Каждый родитель считает, что его ребенок – особенный. Если не повезет, это может оказаться правдой. Тогда в игру приходится вступать мне.
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
Родителям приходится тяжелее всего. Именно они в первую очередь сталкиваются с этими силами, видениями, чем бы это на самом деле ни было. Если повезет, они свяжутся с нами до того, как дело примет серьезный оборот. Если нет – могут потерять все. Например, как родители одной девочки… то дело было особенно мерзким, а я ведь даже не успел с ней познакомиться. К тому времени, как я появился, вся семья была утрамбована в печь и дом сгорел дотла. Нам пришлось вынимать их тела, одно за другим, как гигантские фруктовые рулеты. Мы думаем, что это она была поджигателем, но кто знает? Нас там не было…
Мы пытаемся проводить разъяснительные работы, но это сложно из-за правительственного указа, запрещающего нам предавать такие случаи огласке. Возможно, у вас уже сложилось не совсем правильное впечатление. Мы не похожи на людей в черном или кого-то в этом роде. Правда в том, что, если сверхъестественное появится на вашем пороге, вы, скорее всего, решите просто не верить в это. А если даже поверите вы, то никто не поверит вам. Вот что я имею в виду, говоря о родителях. Они изолированы от друзей, семьи и даже друг от друга. Такие дети не Люди Икс, перемещающие пульт от телевизора по воздуху или стригущие газон силой мысли. Жить с этим сложно, иногда даже ужасающе.
Непросто, когда шестилетний ребенок называет дату и время вашей смерти. Или когда вы с ссоритесь с сыном, а на следующее утро просыпаетесь с абсцессом размером с теннисный мяч, затыкающим вам рот, как кляп. И такое может случиться, даже если ребенок этого не хотел. Эмоции просто просачиваются наружу. А дети… их мысли могут быть довольно запутанными. Есть брошюра, на самом деле больше похожая на книгу, в которой мы рассказываем о некоторых типичных ошибках родителей. Ее забавно читать, если не знаешь, что поставлено на карту:
Как можно раньше познакомьте вашего одаренного ребенка с концепцией смерти, это важно для долгосрочной безопасности. Примеры традиционного фольклора, которые вам НЕ следует обсуждать с ребенком:
• Не говорите, что умершая золотая рыбка отправилась жить "в море".
• Не говорите, что умершие собаки, кошки, кролики и т.д. теперь счастливо живут "на ферме".
• Не говорите, что умершие бабушка и дедушка ушли "в лучшее место".
Список на этом не заканчивается, но, думаю, вы уловили суть. Нет двух одинаковых детей, но они все придают значение мелочам. Такие формулировки, как "лучшее место", могут стать для них настолько реальными, насколько никогда не станут для взрослых. Они начинают представлять себе это “место”, думать о том, на что оно могло бы быть похоже, каким должно быть... Но мозг – не просто цепочки мыслей. Он похож на океан, и его глубины полны вещей, ускользающих от детского разума. Добавьте к этому то, что большинство детей намного умнее и осведомленнее, чем думают их родители. Гораздо осведомленнее…
Как вы думаете, каким должно быть "лучшее место"?
Вы когда-нибудь были на похоронах? Видели труп? Дети знают больше, чем вы думаете. Они приходят в гости к бабушке, но оказываются в гостиной, полной рыдающих грустных людей, а мать не позволяет им приоткрыть ящик, чтобы увидеть старушку, которая каждую неделю угощала их конфетами. Вам это кажется "лучшим местом"? Все черное. Все в слезах.
Быть опущенным в яму в земле и засыпанным грязью – это разве “лучшее”?
