, что я тронулась. Просто спросила, знает ли она, что защищает нас, и не выскальзывало ли что-то необычное из кухонной раковины. Она сказала, что нас защищает ежедневный ритуал, такая современная версия древнего жертвоприношения богам, а затем предложила позвонить арендодателю, чтобы решить вопрос с вредителями.

У меня все еще не было ответов. Я была слишком бедна, чтобы съехать из квартиры, и, не желая искушать судьбу, решила продолжить выбрасывать половину еды в раковину. Если это существо готово защищать меня, я должна быть к нему доброжелательна.

На следующий день я принесла коробку на кухню, приколола рецепт к холодильнику и начала готовить острую пиццу с лососем, не сводя глаз с раковины. Когда я повернулась к рецепту, пробежав пальцем по инструкции, он выскользнул из-под магнита и упал на пол. Такое случалось время от времени, но в этот раз глянцевый листок улетел под холодильник.

Не желая лезть туда рукой, я взяла вешалку для одежды, выпрямила ее и отправилась на “рыбалку”. Из-под холодильника появились раскрошившиеся хлопья, окаменевшее куриное крылышко, колпачок от ручки, визитка продавца подержанных автомобилей, два дохлых таракана, наконец-то рецепт, а с ним листок странной пожелтевшей бумаги.

Движимая любопытством, я стряхнула с него пыль и начала читать, все больше поражаясь с каждым словом.

***

11.12.2013

Дорогой арендатор,

я переехал в эту квартиру, чтобы заботиться о своем спасителе. Видишь ли, я был охотником, и у меня последняя стадия рака. Я был беспечным, и мне было безразлично, когда смерть решит забрать меня.

Но Алесте было не все равно. Она защитила меня, когда я схватился с медведем, возникнув из ниоткуда и чуть не погибнув сама. Никто не делал для меня такого, и я был тронут ее самоотверженностью.

Алеста была ранена и потеряла зрение. Она больше не могла охотиться, и я чувствовал ответственность. Я предложил ей жить со мной. На последние свои сбережения я подписался на десятилетнюю программу по приготовлению пищи. Я знаю, что так долго не проживу. Может быть, она тоже, но я все равно прошу тебя, дорогой жилец, продолжать чтить ее.

Каждый вечер готовь еду и оставляй ее в шкафчике под раковиной. Потом иди спать. Если на следующее утро тарелка будет полной, делай с едой что хочешь. Если пустая – не беспокойся. Просто продолжай уважать моего спасителя, и ты будешь в безопасности и под защитой все время, пока будешь здесь жить.

Дорогой жилец, все, о чем я тебя прошу, – это исполнить последнее благородное желание умирающего человека. Пожалуйста, не говори об этом никому, особенно домовладельцу, но если будешь переезжать, передай это письмо следующему жильцу.

И когда 11 декабря 2023 года истечет десять лет, пожалуйста, друг, подумай о продлении. Алеста заслуживает этого.

Благодарю тебя и будьте счастливы,

Каллум.

***

Ошеломленная, я отложила письмо. Значит, это существо действительно защитник. Алеста. Привезена сюда, на попечение умирающего человека. Каллум очень доверял кучке незнакомцев, но, думаю, у него не было выбора. Он мог, по крайней мере, сказать нам, с чем мы имеем дело, но, возможно, он не верил, что мы примем интересы Алесты. Я удивлена, что мы все следовали этому правилу, несмотря на то, насколько загадочным оно было. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не появилась я.

Я снова посмотрела на письмо. Была бы я более склонна подчиняться, если бы получила это? Я никогда не узнаю, потому что один из предыдущих жильцов потерял письмо и передал сообщение устно, просьба передавалась от человека к человеку, как игра в сломанный телефон, пока мы не стали кормить Алесту половиной предназначенной еды через раковину.

Это больше не должно продолжаться. Я больше не хочу, чтобы Алеста пряталась. Она спасла мою жизнь, и я хочу о ней позаботиться.

Приготовив острую пиццу с лососем, я положила ее на пол и села рядом, скрестив ноги. Собравшись с духом, я прочистила горло и позвала ее по имени.

– Алеста?

Тихое бульканье донеслось из слива.

– Алеста, ужин. М-м, еда. Вкусная еда.

Я никогда раньше не встречала такого существа, как Алеста, и понятия не имела, насколько она разумна.

– Выходи, все в порядке. Ты больше не должна есть в канализации. Ты можешь жить здесь со мной.

Я затаила дыхание, когда она высунула голову из раковины, принюхиваясь к воздуху.

– Привет, Алеста.

Она снова забулькала. Кажется, ей нравилось слышать ее имя. Ей дал его ее единственный друг. Я указала на пиццу и улыбнулась, прежде чем вспомнила, что она не видит.

– Эта пицца вся для тебя, – я с сожалением посмотрела вниз, – прости, что не кормила тебя последнюю неделю. Такого больше не повторится.

Я не могла не напрячься, когда она скользнула ближе, длинное тонкое тело сжалось в шарик передо мной. К этому нужно было привыкнуть. От нее пахло ржавчиной и старым салатом, и я надеялась, она не будет против искупаться, раз ей больше не нужно прятаться.

Из ее меха торчали две заостренные ноги, и они вслепую шарили вокруг, пока не нашли тарелку. Я с удивлением наблюдала, как она разделила пиццу и подвинула половину ко мне, но я отодвинула ее обратно.

– Нет, это все для тебя, так хотел Каллум.

Когда я сказала это, у меня заурчало в животе, и Алеста защебетала в ответ и снова подтолкнула ко мне половину. Она принялась за свой ломтик, а я улыбнулась со слезами на глазах и потянулась за своим кусочком. Первый раз я была рада, что потеряла работу.

И когда я найду новую, никто из нас больше никогда не будет голодать.

~

Оригинал (с) SkittishReflections

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

@bazil371/saved/1757390
А ещё напоминаю, что для того, чтобы видеть все выпуски, нужно включить отображение NSFW.

Честно говоря, не понимаю, почему Тима не удивляет, что под его кроватью находится портал в мир монстров, для него это как будто в порядке вещей.

Главы: 1 • 2 • 3

~

В цепях и оковах бредем через топь,

Они нас истязают живьем.

Устали тела и разорвана плоть,

Для Ликетисплит мы поем.

***

Задолго до того, как римляне высадились на эту вымокшую каменную глыбу, до того, как они принесли свои бесконечные дороги, и цифры, и сладкие вина, эта земля принадлежала другим. Задолго до того, как ее назвали Англией или Британией, Земля принадлежала им.

Племенам. Кочующим, трахающимся, рисующим и воюющим. Племенам, которые стонали на прибрежном солончаке, которые знали землю и принимали ее дары: оленей, волков, маленькие красные ягоды на кустах, вырастающих не выше голени, шипы, чертополох и диких собак. Племена, которые молились неназванному нечто, не нуждающемуся в имени.

Существам. Бродящим в темноте на краю зарева костра. Живущим в ручьях, деревьях и в земле под ногами.

Существам, живущим в песнях.

И была песня.

Когда римляне пришли в город, теперь известный как Итч, и превратили его жителей в скот, когда они перерезали глотки мужчинам, окропив голодную землю кровью, когда они сделали рабами женщин и детей, а слабых и старых сбросили в холодные воды и велели плыть – когда пришли римляне, они думали, что смогут изгнать и то, чему молились племена.

Они думали, что смогут изгнать то, о чем пели племена.

Но племена не переставали петь. Даже в кандалах. Даже когда их уводили к побережью на рабовладельческие корабли. Они не переставали петь, получая вожделенный глоток мутной речной воды, не переставали петь, когда плети рассекали их плоть, превращая кожу в пропитанные кровью лохмотья. Они пели разбитыми губами и глотками, пересохшими настолько, что каждый вдох давался с болью. Пели в гуще шторма, в холодной пыли морских брызг, когда ветер крал их голоса и заталкивал слова обратно в горло.

Слова менялись. Менялись от мужчины к мужчине, от женщины к женщине, вместе с изменяющимся миром, но мелодия оставалась прежней.

И даже изгнанные прочь, римляне не смогли избавиться от мелодии. Она засела у них в головах, зыркая из сумрачных лесов, оживая в стрекотании кузнечиков и мышином писке, разносясь с раскатами грома. И мелодия не забыла их. Не забыла жестокое вторжение. И не позволила бы им забыть.

Они пытались взять все под контроль. Пытались запретить песню, но тщетно. Не им было заканчивать эту песню.

Они находили своих людей мертвыми с расколотыми челюстями и глотками, лопнувшими, как бурдюки с вином.Тех, кто сам стал себе мечом, тех, кто готовы были петь песню любому, кто хотел слушать, пока не упьются вусмерть, тех, кого видели поющими на вершине утеса, и больше не видели никогда.

Эта земля не принадлежала им.

И они знали это.

***

– Айзек, Ликетисплит и песня – это одно и то же.

Я пытаюсь осмыслить ее слова. Нечто древнее, дух, фэйри, осталось в умах города, использует город и позволяет городу использовать свои силы. Нечто непредсказуемое и могущественное.

Блейк прерывает мои размышления.

– Оно сама песня. Это не разные вещи, Айзек. Оно может существовать только вместе с песней, а песня не существует без него. Своеобразная совесть города. Оно использует людей, действует через них, считая, что так защищает город. Как защищало его много-много лет.

– Но эти убийства, эти смерти – те люди не делали ничего плохого…

– Ничего, о чем бы мы знали. Но не думаю, что Ликетисплит руководствуется теми же рамками, что и мы. Оно питается, когда голодно, защищает тех, кого хочет защитить. Древние язычники верили в духов рек и деревьев, что ж, а это дух песни. – Блейк замолкает на минуту, а потом снова начинает говорить, и голос ее звучит громче. – Если это совесть города, Айзек, ты знаешь, что мы должны сделать.

Я знаю. Но не хочу этого признавать.

– Мы должны пойти к сараю, туда, где упала Джейн.

Я закрываю глаза и пытаюсь не сорваться.

– И надеяться, что оно простит нас.

У нас есть немного времени на подготовку. Мы оба понимаем, что значит это решение и чего оно может стоить. Вспоминаю о своем нервном срыве: как я проснулся с лицом, покрытым кровавой коркой, с прокушенными губами, неспособный двигаться, охваченный онемением, щупальцами спускающимся от мозга до пальцев ног… Думаю о Блейк, на все эти годы оставшейся в одиночестве и молчании, рядом с матерью, почти ушедшей навсегда. О Блейк, брошенной всего в нескольких километрах от места, где произошло непоправимое, в богом забытом городишке.

Перед тем, как выйти, Блейк обнимает меня. Мокрая и горячая от слез щека прижимается к моей шее. Мгновение мы так и стоим, среди старых книг, рассыпанных бумаг, мокрые от пота и дождя, грязные… И просто дышим.

Вдох.

Выдох.

Она отстраняется, и мы отправляемся.

Тихо пробираемся по улицам и видим все больше людей. Они выходят. Старые и молодые, знакомые и незнакомые. Толпятся в окнах и дверных проемах, смотрят на нас и поют, и теперь мы знаем, почему. Они знают, что произошло, всегда знали. И песня знает.

Путь другой вам не открыть,

Конец в начале скрыт.

Твою вину не искупить,

Впусти Ликетисплит.

Мы идем. И чем ближе подходим к реке, тем гуще становится толпа. Все больше и больше людей, сотни лиц стекаются со всех сторон. С дорог, из леса, и все смотрят на нас. Некоторые одеты в рваные костюмы, другие в мешковину и кожу, с боевым раскрасом на лице, в туниках и мантиях, шатающиеся, как пьяные, голые, дымящие трубками, с инструментами в руках, с оружием, с книгами… И все они смотрят на нас, и все они напевают один и тот же мотив.

И в толпе то и дело мы видим проблески бледной кожи, мешанину костей и суставов, бегующую на четвереньках, оно, снующее между ног, заползающее на плечи, выглядывающее из приоткрытых ртов, из-за зубов, из темноты их глоток… Нечто, процветающее в песне, которую все они поют, которая ему необходима, которое само песня.

А когда мы ступаем на луг и видим сарай, у которого привязывали лодку, пение обрывается.

Тишина.

Мы идем по мокрой от росы траве рука об руку.

И прошлое снова разворачивается перед нами во всех мучительных подробностях. Вот мы вчетвером пьем, Джейн не замечает выражения наших лиц, а мы рассказываем страшные истории о том, что прячется в сарае, что там живут чудовищные твари, кишащие в темноте… Вот мы берем ее на слабо, а она соглашается, отчаянно желая стать нашим другом, проявить себя. И нам, взрослым нам, остается только смотреть, как подростки с нашими лицами запирают за ней дверь сарая, как она кричит и бьется внутри, колотит и просит выпустить ее…

Я хочу отвернуться, хочу притвориться, что ничего этого не было, но у меня нет выбора.

Падение.

Стук ее головы о борт лодки.

Наша паника, попытки помочь ей.

Лодка, скользящая к берегу, такая тяжелая…

Треск раскалывающегося черепа, вылетающих зубов, хруст позвоночника…

Я не могу этого вынести, не могу снова переживать это, зная, что бессилен помочь, что не могу ничего поделать, поэтому я бегу к реке, наклоняюсь, пытаясь развеять видение, помочь ей… слышу, как Блейк кричит мое имя, но не знаю, реальная ли или призрак.

