Учёные изучили феномен "эмофилии" – склонности быстро и часто влюбляться.
📊 В исследовании приняли участие 2607 человек. Анализ данных показал корреляцию между высоким уровнем эмофилии и бóльшим количеством случаев неверности в прошлом.
Корреляция не означает причинно-следственную связь. Нельзя утверждать, что эмофилия является причиной измен. Эмофилия – это не диагноз, а лишь одна из черт личности, которая влияет на любовные отношения.
31 июля 1980 года родился Гарри Поттер, а буквально несколько часов назад, но в 1991-ом году, т.е. в свои 11 лет, он задул свечи на нарисованном в пыли торту и узнал о существовании магии, Хогвартса и, конечно же, Хагрида.
Добро пожаловать в рубрику – КиноДата. В ней мы делимся датами из кино, соответствующими дню в реальности.
Подписывайтесь тут или в нашемTelegram-канале, а если знаете интересную дату из кино – кидайте в комментариях.
Невозможно было игнорировать Бена или звуки, которые он издавал. Больше нет. Ужасные удары сотрясали станцию, их местоположение менялось случайным образом. Это сводило с ума, и не только меня. За последние несколько часов я услышал немало рациональных объяснений. Штаб прислал материалы, которых хватило бы на целую книгу, мнения всех экспертов, каких только можно себе представить. После смерти коллеги я и так боролся со всевозможными странными мыслями, но после выхода в открытый космос они как будто выплеснулись из моей головы и теперь терроризировали других скептиков-единомышленников. Как ни старались, никто в штабе не мог понять, что это такое.
Но у них не было дневника.
После того, что произошло во время выхода в открытый космос, для меня стало первоочередной задачей выяснить, что, черт возьми, произошло. Те цифры, которые записал Бен, не были бредом. Я, подспудно, знал это с самого начала. Дневник будто был написан на другом языке. Тайном, секретном языке. И хотя я так и не разгадал код, даже сейчас, по прошествии стольких лет, я понял, откуда Бен это взял.
Свет.
Хитрость заключалась в том, чтобы углубиться в его исследования. В частности, в один проект, которому он посвятил всю жизнь. Та небольшая комета, ледяной шар, парящий далеко в поясе Кеплера, неподалеку от загадочного места, где Солнечная система заканчивается и начинается великая космическая пустота. Там что-то маленькое и незначительное вращалось, перемещалось и время от времени попадало на солнце, отражая фотоны прямо к нам. Сверкающий кусочек льда, сияющий настолько слабо, что его невозможно было заметить, если только случайно не посмотреть в нужное время в нужном месте.
Как это сделал Бен, всего в десять лет, играя с отцовским телескопом на заднем дворе.
Огонек в темноте. Огонек, который сигнализировал нескольким приборам, настроенным Беном для записи каждой вспышки излучения. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Тук. Тук. Тук.
Из двоичного в шестнадцатеричный и далее… Боже, там что-то еще. Что-то говорило с ним.
Что-то там, в космосе, говорило с ним.
Я не знаю, что напугало меня больше. Стуки ожившего Бена, который колотил по станции, неотвратимая угроза, подобравшаяся к самому порогу, или мысль о том, что нечто в пустоте нашептывало человеку неизвестные секреты на протяжении последних двух десятилетий. Эта идея, порой, захлестывала меня целиком, стоило задуматься о ней дольше, чем на несколько мгновений. Я так и не понял, о чем шла речь в сообщениях, но, тем не менее, был потрясен. Не только благодаря маленькому дневнику Бена, который содержал сотни, тысячи рукописных записей. Но и благодаря прямой трансляции, которую он успел настроить на своем компьютере и преобразовать код в звук. Он бился, словно ушной червь на стероидах, был похож на белый шум под кислотой, этот поток чуждых идей, от которых я терялся и пускал слюни, если засиживался у динамика слишком долго. Короче говоря, у меня был доступ к сигналу не более нескольких дней, но к концу я почувствовал, что мозги вот-вот вытекут из ушей. Но Бен… Бена пичкали этим с детства. А мы, идиоты, потратили годы на прослушивание космоса, запись случайных сигналов и ожидание – на исследование того, чего никто из нас по-настоящему не надеялся понять. Логично было предположить, что сигнал стал причиной его смерти. И, что еще хуже, того, что случилось после. А был ли он причиной его полета в космос?
Был ли Бен, которого я знал, просто иллюзией, маской?
