Харон был стар и пришло время ему покинуть мир живых. И тогда за ним явился Аид, чтобы забрать его в свое Царство Мертвых.

- Я пришел за тобой, пора!

- Здравствуй, Аид! Неужели уже все? А не мог бы ты зайти чуть попозже? Лет эдак через сорок.

- Нельзя! - грозно сказал Аид.

- Тяжело быть первым человеком, кому суждено умереть... - с печалью в голосе произнес Харон.

- Я понимаю.

- Ты не можешь понять, ты же не смертный.

- Я бог, я все могу понять.

- Ну... наверное.

- Харон, за то, что ты будешь первым умершим, я сделаю тебя третьим по важности лицом в моем Царстве. А то есть у меня мысль жениться на Персефоне...

- Это как компенсация? Ну, хорошо, и кем же я буду?

- Лодочником! - важно объявил Аид.

Харон удостоил бога удивленным взглядом.

- Лодочником? По-твоему это почетно?

- Ты даже не представляешь как! И знаешь, что ты будешь делать?

- Боюсь ошибиться, но, наверное, моя деятельность будет связана с лодкой.

- Верно. Ты будешь перевозить души умерших по Стиксу в мое царство.

- Ага... И зачем?

- Ну не все же знают дорогу туда.

- Так, хорошо. А что я буду с этого иметь?

- Почет, уважение! Плюс ко всему, ты будешь иметь материальную форму.

- Меня будут уважать души умерших за то, что я буду отвозить их в царство мертвых? Ну-ну... А какая будет у меня зарплата. Это все-таки труд, он должен быть оплачен.

- Хм, я как-то рассчитывал, что ты будешь работать на добровольных началах.

- Не, Аид, так не пойдет. Ты бы согласился работать за бесплатно?

- Ну... нет, наверное. Хорошо, тогда за переправу тебе будут платить души.

- А зачем мне деньги, если я буду в твоем царстве? Что я там смогу купить?

- У тебя будет отпуск, тогда ты и сможешь потратить накопленное.

- Значит, я буду не один такой лодочник?

- Почему? Один, единственный в своем роде, - улыбнулся Аид.

- Получается, пока я буду в отпуске, души будут стоять у переправы и ждать, когда я вернусь?

- Ну а что? Куда им спешить? У них целая вечность впереди.

- Ладно. Тогда еще вопрос: откуда у душ будут деньги?

- Так... это... с собой будут брать. Перед смертью.

- Следовательно, если у души не будет денег, то она не попадет в твое Царство?

Аид нахмурился, стал думать над словами Харона.

- При всем уважении, Аид... Твой план - туфта! И ни разу не продуманный. Это, наверное, круто - лодочник, доставляющий души в Царство Мертвых, все дела. Мне правда нравится. Но в твоем плане много изъянов. У меня к тому же отпуска никогда не будет, думаешь, я этого не понимаю? Ладно сейчас, но ведь через несколько сотен лет будет не меньше тысячи смертей в секунду. Я ж только и буду делать, что без продыха гонять лодку туда-сюда.

Аид нахмурился еще больше.

- А дорогу в твое Царство они как-нибудь сами найдут, никуда не денутся. В конце концов, можешь кого-нибудь нанять для отлова бродячих душ, - добавил Харон.

- Давай сделаем так. Я буду лодочником, но не таким как в твоем замысле, а просто буду катать души мертвых по Стиксу. Всех, кто захочет.

- Такой план насмарку, - пробормотал Аид. - Я три дня продумывал детали... Что ж, пускай будет по-твоему. Все-таки первый умерший – тебе полагается бонус.

- Вот это другой разговор! - повеселел Харон. - Пойдем, покажешь лодку. Надеюсь это не какое-нибудь дырявое корыто?

- Нет, что ты... Очень даже красивая лодка. - Аид ненадолго замолчал, а потом сказал: - Но смертные пускай думают, что все у меня в Царстве происходит именно так, как я придумал. А то обидно ведь. А еще они будут думать, что на самом деле ты сын Эреба и Нюкты – богов тьмы и поэтому такой мрачный и грозный. Это чтобы они и подумать не могли, что ты – бывший простой смертный.

- Думаешь, они будут настолько глупы, чтобы поверить во все это?

- Может, и нет. Но это уже совсем другая история.

Люди почему-то часто заблуждаются, думая, что предметы, сделанные их руками – неживые. Может быть, не все, но многие.

Я хоть и обычная скамейка в парке, но, тем не менее, живая. Да, я не умею двигаться. Не могу видеть. Не могу дышать. Но я слышу и чувствую то, что происходит вокруг меня. А значит, я живая.

Каждый день на меня садятся люди и им невдомёк, что мне, может быть, неприятно ощущать на себе вес их тел, их грязную одежду. Но это моё предназначение. На мне должны сидеть. Так задумали мои создатели, и я ничего не могу с этим поделать.

