Описание: Робот Дэвид держит базар перед Промокашкой. М
алоизвестный факт: В памяти Дэвида были все блатные песни, всех народов мира.
Оригинал видео - "Чужой"
Оригинал звука - "Место встречи изменить нельзя"

Июль 1945 года. Беларусь была практически полностью разрушена войной. 

Минск получил столько ран, за четыре года войны, что было принято решение не восстанавливать столицу, а начать строить рядом новую. Мой отец был назначен главным инженером строительства.

Но потом, что-то, где-то изменилось и решили все-таки восстанавливать старый город.

Так я со своим отцом переехал в Беларусь. Я, мама и моя сестра, и моя бабушка. Сначала город необходимо было расчистить от завалов, потом восстановить коммуникации, и только потом строить дома. Расположились мы рядом с большим госпиталем. 

Вернее, не мы, а полк, в котором служил мой отец, а еще вернее, штаб полка.

Работа кипела. Мы с сестрой, в свободное время помогали выхаживать и прогуливать тех раненых–выздоравливающих, кто уже был близок к возвращению в нормальную гражданскую жизнь. Война в этой части света закончилась. Где-то на Дальнем Востоке еще сопротивлялась империалистическая Япония, но дни ее были сочтены.

Госпиталь располагался рядом с железной дорогой, и мы иногда ходили смотреть, как идут поезда с возвращавшимися с войны нашими войсками. Все были радостны, все и всегда пели, как правило под гармошку. Да и сами любили петь. 

Но то, что мы услышали, остановило время, причем не только мое, а всех, кто присутствовал в этот момент на железнодорожной станции. 

Издалека мы увидели очень большое скопление народа возле одного из вагонов теплушек. Это мы уже потом узнали, что нам в госпиталь привезли партию раненых с ожогами, и в тоже время отправлялся состав с бойцами, которые направлялись на Алтай. 

И вот мы с сестрой услышали, как кто-то очень красиво поет. Голос, всепоглощающий, бархатный бас плыл по вокзалу, отражался от стен госпиталя, выливался из окон второго этажа, заполнял собой все пространство между зданием казармы, в которой мы жили и самим госпиталем. Не стало слышно грохота колёс, проезжающих мимо грузовиков, мы с сестрой замерли. Это я сейчас могу объяснить свои чувства и переживания, тогда я просто остолбенел. Я никогда не слышал такого голоса. Ни до, ни после этого. В нем сочеталось несочетаемое. Боль и радость, душа и птицы, счастье и разлука, шум моря и степной ветер...  И хрипотца, которой заканчивался каждый последний звук в каждом слове песни. И еще звук аккордеона, но он был потом... сначала был голос....Мы с сестрой бросились посмотреть поближе, но не смогли сразу пробраться через толпу – все было забито. Людей было неимоверно много.

Все, что мы смогли выяснить, что это были проводы сибиряков на Алтай, и пел старший лейтенант Любимов. Его перевели, как выздоравливающего из Гомеля, где находился госпиталь с бойцами, которые получили ожоги. Как правило это были танкисты.

Я не знаю, как у моей сестры оказался букет полевых ромашек, и как она попала на импровизированную сцену, где играл и пел старший лейтенант Любимов, но ей это удалось. 

После концерта Михаил, оказалось, что так звали певца, сам подошел к нам и поблагодарил Машу, мою сестру, за цветы, и вызвался нас проводить. 

Все девушки–медсестры госпиталя, завидовали Маше, это было им не скрыть.

Я же не смог с первого раза посмотреть Михаилу в глаза. И понял о ком местные сорванцы–беспризорники, которые ошивались и кормились на станции, возле госпиталя, говорили, что к нам приехал «страшный лейтенант»... вместо старший лейтенант...

Лицо Михаила было изуродовано ожогом на две трети. Вся правая часть, включая ухо и шею. Правая рука была без одного пальца и тоже вся в ожоговых шрамах.

Ему было двадцать шесть лет. Родом он был из Одессы, это на берегу Черного моря, в Украине. Был командиром танкового батальона. Воевал на Т–34, и ласково называл танк – любимая коробочка. Знал тысячу смешных историй, и мог рассмешить даже умирающего.

Так в нашей с Машей жизни появился старший лейтенант Любимов.