Склоняюсь над просветом между берегом и лодкой, где кровь чернеет масляным пятном на воде. Пытаюсь схватить Джейн, вытащить ее…

Но это не Джейн.

Из воды мое запястье хватает костлявое, зубастое существо и злобно смотрит мне в глаза. Ликетисплит.

Оно вцепилось в меня, тянет и тянет с ужасной силой вниз, в глубину. Пытаюсь отползти назад, но не выходит: оба моих запястья теперь в стальной хватке твари. Бледные пальцы перебираются вверх по моим рукам, сжимая так крепко, что я не чувствую пальцев… а из-под воды звучит та мелодия. И я вижу, чего хочет Ликетисплит. Меня. Мои легкие, наполненные водой. Мои остекленевшие глаза.

Существо все тянет, глубже уходя под воду, и я наконец теряю равновесие и падаю, не в силах остановиться или замедлить падение. И вокруг, во вспенившейся воде, только щелкающие зубы, разверстый рот и глаза, с яростью впивающиеся в меня…

На мгновение над водой воцаряется тишина.

Безмолвие.

Воздух еще есть. Я ничего не вижу.

И я один.

В темноте под толщей воды передо мной разыгрывается история. Вокруг меня.

Вот я у древнего костра, танцую у самого огня, пою ту же песню, что пели мои предки, и, взявшись за руки соплеменников, перепрыгиваю через горячие угли.

Вот я среди центурионов, трясусь от холода на этой проклятой промозглой земле, мелодия застряла в наших головах, и мы пытаемся не поддаться, не петь ее, с надеждой глядя на лезвия мечей и высокие утесы.

Я – лесная река, несу воды мимо стольких мест, стольких людей, и пою свою песню, все ту же песню – часть этого края, неизменная, как сама Земля, как корни и долины…

Я в Итче передаюсь из поколения в поколение. Я в их секретах, их заботах, их личной вине и надежде, в их любви, в их сожалениях и мечтах…

Я отец Джейн, молчаливый и оцепеневший от горя, гнев прочертил во мне бездонную рану.

Я мать Джейн, которая не может больше этого выносить, которая отказывается есть, перестает пить, которая уходит и исчезает.

Я Блейк – еще подростком – с Джейн на коленях. Разорванное, неузнаваемое лицо запрокинуто ко мне, и я пою Джейн песню, глажу ее по волосам, пытаюсь, во что бы то ни стало, удержать ее в сознании до приезда скорой, до приезда ее родителей.

Я Майкл, расхаживающий взад-вперед как заведенный. Сердце колотится о ребра, чувство вины сжигает меня изнутри, извивается, как угорь под кожей, во рту сухо, горячие слезы текут по моему лицу, но я не знаю, чьи они.

И, всего на мгновение, я сама Джейн, испуганная, отчаянно пытающаяся завести друзей, произвести на нас впечатление, жаждущая, чтобы мы полюбили ее так же, как она любила нас… Липкий ужас, когда она, спотыкаясь, выбирается из сарая, шок от погружения в холодную воду, жуткая боль, с которой раскалывается ее голова…

Ликетисплит хочет, чтобы я знал. Хочет, чтобы я знал все и даже больше, хочет, чтобы я понял свое место в песне, понял, что это не моя песня, что я просто одна из ее частей. Что песня существует гораздо дольше, чем я, и будет существовать, когда меня не станет – что я всего лишь один из ее куплетов, и этот куплет, этот куплет ужасен и болезнен, и никто не может петь его, кроме меня.

Не знаю, как долго я пробыл под водой.

Я уже почти не знаю, кто я.

Открываю рот, чтобы вдохнуть.

Ты зашел далеко, назад пути нет,

Дальше не бывает.

Старинной песни новый куплет,

Ликетисплит знает.

Ликетисплит знает.

Ликетисплит знает…

***

Я прихожу в себя в постели. Знакомое ощущение: подбородок и горло все в корке засохшей крови. Снова кусаю губу, уставившись в потолок.

Думаю, что снова один.

Думаю, что все началось снова, что я долго был в анабиозе, забыл, что происходило после удара , и снова потерял контроль. И теперь я весь в крови и с кашей в голове, понимаю, что понятия не имею, как выбрался из воды, возможно, Блейк вытащила меня, возможно, она нырнула за мной, поранилась, возможно, город все же добрался до нее, город или Ликетисплит, и это ощущение беспомощного незнания окончательно лишает меня сил, приносит понимание, что могло случиться что угодно, что я снова одинок, что я сам позволил этому произойти, – ровно так же, как много лет назад, – понимание, что Ликетисплит получил, что хотел, как и всегда получал…

– Ты очнулся. – Блейк входит в дверь, волосы распущены, кружка в руках. – Ты провалялся без сознания какое-то время. Но, что бы там ни было, он с нами закончил.

На моем лице, должно быть, написано непонимание, вопросы, которые я хочу задать… Блейк кивает и присаживается рядом. Берет меня за руку.

– Все кончено.

Повисает молчание. Ветер за окном. Пение птиц.

– Но я все еще здесь.

Утреннее солнце пробивается сквозь облака. Она сжимает мою руку.

– Я здесь.

***

Ты видел все, кулисы сводят,

Певец поклон отмерь.

Хоть древние и не уходят,

Все кончено теперь.

Все кончено теперь.

~

Оригинал (с)Max-Voynich

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Огромное спасибо всем, кто помогает проекту, вы делаете жизнь нескольких людей чуть лучше!

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевели Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Главы: 1 • 2

~

Наш разум глубок, беда не забывается,

Рожденный главами стонет.

Не скроешься, хоть и стараешься,

Ликетисплит все помнит.

***

Идем к лесу. Ночь тяжелыми масляными пятнами липнет к нашей коже.

Мы все ближе. К лесу, к высоким черным деревьям-исполинам, к семенам, подмигивающим нам из земли бледной эмалью… Грудь сдавливает тревога, но я стараюсь взять себя в руки.

Но ничего не могу поделать. Джейн проползает в мою голову, в мою память. События проигрываются как в замедленной съемке…

…напившись дешевого сидра, мы запираем ее в сарае. Шумим и гремим, говорим, что нечто осталось там, в темноте, вместе с ней… Помню, как отчаянно она колотит в дверь, умоляет нас выпустить ее, а потом мы пытаемся сделать это, и ничего не выходит… Замок заклинило.

Она кричит, что это не смешно, что там что-то есть, она уверена. Что оно подходит все ближе, крадется в темноте… А мы кричим, что пытаемся, пытаемся, пытаемся! И на самом деле пытались. И все еще пытаемся. Но дверь заклинило и…

В лесу совсем другая темнота. Величественная. Как ни стараемся, мы не можем избавиться от ощущения, что мы не одиноки. Никаких птиц. Я хочу сказать что-нибудь Блейк, подбодрить ее, но молчу. Мы бредем по тропинке, освещенной ее фонариком, и медленно спускаемся с холма. Спешим как можем, но земля вся взрыта узловатыми корнями.

А вокруг сплошные зубы.

…она снова толкает дверь всем телом, и та распахивается, выпуская Джейн – девчонку на год или два младше нас. По инерции она все бежит вперед, заваливается вправо, поскальзывается на мокром берегу и падает в реку. Голова цепляется за край лодки. Короткий, резкий хруст…

А потом снова тишина. И лишь вода плещется о борта лодки, о берег…

Мы идем дальше. Блейк храбрится. То и дело начинает говорить, успокаивать себя, успокаивать меня, твердить, что уже недалеко, что мы все ближе, что она надеется, что с Майклом все в порядке… Я слышу, как дрожит ее голос: Блейк напугана не меньше моего.

Иногда я слышу, как позади хрустят ветки, осыпается земля. Что-то, кто-то следует за нами. Идет по пятам. Что бы это ни было, оно держится на расстоянии, наблюдает за нами, тяжело дыша.

…Блейк бежит к ней на помощь первой, чтобы попытаться схватить ее, но оступается, хватается за лодку, и та медленно начинает уплывать прочь. Блейк кричит. Мы с Майклом слишком пьяны, чтобы сразу отреагировать, но через секунду бросаемся к лодке и тащим ее на берег.

Блейк помогает, и на мгновение нам даже кажется, что мы все делаем верно…

Джейн появляется из воды, хватает ртом воздух, повалившись на мокрую гальку кромки берега. На лбу у нее огромная ссадина.

Уже ничего не исправить. Слишком поздно. Время будто замедлилось, столько всего происходит в невыносимо долгие секунды…

Лодка.

Нет никакого трения. Тонны металла и дерева запущены к берегу нашими руками.

Лодка не остановится. Медленно, но верно она приближается к прибрежным камням.

И единственное, что стоит у нее на пути, – голова Джейн…

Сквозь деревья пробивается свет уличных фонарей над дорогой: Бекфорд-роуд.

Блейк не выдерживает. Выкрикивает имя Майкла и несется вниз, спотыкаясь, чудом удерживаясь на ногах, цепляясь за стволы деревьев… Выбегает к дороге, и вот мы уже видим машину, дорогую черную машину Майкла и его самого, сложившегося пополам у капота, будто его тошнит.

…Лодка не остановится.

Тонны дерева и металла скользят по воде.

Голову Джейн накрывает волна. Вот она снова появляется на поверхности, поворачиваясь, прислоняясь затылком к камню…

Влажный хруст. Лодка настигает ее. Зубы, как попкорн, рассыпаются по берегу. Кровь и слизь потоками льются из того, что осталось от носа…

Больше я почти ничего не помню.

Помню, как пришел в себя, сидя на траве, и мерзкий привкус желчи во рту. Помню Блейк, раскачивающуюся с красным мокрым месивом на руках. Помню Майкла, расхаживающего взад-вперед, приговаривающего, как заведенный: “О черт, о черт, о черт, о черт, о черт”. Помню прибрежные камни, вымазанные чем-то темным. И белые зубы, разбросанные повсюду…

Майкла сотрясает рвотный позыв. Что-то вываливается у него изо рта и на мгновение повисает в воздухе. Рука. Ладонь с длинными цепкими пальцами медленно продолжает выбираться наружу. Вот мы уже видим запястье, предплечье… Майкл дрожит, смотрит в лес широко распахнутыми от ужаса глазами, но не видит нас. И не слышит, как бы громко мы ни кричали его имя.

Он пошатывается.

Падает и скрывается за капотом машины.

Мы больше не видим его. Лишь слышим влажный треск, будто гравий стучит по дверце машины. А когда подходим ближе, бледная сгорбленная фигура – сплошь кости и суставы – поднимается с той стороны и убегает в лес.

Майкл остается лежать позади машины. Глаза распахнуты в небо.

Мертвый.

Его горло лопнуло, как переспелый фрукт, нижняя челюсть расколота надвое. Он смотрит на нас остекленевшими глазами, будто хочет сказать: “Слишком поздно”. В этот раз все не так, как когда мы были подростками. Меня не рвет. Блейк не плачет. Мы стоим в тишине, собираясь с духом. Краска на машине местами содрана, четыре длинные царапины тянутся от двери к капоту. Внутри еще играет диск, который он слушал в поездке, тихо, так что мы слышим, лишь подойдя совсем близко. Его заедает и снова на повторе:

ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ ЛИКЕТИСПЛИТ

Блейк утирает набежавшие слезы рукавами рубашки и сгребает пачку писем и бумаг с переднего сиденья. Затем наклоняется и достает телефон из кармана Майкла. Пароль не нужен. Набирает 9-9-9 и сообщает о несчастном случае, а затем бросает телефон ему на колени, так и не прервав звонок.

– Уходим. Сейчас же.

Я пытаюсь протестовать, но она обрывает меня:

– У нас нет времени объяснять это. – Блейк смотрит на Майкла… на тело. – Что мы можем сказать? Как ты это объяснишь? – Она указывает на его искореженное лицо.

И мы уходим. Обратно в лес, в мрачном решительном молчании. Блейк говорит, что нужно добраться до библиотеки, укрыться там, прочитать заметки Майкла и попробовать понять, что происходит.

– Эта… тварь.

Я не хочу думать об этом, но тревога находит выход. Оно может быть где-то здесь, преследовать нас, идти по пятам…

– Оно убежало в другую сторону, Айзек. По крайней мере, я надеюсь, что это так.

Холодный пот. Я так сильно жую губу, что рот заполняет вкус железа. Сую руки в карманы, но они все еще дрожат. На ум приходит непрошенное сравнение с кроликом, поднятым на руки: испуганным, остолбеневшим, беспомощным. Я и сам как дрожащий кролик под прицелом чего-то огромного и непонятного.

Что бы это ни было, оно не идет за нами через лес.

Мы выходим в город. Бесшумно крадемся по улице. Вот она, библиотека, – старое здание, стопки книг высятся вдоль пыльных стен, облупленная дверь… Блейк дергает головой – следуй за мной. Мы перепрыгиваем через невысокий забор сбоку от здания. Задний двор. Несколько мусорных баков и лестница в подвал.

– Здесь вечно не заперто, – бросает Блейк.

У меня на лице написано смущение, так что она продолжает:

– Слушай, невозможно провести тут всю жизнь и не научиться паре трюков.

Справедливо.

Ловлю себя на мысли, что мы еще не успели осознать смерть Майкла. Тела работают на чистом адреналине.

Спускаемся по лестнице, толкаем дверь… она скрипит – прерывистый одинокий всхлип. В комнате царит запах старых книг, нафталина, сырого дерева. Блейк закрывает дверь, теперь только ее фонарик светит в темноте, разбрасывая длинные тени.