Одним из первых моих заданий было дело безумно милой маленькой девочки. Время от времени она могла очень точно предсказывать будущее. Ее родители, благослови их Бог, надеялись, что это будет залогом лучшей жизни, но совершили ошибку, спросив у дочери, когда они умрут. Ответ не сошелся с их ожиданиями. Я с трудом мог это выносить: навещать девочку, играть с ней на Wii, смеяться, а затем оглядываться на кухню и видеть ее мать, стоящую с отстраненным взглядом. Девочка не могла понять, почему ее родители вздрагивали, когда она смотрела на них, или содрогались, когда она их обнимала. Они все еще любили ее, но было видно, что считали каждую секунду каждого дня.
Я должен был убедиться, что она понимает реальность смерти, и мне это удалось. Помню, как девочка слегка нахмурилась во время занятий математикой. К этому моменту она уже несколько недель пыталась выяснить, что к чему, но родители отказывались отвечать на ее вопросы. Я ответил на все, причем честно.
– Значит, это не лучшее место, да? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я. – Я даже не уверен, что это место.
– Я не должна была рассказывать маме о желтой машине… – прошептала она со слезами на глазах. Ее маленький разум, как мог, старался обработать такую большую идею.
– Маме не следовало спрашивать! – ответил я слишком поспешно, позволив своим эмоциям всплыть на поверхность.
Я надеялся, что этот разговор положит конец проблеме. Я полагал, что, если повезет, мать и отец научатся жить со своим знанием и не сводить себя с ума, пытаясь придумать, как избежать предсказанного. Однако большинство людей настолько ослеплены деталями, что не видят общей картины. Эта женщина могла запереться в хранилище банка, чтобы не быть сбитой такси, о котором говорила ее дочь, но днем позже умереть от сердечного приступа. Я пытался им это объяснить. Я пытался объяснить, что беспокойство ничего не изменит.
По крайней мере, не должно.
Через несколько недель я вернулся, чтобы провести еще одну соцпроверку, и угадайте, кто открыл мне дверь? Маленькая девочка. Одна. Она выглядела голодной и неухоженной. На кухне все дверцы шкафов были распахнуты, судя по всему, она пыталась вскрывать консервы ножом. На полу валялись пустые пачки от макарон – бедняжка ела их сухими. Сначала я подумал, что ее родители покончили с собой и ей пришлось какое-то время выживать самостоятельно. Но она сказала мне такое, что у меня кровь застыла в жилах.
– Я отправила их в лучшее место!
– Ты убила их? – спросил я, гадая, о чем именно родители попросили своего ребенка на этот раз.
– Нет, глупый! – ответила малышка. – В настоящее лучшее место! Я представила себе самое лучшее место в мире и заставила их отправиться туда!
– И какое же место самое лучшее в мире?
– Пляж! – воскликнула она. – Пляж, который бесконечно тянется в разные стороны, и там можно есть столько, сколько захочется, потому что на траве растут фрукты и конфеты, и никто не будет говорить, что тебе делать, поэтому папе никогда не придется снова ходить на работу, а мама никогда не будет волноваться о том, что станет толстой, потому что никто никогда не увидит, что она поправилась, а папа будет любить ее, несмотря ни на что, потому что он так сказал и…
– Как… как ты их туда отправила? – спросил я.
Она подняла листок бумаги с нацарапанными синими и бежевыми карандашными линиями. Это была детская интерпретация пляжа: взрыв цветов и плохо прорисованные формы на фоне. Но на переднем плане было кое-что выпадающее из общей картины. Две черно-белые фотореалистичные фигуры, застывшие во времени, с прижатыми к голове руками, со ртом, распахнутым в беззвучном крике.
– А знаешь, что лучше всего в лучшем месте? – Маленькая девочка сияла от гордости. – Ты никогда не умрешь! Неважно, с какой высоты упадешь, как надолго задержишь дыхание или даже если съешь много-много яда!
