7 мая 2001 года Гласса должны были казнить в третий раз – через повешение, по крайней мере, так говорили – в каком-то правительственном бункере, вдали от любопытных глаз.

И ровно ко времени, мы с Тафтом распили скотч в его кабинете, по официальной версии, чтобы отпраздновать, но на самом деле, потому что не могли отмахнуться от страха. Тафт всегда казался мне молодым, несмотря на свои годы, но то был первый раз, когда начальник тюрьмы выглядел по-настоящему старым. Он смотрел на двор внизу, потягивая напиток.

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, почему выбрал эту работу, Мендес?

Я покачал головой, и он вздохнул.

– В далеком 63-м году на заднем сиденье сгоревшей машины в каком-то государственном парке неподалеку от моего района нашли тело женщины. Проститутку. Один из ее клиентов… ну он изрубил ее на куски. Сжег все улики. И знаешь, что меня поразило, Мендес? Всем было плевать. Никто не удосужился провести расследование. Кто заметит, что на углу Пятой авеню стало на одну проститутку меньше, верно? Это... не понравилось мне. Я полагаю, Мендес, что каждая жизнь имеет значение. Даже те, которые мы пытаемся изменить, а потом отвергаем. У каждого есть люди, которые его любили, детские воспоминания и все такое. Каждый заслуживает справедливости. Неважно, кем он был. – Он поставил свой стакан и посмотрел мне в глаза. – И я поступил на службу в полицию. Добился возобновления дела. Нашел этого парня. И наблюдал, как он поджаривался. И мне нравится представлять, что она стояла рядом и тоже смотрела, как он дергался.

Последовало напряженное молчание. Затем раздался смешок.

– Конечно, после того, как в 71-м году я получил пулю в бедро, я больше не мог ходить в патрули. Но был счастлив и здесь. Наблюдать, как свершается правосудие… это заставляет меня чувствовать, что в мире существует какой-то кармический порядок. Хорошие и плохие поступки вознаграждаются по достоинству.

Было ясно, что за его словами что-то скрывается, какой-то невысказанный тезис. В конце концов, не отрывая от меня старых, усталых глаз под морщинистыми веками, он произнес:

– Я много думал, и... если Гласс не умрет сегодня вечером, я точно уйду на пенсию, Мендес. После того, что он сделал с теми девочками, что это за… какой порядок может быть в мире, где такой монстр, как этот, просто... за гранью возмездия?

Я был потрясен. Начальник тюрьмы Тафт всегда казался мне непоколебимой скалой. Как мы без него?

– Он умрет, сэр, – пообещал я. – На этот раз все получится. Все случится, как должно.

Но мои слова его не убедили.

Сделав последний судорожный глоток, Тафт наклонился вперед.

– Его глаза.  – Он пристально следил за выражением моего лица, словно отчаянно желая, чтобы я понял, надеясь, что я и сам об этом знаю. – Эти твари… в его глазах. Разве ты их не видел?

И в этот момент Тафта рывком подняло со стула.

Это было так неожиданно, так необъяснимо, что я едва осознавал, чему стал свидетелем. Какая-то невидимая сила подняла его на два или три фута над землей, и подвесила там. Он задыхался, кашлял и отплевывался, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха, более ему недоступного, и цеплялся скрюченными пальцами за что-то у себя на шее. Что-то,  чего я не видел. Его вздернули. Повесили. И с широко раскрытыми от ужаса глазами – такими же, как у Билли, – он безмолвно молил меня о помощи.

Я вскочил со стула и обхватил руками его болтающиеся ноги. Сначала попытался повалить Тафта на пол, но понял, что это только затягивает невидимую петлю у него на шее. Тогда я попытался поднять его как можно выше, что принесло Тафту некоторое облегчение. Слезы катились по его лицу, оно распухло и посинело, и хотя я не мог видеть петлю, я все же видел синюю полосу в том месте, где она сдавила его шею. Все это время я кричал до хрипоты: “Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Господи Иисусе, нам нужна помощь!”

Но никто не пришел.

И вдруг какая-то невидимая сила ударила меня по ногам.

Я упал, как мешок с кирпичами, но все произошло так внезапно, что ноги начальника тюрьмы остались крепко зажатыми в моих руках. Я упал и потянул его за собой… его тело внезапно содрогнулось под тошнотворный треск.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом и посмотреть на Тафта. Его шея оказалась неестественно вытянута, голова склонена набок почти под прямым углом. Глаза широко раскрыты, язык вывалился из пересохших губ. А потом какая-то сила, удерживавшая его на весу, исчезла, и тело упало на меня. И я все кричал и кричал…

Я выбежал из его кабинета и обнаружил, что наши коллеги непринужденно болтают и работают прямо за дверью. Каким-то образом, несмотря на все мои крики и мольбы, пока Тафт умирал, никто из них ничего не услышал.

Я взял пример с Тафта. Я хотел уйти. Мы столкнулись с чем-то нечестивым, с чем-то, чьи щупальца могли протянуться на любое расстояние, и моя жизнь – кто знает, может быть, даже и душа – была в опасности. Но агенты в черных костюмах ясно дали понять одно: если я откажусь сотрудничать, то стану идеальным козлом отпущения за убийство начальника тюрьмы Тафта.

***

Меня отвели в комнату для допросов. Джозеф Гласс сидел там, наконец, перестав притворяться человеком. Его глаза потемнели до абсолютной черноты. А возможно, у него вообще не было глаз, только окна, сквозные дыры в море вечной тьмы. Я сидел перед ним, дрожа как осиновый лист, и чувствовал себя смертником куда более, чем когда-либо доводилось ему.

– М-м-мистер...… Гласс. – Ответа не последовало. Я вздрогнул, пытаясь сосредоточиться на своем маленьком листке бумаги, отвлечься от черноты в его глазах. – Я… У меня... у меня есть кое-что… вопросы, я должен тебе задать вопросы. Ты... ты согласен?

Тишина. Я сделал глубокий вдох.

– Сколько… тебе лет, Гласс? – Я-то считал, этот вопрос безобидным, одним из базовых. А он стал началом разговора. И я оказался к этому не готов.

– Я стар, дитя. – Его голос был совсем не таким, каким я его помнил. Он стал глубоким, низким и рокочущим, как будто несколько человек говорили в унисон, и все они видели начало времен. – Старше, чем ты можешь себе представить. Старше, чем эта нация, и даже старше, чем империя, которая когда-то ее основала.

Мне пришлось побороть вскинувшийся животный инстинкт – жгучее желание бежать. Надо было сосредоточиться на вопросах.

– Почему ты сделал это… то, что ты сделал с теми девушками?

– Просто чтобы снова что-то почувствовать, – прошептал Гласс. – Все, что угодно.

– Ты не испытал ни малейшего чувства... вины? Раскаяния?

– Ты спрашиваешь об этом... меня? Меня, который наблюдал за подъемом и падением империй? – В его голосе звучало почти удивление. – Испытывает ли Время угрызения совести? Ведь Время убило гораздо больше людей, чем я. Но человечество подобно гидре. Все, кого я убил, будут заменены, по сути, идентичными животными, и в куда большем количестве. А затем умрут и они, и снова будут заменены. И цикл будет продолжаться вечно. Ты ожидаешь, что я буду жалеть их за то, что обрек их на смерть, о которой я сам мечтаю? Только мертвые могут вырваться из петли. Это благословение. – И вдруг он встал со стула, как будто это он меня допрашивал, будто и не был заключенным, прикованным к столу. – Ты обещал мне благословение, офицер Мендес.

Я уставился на него, не веря своим глазам.

– Что... как ты... – Но я не успел ничего сказать, прежде чем Гласс пополз ко мне через стол с жуткой грацией паука.

Это были уже не те незаметные намеки на эмоции, к которым я привык. Как будто кто-то щелкнул выключателем. Слезы текли по его щекам, он рычал с неподдельной яростью от обиды, предательства… И из-под черных волн в его глазах на поверхность всплыло все то, что обитало на глубине многих лиг. – Ты должен мне смерть. Сдержи свое слово. Заплати свой долг!

Я кричал и с отвращением отшатывался от каждого его прикосновения, но он был сильнее, намного сильнее, чем можно было ожидать. Я просто не мог высвободиться из его невероятной хватки.

– Нет! Отстань от меня, больной ублюдок!

– Сделай это! Заплати мне, что должен! – Казалось, тысячи разных голосов кричали мне в ухо. Рыдая, я изо всех сил обхватил его руками за шею и надавил большими пальцами на кадык, пытаясь задушить мерзавца. И тут же моя же хватка сжала мою шею, выдавливая жизнь. Я задыхался, и все же продолжал давить все сильнее и сильнее, словно надеясь, что смогу каким-то образом прорваться сквозь ту нечестивую силу, что защищала его.

А потом эти ужасные руки снова схватили меня за плечи, и меня парализовало ужасом, который иначе как древним и первобытным не назовешь. Как будто существо, стоящее позади меня, было той же силой, которая заставляла наших предков в ужасе прятаться в пещерах сто тысяч лет назад, и каждый из голосов взывал ко мне из глубин моей же крови. Нечто подняло меня со стула, швырнуло, словно я был невесомым… и следующее, что я помню, – это как просыпаюсь в лазарете.

***

И снова, ничего из произошедшего не зафиксировала камера наблюдения. На кадрах я вхожу в комнату и сажусь, двигаясь странно, почти механически. А потом мы оба просто сидим, уставившись друг на друга, не говоря ни слова, не двигаясь, не моргая. В течение часа.

После этого Джозеф Гласс впал в ступор и с тех пор отказывался разговаривать даже со мной. Теперь, когда я перестал быть полезным, агенты вышвырнули меня, как ненужный хлам. Кажется, их даже не волнует, расскажу ли я кому-нибудь. Да и кто мне поверит?

Я думал, что мне повезло. Что мой кошмар закончился. Можно ли было ошибаться сильнее.

Просмотрите все публичные документы, но вы не найдете ни единого упоминания имени Джозефа Гласса. Они спрятали его в секретной базе данных и замели все возможные следы. Стерли его личность, я бы сказал, если его вообще можно было назвать личностью. Но они все еще пробуют все методы казни, по справочнику от А до Я. Не совсем понимаю, зачем. Возможно, ради исследования. Я уверен, что военные все отдадут, чтобы узнать секрет, как сделать своих людей неуязвимыми, как Гласс. И, кроме того, не им приходится иметь дело с последствиями.

3 июня 2005 года они попытались расстрелять его.

Я в курсе, потому что мы с женой проводили второй медовый месяц, и медленно танцевали ночью у озера под нашу любимую песню, когда я моя рубашка вдруг резко промокла. Я опустил взгляд и увидел, что ее глаза стали серыми и тусклыми, как запотевшее стекло, а грудь оказалась продырявлена, как швейцарский сыр, беззвучными, невидимыми и, в целом, несуществующими пулями.

23 декабря 2012 года они попытались сделать ему смертельную инъекцию.

В тот день машину моего сына нашли намотанной на дерево, а озадаченные коронеры обнаружили, что он был мертв еще до того, как произошла авария. В его крови обнаружили Павулон и хлорид калия.

Уже много лет прошло с тех пор, как я изолировал себя от всех, кого знал, и стал жить отшельником в хижине у черта на куличках, но запах смерти все еще преследует меня. Всего пару лет назад я наткнулся на новостной репортаж, в котором упоминался мой племянник. Судя по всему, он был найден полностью обескровленным. Вены оказались пустыми и сухими, несмотря на отсутствие признаков борьбы. Одному богу известно, какие методы казни они сейчас применяют.

Он не позволит мне уйти, не позволит жить спокойно. До тех пор, пока я не отдам ему долг.

Но я тоже провел кое-какие исследования. Разузнал все, что мог, о тех бесчисленных ужасах в темном море глаз Гласса. Освоил то, чего не должен знать человек. Практиковал ритуалы, собирал инструменты, ингредиенты. И, кажется, я знаю, где они его держат. Несмотря на то, что они завязали мне глаза, выпроваживая прочь, я считал секунды между каждым поворотом на нашем пути от бункера, и несколько недель наблюдал за этим местом, составляя карту всех точек входа.

Может быть, я впадаю в безумие. А может, действительно нашел способ положить конец этому ужасу. Наконец-то свершится правосудие над этим чудовищем, правосудие, которого желал бы для него Тафт. Джозеф Гласс был прав в одном-единственном: я должен заплатить свой долг.

Даже если это убьет меня.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

7 мая 2001 года Гласса должны были казнить в третий раз – через повешение, по крайней мере, так говорили – в каком-то правительственном бункере, вдали от любопытных глаз.

И ровно ко времени, мы с Тафтом распили скотч в его кабинете, по официальной версии, чтобы отпраздновать, но на самом деле, потому что не могли отмахнуться от страха. Тафт всегда казался мне молодым, несмотря на свои годы, но то был первый раз, когда начальник тюрьмы выглядел по-настоящему старым. Он смотрел на двор внизу, потягивая напиток. 

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, почему выбрал эту работу, Мендес?

Я покачал головой, и он вздохнул. 

– В далеком 63-м году на заднем сиденье сгоревшей машины в каком-то государственном парке неподалеку от моего района нашли тело женщины. Проститутку. Один из ее клиентов… ну он изрубил ее на куски. Сжег все улики. И знаешь, что меня поразило, Мендес? Всем было плевать. Никто не удосужился провести расследование. Кто заметит, что на углу Пятой авеню стало на одну проститутку меньше, верно? Это... не понравилось мне. Я полагаю, Мендес, что каждая жизнь имеет значение. Даже те, которые мы пытаемся изменить, а потом отвергаем. У каждого есть люди, которые его любили, детские воспоминания и все такое. Каждый заслуживает справедливости. Неважно, кем он был. – Он поставил свой стакан и посмотрел мне в глаза. – И я поступил на службу в полицию. Добился возобновления дела. Нашел этого парня. И наблюдал, как он поджаривался. И мне нравится представлять, что она стояла рядом и тоже смотрела, как он дергался.

Последовало напряженное молчание. Затем раздался смешок. 

– Конечно, после того, как в 71-м году я получил пулю в бедро, я больше не мог ходить в патрули. Но был счастлив и здесь. Наблюдать, как свершается правосудие… это заставляет меня чувствовать, что в мире существует какой-то кармический порядок. Хорошие и плохие поступки вознаграждаются по достоинству.

Было ясно, что за его словами что-то скрывается, какой-то невысказанный тезис. В конце концов, не отрывая от меня старых, усталых глаз под морщинистыми веками, он произнес:

– Я много думал, и... если Гласс не умрет сегодня вечером, я точно уйду на пенсию, Мендес. После того, что он сделал с теми девочками, что это за… какой порядок может быть в мире, где такой монстр, как этот, просто... за гранью возмездия?

Я был потрясен. Начальник тюрьмы Тафт всегда казался мне непоколебимой скалой. Как мы без него?

– Он умрет, сэр, – пообещал я. – На этот раз все получится. Все случится, как должно.

Но мои слова его не убедили.

Сделав последний судорожный глоток, Тафт наклонился вперед. 

– Его глаза.  – Он пристально следил за выражением моего лица, словно отчаянно желая, чтобы я понял, надеясь, что я и сам об этом знаю. – Эти твари… в его глазах. Разве ты их не видел?

И в этот момент Тафта рывком подняло со стула.

Это было так неожиданно, так необъяснимо, что я едва осознавал, чему стал свидетелем. Какая-то невидимая сила подняла его на два или три фута над землей, и подвесила там. Он задыхался, кашлял и отплевывался, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха, более ему недоступного, и цеплялся скрюченными пальцами за что-то у себя на шее. Что-то,  чего я не видел. Его вздернули. Повесили. И с широко раскрытыми от ужаса глазами – такими же, как у Билли, – он безмолвно молил меня о помощи.

Я вскочил со стула и обхватил руками его болтающиеся ноги. Сначала попытался повалить Тафта на пол, но понял, что это только затягивает невидимую петлю у него на шее. Тогда я попытался поднять его как можно выше, что принесло Тафту некоторое облегчение. Слезы катились по его лицу, оно распухло и посинело, и хотя я не мог видеть петлю, я все же видел синюю полосу в том месте, где она сдавила его шею. Все это время я кричал до хрипоты: “Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Господи Иисусе, нам нужна помощь!” 

Но никто не пришел.

И вдруг какая-то невидимая сила ударила меня по ногам.

Я упал, как мешок с кирпичами, но все произошло так внезапно, что ноги начальника тюрьмы остались крепко зажатыми в моих руках. Я упал и потянул его за собой… его тело внезапно содрогнулось под тошнотворный треск.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с духом и посмотреть на Тафта. Его шея оказалась неестественно вытянута, голова склонена набок почти под прямым углом. Глаза широко раскрыты, язык вывалился из пересохших губ. А потом какая-то сила, удерживавшая его на весу, исчезла, и тело упало на меня. И я все кричал и кричал…

Я выбежал из его кабинета и обнаружил, что наши коллеги непринужденно болтают и работают прямо за дверью. Каким-то образом, несмотря на все мои крики и мольбы, пока Тафт умирал, никто из них ничего не услышал.

Я взял пример с Тафта. Я хотел уйти. Мы столкнулись с чем-то нечестивым, с чем-то, чьи щупальца могли протянуться на любое расстояние, и моя жизнь – кто знает, может быть, даже и душа – была в опасности. Но агенты в черных костюмах ясно дали понять одно: если я откажусь сотрудничать, то стану идеальным козлом отпущения за убийство начальника тюрьмы Тафта.

***

Меня отвели в комнату для допросов. Джозеф Гласс сидел там, наконец, перестав притворяться человеком. Его глаза потемнели до абсолютной черноты. А возможно, у него вообще не было глаз, только окна, сквозные дыры в море вечной тьмы. Я сидел перед ним, дрожа как осиновый лист, и чувствовал себя смертником куда более, чем когда-либо доводилось ему. 

– М-м-мистер...… Гласс. – Ответа не последовало. Я вздрогнул, пытаясь сосредоточиться на своем маленьком листке бумаги, отвлечься от черноты в его глазах. – Я… У меня... у меня есть кое-что… вопросы, я должен тебе задать вопросы. Ты... ты согласен?

Тишина. Я сделал глубокий вдох. 

– Сколько… тебе лет, Гласс? – Я-то считал, этот вопрос безобидным, одним из базовых. А он стал началом разговора. И я оказался к этому не готов.

– Я стар, дитя. – Его голос был совсем не таким, каким я его помнил. Он стал глубоким, низким и рокочущим, как будто несколько человек говорили в унисон, и все они видели начало времен. – Старше, чем ты можешь себе представить. Старше, чем эта нация, и даже старше, чем империя, которая когда-то ее основала.

Мне пришлось побороть вскинувшийся животный инстинкт – жгучее желание бежать. Надо было сосредоточиться на вопросах.

– Почему ты сделал это… то, что ты сделал с теми девушками?

– Просто чтобы снова что-то почувствовать, – прошептал Гласс. – Все, что угодно.

– Ты не испытал ни малейшего чувства... вины? Раскаяния?

– Ты спрашиваешь об этом... меня? Меня, который наблюдал за подъемом и падением империй? – В его голосе звучало почти удивление. – Испытывает ли Время угрызения совести? Ведь Время убило гораздо больше людей, чем я. Но человечество подобно гидре. Все, кого я убил, будут заменены, по сути, идентичными животными, и в куда большем количестве. А затем умрут и они, и снова будут заменены. И цикл будет продолжаться вечно. Ты ожидаешь, что я буду жалеть их за то, что обрек их на смерть, о которой я сам мечтаю? Только мертвые могут вырваться из петли. Это благословение. – И вдруг он встал со стула, как будто это он меня допрашивал, будто и не был заключенным, прикованным к столу. – Ты обещал мне благословение, офицер Мендес.

Я уставился на него, не веря своим глазам. 

– Что... как ты... – Но я не успел ничего сказать, прежде чем Гласс пополз ко мне через стол с жуткой грацией паука.

Это были уже не те незаметные намеки на эмоции, к которым я привык. Как будто кто-то щелкнул выключателем. Слезы текли по его щекам, он рычал с неподдельной яростью от обиды, предательства… И из-под черных волн в его глазах на поверхность всплыло все то, что обитало на глубине многих лиг. – Ты должен мне смерть. Сдержи свое слово. Заплати свой долг!

Я кричал и с отвращением отшатывался от каждого его прикосновения, но он был сильнее, намного сильнее, чем можно было ожидать. Я просто не мог высвободиться из его невероятной хватки.

– Нет! Отстань от меня, больной ублюдок!

– Сделай это! Заплати мне, что должен! – Казалось, тысячи разных голосов кричали мне в ухо. Рыдая, я изо всех сил обхватил его руками за шею и надавил большими пальцами на кадык, пытаясь задушить мерзавца. И тут же моя же хватка сжала мою шею, выдавливая жизнь. Я задыхался, и все же продолжал давить все сильнее и сильнее, словно надеясь, что смогу каким-то образом прорваться сквозь ту нечестивую силу, что защищала его.

А потом эти ужасные руки снова схватили меня за плечи, и меня парализовало ужасом, который иначе как древним и первобытным не назовешь. Как будто существо, стоящее позади меня, было той же силой, которая заставляла наших предков в ужасе прятаться в пещерах сто тысяч лет назад, и каждый из голосов взывал ко мне из глубин моей же крови. Нечто подняло меня со стула, швырнуло, словно я был невесомым… и следующее, что я помню, – это как просыпаюсь в лазарете.

***

И снова, ничего из произошедшего не зафиксировала камера наблюдения. На кадрах я вхожу в комнату и сажусь, двигаясь странно, почти механически. А потом мы оба просто сидим, уставившись друг на друга, не говоря ни слова, не двигаясь, не моргая. В течение часа.

После этого Джозеф Гласс впал в ступор и с тех пор отказывался разговаривать даже со мной. Теперь, когда я перестал быть полезным, агенты вышвырнули меня, как ненужный хлам. Кажется, их даже не волнует, расскажу ли я кому-нибудь. Да и кто мне поверит?

Я думал, что мне повезло. Что мой кошмар закончился. Можно ли было ошибаться сильнее.

Просмотрите все публичные документы, но вы не найдете ни единого упоминания имени Джозефа Гласса. Они спрятали его в секретной базе данных и замели все возможные следы. Стерли его личность, я бы сказал, если его вообще можно было назвать личностью. Но они все еще пробуют все методы казни, по справочнику от А до Я. Не совсем понимаю, зачем. Возможно, ради исследования. Я уверен, что военные все отдадут, чтобы узнать секрет, как сделать своих людей неуязвимыми, как Гласс. И, кроме того, не им приходится иметь дело с последствиями.

3 июня 2005 года они попытались расстрелять его. 

Я в курсе, потому что мы с женой проводили второй медовый месяц, и медленно танцевали ночью у озера под нашу любимую песню, когда я моя рубашка вдруг резко промокла. Я опустил взгляд и увидел, что ее глаза стали серыми и тусклыми, как запотевшее стекло, а грудь оказалась продырявлена, как швейцарский сыр, беззвучными, невидимыми и, в целом, несуществующими пулями.

23 декабря 2012 года они попытались сделать ему смертельную инъекцию. 

В тот день машину моего сына нашли намотанной на дерево, а озадаченные коронеры обнаружили, что он был мертв еще до того, как произошла авария. В его крови обнаружили Павулон и хлорид калия.

Уже много лет прошло с тех пор, как я изолировал себя от всех, кого знал, и стал жить отшельником в хижине у черта на куличках, но запах смерти все еще преследует меня. Всего пару лет назад я наткнулся на новостной репортаж, в котором упоминался мой племянник. Судя по всему, он был найден полностью обескровленным. Вены оказались пустыми и сухими, несмотря на отсутствие признаков борьбы. Одному богу известно, какие методы казни они сейчас применяют.

Он не позволит мне уйти, не позволит жить спокойно. До тех пор, пока я не отдам ему долг. 

Но я тоже провел кое-какие исследования. Разузнал все, что мог, о тех бесчисленных ужасах в темном море глаз Гласса. Освоил то, чего не должен знать человек. Практиковал ритуалы, собирал инструменты, ингредиенты. И, кажется, я знаю, где они его держат. Несмотря на то, что они завязали мне глаза, выпроваживая прочь, я считал секунды между каждым поворотом на нашем пути от бункера, и несколько недель наблюдал за этим местом, составляя карту всех точек входа.

Может быть, я впадаю в безумие. А может, действительно нашел способ положить конец этому ужасу. Наконец-то свершится правосудие над этим чудовищем, правосудие, которого желал бы для него Тафт. Джозеф Гласс был прав в одном-единственном: я должен заплатить свой долг.

Даже если это убьет меня.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Мы впервые убили Джозефа Гласса 18 августа 1999 года.

Я с самого начала понял, что этот случай непростой. Никогда раньше не видел, чтобы обреченный так радовался смерти. Мы как будто оказывали ему услугу. Он отказался от апелляции. Он отказался, от священника. Он просто хотел, чтобы все поскорее закончилось. И так и случилось. Прошло всего чуть больше года, а у него уже была назначена встреча с Богом.

Он пугал меня. Даже из-за решетки. Этакий наш собственный  Ганнибал Лектор – он постоянно стоял в глубине камеры, будто ждал. В любой камере, куда бы его не помещали, всегда перегорал свет, техники уже отказывались его чинить. А смертник… не то чтобы он был против темноты. Она поглощала всю верхнюю половину его тела, оставляя только поблескивающие белым белки глаз среди черного ничего.

Билли забарабанил дубинкой по решетке.

– Проснись и пой, ковбой! – крикнул он издевательским тоном. – Наконец-то пришло твое время заплатить то, что ты должен, больной ты сукин...

– Билли. – Начальник тюрьмы Тафт одним словом заставил его замолчать. – Если не можешь вести себя как профессионал, я тебя отстраню.

Билли замолчал... и облизал потрескавшиеся губы.

– Нет, - пробормотал он. – Это шоу я пропущу.

Гласс, казалось, выводил Билли из себя больше, чем любой другой заключенный на моей памяти. Билли любил наблюдать раскаяние, пусть и притворное. Ему нравилось смотреть, как заключенные мечутся в ужасе от того, что их ждет. Или хотя бы делают вид. У Гласса же не хватило даже элементарной порядочности, чтобы прослезиться. Каменное лицо не дрогнуло даже на пути к стулу. Билли иногда любил пошутить, что нам следовало бы вывести этого парня на задний двор, притащить пару автомобильных аккумуляторов и показать ему, что такое страх Божий. Сбить этот стоицизм. Боюсь, он шутил только наполовину.

После того, что этот парень сделал с теми девушками… ну, у Билли сам отец, так что, я думаю, это задело его за живое.

Мы все наблюдали, как Гласс поджаривался. Надзиратель, приставленный к нему. Человек с узким лицом, представляющий комиссара исправительных учреждений. Тюремный врач. Семьи тех бедных девочек. Все шло как по маслу. Единственной странностью, которую я тогда заметил, было то, что запах смерти оказалось не вывести из одежды, которая была на мне в тот день.

А на следующее утро, придя на работу, мы снова увидели белки маленьких глаз-бусинок, смотрящих на нас из темноты.

– Доброе утро, господа, – проговорил он, как говорил и каждое утро до того, своим хриплым тихим голоском.

Признаю. Я выронил все, что нес в руках, отшатнулся, чуть не упал, словно перепуганный ребенок. Черт, я чуть не завопил.

– Ты... ты не... т-ты должен быть...

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр. – Он наклонился, словно пытаясь взглядом проделать дыру в моей груди. В его тоне отчетливо звучало разочарование. – Вы так и не пришли за мной. Обещали мне, что вчера все закончится, сэр, но вы так и не пришли. Я ждал всю ночь. Почему вы солгали мне?

Мы с Тафтом посмотрели друг на друга. У нас обоих на уме был один и тот же вопрос. Если бы Гласс был еще жив… кого, черт возьми, мы увезли в морг прошлой ночью?

***

– Господи Иисусе. – У Тафта перехватило дыхание. Он откинул простынь с трупа и, спотыкаясь, отшатнулся назад. – Это Билли.

Я посмотрел. Знаю, не следовало, но я ничего не мог с собой поделать. И меня всегда будет преследовать вид моего друга и коллеги, лежащего на спине с разинутым ртом и мутными глазами, устремленными в потолок, широко раскрытыми, как будто он провел свои последние мгновения в пучине чистого ужаса.

Общественность так и не узнала, что произошло. Для прикрытия сказали, что у бедного Билли остановилось сердце. Но вот непублично… О, это был грандиозный скандал, скандал всем скандалам. Начальство назвало это худшим случаем некомпетентности и халатности в истории. Они обрушили удар на каждого, кто был хотя бы косвенно замешан в этом деле. Мы с Тафтом оказались главными мишенями, и нас бы однозначно посадили, но для этого пришлось бы признать, что такой кошмар вообще имело место.

У меня никак не укладывалось в голове. Десяток свидетелей, и ни один не заметил, что мы привязывали к стулу охранника, а не заключенного? Это было невозможно до абсурда. Гласс сел на тот стул! Никогда в жизни я не был так уверен в чем-либо.

Несколько месяцев спустя я заметил, что однажды вечером во всем городе отключилось электричество. Ненадолго, поэтому я не придал особого значения. По крайней мере, до тех пор, пока на следующее утро мне не позвонили со знакомого номера.