Она идет в угол, к единственному столу. Включает тусклую лампу.

– Садись здесь, начни с заметок Майкла. А я… – Она на секунду замолкает, собираясь с духом. – Я поднимусь наверх. Там есть пара книг, которые могут помочь. Сиди тихо. Не забывай, нас здесь быть не должно.

Блейк уходит. А я остаюсь один. В комнате, о размерах которой не имею ни малейшего представления. В полной темноте, если не считать мигающей лампы.

Начинаю читать. Пробираюсь через пачки научных работ, десятки листов рукописных заметок,оставленных, я думаю, Майклом, фотокопии старых книг, детских стишков, написанных на древнеанглийском, копии древних гравюр на дереве, ведьм и зверей с козлиными головами и мужскими телами вокруг костров, женщин с лошадиными ногами и повешенных мужчины, газетные вырезки…

Не знаю, с чего начать, просто пролистываю все это. Пытаюсь понять логику, уловить то, что очевидно для Блейк и Майкла. Я почти уверен, что они знают, понимают ту тайную ниточку, что связывает все происходящее.

Читаю о языке под названием “гаттер”. Языке воров и бродяг, о том, что слова в нем могут означать две вещи одновременно, что его используют для общения, но не только. На гаттере можно сказать о том, что не способен описать ни один другой язык.

Читаю старую статью какого-то объединения из 1800-х годов, которое называется “БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ”. Точнее, члена этого объединения – М.Т. Миллера, который предполагал, что мертвые говорят на своем языке, что они грезят, видят сны, и если мы могли бы каким-то образом использовать их сны, мы могли бы…

В этом нет никакого смысла. Бред сумасшедших.

Позади раздается слабый шум.

Шорох перелистнутой страницы.

Будто кто-то стоит за моей спиной, среди книжных рядов, наблюдает и небрежно, скучающе листает книгу. Я замираю. Дыхание становится поверхностным и быстрым. Кожей чувствую на себе его взгляд, и комната внезапно кажется такой огромной…

– Блейк?

Голос тихий и хриплый. Я слишком напуган, чтобы говорить нормально, и почти шепчу.

Шаги. Что-то, кто-то позади меня движется.

Резко оборачиваюсь, вглядываюсь в темноту, но лампа светит слишком скупо, и большинство книг окутаны тенью. На короткий миг нечто мелькает на грани зрения… фигура? Бледная. Человекоподобная. На четвереньках…

Пытаюсь взять себя в руки. Твержу, что мне это просто почудилось…

И снова оно.

Сердце заходится, и тут я слышу его. Голос, незнакомый голос, полудетский, странный, будто кто-то произносит слова неподходящим для этого ртом:

Запретный плод и ты вкуси,

Доверься, он освободит.

Останься здесь, не уходи,

Ликетисплит тебя видит.

И, не успев осознать, я бегу, сломя голову несусь туда, где вроде бы должна быть лестница. Просто бегу, не раздумывая, не боясь во что-то врезаться, желая только выбраться из этой тьмы, найти Блейк и больше не оставаться в одиночестве… И нечто бежит за мной, я слышу его неровные шаги и скрежет когтей.

Я все бегу, так быстро, как только могу, а книги не кончаются, комната вдруг выросла, будто в ней появились тысячи стеллажей, тянущихся бесконечно далеко… И я не сбавляю темп, оставляю позади десятки книжных полок, несусь прямо в густеющую темноту, едва могу видеть в просветах между шкафов, и в одном таком промежутке, минуя очередной стеллаж, в этом промежутке, я вижу, как что-то скачет за мной по соседнему ряду, бежит ноздря в ноздрю, насмехаясь…

Комната не может быть настолько большой.

Не может быть настолько длинной.

Хочу обернуться, чтобы посмотреть, где лампа, быть может, все так же тускло мерцает в паре метров от меня, хочу, но не могу. Должен продолжать бежать, бежать, чтобы оно, что бы это ни было, не смогло догнать меня.

Оно играет со мной. Я знаю это.

А потом оно больше не появляется в просветах, и на секунду мне кажется, что я оторвался, но тут же раздаются шаги, и я знаю, что оно теперь прямо позади, наступает мне на пятки…

Я врезаюсь в Блейк. Выбиваю книги у нее из рук, и они разлетаются повсюду. Впечатываю ее спиной в стену, вываливаюсь в дверь, скольжу, обдирая локти о ковер.

И остаюсь лежать.

– Какого хрена?

Она поднимается, светит фонариком на меня, не могу определить, злится она или нет… А потом Блейк видит мое лицо. И ужас, запечатленный на нем. Я сажусь, пытаюсь объясниться обрывками фраз. Никак не могу избавить от ощущения, что эта тварь хотела взять меня одного. А теперь ушла. На какое-то время, по крайней мере. Мы с фонариком осматриваем комнату.

Она крошечная. Не представляю, как я мог бежать так долго.

Проверяем каждый угол: пусто.

Блейк садится за стол и достает ручку.

– Эй, ты лучше вздремни пока. – Она указывает на ковер. Что ж, лучше, чем ничего.

Сон накрывает меня почти мгновенно. Я хочу бодрствовать, хочу наблюдать и следить, но веки такие тяжелые…

Я просыпаюсь от тряски. Блейк.

Наши глаза встречаются.

– Я знаю, что это, – выпаливает она. Откидывается назад, трясет головой, будто не может поверить. – Айзек, я знаю. что такое Ликетисплит.

Быстро она перебирает книги на столе, достает несколько листов и убирает в карман.

– И я знаю, как его остановить.

***

Им не сбежать, хоть тресни,

Истина ближе прочих.

Кровь, огонь, вина и песни,

Ликетисплит не закончил.

~

Оригинал (с)Max-Voynich

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Огромное спасибо всем, кто помогает проекту, вы делаете жизнь нескольких людей чуть лучше!

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевели Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Как и обещал

@bazil371/saved/1757390

Мой тесть сидит в тюрьме за попытку моего убийства. Но теперь я понимаю, что он просто меня пожалел...

~

Год назад меня пытался убить мой тесть. Он тщательно все спланировал. И нашу поездку в лесной домик, принадлежащий его семье. И то, как столкнет меня в высохший старый колодец. И как незаметно вытащить у меня из кармана мобильник. Он даже бросил в колодец пистолет, чтобы я мог убить себя вместо того, чтобы медленно умереть с голоду – своеобразный жест милосердия. В общем, ему бы все сошло с рук. Однако он не предусмотрел потерявшуюся собаку. Не подумал, что пара приедет искать любимца, сбежавшего за оленем. Не мог знать, что они найдут меня, полумертвого от голода и обезвоживания, сжимающего пистолет и готового им воспользоваться после почти трех дней в колодце. Полностью сознающего, что я умру от жажды раньше, чем от голодной смерти. Ведь дождя не было несколько дней.

Когда я очнулся в больнице, моя жена Саманта сидела рядом, держа меня за руку, и ее прекрасное лицо было мокрым от слез. Несмотря на свое состояние, я лишь хотел, чтобы она перестала плакать. Поэтому я осторожно взял ее руку, с большим усилием поднес к своим губам и нежно поцеловал.

– Я так переживала за тебя! Расскажи, что случилось? – взмолилась она, и в ее зеленых глазах сверкнули слезы.

Вошла медсестра, проверила мое состояние и сказала Саманте, что ей пора уходить, чтобы я мог еще немного поспать. И это было для меня спасением: я понимал, что, как только расскажу, что же со мной произошло на самом деле, сердце моей жены навсегда будет разбито. Отец всегда был для нее очень дорог.

С Самантой мы познакомились на работе три года назад. Она работала директором по маркетингу, а я – программистом. Нам было ближе к 30, и, поговорив с ней десять минут, я понял, что женюсь на ней. Она была яркой, веселой, умной, и меня не тревожило, что выглядела она просто великолепно – зеленоглазая, с длинными рыжими волосами. Через четыре месяца после знакомства я представил ее семье. Я из многодетной семьи, у обоих родителей было по четверо родных братьев и сестер, которые тоже обзавелись каждый пятерыми малышами. Наши воскресные обеды – шумные, громкие сборища в доме моих родителей, и на них присутствует по двадцать человек, – но Сэм была просто очарована. Да и она сама подошла нашей семье, как недостающий фрагмент пазла.

Все шло прекрасно, пока Сэм не решила познакомить меня со своим единственным родственником – отцом.

Кэмерон Джойс – высокий, крепкий мужчина, похожий на дровосека. Он жил в дальнем конце пригорода, где уже начинался дремучий лес. Когда он сухо пожал мне руку, глядя на меня ледяными голубыми глазами, у меня по спине пробежал холодок.

Мы вошли в его небольшой дом. И первый тревожный звоночек должен был бы прозвенеть, когда внутри не оказалось ни единой фотографии мамы Сэм. Вообще-то, Сэм никогда и не говорила о своей маме. Я должен был бы поинтересоваться, конечно, но просто думал, что это болезненная тема и не хотел ее затрагивать.

Я думаю, в ту встречу он и предпринял первую попытку убить меня. Я точно слышал, что Сэм несколько раз повторила отцу, что у меня аллергия на орехи, но за едой почувствовал, как мое горло распухает. Отец Сэм просто смотрел, как я кашляю, не прекращая жевать. Конечно, у нас с собой было лекарство от аллергии, но, если бы не оно, я был бы мертв.

Следующий раз был сразу после нашей свадьбы. Он отлично знал, что я не умею плавать, но я уверен на 90%, что он специально столкнул меня в озеро, когда мы втроем ездили в доки смотреть его лодку.

Третий раз у него почти получилось. Если бы меня не нашли те туристы, то я точно умер бы в том колодце.

Вы, наверное, спрашиваете себя, зачем же я пошел в тот домик с человеком, который уже пытался меня убить. Дело в том, что тогда я еще не понимал этого. Я думал, что это ошибка, я все не так понял, это были лишь несчастные случаи. К тому же, Сэм души не чаяла в своем отце, и я боялся разбить ей сердце.

Никогда не забуду поездку в тот домик. Мой тесть – человек немногословный, поэтому, когда он начал рассказывать историю, я обрадовался, что больше не придется самому заполнять неловкое молчание.

Не отрывая глаз от дороги, он начал рассказывать.

– Жил-был в лесу один мальчик. У него была дружная семья, трое братьев, мама, папа, бабушки и дедушки, тети и дяди и их дети. Он мало что знал о жизни вне леса, но и в лесу есть тысячи занятий, так что скучать ему не приходилось. И все было хорошо, мальчик со своей семьей держали огород, охотились и богатели. Пока однажды, в свой девятнадцатый день рождения, мальчик не увидал в лесу женщину в белом. Бесплотная и сверкающая, она сияла, как блуждающий огонек. Мальчик спросил о ней маму, и та сказала: «Держись от нее подальше. На растущую луну из леса приходит только зло».

Мы приближались к домику, и чем меньше до него оставалось, тем сильнее мне казалось, что что-то не так.

– Мальчик послушался маму. Два дня он не думал о женщине. Но на третью ночь он пришел в себя вне дома, в лесу. Он пошел вперед и увидел ее лицо. Ее сверкающие золотые волосы спадали до колен. Ледяные голубые глаза на прекрасном лице светились обещанием вечности, которую его смертный разум не мог постичь. Женщина протянула ему руку. Завороженный, он взял ее.

Тесть припарковался и заглушил двигатель, но по-прежнему не смотрел на меня, а глядел лишь в чащу, продолжая свой жутковатый рассказ.

– В то мгновение, как он взял ее за руку, тварь овладела им. Его нашли только через год, в горной пещере, обнаженного, безумного, забывшего человеческий язык. И что страшнее всего, его ноги ниже колена были оторваны. Хотя… раны кто-то прижег, и кто-то кормил его все это время. Родители забрали его домой и стали ухаживать за ним, чтобы он пришел в себя. Врачи сделали ему протезы, которые он скрывал ото всех. Но мальчик никогда так и не стал прежним. Когда он постепенно начал говорить, то рассказал о костлявой старухе с черепом вместо лица, клыками вместо зубов, клочками белых выпадающих волос и молочно-белыми глазами – глазами трупа. И кричащую пронзительным визгом.

Он замолчал. У меня по коже поползли мурашки, но я спросил:

– И что с ним случилось дальше?

Тесть как будто бы очнулся, посмотрел на меня непроницаемым взглядом и ответил:

– Пойдем, научу тебя охотиться.

Суд прошел быстро. Его поймали с моим мобильником и другими вещами, доказывающими вину. В истории его поисковика нашли запросы о том, как убить человека. Когда же Кэмерона Джонса посадили, моя жена месяц плакала по ночам.

Думаю, она винила во всем меня, хотя никогда не говорила этого. Из нашей квартиры хорошо виден лес, и я стал замечать, как она смотрит в него. Она становилась все забывчивее, перестала ходить на работу, могла проспать целый день. Порой она даже не причесывалась.

Ее лицо осунулось, а порой в лунном свете мне казалось, что ее ребра просвечивают сквозь кожу.

Саманту пожирала печаль, и я ничего не мог с этим поделать.

Однажды я вернулся домой и не нашел ее. Не знаю, почему, но я был уверен, что она в лесном домике. Я прыгнул в машину и помчался туда на максимальной скорости, не думая о будущих штрафах.