Благослови ее Бог. Она так гордилась тем, что сделала…
Время от времени я вытаскиваю этот рисунок и смотрю на родителей девочки. Они двигаются, если не смотреть прямо на них . Бедняги исчезают за границами рисунка, иногда даже переходят на другую сторону листа. Сначала они кричали и рыдали, но последние несколько лет просто лежат рядом друг с другом, глядя на то, что, наверное, является небом? Не уверен. Я даже не уверен, что время для них течет нормально. Там нарисовано что-то, напоминающее отсчет времени на песке. Если это так, то зарубок оказывается больше, чем можно себе представить, будь то дни или даже годы.
Однажды я сожгу рисунок. Мне просто нужно быть уверенным, что это будет правильно. Я все еще надеюсь, что девочка вернется и вытащит их, потрепанных, но в конечном счете живых. Когда ей исполнилось тринадцать, я потерял с ней контакт, . Большинство детей перестают поддерживать с нами связь в подростковом возрасте, потому что им это больше не нужно, а наша система сурова и в лучшие времена. Хотел бы я знать, что происходит с ними дальше. Мне нравится думать, что правительство собирает их и находит место, где они смогут использовать свои силы на благо мира. Но большинство из них не в состоянии стать даже поварами, не говоря уже о суперсолдатах. Какую бы цель они ни находили в жизни, я не уверен, что это приносит кому-то пользу.
Часть моей работы – минимизировать угрозу, которую эти дети представляют для родственников и общества в целом.
Конечно, легче сказать, чем сделать.
Дело не только в том, что вся эта сила сконцентрирована в не до конца сформированном мозге. А в том, что это означает для обычного человека. В фильмах, если какой-нибудь могильщик говорит, что видел бабульку-зомби, вытащившую свою тощую задницу из могилы, все, что вам нужно сделать, это накачать его парой бутылок виски и надеяться, что ему никто не поверит. Насчет последнего можно не сомневаться, но вот реакция могильщика...
Вы знаете, что делает среднестатистический человек, когда сталкивается с доказательством загробной жизни? Как вы думаете, что происходит, когда ему случается мельком увидеть, что таится в глазах такой бабульки, или не дай Бог, у него появляется возможность обменяться парой слов с ожившим покойником? Те, что разговаривают с мертвыми, – самые пугающие из всех одаренных детей, потому что, оказывается, что бы ни происходило по ту сторону, это сводит обычного человека с ума.
И я не имею в виду безумие типа "разговорчики-с-самим-собой". Это больше похоже на "перерезать-горло-своей-семье-и-кастрировать-себя-лезвием-бритвы" безумие. Вам может казаться, что вы приняли идею небытия или идею рая, или ада. Но, по правде говоря, я не уверен, что это может уместиться в голове одного человека. То, что я однажды увидел, было настолько ужасно, что мне пришлось провести шесть месяцев в психиатрической больнице.
Все началось, когда какой-то бедный мальчик вернул с того света своего деда, даже не осознавая этого. Он просто думал об этом достаточно долго и достаточно усердно. Мне позвонили его родители, забаррикадировавшиеся в ванной комнате. Им нужна была помощь. И, хотя я тогда еще проходил стажировку, я не стал звонить своему руководителю. Я просто побежал туда. По правде говоря, я и не хотел звонить начальству, не хотел, чтобы меня контролировали. Я ждал подобной возможности с тех пор, как прочитал об этом на тренинге. Я хотел увидеть кого-то, кто вернулся к жизни. Хотел достоверно узнать, что там, по ту сторону. Все ребята говорили об этом, о том, что люди возвращаются. Но на самом деле я не верил, что они это всерьез. Мне определенно казалось, что меня просто разыгрывали.
Я сделал ошибку, посчитав это проблемой, которую можно решить в два счета. Я думал, что получу ответ, который изменит что-нибудь, поможет мне в чем-то…
Когда я нашел того дедушку, он стоял, уставившись на дверь ванной комнаты, и формальдегид вытекал из его задницы, пачкая пол. Он смотрел на меня с дикой ненавистью, ядовитым взглядом, достаточно выразительным, чтобы заставить меня отступить и держаться подальше от него. Но не чтобы заставить меня молчать. Вопросы сыпались у меня изо рта, и я задал их так много, так быстро, что даже не помню, что конкретно спрашивал. Полагаю, большинство из них сводились к чему-то вроде:
– Что происходит по ту сторону?