Звук… свет, исходящий оттуда. Это казалось неправильным. Не мягкое затишье, не завывание сирены… сигнал был мрачным и всепоглощающим. Почему Бен поддался ему? Почему делал все, что от него требовали? Много ли он прожил ради себя, своих нужд и желаний?
В одном я точно уверился, проводя дни напролет под аккомпанемент яростных воплей Бена снаружи станции, независимо от того, ЧТО с ним говорило…
Оно было враждебным, и я не мог позволить этому попасть на Землю.
***
– Рейнольдс, мне велели подобрать тебя несколько нестандартным способом.
Я усмехнулся, застегивая скафандр. Это еще мягко сказано.
– И что они сказали? – Я надел шлем и инициировал открытие двери.
– Есть опасения по поводу заражения, – ответил пилот. – Не знаю, что под этим подразумевается. Не уточнили, их беспокоит биологическое или химическое заражение. На мой взгляд, все звучит одинаково странно. Но мы должны забрать тебя во время выхода в открытый космос. Это правда?
– Да.
– Ага. Ты согласен? Мне сказали, что мы можем подойти на расстояние около 200 метров, но остальное тебе придется покрыть за счет двигателей костюма. Это нечто. Переход от станции к шаттлу… Такого раньше никто не делал.
– Я прекрасно осознаю риск. Просто смотрите в оба.
На этот раз настала его очередь усмехаться.
– На что тут смотреть? – весело воскликнул пилот.
– Увидишь – поймешь.
***
Я проделал весь путь спиной к шаттлу, дрейфуя к нему медленно, но с постоянной скоростью. Неустанно обшаривая глазами космос в поисках любых признаков присутствия Бена. Время от времени я замечал вспышку чего-то красного, намек на движение, скрытое за панелями и антеннами станции, четкий знак, что он все еще снаружи, прячется где-то поблизости. Пока Бен оставался там, я знал, что со мной все будет в порядке. Но все это время продолжал ждать, что вот-вот он объявится, что напряжение перерастет в опасность для жизни, которая, и я это прекрасно знал, поджидала меня. Но время шло и я приблизился к шаттлу без происшествий. Пилот сообщил, что я нахожусь в нескольких метрах от него и пора разворачиваться, что я и сделал, плавно двигаясь по кругу, как ныряльщик, возвращающийся на поверхность.
Я стоял спиной к станции не более нескольких секунд...
– Хм. Странно.
Слова пилота звучали беззаботно, но то, что бросилось ко мне совершенно к этому не располагало. Бен, незаинтересованный в моем спокойном отбытии на Землю, несся ко мне от станции на всех парах. И, не имея возможности затормозить, врезался в меня на полной скорости, впечатал меня в дверь шлюза, закрутил, и мы оба, улетели прочь кувыркаясь в невесомости, еще до того, как команда осознала, что меня атаковало.
На этот раз он напал спереди. Карабкался по моему костюму, словно монструозное насекомое, а у меня перед глазами вращалась бесконечная пустота. Звезды слились в белые линии, шаттл проносился на краю зрения то тут, то там, совершенно произвольно. Тошнотворно и страшно – вот как это было, и я молил Бога о том, чтобы суметь выровняться до того, как все полетит к черту, но даже это было ничто в сравнении с монстром, цепляющимся за скафандр. В какой-то момент он подполз так, что я смог его хорошенько разглядеть, впервые за несколько дней. Очень близко. Почти интимно. Даже сквозь стекло шлема, разделявшее нас, я видел такие резкие и поразительные детали, что на мгновение застыл в ужасе, лишь смутно осознавая, что пилот в панике вопит:
– Господи Иисусе, что это, черт возьми, за тварь? Рейнольдс, бери контроль! Еще немного, и мы не сможем помочь. И что бы ты ни делал, заруби себе на носу: эта мерзость не поднимется на борт моего шаттла!