Я доехал незадолго до наступления темноты и увидел ее – обнаженную, застывшую спиной ко мне и лицом к лесу.

– Сэм! – закричал я, вылезая из машины. Она даже не обернулась, просто стояла, и лишь ее спутанные рыжие волосы развивались на ветру. Страх пробрал меня до костей, и я снова позвал ее. – СЭМ.

Она медленно повернулась ко мне.

И тогда я увидел это. Голый череп. Челюсть, распахнутая слишком, слишком широко. И тут она раздала пронзительный визг.

Острая боль пронзила голову, я зажал уши руками и снова попытался позвать жену, но единственное, что я слышал, – визг, который вспарывал мне мозги.

Взгляд поплыл, и я попятился назад.

Из леса выступила дюжина фигур. Все с черепами вместо лиц, распахнутыми челюстями и молочно-белыми глазами, такими же, какими стали зеленые глаза моей жены.

И все они шли ко мне.

Я, не думая, вскочил в машину и завел мотор. Из ушей закапала кровь.

Я бросился прочь.

Через два дня я осел на время у друзей – после того разобрался с разорванной барабанной перепонкой. Врачи сказали, что мне повезло, что «от той громкости, на которой я слушал музыку» лопнули не обе перепонки. Я просто кивал и не перечил. Звон в ушах так и не проходил.

Невозможно было объяснить им случившееся в лесу.

***

Я жду, пока звон и головная боль пройдут, чтобы снова пойти за Сэм. На этот раз я возьму с собой оружие. Я найду ее и верну домой. В полицию я тоже обращался, но разве им есть до этого дело?

Звонит телефон, и я осторожно подношу его к здоровому уху. Звонят из тюрьмы. Я принимаю звонок, потому что больше мне неоткуда получить ответы.

– Ну что, это случилось? – Я чуть не выронил телефон, услышав грубый голос тестя.

Я проглотил комок в горле и тупо сказал:

– Сэм пропала.

– Она вернулась туда, где ей самое место, – ответил он. – Тебе повезло.

– Что значит повезло? Она моя жена и твоя дочь, – горько воскликнул я.

– Эта тварь никогда не была ничьей дочерью или женой. Это существо просто умело имитировало человека. Я же рассказал тебе ту историю. – Его голос был низким и спокойным.

У меня отвисла челюсть. Он что, хочет сказать, что это страшная сказка – про него?

– Ты жесток. Отрекаясь от дочери, пытаясь убить меня, ты лишь…

– Послушай как следует, что я тебе скажу, мальчик. Это создание бросили на моем крыльце через несколько месяцев после моего возвращения из леса. Будучи еще младенцем, оно расчленило моих родителей. Части их тел попадались мне вокруг дома еще годами. Оно продолжило убивать всех, с кем я был связан. Но оно не трогало меня и не давало мне умереть. Я не сразу понял, что этому существу, как паразиту, нужен хозяин. И вот, когда все, кого я любил, были мертвы, ему понадобились новые жертвы. И оно нашло тебя. Оно будет откусывать от тебя по кусочку, не убивая, забирая тех, кто тебе дорог. Оно будет питаться твоей болью, превращая твою жизнь в кошмар.

Я сглотнул. Он точно сошел с ума. Что, черт возьми, он имеет в виду?

– На твоем месте я бы собрал вещи и свалил. Сваливай из штата. Черт, да сваливай из страны. Без оглядки, слышишь?

Он резко повесил трубку.

Хотел бы я его послушать.

Жаль, но я уже решил спасти свою жену любой ценой.

Поэтому сейчас я сижу в темноте старого домика, глядя в окно и сжимая в руках ружье. Темноту ночи прорезает лишь сияние растущей луны. И кажется, во тьме я вижу мерцающую фигуру. Издалека она выглядит почти как моя жена.

Почти.

Пока ее нечеловеческая костяная челюсть не распахнется.

И не раздастся визг.

~

Оригинал (с) An_Obscurity_Nodus

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Лина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Когда закрываешь кому-то уши, не можешь заткнуть свои собственные. Долгое время я этого не осознавала. Конечно, я пишу это от отчаяния, но, быть может, смогу хотя бы получить какой-нибудь совет.

В детстве мой старший брат Бронн приходил ко мне в комнату поздно ночью. Визиты казались случайными, но происходили не реже одного раза в три месяца. Я всегда спала очень чутко, поэтому просыпалась, как только он открывал дверь. Он прикладывал палец к губам и садился ко мне на кровать. Потом притягивал меня к себе и клал ладони на уши. Каждый раз мы сидели так около часа, потом он наконец отпускал меня и уходил в свою комнату.

Я пыталась спросить брата, зачем он это делает, но тот никогда не отвечал прямо. Мы становились старше, и все само вставало на свои места. Было только одно рациональное объяснение, и оно должно было быть связано с нашими родителями. Мама и папа казались довольно счастливой парой. Они никогда не дрались, не ругались и даже не спорили передо мной и братом. Но, возможно, именно это они и делали в те ночи, и Бронн хотел скрыть это от меня.

И тогда я начала искать… знаки, скажем так. Напряжение между родителями, когда мы не были с ними в одной комнате, хорошо спрятанные синяки, сломанные предметы по всему дому, словом, любые следы конфликта. Я следила за ними каждую свободную минуту, но не нашла ничего. Все было абсолютно нормально. Естественно, я была рада, что мама с папой и правда ладили так, как казалось, но в таком случае тайна визитов Бронна оставалась неразгаданной.

Я могла просто спросить Бронна, что он делает. Но детский мозг так не работает или, по крайней мере, мой мозг так не работал. Я посчитала, что должна постараться разобраться в этом сама, как эти юные детективы-ботаники из телевизора. Я действительно вообразила себя следователем или секретным агентом – этакая детская непосредственность.

Долгое время поиски ответов не приносили результата, но я все равно продолжала. Через несколько лет (да, игра затянулась) я научилась бесшумно передвигаться по дому. Иногда поздно ночью я подкрадывалась к спальне Бронна и подглядывала в замочную скважину. Разглядеть удавалось немного, но ничего подозрительного он не делал. Итак, если мама и папа не дрались и если Бронн не сумасшедший, то в чем же дело?

К слову, Бронн старше меня на три года. Я не помню, когда именно начала расследование, но помню, сколько мне было, когда оно закончилось. Одиннадцать. Мне было одиннадцать лет, а Бронну четырнадцать.

За это время мой подход к вопросу изменился. Я знала, что Бронн будет приходить раз в два месяца, значит, в эти особенные ночи что-то происходило в нашем доме или, по крайней мере, в пределах слышимости. Брат явно что-то знал и скрывал это от меня, до сих пор вполне успешно. Однако если бы я получила преимущество над ним, то появился бы шанс что-то узнать. Все, что мне нужно было сделать, – спрятаться где-нибудь в доме за пределами моей комнаты, где Бронн не мог бы меня найти. Конечно, я не знала, где будут происходить эти странные таинственные вещи, так что пришлось выбирать место случайно и надеяться, что удастся что-то увидеть или хотя бы услышать.

Слабым местом этого плана было то, что визиты Бронна не происходили по расписанию, так что мне приходилось прятаться каждую ночь и просто ждать, пока что-нибудь произойдет. К тому же, нужно было быть предельно осторожной. Если бы меня однажды поймали, провалилась бы вся миссия. А если бы Бронн узнал, что я его преследую, он запер бы меня в комнате или придумал что-то еще в этом роде. В любом случае, у меня было два подходящих укрытия. Я решила менять место каждую ночь, чтобы увеличить шансы застать событие. Одним из них был шкаф под кухонной раковиной. Я всегда была гибкой, и, даже когда вытянулась в подростковом возрасте, легко могла туда влезть. Если просто держать дверцу чуть приоткрытой и выглядывать в щель, оттуда открывался прекрасный вид на кухню и половину столовой.

Другое укрытие было наверху высокого шкафа в коридоре второго этажа. Этот прекрасный старинный гардероб стоял напротив лестницы, ведущей в наши спальни из гостиной. Там мы хранили все наши одеяла, простыни и полотенца, чтобы любой мог просто выйти из своей комнаты или ванной и взять, что ему нужно. Очень удобно. Прелесть была в том, что одеяла лежали еще и сверху шкафа, поэтому, прячась под ними, я получала хороший обзор гостиной и входной двери. Также, если немного подвинуться, можно было разглядеть, что происходит в коридоре. Вне поля зрения оставались только кухня и столовая.

Итак, я считала себя очень хитрой и меняла место каждую ночь. Дожидалась, когда Бронн, как обычно, придет пожелать спокойной ночи и вернется в гостиную. Он обычно смотрел с родителями телевизор и ложился спать позже меня. Убедившись, что не привлекаю внимания, я либо кралась на четвереньках в кухню, либо выходила в коридор и залезала сперва на комод, а с него на шкаф под одеяла.

Также я брала ключ от своей комнаты и запирала ее снаружи, когда уходила в свое укрытие. Конечно, я не смогла бы быстро и бесшумно вернуться в комнату, но зато выигрывала время, когда Бронн придет заткнуть мне уши в одну из ночей. Конечно, он подумает, что я заперлась, потому что хочу побыть одна, и прежде всего будет стараться проникнуть в комнату вместо того, чтобы искать меня по всему дому. Как видите, я все посчитала и четко следовала плану.

А потом наступила та самая ночь, и это, наконец, произошло. Я пряталась на шкафу, не надеясь на удачу. С одной стороны, если бы я в ту ночь выбрала бы укрытие на кухне то почти ничего не увидела, но с другой, мне хотелось бы, чтобы я тогда не видела и половины.

Это началось, когда я прождала, по ощущениям, уже несколько часов. Может, так и было, кто знает? Внизу гудел телевизор, но никто не разговаривал. Как-то странно. Вдруг я услышала, как открылась входная дверь. Вошла мама на высоких каблуках, в коротком красном платье и с броскими серьгами-кольцами в ушах. Я никогда не видела ее такой и даже не знала, что она уходила. Мама громко смеялась, сияя красной помадой в свете прихожей. Она была не одна: мужчина примерно ее возраста в красивом сером костюме вошел следом. Я никогда не видела его раньше, но он держал ее за руку. Она подтолкнула его в коридор, мужчина засмеялся, и могу сказать, что он был пьян.

Мама закрыла дверь, широко улыбнувшись незнакомцу. Телевизор был выключен. Папа и Бронн появились в задней части гостиной и направились в коридор. Незнакомец, только что снявший пальто, остановился. Он повернулся к маме и пробормотал:

– Эмм… Я думал, дома никого не будет.

Она мило улыбнулась ему и пожала плечами, затем повернулась и облокотилась о дверь, запирая ее за спиной.

– Что… – успел вымолвить мужчина, прежде чем папа схватил его сзади и прижал ладонь ко рту. У него в руках было что-то белое, вроде носового платка, и он вдавил его в лицо незнакомца. Тот попытался убрать папину руку, но не вышло. Я наблюдала за происходящим в шоке, не в состоянии пошевелиться. Такого ведь просто не могло быть, правда?

– Просто стой смирно, приятель, – спокойно сказал папа. Незнакомец застонал в кляп и медленно опустил руки. – Бронн, иди позаботься о своей сестре.

Мой старший брат, наблюдавший за этой сценой со сдержанным интересом, кивнул и пошел вверх по лестнице. Я опустила голову, полностью скрывшись в одеялах. Шаги Бронна приблизились к моей комнате. Я слышала, как он надавил на ручку и обнаружил, что дверь не поддалась. Брат издал низкое мычание, снова и снова пытаясь попасть внутрь. Ручка тихо скрипнула в знак протеста. Я подвинулась вперед и выглянула в сторону. Как и ожидалось, Бронн стоял возле моей комнаты с выражением тревоги и замешательства на лице. Он поднял руку и очень осторожно постучал в мою дверь.

– Эйприл? – позвал он, – Эйприл, ты спишь?

Ответа из пустой комнаты не последовало.

– Эйприл? – тихо повторил он, – Можно мне войти, пожалуйста?

Снова тишина, конечно. Я молчала, надежно спрятавшись под простынями. Тем временем, незнакомец внизу приглушенно всхлипывал в кляп. Мои родители стояли неподвижно, словно прислушиваясь к тому, что происходило наверху. Немного подумав, Бронн поднял кулак и ударил им по двери с такой силой, что пол содрогнулся. Я вздрогнула. Брат прислонился к двери, прижавшись к ней ухом. Через несколько секунд он покачал головой и спустился вниз.

– Она заперлась и, кажется, спит.

– Что ж, этого следовало ожидать… – пробормотала мама. – Девочки хотят уединения. Мы не можем заставлять тебя туда вламываться. Скоро придется поговорить с ней.

Я повернулась, чтобы снова видеть гостиную. Что она имела в виду, говоря, что им надо поговорить со мной? Они собираются втянуть меня в … в чем бы ни было это сумасшествие? Бронн, похоже, в курсе всего происходящего. Я все еще не хотела верить своим глазам. Может быть, подумала я, это всего лишь какая-нибудь постановка.Они увидели, как я прячусь, и решили меня проучить. Возможно, этот мужчина просто актер. Часть меня испытывала искушение выйти к ним и сказать, что я усвоила урок, но на самом деле я не была настолько наивна, чтобы считать это правдой. Я понимала, что происходит, но никак не могла это принять. Неверие защищало меня от жестокости, которой я стала свидетелем.