Когда старик заговорил, его голос звучал так, как будто он пережил целую эпоху бесконечной усталости и страданий. Я смотрел на душу, которую пропустили через мясорубку, скрутили, промыли, прочистили, избили и подчинили. Это была не та душа, которая ранее покинула наш мир, это точно. Но одного взгляда в его глаза было достаточно, чтобы понять, что он не лжет.
– Рабство! – произнес он, и его ответ оглушил меня, словно удар гонга . Я уже хотел задать следующий вопрос, но, Боже мой, у меня перехватило дыхание, и слова застряли в горле. Это слово убило часть моей души. Я до сих пор иногда лежу без сна по ночам, думая об этом.
Я даже не понимаю, что конкретно это значит, но с тех пор это знание меня преследует. Как тот рисунок, который я прячу, стараясь забыть. Я не хочу думать об этом, и какой-нибудь среднестатистический Джо тоже не хочет. Если я позволю себе начать задавать вопросы вроде "кто порабощает души?", мой разум просто не сможет остановиться. Я полгода ходил кругами, читал старые дела в надежде узнать больше. Это слово по-прежнему взывает ко мне несколько раз в день, заставляя мои мысли метаться, как крыс в свете факелов.
Свести к минимуму вред, причиняемый одаренными детьми, может быть непросто, когда есть риск очутиться в комнате с мягкими стенами.
Как я уже сказал, единственное, что играет нам на руку, – это то, что 99% людей просто не хотят смотреть в глаза правде, тому, что скрывается за всем тем мирским скучным дерьмом, которое мы называем "повседневной жизнью". Вот почему многие из родителей так сильно не подготовлены. Ведь нужно представить себе мир таким, каким его видит ребенок, и, что еще важнее, нужно продумать все возможные варианты развития событий, которые могут пойти не так.
Твоя золотая рыбка ушла жить "в море".
Зубная фея заберет твои выпавшие зубы.
Санта наказывает непослушных.
Родителям с самого детства внушают, что такая ложь во благо является основой воспитания. Невозможно избавиться от привычки. Даже знающие родители, благоразумные, грамотные люди, которые делают все, что в их силах, все равно будут совершать ошибки, то здесь, то там. В лучшем случае они могут надеяться, что это не приведет к неприятным последствиям и не уничтожит половину города.
Вот тут-то и начинается вторая часть моей работы: уборка. Я должен направить родителей к правильной команде уборщиков. Чаще всего хватает парней с крепкими желудками, вооруженных швабрами и ведрами. Иногда порядок наводит скользкий мужчина в костюме, который знает, как помешать соседу публиковать фотографии в Интернете. А однажды, черт… нам пришлось отправить команду в радиационных костюмах со свинцовым покрытием. Сложно было понять, зачем они вообще понадобились. Мы до сих пор не знаем, что произошло. Но счетчики Гейгера, которые они оставили, все еще щелкают.
Возьмем хотя бы зубных фей. Кое-где они действительно существуют. То есть они не всегда были настоящими, но потом появились в воображении этих детей. Представляете, насколько сильно среднестатистического ребенка может напугать зубная фея? Скажем так, то страшилище, которое когда-то в 80-х придумал какой-то мальчишка, – именно таким и должно быть существо, живущее кражами зубов. Вместо лица у него вывернутое нёбо, сплошь утыканное зубами. Они растут так плотно, что едва ли вы сможете найти крохотный пустой кусочек десны. А эти зубы… гнилые и желтые, исходящие зловонным запахом, как у наркомана. И вот такая тварь бродит вокруг детей, собирая выпавшие зубы, чтобы заменить те, что сама потеряла из своей… ну, я не анатом, но, скажем, головы. В любом случае, стоит хотя бы одному зубу выпасть, как оно выбирает из своих запасов новый и втыкает его на освободившееся место. Оно проталкивает разветвленные корни зубов сквозь плоть и хрящи и, я готов поклясться, при этом истошно стонет, но кто знает? Я надеялся, что парнишка вырастет и эта чертова штуковина исчезнет, но нет. Она все еще там, карабкается по водосточным желобам и дренажным трубам, подтягивая обрубок тела на руках. Просто потому, что особый ребенок видел эту тварь во сне именно такой: без ног.