Я хотел ответить, но был занят тем, что пытался отбиться от Бена, который теперь представлял собой россыпь зазубренных красных кристаллов разного размера. Некоторые из них были размером с кухонный нож, другие – со швейную иглу. Худший кошмар скафандра. Прокол не привел бы к немедленной декомпрессии, о которой вы, вероятно, подумали. Нет, у меня осталось бы несколько минут, прежде чем воздух, заполняющий костюм, рассеялся бы, а вот уже после этого легкие мои отказали бы, кровь закипела, а вода в глазах, носу, ушах и других мягких тканях начала испаряться и рваться наружу. Что-то вроде обморожения на быстрой перемотке. Но проколы были не единственной моей проблемой. Я знал, что должен помешать Бену схватиться за шлем. Не знаю, имело ли то, что оживило его, доступ ко всем его воспоминаниям, но Бен точно знал, как снять шлем снаружи, так что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы держать его мерзкие пальцы подальше от моей шеи. Прокол оставил бы мне достаточно времени, чтобы залететь в шаттл, но без шлема я был бы обречен на очень мучительную смерть.
Поэтому я сопротивлялся, как мог, зная, что все зависит от того, сумею ли я его отпихнуть. Но Бен и вел себя, словно верткое насекомое, и постоянно ускользал из-под моей руки, стоило только приготовиться его как следует толкунть. Его пальцы с желтыми ногтями легко находили зацепки на костюме, а я будто пытался сделать хирургический шов на виноградине в кухонных рукавицах… Надежды отделаться от него обычным способом не осталось, но у меня было кое-что еще. Инерция. Все это время мы бешено вращались, и эта сила была едва ли не единственным, что пыталось разъединить сцепившиеся тела. До сих пор я боролся с этим, но зачем? В последний момент, осознав, что у меня остался один выход, я наполовину включил двигатели и решил усилить почти неконтролируемое вращение.
Неконтролируемое вращение – кошмарный сценарий, которого боится любой астронавт. Люди имеют неправильную форму, и как только вы начинаете вращаться более чем по одной оси, применение большего усилия, скорее всего, только усугубит ситуацию. Исправление требует огромного опыта и проницательности, и даже в этом случае нет гарантии, что будет возможность это остановить. Более вероятно, что к тому времени, когда вы поймете, что нужно делать, сознание угаснет быстрее, чем получится что-либо предпринять. А дальше только смерть.
И это был мой единственный шанс.
Я ускорил вращение и продолжал ускоряться, удерживая кнопку, пока центробежная сила не потянула Бена все дальше и дальше к верхней части костюма. Вот куда привела нас инерция. Два почти симметричных объекта, готовых в любой момент разлететься в противоположных направлениях. Бен держался дольше, чем я. В какой-то момент мои конечности ослабли, в глазах потемнело, и я бессильно опустил руки, больше не в силах бороться с монстром. Но к тому времени Бен тратил все силы на то, чтобы просто удержаться, и больше не мог нападать или возиться с моим шлемом. В конце концов, даже ему пришлось уступить, потому что крутились мы все быстрее и быстрее, будто все американские горки, на которых я был, слились в одну и помножились на миллион…
Последнее, что я запомнил перед тем, как потерял сознание, – чудовищное лицо Бена, улетающее в пустоту.
***
Надо мной столпились несколько человек.
– Господи Иисусе, счастливый ты сукин сын.
Я застонал и вытаращил глаза в сторону говорившего. Голос был похож на голос пилота. Приятно было видеть его лицо.
– Не ощущаю себя счастливчиком, – выдохнул я.
– Тебя развернуло прямо к нам. Мы уже были в скафандрах, готовились выйти. Все оказалось рассчитано, до секунды. Твой скафандр весь в дырах, буквально сантиметр отклонения, и мы не смогли бы поймать тебя… Как бы то ни было, приятель, ты возвращаешься домой. Медицинское обследование не выявило никаких серьезных проблем. Я думаю, с тобой все будет в порядке.
– Где оно… где Бен?
Люди вокруг меня удивленно переглянулись… а потом до кого-то дошло.
– Бенджамин Уотли? Другой астронавт? Это то, что… кто на тебя напал?
Я кивнул.
– Ну, он улетел, – ответил пилот. – Если это действительно был твой коллега, то мы… что ж, нам очень жаль. У меня такое чувство, что мы пропустили какую-то историю.
– Спросите меня об этом, когда приду в себя, – кашлянул я.
– Что бы с ним ни случилось, в ближайшие часы он войдет в атмосферу Земли.
– И что тогда?
Пилот на секунду задумался.
– Что будет с телом человека при входе в атмосферу? Он сгорит.