– Насколько я понимаю, вы были одним из сотрудников, которые регулярно работали с неким Джозефом Глассом. Мы хотели бы проконсультироваться с вами по поводу... складывающейся ситуации.

– Мм?

– Вчера в 7 часов вечера мы предприняли попытку казнить Джозефа Гласса во второй раз. – Последовала долгая пауза, а когда голос вернулся, профессионализм испарился, сменившись растерянным беспокойством. – И, что ж… это, э-э, это не... это не сработало.

Я моргнул.

– Это не... что?

Послышался долгий вздох.

–  Возможно… было бы лучше, если бы вы увидели все своими глазами.

И вот так мы с Тафтом вернулись к работе.

***

Официально Джозеф Гласс был успешно казнен 18 августа 1999 года. Неофициально они повторили попытку через шесть месяцев, просто чтобы свести концы с концами. На этот раз ему даже не хватило вежливости притвориться мертвым. Он просто сидел на стуле, неподвижный и невозмутимый, в то время как надзиратель, щелкнувший выключателем, внезапно скрючился и забился в конвульсиях, крича, скрежеща зубами и завывая: электричество пронзило его насквозь. Бедолага царапал грудь, бился, пока его глаза не вытекли из орбит, как расплавленный воск. Повсюду вокруг него мерцали разряды и искры, машины разрывались от напряжения, электрические панели извергали молнии статического электричества. Это был настоящий хаос.

Теперь этим делом занялись федералы из отдела, о котором я никогда не слышал. Что-то о расследовании ‘“сверхъестественной активности”. Мне сказали, что Гласс отказывался разговаривать с кем-либо, кроме надзирателей, которые когда-то заботилось о нем. Когда меня вели в ту комнату для допросов, я чувствовал себя осужденным, идущим на казнь.

Гласс уставился на меня, как будто все эти месяцы сидел там неподвижно и ждал. Я предполагал, что так и будет. Я судорожно вздохнул и сел напротив него. Я и раньше сидел лицом к лицу с серийными убийцами и психопатами, не выказывая ни намека на страх, но в тот раз… В тот раз мне едва удавлось сохранять спокойствие. А как иначе? Я же сидел напротив человека, способного убивать людей, даже не прикасаясь к ним.

– Гласс.

– Офицер Мендес – Его тон не выдавал никаких эмоций. – Я думал, вы бросили меня.

Я вздрогнул.

– Нет. Нет, Гласс, я просто был... временно отстранен. Приятно... снова тебя видеть. Не хочешь стакан воды? – Я протянул ему стакан. Он даже не взглянул на него. Просто неотрывно сверлил глазами мои. – Я… Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов.

Тишина.

– Ладно. Гласс, мне нужно знать… как ты убил Билли и Кремера?

– Я этого не делал, – ответил он. – Оно сделало.

– Оно?

– То, что стоит у тебя за спиной.

Я даже не потрудился обернуться. У меня было достаточно опыта общения с заключенными, пытавшимися обманом заставить меня отвлечься, пока они пытались осуществить очередной собранный на коленке план побега.

– Гласс, пожалуйста, давай воспринимать это серьезно. Я всегда относился к тебе с уважением, не так ли? У тебя никогда не было проблем со мной.

– Вообще-то были. У меня проблемы со всеми вами.

– Мм?

– Вы все здесь верите, что... смерть – это наказание. – В его голосе впервые прозвучали эмоции, впервые за все время нашего знакомства. – Это не так. Это свобода. Единственная свобода. Ты обещал мне этот дар. Ты обещал, что позволишь мне умереть. Ты подарил свободу стольким заключенным, а меня оставил гнить здесь. Со всеми вашими машинами, вашей наукой и знаниями... ты, конечно, сможешь найти способ. Ты сможешь.

У меня внезапно пересохло в горле. Пришлось самому отпить воды, надеясь, что это успокоит взвинченные нервы.

– Я... мы... мы стараемся изо всех сил, Гласс. Но тебе придется помочь нам. Возможно, если ты расскажешь… что именно мешает нам казнить тебя, все сработает?

Он впервые пошевелился. Наклонился так медленно, что это было почти незаметно. – – Оно не даст мне умереть.

И в этот момент я почувствовал, как чья-то рука легла мне сзади на плечо.

Все остановилось. Легкие перестали наполняться воздухом. Клянусь, мое сердце перестало биться, а кровь застыла в жилах. Стало так холодно. Краем глаза я заметил руку, длинную руку, с черными прожилками. Я чувствовал дыхание у себя на затылке.

Я когда-то смеялся над тем, как олени застывают в свете фар. Глупые. Теперь я понял. Я не мог пошевелиться, не мог моргнуть, не мог думать. Не мог даже вздохнуть. Даже когда легкие сжались без воздуха, зрение затуманилось, а мысли смешались в невнятную кашу. Все, что я мог видеть, – глаза Джозефа, смотрящие в мои. Эти бесконечные глубины тьмы, это стигийское море, которое бурлило и грохотало в черноте его радужки… глаза существа, охотящегося в миллионах лиг под водой.

И я бы задохнулся там, слишком напуганный, чтобы даже дышать, если бы агенты в черном не прервали допрос и не ворвались в комнату.

Позже они показали мне записи с камеры наблюдения. Позади меня ничего не было. Никто не клал тонкую руку мне на плечо.

Никто.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Мы впервые убили Джозефа Гласса 18 августа 1999 года.

Я с самого начала понял, что этот случай непростой. Никогда раньше не видел, чтобы обреченный так радовался смерти. Мы как будто оказывали ему услугу. Он отказался от апелляции. Он отказался, от священника. Он просто хотел, чтобы все поскорее закончилось. И так и случилось. Прошло всего чуть больше года, а у него уже была назначена встреча с Богом.

Он пугал меня. Даже из-за решетки. Этакий наш собственный  Ганнибал Лектор – он постоянно стоял в глубине камеры, будто ждал. В любой камере, куда бы его не помещали, всегда перегорал свет, техники уже отказывались его чинить. А смертник… не то чтобы он был против темноты. Она поглощала всю верхнюю половину его тела, оставляя только поблескивающие белым белки глаз среди черного ничего. 

Билли забарабанил дубинкой по решетке. 

– Проснись и пой, ковбой! – крикнул он издевательским тоном. – Наконец-то пришло твое время заплатить то, что ты должен, больной ты сукин...

– Билли. – Начальник тюрьмы Тафт одним словом заставил его замолчать. – Если не можешь вести себя как профессионал, я тебя отстраню.

Билли замолчал... и облизал потрескавшиеся губы. 

– Нет, - пробормотал он. – Это шоу я пропущу.

Гласс, казалось, выводил Билли из себя больше, чем любой другой заключенный на моей памяти. Билли любил наблюдать раскаяние, пусть и притворное. Ему нравилось смотреть, как заключенные мечутся в ужасе от того, что их ждет. Или хотя бы делают вид. У Гласса же не хватило даже элементарной порядочности, чтобы прослезиться. Каменное лицо не дрогнуло даже на пути к стулу. Билли иногда любил пошутить, что нам следовало бы вывести этого парня на задний двор, притащить пару автомобильных аккумуляторов и показать ему, что такое страх Божий. Сбить этот стоицизм. Боюсь, он шутил только наполовину.

После того, что этот парень сделал с теми девушками… ну, у Билли сам отец, так что, я думаю, это задело его за живое.

Мы все наблюдали, как Гласс поджаривался. Надзиратель, приставленный к нему. Человек с узким лицом, представляющий комиссара исправительных учреждений. Тюремный врач. Семьи тех бедных девочек. Все шло как по маслу. Единственной странностью, которую я тогда заметил, было то, что запах смерти оказалось не вывести из одежды, которая была на мне в тот день.

А на следующее утро, придя на работу, мы снова увидели белки маленьких глаз-бусинок, смотрящих на нас из темноты. 

– Доброе утро, господа, – проговорил он, как говорил и каждое утро до того, своим хриплым тихим голоском.

Признаю. Я выронил все, что нес в руках, отшатнулся, чуть не упал, словно перепуганный ребенок. Черт, я чуть не завопил. 

– Ты... ты не... т-ты должен быть...

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр. – Он наклонился, словно пытаясь взглядом проделать дыру в моей груди. В его тоне отчетливо звучало разочарование. – Вы так и не пришли за мной. Обещали мне, что вчера все закончится, сэр, но вы так и не пришли. Я ждал всю ночь. Почему вы солгали мне?

Мы с Тафтом посмотрели друг на друга. У нас обоих на уме был один и тот же вопрос. Если бы Гласс был еще жив… кого, черт возьми, мы увезли в морг прошлой ночью?

***

– Господи Иисусе. – У Тафта перехватило дыхание. Он откинул простынь с трупа и, спотыкаясь, отшатнулся назад. – Это Билли.

Я посмотрел. Знаю, не следовало, но я ничего не мог с собой поделать. И меня всегда будет преследовать вид моего друга и коллеги, лежащего на спине с разинутым ртом и мутными глазами, устремленными в потолок, широко раскрытыми, как будто он провел свои последние мгновения в пучине чистого ужаса.

Общественность так и не узнала, что произошло. Для прикрытия сказали, что у бедного Билли остановилось сердце. Но вот непублично… О, это был грандиозный скандал, скандал всем скандалам. Начальство назвало это худшим случаем некомпетентности и халатности в истории. Они обрушили удар на каждого, кто был хотя бы косвенно замешан в этом деле. Мы с Тафтом оказались главными мишенями, и нас бы однозначно посадили, но для этого пришлось бы признать, что такой кошмар вообще имело место.

У меня никак не укладывалось в голове. Десяток свидетелей, и ни один не заметил, что мы привязывали к стулу охранника, а не заключенного? Это было невозможно до абсурда. Гласс сел на тот стул! Никогда в жизни я не был так уверен в чем-либо.

Несколько месяцев спустя я заметил, что однажды вечером во всем городе отключилось электричество. Ненадолго, поэтому я не придал особого значения. По крайней мере, до тех пор, пока на следующее утро мне не позвонили со знакомого номера. 

– Насколько я понимаю, вы были одним из сотрудников, которые регулярно работали с неким Джозефом Глассом. Мы хотели бы проконсультироваться с вами по поводу... складывающейся ситуации.

– Мм?

– Вчера в 7 часов вечера мы предприняли попытку казнить Джозефа Гласса во второй раз. – Последовала долгая пауза, а когда голос вернулся, профессионализм испарился, сменившись растерянным беспокойством. – И, что ж… это, э-э, это не... это не сработало.

Я моргнул. 

– Это не... что?

Послышался долгий вздох. 

–  Возможно… было бы лучше, если бы вы увидели все своими глазами.

И вот так мы с Тафтом вернулись к работе.

***

Официально Джозеф Гласс был успешно казнен 18 августа 1999 года. Неофициально они повторили попытку через шесть месяцев, просто чтобы свести концы с концами. На этот раз ему даже не хватило вежливости притвориться мертвым. Он просто сидел на стуле, неподвижный и невозмутимый, в то время как надзиратель, щелкнувший выключателем, внезапно скрючился и забился в конвульсиях, крича, скрежеща зубами и завывая: электричество пронзило его насквозь. Бедолага царапал грудь, бился, пока его глаза не вытекли из орбит, как расплавленный воск. Повсюду вокруг него мерцали разряды и искры, машины разрывались от напряжения, электрические панели извергали молнии статического электричества. Это был настоящий хаос.

Теперь этим делом занялись федералы из отдела, о котором я никогда не слышал. Что-то о расследовании ‘“сверхъестественной активности”. Мне сказали, что Гласс отказывался разговаривать с кем-либо, кроме надзирателей, которые когда-то заботилось о нем. Когда меня вели в ту комнату для допросов, я чувствовал себя осужденным, идущим на казнь.

Гласс уставился на меня, как будто все эти месяцы сидел там неподвижно и ждал. Я предполагал, что так и будет. Я судорожно вздохнул и сел напротив него. Я и раньше сидел лицом к лицу с серийными убийцами и психопатами, не выказывая ни намека на страх, но в тот раз… В тот раз мне едва удавлось сохранять спокойствие. А как иначе? Я же сидел напротив человека, способного убивать людей, даже не прикасаясь к ним. 

– Гласс.

– Офицер Мендес – Его тон не выдавал никаких эмоций. – Я думал, вы бросили меня.

Я вздрогнул. 

– Нет. Нет, Гласс, я просто был... временно отстранен. Приятно... снова тебя видеть. Не хочешь стакан воды? – Я протянул ему стакан. Он даже не взглянул на него. Просто неотрывно сверлил глазами мои. – Я… Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов.

Тишина.

– Ладно. Гласс, мне нужно знать… как ты убил Билли и Кремера?

– Я этого не делал, – ответил он. – Оно сделало. 

– Оно?

– То, что стоит у тебя за спиной.

Я даже не потрудился обернуться. У меня было достаточно опыта общения с заключенными, пытавшимися обманом заставить меня отвлечься, пока они пытались осуществить очередной собранный на коленке план побега. 

– Гласс, пожалуйста, давай воспринимать это серьезно. Я всегда относился к тебе с уважением, не так ли? У тебя никогда не было проблем со мной.

– Вообще-то были. У меня проблемы со всеми вами. 

– Мм?

– Вы все здесь верите, что... смерть – это наказание. – В его голосе впервые прозвучали эмоции, впервые за все время нашего знакомства. – Это не так. Это свобода. Единственная свобода. Ты обещал мне этот дар. Ты обещал, что позволишь мне умереть. Ты подарил свободу стольким заключенным, а меня оставил гнить здесь. Со всеми вашими машинами, вашей наукой и знаниями... ты, конечно, сможешь найти способ. Ты сможешь.

У меня внезапно пересохло в горле. Пришлось самому отпить воды, надеясь, что это успокоит взвинченные нервы. 

– Я... мы... мы стараемся изо всех сил, Гласс. Но тебе придется помочь нам. Возможно, если ты расскажешь… что именно мешает нам казнить тебя, все сработает?

Он впервые пошевелился. Наклонился так медленно, что это было почти незаметно. – – Оно не даст мне умереть.

И в этот момент я почувствовал, как чья-то рука легла мне сзади на плечо.

Все остановилось. Легкие перестали наполняться воздухом. Клянусь, мое сердце перестало биться, а кровь застыла в жилах. Стало так холодно. Краем глаза я заметил руку, длинную руку, с черными прожилками. Я чувствовал дыхание у себя на затылке.

Я когда-то смеялся над тем, как олени застывают в свете фар. Глупые. Теперь я понял. Я не мог пошевелиться, не мог моргнуть, не мог думать. Не мог даже вздохнуть. Даже когда легкие сжались без воздуха, зрение затуманилось, а мысли смешались в невнятную кашу. Все, что я мог видеть, – глаза Джозефа, смотрящие в мои. Эти бесконечные глубины тьмы, это стигийское море, которое бурлило и грохотало в черноте его радужки… глаза существа, охотящегося в миллионах лиг под водой.

И я бы задохнулся там, слишком напуганный, чтобы даже дышать, если бы агенты в черном не прервали допрос и не ворвались в комнату.

Позже они показали мне записи с камеры наблюдения. Позади меня ничего не было. Никто не клал тонкую руку мне на плечо. 

Никто.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Сегодня Дилана пытался забрать из школы человек, которого мы не знаем, – объявила мне учительница младших классов. – Парень сказал, что он старший брат Дилана.

– У Дилана нет брата, – встревоженно ответил я.

– Мы так и подумали. Я сразу заподозрила, что что-то не так. Это был высокий долговязый парень с черными волосами, лет, наверное, сорока на вид. Возможно старше. Он знал ваш адрес, полное имя и дату рождения Дилана, а также в каком классе он учится. Я зашла внутрь, чтобы посоветоваться с директором. А когда вернулась, парня уже не было.

Секунду я молчал, стоя с учительницей у школьных ворот. Они отделяли большую зону для игр и баскетбольную площадку, расположенные перед школой, от дороги. Все остальные дети и родители уже ушли, снаружи остались только мы.

– А где сейчас Дилан?

– Он ждет вас в кабинете директора, – сказала она, жестом приглашая меня следовать за ней. Я, пошатываясь, прошел через игровую площадку, затем по коридорам до самого кабинета.

Мой восьмилетний сын Дилан сидел на диване в неподвижный, как изваяние. Директор сидела за своим столом, а рядом с ней стоял полицейский.

– Эй, приятель, – сказал я, – ты в порядке?

Дилан непонимающе посмотрел на меня.

Он всегда был тихим мальчиком. Мы с ним остались вдвоем – моя жена Энджи, мать Дилана, умерла годом ранее. Ее сбила машина. Дорога резко сворачивала, Энджи ехала на велосипеде… водителя так и не нашли. Я не буду вдаваться в подробности, поскольку, честно говоря, предпочел бы не переживать заново тот период, но могу с уверенностью сказать, что это уничтожило меня. Но я пытался собраться с духом и оставаться сильным ради Дилана. Хорошо ли я справлялся? Одному Богу известно. От сына я не получил никакого отклика. После смерти матери Дилан стал еще более замкнутым, и почти все время молчал, если к нему не обращались прямо. В школе его осматривал детский психолог и сотрудники социальной службы, но все сошлись во мнении, что у него нет аутизма или чего-то подобного – он мог говорить, когда говорили с ним, просто был застенчив и предпочитал держаться особняком.

Полицейский подтвердил мою личность, затем задал несколько вопросов. В конце концов, он сказал, что власти попытаются найти этого парня и попросил сообщить, если мы когда-нибудь снова его увидим. Директор и учитель тоже сказали несколько слов… все было как в тумане. Все, что я помню, это как я обливался потом, как дрожали колени и как мозг отказывался обработать тот факт, что кто-то пытался похитить моего сына.

– Дилан, ты ведь не знал этого человека, не так ли? – спросила директор.

Дилан покачал головой.

После того дня я был на пределе. Дилан был всем моим миром, всей семьей, которая у меня осталась, и я не мог смириться с мыслью, что он может быть в опасности. Мне стало плохо. Кто был этот ублюдок? Почему мой сын? Знал ли он нас, или это был какой-то случайный подонок?

С тех пор я всегда провожал Дилана в школу и обратно и никогда больше не опаздывал к окончанию уроков. Между тем, сам Дилан, казалось, ничуть не волновался. Он никогда не упоминал об этом инциденте, если его специально не спрашивали. В то время я думал, что он просто робок и не хочет создавать проблем.

Пару недель спустя после инцидента та же учительница позвонила мне во время обеденного перерыва. Она сказала, что один из учеников видел, как Дилан разговаривал с каким-то мужчиной через школьный забор. К тому времени, как она выбежала на улицу, мужчина уже исчез. Когда Дилана спросили об этом, он сказал, что ни с кем не говорил. Девочку, которая и принесла весть, расспросили подробнее, и она твердо стояла на своем: Дилан разговаривал с высоким, долговязым мужчиной с растрепанными черными волосами. Снова вызвали полицию, которая быстро обыскала периметр школы, но никого подозрительного не обнаружила.

В тот день я усадил Дилана за кухонный стол.

– Я не буду сердиться, мне просто нужно, чтобы ты сказал правду. – Я изо всех сил пытался говорить спокойно. – Ты разговаривал сегодня в школе с незнакомцем или нет? Да или нет?

Он пожал плечами. Добиться от него ответа было сложнее, чем выжать воду из камня.

– Сколько раз мы говорили тебе не разговаривать с незнакомцами? Это для твоей же безопасности, ты ведь понимаешь это, сынок?

Он кивнул, слегка испуганно. Я понял, что повысил голос, и сразу же почувствовал себя виноватым.

Раздраженный и сонный, я оставил его за обеденным столом и сразу отправился спать. В ту ночь я проснулся в 2 часа ночи, чтобы сходить в туалет, и решил проверить, как там сын.

Его не было в спальне.

Я позвал его по имени и оглядел гостиную и кухню, с каждой секундой все больше впадая в панику. Я проверил шкафы, углы, даже те закутки, в которые не имело смысла заглядывать, потому что он бы в них не поместился, но я был в отчаянии. Думал, что его похитили. Я выбежал на улицу, выкрикивая его имя, я бегал взад-вперед между соседских домов, как сумасшедший, но безрезультатно. Вернувшись в дом, уже готовый вызвать полицию, я в последней отчаянной надежде заглянул в комнату Дилана…

Он сидел под одеялом на кровати, совершенно бодрый, и смотрел на меня.

– Где ты был? – спросил я с облегчением, но все еще встревоженно.

– Я был здесь.

– Нет, тебя здесь не было. Я искал повсюду, потому что тебя здесь не было.

– Был.

Неужели мне все это привиделось? Я покачал головой, чувствуя, как начинается мигрень.

– Просто... будь в своей комнате, хорошо? Не пугай меня.

Я подумал тогда, что наверное пропустил маленький холмик под одеялом спросонья. Что просто поддался паранойе. Возможно, мне следовало обратить внимание на то, что окно было широко открыто.

***

Примерно через год я услышал стук в дверь нашей квартиры. Я был дома: занимался бумажной работой, – а Дилан в своей комнате играл в Майнкрафт. Я сразу насторожился. Никто никогда не стучал в дверь. Мы жили в многоквартирном доме, и друзья или знакомые всегда ждали у входной двери, звонили в домофон, и мне приходилось спускаться к ним. Стук означал, что, скорее всего, пришел сосед сверху или снизу. С тех пор, как мы переехали сюда, я обзавелся номерами нескольких из них, на случай чрезвычайной ситуации, но мы совсем не были близки. Что им могло понадобиться?

Я подошел к двери и выглянул в дверной глазок. Никого. Странно, наверное послышалось. Но подобные совпадения уже стали обычным делом, и в тот момент я просто не мог не задуматься о том, что происходит. Попятившись к своему столу в гостиной, я услышал еще один стук в дверь.

Что-то происходило.

Я снова подошел к двери. В глазок никого не было видно. Кто-то разыгрывал нас? Я встал прямо за дверью и отправил сообщение своему соседу сверху, спрашивая его, стучал ли он в дверь. Несколько мгновений спустя я услышал шаги наверху: сосед направился к двери, шаги затихли… а затем он поспешно вернулся в квартиру. Примерно через минуту я получил ответное сообщение.

“НЕ открывай дверь. Прямо у твоей двери притаился парень с ОГРОМНЫМ ножом.”

Мой телефон снова зазвонил. Еще одно сообщение от соседа сверху.

“Уже вызываю полицию. Оставайся внутри.”

Я замерл, волосы у меня на затылке встали дыбом. На несколько секунд меня парализовало от страха

А потом, придя в себя, я на цыпочках прокрался в комнату Дилана.

– Оставайся здесь. Тихо! – прошептал я, широко раскрыв глаза. По лбу стекали капли пота. Мое сердце никогда не билось так быстро. Дилан посмотрел на меня и удивленно поднял брови, а я медленно закрыл его дверь и встал снаружи, в миллисекунде от того, чтобы выблевать ужин и обделаться одновременно. Мы сидели так неподвижно, что я мог различить тихий, но отчаянный разговор наверху и еще более торопливые шаги. Я еще раз перечитал сообщения от соседа сверху, чтобы убедиться, что глаза меня не обманули. А потом на цыпочках прокрался на кухню и схватил один из кухонных ножей. И вернулся на свой пост у двери Дилана, ожидая, что в любую секунду какой-то сумасшедший выломает дверь. Я мысленно безумно молил Бога спасти нас. Из комнаты сына не доносилось ни звука.

Казалось, прошли годы, прежде вдалеке завыли сирены. Мое сердцебиение начало понемногу замедляться. Я ослабил хватку на рукояти ножа. В конце концов раздались какие-то крики, стук и шаги, постепенно стихающие.

– Полиция! – раздался чей-то голос. Я посмотрел в глазок, чтобы убедиться, что это полицейский, затем открыл дверь, все еще сжимая нож.

Офицеры постарались меня приободрить. Они сообщили, что только что был задержан и передан под стражу полиции высокий, долговязый мужчина с черными волосами. Он стучал в мою дверь и ждал, когда кто-нибудь откроет. Он действительно стоял там с заточенным ножом. Что он собирался сделать с первым человеком, который открыл бы эту дверь, с человеком, которым должен был быть я? Ну, если это не очевидно, то ваши догадки не хуже моих.

Этого парня звали Грегори. Казалось, он переезжал с места на место, не имея постоянного адреса, даже путешествовал между штатами и совершал мелкие преступления, такие как кражи, домогательства и иногда преследование несовершеннолетних. Когда они провели более тщательные поиски, выяснилось, что он был причастен по крайней мере к одному ужасному убийству в другом штате и в итоге приговорен за это к пожизненному заключению вместе со своими сообщниками.

Я бы никому не пожелал такого ужаса, но дерьмо случается. Последствия потрясения, которое я испытал в тот день, остануться со мной навсегда. Однако я знал, что многие люди, прошедшие через подобный кошмар, так и не дожили до того, чтобы рассказать об этом, поэтому я увидел в этом светлую сторону и посчитал, что нам повезло. Где есть больные психи, там будут и жертвы. Психопат сидел в тюрьме, и я думал, что на этом все закончилось.

***

Но у этой истории была и другая сторона, раскрывшаяся только через десять лет после инцидента.

Дилан должен был поступить в колледж и впервые попробовать жить вдали от дома. Он вырос в высокого парня, у которого было на удивление много друзей, по-прежнему послушного и неизменно тихого. Собирая его вещи и прибираясь в комнате, я нашел потрепанную старую записную книжку в глубине нижнего ящика стола. На обложке было написано "ДНЕВНИК ДИЛАНА". Я машинально пролистал его, не собираясь совать нос в чужие дела, и увидел, что он много писал и рисовал впечатляюще аккуратным почерком. Он всегда был немногословным мальчиком, поэтому я был заинтригован.

Я начал читать с первой страницы.

Страница 1: "Коди будет дома в 11 утра. Он должен вернуть мне мое пальто." Там было несколько рисунков на бумаге.

Страница 2: "Мне нужна книга для урока английского на следующей неделе. Спросить, есть ли у Эми."

Я переворачивал страницы, заполненный одними и теми же повседневными делами младшеклассника, вперемешку с рисунками. А затем добрался до страницы 21.

Страница 21: "Почему папа так много болтает? Он даже не разрешает мне купить xbox. И он не разрешает мне ночевать у Коди дома. Спорить бесполезно. Я ненавижу его.”

Я почувствовал болезненный укол, сердце упало. Тот день всплыл в памяти, и захлебнулся чувством вины. Я перевернул страницу.

Страница 22: "Сегодня я видел Грега. Он говорит, что может помочь мне избавиться от папы. Я ему не поверил, но он утверждает, уже так делал. Об этом писали в новостях.”

Мысленно сопоставляя факты, я пролистал предыдущие страницы. Это было первое упоминание о Греге. Я вспотел, но продолжал читать.

Страница 23: "Мы с Грегом придумываем план. Нужно, чтобы папа исчез. Но сегодня меня чуть не застукали за разговором с Грегом. Миссис Уотфорд, эта старая тупая крыса, все время расспрашивала меня. Она снова отвела меня в кабинет директора. Я думаю, Кэти увидела Грега и настучала на него. Нужно быть осторожными.”

Несколько чистых страниц, несколько рисунков и малозначительных заметок. А потом снова:

Страница 41: Слово "ПЛАН" было подчеркнуто, а под ним красовались два рисунка. На первом была изображена фигурка, стоящая на коленях у двери и держащая что-то похожее на нож. Фигурка улыбалась. За дверью стоял еще один силуэт, держащий руку на дверной ручке и собирающийся открыть дверь. На втором рисунке первая фигурка вонзает нож в человечка, который только что открыл дверь. На глазах у него кресты.

Страница 42: "Грег пришел ко мне домой, я показал ему план. Он сказал, что это супер, и у него получится. Папа чуть не застукал нас, но я как раз вовремя вернулся в постель. Грегу нужно кое-что прихватить из дома. Это далеко."

Страница 43: "Грег облажался. Сейчас он в тюрьме. Почему папа не открыл дверь, когда Грег постучал? Все пошло не так. Я не знаю почему."

Страница 44: "Когда уже папа просто заткнется?"

Я пролистал оставшуюся часть блокнота, пустую. Страница 44 была последней записью.

Я перечитал все это несколько раз и задумался, что же мне делать. Я никогда не думал, что Дилан способен на такие гнусности. Сбитый с толку и расстроенный, я несколько дней вел себя так, словно ничего не произошло, но в тот день отъезда Дилана, не смог больше сдерживаться. Я как раз принес его спортивную сумку и прицепил ее к чемодану. Сын был готов отправиться в колледж, стоял за дверью с чемоданом и рюкзаком.

– Дилан, когда ты был ребенком, я когда-нибудь говорил или делал что-нибудь, что причиняло тебе боль? Ты можешь быть честен со мной.

– Нет, почему ты спрашиваешь?

Я поднял дневник. Он на секунду застыл, краска отхлынула от его лица.

– Я ни в чем не буду тебя винить, не волнуйся. Ты знаешь, я очень люблю тебя, сынок. Ты был ребенком и стал жертвой очень больного человека. Кроме того, это дела давно прошедших дней. Я просто хочу знать, что я сделал не так, что привело к такому исходу, и мы сможем оставить это позади.

Потрясенное выражение исчезло с его лица, сменившись неизменным пустым взглядом.

– Ты не сделал ничего плохого. Мама тоже.

Я открыл рот, чтобы спросить, что он имел в виду, но так и замер. Уголки его рта растянулись в широкой улыбке. Наши глаза встретились, и несколько секунд мы стояли молча.