Как я уже сказал, мир пугает детей. И они придумывают вещи, которые мы не можем предвидеть. Но последствия слишком реальны, чаще для родителей, а иногда и для случайных прохожих. Единственная спасительная милость заключается в том, что большинство этих детей имеют благие намерения. Даже самые трудные из них, с эмоциональными проблемами или сложностями в учебе, проявляют сожаление, когда понимают, что причинили другим людям боль.
Люди постоянно причиняют друг другу боль, но подавляющее большинство из нас делает это неосознанно. И даже если осознаем, иногда кажется, что мы вынуждены это сделать.
Но, конечно, есть и другие случаи.
Дети и взрослые, которые чертовски хорошо знают, что делают. Я встречал их не так уж много, но достаточно, чтобы идентифицировать их во время работы. Это дети, которые равнодушно относятся к причиняемой боли, потому что им просто все равно. Большинство из них – нарциссы, довольствующиеся мечтами о деньгах и сексе как способе испытать острые ощущения. Вы читали о том, как психопаты преуспевают в определенных профессиях, таких, как банковское дело или что-то в этом роде? Прекрасно. Это идеально для них. Некоторые одаренные, с которыми я работаю, на самом деле очень похожи на психопатов. Они не обязательно хуже других детей. Просто не склонны переживать о чем-либо, когда им объясняешь, что после того, что они сделали с младшим братом, он больше не сможет играть с ними в Xbox.
Ни чувства вины, ни раскаяния.
Но по-настоящему плохие люди не просто равнодушны, они получают от этого удовольствие. Множество обстоятельств должно сложиться определенным образом, чтобы получился человек, которому нравится причинять боль другим.
Я как-то читал, что у большинства серийных убийц IQ ниже, чем у среднестатистического психопата, ведь он способен чертовски хорошо понимать, что сравнение затраченных сил и рисков с выгодами от убийства будет не в пользу последних. Убийство – дело тяжелое, а выгода обычно невелика, и умный психопат это знает. А следующих за этим последствий, предусмотренных обществом, в виде наказания, достаточно, чтобы держать большинство людей в узде.
Но когда они одарены… ну, тогда эти последствия просто идут на хрен, не так ли?
Если я смогу доказать наличие склонности к садизму и полное отсутствие угрызений совести и сочувствия у ребенка, то в моей власти запросить разрешение на эвтаназию.
Некоторые из самых первых тестов, которые мы проводим, когда находим одаренных детей, – сканирование мозга, анкетирование, ЭЭГиТ – предназначены для выявления психопатии. Раньше я это ненавидел. Дети спрашивали, что мы ищем, или, иногда, начинали рыдать во время теста на рефлексы (мой самый нелюбимый из всех). У меня всегда разрывалось сердце, стоило представить, что их ждет, если я приму неверное решение. Логически я понимал, почему мы это делали. Просто ненавидел само осознание того, что у меня есть такая сила. Эти дети не знали, что ждет их в случае провала… Даже их родители не знали. Тогда я бы все отдал, чтобы заставить агентство отказаться от подобных тестов.
А потом я встретил Брэдли.
В течении года шестнадцать учителей одной школы заболели почечной недостаточностью, что заставило нас выбрать родной город Брэдли для дальнейшего исследования.