Этот день был не похож на другие. Он был особенным, богатым на события и запомнился мне больше всего, хоть с ним и связаны не самые лучшие воспоминания.
Ночью, примерно в два часа, в парк пришёл какой-то пьяница и нагло и бесцеремонно улёгся на меня. Хотя, возможно, и не пьяница, но алкоголем от него разило здорово. Я не знаю, что побудило этого человека напиться – или привычка, или же с ним приключилось несчастье. Допустим, он мог поругаться с женой, та его выставила за дверь и в дом не впускала. Тогда этот мужчина пошёл в питейное заведение и с горя напился. А поскольку ночевать ему было негде, он и заявился сюда. Если это действительно так, то я его понимаю и даже сожалею ему. Но если это человек, как их называют, без определённого места жительства, который весь день просил милостыню, а потом купил на те гроши, что ему дали, бутылку водки и наклюкался до полубессознательного состояния… тогда, если я могла хотя бы говорить, я бы сделала так, чтобы он шёл поискать себе другое место для ночлежки. Уж очень я не люблю алкоголиков!
А как он жутко храпел, это что-то!
К счастью, наутро он ушёл, правда я вся провоняла парами алкоголя, его немытым телом и грязной одеждой.
Потом пришёл старичок и грузно опустился на меня. Весил он не менее центнера, это точно. Почему старичок, спросите вы? Я это определила по постукиванию его палки по дороге и по вздохам, характерным только немолодым людям. Он долго сидел и тяжело дышал. Наверное, даже простая прогулка, и та выматывает его слишком сильно. Тут свою роль сыграли и возраст и комплекция его тела.
Спустя примерно час ушёл и старичок. Некоторое время я оставалась в одиночестве, наедине с собой и своими мыслями. В очередной раз размышляла о том, что было бы неплохо, если я бы я стала не скамейкой, а чем-нибудь другим. Фонарным столбом, например. На нём, например, никто не сидит, не лежит и от него не меньше пользы, чем от скамейки. Или же, я замахнулась гораздо выше, стала бы я птицей. У меня была бы неограниченная свобода, я могла бы побывать везде и посмотреть всё, что захочется. А самое главное я была бы по-настоящему живым существом, а не просто вещью.
От моих размышлений меня оторвала весёлая молодая парочка, которая села на меня и начала целоваться. Чмоки, вздохи, тихий шёпот. Это было мило, хотя и немного бесстыдно.
- Я люблю тебя! – тихо сказала девушка, чей голос можно было сравнить со звоном колокольчиков. Я не могла её видеть, но подумала, что она, должно быть, ангельское создание.
- Я тоже тебя люблю! – также тихо ответил на её признание парень. Однако в его голосе я распознала фальшь. Он врал, нагло и бессовестно. Бедная девушка, ведь она его так искренне любит, а он её нет. Тогда почему он с ней? По каким соображениям. К сожалению, я пока не так хорошо поняла психологию людей, чтобы разобраться в этой ситуации.
Парочка тоже со временем удалилась, и это было хорошо. Я не хотела больше выносить на себе, в буквальном смысле слова, этого гнусного человека. Он был мне противен, и если бы я могла, то макнула его головой в грязь. Увы, не могла.
Вскоре после ухода этой парочки ко мне приковылял пёсик. Судя по благоухающему запаху, у него были хозяева, причём хозяева богатые. Пёсик подошёл ко мне, обнюхал со всех сторон и… (я даже не знала как на это реагировать) стал справлять нужду на мою ножку. Фи, какая мерзость! Прочь, пошёл прочь, нахальный пёс. Фу, кыш!
Однако собака не ушла до тех пор, пока не облегчилась полностью. Это был первый случай, когда со мной обошлись подобным способом. С этого дня я возненавидела собак.
Когда Солнце уже стало заходить за горизонт, на меня сел мужчина – его густой бас, которым он разговаривал по телефону, не оставлял сомнений в его половой принадлежности. Он читал газету, судя по шуршанию бумаги в его руках, и что-то постоянно бубнил себе под нос. «Президент… Жириновский… гады… жирная… курица… футболисты… мать…» - слышала я. Что-то с ним явно было не так. То ли он не в настроении, то ли что-то другое. Не знаю, в общем. Да и не моё это дело.
После того, как он ушёл, ко мне никто больше даже не подходил. Но я была этому даже рада. Больше предпочитаю быть в одиночестве.
А под самый конец дня, когда уже было совсем темно и на улице включали фонари, я услышала рядом с собой следующий диалог:
- Ну, вот и последняя скамейка. Демонтируем её и уходим. На сегодня работа будет выполнена.
- Да ну, Лёха, давай сейчас пойдём домой, а? Я так устал…
- Вася, ты что? Последняя скамейка осталась. Сделаем, и всё – свободны как ветер, новые уже не мы ставить будем.
- Да давай завтра, ну? Реально лень. Не хочу!
- Что ж ты за человек? Зачем откладывать на завтра? Тут работы-то минут на пятнадцать, не больше.
- Как хочешь, а я пойду. Устал как собака, пойми ты это! И спать хочу очень.
- Тьфу ты! Упёртый баран! Меня тогда подожди, с тобой пойду, один работать не стану.
И люди ушли.

С этого дня прошло два года, а меня так и не демонтировали. Я осталась единственной скамейкой старого образца во всём парке. Остальных моих «сородичей» разобрали и заменили более новыми и не деревянными, а железными. Меня почему-то решили не трогать. Может быть, я символизирую старые времена, напоминаю всем о прошлом? Может быть… В любом случае я бесконечно благодарна тому человеку, которого зовут Вася, благодаря которому я всё ещё живу на этом свете и наслаждаюсь каждой минутой, какой бы плохой она ни была…