С Машей они гуляли каждый день. Каждое утро он неизменно приходил к нам с букетом полевых цветов. Всегда одет с иголочки. Всегда чем-то хорошо пахнущий, и всегда веселый. Маша отвечала ему взаимностью и не отпустить на прогулку папа Машу просто не мог. Отцу пришлось навести справки о нем, потому что он видел, что наша Маша влюблена, влюблена по уши, как говорила наша бабушка, а она знала толк в жизни.

Вечером, за ужином, я узнал от отца, что старший лейтенант Любимов прошел всю войну. Два раза горел в танке. Последний раз в Берлине. Награжден тремя боевыми орденами и представлен к Герою, но пока не пришел ответ из Москвы на этот счет. 

Пел и играл на гармошке с детства. Не успел закончить институт культуры и начал воевать вместе со всей страной, в июне 1941 года.

Последнее ранение было тяжелым. Но он выкарабкался. Правда у него плохо, из-за ожога, работало веко на одном глазу, моргало чуть медленнее, чем здоровое, и совсем не росли волосы на голове. 

Мне, да и всем домашним, кроме Маши, приходилось прилагать усилие, чтобы при разговоре с Михаилом смотреть ему в глаза, настолько страшно было изуродовано его лицо.

Отец пытался отговорить Марию, он всегда к моей сестре обращался по–взрослому, если был какой-то важный вопрос, и называл Машей просто дома за чаем.

Маша сидела за столом с каменным выражением на лице и не произнесла ни слова.

Ей уже было восемнадцать лет и отец хотел, чтобы она поступила учиться в Москву, старший лейтенант Любимов же, звал ее с собой в Одессу, Одессу–маму, так он звал свой родной город.

До выписки из госпиталя еще было три недели. Целых три недели.

Михаила уговорили давать концерты каждый день. И выздоравливающим воинам легче, и для местных жителей такой концерт, с таким исполнителем, практически праздник. Окраина Минска возле госпиталя на тот момент превращалась в оперный театр без границ. К нему на концерт водили даже детей со всего Минска. Тех, кто хотел научиться играть на каком-то инструменте.

После концерта Михаил всегда учил детей играть на аккордеоне. Да и, практически каждый день, старший лейтенант Любимов давал уроки игры на всем, что играло и могло издавать звуки. 

На гитаре, на старинном, невесть как пережившем войну пианино, с непонятной надписью для меня «Hofmann и Czerny», на пустых кастрюлях, учил играть на барабанах, и так ловко все у него выходило!

Слухи о человеке с изуродованным лицом, но божественным голосом с хрипотцой, сначала расползлись по всему Минску, а потом и по всей Белоруссии. 

Даже беспризорники, после того, когда я подрался с одним из них, кто бросил Михаилу в след «страшный лейтенант», больше его не обзывали. Не решались.

После каждого своего концерта Михаил приходил к нам домой, приносил обязательно что-то вкусное, у него было много поклонников его таланта, впрочем, как и поклонниц, и каждый норовил Михаила чем-то угостить, ну а он, в свою очередь со всем этим добром приходил к нам, на обязательный вечерний чай во дворе нашего дома, где мы жили. 

Всегда был в хорошем настроении, и всегда рассказывал очень смешные истории, мы хохотали до слез. Даже папа с мамой. Но лед между ними не таял. Они считали его врагом. Бабушка была на стороне Маши. Как-то помню его историю, которая развеселила даже папу. Байка была о Маршаке, который остался в Москве и не уехал вместе с женой и младшим сыном в эвакуацию. С ним осталась его секретарша. Уже в годах и очень ему преданная. Была она немкой по происхождению, и вот, когда по радио объявлялась воздушная тревога, то Маршак, каждый раз подходил к ее двери, стучал, и говорил фразу:

– Розалия Ивановна, ваши прилетели!

Минск потихоньку восстанавливался. Бомбежек же, конечно, уже никаких не было. 

Но взрывы иногда доносились до нас. 

Это саперы взрывали неразорвавшиеся бомбы или мины, которые разминировали в городе и в лесах вокруг города....

По утрам они с Машей ходили гулять в близлежащую рощу. Очень часто брали с собой и меня. Да, и Мишино уродство на лице, почему-то стало совсем не заметным. 