Невозможно было игнорировать Бена или звуки, которые он издавал. Больше нет. Ужасные удары сотрясали станцию, их местоположение менялось случайным образом. Это сводило с ума, и не только меня. За последние несколько часов я услышал немало рациональных объяснений. Штаб прислал материалы, которых хватило бы на целую книгу, мнения всех экспертов, каких только можно себе представить. После смерти коллеги я и так боролся со всевозможными странными мыслями, но после выхода в открытый космос они как будто выплеснулись из моей головы и теперь терроризировали других скептиков-единомышленников. Как ни старались, никто в штабе не мог понять, что это такое.
Но у них не было дневника.
После того, что произошло во время выхода в открытый космос, для меня стало первоочередной задачей выяснить, что, черт возьми, произошло. Те цифры, которые записал Бен, не были бредом. Я, подспудно, знал это с самого начала. Дневник будто был написан на другом языке. Тайном, секретном языке. И хотя я так и не разгадал код, даже сейчас, по прошествии стольких лет, я понял, откуда Бен это взял.
Свет.
Хитрость заключалась в том, чтобы углубиться в его исследования. В частности, в один проект, которому он посвятил всю жизнь. Та небольшая комета, ледяной шар, парящий далеко в поясе Кеплера, неподалеку от загадочного места, где Солнечная система заканчивается и начинается великая космическая пустота. Там что-то маленькое и незначительное вращалось, перемещалось и время от времени попадало на солнце, отражая фотоны прямо к нам. Сверкающий кусочек льда, сияющий настолько слабо, что его невозможно было заметить, если только случайно не посмотреть в нужное время в нужном месте.
Как это сделал Бен, всего в десять лет, играя с отцовским телескопом на заднем дворе.
Огонек в темноте. Огонек, который сигнализировал нескольким приборам, настроенным Беном для записи каждой вспышки излучения. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Тук. Тук. Тук.
Из двоичного в шестнадцатеричный и далее… Боже, там что-то еще. Что-то говорило с ним.
Что-то там, в космосе, говорило с ним.
Я не знаю, что напугало меня больше. Стуки ожившего Бена, который колотил по станции, неотвратимая угроза, подобравшаяся к самому порогу, или мысль о том, что нечто в пустоте нашептывало человеку неизвестные секреты на протяжении последних двух десятилетий. Эта идея, порой, захлестывала меня целиком, стоило задуматься о ней дольше, чем на несколько мгновений. Я так и не понял, о чем шла речь в сообщениях, но, тем не менее, был потрясен. Не только благодаря маленькому дневнику Бена, который содержал сотни, тысячи рукописных записей. Но и благодаря прямой трансляции, которую он успел настроить на своем компьютере и преобразовать код в звук. Он бился, словно ушной червь на стероидах, был похож на белый шум под кислотой, этот поток чуждых идей, от которых я терялся и пускал слюни, если засиживался у динамика слишком долго. Короче говоря, у меня был доступ к сигналу не более нескольких дней, но к концу я почувствовал, что мозги вот-вот вытекут из ушей. Но Бен… Бена пичкали этим с детства. А мы, идиоты, потратили годы на прослушивание космоса, запись случайных сигналов и ожидание – на исследование того, чего никто из нас по-настоящему не надеялся понять. Логично было предположить, что сигнал стал причиной его смерти. И, что еще хуже, того, что случилось после. А был ли он причиной его полета в космос?
Был ли Бен, которого я знал, просто иллюзией, маской?
Звук… свет, исходящий оттуда. Это казалось неправильным. Не мягкое затишье, не завывание сирены… сигнал был мрачным и всепоглощающим. Почему Бен поддался ему? Почему делал все, что от него требовали? Много ли он прожил ради себя, своих нужд и желаний?
В одном я точно уверился, проводя дни напролет под аккомпанемент яростных воплей Бена снаружи станции, независимо от того, ЧТО с ним говорило…
Оно было враждебным, и я не мог позволить этому попасть на Землю.
***
– Рейнольдс, мне велели подобрать тебя несколько нестандартным способом.
Я усмехнулся, застегивая скафандр. Это еще мягко сказано.
– И что они сказали? – Я надел шлем и инициировал открытие двери.
– Есть опасения по поводу заражения, – ответил пилот. – Не знаю, что под этим подразумевается. Не уточнили, их беспокоит биологическое или химическое заражение. На мой взгляд, все звучит одинаково странно. Но мы должны забрать тебя во время выхода в открытый космос. Это правда?
– Да.
– Ага. Ты согласен? Мне сказали, что мы можем подойти на расстояние около 200 метров, но остальное тебе придется покрыть за счет двигателей костюма. Это нечто. Переход от станции к шаттлу… Такого раньше никто не делал.