Судя по травмам, полученным некоторыми из этих учителей, я решил, что мы имеем дело с подростком, у которого были скрытые способности. Такая жестокость и злость характерны для пубертата. Но на самом деле Брэдли было всего семь.
Впервые я увидел его лежащим на полу в гостиной и читающим университетский учебник по анатомии. Он был кем-то вроде вундеркинда, хотя сам признавал, что поумнел, когда начал "заимствовать частички чужих умов". Самое смешное, что его отец был как две капли воды похож на Брэдли, и его мать тоже, но это ожидаемо, не так ли?
А вот чего вы не ожидаете увидеть, так это то, что другие дети в классе Брэдли тоже немного похожи на него, что родители тут и там атакуют местных ученых, а те не могут дать внятных ответов. У родителей на руках фотографии их детей, сделанные всего за несколько лет до переезда Брэдли, и там они выглядят по-другому. Другое строение лица, другой цвет волос и глаз. Сначала изменения незаметны, но со временем становится видно, что дети меняются все больше и больше, и невозможно не понять, в кого они превращаются.
А потом жалобы прекращаются, потому что, конечно, и родители тоже начинают все больше и больше походить на Брэдли.
– Я просто одалживаю их частички, – сказал он мне – Большинство людей не используют мозг на полную мощность. У них в голове полно свободного места, а я просто помогаю им найти ему хорошее применение.
Он заражал их умы и, сам не зная почему, делал их все более похожими на себя. Конечно, это был побочный эффект. Но шокирующий.
Нам пришлось отбраковать много людей, чтобы вернуть все в норму, но Брэдли не позволил бы нам просто убрать его источник вычислительной мощности. Нам пришлось с ним договариваться, и то, что он захотел, было… ну… Он любил вивисекцию и очень любил живые объекты. Еще он сказал, что ему понравились наши инструменты...
Некоторые вещи он просто не мог узнать, захватывая мозг среднестатистического человека, но в наших лабораториях он радовался, как ребенок в кондитерской. Честно говоря, мы не очень хорошо продумали эту часть сделки. Размещение его в одной комнате с нашими учеными гарантированно должно было плохо кончиться. Но Брэдли был таким могущественным…
Даже не замечая этого, мы перестали пытаться сдерживать его и начали пытаться просто успокоить. Он не был похож ни на одного ребенка, которого мы встречали.
Ничто не мешало ему завязать твою толстую кишку в узел, просто чтобы посмотреть, что произойдет. Ему нравилось видеть, как люди страдают из-за его действий. Лопнувшая поджелудочная железа здесь, кровоизлияние в мозг, из-за того, что ваша кровь стала чем-то похожим на пудинг, там… Сейчас мы больше не допускаем ученых к оперативной работе, чтобы какой-нибудь другой телепат от них чего-нибудь не перенял.
Мы до сих пор проводим ежегодные конференции, пытаясь выяснить, кем был Брэдли, какова была его конечная цель. Он определенно не был заинтересован в какой-либо новой расе или эволюции. И если мы намекали, что он не единственный экстрасенс в мире, он очень расстраивался. Из-за этого я потерял своего первого руководителя. В то время мы еще не знали, кем был Брэдли. Мы только что нашли его, и, конечно же, он был странным, определенно умным сверх всякой меры. Но мы не догадывались…
– Ты можешь чувствовать себя одиноким, Брэдли, – сказал мой босс – Но на самом деле, по нашим оценкам, таких детей, как ты, почти сто тысяч!
– Таких, как я, больше нет, – ответил мальчик и, как кинжалами, впился глазами в моего босса.
Следующее, что я помню, – старик дрожит, бьется в конвульсиях, кровавая пена лезет из его рта, носа, ушей… После вскрытия сказали, что от его мозга почти ничего не осталось. Содержимое черепа было с силой выдавлено через все доступные отверстия в голове. То немногое, что осталось, скопилось у основания черепа, как остатки молочного коктейля на дне чашки.