Миша всегда много рассказывал, например от него я узнал, что у белорусов есть обычай, – сажать дерево при рождении ребенка: если дерево примется и будет хорошо расти, то и ребенок будет здоров и счастлив. И в этой, нашей роще было множество таких деревьев.

Чтить и уважать деревья и священные рощи — характерная черта дохристианской эпохи. Была у него с собой со всех сторон обгоревшая книжка, правда не помню, ни как называется, ни автора, и он часто читал нам из нее вслух, например о священной роще у полабских славян, которых описывал какой-то Гельмольд, еще в 1155 году. 

Там росли только священные дубы. 

У меня и сейчас стоит в ушах его торжественный бас, которым он читал книги в слух, как будто бы пел, как батюшка в церкви: 

– О, здесь был и жрец, и свои празднества, и обряды жертвоприношений. 

И здесь имел обыкновение собираться весь народ, да с князем во главе»
Белорусы свои священные рощи называли «прошчы». 

Роща, куда мы чаще всего ходили гулять, состояла из очень старых деревьев, кое-где обнесенных старой оградой, в глубине которой, возле ручья стояла разрушенная часовня. Иногда мы видели, как к ней приходили люди, лечиться, пить воду, молиться. 

Кто-то приносил старым дубам монетки, хлеб-соль, завернутые в полотно. 

Михаил нам рассказал, что ленточки на священных дубах завязывают влюбленные, и покуда она сама не развяжется, то любовь в сердце людей выдержит любое испытание. Ведь нет ничего сильнее любви на земле. Даже смерть пасует перед ней. 

А рощи, в которых растут священные деревья, оберегаются высшими силами!

Есть даже поверье, что если человек решался сбраконьерничать и срубить такой дуб, то человек тут же наказывался тяжелой болезнью, даже мог сойти с ума.

Ну, а если человек потом раскаивался и сажал на том же месте новое дерево, то говорят, он выздоравливал. 

Деревья не люди, они умеют забывать обиды и продолжать жить дальше, прощая людей. 

Хотя сам Михаил, как-то сказал, что, когда совершают предательство, это как ломают сразу две руки. Простить предателя можно, а вот обнять не получится. 

Тогда, первый и последний раз я увидел у Миши в глазах слезы.

Маша с Мишей тоже повязали свою ленточку. Повязали ровно за час до беды.

Когда мы шли уже обратно, то я увидел в гуще леса полянку, на которой было много лесных ягод – земляники, она ярким красным пятном прямо звала меня к себе. 

Я крикнул Маше, что я убежал лакомиться ягодами и побежал сломя голову через чащу леса. Земляника оказалось сладкой. Я так увлекся, что, когда услышал щелчок под левой ногой, не сразу понял, что произошло. 

Мы, дети войны. Наши игрушки — это патроны, гранаты, спрятанные от отца ножи, пистолеты, тротиловые шашки и в свои четырнадцать лет я умел собирать и разбирать многие пистолеты, винтовки и автоматы, даже разминировать несложные мины, и потому по этому сухому щелчку сразу понял, что я попал в западню. Смертельную западню.  

Под моей ногой оказалась противопехотная мина. И она уже встала на боевой взвод.

Я замер и стал звать на помощь, что еще мог сделать четырнадцатилетний пацан?

Первой прибежала Маша, следом за ней Михаил. По моей застывшей позе и неестественному положению руг и ног он все понял. Решение принял молниеносно. Обежав вокруг поляны, он нашел несколько поваленных деревьев, которые начал сносить и складывать возле меня. Когда своеобразная баррикада была готова, он сказал Маше, что он с разбегу прыгнет на меня и постарается сбить с ног так, чтобы мы с ним оказались с той стороны баррикады, а Маша должна в этот же момент, из-за бревен тянуть меня изо всех сил за руки. Но не высовываться, чтобы не подставить себя осколкам.

Нога у меня уже затекла, и я понимал, что бессилен сделать прыжок самостоятельно.

Страха смерти не было. 

Михаил вел себя уверенно и даже успел рассказать нам анекдот.

Когда все было готово, Миша спросил у нас, готовы ли мы, и после утвердительного ответа начал отходить для разбега. 

Я протянул руки сестре. Маша схватила меня. Я чувствовал дрожь ее рук и пульс, который был в унисон с моим. Миша крикнул, что-то типа «не ссать – прорвемся», и начал свой разбег.