– Что мы будем с ним делать? – спросил Бронн, указывая на человека с кляпом, которого держал мой отец.

– То же, что и обычно, – ответил папа, – только тише.

С этими словами он схватил незнакомца за шею и с грохотом ударил головой о перила. Я прижала ладонь ко рту. От удара на дереве осталось красное пятно, тело мужчины обмякло, согнувшись над лестницей. Папа поднял его и потащил в ту часть гостиной, которую мне не было видно. Мама улыбнулась Бронну и похлопала его по плечу.

– Дорогой, уберешь это? Присоединяйся к нам, когда закончишь.

Брат кивнул и, пока мама отправилась за отцом, пошел на кухню. Он принес тряпку и начал оттирать пятно, а потом вернулся к родителям. Я понятия не имела, куда именно они ушли, но думаю, что в подвал. Вероятно, они вышли через заднюю дверь. Как только все стихло, я соскользнула со шкафа, вернулась в свою комнату, легла в постель и оставалась там до утра, так не сомкнув глаз.

Я не побежала в полицию или к соседям. Никому ничего не рассказала. То есть я вообще не разговаривала. Не произнесла ни слова целых четыре недели с той ночи.

В школе никак себя не проявляла. Не разговаривала ни с друзьями, ни с братом, ни с родителями. Для моей семьи было очевидно, что что-то не так, и они пытались со мной поговорить, но я хранила молчание. Не могу точно сказать, почему именно я не говорила. Иногда мне хотелось, но стоило только открыть рот, как мозг сразу пустел, и казалось, что все слова вылетали из головы. Все это время я понимала, что должна кому-то рассказать, но не знала, как. Боялась, что в полиции не воспримут меня всерьез, а учителя не поверят и расскажут родителям.

***

Четыре недели спустя к нам пришли из полиции. Я ничего им не сообщала и чувствовала себя ужасно из-за этого, но была счастлива. Я увидела в окно, как к дому подъезжает их машина, и заплакала. Меня убивало чувство вины из-за того, что я ничего не рассказала раньше. Каждый день, что я молчала, было страшно, что они притащат еще кого-нибудь, и он умрет из-за меня. Но до их ареста жертв больше не было. Все закончилось, и я была чертовски счастлива.

Я не знаю точно, как полиция вышла на моих родителей, ответственных за двадцать три исчезновения. Они заманивали мужчин и женщин, убивали их и отбирали деньги и вещи. Это только те случаи, для которых нашлись неопровержимые доказательства, но я искренне надеюсь, что других не было. Бронн и я выросли отдельно от матери и отца. После увиденного я не слишком возражала. С той ночи я боялась их до смерти. Буквально вздрагивала от каждого шороха, опасаясь, что они поймут, что я знаю, опасаясь разозлить их.

Бронн не понес никакого наказания за соучастие, я даже не уверена, что власти об этом знали. Мы оба получили консультации психологов и другую помощь. Это было очень трудное время для меня, для нас обоих, поэтому я не хочу говорить об этом. Надеюсь, вы понимаете.

В любом случае, я уже упоминала, что пишу это из-за того, что произошло недавно. Нам с братом потребовалось много времени, чтобы восстановить до некоторой степени доверительные отношения. Я понимала, как сильно увиденное повлияло на него. Не знаю, когда мама и папа начали использовать Бронна, но хранила уверенность, что он был таким же напуганным ребенком, который не знал, что еще делать. Может быть, они просто просили его закрывать мне уши, он, как и я, провел свое маленькое расследование, узнал об убийствах, и оказался в них втянут.

Долгое время я боялась и его тоже, но потихоньку мы начали снова общаться. Сейчас мы снова близки.

По крайней мере, так было до вчерашнего дня

***.

Мы с Бронном встретились на ланч. Взяли еду на вынос и поели у него дома, используя возможность пообщаться наедине. И вот тогда он предложил мне кое-что.

– Ты так хорошо выглядишь в последнее время, – сказал он, бросив на меня беглый взгляд, – очень похожа на маму. Может, даже красивее, чем она.

– Куда ты клонишь? – спросила я, чувствуя дискомфорт от сравнения с матерью.

– Ты когда-нибудь думала о том, как родители попались?

– Честно говоря, я вообще не хочу о них думать.

– Да, конечно, просто мне было интересно. Ты ведь знаешь, как они это делали? Она заманивала их домой, а папа устраивал засаду. – Он сделал паузу, склонив голову набок. – Ты не зарабатываешь столько, сколько должна, как и я, работа – отстой. А есть люди, которые за день получают больше денег, чем мы за месяц, и в большинстве своем они полные мудаки.

Он сказал это таким будничным тоном, словно говорил о прогнозе погоды. Я ничего не ответила. Молча встала и вышла за дверь, не остановившись даже чтобы надеть пальто. Просто взяла его с собой. Это было вчера, и с тех пор мы не разговаривали. Я не знаю, что делать. С тех пор я спрашиваю себя, как велика была его роль. Мысль об этом кажется нелепой, но чем дольше я думаю, тем больше кажется, что в этом что-то есть. Если у кого-то, кто это читает, есть мысли, как правильно поступить, пожалуйста, поделитесь. Я растеряна и напугана.

Есть одна еще вещь, о которой я постоянно думаю. Я тоже упомянула об этом в начале поста. Бронн всегда затыкал уши только мне, то есть он сам все слышал.

Но я никогда не замечала, чтобы его это беспокоило.

~

Оригинал (с) girl_from_the_crypt

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

@bazil371/saved/1757390

А в этом посте я рассказываю о том, как перевожу комиксы.

@bazil371/saved/1757390

Фух, я снова наконец вернулся

Так что да

@bazil371/saved/1757390

P.S. Если вдруг вы не можете найти 3, 11, 12 и 13 выпуски, значит у вас в настройках отключен показ NSFW-контента.

@bazil371/saved/1757390

Следующий пост с продолжением будет под грифом NSFW, так что если хотите узнать, что будет дальше, проверьте, включен ли у вас просмотр клубнички и не поставлены ли в игнор соответствующие теги и сообщества)

– Пока, Эдди! – Мама кричит мне снизу. Я вынимаю наушник. На первом этаже в коридоре оживленная суета. Папа и моя сестренка подначивают друг друга, смеются, снимая пальто с вешалки.

– Пока! – кричу я, не отрываясь от экрана. Игра в самом разгаре.

– Уверен, что не хочешь пойти? – Снова мама. – Тебе может понравится! Проведем время вместе всей семьей!

Да блин, мам!

– Мне и так хорошо, мам! Пока!

Теперь подключилась еще и сестра:

– Эдди, ну давай! Не сиди весь день дома как ботан!

– ПОКА! – У меня уже терпение на исходе!

– Ладно, скоро увидимся! – отвечает мама.

– Пока, лузер! – Голос Луизы слишком добродушный, чтобы принимать это всерьез. Мы хорошо ладим. Мама внизу мягко отчитывает ее, я не разбираю слов, но этот тон знаю отлично.

Голоса стихают, шаги торопливо удаляются. В конце концов хлопает входная дверь и ключ поворачивается в замке. Зашибись. Наконец-то немного покоя. Никто не ворвется ко мне с очередной гениальной идеей и не будет отвлекать.

Наушник возвращается на законное место. Я снова собран и сосредоточен на одном: на победе. Еще одно поражение и место в рейтинге будет потеряно. Я не могу себе такого позволить.

Тук, тук, тук

Пальцы стучат по клавишам.

Тут и там гремят взрывы, но я отлично ориентируюсь.

Мускулы напряжены, все внимание сосредоточено на игре, я делаю все, что от меня зависит… и… да!

Даю пять сам себе, наконец откидываюсь назад под протестующий скрип кресла. Теперь можно снять наушники и сполна отпраздновать момент ликования под мягкий стук дождя по стеклу. День серый и пасмурный. Ветер тихо вздыхает в кронах деревьев.

Я смотрю на часы.

Черт, почти час прошел. Как же быстро летит время.

Отталкиваюсь, кресло делает полный оборот и возвращаюсь к компьютеру. Темный экран загрузки ловит мое отражение.

Я сижу за компом так же, как и ты сейчас, хотя может у тебя в руках и смартфон. Не в этом суть. Связанный с миром, вовлеченный, но все же совсем один.

Стучит дождь.

И игра зависает.

Индикатор загрузки застревает на середине. Я нервно трясу мышкой, но курсор тоже замер.

– Блин!

Жму Esc.

…ничего.

Хм.

И тут, нажимая Ctrl+Alt+Delete, я слышу шум снизу.

Как будто хлопнула дверца шкафа.

Мгновенно меня окатывает волна паники. Удивительно, как быстро человек может перейти от беспечности к полной бдительности. Все чувства обостряются и я остро ощущаю, как громко бьется сердце.

…Мне просто показалось? Может это совсем другой звук? …Может это что-то снаружи?

…Снова. Снова хлопает шкафчик, потом вроде бы… холодильник?

Все хорошо, не паникуй. Не паникуй! Серийные убийцы не роются в холодильниках… правда ведь?

Крадусь к двери спальни и медленно, очень осторожно открываю ее. Выскальзываю в коридор, на цыпочках крадусь к перилам…

…Открывается кран и вода разбивается о раковину. Фух. Меня немного отпускает. Убийцы не моют руки перед убийством. В этом же просто нет смысла.

Понемножку я набираюсь смелости окликнуть того, кто внизу, когда вдруг меня самого зовет знакомый голос. Паника сразу отступает – это моя сестра.

– Эй, Эдди! У меня тут кое-что вкусненькое!

– Здорово! Вы зашли в кондитерскую на обратном пути? ПОЖАЛУЙСТА, скажи, что вы взяли карамель!

Повисает тишина.

– Спустись и посмотри! – отвечает она. Что-то с шуршанием передвигают по кухонному острову.

– Хорошо, я сейчас!

Я иду обратно к себе, чтобы перезагрузить компьютер.

И снова замечаю часы.

Хм. Они так быстро вернулись? Интересно почему? Из-за дождя?

Нажимаю и держу кнопку включения, а потом снова выхожу на лестничную площадку и кричу вниз:

– А вы чего так рано?

…

…Нет ответа.

Дверь в родительскую спальню открыта. Комната пуста, по окну на противоположной стене стекают струи дождя.

По какой-то странной причине, беспокойство подкрадывается ко мне, взбираясь ознобом по загривку.

– Луиза, – кричу я вниз, застряв у перил. – Где мама и папа?

Снова тишина. Я иду по коридору верхнего этажа к маленькому окошку, выходящему на передний двор.

…Родительской машины нет.

Я подхожу к лестнице и с верхней ступеньки вглядываюсь вниз, в холл.

Свет выключен, и тревожная аура ползет из теней вверх по ступеням.

– Эдди, спускайся. – Голос сестры доносится из глубины дома. Наверное она на кухне. – Иди посмотри, что у меня для тебя есть!

Стоит звенящая тишина. Никакого хлопанья шкафов, никаких шорохов, никакого движения или звона ключей. Голос сестры стихает, и тишина ложится на дом как одеяло. Тишина и стук дождя.

Черт, ладони вспотели.

Что происходит?! Эдди, чувак, расслабься, все ведь нормально. Возьми себя в руки.

Но я все же почему-то не могу сдвинуться с места. Незримая сила удерживает меня от того, чтобы шагнуть вниз по ступеням.

– Луиз… – Я пытаюсь снова окликнуть сестру, но голос подводит. Нервно откашливаюсь, во рту сухо как в пустыне.

– Эдди, – отзывается она. – Эдди, спускайся вниз.

– Когда вы вернулись? – теперь мне удается крикнуть. – Где машина?

Тишина.

– Луиза? – Я не знаю, что еще сказать…

А затем, мгновение спустя, из-за угла медленно, неторопливо выходит моя сестра. Вся окутанная тенями, полускрытая, она останавливается у подножия лестницы, поворачивается и смотрит на меня снизу вверх.

Секунду мы просто стоим и смотрим друг на друга. Она внизу. Я вверху.

Она ничего не говорит, лишь вдруг широко улыбается. В полумраке ее зубы кажутся такими белыми.

Вдруг она резко взмахивает рукой, манит за собой, разворачивается и так же медленно возвращается на кухню.

И только когда она скрывается за стеной, я снова слышу голос сестры:

– Давай, Эдди. Спускайся и посмотри, что у меня есть.

У меня волосы встают дыбом.

Не понимаю.

Стиснув зубы, весь покрытый мурашками, я отступаю обратно в свою комнату и захлопываю дверь. Черт, слишком поспешно… Стук двери, втретившейся в косяком эхом отдается в доме.

И тут же, ровно в тот же момент, безошибочно узнаваемый звук разрывает тишину. Что-то несется вверх по лестнице. Топот, стук по перилам, так быстро и все ближе и ближе…

Вскрикнув от ужаса, я наваливаюсь на комод и, подпитанный силой нахлынувшего адреналина, толкаю его к двери. Цветок в горшке валится на пол, рассыпая землю по ковру.

Черт. Черт! Я стою посреди комнаты, отпрянув от двери, сердце так колотится… И жду, что вот-вот начнет дребезжать ручка, что вот-вот кто-то бросится на дверь с той стороны. Кто-то…

…Моя сестра?

Но ничего не происходит.

Минуты тянутся мучительно медленно.

Я больше не слышу топота, звук оборвался так же внезапно, как и начался. И предельно осторожно я подхожу к двери и прижимаюсь ухом к дереву. И слушаю, глубоко дыша.