– Дилан, если бы я нашел еще одну из этих записных книжек, – мягко начал я, – увидел бы я внутри план убийства моей жены?

– Да. – Он даже не замялся.

Затем он взялся за ручку своего чемодана и зашагал вниз по улице.

***

Это было два года назад. Я так и не простил его. Каждую ночь я лежу без сна и думаю, то ли он таким родился, то ли это моя вина. Мы не разговаривали с тех пор, как он уехал в тот день, а он никогда не возвращался домой. Не пытался связаться со мной, и я отвечал тем же. Судя по его постам в Facebook, у него все хорошо в колледже: много друзей, возможно собственный дом или квартира напару с кем-то из них… Интересно, поймет ли кто-нибудь когда-нибудь, кто он на самом деле?

Если не поймут, что ж. это не их вина.

В конце концов, я до сих пор не знаю, кто мой сын, а я растил его восемнадцать лет.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Сегодня Дилана пытался забрать из школы человек, которого мы не знаем, – объявила мне учительница младших классов. – Парень сказал, что он старший брат Дилана.

– У Дилана нет брата, – встревоженно ответил я.

– Мы так и подумали. Я сразу заподозрила, что что-то не так. Это был высокий долговязый парень с черными волосами, лет, наверное, сорока на вид. Возможно старше. Он знал ваш адрес, полное имя и дату рождения Дилана, а также в каком классе он учится. Я зашла внутрь, чтобы посоветоваться с директором. А когда вернулась, парня уже не было.

Секунду я молчал, стоя с учительницей у школьных ворот. Они отделяли большую зону для игр и баскетбольную площадку, расположенные перед школой, от дороги. Все остальные дети и родители уже ушли, снаружи остались только мы.

– А где сейчас Дилан? 

– Он ждет вас в кабинете директора, – сказала она, жестом приглашая меня следовать за ней. Я, пошатываясь, прошел через игровую площадку, затем по коридорам до самого кабинета.

Мой восьмилетний сын Дилан сидел на диване в неподвижный, как изваяние. Директор сидела за своим столом, а рядом с ней стоял полицейский.

– Эй, приятель, – сказал я, – ты в порядке?

Дилан непонимающе посмотрел на меня.

Он всегда был тихим мальчиком. Мы с ним остались вдвоем – моя жена Энджи, мать Дилана, умерла годом ранее. Ее сбила машина. Дорога резко сворачивала, Энджи ехала на велосипеде… водителя так и не нашли. Я не буду вдаваться в подробности, поскольку, честно говоря, предпочел бы не переживать заново тот период, но могу с уверенностью сказать, что это уничтожило меня. Но я пытался собраться с духом и оставаться сильным ради Дилана. Хорошо ли я справлялся? Одному Богу известно. От сына я не получил никакого отклика. После смерти матери Дилан стал еще более замкнутым, и почти все время молчал, если к нему не обращались прямо. В школе его осматривал детский психолог и сотрудники социальной службы, но все сошлись во мнении, что у него нет аутизма или чего-то подобного – он мог говорить, когда говорили с ним, просто был застенчив и предпочитал держаться особняком.

Полицейский подтвердил мою личность, затем задал несколько вопросов. В конце концов, он сказал, что власти попытаются найти этого парня и попросил сообщить, если мы когда-нибудь снова его увидим. Директор и учитель тоже сказали несколько слов… все было как в тумане. Все, что я помню, это как я обливался потом, как дрожали колени и как мозг отказывался обработать тот факт, что кто-то пытался похитить моего сына.

– Дилан, ты ведь не знал этого человека, не так ли? – спросила директор. 

Дилан покачал головой.

После того дня я был на пределе. Дилан был всем моим миром, всей семьей, которая у меня осталась, и я не мог смириться с мыслью, что он может быть в опасности. Мне стало плохо. Кто был этот ублюдок? Почему мой сын? Знал ли он нас, или это был какой-то случайный подонок?

С тех пор я всегда провожал Дилана в школу и обратно и никогда больше не опаздывал к окончанию уроков. Между тем, сам Дилан, казалось, ничуть не волновался. Он никогда не упоминал об этом инциденте, если его специально не спрашивали. В то время я думал, что он просто робок и не хочет создавать проблем.

Пару недель спустя после инцидента та же учительница позвонила мне во время обеденного перерыва. Она сказала, что один из учеников видел, как Дилан разговаривал с каким-то мужчиной через школьный забор. К тому времени, как она выбежала на улицу, мужчина уже исчез. Когда Дилана спросили об этом, он сказал, что ни с кем не говорил. Девочку, которая и принесла весть, расспросили подробнее, и она твердо стояла на своем: Дилан разговаривал с высоким, долговязым мужчиной с растрепанными черными волосами. Снова вызвали полицию, которая быстро обыскала периметр школы, но никого подозрительного не обнаружила.

В тот день я усадил Дилана за кухонный стол.

– Я не буду сердиться, мне просто нужно, чтобы ты сказал правду. – Я изо всех сил пытался говорить спокойно. – Ты разговаривал сегодня в школе с незнакомцем или нет? Да или нет?

Он пожал плечами. Добиться от него ответа было сложнее, чем выжать воду из камня.

– Сколько раз мы говорили тебе не разговаривать с незнакомцами? Это для твоей же безопасности, ты ведь понимаешь это, сынок?

Он кивнул, слегка испуганно. Я понял, что повысил голос, и сразу же почувствовал себя виноватым.

Раздраженный и сонный, я оставил его за обеденным столом и сразу отправился спать. В ту ночь я проснулся в 2 часа ночи, чтобы сходить в туалет, и решил проверить, как там сын.

Его не было в спальне.

Я позвал его по имени и оглядел гостиную и кухню, с каждой секундой все больше впадая в панику. Я проверил шкафы, углы, даже те закутки, в которые не имело смысла заглядывать, потому что он бы в них не поместился, но я был в отчаянии. Думал, что его похитили. Я выбежал на улицу, выкрикивая его имя, я бегал взад-вперед между соседских домов, как сумасшедший, но безрезультатно. Вернувшись в дом, уже готовый вызвать полицию, я в последней отчаянной надежде заглянул в комнату Дилана…

Он сидел под одеялом на кровати, совершенно бодрый, и смотрел на меня.

– Где ты был? – спросил я с облегчением, но все еще встревоженно.

– Я был здесь.

– Нет, тебя здесь не было. Я искал повсюду, потому что тебя здесь не было. 

– Был.

Неужели мне все это привиделось? Я покачал головой, чувствуя, как начинается мигрень.

– Просто... будь в своей комнате, хорошо? Не пугай меня.

Я подумал тогда, что наверное пропустил маленький холмик под одеялом спросонья. Что просто поддался паранойе. Возможно, мне следовало обратить внимание на то, что окно было широко открыто.

***

Примерно через год я услышал стук в дверь нашей квартиры. Я был дома: занимался бумажной работой, – а Дилан в своей комнате играл в Майнкрафт. Я сразу насторожился. Никто никогда не стучал в дверь. Мы жили в многоквартирном доме, и друзья или знакомые всегда ждали у входной двери, звонили в домофон, и мне приходилось спускаться к ним. Стук означал, что, скорее всего, пришел сосед сверху или снизу. С тех пор, как мы переехали сюда, я обзавелся номерами нескольких из них, на случай чрезвычайной ситуации, но мы совсем не были близки. Что им могло понадобиться?

Я подошел к двери и выглянул в дверной глазок. Никого. Странно, наверное послышалось. Но подобные совпадения уже стали обычным делом, и в тот момент я просто не мог не задуматься о том, что происходит. Попятившись к своему столу в гостиной, я услышал еще один стук в дверь.

Что-то происходило. 

Я снова подошел к двери. В глазок никого не было видно. Кто-то разыгрывал нас? Я встал прямо за дверью и отправил сообщение своему соседу сверху, спрашивая его, стучал ли он в дверь. Несколько мгновений спустя я услышал шаги наверху: сосед направился к двери, шаги затихли… а затем он поспешно вернулся в квартиру. Примерно через минуту я получил ответное сообщение.

“НЕ открывай дверь. Прямо у твоей двери притаился парень с ОГРОМНЫМ ножом.”

Мой телефон снова зазвонил. Еще одно сообщение от соседа сверху.

“Уже вызываю полицию. Оставайся внутри.”

Я замерл, волосы у меня на затылке встали дыбом. На несколько секунд меня парализовало от страха

А потом, придя в себя, я на цыпочках прокрался в комнату Дилана.

– Оставайся здесь. Тихо! – прошептал я, широко раскрыв глаза. По лбу стекали капли пота. Мое сердце никогда не билось так быстро. Дилан посмотрел на меня и удивленно поднял брови, а я медленно закрыл его дверь и встал снаружи, в миллисекунде от того, чтобы выблевать ужин и обделаться одновременно. Мы сидели так неподвижно, что я мог различить тихий, но отчаянный разговор наверху и еще более торопливые шаги. Я еще раз перечитал сообщения от соседа сверху, чтобы убедиться, что глаза меня не обманули. А потом на цыпочках прокрался на кухню и схватил один из кухонных ножей. И вернулся на свой пост у двери Дилана, ожидая, что в любую секунду какой-то сумасшедший выломает дверь. Я мысленно безумно молил Бога спасти нас. Из комнаты сына не доносилось ни звука.

Казалось, прошли годы, прежде вдалеке завыли сирены. Мое сердцебиение начало понемногу замедляться. Я ослабил хватку на рукояти ножа. В конце концов раздались какие-то крики, стук и шаги, постепенно стихающие.

– Полиция! – раздался чей-то голос. Я посмотрел в глазок, чтобы убедиться, что это полицейский, затем открыл дверь, все еще сжимая нож.

Офицеры постарались меня приободрить. Они сообщили, что только что был задержан и передан под стражу полиции высокий, долговязый мужчина с черными волосами. Он стучал в мою дверь и ждал, когда кто-нибудь откроет. Он действительно стоял там с заточенным ножом. Что он собирался сделать с первым человеком, который открыл бы эту дверь, с человеком, которым должен был быть я? Ну, если это не очевидно, то ваши догадки не хуже моих.

Этого парня звали Грегори. Казалось, он переезжал с места на место, не имея постоянного адреса, даже путешествовал между штатами и совершал мелкие преступления, такие как кражи, домогательства и иногда преследование несовершеннолетних. Когда они провели более тщательные поиски, выяснилось, что он был причастен по крайней мере к одному ужасному убийству в другом штате и в итоге приговорен за это к пожизненному заключению вместе со своими сообщниками.

Я бы никому не пожелал такого ужаса, но дерьмо случается. Последствия потрясения, которое я испытал в тот день, остануться со мной навсегда. Однако я знал, что многие люди, прошедшие через подобный кошмар, так и не дожили до того, чтобы рассказать об этом, поэтому я увидел в этом светлую сторону и посчитал, что нам повезло. Где есть больные психи, там будут и жертвы. Психопат сидел в тюрьме, и я думал, что на этом все закончилось.

***

Но у этой истории была и другая сторона, раскрывшаяся только через десять лет после инцидента.

Дилан должен был поступить в колледж и впервые попробовать жить вдали от дома. Он вырос в высокого парня, у которого было на удивление много друзей, по-прежнему послушного и неизменно тихого. Собирая его вещи и прибираясь в комнате, я нашел потрепанную старую записную книжку в глубине нижнего ящика стола. На обложке было написано "ДНЕВНИК ДИЛАНА". Я машинально пролистал его, не собираясь совать нос в чужие дела, и увидел, что он много писал и рисовал впечатляюще аккуратным почерком. Он всегда был немногословным мальчиком, поэтому я был заинтригован.

Я начал читать с первой страницы.

Страница 1: "Коди будет дома в 11 утра. Он должен вернуть мне мое пальто." Там было несколько рисунков на бумаге.

Страница 2: "Мне нужна книга для урока английского на следующей неделе. Спросить, есть ли у Эми."

Я переворачивал страницы, заполненный одними и теми же повседневными делами младшеклассника, вперемешку с рисунками. А затем добрался до страницы 21.

Страница 21: "Почему папа так много болтает? Он даже не разрешает мне купить xbox. И он не разрешает мне ночевать у Коди дома. Спорить бесполезно. Я ненавижу его.”

Я почувствовал болезненный укол, сердце упало. Тот день всплыл в памяти, и захлебнулся чувством вины. Я перевернул страницу.

Страница 22: "Сегодня я видел Грега. Он говорит, что может помочь мне избавиться от папы. Я ему не поверил, но он утверждает, уже так делал. Об этом писали в новостях.”

Мысленно сопоставляя факты, я пролистал предыдущие страницы. Это было первое упоминание о Греге. Я вспотел, но продолжал читать.

Страница 23: "Мы с Грегом придумываем план. Нужно, чтобы папа исчез. Но сегодня меня чуть не застукали за разговором с Грегом. Миссис Уотфорд, эта старая тупая крыса, все время расспрашивала меня. Она снова отвела меня в кабинет директора. Я думаю, Кэти увидела Грега и настучала на него. Нужно быть осторожными.”

Несколько чистых страниц, несколько рисунков и малозначительных заметок. А потом снова:

Страница 41: Слово "ПЛАН" было подчеркнуто, а под ним красовались два рисунка. На первом была изображена фигурка, стоящая на коленях у двери и держащая что-то похожее на нож. Фигурка улыбалась. За дверью стоял еще один силуэт, держащий руку на дверной ручке и собирающийся открыть дверь. На втором рисунке первая фигурка вонзает нож в человечка, который только что открыл дверь. На глазах у него кресты. 

Страница 42: "Грег пришел ко мне домой, я показал ему план. Он сказал, что это супер, и у него получится. Папа чуть не застукал нас, но я как раз вовремя вернулся в постель. Грегу нужно кое-что прихватить из дома. Это далеко."

Страница 43: "Грег облажался. Сейчас он в тюрьме. Почему папа не открыл дверь, когда Грег постучал? Все пошло не так. Я не знаю почему."

Страница 44: "Когда уже папа просто заткнется?"

Я пролистал оставшуюся часть блокнота, пустую. Страница 44 была последней записью.

Я перечитал все это несколько раз и задумался, что же мне делать. Я никогда не думал, что Дилан способен на такие гнусности. Сбитый с толку и расстроенный, я несколько дней вел себя так, словно ничего не произошло, но в тот день отъезда Дилана, не смог больше сдерживаться. Я как раз принес его спортивную сумку и прицепил ее к чемодану. Сын был готов отправиться в колледж, стоял за дверью с чемоданом и рюкзаком.

– Дилан, когда ты был ребенком, я когда-нибудь говорил или делал что-нибудь, что причиняло тебе боль? Ты можешь быть честен со мной.

– Нет, почему ты спрашиваешь?

Я поднял дневник. Он на секунду застыл, краска отхлынула от его лица.

– Я ни в чем не буду тебя винить, не волнуйся. Ты знаешь, я очень люблю тебя, сынок. Ты был ребенком и стал жертвой очень больного человека. Кроме того, это дела давно прошедших дней. Я просто хочу знать, что я сделал не так, что привело к такому исходу, и мы сможем оставить это позади.

Потрясенное выражение исчезло с его лица, сменившись неизменным пустым взглядом.

– Ты не сделал ничего плохого. Мама тоже.

Я открыл рот, чтобы спросить, что он имел в виду, но так и замер. Уголки его рта растянулись в широкой улыбке. Наши глаза встретились, и несколько секунд мы стояли молча.

– Дилан, если бы я нашел еще одну из этих записных книжек, – мягко начал я, – увидел бы я внутри план убийства моей жены?

– Да. – Он даже не замялся.

Затем он взялся за ручку своего чемодана и зашагал вниз по улице.

***

Это было два года назад. Я так и не простил его. Каждую ночь я лежу без сна и думаю, то ли он таким родился, то ли это моя вина. Мы не разговаривали с тех пор, как он уехал в тот день, а он никогда не возвращался домой. Не пытался связаться со мной, и я отвечал тем же. Судя по его постам в Facebook, у него все хорошо в колледже: много друзей, возможно собственный дом или квартира напару с кем-то из них… Интересно, поймет ли кто-нибудь когда-нибудь, кто он на самом деле?

Если не поймут, что ж. это не их вина.

В конце концов, я до сих пор не знаю, кто мой сын, а я растил его восемнадцать лет.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Следующие несколько часов мы с мамой провели за видеоиграми. Потом просмотрели всю коллекцию наших старых DVD и составили расписание просмотра. Мама еще планировала прогулку, но теперь нам нельзя было выходить из дома. Она не хотела говорить почему, но я подозревал, что на лужайке дома Питерсонов осталось что-то, не предназначенное для моих глаз. Возможно, пятна крови. Я слишком боялся выяснять.

Родители изо всех сил старались поддерживать хорошее настроение, но я чувствовал, что они едва держатся. Папа большую часть времени просто стоял, прислонившись к двери, и смотрел прямо перед собой, словно в трансе. Мама пыталась занять себя играми и просмотром фильмов вместе со мной, но считала минуты до следующего буста. Я не горел желанием принимать препарат: у меня от него сводило живот.

Мы продержались до полудня. Папа с трудом стоял на ногах и то и дело опускал голову под струю холодной воды. Он пытался занять себя работой по дому, которую откладывал годами, но его постоянно что-то отвлекало. Через несколько часов вдалеке раздался вой сирен, потом кто-то поливал нашу входную дверь и окна из шланга водой под высоким давлением, возможно, чтобы смыть последние следы присутствия Ларри Питерсона. По улице ходили патрули с полицейскими собаками на поводках, время от времени раздавались телефонные звонки. По единственному номеру, который все еще работал, кто-то звонил, чтобы убедиться, что мы все бодрствуем и в своем уме.

К обеду у мамы начались проблемы с желудком. Ее трясло все сильнее, и она с трудом переносила резкие запахи. Папа то и дело протирал глаза и поглядывал на часы, примерно каждые десять минут поднимаясь на ноги, просто чтобы пройтись. Мы решили, что после ужина поиграем в настольные игры, но мама с трудом сдерживала тошноту.

В итоге мы просто разогрели позавчерашнюю лазанью. Я не возражал: мамина лазанья всегда была произведением искусства, но аппетит у меня быстро пропал от вида мамы. Она сдерживалась из последних сил. Истекала слюной и издавала странные гортанные звуки. Она моргала все медленнее и медленнее. Папа попытался уговорить ее съесть один из питательных батончиков, но мама просто выбежала из кухни и заперлась в ванной.

Я ничего не понимал. Папа просил ее открыть дверь, но она была просто не в состоянии. Сердце у меня колотилось где-то в горле. Через некоторое время мама перестала отвечать. Папе пришлось выломать ручку молотком, но было слишком поздно – она уже спала. Я слышал его крик даже через дверь.

Мы успели быстро – мама успела проспать всего пару секунд. Самое большее минуту. Она сидела на унитазе, запрокинув голову, и что-то черное текло у нее изо рта. Черно-синие кончики пальцев торчали из приоткрытых губ. Горло вздымалось.

Папа схватил ее и потряс. Она почти сразу очнулась, уронила голову вперед и закашлялась. Он помог ей умыться, а мне крикнул подождать в другой комнате.

Несколько минут я просто сидел на своей кровати, не зная бежать мне или прятаться. Возможно, было уже слишком поздно и для того, и для другого. Возможно, с мамой случиться то же, что и с Ларри Питерсоном. Родители спорили в соседней комнате, и переход их голосов от злых к отчаянным и печальным лишал меня остатков мужества.

Они вышли ко мне через какое-то время. Сели рядом и заверили, что все у нас будет хорошо.

Что мы миновали уже половину срока и осталось чуть-чуть.

Они были очень заботливыми и милыми, но их слова почти не трогали меня. Мне было трудно сосредоточиться, и все, о чем я мог думать, – о странном шуме, непрекращающемся шуме на заднем плане. Что-то происходило снаружи.

Папа дошел до середины долгого объяснения, почему больше нельзя запирать двери в ванной, когда что-то во мне закричало, требуя реакции. Это был всего лишь легкий щелчок, но ясный как божий день. Может быть, это все из-за бустра, но я был странно сконцентрирован на мельчайших деталях, отстранен, будто со стороны наблюдал за разговором с родителями.

Я закрыл глаза, и менее чем через секунду раздался громкий хлопок.

Кто-то стрелял в нас.

Было сделано всего пару выстрелов, но мы тут же упали на землю. Одна пуля попала во входную дверь, а другая разбила кухонное окно. Снаружи доносились громкие голоса, истерический смех. Они разговаривали, но едва ли что-то можно было разобрать. У одной женщины голос звучал так, словно она говорила с набитым ртом.

Еще два выстрела. Лампочка на кухне с треском взорвалась. Комната погрузилась во тьму. На улице раздался топот и смех – они уходили. Вдалеке послышались новые выстрелы, возможно, кто-то ответил им тем же.

– Мы не можем здесь оставаться, – прошептала мама. – Нужно звонить.

– Ты хочешь поехать туда, куда забрали Ларри? – резко ответил папа. – В какую-то больницу, полную сумасшедших??

– В нас стреляли, не можем же мы…

Мама притихла и посмотрела на меня. Родители скомкано извинились и решили поговорить наедине, а меня попросили подняться наверх. Велели держаться подальше от окон, запретили ложиться и даже садиться. Мне нужно было пробыть одному совсем недолго – скоро они пришли бы навестить меня.

Но, конечно же, мне было слишком любопытно. Под аккомпанемент жаркого спора внизу, я выглянул в окно верхнего этажа. Было довольно далеко видно, и я разглядел машину, остановившуюся на обочине. Фары горели, машину окружали по меньшей мере шесть человек. Двое из них были одеты так же, как вооруженные охранники, приходившие к нам в дом.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в той машине сидел пожилой мужчина. Я пару раз видел его на улице, но не знал имени.

Люди пытались разбить стекла автомобиля. Чем придется: монтировками, кирпичами, молотками, отрезками труб… всем, что попалось под руку. Им не потребовалось много времени, чтобы прорваться. Они вытянули мужчину наружу. С моего места сложно было разглядеть, что они делают, но я слышал его крики. Нападавшие прижали старика к земле и закрыли ему лицо руками. Глаза, рот, уши…

И так и замерли.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать происходящее: они заставляли его спать.

Через несколько минут все закончилось. Старик медленно встал, прислонился к своей машине, и его начало рвать. Та же сине-черная слизь, которую я видел у Ларри Питерсона, начала вытекать у него изо рта. И это продолжалось до тех пор, пока он не выкашлял какой-то сгусток, едва помещавшийся у него во рту. Движущийся, живой сгусток.

Выпрямив спину, он посмотрел на странную группу, уже ушедшую вниз по улице. Некоторые быстро шли. Другие неслись вперед. Один полз, зажав что-то зубами. Хотя нет… что-то выходило у него изо рта. Что-то длинное.

Снова выстрелы. Вдалеке, с другой стороны, я увидел еще одну группу людей. По меньшей мере, дюжина человек шла вверх по улице . Бродячие банды неспящих сумасшедших наводнили улицы. Одному богу известно, чем это могло закончиться.

Спор внизу стих. Родители позвали меня к себе, усадили рядом и объяснили, что мы останемся дома и будем держаться подальше от окон, просто на всякий случай. Мы запрем все двери и окна, задернем шторы. Музыка все еще будет играть, но теперь гораздо тише – нельзя было привлекать внимание. Конечно, я согласился. А какой у меня был выбор?

***

Стало еще хуже. Папа чуть было не принял двойную дозу бустера, напрочь забыв, что только что опустошил пузырек. Мама успела его остановить. Телефон больше не звонил: никто не рвался проверять как мы. Мама пыталась дозвониться по экстренному номеру, но линию отключили. На улице стреляли, куда дальше, чем раньше, но чаще. Мы слышали, как сигналят машины, но сирен не было.

Затем начались пожары. По крайней мере, два, где-то в центре города. Столбы дыма вздымались высоко в небо.

Мама чувствовала себя неважно. Она не могла есть и временами едва держалась на ногах. Все время громко разговаривала, даже если оставалась одна. Ей то и дело приходилось искать опору, чтобы не упасть. Она не могла съесть даже тот странный батончик и ходила, мотая головой из стороны в сторону. Папа изо всех сил старался, чтобы она оставалась бодрой, но у него тоже были проблемы. Сколько бы раз он не опускал голову под кран с ледяной водой, сон явно побеждал.

У меня дела тоже шли неважно, но и близко не так плохо. Сохранился аппетит, я принимал бустеры, но отсутствие сна сказывалось: руки тряслись, голова раскалывалась. Шею то и дело простреливало, словно меня били током. Мне казалось, что предметы где-то на краю зрения движутся. Я все время оборачивался, чтобы посмотреть на окна – у меня начались галлюцинации, что это экраны телевизоров.

К утру возникла новая проблема. Отключили электричество и воду.

В нескольких минутах ходьбы от дома располагалось небольшое озеро, и у нас не было другого выбора, кроме как попытаться набрать воды там. На кухне остался небольшой запас питьевой воды, но этого было недостаточно. Мама предложила пойти всем вместе, но об этом не было и речи – она едва держалась на ногах. Нечего было обсуждать: папе пришлось идти одному.

Мы наблюдали за ним из окна верхнего этажа. Солнце только что взошло, расчертив увядающий пейзаж длинными резкими тенями и болезненно ярким сиянием. Мама просто тупо смотрела перед собой, словно пытаясь вспомнить, что-то очень важное.

– У тебя же… у тебя скоро день рождения? – медленно спросила она.

– Уже было во вторник.

– А ты… ты хочешь стать старше? Я вот… да… я бы хотела. Очень… Хотела бы, чтобы ты… чтобы у тебя была возможность вырасти.

Она посмотрела на меня и безумно рассмеялась. Глаза у нее моргали по очереди, левый чуть дольше, чем правый.Темные, запавшие глаза, неспособные сфокусировать взгляд. Наверное мама хотела как лучше, но взгляд, которым она меня одарила, был просто ужасающим. Как будто женщина, которую я знал, откатилась до базовой сути животного, которыми мы все и являемся. Моя мама все еще была где-то там, но большая часть ее просто... исчезла.

Примерно через час я заметил, что папа возвращается. Мы с мамой вздохнули с облегчением, но это продолжалось недолго. У него в руках не было фляги с водой. Через несколько мгновений я понял, что он не один. Еще минимум два десятка человек следовали за ним на небольшом отдалении. Мама, казалось, никак не отреагировала. Она просто смотрела в окно и кивала сама себе. На мгновение она почти заснула стоя: ее губы хлопали, как у окуня, вытащенного из воды. Я видел, как что-то двигалось у нее в горле.

Я встряхнул ее, и в момент просветления мама снова посмотрела в окно. Внизу что-то с силой ударилось об дверь.

Мама затолкала меня в шкаф, сбежала вниз за оставшимися бустерами и вывалила все это на меня вместе со своими наручными часами и парой пищевых батончиков.

– Кто-нибудь... кто-нибудь придет за тобой, – сказала она. – Просто подожди. Просто подожди и... и не засыпай. Я… Я постараюсь что-нибудь придумать.

У меня не было времени возразить. Она захлопнула шкаф. В замке входной двери повернулся ключ. Возможно, папа и забыл, кто он такой, но не забыл, как пользоваться ключами от дома.

Я просто сидел в темноте и слушал. Свернулся калачиком, даже не пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не заснуть. Внизу с грохотом ломалась мебель. Незнакомые голоса выкрикивали непристойности и какую-то бессвязную чепуху. Началась драка, кто-то бился об стены. Человек взбежал по лестнице, ворвался в ванную, и пытался разбить чугунную ванну.

Закричала женщина, затем мужчина. Раздался выстрел, потом звон стекла. Я услышал приглушенный крик, как будто кого-то удерживали. Возможно с мамой произошло то же, что и с тем стариком прошлой ночью.

Должно быть, я просидел так несколько часов. В темноте было трудно понять, открыты у меня глаза или нет. Я не мог понять, действительно ли я слышал что-то в доме, или мне это только казалось. Я слышал голоса и шепот, бессвязный и бессмысленный. Иногда представлял, что те сумасшедшие стоят прямо за дверью и выпытывают у меня чит-коды к новым играм. Все, что могло поддержать мой слабеющий рассудок, – это мамины наручные часы, но я едва мог разглядеть их циферблат.

Время текло так странно. Мне казалось, что я погружаюсь в раздумья на несколько часов, но на самом деле проходили минуты. Потом я ловил себя на том, что на мгновение замер, смотря прямо перед собой, но два часа исчезали бесследно. Я повторял, как мантру, в котором часу  нужно будет принят следующий бустер.

Но ситуация становилась все более странной. Часы шли вспять. Я будто видел, как кто-то сидит напротив меня – пара белых глаз в темноте. Тихие голоса уговаривали меня лечь спать, и я обнаружил, что начинаю клевать носом. Я чувствовал, как что-то движется во мне, словно рука, пытающаяся влезть в тесную перчатку…

В конце концов я сдался и вылез из шкафа. Я едва держался на ногах, но упорно тащил с собой бустеры и батончики в пластиковом пакете. Было уже неважно, есть ли кто-то внизу, я просто должен был выйти. Должен был увидеть.

Весь дом оказался разгромлен. Вся мебель сломана. Все светильники разбиты. Стены были забрызганы кровью, а входная дверь висела на одной петле. Не осталось ни одного целого окна, а рамки для наших фотографий разлетелись по этажу, словно звёздочки ниндзя. Но самым странным был едкий запах, доносившийся из кухни.