Сильнейший удар, мой непроизвольный крик, причитание сестры и взрыв прозвучали за моей спиной одновременно....

Когда я пришел в себя и выбрался из-под завала бревен баррикады, через пыль, дым и опускавшиеся под силой тяжести взрывной волной и осколками, сорванные с деревьев листья, я увидел Михаила, который лежал в луже собственной крови. 

Рядом с ним уже сидела Маша и выла по волчьи обхватив себя за голову. 

Одной ноги у Миши не было по колено. Второй, по ступню.

Я был оглушён, но мысли работали ясно. Я закричал, что есть мочи, чем привел сестру в себя и мы вдвоем подняли, почему-то не очень тяжелого Михаила на руки, и понесли его в сторону города... сколько прошло времени, я не знаю, сознание было, как в тумане. 

Звон в ушах, боль в спине, как от тысячи иголок, тошнота и дрожащие ноги... 

...на встречу нам ехала штабная машина, видимо услышали взрыв... 

...дальше все было как во сне... о том, что у меня три осколка в спине и два в голени я узнал уже на следующий день... 

Мишу пытались спасти лучшие хирурги Минска. Они из него вытащили уже больше сорока осколков... и продолжали борьбу за его жизнь.

На следующий день отца экстренно вызвали в Москву. Мы все полетели с ним.

Уже садясь в военный самолет нам сообщили, что Мишу еще пытаются спасти, но пришлось ему ампутировать обе ноги. Одну по пах... на этом связь оборвалась. 

Это было в конце лета 1945 года.

В Московском госпитале мы с Машей пролежали месяц. 

Она с контузией, я с осколочными ранениями. 

Еще в госпитале папа сообщил нам, что Миша умер. Не выдержало сердце. 

Бабушка говорила, что, наверное, так даже лучше, чем если бы он выжил, мало того, что с изуродованным лицом, и без пальца, так еще и без ног. Беда.

Сестра моя, Машенька, перестала разговаривать. Совсем. Онемела. Врачи не могли понять причину, но все списали на последствия контузии.

Мы учились все общаться с ней заново. Писали друг другу записки. 

Она по необходимости. Мы из солидарности. 

Смеяться она тоже перестала. В ее русой косе до пояса, появилось много седых волос.

Через год она поступила в институт. Политехнический. На особых условиях. 

Освоила азбуку для глухонемых.

Проучилась там пять лет. 

Все эти годы Машу возили по лучшим клиникам страны в попытке вернуть Машеньке речь. Но «светила» медицинских наук были бессильны.

Я же через несколько лет ушел служить во флот, где и прослужил на крейсере четыре года. Черноморский флот и Севастополь стали моим домом на это время.

Когда вернулся, то Москву было не узнать, а вот сестра не изменилась. 

В нашем доме по-прежнему жила тишина.

В одно прекрасное утро, наша бабушка сообщила, что ей срочно надо поехать к приятельнице в Минск и, пока я еще не устроился на работу и был свободен, должен был ее сопроводить.

До Минска мы добрались на поезде. Бабушка Нюра загадочно молчала. 

Как-то краем глаза я увидел вырезку из газеты о каком-то безногом музыканте, но не придал этому значения, потому, как прошло почти десять лет после тех событий в Минске.

Вышли на вокзале и первым делом бабуля подошла к будке, на которой было написана «Городская справка». 

Спустя несколько минут мы сели в автобус и поехали.

На окраине города, на конечной остановке мы вышли. 

Бабуля несколько раз спрашивала у прохожих дорогу, и мы шли по улице с небольшими одноэтажными домами, аккуратно обходя лужи после дождя, который, судя по всему, прошел тут незадолго до нашего приезда. 

Пахло свежестью. Щебетали птицы. Вдалеке виднелась опушка леса и мальчишки, которые гнали небольшой табун лошадей.

Возле облезшей калитки из штакетника, окраска которого, некогда была синей, мы остановились. Я увидел приоткрытое окно, из которого сквозняком качало свернутую узлом марлевую занавеску, слышался звук аккордеона... до боли знакомого аккордеона...

У меня пересохло в горле... Пульс участился и в моей голове стало горячо от прилившей туда крови.