…Вслушиваюсь изо всех сил, стараясь уловить хоть что-то, и понять, какого черта здесь творится.

…

– …Открой дверь, Эдди, – шепчет голос моей сестры с той стороны.

В ужасе я отпрыгиваю от двери, и слепо шарю по столу в поисках телефона, боясь отвести от нее взгляд. Вот он! Трясущимися пальцами ввожу пароль… с первого раза не получается.

…И со второго.

Нечто по ту сторону двери не стучит. Не пытается пробиться силой. Только шепотом повторяет одно и то же.

– Эдди, хватит валять дурака. Открой дверь, впусти меня. Я хочу кое-что тебе показать.

Сначала я пытаюсь позвонить маме.

Дрожащей рукой подношу телефон к уху.

…Занято.

Блядь.

– Давай, Эдди, открой дверь. Я хочу тебе кое-что показать.

– Луиза! – Не выдерживаю и отзываюсь. – Ты чертовски меня пугаешь. Если это такой пранк, просто ПЕРЕСТАНЬ, пожалуйста. Просто ОСТАНОВИСЬ.

– Открой дверь, Эдди. Открой и впусти меня. Ты должен это увидеть, пожалуйста, пойдем со мной.

– Если это такая шутка, я не сержусь, просто перестань издеваться надо мной!

Тишина.

А затем…

– Просто спустись вниз. Тебе нужно спуститься со мной вниз. Просто пойдем.

Ну нахер. Я звоню в полицию.

Пусть кто-то скажет, что я слишком остро реагирую, но мне похер. Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.

Гудок. Щелчок. А затем:

– 911, что у вас случилось?

Делаю глубокий вдох.

– Вы меня слышите? 911, – раздается голос из трубки.

– В моем доме кто-то есть, – шепчу я так тихо, как только могу.

…Но моя сестра очевидно слышит. Теперь ее голос звучит громче.

– ЭДДИ. Ты должен открыть дверь. Впусти меня. Ты должен открыть дверь. Впусти меня, это очень важно. Это очень важно.

То, как она произносит последние слова… У меня от этого зубы сводит. Нет, они звучат почти нормально. Почти. Просто… Блин… Не знаю. Как это описать? Как будто она устала говорить. Будто мышцы, необходимые для речи устали…

Страшно до усрачки. Но я стараюсь ее игнорировать. И сообщаю данные о себе оператору.

Дождь начинает бить в стекло. Ветер тоже усиливается.

– Хорошо, сэр. Машина скоро прибудет, пожалуйста, оставайтесь на линии.

Так я и делаю, отступая с самый дальний от двери угол спальни, в ужасе от того, что существо с голосом моей любимой сестры ворвется внутрь.

– ЭДДИ! – кричит оно, заставляя меня подпрыгнуть. – ЭДДИ! Ты должен впустить меня! Тебе нужно пойти со мной!

Клянусь, снаружи по дороге шуршат шины. Поворачиваюсь к окну, чтобы удостовериться…

И сердце пропускает удар.

Там внизу, на обочине дороги, под проливным дождем стоит и неотрывно смотрит в мое окно… моя семья.

Моя мама. Мой папа. И Луиза.

Они просто стоят рядком, прижав руки по швам, и смотрят на меня снизу вверх. Прямо на меня.

***

Полиция прибыла примерно через десять минут. Им пришлось очень постараться, чтобы успокоить меня.

Я не слышал, чтобы “сестра” выходила из дома, но полицейские тщательно обыскали все и никого не обнаружили. “Семья” снаружи исчезла, стоило мне ненадолго отвлечься и отвернуться. Буквально вот они были и вот их уже нет.

У моей мамы (у моей НАСТОЯЩЕЙ мамы, очень на это надеюсь) чуть крышу не снесло, когда они вернулись и обнаружили дом в окружении полицейских машин. Луиза понятия не имела о чем я твержу, никто из них, если честно. Она настаивала, что и не пыталась меня разыгрывать. Временами она бывает надоедливой… Но я все же не могу представить, чтобы она стала делать что-то подобное.

Вообще не могу представить, чтобы кто-либо из моей семьи сделал бы нечто подобное.

Но мне пришлось убедиться, что их рты двигаются в такт речи, прежде чем немного успокоиться.

Прошло около месяца с того случая. В двери у меня теперь врезан замок, но с тех пор ничего страшного не происходит… Хотя ночами мне все еще тревожно, черт, а кому бы не было? И вот, что я хочу сказать. Теперь, когда моя семья собирается уезжать и спрашивают, хочу ли я поехать с ними…

Теперь я говорю “да”.

~

Оригинал (с) Darkly_Gathers

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я сидел за компьютером, когда заметил, что мой пес, Бенни, пялится на меня через окно. Честно говоря, сначала я не обратил на это внимания, подумав, что это что-то из его обычных странностей, однако минуты шли, а он все продолжал таращиться. С некоторым беспокойством я оглядел кабинет на случай, если в нем вдруг объявилось что-то странное, что могло заинтересовать собаку, но не обнаружил ничего необычного, а когда взглянул в окно еще раз, пса уже не было.

Все еще испытывая беспокойство, я встал из-за стола и направился к выходу – как оказалось, только затем, чтобы, споткнувшись, рассадить колено о дверной проем. У меня уже случались неудачные моменты на этой неделе, но этот оказался худшим. Я лежал, постанывая от боли, и вдруг увидел Бенни снова – на этот раз он таращился на меня с другой стороны двора.

– Просто дай мне полежать тут, – простонал я.

Поднявшись, я поковылял внутрь, перевязал колено. На улице машина моей жены свернула на подъездную дорожку. Я пошел ей навстречу, чтобы рассказать про этот определенно странный день, но все мысли вылетели у меня из головы, когда она выпрыгнула из машины и побежала мне навстречу.

– Я получила должность! – Она сжала меня в объятиях. – Теперь я директор лаборатории!

– Ох, черт!

Я прилично зарабатываю на обучении менеджеров для крупной сети ресторанов, но жена то и дело дает мне фору. Она работает с секретными правительственными исследованиями в области квантовой физики. Получить повышение в таких условиях – просто мечта, и это значит, что мы, возможно, сможем раньше выйти на пенсию.

Не удивительно, что история с Бенни на время вылетела у меня из головы.. Я открыл бутылку вина, заказал еду из нашего любимого местечка, однако после обеда, когда все хорошие новости наконец уложились в голове, я снова вспомнил о странном поведении пса. К этому времени он доел свой ужин и снова застыл на месте, на этот раз посередине кухни. Когда я спросил жену, не замечает ли она чего-то странного в его поведении, та ответила только, что пес выглядит нормально, но я не мог не заметить, как быстро она сменила тему. Вечером, когда я уже почистил зубы и готовился ко сну, я случайно заметил его стоящим в полумраке в конце коридора.

– Ты в порядке, дружок?

Он не двигался, не отрывая от меня глаз. Что-то определенно было не так, и на всякий случай той ночью я запер дверь спальни.

На следующий день на работе я рассказал коллеге, за свою жизнь приютившему шесть бездомных собак, о поведении Бенни

– Может, ему просто больно? – поинтересовался он, жуя сендвич. – Он странно двигается?

– О, нет, когда двигается, он выглядит нормально, я просто подумал, что он болен или что-то в этом роде.

– Ну… ты сказал, что он ел… Может, стоит показать его ветеринару, но, кажется, это не первый раз, когда ты параноишь из-за какой-то глупости.

– В смысле?

– Ну, я помню, как ты поехал в больницу, потому что думал, что у тебя боли в груди.

Я скептически наклонил голову и задрал футболку, показывая ему шрам, идущий через всю мою грудную клетку. Я родился с пороком сердца и перенес три операции, чтобы исправить это. Даже сейчас вынужден принимать четыре разных препарата, чтобы уберечь себя от внезапной смерти.

– Действительно, чего это я беспокоюсь?

– Окей, окей, но на этот-то раз дело не в сердце? – Он уставился в свою тарелку. – Я имею в виду, иногда ты слишком зацикливаешься.

Оставшуюся часть дня я провел в сомнениях и даже решил, что, возможно, это действительно паранойя. В конце концов, большую часть времени Бенни вел себя нормально и выглядел здоровым, так что, возможно, это действительно просто его обычные странности…

Когда я вернулся домой, стало однозначно ясно, что это не так. Бенни не выбежал встречать меня к входной двери, как делал обычно. Я огляделся, но пса нигде не было – ни во дворе, ни в гостиной. Со знакомым чувством беспокойства я стал методично обыскивать дом в поисках собаки. Наконец, я открыл дверцу шкафа в нашей спальне и наконец нашел его: Бенни неподвижно сидел в углу на куче старой одежды и неотрывно смотрел на меня.

– Эй, что ты здесь делаешь? – Я неловко рассмеялся.

Пес продолжал пялиться на меня. Постояв несколько минут, я покачал головой и вышел из комнаты.

Отправившись в кабинет, я попытался продолжить работать – нужно было закончить презентацию к завтрашнему дню. Обычно я довольно хорошо себя контролирую и без проблем фокусируюсь на работе, но, если я сильно нервничаю или устал, как правило, начинаю прокрастинировать чуть больше, чем мне хотелось бы, и, кажется, сейчас происходило именно это. Просматривая мемы, я наткнулся на смешную картинку с двумя толстыми черно-белыми котами и подписью к ней: “В прошлом месяце мой кот пропал. Неделю спустя я нашел его и принес домой. Сегодня мой кот вернулся. Теперь у меня два одинаковых кота”.

Картинка была действительно смешной, но породила в моей голове странную мысль. Смог бы я понять, что Бенни подменили? Он обычная черная такса, а этих милых ребят иногда довольно сложно различить… Посмеявшись над собственными размышлениями, я вернулся к работе.

Позже, вечером, когда мы с женой разговаривали на кухне, я опять заметил Бенни. В этот раз он сидел под дубом на краю нашего участка, и снова – неподвижно. Обычно, оказавшись снаружи, он начинал носиться за котом и, что важно, избегать деревьев, но теперь он просто сидел там.

– Смотри. – Я указал на окно. – Я же говорил тебе, с ним что-то не так.

– О, – ответила она. – Пойду позову его на ужин.

…во-первых, сейчас было не время для собачьего ужина. Во-вторых, в семье я был единственным, кто кормил животных. Однако прежде, чем я успел что-то сказать, жена торопливо вышла из дома и пошла через лужайку, даже не обувшись. Затем она взяла собаку на руки, принесла обратно на кухню и… немедленно начала рассуждать о том, что, возможно, в связи с повышением ей придется уехать на неделю в Неваду.

– Так ты не заметила ничего странного в поведении Бенни? - перебил ее я.

– Думаю, он в порядке. – Она снова взяла пса на руки и начала покачивать. – Просто иногда он бывает странноватой сосисочкой.

Я сощурился, но развивать тему не стал. До самого отхода ко сну жена выглядела непривычно нервозной. Каждый раз, как она видела, что я приближаюсь к Бенни или смотрю на него, она вздрагивала и нервно сжимала кулаки... Каждый раз, когда я обращался к ней, она смотрела на меня с опаской, как будто боялась, что я снова заговорю о собаке.

Позже, когда нес белье в стирку, я обнаружил, что наша кошка сидит на верхней ступеньке лестницы. Абсолютно неподвижная, она пялилась на меня, а потом ушла.

– Ты же не будешь тоже начинать вести себя странно?

Я покачал головой. Вот теперь это точно паранойя, кошки всегда странно себя ведут… Однако я не мог снова не вспомнить поведение Бенни.

На ночь я снова закрыл дверь спальни. На следующий день на работе я потратил кучу времени, пытаясь нагуглить что-нибудь про странное поведение у животных. Предположив, что, возможно, у пса просто что-то болит из-за проблем со здоровьем, я все-таки написал жене с предложением показать Бенни ветеринару. К моему удивлению ответила она мгновенно.

Конечно. Отпрошусь с работы пораньше и отвезу его, как только смогу.

…и это тоже было странно. Она казалась такой нетерпеливой, плюс, никогда до этого она не уходила с работы раньше. Может, новая должность дала ей чуть более свободный график? Так или иначе, когда я вернулся домой, она уже ждала меня, чтобы рассказать, что свозила Бенни к врачу, и тот сказал, что для собак нормально иногда делать какие-то странные вещи, особенно если хозяева начинают вести себя необычно.

– Намекаю. – Жена игриво ткнула меня локтем в бок. – Ты слишком нервничаешь и этим волнуешь собаку!

После обеда я сидел в своем кабинете. Бенни все еще вел себя странно, и еще Скраффлз, наша кошка… Она тоже держалась от меня на расстоянии. Просто сидела наверху или пропадала снаружи. Картинка про двух одинаковых котов не шла у меня из головы.

Я разблокировал свой телефон и стал просматривать фото в галерее. У меня точно были фото обоих, и Бенни, и Скрафлз, до того, как их поведение изменилось. Я старательно рассматривал фотографии в попытках найти какие-нибудь отличительные метки. Бенни был почти полностью черным, так что найти в нем особенные черты внешности не удалось. Со Скраффлз было проще, но у меня было слишком мало ее фотографий. Мордочка ее была серой, а вся остальная шерсть – белой. Так что, если бы кто-то решил ответственно подойти к делу, наших животных было бы проще подменить, чем большинство других

Я снова покачал головой. О чем я вообще думаю? Жена подменила наших животных? Смешно. Зачем ей это делать?