Сначала я не понял, что это такое. Он был похож на человека, но со слишком большим количеством конечностей. После нескольких секунд осознания, я понял, что это мертвое тело. Молодой человек с торчащим из груди ножом, распростертый на кухонном полу. Его челюсть была вывихнута и свернута на сторону.

А из горла торчала сине-черная рука, вцепившаяся ладонью ему же в лицо.

Что-то во мне шевельнулось. Чему-то во мне не понравилось то, на что я смотрел. Я попытался придавить шевеление в горле волокнистым батончиком, и это как ни странно, сработало.

На улицу я вышел в оцепенении. Я не знал, что делать. Часть меня порывалась бежать искать родителей, а другая часть хотела уехать из города. На велосипеде, автобусе или просто пешком – неважно. Конечно, автобусы здесь больше не ходили, но мой лишенный сна разум уже не мог отделить факты от вымысла.

Вся та ночь была одним сплошным кошмаром наяву. Мне все время мерещились существа, появляющиеся из темноты. Я слышал голоса, приказывающие развернуться, остановиться, бежать – и все одновременно. Я с трудом удерживал равновесие, и если бы остановился даже на мгновение, то сразу же заснул бы. Я должен был продолжать идти. Даже принял дополнительную дозу бустера. От него резко заболели суставы и выступила испарина. Зря я это сделал.

Я срезал путь через парк. Из-за деревьев выглядывали лица. Я видел мужчину, лежащего лицом вниз на гравийной дорожке, которого подтягивала вперед рука, торчащая изо рта. Я видел мужчину на берегу озера, хлопающего руками по поверхности воды, как безумный ребенок, пытающийся поднять как можно больше брызг.

Что-то из этого было реальным. Что-то – нет. Я не мог сказать, что было чем. Больше нет.

Когда я, наконец, добрался до центра города, то увидел по меньшей мере две дюжины людей, собравшихся у горящего здания. И из всех их глоток вверх росли сине-черные руки, тянущиеся к огню, трепещущие. Словно водоросли, плывущие по невидимому течению, они в унисон наклонялись вперед и назад, восхваляя тот хаос, который сами же сотворили, не произнося ни слова, ни звука. И все же я их слышал. Они приветствовали меня. Звали меня. Каждый голос не похож на другой…

– Подойди, – умоляли они. – Твое место здесь.

Я отвернулся, и голоса стали громче. Отчаяннее. Пронзительнее. Визг, требующий моего внимания, моей преданности. И не все из них доносились извне – один шел прямо из моего нутра.

– Мы уже здесь, – смеялся он. – Мы не исчезнем. Не утихнем. Мы никогда не уйдем.

Руки потянулись ко мне. В каждом окне появились бледные лица. Голоса доносились из-под бетона.

Стрельба. Разбитые окна. Стекло трещало под моими подошвами, когда я пробирался мимо остовов сгоревших машин.

Стало темно, потом светло, потом снова темно.

И в какой-то момент я сдался. Холодный бетон внезапно прижался к моей щеке, но я уже был не в силах встать. Ноги не двигались. Глаза не открывались.

– Да! – смеялись голоса. – Иди! Иди к нам! Иди и гори с нами!

А затем - темнота.

***

Я не знаю, как долго пролежал без сознания. Часы. Может быть, полдня. Я очнулся и увидел, что ко мне бежит мужчина, на ходу спрашивая, все ли со мной в порядке. Подъехала машина, обдав меня теплым светом. На обочине дороги сидела колония лягушек, неотрывно смотря на меня. Я заметил неподалеку подсолнух. Он выцвел до синевы. Странно, как мы не замечаем самых очевидных изменений, пока они не ударят прямо в лицо.

Оказалось, что воздействие произошло по меньшей мере на 6 часов раньше, чем предполагал человек с планшетом, и я бодрствовал достаточно долго, чтобы большая часть эффекта сошла на нет. Меня нашли без сознания на обочине шоссе, примерно в пятнадцати километрах от дома. Да, я заснул, но последствия оказались практически незначительными, по сравнению с большинством соседей.

Возможно вы даже слышали об этом. Власти назвали произошедшее “беспорядками”. Просто очередные волнения в бедном районе. Не думаю, что это событие удостоилось упоминания в национальных новостях.

Некоторые из тех, кто сдался раньше всех, получили необратимые повреждения мозга. Ларри Питерсон уже никогда не стал прежним, но было трудно сказать, было ли это из-за эмоциональной травмы от потери жены или из-за заражения. В любом случае, до конца его жизни за ним присматривала сиделка.

Мама и папа тоже не полностью восстановились. После той ночи у мамы развилось что-то вроде нарколепсии, она стала внезапно засыпать в самое неподходящее время. Папа потерял чувство вкуса и обоняния. По сей день им трудно объяснить, что именно они испытали. Для них это было все равно что заснуть и увидеть самый ужасный кошмар, а проснуться на больничной койке.

Иногда я задаюсь вопросом, может быть и я заснул? Некоторые вещи, которые я видел, казались настолько странными, что не было никакой возможности проверить их на реальность. Я отчетливо помню ту сцену у горящего здания в центре города. Это должно было быть реальным. И здание действительно сгорело.

Мне тяжело вспоминать об этом. Если поддаться мыслям о тех днях, внутри у меня все скручивается, вопя, что это просто кошмарный сон. Непрекращающийся по сей день кошмарный сон. Что я все еще в шаге от того, чтобы проснуться в шкафу, за дверью которого ждет бешеная толпа.

Или хуже: что-то внутри меня ждет момента, чтобы взять контроль в свои руки.

Может быть мне осталась всего одна ночь.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Следующие несколько часов мы с мамой провели за видеоиграми. Потом просмотрели всю коллекцию наших старых DVD и составили расписание просмотра. Мама еще планировала прогулку, но теперь нам нельзя было выходить из дома. Она не хотела говорить почему, но я подозревал, что на лужайке дома Питерсонов осталось что-то, не предназначенное для моих глаз. Возможно, пятна крови. Я слишком боялся выяснять.

Родители изо всех сил старались поддерживать хорошее настроение, но я чувствовал, что они едва держатся. Папа большую часть времени просто стоял, прислонившись к двери, и смотрел прямо перед собой, словно в трансе. Мама пыталась занять себя играми и просмотром фильмов вместе со мной, но считала минуты до следующего буста. Я не горел желанием принимать препарат: у меня от него сводило живот.

Мы продержались до полудня. Папа с трудом стоял на ногах и то и дело опускал голову под струю холодной воды. Он пытался занять себя работой по дому, которую откладывал годами, но его постоянно что-то отвлекало. Через несколько часов вдалеке раздался вой сирен, потом кто-то поливал нашу входную дверь и окна из шланга водой под высоким давлением, возможно, чтобы смыть последние следы присутствия Ларри Питерсона. По улице ходили патрули с полицейскими собаками на поводках, время от времени раздавались телефонные звонки. По единственному номеру, который все еще работал, кто-то звонил, чтобы убедиться, что мы все бодрствуем и в своем уме. 

К обеду у мамы начались проблемы с желудком. Ее трясло все сильнее, и она с трудом переносила резкие запахи. Папа то и дело протирал глаза и поглядывал на часы, примерно каждые десять минут поднимаясь на ноги, просто чтобы пройтись. Мы решили, что после ужина поиграем в настольные игры, но мама с трудом сдерживала тошноту.

В итоге мы просто разогрели позавчерашнюю лазанью. Я не возражал: мамина лазанья всегда была произведением искусства, но аппетит у меня быстро пропал от вида мамы. Она сдерживалась из последних сил. Истекала слюной и издавала странные гортанные звуки. Она моргала все медленнее и медленнее. Папа попытался уговорить ее съесть один из питательных батончиков, но мама просто выбежала из кухни и заперлась в ванной.

Я ничего не понимал. Папа просил ее открыть дверь, но она была просто не в состоянии. Сердце у меня колотилось где-то в горле. Через некоторое время мама перестала отвечать. Папе пришлось выломать ручку молотком, но было слишком поздно – она уже спала. Я слышал его крик даже через дверь.

Мы успели быстро – мама успела проспать всего пару секунд. Самое большее минуту. Она сидела на унитазе, запрокинув голову, и что-то черное текло у нее изо рта. Черно-синие кончики пальцев торчали из приоткрытых губ. Горло вздымалось.

Папа схватил ее и потряс. Она почти сразу очнулась, уронила голову вперед и закашлялась. Он помог ей умыться, а мне крикнул подождать в другой комнате.

Несколько минут я просто сидел на своей кровати, не зная бежать мне или прятаться. Возможно, было уже слишком поздно и для того, и для другого. Возможно, с мамой случиться то же, что и с Ларри Питерсоном. Родители спорили в соседней комнате, и переход их голосов от злых к отчаянным и печальным лишал меня остатков мужества. 

Они вышли ко мне через какое-то время. Сели рядом и заверили, что все у нас будет хорошо.

Что мы миновали уже половину срока и осталось чуть-чуть. 

Они были очень заботливыми и милыми, но их слова почти не трогали меня. Мне было трудно сосредоточиться, и все, о чем я мог думать, – о странном шуме, непрекращающемся шуме на заднем плане. Что-то происходило снаружи.

Папа дошел до середины долгого объяснения, почему больше нельзя запирать двери в ванной, когда что-то во мне закричало, требуя реакции. Это был всего лишь легкий щелчок, но ясный как божий день. Может быть, это все из-за бустра, но я был странно сконцентрирован на мельчайших деталях, отстранен, будто со стороны наблюдал за разговором с родителями. 

Я закрыл глаза, и менее чем через секунду раздался громкий хлопок.

Кто-то стрелял в нас.

Было сделано всего пару выстрелов, но мы тут же упали на землю. Одна пуля попала во входную дверь, а другая разбила кухонное окно. Снаружи доносились громкие голоса, истерический смех. Они разговаривали, но едва ли что-то можно было разобрать. У одной женщины голос звучал так, словно она говорила с набитым ртом. 

Еще два выстрела. Лампочка на кухне с треском взорвалась. Комната погрузилась во тьму. На улице раздался топот и смех – они уходили. Вдалеке послышались новые выстрелы, возможно, кто-то ответил им тем же.

– Мы не можем здесь оставаться, – прошептала мама. – Нужно звонить. 

– Ты хочешь поехать туда, куда забрали Ларри? – резко ответил папа. – В какую-то больницу, полную сумасшедших??

– В нас стреляли, не можем же мы…

Мама притихла и посмотрела на меня. Родители скомкано извинились и решили поговорить наедине, а меня попросили подняться наверх. Велели держаться подальше от окон, запретили ложиться и даже садиться. Мне нужно было пробыть одному совсем недолго – скоро они пришли бы навестить меня. 

Но, конечно же, мне было слишком любопытно. Под аккомпанемент жаркого спора внизу, я выглянул в окно верхнего этажа. Было довольно далеко видно, и я разглядел машину, остановившуюся на обочине. Фары горели, машину окружали по меньшей мере шесть человек. Двое из них были одеты так же, как вооруженные охранники, приходившие к нам в дом.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в той машине сидел пожилой мужчина. Я пару раз видел его на улице, но не знал имени.

Люди пытались разбить стекла автомобиля. Чем придется: монтировками, кирпичами, молотками, отрезками труб… всем, что попалось под руку. Им не потребовалось много времени, чтобы прорваться. Они вытянули мужчину наружу. С моего места сложно было разглядеть, что они делают, но я слышал его крики. Нападавшие прижали старика к земле и закрыли ему лицо руками. Глаза, рот, уши… 

И так и замерли.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать происходящее: они заставляли его спать.

Через несколько минут все закончилось. Старик медленно встал, прислонился к своей машине, и его начало рвать. Та же сине-черная слизь, которую я видел у Ларри Питерсона, начала вытекать у него изо рта. И это продолжалось до тех пор, пока он не выкашлял какой-то сгусток, едва помещавшийся у него во рту. Движущийся, живой сгусток.

Выпрямив спину, он посмотрел на странную группу, уже ушедшую вниз по улице. Некоторые быстро шли. Другие неслись вперед. Один полз, зажав что-то зубами. Хотя нет… что-то выходило у него изо рта. Что-то длинное.

Снова выстрелы. Вдалеке, с другой стороны, я увидел еще одну группу людей. По меньшей мере, дюжина человек шла вверх по улице . Бродячие банды неспящих сумасшедших наводнили улицы. Одному богу известно, чем это могло закончиться.

Спор внизу стих. Родители позвали меня к себе, усадили рядом и объяснили, что мы останемся дома и будем держаться подальше от окон, просто на всякий случай. Мы запрем все двери и окна, задернем шторы. Музыка все еще будет играть, но теперь гораздо тише – нельзя было привлекать внимание. Конечно, я согласился. А какой у меня был выбор?

***

Стало еще хуже. Папа чуть было не принял двойную дозу бустера, напрочь забыв, что только что опустошил пузырек. Мама успела его остановить. Телефон больше не звонил: никто не рвался проверять как мы. Мама пыталась дозвониться по экстренному номеру, но линию отключили. На улице стреляли, куда дальше, чем раньше, но чаще. Мы слышали, как сигналят машины, но сирен не было.

Затем начались пожары. По крайней мере, два, где-то в центре города. Столбы дыма вздымались высоко в небо.

Мама чувствовала себя неважно. Она не могла есть и временами едва держалась на ногах. Все время громко разговаривала, даже если оставалась одна. Ей то и дело приходилось искать опору, чтобы не упасть. Она не могла съесть даже тот странный батончик и ходила, мотая головой из стороны в сторону. Папа изо всех сил старался, чтобы она оставалась бодрой, но у него тоже были проблемы. Сколько бы раз он не опускал голову под кран с ледяной водой, сон явно побеждал. 

У меня дела тоже шли неважно, но и близко не так плохо. Сохранился аппетит, я принимал бустеры, но отсутствие сна сказывалось: руки тряслись, голова раскалывалась. Шею то и дело простреливало, словно меня били током. Мне казалось, что предметы где-то на краю зрения движутся. Я все время оборачивался, чтобы посмотреть на окна – у меня начались галлюцинации, что это экраны телевизоров.

К утру возникла новая проблема. Отключили электричество и воду.

В нескольких минутах ходьбы от дома располагалось небольшое озеро, и у нас не было другого выбора, кроме как попытаться набрать воды там. На кухне остался небольшой запас питьевой воды, но этого было недостаточно. Мама предложила пойти всем вместе, но об этом не было и речи – она едва держалась на ногах. Нечего было обсуждать: папе пришлось идти одному.

 Мы наблюдали за ним из окна верхнего этажа. Солнце только что взошло, расчертив увядающий пейзаж длинными резкими тенями и болезненно ярким сиянием. Мама просто тупо смотрела перед собой, словно пытаясь вспомнить, что-то очень важное.

– У тебя же… у тебя скоро день рождения? – медленно спросила она.

– Уже было во вторник.

– А ты… ты хочешь стать старше? Я вот… да… я бы хотела. Очень… Хотела бы, чтобы ты… чтобы у тебя была возможность вырасти.

Она посмотрела на меня и безумно рассмеялась. Глаза у нее моргали по очереди, левый чуть дольше, чем правый.Темные, запавшие глаза, неспособные сфокусировать взгляд. Наверное мама хотела как лучше, но взгляд, которым она меня одарила, был просто ужасающим. Как будто женщина, которую я знал, откатилась до базовой сути животного, которыми мы все и являемся. Моя мама все еще была где-то там, но большая часть ее просто... исчезла.

Примерно через час я заметил, что папа возвращается. Мы с мамой вздохнули с облегчением, но это продолжалось недолго. У него в руках не было фляги с водой. Через несколько мгновений я понял, что он не один. Еще минимум два десятка человек следовали за ним на небольшом отдалении. Мама, казалось, никак не отреагировала. Она просто смотрела в окно и кивала сама себе. На мгновение она почти заснула стоя: ее губы хлопали, как у окуня, вытащенного из воды. Я видел, как что-то двигалось у нее в горле.

Я встряхнул ее, и в момент просветления мама снова посмотрела в окно. Внизу что-то с силой ударилось об дверь. 

Мама затолкала меня в шкаф, сбежала вниз за оставшимися бустерами и вывалила все это на меня вместе со своими наручными часами и парой пищевых батончиков.

– Кто-нибудь... кто-нибудь придет за тобой, – сказала она. – Просто подожди. Просто подожди и... и не засыпай. Я… Я постараюсь что-нибудь придумать.

У меня не было времени возразить. Она захлопнула шкаф. В замке входной двери повернулся ключ. Возможно, папа и забыл, кто он такой, но не забыл, как пользоваться ключами от дома.

Я просто сидел в темноте и слушал. Свернулся калачиком, даже не пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не заснуть. Внизу с грохотом ломалась мебель. Незнакомые голоса выкрикивали непристойности и какую-то бессвязную чепуху. Началась драка, кто-то бился об стены. Человек взбежал по лестнице, ворвался в ванную, и пытался разбить чугунную ванну. 

Закричала женщина, затем мужчина. Раздался выстрел, потом звон стекла. Я услышал приглушенный крик, как будто кого-то удерживали. Возможно с мамой произошло то же, что и с тем стариком прошлой ночью.

Должно быть, я просидел так несколько часов. В темноте было трудно понять, открыты у меня глаза или нет. Я не мог понять, действительно ли я слышал что-то в доме, или мне это только казалось. Я слышал голоса и шепот, бессвязный и бессмысленный. Иногда представлял, что те сумасшедшие стоят прямо за дверью и выпытывают у меня чит-коды к новым играм. Все, что могло поддержать мой слабеющий рассудок, – это мамины наручные часы, но я едва мог разглядеть их циферблат.

Время текло так странно. Мне казалось, что я погружаюсь в раздумья на несколько часов, но на самом деле проходили минуты. Потом я ловил себя на том, что на мгновение замер, смотря прямо перед собой, но два часа исчезали бесследно. Я повторял, как мантру, в котором часу  нужно будет принят следующий бустер.

Но ситуация становилась все более странной. Часы шли вспять. Я будто видел, как кто-то сидит напротив меня – пара белых глаз в темноте. Тихие голоса уговаривали меня лечь спать, и я обнаружил, что начинаю клевать носом. Я чувствовал, как что-то движется во мне, словно рука, пытающаяся влезть в тесную перчатку…

В конце концов я сдался и вылез из шкафа. Я едва держался на ногах, но упорно тащил с собой бустеры и батончики в пластиковом пакете. Было уже неважно, есть ли кто-то внизу, я просто должен был выйти. Должен был увидеть. 

Весь дом оказался разгромлен. Вся мебель сломана. Все светильники разбиты. Стены были забрызганы кровью, а входная дверь висела на одной петле. Не осталось ни одного целого окна, а рамки для наших фотографий разлетелись по этажу, словно звёздочки ниндзя. Но самым странным был едкий запах, доносившийся из кухни.

Сначала я не понял, что это такое. Он был похож на человека, но со слишком большим количеством конечностей. После нескольких секунд осознания, я понял, что это мертвое тело. Молодой человек с торчащим из груди ножом, распростертый на кухонном полу. Его челюсть была вывихнута и свернута на сторону.

А из горла торчала сине-черная рука, вцепившаяся ладонью ему же в лицо.

Что-то во мне шевельнулось. Чему-то во мне не понравилось то, на что я смотрел. Я попытался придавить шевеление в горле волокнистым батончиком, и это как ни странно, сработало.

На улицу я вышел в оцепенении. Я не знал, что делать. Часть меня порывалась бежать искать родителей, а другая часть хотела уехать из города. На велосипеде, автобусе или просто пешком – неважно. Конечно, автобусы здесь больше не ходили, но мой лишенный сна разум уже не мог отделить факты от вымысла.

Вся та ночь была одним сплошным кошмаром наяву. Мне все время мерещились существа, появляющиеся из темноты. Я слышал голоса, приказывающие развернуться, остановиться, бежать – и все одновременно. Я с трудом удерживал равновесие, и если бы остановился даже на мгновение, то сразу же заснул бы. Я должен был продолжать идти. Даже принял дополнительную дозу бустера. От него резко заболели суставы и выступила испарина. Зря я это сделал. 

Я срезал путь через парк. Из-за деревьев выглядывали лица. Я видел мужчину, лежащего лицом вниз на гравийной дорожке, которого подтягивала вперед рука, торчащая изо рта. Я видел мужчину на берегу озера, хлопающего руками по поверхности воды, как безумный ребенок, пытающийся поднять как можно больше брызг.

Что-то из этого было реальным. Что-то – нет. Я не мог сказать, что было чем. Больше нет.

Когда я, наконец, добрался до центра города, то увидел по меньшей мере две дюжины людей, собравшихся у горящего здания. И из всех их глоток вверх росли сине-черные руки, тянущиеся к огню, трепещущие. Словно водоросли, плывущие по невидимому течению, они в унисон наклонялись вперед и назад, восхваляя тот хаос, который сами же сотворили, не произнося ни слова, ни звука. И все же я их слышал. Они приветствовали меня. Звали меня. Каждый голос не похож на другой…

– Подойди, – умоляли они. – Твое место здесь.

Я отвернулся, и голоса стали громче. Отчаяннее. Пронзительнее. Визг, требующий моего внимания, моей преданности. И не все из них доносились извне – один шел прямо из моего нутра. 

– Мы уже здесь, – смеялся он. – Мы не исчезнем. Не утихнем. Мы никогда не уйдем.

Руки потянулись ко мне. В каждом окне появились бледные лица. Голоса доносились из-под бетона. 

Стрельба. Разбитые окна. Стекло трещало под моими подошвами, когда я пробирался мимо остовов сгоревших машин.

Стало темно, потом светло, потом снова темно.

И в какой-то момент я сдался. Холодный бетон внезапно прижался к моей щеке, но я уже был не в силах встать. Ноги не двигались. Глаза не открывались.

– Да! – смеялись голоса. – Иди! Иди к нам! Иди и гори с нами!

А затем - темнота.

***

Я не знаю, как долго пролежал без сознания. Часы. Может быть, полдня. Я очнулся и увидел, что ко мне бежит мужчина, на ходу спрашивая, все ли со мной в порядке. Подъехала машина, обдав меня теплым светом. На обочине дороги сидела колония лягушек, неотрывно смотря на меня. Я заметил неподалеку подсолнух. Он выцвел до синевы. Странно, как мы не замечаем самых очевидных изменений, пока они не ударят прямо в лицо.

Оказалось, что воздействие произошло по меньшей мере на 6 часов раньше, чем предполагал человек с планшетом, и я бодрствовал достаточно долго, чтобы большая часть эффекта сошла на нет. Меня нашли без сознания на обочине шоссе, примерно в пятнадцати километрах от дома. Да, я заснул, но последствия оказались практически незначительными, по сравнению с большинством соседей.

Возможно вы даже слышали об этом. Власти назвали произошедшее “беспорядками”. Просто очередные волнения в бедном районе. Не думаю, что это событие удостоилось упоминания в национальных новостях. 

Некоторые из тех, кто сдался раньше всех, получили необратимые повреждения мозга. Ларри Питерсон уже никогда не стал прежним, но было трудно сказать, было ли это из-за эмоциональной травмы от потери жены или из-за заражения. В любом случае, до конца его жизни за ним присматривала сиделка. 

Мама и папа тоже не полностью восстановились. После той ночи у мамы развилось что-то вроде нарколепсии, она стала внезапно засыпать в самое неподходящее время. Папа потерял чувство вкуса и обоняния. По сей день им трудно объяснить, что именно они испытали. Для них это было все равно что заснуть и увидеть самый ужасный кошмар, а проснуться на больничной койке.

Иногда я задаюсь вопросом, может быть и я заснул? Некоторые вещи, которые я видел, казались настолько странными, что не было никакой возможности проверить их на реальность. Я отчетливо помню ту сцену у горящего здания в центре города. Это должно было быть реальным. И здание действительно сгорело.

Мне тяжело вспоминать об этом. Если поддаться мыслям о тех днях, внутри у меня все скручивается, вопя, что это просто кошмарный сон. Непрекращающийся по сей день кошмарный сон. Что я все еще в шаге от того, чтобы проснуться в шкафу, за дверью которого ждет бешеная толпа. 

Или хуже: что-то внутри меня ждет момента, чтобы взять контроль в свои руки. 

Может быть мне осталась всего одна ночь.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Начало в посте Ведьма. Часть 7(2).

Стоило только источнику его страхов остаться по ту сторону двери, как вернулась способность соображать. Бежать из этой комнатушки нужно и бежать немедленно. И путь для побега похоже имеется один единственный - через окно на улицу, прямо в бушующую грозу. Плевать на непроглядную черную как уголь темень, плевать на грозу, на ревущий холодный ветер с дождем, плевать на молнии! Это конечно тоже страшные, но затопонятные вещи. Ему и раньше доводилось видеть буйство природных стихий, пусть и не такой силы. А то белесое, что сейчас шевелится и растет за дверью — оно совершенно непонятное, оно жуткое, оно страшное, оно забирает силы, оно сводит с ума, оно хочет поймать его, опутать сетями и засушить навечно, как ту муху.

Иван невероятными усилиями удерживал себя от падения в пучину паники. Мысли в голове крутились бешеным вихрем. Он даже не то чтобы понимал, а скорее всем своим нутром чувствовал — стоит ему сейчас запаниковать, это будет конец, окончательный и бесповоротный. Он чувствовал свое стремящееся жить бешено стучащее сердце. Он чувствовал свои часто сокращающиеся легкие, наполняющие кровь живительным кислородом. От слабости и недавнего ощущения холодного озноба не осталось и следа. Его голова и плечи стали буквально горячими. Он вдруг понял, что нельзя дальше торчать тут, трусливо прижавшись к стене. Пора! Руки сами оттолкнули тело от опоры а ноги рванулись вперед.

Пройти не удалось даже метра. Казалось, сама стена увязалась вслед за ним, не желая отпускать от себя. Весь верх головы, затылок и плечиобожгло огнем. От нестерпимой боли Иван инстинктивно поднял обе руки и обхватил ладонями голову, как обычно делает человек, сбивающий с себя пламя. Но никакого пламенине было. Он почувствовал, что волосы на голове стали вдруг очень длинными, густыми и какими то липкими. Ладони от прикосновения к ним жгло как от самой ядреной крапивы. Резко развернувшись, увидел — ровно в том месте на стене, где он только что стоял, разрасталось и пузырилось новое белесое скопище, продавливаясь сквозь кирпичи и опутывая все пространство вокруг. Паутина, лезущая из бледных пузырей, добралась до него. Целый жгут этих отвратительных, жгущих кожу огнем нитей уже приклеился к нему и держит мертвой хваткой. Аеще по этому самому жгуту, извиваясь словно змеи, ползут все новые и новые белые нити.

Уже не обращая внимания на чудовищную боль, желая лишь освободиться, не важно какой ценой, пусть хоть кожа слезет, Иван снова рванулся вперед. Бесполезно, щупальца кошмара оказались крепкими, ноги просто скользили по полу нисколько не отдалив его от предательской стены. Одновременно с попытками двинуться вперед, он принялся извиваться и лупить руками по белому жгуту, стремящемуся все больше опутать его. Никакого результата, только дикая боль, разливающаяся по коже рук от жалящих прикосновений. В отчаянной попытке вырваться, он ухватился за ближайший к нему письменный стол, из тех что стояли в комнате. Стол просто заскользил по полу, никак не помогая. На свое счастье, в момент одной из попыток перебить удерживающие нити, он увидел путь к спасению. Под каждым окном, как и положено, были установлены батареи отопления. И эти самые батареи, Иван это точно знал, приделаны к стене так крепко, что крепче некуда.

Рванувшись в сторону он, по прежнему удерживаемый сгустком паутины, описал полукруг и наконец крепко схватился руками за одну из батарей, очень похожую на положенную набок лесенку. Рывок! Вспышка дикой боли на спине. Плевать!Еще рывок! Он почувствовал, как паутина поддалась инемного отпустила его. Теперь в ребра батареи уже получилось упереться и ногой. Ещё один рывок! Снова обжигающая боль. Терпеть! Ещё! И вдруг, в тот самый момент, когда отчаянно вырывавшийся Иван оказался напротив окна, по глазам хлестнуло плеткой ярчайшего света. Очередная молния ударила где то совсем рядом. И он тут же ощутил себя летящим куда то вперед, вытолкнутым собственными руками и ногой, упиравшейся в батарею. Самое главное - его больше ничто не удерживало а пламя боли на спине и затылке угасло. Полет оказался недолгим. Как только приземлился на пол, почти ничего не видящий, сразу принялся шарить вокруг себя руками. Ага, есть! Нащупал холодные ребра еще одной батареи. Значит прямо над ним окно с широким подоконником. Туда то ему и нужно! Быстрее с пола, наверх, подальше от страшной паутины!

Едва взобравшись на подоконник, он принялся махать перед собой рукой и пинать воздух ногой в направлении комнаты, надеясь таким способом отогнать от себя уже наверняка тянущиеся к нему нити. А еще он знал теперь, что эти мерзкие и жгучие нити сами боятся молнии! Ровно в тот миг, как яркая волнаэлектрического света накрыла его глаза, он успел увидеть увядающий и рассыпающийся на кусочки белесый жгут. Значит он еще может спастись! Продолжая отбрыкиваться руками и ногами в пространство, Иван шепотом повторял «Быстрее! Быстрее! Ну быстрее же!». Быстрее бы исчезли эти проклятые разноцветные круги перед глазами!