Бабуля постучала и звук аккордеона замолк на полу ноте. Дверь нам открыл Михаил. Не узнать его было невозможно. Перед нами был живой и такой же жизнерадостный мой спаситель!

Я не знаю, зачем наш папа нас обманул, может он на самом деле желал счастья своей дочке, не знаю. Но Миша выжил. Выздоравливал долго и мучительно. 

Выкарабкался. На зло всем чертям. 

Он очень любил жизнь, и, говорит, именно любовь вытащила его с того света.

Остался преподавать музыку в школе, на окраине Минска. В Одессу решил не возвращаться.

Потом наступил конец сороковых и по всей стране начали прятать инвалидов войны, которые массово, без ног и без рук пропивали свою инвалидную пенсию и клянчили деньги на всех улицах страны. 

В стране–победительнице такое было недопустимо. 

Так посчитало партия и правительство.

Свозили их неведомо куда. Обратно не возвращался никто. Говорили, что оставляли в санаториях навсегда. Мише повезло. Ему вручили награду, Орден Ленина, за подвиг в Берлине, где он спас от смерти, говорят, что самого Жукова. Написали статью о его подвиге в послевоенном Минске, вырезку из газеты, которую я увидел в поезде. Выделили дом в городе. Поставили в очередь на получение новой квартиры.

Потом меня отправили гулять в город, а бабуля Нюра очень долго о чем-то беседовала с Михаилом.

На следующий день мы уехали в Москву. Язык мне сказали держать за зубами. 

Я пообещал.Вставал я всегда рано. Привычка с флота. 

Жили мы в сталинской высотке к тому времени. Отец занимал уже какой-то пост в министерстве строительства. Переехали мы туда недавно.

Утро было прекрасным. Река, которую было видно из нашего окна, наполняла наш двор не только отблесками солнечного света, а и какой-то неописуемой радостью. 

Свежесть, сплетение летних запахов, цветов сирени, свежескошенной травы и вымытых тротуаров, все это вместе со сквозняком, через открытое окно, попадало к нам в квартиру. Родители еще спали. Маша была в ванной. Бабушка уже возилась на кухне.

Городские птицы щебетали свои песни, кто где, кто на проводах, кто на деревьях и кустарниках. 

Город просыпался. Вдалеке слышались звонки трамваев и ритмичные звуки метл дворников.

Я даже не знаю, что завибрировало первое, окна, мое сердце, или воздух в Москве. 

Через открытое окно окружила, обволокла песня, которую пел Михаил, спутать его ни с кем было невозможно! Такого голоса больше не было ни у кого в целом мире! Голос не пел, он тихо плакал, потом громко рыдал от тоски и одиночества:

– Уж, ты ночка, ноченька, ночка тёмная..., потом, через небольшой проигрыш аккордеона сразу потек душераздирающий «Синий платочек»...

Бабушка замерла на кухне. Я услышал, как резко выключилась вода в ванной. 

Я подошел к окну и открыл его настежь. Звук голоса усилился во много раз. Я выглянул и оторопел. Посередине двора, в инвалидной коляске сидел с аккордеоном в руках старший лейтенант Любимов. В парадной форме, с тремя боевыми орденами с одной стороны и с Орденом Ленина с другой стороны. 

Кругом во дворе слышался звук открываемых окон.

Вряд ли тогда, не то, что Москве, а и во всей стране были тогда люди, которые не потеряли в войну своих близких. Потому военные и после военные песни были знакомы всем, да и вызывали они, большей частью одни и те же эмоции.

Но зрители не успели зааплодировать, потому что певец сразу запел дальше: 

– Шумел, горел пожар московский…

Показалось, что тенями позади певца проезжают на конях в своих сверкающих киверах победители 1812 года. 

Сталинская высотка стала подпевать, поначалу не дружно, а потом все слаженней и слаженней стали отхлопывать рефрен песни. 

С балконов стали раздаваться восхищённые голоса. Отец, мать проснулись и в пижамах выбежали в коридор, где столкнулись с Машей, у которой в глазах стояло нечто... 

Аккордеон разливался всеми своими мехами... Михаил продолжал петь, и серебряные колокольчики, из которых, казалось, состоит его невероятный голос, в полной тишине пропел следующую песню:

– Темная ночь, только пули свистят по степи, 
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают. 
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь, 
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь...