Но, как только я встал из-за стола, я сразу же заметил очередную странность снаружи. Оба – и Бенни, и Скраффлз – сидели под деревом на границе нашего участка.

Что они, черт возьми, там делают? Я открыл дверь и шагнул на лужайку. Только заметив меня, животные развернулись и побрели прочь. Я подошел к тому месту, где они сидели, и посмотрел на землю. Это было достаточно сложно, потому что закатное солнце слепило меня, но земля выглядела совершенно нормальной. Высохшие листья покрывали ее, как и во всем остальном дворе.

Почувствовав, что кто-то смотрит на меня, я оглянулся. Бенни сидел в нескольких метрах от меня; от неожиданности я попятился, и несколько мгновений мы просто разглядывали друг друга, после чего Бенни отвернулся.

Я подошел к нему. Вообще я избегал его с того самого момента, как в его поведении появились все эти странности, но сейчас мне хотелось разглядеть его получше. Пес продолжал неподвижно стоять напротив. Его шерсть, его размеры – все выглядело как обычно, и при этом что-то по прежнему было не так. Я знал свою собаку, я знал Бенни, но сейчас что-то в нем изменилось, и я не мог объяснить, что именно. Не было какого-то чувства… привязанности, не было ощущения того, что он – мой.

“Бенни” повернул голову и вдруг зарычал на меня.

Я торопливо вернулся в дом, зашел в свой кабинет, запер дверь и упал в кресло, чувствуя себя больным. Да что с ним не так? Я прижал ладони к лицу. Я серьезно рассматриваю вариант, что его подменили? Я все думал и думал, пытаясь понять, что заставило его вести себя так.

А еще – я не мог перестать думать о том, как изменилось поведение моей жены. Каждый раз она выглядела так, словно пытается минимизировать или вообще прекратить разговоры о животных. Что такого знает она, чего не знаю я?

Когда это, черт возьми, вообще началось? Я попытался вспомнить все смешные или забавные поступки своих животных. Скраффлз всегда была нервной и пугливой, так что разницу заметить было трудно, но вот Бенни…Бенни стал абсолютно другим, когда…

Мысли зашли в тупик. Я мог вспомнить кое-что с прошлых выходных, но большая часть воспоминаний была смазана. Я вспомнил, как думал, что у меня ковид, и весь день пролежал в кровати абсолютно измученный. Затем в понедельник я почувствовал себя лучше и сделал тест на ковид, который оказался отрицательным. Что еще произошло в те выходные? Что-то случилось, пока я лежал в кровати? Я чувствовал, что в эти дни явно произошло что-то еще, но никак не мог вспомнить, что именно. Я напрягал мозг изо всех сил, но единственным, чего я в итоге добился, была головная боль.

Наконец я сел за стол и тут же услышал приглушенный голос, доносящийся из-за стены. Я встал и подошел поближе. Наши с женой кабинеты разделяла стена, иногда она проводила совещания по телефону, и в том, что я слышал ее голос, не было ничего необычного.

Но на этот раз мне захотелось подслушать.

Я взял пустой стеклянный стакан, приложил его к стене и прижался ухом к донышку.

– Я говорила тебе, что не знаю, – произнесла моя жена.

Затем последовала пауза, пока ее собеседник не закончил говорить.

– Послушай, я говорила, мне жаль, но это, блин, реально сработало!

Еще одна пауза, вздох. Голос ее стал мягче, чем до этого.

– Да, я знаю, что он что-то заподозрил, но не переживай. Думаю, я смогу разобраться. – Она вздохнула. Раздался клацающий звук – телефон лег на стол.

У меня перехватило дыхание. Она что-то скрывает. Она что-то сделала с животными.

Остаток дня я прятался в кабинете и даже забыл выпить лекарства. Головная боль никуда не делась, и я не хотел видеть ни жену, ни наших питомцев.

Я честно пытался убедить себя в том, что дело тут в чем-то другом, но у меня не получалось. То, как вел себя Бенни, – от этого нельзя было отмахнуться или просто не заметить…

В ту ночь я лег так поздно, как только мог. “Бенни” таращился на меня, пока я поднимался по лестнице в спальню. Жена спала – или притворялась, что спит. Я закрыл и запер дверь, свернулся калачиком в углу кровати и попытался понять, что же мне теперь делать. У меня не было ни единого ответа, я просто хотел, чтобы мои животные были в порядке.

И мне определенно нужно было знать, что за хрень моя жена сотворила с ними.

***

Все следующее утро я провел в судорожных попытках найти в интернете хоть какую-то информацию о странном поведении у животных, но в итоге понял, что не могу найти ничего нового, а только перехожу по уже однажды открытым ссылкам. В итоге к концу утра я был окончательно измотан и зол на себя за то, что ничего толком не сделал.

После ланча я решил отправиться на прогулку, чтобы проветриться. Стресс – не самая хорошая штука в мире, особенно для меня с моими проблемами с сердцем. Было холодно, ветер становился все сильнее, пока я бродил вокруг здания, в котором располагался мой офис. Когда я обошел его с другой стороны, то внезапно заметил человека в синем пальто, стоящего на другой стороне улицы, однако, стоило мне присмотреться, он развернулся и пошел прочь.

Он что, следил за мной? Я честно попытался вытряхнуть паранойю из головы, но после подслушанного вчера разговора я ни в чем не мог быть уверен. Обошел здание по кругу еще раз, внимательно выискивая вокруг признаки чего-нибудь необычного, но ничего не обнаружил.

Ближе к концу обеденного перерыва я вернулся ко входу в офис, но стоило мне пройти мимо велосипедной парковки, как я снова почувствовал на себе чей-то взгляд. Резко развернувшись, я увидел еще одного человека, который тут же пошел в другую сторону.

Я чувствовал, что схожу с ума. Забежав внутрь, я направился в уборную – может, что-то в моем внешнем виде привлекало излишнее внимание? Однако, посмотревшись в зеркало, я не увидел ничего особенного. Черт, да я выглядел просто прекрасно! И уж точно значительно лучше, чем чувствовал себя.

До конца дня я не сделал по работе ровным счетом ничего. Вместо этого я постоянно просматривал фотографии своих питомцев, пытаясь найти хоть какие-то отличия, и периодически выглядывал в окно, чтобы проверить, смотрит ли на меня кто-нибудь, так что к тому времени, когда наконец приехал домой, я представлял из себя комок обнаженных нервов. Я заперся у себя в кабинете и закрыл глаза. Стоило мне выглянуть во двор, как я видел “Бенни”, снова неподвижно сидящего под деревом.

Вечер прошел в тишине и напряжении. Я пытался вести себя как обычно, когда жена вернулась домой, но, кажется, она знала, что я что-то подозреваю. Большую часть времени я провел в одиночестве в кабинете, то и дело поглядывая в окно, высматривая, не следит ли за мной кто-то.

Добравшись наконец до спальни, я стал ждать, пока жена уснет. Спустя некоторое время ее дыхание наконец стало медленным и спокойным. Как только она уснула, я встал с кровати и выскользнул из комнаты.

Мне не хотелось беспокоить “моих” животных, так что я спустился по лестнице так тихо, как только мог. Внимательно осмотрев холл, я двинулся в сторону кабинета жены.

Я вскрыл дверь и осторожно зашел внутрь, подсвечивая себе фонариком на телефоне. Кабинет выглядел так же, как и обычно, с единственным, заваленным бумагами столом и ноутбуком, стоящим прямо поверх документов.

Честно говоря, понятия не имею, что я хотел там найти. Просто обходил комнату по кругу, пытаясь обнаружить что-нибудь, указывающее на то, что она замышляла. Вокруг громоздились груды бумаг, большинство из которых могли быть секретными документами, не предназначенными для чужих глаз.

Я приподнял ноутбук, чтобы посмотреть под ним, когда услышал в коридоре знакомое клацанье коготков по полу. “Бенни” спускался в холл по направлению к кабинету. Даже днем мне было неуютно находиться рядом с ним, а уж ночью… От звука его шагов у меня мурашки побежали по спине. Я обернулся. Дверь кабинета я оставил открытой, так что пес без проблем мог войти внутрь.

Я открыл дверцу шкафа в дальнем конце комнаты и забрался внутрь, спрятавшись в самом углу. Когда я прислонился к стене, какая-то вещь упала на меня сверху.

Ох.

Я поймал рюкзак за секунду до того, как он упал на пол, и застыл, вцепившись в него. Я мог слышать, как “Бенни” обходит комнату по кругу, как он подходит к шкафу… Пару раз принюхавшись, он развернулся и вышел, оставив меня наедине с рюкзаком.

Убедившись, что его больше не слышно, я успокоился и заглянул в рюкзак. Может быть, я смогу найти что-то полезное в нем? Я открыл основное отделение, бегло оглядел его и несколько мгновений спустя вытащил лабораторный отчет в пластиковой папке. В любой другой ситуации я бы проигнорировал его, но внезапно название доклада бросилось мне в глаза.

“Практическое применение массовой передачи информации на макроуровне (Настоящая квантовая телепортация)”.

– Настоящая квантовая телепортация? – пробормотал я от неожиданности.

Большая часть текста была написана сухим и скучным языком, кое-где я просто не понимал, что читаю. Я возвращался к началу отчета снова и снова, перечитывая его, пока абстрактные фразы не выстроились в какую-то осмысленную конструкцию.

“Примечательно, что полученный результат несколько отличается от классического понимания телепортации, так как технически предмет никуда не перемещается. Оригинал продолжает существовать, пока создается полная его структурная копия (с достаточным количеством рабочего материала). Эксперимент не был выполнен удачно ни на одном объекте с массой свыше 11,75 килограмма”.

Полная структурная копия? Я перечитал еще раз. 11,75 килограмма… Это чуть меньше 20 фунтов. Последний раз, когда мы взвешивали Бенни, он весил как раз примерно столько…

Я чувствовал себя так, будто меня ударили ножом в живот. Я вскочил на ноги и, толкнув дверь шкафа, ввалился в кабинет. Если я правильно все понимаю, эта технология позволяет создавать абсолютно точную копию. Что может быть лучше для проверки этой технологии, чем маленькие животные…. И что бы вы сделали, если бы не хотели, чтобы ваш муж начал спрашивать, что здесь делают два абсолютно одинаковых животных…

Я едва мог дышать. Это невозможно. Я выбежал из кабинета жены и бросился наружу, во двор. Я должен это сделать, я должен знать.

Я бежал прямо к тому странному месту в конце дома, которое так интересовало “наших” животных.

Земля была темной и засыпанной листьями, так что я подсветил себе фонариком. Теперь я мог видеть, что она была… взрыта. Да, опавшие листья покрывали почву, но что-то было закопано под ними.

Я плакал, раскапывая грязь голыми руками. Я не хотел видеть их такими, но должен был узнать. Словно маньяк, я горстями отбрасывал землю в сторону, чтобы наконец узнать, что сделала моя жена.

Я остановился, когда мои руки наткнулись на что-то мягкое. Все внутри меня заледенело. Руки задрожали и онемели. Очень осторожно я разгреб землю в стороны, открывая то, что скрывалось под ней.

Черные волосы, пара глубоко запавших глаз, оскаленные белые зубы. Человеческое лицо.

Моё лицо.

Я поднялся на ноги. Ветер мягко обдувал меня, отгоняя запах гниения. Я стоял, глядя на свое мертвое лицо, и отчаянно пытался понять.

Сердце колотилось так сильно, как никогда раньше. Никакой боли, никакого прерывистого дыхания. Сердце, неисправное от рождения, сердце, за которое я боялся каждый день, которое могло не справиться… Это было не то сердце, что билось сейчас у меня под кожей.

Трясущейся рукой я дотронулся до груди. Шрам, пересекающий мою грудную клетку, свободно двигался под пальцами, как будто был не глубже обычного пореза.

Сотни мелочей в теле, на которые я не обращал внимания всю неделю, наконец привлекли мое внимание. Линии на ладонях были неправильными, родинки располагались в других местах, и даже зубы стояли чуть иначе, чем я помнил.

Я упал перед телом на колени. Мое лицо мертвыми глазами смотрело в темноту…

Все еще стоя на коленях, я услышал слабый хруст листьев за спиной, когда Бенни пересек лужайку и направился к нам. Все это время я чувствовал себя неправильно и потому проецировал свои чувства на других существ, которые действительно понимали, что что-то не так, и не притворялись.

Нет, мои животные не были… заменены.

А я был.

– Мне жаль, дружище, – пробормотал я, глядя, как Бенни скулит и тычется Дэйву в лицо. – Его больше нет.

Сейчас мне кажется, что я понимаю, как именно это работает, или, по крайней мере, догадываюсь. Телепортация не могла бы сработать с целым человеком, но вполне могла сработать с мозгом. Думаю, я – клон Дэйва, созданный, может быть, для последующей трансплантации органов или для какого-нибудь эксперимента. Когда настоящий Дэйв умер от сердечного приступа, моя/его жена, должно быть, телепортировала его мозговую структуру в мою. Я выглядел как он, у меня были его воспоминания, но я не являлся им на самом деле.

Я не знаю, кем я был до этого события, и я даже не уверен, важно ли это. У меня такое чувство, будто жена не должна была делать то, что она сделала, так что, возможно, я – какой-то сверхсекретный эксперимент. Последствия применения этой технологии и этическая сторона клонирования людей ввергают меня в ужас, но у меня есть жизнь Дэйва, и в целом она меня устраивает.