Наконец, сквозь текущие слезы, в глазах стали проявляться очертания темной комнаты, всё так же время от времени освещаемой всполохами дальних молний. Иван немедленно вытянул голову и посмотрел вдоль стены на то место, где должно было находится гнездо кипящих белых пузырей, чуть было не схвативших его и не утащивших неизвестно куда. Гнездо было на том же месте. Мерзкие блеклые твари всё так же шевелились и пузырились, выбрасывая свои тонкие ростки. Оказалось, сплетение нитей больше не тянется к нему а просто напросто расползается во все стороны. Плохо было другое. К своему ужасу Иван обнаружил уже несколько таких гнезд, довольно быстро разрастающихся в разных местах по стенам, потолку и по полу. Скоро твари накроют всю комнату своей сетью и будет не вырваться. А на окне ему не спрятаться. Молнии хотя, как выяснилось, смертельно опасны для тварей, но не слишком ненадежный союзник. Никогда не знаешь, где и когда она сверкнет снова. Значит надо бежать отсюда прямо сейчас. А куда бежать? Через окно бежать не выйдет - только сейчас он разглядел установленную снаружи металлическую решетку. Раз на этом есть, тогда и на других тоже, даже проверять не стоит. Выходит бежать нужно назад, в большой зал ожидания! Другого выбора нет! Там много места. Там будет легче убегать, если потребуется. Там есть дверь на улицу, хотя этим путем он воспользуется в самом крайнем случае. А вдруг там тварей совсем нет? Вдруг они только здесь обосновались? Вдруг им нравятся небольшие и темные помещения и такие же темные и узкие коридоры?

Дальше тратить время на раздумьяИван не стал - белесая паутина разрасталась на глазах. За те несколько секунд, что он осматривался, эта мерзость уже захватила большую часть всех поверхностей комнаты и с каждой следующей секундой оставляла всё меньше и меньше шансов для побега. Оттолкнувшись, он перескочил с подоконника на ближайший письменный стол и чуть было не грохнулся прямо на покрытый паутиной пол, подскользнувшись на разбросанных по этому столу бумагах и картонных папках. Вращая руками как взбесившаяся ветряная мельница, с большим трудом сумел удержать равновесие. Теперь на следующий стол. Раз! Перепрыгнул! Нормально! А вот фиг вы до меня дотянетесь! Теперь на следующий стол, тот что прямо перед дверью. Отлично! Встал ровно! Осталось только выскочить наружу и что есть сил мчаться вправо по коридору до двери, ведущей в зал.

Уже во времяпрыжка, прямо перед самой дверью кабинета, которая вот вот должна распахнуться под ударом его тела, Ивана обдало холодом. Отчаянно сражаясь за свою жизнь с тварями здесь, в этой маленькой комнате, он совершенно забыл от тех, что находились в коридоре. Ведь в комнатку то он забился как раз спасаясь от тех, коридорных. Время замедлилось. Он видел как его нога, обутая в старый и местами порванный кед, ударила в дверь. Дверь медленно открывается и в увеличивающемся проеме совсем не видно темного коридора. Все стены, потолок и пол покрыты сплошной бугристой, слабо светящейся серовато — белой массой. Мелькнула мысль — только не упасть! Все что угодно, только не упасть! Не дать себя схватить и опутать!

Как только ноги коснулись пола, время, только что еле тянувшееся, вдруг понеслось с огромной скоростью. Иван на какой то миг почувствовал, как полоснуло дикой болью - руки уперлись в стену, угодив прямо в один из кипящих пузырей. Но рефлексы сработали как надо. Только телу удалось погасить инерцию, руки сами собой оттолкнулись от пузыря, оставив ни с чем метнувшиесяк нему белые нити. Перебирая ногами что есть силы, он понесся вдоль коридора, ощущая под собой вместо твердого пола вязкую колышущуюся массу. Вот и дверь в спасительный зал, тоже сплошь облепленная пузырями. Плевать! Толчоквытянутой перед собой рукой, вспышка уже знакомой жгучей боли от соприкосновения с очередным пузырем и он наконец то выскочил из облюбованной тварями темной ловушки.

Его спаслопо прежнему несущееся вскачь время. Он не остановился. Оказавшись в просторном зале, он продолжил бежать вперед. Прямо перед ним оказались длинные ряды сидений, тех самых, что установлены в несколько рядов в центральной части большого зала ожидания. Все эти ряды были попарно развернуты спиной друг к другу, так что верхние части спинок сидений образовывали хоть и узкую но достаточно длинную дорожку, проходящую почти через все большое помещение. Главное, дорожка эта располагалась достаточно высоко от пола, так что белесым нитям требовались секунды чтобы взобраться туда.

Именно эти секунды сейчас как воздух были нужны Ивану, уже мчавшемусяпо этой дорожке к своей цели. Весь зал ожидания был полностью облеплен огромными гнездами светящихся белесых пузырей. Казалось само здание выдавливает эту мерзость из себя, как губка выдавливаетмыльную пену. Порожденная пузырями паутина, состоящая из бесчисленного количества подрагивающих и извивающихся нитей такого же мерзкого белесого цвета, опутывала все доступные поверхности в несколько слоев. В том числе и двери, ведущие на улицу. Но эти двери Ивану были совсем не нужны. Он уже видел свой единственный путь к спасению и теперь бежал к нему из последних сил. Одна мысль звучала в его голове «Не упасть! Не упасть! Не упасть!». Он прекрасно понимал — стоит только коснуться паутины и замешкаться хоть на мгновение, вырваться обратно уже не удастся.

Одно из больших окон, расположенное в самом углу зала, оказалось распахнуто настежь, не выдержав натиска беснующейся снаружи бури. Сквозь большой оконный проем в здание врывались яростные порывы ветра, несущие на себе полчища холодных и жестких водяных капель. Судя по всему, блеклая мерзость достаточно быстро восстанавливала свою численность после вспышек молний, но противостоять грубой силе воздушной и водной стихий не могла — её просто разрывало в клочья и смывало с того места, где она пыталась обосноваться. Таким образом под открытым окном образовалась площадка свободного от пузырей и паутины пола, небольшая по размеру но вполне достаточная, чтобы попытаться допрыгнуть до неё со спинки крайнего в ряду сиденья.

Иван допрыгнул, несмотря на бьющий навстречу ветер и дождь. Подошвы заскользили по полу, покрытому тонким слоем воды. Он упал, по инерции покатился вперед и остановился только ударившись в стену под самым окном. Тут же вскочил и снова, почти вслепую, бросился вверх и вперед, перелезая через подоконник. Почувствовав под собой пропитанную водой мягкую грязь газона он понял — выбрался. Теперь бежать от этой страшной автостанции, превратившейся в логово кошмара. Куда угодно бежать! Вокруг была кромешная тьма. Безумный ветер и дождь не давали толком открыть глаза и осмотреться. Одно хорошо, во время очередной вспышки молнии удавалось увидеть хоть небольшую часть пространства перед собой.

Определив примерно где находится, Иван пригнувшись побежал вдоль стены к углу здания. Одной рукой он прикрывал глаза а другой все время касался этой стены, словно слепой, держащийся за поводыря. Несколько раз он спотыкался и чтобы не упасть, выставлял вперед обе руки, при этом холодея от мысли, что снова нащупать стену уже не удастся. Страшные порывы ветра с водой то пинали его сзади, то вставали упругой стеной на пути, то старались впечатать его в стену здания. Внезапно он полетел кубарем, больно споткнувшись обо что то высокое и железное. Стена пропала из под пальцев а вместо болотной мякоти размытого газона под ним оказалась твердая поверхность мокрого асфальта. Снова приняв вертикальное положение, он принялся вприсядку ходить в разные стороны, шаря вокруг вытянутыми руками. Еще как назло, молнии перестали сверкать вблизи и разглядеть вокруг ничего не удавалось.

Тогда он просто пошел вперед, всё так же держа руки перед собой. Расчет был прост — или очередная вспышка покажет ему окружающий мир или он сам упрется во что нибудь и тогда возможно поймет где находится. Удалось сделать только пару десятков шагов, не больше. Очередной шаг пришелся в пустоту. Земли под ногой просто не оказалось и Иван снова полетел кубарем, но на этот раз куда то вниз. Причем, судя по болезненным ударам твердыми гранями, он катился по лестнице. На его счастье лестница оказалась короткой и не слишком крутой, так что оказавшись в самом низу, на залитом водой плоском пятачке, он не сильно ударился о какую то деревянную преграду. Услужливая молния наконец то объявилась. Иван понял, почему яростный ветер с дождем перестали терзать его - сейчас он лежал на площадке какого то крылечка наоборот, ступеньки которого ведут не вверх а вниз. А само это крылечко с лесенкой прятались под небольшой крышей на столбиках, сбоку которых приделаны металлические а может фанерные щиты, образуя своеобразный тоннель.

Долго разлеживаться не получилось. Площадка оказалась залита приличным слоем холодной воды несмотря на имеющуюся над ней крышу. Иван ощупал руками деревянную стену, остановившую его падение и понял что никакая это не стена а самая настоящая дверь. Очередная, уже которая по счету в этот вечер дверь, которую ему придется открыть, не зная что ждет за ней. Поднявшись, провел руками по хорошо различимому нахлёсту створок и нащупал ручку. Потянул на себя и дверь, громко заскрипев, конечно же открылась. Осторожничая шагнул вперед в странное помещение, освещаемое отсветами молний, проникающих через несколько небольших окошек, расположенных на стенах почти под самым потолком. Эти отсветы вырисовывали причудливые нагромождения непонятных предметов, заполнявших почти все внутреннее пространство, насколько его удавалось разглядеть.

Сначала Иван не понял, что перед ним. Но хорошо уже то, что это непонятное нагромождение не светилось белесым светом, не пузырилось и не шевелилось. Тогда он медленно и осторожно пошел вперед, по привычке вытянув руки перед собой, чтобы не наткнуться на незамеченное в темноте препятствие. Наконец уперся во что то мягкое и покрытое шершавой тканью. Да это же мешок! Обычный мешок с чем то мягким внутри! Пошарил руками по сторонам — нащупал коробку, обтянутую чем то, очень похожую на кожу. А это чемодан! Еще пошарил руками. А вот и доски деревянных полок, на которых всё это добро расставлено. Недалеко сверкнула очередная молния и помещение на короткий миг озарилось призрачным светом, показав множество деревянных конструкций, состоящих из расположенных друг над другом полок, полностью заполненных всякой всячиной — мешками, чемоданами, корзинами, свертками и другими вещами разных форм и размеров.

Тут он наконец понял, где оказался. Это, судя по всему, был подвал небольшого одноэтажного здания, расположенного совсем рядом с самой автостанцией. На этом здании, как он припоминал, красовалась надпись «Диспетчерская» а на крыше красовалась, возвышаясь над всей станционной площадью, просторная стеклянная будка, в которой важно восседала женщина в форменной синей рубашке и красном берете. Получается, что этот подвал и есть склад для вещей, которые принимали и выдавали в самой станции. Ну и отлично! Здесь тепло, сухо и можно безопасно отсидеться до самого утра. Главное, что помещение это надежно отделено от главного здания, целиком захваченного страшными тварями. И все эти шевелящиеся пузыри со своими мерзкими нитками и паутиной сюда не доберутся! А как ими добраться то? Между станцией и этим домиком с пару десятков метров а то и больше будет. Никаких стен и потолков на этом пути нет. А есть только асфальт, который каждую секунду со страшной силой вышлифовывается тысячами жестких как щебень брызг воды, летящих в бешеных порывах ветра. А еще там безраздельно хозяйничают его друзья молнии! Не-е-е-ет, больше вы меня не достанете! Сидите там, твари, а я здесь и без вас посижу!

Обрадованный своим мыслям и воспрянувший духом, Иван решил осмотреть помещение полностью. Во первых он хотел окончательно удостовериться в отсутствии тварей. Во вторых нужно было определиться, где устроится на засидку, дожидаясь утра. Не на холодном полу же сидеть в самом деле, тем более что вокруг полно всяких мешков и свертков разной степени мягкости, только выбирай. Он медленно пошел по центральному проходу, вертя головой влево и вправо, дожидаясь очередного всполоха молнии в маленьких окошках, чтобы рассмотреть содержимое расходящихся к стенам деревянных стеллажей. Выбирать действительно было из чего. Между некоторыми стеллажами прямо на полу были горой набросаны мешки, как будто ждущая его большая постель - только устраивайся поудобнее и потом спи себе сколько влезет.

Наконец дошел до самого конца центрального прохода и уперся в глухую кирпичную стену. Несколько минут внимательно, и в отсветах молний, и в полной темноте, рассматривал её - не покажется ли вдруг какое мерзкое светящееся пятнышко, не зашевелится ли на ней какая нибудь поганая ниточка? Поверхность стены оставалась надежно темной и абсолютно неподвижной. Вот и отлично! Значит сейчас он завалится на ту груду мешков, что во втором от входа ряду и дождется утра. Солнышко он никак не пропустит — окошки в этом подвальном складе были хоть и маленькие но их оказалось много и расположены они были по обеим сторонам.

Развернувшись назад, Иван успел сделать всего лишь несколько шагов, по привычке глядя себе под ноги в темноте. Но стоило ему только поднять глаза, как он весь словно провалился в бездонный колодец ужаса. Прямо там, где должна быть дверь в подвал, сейчас стояло существо. Самое страшное существо, какое только может быть. Настолько страшное, что представить его себе просто невозможно, пока само оно не решит появиться перед глазами. Он вдруг понял — это и есть воплощение ужаса, то самое чудовище, что всегда ждало его в темных комнатах и в темном пространстве под кроватями, что следило за ним сквозь черную створку приоткрытой двери кладовой, что ждало его в шкафах, что пряталось за шторами в темной ночной квартире.

Чудовище было похоже на человека, одетого в длинное одеяние до пола с наброшенным на голову капюшоном. Вот только одежды такой просто не бывает на свете — она будто бы целиком состояла из тысячсветящихся в темноте белесых змей, непрерывно двигающихся и переплетающихся между собой. Лица у чудовища не было, вместо него был овал, светящийся ярким и совершенно нереальным светом. В этом овале происходило свое зловещее движение, вызывающее такое же чувство омерзения, как и кишащее змеями облачение чудовища. Овал непрерывно исходил пузырями, которые лопались и выбрасывали во всех направлениях тонкие белые нити, прилипающие ко всему, что встречали на своем пути. Обретя опору, нити тут же принимались расти, извиваясь и переплетаясь друг с другом, образуя паутину совершенно безумных форм.

Белесые змеи, составлявшие одеяние чудовища, тоже не теряли времени даром. Периодически какая то из них скатывалась на пол перед страшной фигурой и немедленно превращалась в кипящий пузырь, в точности такой, на какие Иван уже насмотрелся сегодня. И пузырь этот так же принимался разбрасывать вокруг себя множество шевелящихся белых нитей. Очередная змея, вдруг решившая запузыриться, катилась по этим нитям уже дальше от чудовища и тоже раскидывала мерзкие нити, чтобы другие пузыри смогли прокатиться по ним еще дальше.

Неотрывно глядя на воплотившийся ужас, Иван перестал чувствовать время, перестал чувствовать свое тело, перестал чувствовать саму жизнь. Смотреть на чудовище было мучительно страшно, но казалось не существует таких сил, что заставили бы его отвести взгляд или закрыть глаза. Он видел, как отвратительная белесая паутина с вкраплениями нарывов - пузырей, шевелящаяся и пульсирующая словно живая, неумолимоприближается к нему, целиком опутывая стеллажи с вещами, закрывая стены и окошки на них, скрывая под собой все больше пространства потолка и пола. Он вдруг понял, что совсем скоро паутина опутает и его, растворит его тело в себе. Что с ним станет тогда? Он тоже превратится в один из этих мерзких пузырей? Или навечно станет мертвенно бледной змеей на теле чудовища, слепой, глухой, без рук и без ног?

Страшное отчаяние и безысходность пожирали душу Ивана, в которой не осталось ни капельки воли, только обреченность и покорность. Сначала он надеялся, что дядя Юра его ждет на этой автостанции - а его нет. Потом надеялся, что водители легковушек ему помогут - а их нет. Надеялся, что сможет позвонить по телефону - а они все не работают. Надеялся, что кто нибудь приедет сюда — никто не приехал. Надеялся что спасется от чудовищ в этом подвальчике — но чудовища нашли его и загнали в угол. Всё, нет у него больше сил убегать! Не может он больше!Хватит! Будь что будет!

«Кто -о -о -о -о -о -о -о -о ты -ы -ы -ы -ы -ы -ы -ы -ы?!»

Голос, неожиданно врезавшийся в его сознание, был невыносимо громким. Этот голос словно состоял из визга тысяч полотнищ пил, одновременно вгрызающихся в самое твердое дерево, перемежающегося с воем электромоторов и грохотом дизелей огромных лесовозов. Голос буквально разрывал остатки разума, будто резал его этими самыми пилами, заставляя подчиняться без малейших раздумий. Иван отчетливо осознал — прямо сейчас он назовет чудовищу свое имя и все его мучения закончатся, как чуть раньше закончились все его силы сопротивляться страху.

Мелькнула последняя в жизни мысль, наполненная горьким сожалением — ему снова вспомнилась мама, ласково трепавшая его вихрастую голову и уверявшая, что сейчас она сделает щёлк выключателем и никаких страшилищ под большим столом в комнате больше не будет. А он, совсем малыш, смотрел на неё снизу вверх с надеждой и восхищением. Потом переводил взгляд в недра темной комнаты, на темное пространство под столом и не отпуская мамину руку, грозно хмурил брови — ужо мы вам, бякам и букам,сейчас покажем! Жаль что её в этот момент нет рядом.

И вдруг он представил наяву, почти что увидел своими глазами, будто бы мама открывает дверь в этот подвал, заходит и стряхивает капли дождя со своего зонта. Ведь на улице дождь, так ведь? Она она поправляет прическу, ласково смотрит на своего малыша и улыбается. И самое главное, она смотрит прямо сквозь мерзкое чудовище! Она не замечает ни это чудовище ни его отвратительные порождения! Чудовища для неё просто не существует! Мама делает озабоченное лицо, затем покачивая головой всё так же ласково и совсем чуть-чуть насмешливо интересуется - а чего это он забрел в темную комнату, опять ведь ему какая нибудь страшная бякапривидится. Потом,как всегда в таких случаях снова заулыбавшись, поднимает свою руку к невидимому выключателю.

Нет, свет в подвале не вспыхнул. И чудовище никуда не делось вместе со своими пузырями и продолжавшей расползаться от них паутиной. Только видение мамы исчезло. Но в тот самый момент, когда рука невидимой мамы должна была щелкнуть кнопкой невидимого выключателя, по телу Ивана вдруг разлилось живительное тепло, легко растворившее наведенный чудовищем морок. Он снова мог двигаться и снова чувствовал в себе силы бороться за жизнь. И самоеглавное он понял, как снова может сбежать от чудовища. Те самые маленькие окошки под потолком! Сначала на верхнюю полку ближайшего стеллажа, по ней к окошку, разбить его и на улицу. Он успеет! Чудовище пока не двигается с места а поганая паутина растет не так уж и быстро. И в это окошко он должен пролезть, будто специально под него делали! Взрослый пацан уже не пролезет, а такой десятилетка как он - легко!

Не раздумывая больше ни секунды,кинулся к ближайшей деревянной конструкции. Но всё что удалось сделать, так это только упасть на неё, отчаянно хватаясь руками за всё то можно. Его ноги так и не сдвинулись с места. Иван посмотрел вниз и закричал от злости. Как он мог забыть, что эта подлая паутина появляется совершенно незаметно, откуда её совсем не ждешь. В той комнатке на автостанции она подкралась к нему сзади, прямо из стены, и схватила за спину и голову. А сейчас вот подкралась снизу, с пола, опутала его ноги почти до колен, пока он в ужасе пялился на чудовище. Но нет! Его так просто не возьмешь! Он уже знает, что паутина эта не такая уж и крепкая и порвать её, при желании, очень даже можно. Главное перетерпеть огненно - жгучую боль. Но как раз этим его сегодня уже не испугать!

Иван крепче схватился за деревянные стойки стеллажа и что было силы принялся подтягивать к ним свое тело, надеясь вырвать ноги из капкана белесых нитей. Он увидел, как его напряженные до предела руки сгибаются, увидел приближающиеся вещи, разложенные на полках. Значит у него получается выскользнуть! Осталось совсем чуть — чуть! И тут он почувствовал, что падает на пол, а все вещи с полок падают прямо на него вместе с большими деревянными балками и досками. Этот проклятый стеллаж, вместо того чтобы помочь ему спастись, просто взял и упал на него. И сейчас вся эта груда барахла придавила его к полу. Ледяной холод ужаса ударил в позвоночник. Нужно срочно выбираться, пока паутина не добралась до него! На всё про всё у него буквально несколько секунд, потом будет поздно.

Он попытался столкнутьупавшиена него вещи, но не мог сдвинуть их с места ни на миллиметр. Все эти накрывшие его сверху чемоданы, свертки, деревянные доски и балки по какой то необъяснимой причине стали словно чугунные. Он упирался, бил по ним руками, извивался всем телом — всё тщетно, даже не шелохнулись. Он оказался намертво прижат к полу. Скоро здесь будет паутина, нужно что то делать! Но что? Что он сможет сделать, если лежит будто бы под грудой железа?

Внезапно ярчайшая вспышка молнии озарила подвал, страшный удар грома больно саданул по ушам а все окошки в подвале вдруг зазвенели разлетевшимся вдребезги стеклом. Почти сразу Иван почувствовал, как потоки холодной воды, льющиеся внутрь подвала сквозь пустые теперь окошки, стремительно растекаются по полу. И уровень воды каждую секунду неумолимо поднимается. Вот вода уже скрыла его затылок, вот уже затекает в уши, вот уже медленно ползет по щекам вверх. Да он же сейчас захлебнется!

Иван с бешеной скоростью и всей силой, какая только была в его руках, принялся бить по прижавшим его предметам, толкать их, надеясь хоть как то сдвинуть с места. Его тело извивалось в том же бешеном ритме, стремясь выскользнуть из ловушки. Он чувствовал, как вода все ближе подбирается к его рту и к носу. Как бы он не старался, но поднять голову выше не получится никак. В последней отчаянной попытке он снова и снова лупил ладонями по чему то твердому и тяжелому над собой, что прижимало его к полу. Руки чувствовали только твердый и абсолютно неподатливый металл. Его лицо уже полностью скрылось под водой а воздуха в легких осталось совсем чуть чуть.

По ушам снова ударило раскатом грома. Пальцы чудовищно напряженных рук внезапно провалились внутрь чемодана, еще мгновение назад словно целиком сделанного из железа. Темнота подвала, смешанная с отблесками молний, вдруг стала растворяться в каком то странном желтовато — зеленоватом свете.Ему вдруг удалось вдохнуть, судорожно, полной грудью, до боли в легких. Раз! Другой! Третий! Вся водакуда то исчезла. Он чувствовал, что по прежнему лежит на спине на холодном и твердом полу, а его руки по прежнему упираются во что то железное и абсолютно неподвижное.

Наконец Иван решился открыть глаза. Ему потребовалось какое то время осознать окружающее. Он действительно лежит на полу в каком то помещении. Причем не просто на полу, а прямо под какой то конструкцией в виде решетки из толстых железных прутков, за которую зачем то цепляется пальцами рук. Вокруг него грязно зеленые стены. На сером потолке еле светит тусклая лампочка. Он снова в своей камере, вот где он.

С трудом поднявшись с пола, снова упал уже на матрас своей железной койки, под которую закатился во сне. С улицы, сквозь толстое стекло зарешеченного окна, отчетливо доносились мощные раскаты грома и отсвечивали вспышки молний. Слышно было, как по металлическому щитку, установленному снаружи перед окном, молотили капли дождя.

Мелко дрожа всем телом, Иван сжался в комок, словно младенец, и тихонько заскулил. Прошлая спокойная ночь оказалась лишь временной передышкой. Чудовище по прежнему караулит его по ту сторону сна.

Продолжение следует ...

Автор: 1100110011.

Сайт автора: 1100110011.ru

Начало в посте Ведьма. Часть 7(1).

в камерах изолятора временного содержания, кормили тем же, что и начальника Энского МВД и прокурора. Такое вот всеобщее равенство и братство наблюдалось в отдельно взятом вопросе служебного питания. Кроме того, в подобном единообразии был определенный смысл. Положа руку на сердце, трудно было сказать, как поведут себя те же сотрудники заводской столовой заранее зная, что например вот эта конкретная порцайка окажется на столе у главного милицейского начальника. Вот и решили не искушать судьбу.

Выждав нужное время, следователь спустился в цокольный этаж и отдал старшему смены ИВС приказ об освобождении работяг. Как только формальная процедура, не занявшая много времени, завершилась, он обратился к мужикам с прощальной речью, в которой указал на необходимость единения народа и правоохранительных органов в борьбе с преступностью а также на необходимость принятия этим самым народом трудностей и лишений, непременно возникающих в процессе этой самой борьбы. И что от лица ранее упомянутых органов он лично и весь коллектив Энской прокуратуры объявляет товарищам устную благодарность за проявленную социалистическую сознательность. Последнее произнес абсолютно искренне, без всякой иронии.

Сотрудники изолятора смотрели на него круглыми от удивления глазами. Чего — чего а подобного раньше видеть не приходилось. Такого, чтобы начальство лично пожаловало, да еще и распиналось. Тем более перед простыми работягами. Сержанты втихушку переглянулись и еле заметно кивнули друг другу, дескать опять новые веяния пожаловали, как же, понимаем. Неужели теперь каждый раз такая политинформация будет? А ну как начальству вскоре надоест вот так приходить и собственноручно разглагольствовать? Тогда что, всё это дело на них повесят? А оно им надо? Да и не умеют они этого, не по этой части обучались.

Следователь насчет работяг был спокоен — эти двое точно никуда жаловаться не будут. Вон с какими рожами довольными стоят и слушают. Если подумать, чего бы им вдруг быть недовольными? Двое суток отдыхали от жен, детей и прочих домочадцев, кто у них там дальше по списку. Опять же отдыхали не просто так, а с сохранением полной заработной платы — вон каждому по справочке соответствующей формы выдано. Дома их будут встречать как героев — великомученников, натерпевшихся лиха почем зря. Опять же стол по этому поводу будет накрыт, непременно с поллитрой а то и не одной. Жены на недельку — другую добрее и сговорчивее станут. Потом мужики на работе и во дворе угостят рюмочкой да не раз — всем ведь интересно послушать будет, чего да как оно там случилось. Ну а то, что в камерах нары жесткие да из отхожего места попахивает — так это совсем ерунда, им обоим по служебной надобности доводилось целыми днями в таких смрадных топях трубы чинить, что камеры эти должны казаться номерами в профсоюзном доме отдыха, не иначе. В общем, как говорится, нет худа без добра.

Иван.

Иван больше не боялся своих снов. Проснувшись сегодня утром в камере, он даже испытал чувства радости и облегчения, казалось бы совершенно не уместные здесь. Ведь что получается? Отрубился он вчера еще до наступления ночи. Так? Так! А проснулся когда милиционер своей луженой глоткой проорал в окошко «Подъем!». Значит всю ночь он спокойно проспал и ничего ему не приснилось. Совсем ничего. Ни хорошего ни, самое главное, плохого. Сейчас ему было даже несколько стыдно перед самим собой, за то, что он вчера устроил. Еще здешнюю простынку хотел рвать на лоскуты и запихивать в дверь. И дырку в унитазе собирался этой же простынкой законопатить. И слив раковины тоже. Вот он придурок! Расклеился. Нюни распустил. Хотя чего это он? Перенервничал просто, было с чего. А кто бы остался спокойным? Поэтому всякая дрянь и приснилась. Ну и черт с ней! О другом надо думать.

Как только Ивана вернули с допроса, место ушедшего страха перед ночным кошмаром занял другой, гораздо более сильный страх. Страх за свою судьбу. Что с ним теперь будет? Почему не отпустили а привели назад в камеру? Подозревают? Или уже что то знают точно? Может Серега и Костян сломались? А сам то он тоже хорош! Увидел на фотографии этого засранца и сразу расклеился, поплыл. Иван вдруг явственно вспомнил, как от наглости и дерзости малолетки потерял в тот вечерконтроль над собой. Вспомнилась овладевшая имзвериная ярость. Вспомнились собственные кулаки, летящие в это лицо. Вспомнилось, как он и его дружки, повизгивая от азарта и отпихивая друг друга, стремились нанести как можно больше ударов. А следователь конечно заметил его реакцию, вон как взъерепенился и давай заново гонять его своими коварными вопросиками. Одно хорошо, быстро смог взять себя в руки и продолжал стоять на своем. А вот дружки его закадычные, смогли ли они? Сейчас он совсем не был в этом уверен. А что если сдали, выставили его зачинщиком а сами вроде как сбоку — припёку? А? Что тогда делать?