Здесь аккордеон запнулся, было видно, что Михаил на самом деле вытирал слезы, которые катилась по его изуродованному ожогом лицу... Михаил продолжил:

– Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, 
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами! 
Темная ночь разделяет, любимая, нас, 
И тревожная, черная степь пролегла, между нами.

Верю в тебя, в дорогую подругу мою, 
Эта вера от пули меня темной ночью хранила... 
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою, 
Знаю встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.

Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи. 
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому знаю: со мной ничего не случится!

Когда Михаил закончил, наступила гробовая тишина, которую разорвал голос моей сестры, разорвал раз и навсегда:

– ММММММиииииишшшшшшаааааааа.... Ммммишша, Ммишенька! Родной мой!!!

Ты нашел меня! Нашел! 

P.S. Маша и Миша поженились через два месяца. У них родилось четверо детей.

До свадьбы моя бабушка не дожила. Но умерла она с улыбкой счастья на лице.

P.P.S. Двор в то утро аплодировал Михаилу почти час. 

Голос Михаила услышали маршалы Конев и Рокоссовский и они спустились пожать ему руку, но ее пришлось пожимать через Машу, которая прилипла к груди Михаила, к груди любимого Михаила, безногого, с обезображенным ожогами лицом, но с таким большим сердцем, в котором поместился целый мир по имени Любовь! 

----

Все имена изменены. Все совпадения случайны

----

Отрывок из моего романа Летят Лебеди

Привет, Пикабу! Этим постом я завершаю тему электрики на раннем автобусе ЛиАЗ-677. Кто не видел, обязательно посмотрите, как мы восстанавливали его родной селеновый выпрямитель и люминисцентное освещение.

И вот, мы вновь в мастерской Вегабус. Лёня уже своим ходом заезжает в бокс. За рулём Пётр Петрович.

К сожалению, из-за проблем с предохранителями и зарядкой, люминисцентное освещение салона почти полностью отвалилось:

Будем лечить. Вот так выглядит его родная панель предохранителей: одни жуки и прогары

Разметим все провода, какой куда был подключен. Даже если что-то подключено неправильно, исправлять будем потом.

На вновь сделанной реплике этой панели приведём в соответствие шинки с обратной стороны: понять, что они соединяли, можно было только сняв панель.

Новая панель установлена. Начинаем расключение проводов.

Всего предохранителей - 18, из них используются только 15, три последних достались в наследство от самой ранней версии автобуса, где люминисцентных ламп было в 2 раза больше.

На первом предохранителе должны висеть повороты, стопы и зуммер остановки по требованию.

На втором - часы:

На третьем - трафаретницы и освещение задней двери:

На 4-м - карлсон в кабине:

На 5-м освещение кабины водителя, освещение моторного отсека и розетки для переносной лампы.

На 6-м и 7-м висят две катушки возбуждения генератора. Всё это было сделано через соплю в обход предохранителей, так что пришлось возвращать оригинальную проводку:

На 8-м висит панель приборов со всеми её лампочками и показометрами:

На 9 - фары, на 10 - габариты.

На 11 - сигнал с руля:

На 12 - дежурное освещение в салоне:

Ну и, наконец, на 13, 14 и 15 висит люминисцентное освещение. 16, 17, 18 - как сказал ранее, резерв.

Вот так выглядит полностью расключённая новая панель:

Теперь разберёмся с зарядкой, ибо на холостых она почти совсем пропадает. Для этого надо настроить реле-регулятор РР-5. Настраивается оно путём подкручивания барашков по часовой стрелке на реле, которые натягивают пружины якорей. За напряжение отвечают два дальних реле:

После настройки напряжение заряда на холостых не падает ниже 14 вольт.

Теперь переходим к приборке. Тут надо было подключить неподключённые часы, исправить кое-какую коммутацию и подключить несколько сигнальных лампочек, в частности, указатели работы панели приборов (зелёный глазок на спидометре), указатель дальнего света (почти не видимый синий):

Лампа индикации перегрева воды в радиаторе тоже отсутствовала:

В отсек с предохранителями вернули реле защиты, и теперь автобус можно завести только на положении "нейтраль" селектора ГМП, а не на любой передаче, как было ранее:

С заменой панели предохранителей и настройкой реле-регулятора в салон автобуса вернулся люминисцентный свет:

И на этом проблемы с проводкой у этого автобуса закончились :) Лёня поехал в новую жизнь.