– Я прекрасно осознаю риск. Просто смотрите в оба.
На этот раз настала его очередь усмехаться.
– На что тут смотреть? – весело воскликнул пилот.
– Увидишь – поймешь.
***
Я проделал весь путь спиной к шаттлу, дрейфуя к нему медленно, но с постоянной скоростью. Неустанно обшаривая глазами космос в поисках любых признаков присутствия Бена. Время от времени я замечал вспышку чего-то красного, намек на движение, скрытое за панелями и антеннами станции, четкий знак, что он все еще снаружи, прячется где-то поблизости. Пока Бен оставался там, я знал, что со мной все будет в порядке. Но все это время продолжал ждать, что вот-вот он объявится, что напряжение перерастет в опасность для жизни, которая, и я это прекрасно знал, поджидала меня. Но время шло и я приблизился к шаттлу без происшествий. Пилот сообщил, что я нахожусь в нескольких метрах от него и пора разворачиваться, что я и сделал, плавно двигаясь по кругу, как ныряльщик, возвращающийся на поверхность.
Я стоял спиной к станции не более нескольких секунд...
– Хм. Странно.
Слова пилота звучали беззаботно, но то, что бросилось ко мне совершенно к этому не располагало. Бен, незаинтересованный в моем спокойном отбытии на Землю, несся ко мне от станции на всех парах. И, не имея возможности затормозить, врезался в меня на полной скорости, впечатал меня в дверь шлюза, закрутил, и мы оба, улетели прочь кувыркаясь в невесомости, еще до того, как команда осознала, что меня атаковало.
На этот раз он напал спереди. Карабкался по моему костюму, словно монструозное насекомое, а у меня перед глазами вращалась бесконечная пустота. Звезды слились в белые линии, шаттл проносился на краю зрения то тут, то там, совершенно произвольно. Тошнотворно и страшно – вот как это было, и я молил Бога о том, чтобы суметь выровняться до того, как все полетит к черту, но даже это было ничто в сравнении с монстром, цепляющимся за скафандр. В какой-то момент он подполз так, что я смог его хорошенько разглядеть, впервые за несколько дней. Очень близко. Почти интимно. Даже сквозь стекло шлема, разделявшее нас, я видел такие резкие и поразительные детали, что на мгновение застыл в ужасе, лишь смутно осознавая, что пилот в панике вопит:
– Господи Иисусе, что это, черт возьми, за тварь? Рейнольдс, бери контроль! Еще немного, и мы не сможем помочь. И что бы ты ни делал, заруби себе на носу: эта мерзость не поднимется на борт моего шаттла!
Я хотел ответить, но был занят тем, что пытался отбиться от Бена, который теперь представлял собой россыпь зазубренных красных кристаллов разного размера. Некоторые из них были размером с кухонный нож, другие – со швейную иглу. Худший кошмар скафандра. Прокол не привел бы к немедленной декомпрессии, о которой вы, вероятно, подумали. Нет, у меня осталось бы несколько минут, прежде чем воздух, заполняющий костюм, рассеялся бы, а вот уже после этого легкие мои отказали бы, кровь закипела, а вода в глазах, носу, ушах и других мягких тканях начала испаряться и рваться наружу. Что-то вроде обморожения на быстрой перемотке. Но проколы были не единственной моей проблемой. Я знал, что должен помешать Бену схватиться за шлем. Не знаю, имело ли то, что оживило его, доступ ко всем его воспоминаниям, но Бен точно знал, как снять шлем снаружи, так что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы держать его мерзкие пальцы подальше от моей шеи. Прокол оставил бы мне достаточно времени, чтобы залететь в шаттл, но без шлема я был бы обречен на очень мучительную смерть.
Поэтому я сопротивлялся, как мог, зная, что все зависит от того, сумею ли я его отпихнуть. Но Бен и вел себя, словно верткое насекомое, и постоянно ускользал из-под моей руки, стоило только приготовиться его как следует толкунть. Его пальцы с желтыми ногтями легко находили зацепки на костюме, а я будто пытался сделать хирургический шов на виноградине в кухонных рукавицах… Надежды отделаться от него обычным способом не осталось, но у меня было кое-что еще. Инерция. Все это время мы бешено вращались, и эта сила была едва ли не единственным, что пыталось разъединить сцепившиеся тела. До сих пор я боролся с этим, но зачем? В последний момент, осознав, что у меня остался один выход, я наполовину включил двигатели и решил усилить почти неконтролируемое вращение.