Если всё будет совсем плохо, сколько интересно ему дадут? А куда посадят? Точно не в тюрьму. Иван не помнил где, когда и от кого, но слышал, что несовершеннолетних в тюрьме не держат. Значит отправят в лагерь. А в какой? Ивану вдруг захотелось, чтобы его отправили именно в тот лагерь, где работают на лесоповале, то есть деревья в лесу пилят. Ну а что? Парень он здоровый. Вон который год на тренировках в боксерской секции упахивается так, что никакому лесоповальщику поди и не снилось. Так что сдюжит как нибудь несколько лет. Опять же на свежем воздухе а не в бетонном закутке торчать. Тем более что люди там живут, и вполне себе сносно живут. Он сам видел.

Иван вспомнил, как в совсем юном возрасте, когда учился в классе в четвертом — пятом, его на всё лето отправляли в гости к папиному брату — дяде Юре, жившем в одном из поселков, затерянных в лесах на северо — западе огромного Советского Союза. Под тем предлогом, что нечего мальчишке в пыльном индустриальном городке без дела болтаться, пускай чистым воздухом надышится про запас. В те года ровесников Ивана в поселке не оказалось, только взрослые парни и девицы или же совсем малышня. Так что водить дружбу и играть в игры пацану там было просто не с кем. Поэтому дядя Юра почти каждый день брал мальца с собой на работу, на свою лесопилку, расположенную в соседнем, гораздо более крупном поселке городского типа. Поначалу это очень беспокоило его жену, обоснованно считавшую, что лесопилка это вам не краеведческий музей и не картинная галерея, на лесопилке полно опасных острых железяк, тяжелых бревен и больших машин. Угомонить её удалось только клятвенно пообещав, что дальше нескольких метров от конторского здания пацан отходить не будет, в цеха не сунется и на погрузочные межи ни ногой. А если вздумает сунуться, то юный родственник без оговорок согласен на порку пониже спины отходами производства в виде березовых прутков.

Там, на лесопилке, Иван впервые в жизни увидел «зеков» - так называли их промеж собой деревенские мужики. Эти самые зэки приезжали вместе с некоторыми лесовозами, сидя по двое в кабине вместе с водителем. Помогали разгружать привезенный лес — кругляк а взамен увозили уже напиленные доски, придирчиво отбирая их вручную и так же вручную, очень ловко и быстро, загружая на платформы своих лесовозов. Одеты они были всегда в одинаковые темно — синие куртки, кепки и брюки. На ногах имели одинаковые чёрные ботинки. Были они мрачные и молчаливые. Общались зэки только между собой да по необходимости с бригадиром стропалей. В перерывах отдыхали своей кучкой, усаживаясь подальше от остальных. Курили странный, сильно дымящий и противно пахнущий табак.

Иногда во время обеда один или два человека из зэковской братии сами подходили к деревенским мужикам, работающим на лесопилке, и недолго о чем то с ними переговаривались. Затем из рук зэков в руки мужиков переходили разные интересные штучки — например раскладные ножики с разноцветными фигурными рукоятками, металлические зажигалки, резные коробочки разных размеров и другие изделия официального и не очень зоновского промысла. В обратную сторону, соответственно из рук мужиков в руки зеков, обычно передавались пачки фабричных папирос или сигарет, а временами нечаянно мелькали на солнце бока чекушек или поллитровок.

Со временем Иван полностью освоился на новом месте. Тем более что проблем своему дяде он не доставлял — все инструкции, касающиеся того, где можно ходить а где строго настрого запрещено, соблюдались им в точности. Дядя Юра очень нравился Ивану и тот даже в мыслях не допускал подвести его. Другие лесопильщики уже не удивлялись, завидев его, а он, в свою очередь, важно протягивал им руку для приветствия. Мужики степенно здоровались в ответ и жали пацану руку, тем самым признавая за своего.

А еще юному Ивану чрезвычайно льстило, что с ним лично здоровался сам начальник лесопилки — очень полный мужчина с красным лицом, сильно потеющий и постоянно утирающий это самое лицо большим платком. Его кабинет находился на втором этаже, как раз напротив комнаты бригадиров. Дверь к нему никогда не закрывалась и через неё постоянно то вбегали то выбегали назад или сами бригадиры или водители машин, привозящих лес кругляк или увозящих напиленные доски и брусы. Некоторые выскакивали тихонько чертыхаясь, получив нагоняй, а голос начальника, в такие моменты очень громкий и звучный, разносился по всему зданию администрации. Однако, когда он через дверь своего кабинета видел Ивана, то непременно кивал ему, улыбался и подмигивал, дескать вот ты - молодец, вот к тебе никаких претензий нет. От этого чувство собственной значимости у Ивана вырастало многократно.

Всей дядиюриной бригаде тоже была немалая польза от Ивана. Кого, спрашивается, отправить с баклажкой за кипяченой водой, что хранится в большом оцинкованном баке с краником, установленном в углу бригадирской комнаты? Тут и просить не надо, ловкий и быстрый Иван уже вовсю несется между вкусно пахнущих гор сосновых опилок к зданию администрации, а там по гулкой металлической лестнице вверх в бригадирскую. Сам напился, в баклажку воды под пробку и пулей назад, ведь дядя Юра и мужики с его бригады очень ждут. Понимать надо!

Иногда, прямо посреди рабочего дня, размеренное жужжание распилочного стана вдруг сменялось непродолжительным резким визгом и наступала тишина. Ну ясно, опять одно из многочисленных стальных полотен порвалось, сейчас менять будут. В ту же минуту в воротах цеха появлялся дядя Юра, находил глазами Ивана, удобно устроившегося кверху пузом на свежей горе опилок и пальцем показывал на гараж, примыкавший к зданию лесопильской конторы. Это был молчаливый приказ сбегать до главмеха и принести к воротам цеха уже хорошо известный пацану набор инструментов, а он, дядя Юра тут подождет, воздухом подышит вместо того чтоб заслуженные бригадирские ноги топтать.

В этом случае Иван применял совершенно иную тактику, нежели с водой. До калитки в больших воротах гаража он бежал как обычно. Но перед самой калиткой останавливался и затем степенно, не торопясь, заходил уже в сам гараж. В гараже, кроме самого главмеха, как правило ошивалось несколько заезжих водителей, ждущих своей очереди на погрузку или выгрузку. Они обычно стояли кучкой возле главного механика и трепались о своих шоферских делах или сидели с ним за столом в углу, забивая козла или раскинув картишки до тех пор, пока каркающий и булькающий голос диспетчера из громкоговорителя под потолком не приказывал очередному бездельнику покинуть теплую компанию и явиться на оформление.

Иван неспешно подходил к группе взрослых, здоровался конечно со всеми а затем, с важным видом, перечислял главмеху давно заученный наизусть список из десятка требуемых инструментов. Главмех принимал правила игры и глупых вопросов вроде «А тебе зачем, мальчик?» не задавал. Он молча отходил к стеллажу, набирал требуемое в брезентовую сумку и передавал её Ивану. Тот в свою очередь, опять не спеша и со всей возможной важностью, шёл обратно к гаражной калитке, на ходу доставая из сумки то один инструмент то другой, делая вид что внимательно разглядывает, добрый инструмент ему выдали или так, ерунду. В этот момент весь его вид говорил о том, что приехал он сюда за рулем самолично, не меньше чем на КРАЗе трёхоснике, а сейчас ему кой чего подтянуть надо и вообще некогда ему тут лясы точить.

Глазами Иван конечно не видел, но в мыслях был абсолютно уверен, что матерые шофера только присвистывают, глядя ему вслед, да козырьки своих кепок задирают от удивления. А главмех на них посматривает с хитрым прищуром - вот товарищи, пожалуйста полюбуйтесь какую смену вырастили, это вам не хухры — мухры. Но стоило только калитке гаражных ворот захлопнуться за спиной Ивана, как вся его напускная важность и самомнение словно проваливались в пятки, которые с завидной быстротой принимались сверкать в сторону лесораспиловочного цеха.

Вот и сейчас, когда рабочий день катился к концу и бардовое солнце почти полностью скрылось за увешанным пеленой туч горизонтом, как из ворот цеха послышалось хорошо знакомое, громкое и звонкое «пиу — пиу», «бздыньк — бздыньк». Затем резко стих вой электромоторов и наступила тишина. Иван, не без основания считавший себя пусть и внештатным но уже опытным работником, не стал дожидаться распоряжений от дяди Юры, вскочил, отряхнулся от опилок и помчался прямиком в хорошо знакомый гараж.

Как обычно, не спешно зайдя через калитку, остановился на пороге удивленный. В гараже никого не было, не одной живой души. Тишина, запах масла и бензина, еле заметные полосы слабого вечернего света из больших окон да частички пыли в этих полосах кружатся. Странно, даже если главмеха вызвал к себе начальник лесопилки - тот бы непременно выгнал из гаража всех посторонних а калитку и внутреннюю дверь запер. Иван какое то время потоптался в нерешительности у входа а затем решил пройти к столу главмеха и подождать его там. Вдруг тот скоро вернется?

Конечно, он и сам мог взять нужные инструменты со стеллажа, но делать этого никогда бы не стал. Не твой инструмент — вот и трожь! Такое самовольное хозяйничанье было бы проявлением крайнего неуважения к местному гаражному царю. Посидев немного на стуле, приставленном к главмеховскому столу, Иван решил все таки подняться наверх и поискать главмеха. А найдя — вежливо поторопить. В конце концов он тут не просто так, у него важное поручение, бригада инструмент ждет! Тем более что торчать в одиночку в гараже тоже виделось ему как то не по субординации.

Быстро дошел до внутренней калитки, ведущей из помещения гаража прямо внутрь здания администрации лесопилки. Калитка оказалась не запертой, что уже нисколько не удивило. Не мешкая, Иван взбежал по гулкой железной лестнице на второй этаж здания, на верхней площадке тормознул и развернулся к двери кабинета начальника лесопилки. Кабинет этот Ивана очень удивил. Точнее говоря не сам кабинет, что выглядел как обычно, а отсутствие в этом кабинете его грозного владельца. Иван доподлинно не знал, появлялся ли толстый начальник на работе самый первый, но точно знал, что уходил он последним, не спеша и солидно переваливаясь обойдя все помещения администрации, закрыв на ключ входную дверь и обязательно выдав пару ценных указаний сторожам.

Сейчас кабинет был пуст. Ну допустим, главный механик еще мог уйти по необходимости к машине какой или еще куда ему там понадобится. Но начальник лесопилки в представлении Ивана был совершенно неотделим от своего кабинета. Начальнику не было никакой необходимости в рабочее время покидать свой уютный мирок — здесь в его распоряжении было большое окно, сквозь которое он мог видеть всю территорию вверенного ему в управление предприятия. На письменном столе стоял телефонный аппарат, с помощью которого не составляло труда связаться с нужным отделом или вызвать к себе нужного сотрудника. В конце концов, рядом с телефоном находилась еще одна коробочка, позволяющая посредством развешанных на территории тут и там электрических рупоров — матюгальников, позвать к себе нужного человека, не осчастливленного служебным телефоном, ну или просто наорать на него без всякого приглашения. Мелькнула глупая мысль - не под стол ли начальник спрятался? Но тут же ушла - Иван засомневался что начальнику удалось бы физически провернуть этот трюк. Да и не по статусу ему это. От кого ему тут прятаться, когда наоборот, все обычно стараются спрятаться от именно от него.

Еще больше озадаченный ситуацией, он отошел от начальственного кабинета и развернулся к открытой двери хорошо знакомой, ставшей уже чуть ли не родной, бригадирской комнаты. Окна почти не дают света, но можно разглядеть металлические шкафчики по периметру и стол по центру. Ни одной живой души. Тишина. Сумрак. Иван не понимал, что происходит а главное почему. Он вдруг почувствовал накатывающее на него странное чувство, будто кто то приказывает немедленно бежать из этого места куда угодно и прятаться. Пальцы рук похолодели, дыхание сбилось а в животе закрутило. Очень захотелось немедленно выполнить приказ убегать, как вдруг его мечущийся по сторонам взгляд упал на электрический выключатель, установленный со стороны коридора прямо возле двери в бригадирскую. Вот он идиот! Ну конечно! Этот выключатель, сейчас уже до черноты замызганный прикосновениями тысяч пальцев, здесь специально поставили умные люди, чтобы не приходилось шагать в темную комнату и не пялиться туда зазря, силясь что либо разглядеть. Можно же свет включить и будет совсем не страшно! Мама всегда так делала, когда он был совсем маленький и случалось пугаться чего нибудь впотьмах. Она заходила в комнату, щелкала выключателем, расположенным на недосягаемой пока для него высоте и все его страхи тут же исчезали, словно смывались потоком теплого желтоватого света, льющегося с потолка.

Обрадованный собственной догадке, Иван протянул руку и вдавил клавишу. Никакого результата. Все тот же сумрак кругом. Все та же тишина. Он несколько раз пощелкал кнопкой вверх и вниз — без результата. Как ни странно, но ставший вдруг бесполезным выключатель вовсе не вернул его в лапы детских страхов. Напротив, Ивана посетила очередная мысль, успокаивающая и одновременно всё объясняющая. Как никак он уже не тот несмышленый малыш, боящийся темных углов. Он уже ученик четвертого класса, пионер и вообще начитанный мальчик и очень хорошо помнит рассказ учительницы, как вождь всего мирового пролетариата товарищ Ленин торжественно открывал электростанцию. Ту самую, от которой загорелись тысячи и тысячи лампочек в квартирах жителей революционного Петрограда, отчего эти самые жители перестали бояться мрака, распространяемого мировой буржуазией. Точно! Просто произошла авария с электричеством! Что-то где-то сломалось, электричество перестало поступать на лесопилку и все ушли! Вот и всё! А он просто напросто уснул на мягких и ароматных опилках, разморенный теплом летнего солнца. И теперь дядя Юра его ищет, а не найдя будет ждать. А где ждать? Конечно на расположенной недалеко, буквально в пяти минутах ходьбы, автостанции. Вот всё и объяснилось! А он тут раскисать стал.

На ходу обругав себя нюней и парочкой куда менее лестных слов, воспрянувший духом Иван помчался вниз и выскочил на крыльцо. На улице стало уже совсем темно. Огромные грязно-серые тучи полностью заволокли небо, подул ветер. Тот самый момент, когда вечер неумолимо переходит в ночь и пора уже зажечься уличным фонарям. Только сегодня они почему-то не зажглись. Ивана, только что всё для себя разъяснившего, этот факт совершенно не смущал и тем более не пугал. Он решил для очистки совести сбегать и заглянуть в цех, где командовал дядя Юра. А вдруг? Быстро домчавшись до цеховых ворот по темному проезду между светлеющих гор опилок, заглянул внутрь. Никого, только слабо различимые в густой темноте станины пилорам, бочонки электродвигателей, штабеля досок и бревен, свисающие с потолка на цепях огромные крючья. И что это значит? А значит это, что хватит уже здесь бегать туда — сюда без всякой пользы, пока дядя Юра, теперь Иван был абсолютно в этом уверен, ждет его на автостанции.

Выскочив наконец за проходную поселковой лесопилки, Иван что было сил припустил по обочине дороги к виднеющемуся вдалеке зданию, где точно должны быть люди. Они с дядей Юрой приезжали автобусом на поселковую автостанцию рано утром а уезжали поздно вечером и даже тогда станция была полна людьми, ожидающими проходящих ночью автобусов. Иногда им удавалось пристроиться в кабину к знакомому водителю лесовоза и доехать до своего села задарма. В таких случаях дядя Юра бывал очень доволен и заговорщицки подмигивал Ивану — ему опять удалось сэкономить несколько десятков копеек, которые пополнят дядиюрину заначку. А еще это значило, что когда вечером дядиюрина жена привычно спросит как они доехали — отвечать нужно, что доехали они конечно же хорошо и опять таки конечно же на автобусе.

Автостанция приближалась и становилась все более различимой в вечернем сумраке — и само здание станции и главное станционная площадь со стоянкой для автобусов. У Ивана снова, прямо на бегу, стали холодеть руки и ноги, снова где то в животе будто заворочалось неведомое существо. Станция и площадка перед ней были абсолютно пусты и темны. Нет же! Ну нет! Ну пожалуйста! Дыхание сбилось и в нём, вопреки его воле из последних сил боровшейся с паникой, стали проскакивать всхлипы. Ему вдруг захотелось просто упасть в высокую траву, растущую в поле простирающемся вдоль обочины, спрятаться среди высоких зеленых стеблей и остаться там лежать. Пусть теперь взрослые сами его ищут, ему плевать! Хоть с собаками пусть ищут, если сами взяли и все уехали а его тут оставили, совершенно одного в темном и пустом поселке.

Пока поддавшийся панике мозг Ивана раздумывал, как бы получше определиться на постой в зеленых насаждениях кормового назначения, его молодые и сильные ноги без лишних рассуждений пронесли его прямиком через станционные ворота, сквозь которые рейсовые автобусы заезжали и выезжали со стоянки. И сделали это совсем не зря. Очередной лучик надежды мелькнул перед залитыми слезами глазами Ивана. Точнее целых два лучика. Он вдруг заметил две легковушки - жигуленка, стоящие у самого крыльца здания станции и еле видимых в темноте, даже цвет их толком не различить. Плевать на цвет, самое главное что вот они, стоят. А раз есть машины, значит есть и водители. Значит эти не уехали как все. Ведь если бы уехали то на своих машинах а не бросили бы их здесь. Правильно? А значит эти водители остались и дожидаются своих родственников, ну или там знакомых, которые сойдут здесь с ночных проходящих автобусов. Логично? Логично!

Иван по диагонали через большую асфальтовую площадь устремился к припаркованным автомобилям. Еще на бегу, приблизившись на достаточное расстояние, он смог разглядеть абсолютно пустые салоны обеих машин. Очередная спасительная мысль не заставила себя ждать — это потому, что водителям долго ждать и они откинули спинки своих сидений горизонтально и теперь полеживают себе в теплых салонах, дремлют ожидаючи пока звук мотора и свет фар прибывшего автобуса их не разбудит. Он сам много раз видел, как водители так делают. Но надежда оказалась тщетной. Осторожно заглянув внутрь через стекла, он понял — машины пусты, подергал за ручки дверей — и заперты. От злости на весь мир, от ощущения собственного бессилия и полного непонимания происходящего, крупные слезы брызнули из глаз. Плача уже в голос и еле переставляя ноги, Иван добрался до большого крыльца здания автобусной станции, смог подняться на пару ступенек и рухнул, уцепившись в металлические перила мертвой хваткой.

Как ни странно, но эти самые перила, бездушные, металлические, невзрачные на вид, окрашенные облупившейся во многих местах серой краской, помогли юному Ивану. Перила остудили прижавшийся к широкой и холодной стальной полосе лоб, погасив горячку разрастающейся паники. Посидев так некоторое время, он снова поднял голову и огляделся, утирая глаза от слез коротким рукавом рубахи. Небо сплошь покрыто черными клубящимися тучами, висевшими очень низко, бурлящими и постоянно двигающимися в разных завихрениях. Он вдруг почувствовал ранее не замечаемый ветер, завывающий и дующий сильными порывами с разных сторон, при этом очень холодный, совсем не летний а такой, как бывает только зимой. В противоположность небу, на земле царила полная неподвижность. Темные дома вокруг. Темные и абсолютно пустые улицы.

Он чувствовал, как с каждой минутой тот круг, в котором он еще может что либо разглядеть, неумолимо сужается. Мало того, даже внутри этого круга постепенно исчезали все краски, словно устав бороться с пеленой неумолимо надвигающегося сумрака. Иван привык видеть пристанционную площадь яркой в любую погоду — хоть утром, хоть днем, хоть вечером. Здесь всегда стояли разноцветные автобусы, горели фонари и автомобильные фары, когда было нужно. Вдоль забора обычно располагались вездесущие торговки со своими развалами яркой зелени укропа и огурцов, насыщенными краснотой горками томатов и перца, невообразимым разноцветием шапок полевых и садовых цветов в ведрах. Сейчас же абсолютно всё на земле, что составляло собой окружающий мир, было выкрашено очень темными оттенками серой краски — в цвета отчаяния, безнадежности, страха.

Постоянно усиливающийся ветер уже больно бил по лицухолодной водяной моросью. Неотвратимо наступающая тьма буквально выдавливала Ивана и единственное что ему оставалось - прятаться в темном и пустом здании, находящемся прямо за ним. Другого выбора не было. Он с трудом поднялся, цепляясь руками за перила, развернулся и медленно переставляя ноги по ступенькам, почти наугад пошел к большим дверям. Пряча глаза от беснующегося ветра и действуя больше на ощупь, потянул на себя за большую перекладину на двери. Совсем не удивился тому факту, что дверь безропотно открылась — в этот страшный вечер все двери для него почему то открыты. Все, кроме тех, которые ему действительно нужны.

Стоило только двери захлопнуться за спиной, как сразу стало теплее, исчезли давящие на уши завывания ветра и жалящие укусы брызгов воды. Большое внутреннее пространство, сейчас темное и плохо просматриваемое, тем не менее было хорошо знакомо Ивану и поэтому не пугало. Они с дядей Юрой заходили сюда чуть ли не каждый день, чтобы купить билеты. Вот посреди зала, еле различимые в сумраке, виднеютсядлинные ряды деревянных сидений с металлическими подлокотниками между ними, составленные попарно спинками друг к другу. А за этими рядами угадываются белые металлические решетки на окнах билетных касс, своей формой изображающие восходящую над столешницей половинку металлического солнца с металлическими же лучами, расходящимисяво все стороны. В эту самую половинку солнышка, полую внутри, полагалось сначала протянуть деньги и сообщить куда желаешь ехать а потом забрать сдачу и свой билетик, сплошь покрытый розовыми, синими или зеленоватыми волнистыми линиями — тут уж как повезет. Слева от входа угадывались два больших циферблата — это были напольные весы. Иван видел, как пассажиры взвешивали на них свой багаж, прежде чем сдать его. А другие пассажиры наоборот, получали положенный им багаж, протягивая распоряжавшемуся за прилавком мужчине какие то бумажки.

Справа от входной двери … До этого момента Ивананикогда не интересовало, что именно располагалось вдоль стены большого зала ожидания, расположенной справа от главного входа. Не было там ничего для него интересного. Он припоминал только металлическую дверь, тоже еле видимую теперь, в которую то заходили то выходили водители автобусов или сотрудники автостанции. Совсем как у них на лесопилке, только эту дверь не держали постоянно открытой и из за неё никто и никогда не кричал крепкие ругательства в спину выходящим. А что там виднеется рядом с этой дверью? Три кабинки? Какие кабинки? А такие кабинки! Это же самые нужные ему сейчас кабинки! Потому что в этих кабинках висят коробочки самых то ни есть настоящих телефонов — автоматов. И он сможет сейчас позвонить куда надо и все выяснить! А еще лучше - пожаловаться и потребовать чтобы его, Ивана, немедленно забрали из этого пустого и темного здания в пустом и темном поселке. И отвезли прямо в теплый и светлыйдом дяди Юры. Только так и никак иначе!

Воспрянувший духом Иван не мешкая направился к заветным кабинкам. Его совершенно не беспокоило отсутствие в карманах двухкопеечных монет, потребляемых такими телефонами. У него совсем никаких денег при себе не было, без надобности они ему. Вообще, деньги у него в руках появлялись лишь временами и то ненадолго, когда дядиюрина жена отправляла в сельпо закупиться продуктами. Все цены она знала наизусть и выдавала ему точную сумму, вплоть до копейки, чтобы без сдачи было. Нет, она вовсе не жалела чего либо для своего племянника. Её больше заботило, как бы по доброте душевной этого самого племянника, сдача с покупок не перекочевала в заначку дяди Юры. Сейчас же Иван собирался звонить по телефонным номерам, известным каждому советскому гражданину, от детсадовца до глубокого старика. А для тех у кого плохо с памятью, эти номера были выгравированы на блестящих металлических табличках, крепко накрепко закрепленных на каждом советском телефоне - автомате.

Скрип дверцы первой кабинки прозвучал в большом и пустом помещении как раскаты грома, заставив Ивана вздрогнуть от неожиданности. Он испуганно огляделся по сторонам, затем снова повернулся к телефону, снял трубку и осторожно поднес её к уху. В этот момент самым желанным звуком в его жизни было то самое, хорошо всем знакомое, гнусавое непрерывное гудение. Увы, никакого гудения в трубке он не услышал, только тишину. Несколько раз надавил на блестящий стальной рычажок, торчащий сбоку коробки телефона. Бесполезно, никаких звуков в трубке не появилось. Перешел во вторую кабинку — там повторилась история с молчаливой трубкой.

Трубка в третьей кабинке откликнулась слабым, еле слышимымдлинным гудком. Но только Иван протянул руку чтобы набрать заветный номер из двух цифр, как обнадеживший длинный гудок вдруг подло сменился на периодические короткие гудки. Причем каждый следующий сигнал был тише предыдущего, словно эти самые гудки в трубке нарочно дразнили его, появлялись и сразу прятались в неведомой далителефонных проводов. Наконец и в этой телефонной трубке осталась одна тишина. Онснова и снова дергал рычажок, несколько раз подул в трубку, постучал по ней ладонью, пару раз прокричал «Аллё» - все без толку, будто все три аппарата, сговорившись, решили сегодня не соединять его с остальным миром.

Почувствовав прилив невероятной злости, он что было силы кинул трубку прямо в стальную коробку аппарата. Пинком захлопнул фанерную дверцу телефонной кабинки. Ну и ладно! Ну и хорошо! Сейчас он сядет вон на то сиденье, крайнее в самом углу, чтобы видеть все внутри автостанции. А за спиной у него будет стена. И просидит он так до самого утра. Пусть в этом темном мире все люди куда то исчезли, но ведь солнце то никуда исчезнуть не может. А значит рано или поздно оно снова появится над горизонтом и наступит день. Правильно? Правильно! Вот там и разберемся что к чему!

Иван хоть и не имел по малолетству собственного хронометра, однако прекрасно понимал - до восхода солнца нужно прождать не так уж долго, часов пять или шесть. Эта мысль очень и очень обнадеживала его. Злость и твердая уверенность в скором наступлении дня, действуя напару, окончательно прогнали страх и панику. Подумаешь темный и пустой поселок. Подумаешь страшные тучи и буря на улице. Вон ветер вперемежку с дождем как молотят снаружи по стеклам больших окон. А ему хоть бы хны! Он молодец,что устроился на ночь в большом и крепком здании. Ну и что с того, что один? Ну и что с того, что вокруг темнота? Он уже не маленький и никакой темноты не боится. И точно знает, что в этой самой темноте ничего такого страшного нет. Тем более глаза уже привыкли и сейчас он гораздо лучше различает всё вокруг, чем когда только вошел сюда.

Устроившись на сидении, подтянул ноги к себе, обхватил их руками и положил подбородок на колени. Вот так! Отлично! В уголке сижу — по сторонам гляжу. Иван постепенно успокаивался, даже непрерывная дробь яростных атак дождевых капель на стекло уже не раздражала а скорее наоборот, убаюкивала. Засыпать он тоже впрочем не собирался, мало ли что тогда пропустит. Держа веки полуприкрытыми, лениво посматривал то в одном то в другом направлении. Везде густой сумрак и еле заметные очертания знакомых предметов обстановки. Из за окружающей темноты и почти полной неподвижности Иван совсем не чувствовал течения времени и не понимал как долго уже он вот так сидит.

Вдруг он заметил нечто, нарушавшее окружавшее его мрачное постоянство. В глубине помещения касс, за зарешеченными стеклянными окнами появилось и пропало светлое пятно. Иван остановил взгляд, полностью открыл глаза и стал внимательно всматриваться. Точно! Вон оно! Хорошо различимое светлое пятно, чуть светлее всей окружающей обстановки, появилось, потом исчезло, потом снова появилось уже чуть в стороне и затем снова исчезло. В голове закрутился вихрь мыслей — может это сторож пришел и теперь с фонариком обходит помещения станции. Нет, ерунда. Любой фонарик, даже самый слабенький, в такой темноте светил бы как настоящий прожектор. К тому же шаги и звуки открываемых дверей в пустом здании было бы прекрасно слышно. Тогда что это? А он знает что это! Это блики автомобильных фар! Он тут же вспомнил, как засыпая, иногда видел на потолке своей комнаты ползущие пятнышки или искаженные прямоугольники слабого света от удачно направленных фар далеких машин.

Иван тут же вскочил и пробежал несколько метров до окон, выходящих на площадь. Взобрался ногами на спинки установленных под ними сидений и выглянул наружу. Непроглядная тьма, а в ней только яростный ветер и дождь, терзающие оконное стекло, словно испытывая его на прочность. Раз на площади ничего нет, значит машина, мазнувшая светом фар, находилась с обратной стороны здания. Надо обязательно дать знак, привлечь внимание. Но как? Нет, на улицу он не выйдет! Ни за что! Развернулся и побежал к окнам билетных касс. Попрыгал возле них, безуспешно пытаясь разглядеть что либо внутри. И в этот самый момент всё вокруг на короткий миг осветилось ярчайшим белым светом, больно резанувшим по привыкшим к темноте глазам.По ушам тяжело ударил раскат грома, настолько сильный, что жалобно задребезжали стекла в оконных рамах. На улице вовсю бушевала самая настоящая буря. Удары по стеклу тяжелых и быстро летящих водяных капель уже не были похожи на успокаивающий шорох как раньше — теперь это был непрерывный тяжелый гул.