P.S. Как всегда, видео-версию поста можно найти тут.

P.P.S. Уважаемые пикабушники! Я активизирую старый-новый проект по восстановлению исторического освещения вокруг раннего дома серии П3. (Я о ней уже делал несколько постов)

Одному такое, как понимаете, утянуть затруднительно (только на первом этапе будет восстановление участка из 200 ламп). Посему буду крайне рад вашим донатам: сделаем вместе благое дело! :)

3 сентября 1943 года у мыса Нордкин подводная лодка Л-20 атаковала немецкий транспорт. Атака, по-видимому, была неудачной, поскольку гибель транспорта не была подтверждена. Подводную лодку начал преследовать немецкий сторожевой корабль, сбрасывая глубинные бомбы. Л-20 получила мощный гидродинамический удар и быстро пошла ко дну... На глубине 115 метров лодка легла на грунт, имея полузатопленным второй отсек. Данная глубина для лодок такого типа превышала предельную. Шла борьба за живучесть. Второй отсек в итоге отстоять не удалось, но моряков из него вывели в первый.

А немцы продолжали сбрасывать бомбы. Счет шел на минуты.

И вдруг... немецкий сторожевик взлетел на воздух. До сих пор точно неизвестно, что случилось. По одним данным, он подорвался на мине, по другим — был потоплен подлодкой С-51.

В ледяной воде подводники ныряли к аварийному насосу, пытаясь запустить механизм откачки воды. После нескольких попыток, старшине 2-й статьи В.С. Острянко удалось с большим трудом провернуть маховик и открыть этот клапан. Используя воздух из запасных торпед, создали противодавление внутри первого и второго отсеков, после чего трюмными помпами осушили их. Сжатого воздуха оставалось так мало, что никто уже не верил, что лодка сможет продуть цистерны и всплыть.

Шли часы, и дышать внутри Л-20 становилось все тяжелее. Командир лодки решился на рискованный фокус: он выбросил сжатый воздух в корму и одновременно дал ход электродвигателями. Лодка оторвалась от грунта и начала медленно подниматься, сильно задирая корму. Постепенно она выправилась и всплывала уже почти на ровном киле. 

В связи с тем, что было создано в лодке противодавление во 2-м и 1-м отсеках, а при всплытии, через поврежденную шахту гидролокатора резко упало до нормального, то такой перепад давления вызвал у моряков кессонную болезнь, и десять человек потеряли сознание. Один из них умер, несмотря на все усилия врача.

5 сентября Л-20 благополучно вернулась на базу. Британские моряки в Полярном сначала не поверили в историю подвига экипажа лодки, но узнав подробности, пришли в восторг.

«Вы сделали невозможное», говорили они. «Мы советские подводники» - отвечали им моряки с Л-20. За этот поход 14 членов экипажа лодки были награждены орденами Красного Знамени. Погибшего матроса посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени.

В начале марта 1944 года (Приказ по НК ВМФ № 002 от 2 февраля 1944 г.) личный состав субмарины был заменен экипажем тихоокеанской Л-19 (командир капитан 3 ранга Алексеев Е.Н.), а старый экипаж «Л-20» был командирован в Великобританию, где проходил раздел итальянского флота, принимать новую подводную лодку (В-1, бывшая «Sunfish»).

Под командованием Героя Советского Союза капитана 2 ранга Фисановича Израиля Ильича 25 июля 1944 года вышла из Лервика в Полярное. До места назначения лодка не дошла.
Основной версией гибели «В-1» считается, что подводная лодка стала жертвой ошибочной атаки самолета ВВС Великобритании утром 27 июля 1944 года (около 300 миль севернее Шотландских островов). Со слов лётчиков, вместо того, чтобы передать опознавательные, субмарина начала срочное погружение.

Вместе с кораблем погиб 51 человек.
1 сентября 1944 года «В-1» исключена из списков ВМФ СССР.

В советское время мне посчастливилось побывать в  Польше. 

По комсомольской работе мне выдали путёвку в феврале месяце на две недели.