Со временем питомцы начали относиться ко мне теплее. Думаю, они знали, что настоящий Дэйв покинул их, но был я, и я вел себя в точности как он. В некотором смысле вы можете утверждать, что я – это и есть он, но мне кажется, что это неправильно. Впрочем, моя жена, похоже, явно придерживается именно этой идеи – я не сказал ей, что я все знаю. Черт, я даже продолжаю принимать те сахарные пилюли, которыми она заменила мои старые препараты для сердца… но, думаю, люди, которые с ней работают, уже знают, что я в курсе.

Я начал бегать после работы.

И теперь я снова и снова вижу странных людей, которые молча смотрят на меня с другой стороны улицы.

~

Оригинал(с) cubnrub

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела @GayaGaal специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Муж полюбил “батины шутки” задолго до подходящего возраста, так что, вероятно, я пропустила пару тревожных звоночков. А может – и больше. В свою защиту скажу, что это ребячество тогда казалось очень стильным.

Давайте я быстро введу вас в курс дела. Весь год, когда мы со Стивеном стали жить вместе, каждый раз, когда мы обменивались фразами “Я люблю тебя”, он щипал меня за щеку и кричал: “Бзззз, сделай себе чертовы вафли”.

Никто из нас даже не любил вафли — ему просто нравилось портить момент. И я злилась и ворчала, его тупая фишка меня расстраивала. Да боже мой, это просто выводило меня из себя.

Поэтому одним прекрасным утром, хорошо выспавшись, я вошла на кухню и едва заметила его странный вопрос.

– Ты видишь мою улыбку?

Я взглянула на Стивена от кухонного островка.

– Что?

Он откинулся назад и моргнул.

– Что?

– Показалось, ты что-то сказал.

Он пожал плечами и потряс головой. Видимо, померещилось.

Пока я наливала себе кофе, он снова повторил. В этот раз тише.

– Ты видишь мою улыбку?

Ну вот, опять. Обычно шутки Стивена были не смешны первые пару недель, пока его неустанное упорство не начинало щекотать мое чувство юмора.

– Очень забавно, дорогой, – сказала я, зевнув. Затем обошла островок и подошла поцеловать его, но заметила (болячку) (ранку)… под его левой ноздрей. – У-у, намажь чем-нибудь.

Выходя, я услышала, как Стивен зашелся сильным кашлем.

Следующие несколько дней казалось, что все в порядке. Он периодически вставлял эту шутку где-то в диалогах, а потом вел себя как ни в чем ни бывало. Раз или два он даже упоминал ее в телефонных разговорах.

– Дорогая, я в магазине. Нам не нужны – Ты видишь мою улыбку – бумажные полотенца?

Стивен купил какую-то мазь для все более растущей болячки, хотя, похоже, она не особо-то помогала. А может, вообще ухудшала ситуацию.

Однажды вечером, когда мы сели ужинать, он съел пасту и уставился мне прямо в глаза, скривив губы в жуткой усмешке.

– Ты видишь мою улыбку?

Я отложила вилку.

– Так, хватит. Уже неделя прошла, а мне все еще не смешно.

– Ты о чем?

– Да об этой дурацкой шуточке про улыбку.

Он наклонил голову.

– А?

– Даже. Не. Начинай. Прекрати немедленно.

Завязался спор, он требовал объяснений, а я все больше и больше раздражалась.

– Ты не можешь просто признать, что шутка не взлетела, и перестать?

– Ну, взлетают только шутки про самолеты. Но я и правда не понимаю, о чем ты.

Напряжение спало, поскольку я наполовину застонала, наполовину усмехнулась над его остротой.

Позднее, когда я принимала ванну с ломтиками огурца на глазах, дверь в дальнем конце ванной со скрипом открылась.

– Стивен? – окликнула я.

Еще скрип.

– Эй?

Я выскользнула из ванной, поймав огуречные кружочки. В ванной никого не было. Скорее всего, дверь распахнулась от сквозняка. Я погрузилась обратно в воду.

Позже, вытираясь, я заметила на запотевшем зеркале над раковиной улыбающийся смайлик и подпись: “ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?”

Стивен уже лег спать, поэтому лекцию о личных границах пришлось отложить на следующее утро.

Немного после полуночи кошмарный сон о падении в черную бездну разбудил меня. На мгновение ощущение перенеслось и в реальный мир, наверняка потому, что матрац продавился под нашим весом. Я распахнула глаза в попытке избавиться от остатков кошмара и увидела, как Стивен стоит прямо надо мной на четвереньках, прижав свой нос к моему.

Я едва не закричала. Болячка Стивена увеличилась. Сейчас он выглядел как подросток, объевшийся варенья. Он что, ковырял эти струпья?

– Что за хрень? – заорала я.

Он тут же перекатился на свою половину кровати и, отвернувшись к стене, сделал вид, что храпит.

Я сильно ударила его по затылку.

– Да ты мне чуть инфаркт не устроил.

Он прикинулся, что только что проснулся, а уголки его рта дергались, как будто кто-то тянул их невидимыми ниточками.

– Ой, это за что?

Он прислонился к изголовью, одной рукой потирая затылок, а другой расчесывая ссадину под подбородком.

Отворачиваясь, я сказала:

– Шутка уже приелась, и совсем не смешно.

Он начал возражать, но тут же закашлялся. Потом поднялся и вышел в коридор.

– И дерматологу покажись, – крикнула я вслед.

Когда зазвенел будильник, дальняя сторона кровати была пуста. Я пересекла коридор второго этажа и зашла в ванну. Стивен стоял у раковины, уставившись на свое отражение. Он пальцами растягивал и шевелил губы, уже побледневшие в уголках.

От двери я сказала:

– Слушай, извини за вчерашнее. Но ты напугал меня до чертиков. Мы можем сделать вид, что ничего не случилось?

Он растянул уголки губ в усмешке. Десны выглядели нездорово.

Я закатила глаза.

– Ну отлично, – сказала я, выходя в коридор.

– Ты видишь мою улыбку? – крикнул он вслед.

С работы я позвонила матери и минут двадцать рассказывала ей все.

– Он никак не успокоится со всей этой хренью про улыбку.

– Скажи честно. Объясни, насколько это бесит тебя.

Звучало разумно. Стивену, конечно, нравились подростковые шуточки, но все-таки у него и детство в заднице не играет; весьма вероятно, мы сможем как-то договориться и, забыв обо всем, отправиться куда-нибудь на романтический ужин.

Когда я вернулась, Стивен сидел в гостиной на первом этаже, бешено строча что-то в блокноте.

– Можем поговорить? – спросила я.

Он все так же склонялся над блокнотом, сосредоточившись на письме.

– Извини, что вспылила прошлой ночью. Я не хотела так сильно ударить тебя. Но эта шутка, она реально меня достала. Как думаешь, все-таки сможем сделать вид, что ничего не было?

Нет ответа.

– Пожалуйста, ответь мне. Хотя бы дай знать, что слушаешь меня.

Я подошла к нему и выхватила блокнот. Стивен резко вскочил, напугав меня, и отобрал его обратно. Мельком я увидела, что в нем были написаны повторяющиеся слова. “ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?”

Он улыбнулся, обнажив невероятно белые зубы. Отбелил он их, что ли? Это уже выходило за рамки шутки. Больше похоже на реальную психическую болезнь.

– Стивен, поговори со мной. Что не так?

Он прокашлялся.

– Ты видишь мою улыбку?

Он отбросил блокнот в сторону и шагнул ко мне, вытягивая руки. Тонкие струйки крови из прокушенной губы стекали по его подбородку.

– Ты видишь мою улыбку?

Я отступила в коридор.

– Стивен…

– Ты видишь мою улыбку?

Он сильно закашлялся, а затем хрипло прорычал это еще раз. Потоки слюны текли с бледных губ.

Я развернулась к двери на каблуках. Стивен шел за мной.

– Ты видишь мою улыбку?

Он шел следом за мной из дома, а потом и по подъездной дорожке. А когда я закрыла дверь своего Форд Эскорт, начал стучать по стеклу.

– Ты видишь мою улыбку? Ты видишь мою улыбку?

Пока я заводила машину, он выдохнул на стекло, чтобы оно запотело, и написал буквы “Т-Ы В-И” задом наперед. Чудом я не переехала его, пока выруливала по дорожке задним ходом.

Когда я добралась до матери, мои глаза покраснели и опухли от слез. Поведение Стивена совершенно не заинтересовало полицию. “Да, конечно, ваш муж повторяет что-то про улыбку, уже выезжаем”. Медиков тоже. “Вам скорую прислать из-за странной сыпи?”

Стивен не отвечал ни на мои сообщения, ни на звонки. В ту ночь я засыпала, молясь, чтоб с ним все было в порядке, как будто пытаясь поддержать его на расстоянии.

Мать велела мне держаться подальше, пока не найдем кого-нибудь, кто мог бы сопроводить меня домой, но в той пустой холодной постели мне снились кошмары о том, как Стивен ранит себя. Ему была нужна помощь. Это не могло ждать.

Когда я въехала на подъездную дорожку, то заметила, что дом погружен в темноту. Мерзкий запах ударил в ноздри, стоило только открыть входную дверь. Слегка знакомый медный запах.

Откуда-то сверху раздавались глухие удары. Я медленно поднялась по ступенькам.

В коридоре я включила свет и чуть не вскрикнула. По стенам тянулись слова “Ты видишь мою улыбку?” Они покрывали каждый сантиметр от пола до потолка. Сердце забилось чаще.

Дверь в ванную была слегка приоткрыта. На цыпочках я подкралась ближе, цвет надписи казался то красным, то черным. Я подумала тогда, что, наверное, это помада или краска.

Осторожно постучала в дверь.

– Стивен? – позвала я так тихо, что едва услышала саму себя. Спустя некоторое время зашла внутрь.

Муж скорчился в углу, голый, спиной ко мне. Он возил красной, как вареный омар, рукой, размазывая слово “В-И-Д-И-Ш-Ь” по бежевым плиткам, прерываясь только чтобы обновить “чернила”, сплевывая густую красную мокроту на пальцы. Вот дерьмо, так на стенах он писал своей кровью.

– Ты видишь мою улыбку? – прорычал он, спазм прошел по всему телу. Что-то неправильное было в его голосе. Он говорил, как в кресле у стоматолога с распорками во рту.

Я невольно отпрянула назад. Дверь скрипнула. Голова Стивена взметнулась.

Я выбежала в коридор и рванула к лестнице. На середине спуска Стивен схватил меня за ноги, отправив нас обоих вниз.

Я приземлилась на спину. Прямо над моей головой вращались две размытые лампочки. Я наблюдала за ними, пока два Стивена с покрытыми запекшейся кровью ртами не перекрыли мне обзор.

Он прижал меня к полу. И среди ужасных хрипов, вырывающихся из его горла снова и снова, повторялись четыре слова.

ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?

Когда зрение прояснилось, я поняла, что это не просто кровь покрывает его лицо. Сухожилия и мышцы челюсти выступали из кровавой каши, дергающиеся, вибрирующие, как перетянутые гитарные струны. Местами были видны даже части кости. Губы и плоть вокруг были где-то обкусаны, где-то срезаны, а где-то оторваны. На щеках кожа просто висела лоскутами.

Он приблизил лицо вплотную, его жуткие челюсти оказались буквально в сантиметрах от моего рта.

– Ты видишь мою улыбку? – мерзко выдохнул он.

Из его рта вывалился большой лиловый язык, пытаясь забраться мне в правую ноздрю. Я изо всех сил отталкивала его, куски плоти забивались мне под ногти.

Неожиданно он захрипел, как кошка, откашливающая шерсть, обнажил зубы. Я воспользовалась возможностью выкрутиться из-под него и сбежала на кухню, где вооружилась ножом для стейков.

Он последовал за мной, оскалив клыки.

– Я тебя, блядь, предупреждаю! – проорала я.

Он ухмыльнулся, хотя я поняла это в основном по его глазам – эти сумасшедшие глаза, казалось, смеялись. Стивен приближался, двигая челюстью туда-сюда.

Наконец он присел. И я воткнула нож прямо в его горло. Тело Стивена обмякло и упало на пол.

***

Парамедики ужаснулись по прибытии.

– Это самая безумная херня, которую мне когда-либо доводилось видеть, – сказал тот, что повыше.

Полицейский просто не мог поверить моей истории. Все еще заикаясь, я рассказывала, как Стивен калечил себя, прежде чем напасть снова и снова. Меня отвезли в участок для официального разбирательства, а потом мать забрала меня к себе. И мой рот почему-то никак не хотел оставаться закрытым.

Я плакала у нее на плече, снова и снова облизывая губы. Язык на ощупь напоминал ковер, к тому же в моем животе что-то непрестанно переворачивалось. Изжога, наверное.

В конце концов желание открыть рот и широченно зевнуть победило. Мама отшатнулась с беспокойством на лице.

– Что ты имеешь в виду, дорогая?

Я бросила непонимающий взгляд и почесала зудящий рот.

– В смысле “что я имею в виду”?

Она протянула руку и вытерла слезу с моей щеки.

– Как же я могу не видеть твою улыбку?

~

Оригинал (с) lightingnations

Если вам нравятся наши переводы, то вы можете поддержать проект по кнопке под постом =)

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Перевела Заикина Екатерина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.