От неожиданной и близкой вспышки молнии Иван буквально ослеп на несколько минут. Но на сетчатке его глаз, словно фотография, отпечаталась картинка большого внутреннего пространства касс за зарешеченными витринами. И главное что он там увидел — это окна, выходящие на другую сторону здания. Значит ему, во чтобы то ни стало, нужно как можно быстрее найти путь к этим окнам. Ведь те люди, которые там на машине раскатывают, могут испугаться сильной грозы и уехать. А как попасть за эти решетки — солнышки? Ответ он уже знал. Служебный вход, та самая дверь в стене рядом с телефонными будками. И она не заперта, он в этом нисколько не сомневался.

Не дожидаясь, пока полностью вернется способность видеть, Иван бросился к заветной двери. Добежал, рванул на себя - дверь послушно открылась. Сразу за ней начинался коридор, в который по обе стороны выходили двери разных станционных помещений. Снаружинепрерывно и часто вспыхивали молнии, хоть ине такие близкие как та, что чуть было не ослепила Ивана, но дающие достаточно света. Часть этого мерцающего света сквозь распахнутые двери кабинетов попадала в коридор — ориентироваться можно было вполне свободно. Его интересуют комнаты, расположенные слева. Заглянул в первую дверь — в маленькомпомещении за ней окон не оказалась вообще. Пробежал дальше и заглянул во вторую дверь — точно такая же маленькая комнатка, сплошь заваленная чем то непонятным. На третий раз повезло — за дверью он увидел довольно просторное помещение с несколькими столами. И самое главное, в этом помещении были так нужные ему окна, расположенные на противоположной от входа стене и выходящие на обратную сторону здания автобусной станции. А еще эти окна были самыми обычными, привычного размера и конструкции, не такие огромные и сплошные как в зале ожидания. И в каждом окне имелись форточки, которые можно при необходимости открыть и кричать в них что есть мочи, привлекая внимание.

Подскочив к вожделенным окнам, Иван принялся выглядывать сквозь них в разные стороны. Сначала из одного, потом из другого, потом из третьего. Никаких машин ни тем более людей разглядеть не удалось. Тогда он решил повторить процесс, но уже забираясь ногами на подоконник и надеясь увидеть чуть больше. Ничего не изменилось. Единственное что он видел вокруг — это не прекращающуюся ни на секунду борьбу всполохов света с завесой тьмы. Молнии периодически били в разные стороны, на мгновение разгоняя черную пелену, высвечивая контуры зданий и деревьев. Но стоило только очередной струйке яркого света иссякнуть, как неистощимая тьма тут же занимала покинутое пространство.

Вдоволь наглядевшись на представление за окном, Иван слез на пол. Разочарования не было. Теперь, снова заметив пятнышки света, так похожие на отсветы фар, он точно знает куда бежать. И то хорошо. Он вдруг почувствовал неимоверную усталость. Ну еще бы. Целый день бегает как ошпаренный, сейчас вот скакал с подоконника на подоконник, словно заправский бабуин в зоопарке или как там они называются. Значит, надо возвращаться на насиженное место в уголке большого зала ожидания и использовать его по прямому назначению — то есть ожидать чего нибудь, наступления утра например.

Только он сделал шаг по направлению к двери, ведущей в коридор, как сразу остановился. На противоположной стене коридора он снова увидел то самое светлое пятно, что заставило его бегать по всему зданию. Сразу сообразил — раз пятно света на стене перед ним, значит источник света прямо за ним, на улице. Быстро развернулся назад но ничего подходящего за окном не увидел. Не было там никаких фар автомобилей или фонарей, только ставшие уже привычными всполохи молний. Повернул голову обратно — пятно на стене никуда не делось, вот оно, даже вроде бы гуляет немного в разные стороны. Что за чертовщина?

Иван направился прямо к проему двери кабинета, намереваясь вернуться в коридор и внимательно рассмотреть, что это тут за пятнышки света такие и откуда они берутся. Но перешагнуть за порог так и не смог, ноги словно вросли в пол. Прямо перед собой он видел наяву оживший кошмар, наполнявший собой детские страхи темноты, но до этого самого момента никогда еще не показывавшийся на глаза. Зрелище, страшное и омерзительное одновременно, необъяснимо притягивало взгляд. То, что Иван принял за пятно света на стене, таковым вовсе не являлось. Это был белесый пузырь неправильной вытянутой формы, размером с футбольный мячик, светящийся в темноте тусклым молочным свечением. Точнее говоря это была половина пузыря, торчащая из поверхности стены. Будто бы внутри этой самой стены ползал какой то огромный белый таракан а его покрытая панцирем спина выпирала наружу. При этом мерзкий таракан былсовсем не один. Их было несколько, они словно бы сидели группкой, прижавшись боками друг к другу и непрерывно шевелились.

Взгляд Ивана помимо его воли сфокусировался на центре жуткого сгустка. Там, среди копошащихся белесых нарывов на темной поверхности стены, постоянно появлялись новые. Они словно просачивались сквозь трещины в кирпичной кладке, затем сразу же вырастали и расталкивали окружавших, чтобы вскоре уже самим уступить место. В голове Ивана вдруг мелькнуло воспоминание о гнезде клопов, обнаруженном родителями в их собственной квартире за одним из ковров, висящих на стене. Такой же мерзкий, шевелящийся, словно живущий своей жизнью, сгусток из множества тварей.

Чем дольше он смотрел на мерзкое скопище, тем больше замечал деталей. Те пузыри, что были с краев, вдруг сами начинали пузыриться, будто закипали изнутри, выбрасывая из себя тонкие нити, такие же белесые и светящиеся в темноте. Каждая из этих нитей секунду - другую висела в воздухе а затем приклеивалась к стене и извиваясь, как будто ощупывая путь перед собой, принималась расти в одном ей ведомом направлении. Вместе нити создавали что то похожее на огромную светящуюся паутину, только не висящую в воздухе, как это обычно бывает, а живую и безостановочно ползущую по потолку, стенам и полу. Вот паутина уже полностью опутала дверной проем кабинета напротив а на потолке оплела висящий светильник — шар и устремилась дальше. Вот множество других нитей добралось по стене до пола и теперь они растекались во всех направлениях, извиваясь и переплетаясь между собой.

Иван, завороженный нереальным и страшным зрелищем, вдруг осознал какую то неправильность движения мерзких ниточек. Аведь они вовсе не куда попало ползут. Они все ползут в одном, вполне определенном направлении. Они прямо к нему ползут! От ужасной догадки тело словно парализовало. Даже закричать не вышло — сквозь сдавленное спазмом ужаса горло удалось проникнуть лишь еле различимым хрипам. Вдохнуть он тоже толком не мог — предательское горло еле пропускало воздух. Сердце колотилось как бешеное. В голове некстати промелькнули воспоминания когда то виденных мух, попавших в паутину, иссохших и скрюченных. Нет, он не будет как те мухи! Он не хочет! Чудовищным усилием воли Иван заставил себя оторвать от пола сначала одну ногу, ставшую вдруг холодной, непослушной и чужой. Затем удалось сделать шаг назад другой ногой. И еще один. И еще. Рука, так и державшая ручку двери кабинета, соскользнула с неё и непроизвольно разжалась только в тот момент, когда закрывшаяся дверь намертво встала в дверном проеме, скрыв копошащийся за ней ужас. Он продолжал отступать назад, не сводя взгляда с временной преграды, пока спиной не уперся в стену на другом конце комнаты ... Продолжение в посте Ведьма. Часть 7(3).

Автор: 1100110011.

Сайт автора: 1100110011.ru

День рождения у меня всегда ассоциировался с унылым временем года, когда уютный запах осени сменяется гнилью в преддверии зимней спячки. Когда разноцветные листья опадают и умирают, оставляя после себя хрупкую коричневую скорлупу. Тем не менее, люди должны праздновать свои дни рождения. Если кто-то этого не делает – он странный. Я странный.

Невеста недавно спросила меня, почему я никогда не праздную день рождения, и я не знал, как объяснить. Когда переживаешь что-то травмирующее, избегаешь всего, что так или иначе возвращает тебя к этому моменту. И хотя я бы с удовольствием рассказал ей обо всем, не думаю, что смогу, не показавшись при этом маньяком. Я подумал, что стоит попробовать рассказать свою историю анонимно, а дальше действовать по обстоятельствам.

***

Мне тогда исполнилось 13. ”Since U been gone" крутили по радио каждый час. Мы с друзьями цитировали “Как я встретил вашу маму”, словно Библию. Это было хорошее время.

Поскольку день рождения пришелся на середину учебной недели, мои грандиозные планы пришлось отложить до предстоящих выходных. Тем не менее, мне не на что было жаловаться. Праздничный торт во вторник – не так уж плохо, честно говоря. Я вернулся домой, открыл несколько подарков, родители устроили небольшой праздник. В подарках, кстати были две новые игры для моей PlayStation 2 – четко!

С домашним заданием было покончено за несколько часов до отхода ко сну, и я уже полчаса сидел в Интернете, когда в дверь вдруг постучали. У нас вообще редко бывали гости, поэтому то, что кто-то стучал в дверь в 10 часов вечера, было, мягко говоря, необычно.

Я успел спуститься на половину лестницы вниз, а родители уже успели открыть дверь. Снаружи стоял мужчина в модной куртке с планшетом в руках и двумя вооруженными охранниками за спиной. Я в некотором роде оказался в эпицентре спора.

– ...итак, нам нужно, чтобы вы подписали форму согласия, и мы начнем, – сказал человек с планшетом. – Есть вопросы?

– Это не может быть законным, – возмутилась мама. – На каком основании вы...

– Мэм, это чрезвычайная ситуация. Нам было разрешено перевезти всех желающих, если потребуется, но я гарантирую вам, что это будет не самое приятное времяпрепровождение, не идет в сравнение с тем, что вас ждет здесь, в стенах собственного дома.

Пока продолжалась дискуссия, вооруженные люди вошли в дом. У них было что-то вроде контрольного списка, по которому они проходили, задавая вопросы, тыча в нас пальцем. Один спросил  о спутниковом телефоне, которого у нас, конечно, не было. Я поспешил вернуться наверх.

Из своего окна я видел, как они устанавливали блокираторы колес на нашу машину. Они также проверяли какое-то электрическое оборудование, и в этот момент я заметил, что на моем компьютере пропало подключение к Интернету. На мобильном телефоне исчезла связь, и, хотя я не проверял, подозреваю, что они что-то сделали и со стационарным телефоном. Нас изолировали, поместили под своего рода карантин. Я все еще не имел ни малейшего представления о том, кто эти люди. Не было никаких нашивок, значков, званий или символов. Просто группа серьезных на вид мужчин в ветровках, с вполне заметными кобурами для оружия.

Через несколько минут один из мужчин вошел в мою комнату. Родители очень волновались, но им велели подождать снаружи. Мужчина был ростом под два метра и выглядел так, как будто может загрызть меня насмерть, если понадобится. Не говоря ни слова, он начал рыться в моих вещах.

– У тебя есть какие-нибудь портативные рации? Какие-нибудь научные радиопроекты, что-нибудь в этом роде?

– Нет. – Я покачал головой – У меня есть PlayStation.

– Может выходить в сеть, так?

Я не успел ответить, как вклинилась мама:

– Мы не разрешаем ему играть в онлайн-игры. Он не выходит в сеть.

Но, видимо для верности, он выдернул кабель питания и положил его в запечатанный пакет вместе с различными безделушками и ключами, которые они же успели собрать. Они не хотели рисковать, а я, похоже, остался без своих новых игр на ближайшее время.

Когда они закончили импровизированный обыск дома, нас попросили собраться внизу. Мужчина с планшетом прочистил горло, в комнате воцарилась мертвая тишина. Даже мой отец, который обычно был очень напористым человеком, не находил слов. Я понял тогда, насколько все серьезно.

– В течение 72 часов этот и прилегающие районы будут закрыты. Существует локальная проблема, связанная с недавним геологическим событием, которое вызвало некоторые непредвиденные проблемы. Я уверен, что в последнее время вы заметили некоторые незначительные странности.

– Например, что? – спросил папа.

– Молоко скисает. Комнатные растения приобретают странный оттенок. На дорогах появляются стаи лягушек.

Мои родители ничего не сказали, но кивнули. Возможно, они видели что-то, что упустил я.

Мужчина отложил свой блокнот и спокойно объяснил:

– Вы подверглись воздействию чего-то, похожего на химическое вещество. Это вещество вызывает бурную реакцию с выделением определенных гормонов, тех, что продуцируются в фазе быстрого сна. Для обеспечения вашей безопасности мы в настоящее время вводим временный 72-часовой запрет на сон.

– Прошу прощения?

Мой отец шагнул вперед, один из вооруженных мужчин ответил тем же... Но они оба остановились, прежде чем ситуация успела обостриться.

– Утечка произошла примерно 9 часов назад, а это значит, что у вас осталось около 63 часов. Срок подойдет примерно в 13:00 в пятницу.

– Мы никак не можем...

– Это не подлежит обсуждению. Это вопрос вашей безопасности, сэр. У нас есть служба неотложной медицинской помощи, но я вам гарантирую – опыт этих дней будет неприятным. Вы будете лишены сна с помощью химических препаратов на весь период воздействия, пока не пройдет эффект. Это может привести к длительному повреждению мозга.

Каждому из нас вручили по папке, в которой объяснялись наши обязанности и права. Красная папка попала и мне в руки: без опознавательных знаков и с тремя документами внутри. В одном из них объяснялось их право принуждать нас к подчинению, в другом, что мы уже заведомо согласны на процедуры, а в третьем находилась форма, точно инструктирующая, когда нам можно будет ложиться спать. Там же была форма инвентаризации с описанием предметов, которые нам вернут по окончании срока карантина.

Они оставили коробку с 50 стеклянными ампулами, для периодического 4-часового буста. Мужчина объяснил, что несовершеннолетним детям не следует принимать больше одной ампулы каждые 7 часов, а моей матери, если она беременна, вообще не следует принимать ни одной. К счастью, мама не была беременна. Я единственный ребенок в семье.

Нам также выдали батончики с клетчаткой и какой-то гормональной добавкой. Без маркировки, но теплые. Возможно, их приготовили недавно. Упаковку можно было назвать в лучшем случае импровизированной.

Мужчина старался объяснить все как можно лучше, и я видел, что родители внимательно слушают, но едва ли понял половину из сказанного. Я рассматривал вооруженных охранников. Они выглядели измученными. Возможно, им тоже не давали спать. У одного открылся рот, и он только что не пускал слюни, моргая по очереди то одним глазом, то другим. Я мог бы поклясться, что он на секунду задремал. Видимо он тоже это понял и вышел на улицу пройтись.

– Я не знаю, сможем ли мы, – жалобно начала мама. – Это... вы просите слишком о многом, мы же...

– Если в какой-то момент вы не сможете больше терпеть, позвоните по этому номеру. Это единственный работающий номер, – перебил ее мужчина, указывая на последнюю строчку на последней странице папки. – Если кто-то заснет и вы не сможете разбудить его в течении пары минут, он в страшной опасности. Если это произойдет, старайтесь разбудить члена семьи любыми способами, пока мы не приедем и не заберем его.

– И тогда, что с ним будет?..

– Его доставят на наш полигон в Манкато, и будут стимулировать бодрствование химическими препаратами.

– А что будет если… если кто-то не сможет? Если мы все просто… заснем?

Мужчина покачал головой, постукивая ручкой по планшету.

– Скорее всего, этот кто-то умрет. Члены семьи, возможно, тоже.

Родители с главным из троих ушли на кухню, попутно обсуждая детали, а шкафоподобный хмурый охранник подошел ко мне с запечатанным пакетом и вернул кабель питания для PlayStation 2.

– Я тут связался с технической командой, у тебя все нормально. – Он похлопал меня по плечу. – И, э-э...… с днем рождения.

Я почти забыл, что сегодня мой день рождения. И я оценил этот жест, но просто не смог заставить себя улыбнуться. В голове роилось слишком много вопросов, а я был слишком напуган, чтобы заговорить.

Разговор длился еще минут 20 или около того, а потом мужчины ушли, оставив меня с родителями одних на кухне. Мама закурила под вытяжкой. Я видел, ее курящей всего два раза: первый, когда она потеряла работу, а второй, когда заболел ее отец. Курение на кухне ясно дало понять, что все плохо. Папа сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на коробку с бустерами.

– Это не шутка, – наконец сказал отец. – Все очень серьезно. Мы должны помочь друг другу пройти через это.

Мама промолчала, но я видел, как дрожат ее руки. Она плакала. Ее так трясло, что пепел с сигареты не попадал в пепельницу, а просто падал на плиту.

– Мы не можем оставаться поодиночке, – продолжил папа. – Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы чем-то занять себя. Ты можешь играть в игры до посинения, но не вздумай засыпать.

– Они вернули мне кабель, – сказал я. Значит ли это, что я могу пользоваться PlayStation?

– Все в порядке. – Мама закашлялась. – Все в порядке, милый. Играй в свои игры.

В те первые несколько часов я больше не думал о плохом. До конца недели больше не надо было ходить в школу, не надо было ложиться спать, плюс я получил неограниченное время у экрана. Это казалось потрясающим.

Я засиделся за игрой до поздней ночи. В меню были "Sly 2" и "Ratchet & Clank", и я получал огромное удовольствие. Я взял несколько закусок и один из тех батончиков с клетчаткой. На вкус они напоминали изюм с веточками, но странно успокаивали. Не снимали усталость, но мне было легче сосредоточиться. А еще мне стало труднее закрывать глаза, и зачесались веки.

Всю ночь в доме горел свет. Мама и папа включали громкую музыку на стереосистеме внизу и отчаянно пытались меня чем-то занять. Я был достаточно занят, просто играя в игры, так что, думаю, эта суета была больше для их спокойствия, чем ради меня.

***

В 5 утра папа первый раз принял бустер. Я слышал это со второго этажа, он довольно сильно ругался. По-видимому, на вкус препарат напоминал смесь несвежего риса и смерти. Мама приняла свою первую порцию примерно через полчаса, но она смешала ее с апельсиновым соком. Видимо, это помогло.

К 7 утра даже я почувствовал все в полной мере. Я никогда раньше не играл в игры всю ночь напролет. Конечно, я иногда не спал на ночевках со своими друзьями, но обычно мы к этому готовились. Так что рано утром я почувствовал, что начинаю клевать носом. Родители время от времени проверяли, как я, и решили принять меры. Мы всей семьей пошли завтракать, делая вид, что только что проснулись.

– Ты всегда такой ворчун по утрам, – сказала мама. – Попытайся представить, что… что в этот раз так же. Просто еще одно дурацкое утро.

Я точно знал, что они подлили мне в хлопья один из бустеров. Увидел на столешнице три пустых пузырька, но знал, что никто из них еще не брал второй. И все же у меня не было другого выбора, кроме как все съесть. Еще не прошло и половины срока карантина.

Мы уже закончили завтрак, когда снаружи послышался шум. Я был наверху, чистил зубы и мог наблюдать за происходящим через окно в коридоре. Чnо-то случилось у соседей. Ларри Питерсон, 55-летний мужчина, работавший продавцом рыболовных принадлежностей в местном мини-маркете, выполз из своей парадной двери. Его рвало чем-то черно-синим на тротуар. Самым интенсивным физическим упражнением у нашего соседа за все время знакомства, была попытка завести газонокосилку, но теперь он улепетывал из дома на четвереньках так, словно от этого зависела его жизнь.

Я слышал, как в доме закричала его жена. Не смог разобрать, что именно. Ларри вскочил и запрыгнул в кузов своего пикапа, демонстрируя прыть, которой я никогда раньше у него не наблюдал. Только когда миссис Питерсон вышла из дома, я смог расслышать, что она говорила.

– Ларри! Ларри, проснись!

А потом Ларри Питерсон схватил гаечный ключ, выпрыгнул из грузовика и схватил жену за волосы. Внезапно чья-то рука закрыла мне глаза – отец оттащил меня от окна. Я услышал, как крик перешел в бульканье, за которым последовал искренний смех, который я слышал тысячу раз до этого. Ларри Питерсон смеялся точно так же каждый раз, когда мой отец выдавал очередной неуклюжий каламбур. Мой разум живо нарисовал картину произошедшего, и она была не из приятных.

Отец развернул меня к себе и пристально посмотрел в глаза. Я мог сказать, что он был сам не свой – лицо прорезали морщины, которых я раньше не замечал.

– Оставайся со мной и мамой. Не выглядывай на улицу. Люди заболевают.

– И мы заболеем? – Я едва смог подавить зевок.

Он слегка встряхнул меня, словно хотел убедиться, что я внимательно слушаю.

– У нас все будет хорошо. Это всего лишь вопрос времени. Но я не хочу, чтобы ты видел, как страдают люди. С Ларри не все в порядке.

Раздался стук во входную дверь. Папа вскинул голову и начал спускаться. Мама спряталась в спальне. Я помню, как стоял на верхней площадке лестницы и смотрел через перила в прихожую. Раздался сильный, сердитый стук в дверь. А потом тихий смешок Ларри Питерсона. Он ничего не говорил, просто колотил в дверь гаечным ключом, смеялся и пытался пробраться внутрь.

Он обошел вокруг дома, стуча в окна. Но не успел отойти далеко: мы услышали, как подъехала машина. Раздался хлопок, не похожий на выстрел. Я думаю, они стреляли из электрошокера. Ларри Питерсона увели. Вскоре мама пришла ко мне с приклеенной к лицу улыбкой и попросила показать ей, как далеко я продвинулся в своих новых модных видеоиграх. Она явно пыталась отвлечь меня, но я не возражал. В тот момент мне отчаянно хотелось отвлечься.

Я представил себе Ларри Питерсона, стоящего по другую сторону входной двери, в белой футболке, перемазанной странной черно-синей слизью, и маниакальной хваткой сжимающего гаечный ключ. Эта штука была размером с мою руку, из цельного металла. Я никогда не считал гаечный ключ оружием, но от одной мысли о нем у меня кровь стыла в жилах.

Он правда убил миссис Питерсон?

Но почему?

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

День рождения у меня всегда ассоциировался с унылым временем года, когда уютный запах осени сменяется гнилью в преддверии зимней спячки. Когда разноцветные листья опадают и умирают, оставляя после себя хрупкую коричневую скорлупу. Тем не менее, люди должны праздновать свои дни рождения. Если кто-то этого не делает – он странный. Я странный.

Невеста недавно спросила меня, почему я никогда не праздную день рождения, и я не знал, как объяснить. Когда переживаешь что-то травмирующее, избегаешь всего, что так или иначе возвращает тебя к этому моменту. И хотя я бы с удовольствием рассказал ей обо всем, не думаю, что смогу, не показавшись при этом маньяком. Я подумал, что стоит попробовать рассказать свою историю анонимно, а дальше действовать по обстоятельствам.

***

Мне тогда исполнилось 13. ”Since U been gone" крутили по радио каждый час. Мы с друзьями цитировали “Как я встретил вашу маму”, словно Библию. Это было хорошее время.

Поскольку день рождения пришелся на середину учебной недели, мои грандиозные планы пришлось отложить до предстоящих выходных. Тем не менее, мне не на что было жаловаться. Праздничный торт во вторник – не так уж плохо, честно говоря. Я вернулся домой, открыл несколько подарков, родители устроили небольшой праздник. В подарках, кстати были две новые игры для моей PlayStation 2 – четко!

С домашним заданием было покончено за несколько часов до отхода ко сну, и я уже полчаса сидел в Интернете, когда в дверь вдруг постучали. У нас вообще редко бывали гости, поэтому то, что кто-то стучал в дверь в 10 часов вечера, было, мягко говоря, необычно.

Я успел спуститься на половину лестницы вниз, а родители уже успели открыть дверь. Снаружи стоял мужчина в модной куртке с планшетом в руках и двумя вооруженными охранниками за спиной. Я в некотором роде оказался в эпицентре спора. 

– ...итак, нам нужно, чтобы вы подписали форму согласия, и мы начнем, – сказал человек с планшетом. – Есть вопросы?

– Это не может быть законным, – возмутилась мама. – На каком основании вы...

– Мэм, это чрезвычайная ситуация. Нам было разрешено перевезти всех желающих, если потребуется, но я гарантирую вам, что это будет не самое приятное времяпрепровождение, не идет в сравнение с тем, что вас ждет здесь, в стенах собственного дома.

Пока продолжалась дискуссия, вооруженные люди вошли в дом. У них было что-то вроде контрольного списка, по которому они проходили, задавая вопросы, тыча в нас пальцем. Один спросил  о спутниковом телефоне, которого у нас, конечно, не было. Я поспешил вернуться наверх.

Из своего окна я видел, как они устанавливали блокираторы колес на нашу машину. Они также проверяли какое-то электрическое оборудование, и в этот момент я заметил, что на моем компьютере пропало подключение к Интернету. На мобильном телефоне исчезла связь, и, хотя я не проверял, подозреваю, что они что-то сделали и со стационарным телефоном. Нас изолировали, поместили под своего рода карантин. Я все еще не имел ни малейшего представления о том, кто эти люди. Не было никаких нашивок, значков, званий или символов. Просто группа серьезных на вид мужчин в ветровках, с вполне заметными кобурами для оружия.

Через несколько минут один из мужчин вошел в мою комнату. Родители очень волновались, но им велели подождать снаружи. Мужчина был ростом под два метра и выглядел так, как будто может загрызть меня насмерть, если понадобится. Не говоря ни слова, он начал рыться в моих вещах.

– У тебя есть какие-нибудь портативные рации? Какие-нибудь научные радиопроекты, что-нибудь в этом роде?

– Нет. – Я покачал головой – У меня есть PlayStation.

– Может выходить в сеть, так?

Я не успел ответить, как вклинилась мама:

– Мы не разрешаем ему играть в онлайн-игры. Он не выходит в сеть. 

Но, видимо для верности, он выдернул кабель питания и положил его в запечатанный пакет вместе с различными безделушками и ключами, которые они же успели собрать. Они не хотели рисковать, а я, похоже, остался без своих новых игр на ближайшее время.

Когда они закончили импровизированный обыск дома, нас попросили собраться внизу. Мужчина с планшетом прочистил горло, в комнате воцарилась мертвая тишина. Даже мой отец, который обычно был очень напористым человеком, не находил слов. Я понял тогда, насколько все серьезно.

– В течение 72 часов этот и прилегающие районы будут закрыты. Существует локальная проблема, связанная с недавним геологическим событием, которое вызвало некоторые непредвиденные проблемы. Я уверен, что в последнее время вы заметили некоторые незначительные странности.

– Например, что? – спросил папа.

– Молоко скисает. Комнатные растения приобретают странный оттенок. На дорогах появляются стаи лягушек.

Мои родители ничего не сказали, но кивнули. Возможно, они видели что-то, что упустил я.

Мужчина отложил свой блокнот и спокойно объяснил:

– Вы подверглись воздействию чего-то, похожего на химическое вещество. Это вещество вызывает бурную реакцию с выделением определенных гормонов, тех, что продуцируются в фазе быстрого сна. Для обеспечения вашей безопасности мы в настоящее время вводим временный 72-часовой запрет на сон.

– Прошу прощения?

Мой отец шагнул вперед, один из вооруженных мужчин ответил тем же... Но они оба остановились, прежде чем ситуация успела обостриться.

– Утечка произошла примерно 9 часов назад, а это значит, что у вас осталось около 63 часов. Срок подойдет примерно в 13:00 в пятницу.

– Мы никак не можем...

– Это не подлежит обсуждению. Это вопрос вашей безопасности, сэр. У нас есть служба неотложной медицинской помощи, но я вам гарантирую – опыт этих дней будет неприятным. Вы будете лишены сна с помощью химических препаратов на весь период воздействия, пока не пройдет эффект. Это может привести к длительному повреждению мозга.

Каждому из нас вручили по папке, в которой объяснялись наши обязанности и права. Красная папка попала и мне в руки: без опознавательных знаков и с тремя документами внутри. В одном из них объяснялось их право принуждать нас к подчинению, в другом, что мы уже заведомо согласны на процедуры, а в третьем находилась форма, точно инструктирующая, когда нам можно будет ложиться спать. Там же была форма инвентаризации с описанием предметов, которые нам вернут по окончании срока карантина.

Они оставили коробку с 50 стеклянными ампулами, для периодического 4-часового буста. Мужчина объяснил, что несовершеннолетним детям не следует принимать больше одной ампулы каждые 7 часов, а моей матери, если она беременна, вообще не следует принимать ни одной. К счастью, мама не была беременна. Я единственный ребенок в семье.

Нам также выдали батончики с клетчаткой и какой-то гормональной добавкой. Без маркировки, но теплые. Возможно, их приготовили недавно. Упаковку можно было назвать в лучшем случае импровизированной.

Мужчина старался объяснить все как можно лучше, и я видел, что родители внимательно слушают, но едва ли понял половину из сказанного. Я рассматривал вооруженных охранников. Они выглядели измученными. Возможно, им тоже не давали спать. У одного открылся рот, и он только что не пускал слюни, моргая по очереди то одним глазом, то другим. Я мог бы поклясться, что он на секунду задремал. Видимо он тоже это понял и вышел на улицу пройтись. 

– Я не знаю, сможем ли мы, – жалобно начала мама. – Это... вы просите слишком о многом, мы же...

– Если в какой-то момент вы не сможете больше терпеть, позвоните по этому номеру. Это единственный работающий номер, – перебил ее мужчина, указывая на последнюю строчку на последней странице папки. – Если кто-то заснет и вы не сможете разбудить его в течении пары минут, он в страшной опасности. Если это произойдет, старайтесь разбудить члена семьи любыми способами, пока мы не приедем и не заберем его. 