Пройдя медицину и оформив все документы для пребывания  заграницей, я отправилась в путешествие.

Добралась до  железнодорожного вокзала областного центра и нашла поезд, который назывался "дружба"  и таких как я путешественников.

Ехали долго, с востока на запад Украины. В Тернополе в общежитии переночевали, пока поезд переводили на "узкоколейку", так нам объяснили, сопровождающие нас.

Следующая остановка была в городе Варшава. Выйдя на перрон, я сразу заплакала, даже не знаю почему, толи, что другая страна и я здесь одна ...

На вокзале нас организованно встретили 10 автобусов  с гидами, распределив нас по 30 человек и усадив  в автобусы повезли в гостиницу. Нашего гида звали Ян.

Ян собрал нашу группу и поведал нам программу нашего путешествия. Мы все познакомились друг с другом.

За время пребывания в  Польше мы посетили 4 города : Варшава, Жешув, Люблин, Краков. Нас возили по предприятиям. Везде нас встречали  радушно, с концертами и чаепитием. Мы посещали замки, конезавод, программа была очень интересная.

На всю жизнь запомнилась поездка в город Краков. Мы побывали в концлагере Освенцим. Жутко страшно: огороженная территория, бараки с двухярусными полками, контейнеры с волосами. Жутко страшное место, очень тяжёлая энергетика: слезы сами текут ручьём.

Ещё в Кракове все  посетители соляные пещеры, кроме меня, так как я заболела. Подруги рассказали как там красиво : всё блестит, переливается и столы и стулья.

В Кракове мы переночевали в гостинице, в номере по 10 человек с двухярусными кроватями. Здесь было много иностранцев. Вечером все собрались и пели песни, особенно запомнилась: "мой адрес не дом и не улица  - мой адрес  Советский союз ".

Мы снова в Варшаве, нас отпустили в "свободное путешествие " и мы пошли покупать  сувениры. Самый интересный получился у папы. Я купила ему галстук, упакованный с двумя платочками в коробочке. По приезду домой я увидела, что он из  Советского союза.

Так быстро пролетели две недели  и надо ехать нам домой. Обратный путь был через г. Киев. Здесь мы  должны были переночевать. Время у нас было: мы  погуляли по городу, сходили в ресторан пообедать за такие  "смешные деньги " 3 рубля. На эти деньги мы взяли: солянку, отбивную с картошкой и бокал вина.

После  поездки  у меня появилось много друзей. И ещё  из нашей группы поженились девушка с парнем.

Вот так я  съездила за границу.

Описание: Халк требует от Тора целых две квартиры.

Малоизвестный факт: До самого Рагнарёка, Тор так и не смог избываться от алкогольной зависимости.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "Мстители: Война бесконечности"

Оригинал звука - "По семейным обстоятельствам"

Пародия на фильм - "Место встречи изменить нельзя".

Пародия на фильм - "Иван Васильевич меняет профессию".

Описание: Гриф Карга оправдывается перед товарищем Сааховым.

Малоизвестный факт: Товарищ Саахов в молодости был пиратом.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "Мандалорец"

Оригинал звука - "Кавказская пленница"

Описание: Борщёв выбился в люди и пытается отделаться от Мон Мотмы которая к нему престает.

Малоизвестный факт: Борщев был обладателем совести с прицепом, но времени у него было мало.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "Андор"

Оригинал звука - "Афоня"

Описание: Док Браун мечтает побывать в древней Москве.

Малоизвестный факт: До путешествий во времени Марти планировал стать домушником.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "Назад в будущее"

Оригинал звука - "Иван Васильевич меняет профессию"

Описание: Разговор про котёнка и психбольницу.

Малоизвестный факт: Съемки "Уэнсдэй" сериала проходили в Румынии.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "Уэнсдэй"

Оригинал звука - "Гостья из будущего"

Описание: Веселый молочник Хоумлендер радеет за целостность семей.

Малоизвестный факт: У Старлайт в девичестве была фамилия Овчинникова.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "The Boys"

Оригинал звука - "Большая перемена"

Описание: Энакин вешает Падме лапшу на уши.

Малоизвестный факт: Энакин часто изменял Падме с С3PO.

----------------------------------------------------------------------------------

Оригинал видео - "Star Wars"

Оригинал звука - "Курьер"