В конце концов именно эго Брэдли его и погубило. После двух лет наблюдения за тем, как он прогрызал себе дорогу в маленьком городке, а затем и в наших лабораториях, я все время задавался вопросом, когда же он, наконец, нацелится на более крупную добычу. И решил, что не могу просто позволить ему продолжать.
Дело в том, что даже такие дети, как Брэдли, даже самые умные и знающие, на самом деле не имеют никакого опыта. Добавьте сюда эго размером с планету и то, что им часто не хватает того необходимого смирения, которое вбивает в большинство из нас взрослая жизнь.
В конце концов, это была просто маленькая ложь во благо. Она спасла меня, спасла всех нас.
– Никто никогда не общался с тем, что обитает по ту сторону, – сказал я ему – Мы никогда не встречали одаренного ребенка, способного дотянуться туда и увидеть, что происходит после смерти.
На следующий день он вышел из своей комнаты и просто… Я не знаю. Мне не было его жалко. Но, черт возьми, я был близок к этому.
У него был маленький письменный стол в центре нашей лаборатории, за которым он наблюдал за учеными и читал их мысли, как большинство детей просматривают телевизионные каналы. Он подошел прямо к нему и сел. Мальчик выглядел таким разбитым, таким измученным. Он попросил у меня цветные карандаши.
Следующие несколько минут Брэдли провел, что-то быстро рисуя: маленький домик с деревьями – а потом он просто… Ушел. Исчез, как будто его стерли из одного из кадров жизни.
Он не умер. Он поместил себя в рисунок.
Все говорят об этом так, будто я поймал его в ловушку, будто я его победил.
Но, по правде говоря, я думаю, что Брэдли может оставить рисунок в любой момент, когда захочет. Он всегда в своем домике. Кажется, рисует. И это все, что он когда-либо делал. Рано или поздно рисунок будет потерян, уничтожен, может быть, даже намеренно. Нет ничего вечного, когда речь идет о человеческой жизни. Но я помню взгляд того мертвого старика и помню, что он заставил меня почувствовать.
У Брэдли, судя по всему, вышло настолько хорошо рассмотреть загробную жизнь, что всем остальным одаренным детям могло бы стать стыдно. Я считаю, что он прячется. Думаю, он понимал, что рано или поздно окажется по ту сторону, и ничего не может сделать, чтобы остановить это. Все, что ему оставалось, – постараться максимально растянуть промежуток между началом жизни и ее концом. Он отлично знал, что может создавать всевозможные "особые" места, где время течет медленнее, чем обычно. Не забывайте, у него были все мои воспоминания. Я не сомневаюсь, что он знал о той маленькой девочке и о том, что она сделала со своими родителями.
К счастью, мы думаем, что Брэдли был исключением.
"Облачный" телепат, заимствующий чужие умы, чтобы усилить собственный дар. Своего рода петля обратной связи, которая может положить конец миру, возможно, даже Вселенной. Мы рады, что он решил уйти, хотя мне неприятно думать о причине.
Однажды кто-то спросил меня, что я думаю об этих детях. Я не уверен, но велико желание назвать их багом, ошибкой.
Кем бы они ни были, они познали что-то, скрытое под банальной реальностью, на которой большинство из нас зациклено. Той, что наполнена одноразовыми стаканчиками и просмотром телевизора под ужин из полуфабрикатов, разогретых в микроволновке.. Вы узнаете о них и думаете, как, должно быть, чудесно обладать такого рода знаниями.
А я просто думаю о Брэдли... буквально Бог среди людей, который бросил лишь один тяжелый долгий взгляд на ту сторону и убежал, поджав хвост.
Если я изредка замечаю его на рисунке смотрящим в окно, то могу думать только о том, что он выглядит чертовски напуганным.
Перевела Юлия Криницкая специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