– И тогда, что с ним будет?..

– Его доставят на наш полигон в Манкато, и будут стимулировать бодрствование химическими препаратами. 

– А что будет если… если кто-то не сможет? Если мы все просто… заснем?

Мужчина покачал головой, постукивая ручкой по планшету.

– Скорее всего, этот кто-то умрет. Члены семьи, возможно, тоже.

Родители с главным из троих ушли на кухню, попутно обсуждая детали, а шкафоподобный хмурый охранник подошел ко мне с запечатанным пакетом и вернул кабель питания для PlayStation 2. 

– Я тут связался с технической командой, у тебя все нормально. – Он похлопал меня по плечу. – И, э-э...… с днем рождения.

Я почти забыл, что сегодня мой день рождения. И я оценил этот жест, но просто не смог заставить себя улыбнуться. В голове роилось слишком много вопросов, а я был слишком напуган, чтобы заговорить.

Разговор длился еще минут 20 или около того, а потом мужчины ушли, оставив меня с родителями одних на кухне. Мама закурила под вытяжкой. Я видел, ее курящей всего два раза: первый, когда она потеряла работу, а второй, когда заболел ее отец. Курение на кухне ясно дало понять, что все плохо. Папа сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на коробку с бустерами.

– Это не шутка, – наконец сказал отец. – Все очень серьезно. Мы должны помочь друг другу пройти через это.

Мама промолчала, но я видел, как дрожат ее руки. Она плакала. Ее так трясло, что пепел с сигареты не попадал в пепельницу, а просто падал на плиту.

– Мы не можем оставаться поодиночке, – продолжил папа. – Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы чем-то занять себя. Ты можешь играть в игры до посинения, но не вздумай засыпать.

– Они вернули мне кабель, – сказал я. Значит ли это, что я могу пользоваться PlayStation?

– Все в порядке. – Мама закашлялась. – Все в порядке, милый. Играй в свои игры.

В те первые несколько часов я больше не думал о плохом. До конца недели больше не надо было ходить в школу, не надо было ложиться спать, плюс я получил неограниченное время у экрана. Это казалось потрясающим.

Я засиделся за игрой до поздней ночи. В меню были "Sly 2" и "Ratchet & Clank", и я получал огромное удовольствие. Я взял несколько закусок и один из тех батончиков с клетчаткой. На вкус они напоминали изюм с веточками, но странно успокаивали. Не снимали усталость, но мне было легче сосредоточиться. А еще мне стало труднее закрывать глаза, и зачесались веки.

Всю ночь в доме горел свет. Мама и папа включали громкую музыку на стереосистеме внизу и отчаянно пытались меня чем-то занять. Я был достаточно занят, просто играя в игры, так что, думаю, эта суета была больше для их спокойствия, чем ради меня. 

***

В 5 утра папа первый раз принял бустер. Я слышал это со второго этажа, он довольно сильно ругался. По-видимому, на вкус препарат напоминал смесь несвежего риса и смерти. Мама приняла свою первую порцию примерно через полчаса, но она смешала ее с апельсиновым соком. Видимо, это помогло.

К 7 утра даже я почувствовал все в полной мере. Я никогда раньше не играл в игры всю ночь напролет. Конечно, я иногда не спал на ночевках со своими друзьями, но обычно мы к этому готовились. Так что рано утром я почувствовал, что начинаю клевать носом. Родители время от времени проверяли, как я, и решили принять меры. Мы всей семьей пошли завтракать, делая вид, что только что проснулись.

– Ты всегда такой ворчун по утрам, – сказала мама. – Попытайся представить, что… что в этот раз так же. Просто еще одно дурацкое утро.

Я точно знал, что они подлили мне в хлопья один из бустеров. Увидел на столешнице три пустых пузырька, но знал, что никто из них еще не брал второй. И все же у меня не было другого выбора, кроме как все съесть. Еще не прошло и половины срока карантина.

Мы уже закончили завтрак, когда снаружи послышался шум. Я был наверху, чистил зубы и мог наблюдать за происходящим через окно в коридоре. Чnо-то случилось у соседей. Ларри Питерсон, 55-летний мужчина, работавший продавцом рыболовных принадлежностей в местном мини-маркете, выполз из своей парадной двери. Его рвало чем-то черно-синим на тротуар. Самым интенсивным физическим упражнением у нашего соседа за все время знакомства, была попытка завести газонокосилку, но теперь он улепетывал из дома на четвереньках так, словно от этого зависела его жизнь.

Я слышал, как в доме закричала его жена. Не смог разобрать, что именно. Ларри вскочил и запрыгнул в кузов своего пикапа, демонстрируя прыть, которой я никогда раньше у него не наблюдал. Только когда миссис Питерсон вышла из дома, я смог расслышать, что она говорила.

– Ларри! Ларри, проснись!

А потом Ларри Питерсон схватил гаечный ключ, выпрыгнул из грузовика и схватил жену за волосы. Внезапно чья-то рука закрыла мне глаза – отец оттащил меня от окна. Я услышал, как крик перешел в бульканье, за которым последовал искренний смех, который я слышал тысячу раз до этого. Ларри Питерсон смеялся точно так же каждый раз, когда мой отец выдавал очередной неуклюжий каламбур. Мой разум живо нарисовал картину произошедшего, и она была не из приятных.

Отец развернул меня к себе и пристально посмотрел в глаза. Я мог сказать, что он был сам не свой – лицо прорезали морщины, которых я раньше не замечал.

– Оставайся со мной и мамой. Не выглядывай на улицу. Люди заболевают.

– И мы заболеем? – Я едва смог подавить зевок. 

Он слегка встряхнул меня, словно хотел убедиться, что я внимательно слушаю.

– У нас все будет хорошо. Это всего лишь вопрос времени. Но я не хочу, чтобы ты видел, как страдают люди. С Ларри не все в порядке.

Раздался стук во входную дверь. Папа вскинул голову и начал спускаться. Мама спряталась в спальне. Я помню, как стоял на верхней площадке лестницы и смотрел через перила в прихожую. Раздался сильный, сердитый стук в дверь. А потом тихий смешок Ларри Питерсона. Он ничего не говорил, просто колотил в дверь гаечным ключом, смеялся и пытался пробраться внутрь.

Он обошел вокруг дома, стуча в окна. Но не успел отойти далеко: мы услышали, как подъехала машина. Раздался хлопок, не похожий на выстрел. Я думаю, они стреляли из электрошокера. Ларри Питерсона увели. Вскоре мама пришла ко мне с приклеенной к лицу улыбкой и попросила показать ей, как далеко я продвинулся в своих новых модных видеоиграх. Она явно пыталась отвлечь меня, но я не возражал. В тот момент мне отчаянно хотелось отвлечься.

Я представил себе Ларри Питерсона, стоящего по другую сторону входной двери, в белой футболке, перемазанной странной черно-синей слизью, и маниакальной хваткой сжимающего гаечный ключ. Эта штука была размером с мою руку, из цельного металла. Я никогда не считал гаечный ключ оружием, но от одной мысли о нем у меня кровь стыла в жилах.

Он правда убил миссис Питерсон?

Но почему?

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Единственная вещь, без которой я, пожалуй, мог бы прожить, но выиграл главный приз.

Я участвую во многих розыгрышах вроде этого. Однажды я выиграл скидку в 5 фунтов в местном ресторане, и лотерею на рождественской ярмарке. Тогда мне достался шоколадный Санта в натуральную величину. Шоколад на удивление оказался действительно хорошим, высокого качества.

Я не помню, чтобы участвовал в этом розыгрыше скрепок, но мы с друзьями иногда занимались ерундой, когда напивались. Участие в дурацком розыгрыше не казалось чем-то из ряда вон выходящим.

Все началось, когда я получил конверт, полный скрепок. Их было не меньше сотни. Может, больше. Можете представить себе мое замешательство, когда я открыл тот, первый конверт: никакого письма внутри, только скрепки. Красные, зеленые, синие, желтые, розовые, черные, белые… Они со стуком посыпались под ноги на деревянный пол прихожей, напоминая посыпку для торта.

Я закатил глаза и начал их собирать. Решил, что какой-то офис дал неверный адрес для доставки канцелярии.

Одна посылка с сотней скрепок – это странно. Но две? Тогда ко мне закрались подозрения.

На второй день я подумал, что это какой-то пранк. Однако, на этот раз я был умнее, взвесил конверт на руке и проверил на ощупь. Поднеся его на свет, я увидел очертания скрепок. Из любопытства открыл и заглянул внутрь, но на этот раз не рассыпал содержимое. Вы поступили бы так же. Это действительно просто скрепки? Да. Да, это скрепки.

На пятый день я перестал их открывать. Просто подносил на свет, видел контуры скрепок и выбрасывал.

Не помню, почему я решил проверить папку спам, но открыв ее, тут же увидел это. Дешевый заголовок сразу бросался в глаза. "Клип-пити клоп, вы выиграли пожизненный скрепочный джек-пот! 🎉📎"

Ниже приведена остальная часть письма.

“Вам улыбнулась удача! Поздравляем! Вы – ГЛАВНЫЙ ПОБЕДИТЕЛЬ нашего конкурса "Пожизненный запас скрепок"! 🥳📎 

Отныне вы можете распрощаться с беспорядочно разбросанными бумагами и позволить нашим высококачественным скрепкам взять верх. Больше не нужно жертвовать собой ради обрезков бумаги! И знаете что? Вы выиграли не одну коробку, вы выиграли ПОЖИЗНЕННУЮ ежедневную подписку на скрепки! Вы действительно сорвали джек-пот! 🎁

Начиная со следующей недели вы будете получать случайное количество наших самых лучших, первоклассных скрепок каждый день. Просто представьте себе ВОЗМОЖНОСТИ! Организация офиса, искусство, креативные скульптуры из скрепок… список поистине бесконечен!

С вашими новыми друзьями-скрепками нет пределов аккуратности и креативности! Наши скрепки прочные, долговечные и приятные на ощупь! 💪📎

Пока к вам едет первая партия, давайте мы поделимся с вами умопомрачительными забавными фактами о скрепках…”

Не буду приводить раздел с фактами, поскольку они не очень “забавные”. Хотя, я узнал, что они существуют с 19-го века.

Единственной стоящей информацией в этом письме было название компании – Клипогеникс. Я незамедлительно ответил на сообщение просьбой отправить мой приз кому-нибудь другому. Если быть точным: “кому-нибудь, кому скрепки нужнее”, хотя, не думаю, что они вообще кому-нибудь нужны.

Спойлер: они не ответили, и конверты продолжали приходить.

Спустя две недели я все еще продолжал получать скрепки.

Спустя шесть недель ничего не изменилось.

Несколько недель назад был пройден рубеж в три месяца. Больше 90 конвертов со скрепками. Да, я подумывал о том, чтобы продать их, но не думаю, что выручил бы за них много денег. И да, они приходили даже по воскресеньям. Я не понимал, кто их доставляет. Курьер никогда не попадался мне на глаза, и я предполагал, что он сам не имеет отношения к компании, поэтому не пытался с ним поговорить.

Однажды, примерно на этом трехмесячном рубеже, я собирался заняться своей ежедневной рутиной. Сделать чашку кофе, поднять конверт с пола в прихожей, поднести его к свету и выбросить в мусорное ведро. Только на этот раз свет обнажил контур одной единственной скрепки и чего-то еще. Должен признать, что в глубине души я был взволнован. Сюжетный поворот в реальной жизни? Что-то может оживить мои серые будни? Обычно сюрпризы меня волнуют, и этот не стал исключением. Я сунул руку в конверт, и вытащил загадочный предмет. Что же они могли мне прислать?

Отрезанный палец.

Высохший, зеленоватый, отрезанный палец.

Не помню, что я сделал сначала – закричал или швырнул его на пол.

Но я заметил, что из-под ногтя торчит скрепка, воткнутая прямо в плоть. На этот раз она была золотая, такого цвета еще не было. Хотел бы я сказать, что сохранял спокойствие, но на самом деле, убежал в ванную, и меня вырвало.

Я связался с полицией, и они изъяли палец с конвертом. Я рассказал все, что знаю и показал письмо, они сказали, что проведут расследование.

– Это сумасшествие, не так ли? – один из офицеров поделился своими мыслями.

– Что?

– Какими опасными могут быть обычные вещи. Какой-то бедняга потерял палец из-за такой простой вещи, как скрепка для бумаг!

– Вы думаете, это был несчастный случай? – Я не до конца понимал, что это было. Возможно, угроза? Не уверен.

– Конечно. Вероятно, кто-то на производственной линии упаковывает эти штуки. Палец застревает в механизме, "О, нет, ай!", и вы не успеваете понять, что происходит, как палец уже отрезан. Вес пальца заставляет механизм думать, что конверт полон скрепок, и его отправляют к вашей двери.

Такое спокойное видение ситуации действительно мне помогло. Черт, я почти поверил, что все нормально. Тем не менее, меня заверили, что компания нарушает нормы охраны труда и техники безопасности, и что с этим разберутся.

Прошло пару недель, но полиция не сообщила мне никакой новой информации. Конверты продолжали приходить ежедневно, но я слишком боялся их открывать. Однако, опасаясь выбросить улики, я складывал их стопкой в углу.

Стопка становилась все выше, и, стиснув зубы, я решил их открыть, но сначала внимательно осмотрел.

Трясущимися руками я поднес первый конверт к свету, и он был просто полон скрепок. Возможно, происшествие действительно было единичным, и инцидент уже исчерпан. Но когда ко мне в руки попал конверт со сплошной тенью, сердце пропустило удар. Никаких скрепок, в этом конверте было письмо.

Я осторожно открыл его и прочитал.

“Уважаемый клиент,

Мы хотели бы принести извинения за недавний инцидент. Мы понимаем, что событие было довольно травмирующим, и, так как мы никогда не сможем этого исправить, мы хотим предложить вам единовременную компенсацию.

К этому письму прилагается чек на £2000, который мы выписали с помощью одной из наших прочных высококлассных скрепок. Надеемся, что сможем продолжить наше сотрудничество.

Мы понимаем, что возможно, вы захотите отменить вашу пожизненную подписку на скрепки.

К сожалению, вынуждены отклонить эту просьбу.

Надеемся на понимание.

Служба поддержки Клипогеникс.”

Нет. Я ничего не понимал. А вы? Вы понимаете, о чем, черт возьми, они говорят?

Я связался с полицией, чтобы сообщить им об этом письме. Они послали человека, чтобы забрать его.

На следующий день, уверенный, что все в порядке, я поднял ежедневную доставку с пола. Не успел я ее проверить,как  раздался стук в дверь, и я сунул конверт в задний карман. Открыв дверь, я очень удивился, но пороге стоял очень озадаченный мужчина в костюме.

Не теряя времени, он перешел к делу.

– Здравствуйте, мы вас перевозим. Собирайте вещи и не говорите никому. Мы временно заселим вас в отель.

Мое отсутствие ответа показало, что у меня очень много вопросов.

– Слушайте, это просто предосторожность. Мы не смогли найти никаких признаков существования Клипогеникс, и…

– И что?

– … и ДНК пальца совпало с ДНК, предположительно, самоубийцы. Сейчас мы рассматриваем это дело как убийство.

У меня было ощущение, что ему еще есть, что сказать. К сожалению, его следующая фраза это подтвердила.

– Было установлено, что человек, о котором идет речь, также выиграл конкурс.

Мне не пришлось повторять дважды, я собрал вещи первой необходимости, и меня отвезли в отель как минимум, в полутора часах езды. Он находился в соседнем городе, что показалось мне странным, но в то же время утешало, что мой дом все еще довольно близко.

После того, как мужчина ушел, и я остался наедине со своими мыслями, и был удивлен, насколько ясной была моя голова. Я был просто... доволен. Я не был счастливым, или грустным, или испуганным, просто существовал. Возможно, из-за шока. Примерно через полчаса я вспомнил о конверте в заднем кармане. Поднес его на свет, и по тени понял, что в нем находится еще одно письмо.

Я нерешительно открыл его и заглянул внутрь, чтобы проверить, нет ли там неприятных сюрпризов.

Достав его, я подумал, что это чистый лист бумаги – он выглядел абсолютно пустым. Но я развернул его и прочитал письмо, состоящее всего из нескольких слов..

“Уважаемый клиент,

Самоубийцы не теряют пальцы,

Полицейские не носят костюмы.”

Мир завертелся. Мир рухнул. Казалось, что мира больше не существует.

Затем ко мне внезапно вернулась реальность, и я почувствовал прилив энергии, вызванный тревогой. Я ходил взад-вперед по номеру, взвешивая возможности и пытаясь придумать план.

Я могу уйти? За мной могут следить.

Я могу связаться с полицией? Я определенно больше не считал, что это безопасно.

Я могу позвонить друзьям или родным? Последнее, чего я хотел – это подвергать их опасности.

Я знал, что должен выбирать из этих трех вариантов, и выбрал первый. На улице было еще светло, так что в толпе я, конечно, был бы в безопасности. Именно так я и поступил. Старался держаться оживленных районов и проехал через всю страну, используя как можно больше видов общественного транспорта.

Я не останавливался, пока не наступила ночь. Я забронировал отель под вымышленным именем и заплатил наличными. В ту ночь я отдохнул на удивление хорошо.

Около семи утра мой сон прервал стук в дверь.

– Нет, спасибо, – сонно крикнул я, подумав, что это обслуживание номеров.

– Для вас оставили кое-что на ресепшн, я положу под дверь.

Из-под двери показался белый конверт.

Хотелось держаться от него подальше, но я понимал, что неизвестность пугает меня больше всего на свете. С сердцем, выпрыгивающим из груди, я потянулся к конверту и заметил внутри какой-то толстый предмет. Еще один палец?

Нет, письмо, на этот раз с пузырьком жидкости и двумя золотыми скрепками.

“Уважаемый клиент,

Мы рады, что вы хорошо освоились в новых обстоятельствах.

Извините за небольшое представление, мы должны были убедиться, что вы уедете как можно дальше от родного города.

Ваш настоящий приз – это не скрепки. Это было бы слишком просто.

Ваш настоящий приз – это бессмертие.

Скрепки красивые, не так ли? Соединяют лист с листом, как вселенная соединяет жизнь с жизнью. И по мере того, как поток жизни продолжается, он соединяет нас с вами.

Цепь нашего бытия продолжается, как продолжается и цепочка скрепок.

Флакон внутри имеет уникальное предназначение. Он убьет вас и одновременно поможет жить.

Вы понимаете, не так ли?

Выпейте из флакона и воткните в себя скрепку.

Вы медленно исчезнете на мгновение, но останетесь связаны со вселенной. Должны.

Вы проснетесь в новом теле, одном из тех, что мы здесь подвергли криозаморозке.

У меня получилось.

Вы видели мой палец.

У каждой отправленной вам скрепки была цель. Каждая из них была благословлена новой связью с вашей новой жизнью. Все они побывали в вашем доме, многие прикасались к вашей коже, и все они были поднесены к свету.

Это благословение приведет вас к новой жизни.

Зеленые принесут вам богатство. Красные принесут здоровье. Синие принесут счастье.

Все, что вам нужно – это выпить из флакона.

Прежде, чем яд начнет действовать, выберите скрепку. Ваше решение всегда будет верным.

Мы знаем, как работает ваш мозг. Каждое слово, которое мы писали, и каждый цвет, который мы выбирали, были созданы для того, чтобы повлиять на ваше решение в этот самый момент.

Вы заснете как ценный клиент,

Но проснетесь нашим ценным сотрудником.”

Я не позволю им контролировать мою судьбу. Я не пожертвую свою жизнь их компании, не стану одной из их марионеток.

Я знаю, что эта компания имеет гораздо большее влияние, чем я думал изначально, поэтому, возможно, я не смогу никому рассказать. Но я могу рассказать всем.

Надеюсь, что этот пост увидит следующий "главный победитель", и надеюсь, что он будет таким же сильным, как  я.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Единственная вещь, без которой я, пожалуй, мог бы прожить, но выиграл главный приз.

Я участвую во многих розыгрышах вроде этого. Однажды я выиграл скидку в 5 фунтов в местном ресторане, и лотерею на рождественской ярмарке. Тогда мне достался шоколадный Санта в натуральную величину. Шоколад на удивление оказался действительно хорошим, высокого качества.

Я не помню, чтобы участвовал в этом розыгрыше скрепок, но мы с друзьями иногда занимались ерундой, когда напивались. Участие в дурацком розыгрыше не казалось чем-то из ряда вон выходящим. 

Все началось, когда я получил конверт, полный скрепок. Их было не меньше сотни. Может, больше. Можете представить себе мое замешательство, когда я открыл тот, первый конверт: никакого письма внутри, только скрепки. Красные, зеленые, синие, желтые, розовые, черные, белые… Они со стуком посыпались под ноги на деревянный пол прихожей, напоминая посыпку для торта. 

Я закатил глаза и начал их собирать. Решил, что какой-то офис дал неверный адрес для доставки канцелярии.

Одна посылка с сотней скрепок – это странно. Но две? Тогда ко мне закрались подозрения.

На второй день я подумал, что это какой-то пранк. Однако, на этот раз я был умнее, взвесил конверт на руке и проверил на ощупь. Поднеся его на свет, я увидел очертания скрепок. Из любопытства открыл и заглянул внутрь, но на этот раз не рассыпал содержимое. Вы поступили бы так же. Это действительно просто скрепки? Да. Да, это скрепки.

На пятый день я перестал их открывать. Просто подносил на свет, видел контуры скрепок и выбрасывал. 

Не помню, почему я решил проверить папку спам, но открыв ее, тут же увидел это. Дешевый заголовок сразу бросался в глаза. "Клип-пити клоп, вы выиграли пожизненный скрепочный джек-пот! 🎉📎"

Ниже приведена остальная часть письма.

“Вам улыбнулась удача! Поздравляем! Вы – ГЛАВНЫЙ ПОБЕДИТЕЛЬ нашего конкурса "Пожизненный запас скрепок"! 🥳📎 

Отныне вы можете распрощаться с беспорядочно разбросанными бумагами и позволить нашим высококачественным скрепкам взять верх. Больше не нужно жертвовать собой ради обрезков бумаги! И знаете что? Вы выиграли не одну коробку, вы выиграли ПОЖИЗНЕННУЮ ежедневную подписку на скрепки! Вы действительно сорвали джек-пот! 🎁

Начиная со следующей недели вы будете получать случайное количество наших самых лучших, первоклассных скрепок каждый день. Просто представьте себе ВОЗМОЖНОСТИ! Организация офиса, искусство, креативные скульптуры из скрепок… список поистине бесконечен!

С вашими новыми друзьями-скрепками нет пределов аккуратности и креативности! Наши скрепки прочные, долговечные и приятные на ощупь! 💪📎

Пока к вам едет первая партия, давайте мы поделимся с вами умопомрачительными забавными фактами о скрепках…”

Не буду приводить раздел с фактами, поскольку они не очень “забавные”. Хотя, я узнал, что они существуют с 19-го века.

Единственной стоящей информацией в этом письме было название компании – Клипогеникс. Я незамедлительно ответил на сообщение просьбой отправить мой приз кому-нибудь другому. Если быть точным: “кому-нибудь, кому скрепки нужнее”, хотя, не думаю, что они вообще кому-нибудь нужны.

Спойлер: они не ответили, и конверты продолжали приходить.

Спустя две недели я все еще продолжал получать скрепки.

Спустя шесть недель ничего не изменилось.

Несколько недель назад был пройден рубеж в три месяца. Больше 90 конвертов со скрепками. Да, я подумывал о том, чтобы продать их, но не думаю, что выручил бы за них много денег. И да, они приходили даже по воскресеньям. Я не понимал, кто их доставляет. Курьер никогда не попадался мне на глаза, и я предполагал, что он сам не имеет отношения к компании, поэтому не пытался с ним поговорить.

Однажды, примерно на этом трехмесячном рубеже, я собирался заняться своей ежедневной рутиной. Сделать чашку кофе, поднять конверт с пола в прихожей, поднести его к свету и выбросить в мусорное ведро. Только на этот раз свет обнажил контур одной единственной скрепки и чего-то еще. Должен признать, что в глубине души я был взволнован. Сюжетный поворот в реальной жизни? Что-то может оживить мои серые будни? Обычно сюрпризы меня волнуют, и этот не стал исключением. Я сунул руку в конверт, и вытащил загадочный предмет. Что же они могли мне прислать?

Отрезанный палец.

Высохший, зеленоватый, отрезанный палец.

Не помню, что я сделал сначала – закричал или швырнул его на пол. 

Но я заметил, что из-под ногтя торчит скрепка, воткнутая прямо в плоть. На этот раз она была золотая, такого цвета еще не было. Хотел бы я сказать, что сохранял спокойствие, но на самом деле, убежал в ванную, и меня вырвало.

Я связался с полицией, и они изъяли палец с конвертом. Я рассказал все, что знаю и показал письмо, они сказали, что проведут расследование.

– Это сумасшествие, не так ли? – один из офицеров поделился своими мыслями.

– Что?

– Какими опасными могут быть обычные вещи. Какой-то бедняга потерял палец из-за такой простой вещи, как скрепка для бумаг!

– Вы думаете, это был несчастный случай? – Я не до конца понимал, что это было. Возможно, угроза? Не уверен.

– Конечно. Вероятно, кто-то на производственной линии упаковывает эти штуки. Палец застревает в механизме, "О, нет, ай!", и вы не успеваете понять, что происходит, как палец уже отрезан. Вес пальца заставляет механизм думать, что конверт полон скрепок, и его отправляют к вашей двери. 

Такое спокойное видение ситуации действительно мне помогло. Черт, я почти поверил, что все нормально. Тем не менее, меня заверили, что компания нарушает нормы охраны труда и техники безопасности, и что с этим разберутся.

Прошло пару недель, но полиция не сообщила мне никакой новой информации. Конверты продолжали приходить ежедневно, но я слишком боялся их открывать. Однако, опасаясь выбросить улики, я складывал их стопкой в углу.

Стопка становилась все выше, и, стиснув зубы, я решил их открыть, но сначала внимательно осмотрел.

Трясущимися руками я поднес первый конверт к свету, и он был просто полон скрепок. Возможно, происшествие действительно было единичным, и инцидент уже исчерпан. Но когда ко мне в руки попал конверт со сплошной тенью, сердце пропустило удар. Никаких скрепок, в этом конверте было письмо.

Я осторожно открыл его и прочитал.

“Уважаемый клиент,

Мы хотели бы принести извинения за недавний инцидент. Мы понимаем, что событие было довольно травмирующим, и, так как мы никогда не сможем этого исправить, мы хотим предложить вам единовременную компенсацию. 

К этому письму прилагается чек на £2000, который мы выписали с помощью одной из наших прочных высококлассных скрепок. Надеемся, что сможем продолжить наше сотрудничество.

Мы понимаем, что возможно, вы захотите отменить вашу пожизненную подписку на скрепки.

К сожалению, вынуждены отклонить эту просьбу.

Надеемся на понимание.

Служба поддержки Клипогеникс.”

Нет. Я ничего не понимал. А вы? Вы понимаете, о чем, черт возьми, они говорят?

Я связался с полицией, чтобы сообщить им об этом письме. Они послали человека, чтобы забрать его.

На следующий день, уверенный, что все в порядке, я поднял ежедневную доставку с пола. Не успел я ее проверить,как  раздался стук в дверь, и я сунул конверт в задний карман. Открыв дверь, я очень удивился, но пороге стоял очень озадаченный мужчина в костюме.

Не теряя времени, он перешел к делу.

– Здравствуйте, мы вас перевозим. Собирайте вещи и не говорите никому. Мы временно заселим вас в отель.

Мое отсутствие ответа показало, что у меня очень много вопросов.

– Слушайте, это просто предосторожность. Мы не смогли найти никаких признаков существования Клипогеникс, и…

– И что?

– … и ДНК пальца совпало с ДНК, предположительно, самоубийцы. Сейчас мы рассматриваем это дело как убийство.

У меня было ощущение, что ему еще есть, что сказать. К сожалению, его следующая фраза это подтвердила.

– Было установлено, что человек, о котором идет речь, также выиграл конкурс.

Мне не пришлось повторять дважды, я собрал вещи первой необходимости, и меня отвезли в отель как минимум, в полутора часах езды. Он находился в соседнем городе, что показалось мне странным, но в то же время утешало, что мой дом все еще довольно близко.

После того, как мужчина ушел, и я остался наедине со своими мыслями, и был удивлен, насколько ясной была моя голова. Я был просто... доволен. Я не был счастливым, или грустным, или испуганным, просто существовал. Возможно, из-за шока. Примерно через полчаса я вспомнил о конверте в заднем кармане. Поднес его на свет, и по тени понял, что в нем находится еще одно письмо.

Я нерешительно открыл его и заглянул внутрь, чтобы проверить, нет ли там неприятных сюрпризов.

Достав его, я подумал, что это чистый лист бумаги – он выглядел абсолютно пустым. Но я развернул его и прочитал письмо, состоящее всего из нескольких слов..

“Уважаемый клиент,

Самоубийцы не теряют пальцы,

Полицейские не носят костюмы.”

Мир завертелся. Мир рухнул. Казалось, что мира больше не существует.

Затем ко мне внезапно вернулась реальность, и я почувствовал прилив энергии, вызванный тревогой. Я ходил взад-вперед по номеру, взвешивая возможности и пытаясь придумать план.