Неконтролируемое вращение – кошмарный сценарий, которого боится любой астронавт. Люди имеют неправильную форму, и как только вы начинаете вращаться более чем по одной оси, применение большего усилия, скорее всего, только усугубит ситуацию. Исправление требует огромного опыта и проницательности, и даже в этом случае нет гарантии, что будет возможность это остановить. Более вероятно, что к тому времени, когда вы поймете, что нужно делать, сознание угаснет быстрее, чем получится что-либо предпринять. А дальше только смерть.
И это был мой единственный шанс.
Я ускорил вращение и продолжал ускоряться, удерживая кнопку, пока центробежная сила не потянула Бена все дальше и дальше к верхней части костюма. Вот куда привела нас инерция. Два почти симметричных объекта, готовых в любой момент разлететься в противоположных направлениях. Бен держался дольше, чем я. В какой-то момент мои конечности ослабли, в глазах потемнело, и я бессильно опустил руки, больше не в силах бороться с монстром. Но к тому времени Бен тратил все силы на то, чтобы просто удержаться, и больше не мог нападать или возиться с моим шлемом. В конце концов, даже ему пришлось уступить, потому что крутились мы все быстрее и быстрее, будто все американские горки, на которых я был, слились в одну и помножились на миллион…
Последнее, что я запомнил перед тем, как потерял сознание, – чудовищное лицо Бена, улетающее в пустоту.
***
Надо мной столпились несколько человек.
– Господи Иисусе, счастливый ты сукин сын.
Я застонал и вытаращил глаза в сторону говорившего. Голос был похож на голос пилота. Приятно было видеть его лицо.
– Не ощущаю себя счастливчиком, – выдохнул я.
– Тебя развернуло прямо к нам. Мы уже были в скафандрах, готовились выйти. Все оказалось рассчитано, до секунды. Твой скафандр весь в дырах, буквально сантиметр отклонения, и мы не смогли бы поймать тебя… Как бы то ни было, приятель, ты возвращаешься домой. Медицинское обследование не выявило никаких серьезных проблем. Я думаю, с тобой все будет в порядке.
– Где оно… где Бен?
Люди вокруг меня удивленно переглянулись… а потом до кого-то дошло.
– Бенджамин Уотли? Другой астронавт? Это то, что… кто на тебя напал?
Я кивнул.
– Ну, он улетел, – ответил пилот. – Если это действительно был твой коллега, то мы… что ж, нам очень жаль. У меня такое чувство, что мы пропустили какую-то историю.
– Спросите меня об этом, когда приду в себя, – кашлянул я.
– Что бы с ним ни случилось, в ближайшие часы он войдет в атмосферу Земли.
– И что тогда?
Пилот на секунду задумался.
– Что будет с телом человека при входе в атмосферу? Он сгорит.
Помните ли вы
уникальную игру «ГЭГ: Отвязное
приключение»? В своё время она буквально
взорвала сознание игроков, предложив
нечто совершенно оригинальное и ни на
что не похожее. Те, кто хотя бы раз
столкнулся с ней, уже никогда не забудут
увиденное. Я сам принадлежу к числу тех,
кто наблюдал за проектом со стороны, не
играя в него самостоятельно, но даже
этого было достаточно, чтобы он осталась
в моей памяти навсегда, оставив
неизгладимый след.
Сегодня
я хочу предложить вам эксклюзивное
интервью с Ярославом Кемницем – одним
из авторов этого знакового для
отечественного геймдева проекта. В нём
он расскажет историю появления студии
«ZES't Corporation», поделится множеством
интересных подробностей о создании
«ГЭГ: Отвязное приключение», а также
забавными воспоминаниями тех лет.
Прочитав это интервью, вы узнаете, как
раньше создавались игры, в какой атмосфере
проходил этот процесс, и получите
отличное настроение, окунувшись в
ностальгический вайб нашего прошлого.
Даже если вы не фанат этой игры или
никогда о ней не слышали, это интервью
наверняка подарит вам удовольствие и
позволит ощутить тёплую атмосферу
ушедшей эпохи!
Биография,
приведшая к ГЭГу
Я
очень хотел заниматься астрономией и,
как бы это дико ни звучало, космонавтикой
(Ярослав Юрьевич Кемницокончил
МИИГАиК
– Институт Геодезии, Аэрофотосъемки и
Картографии – потому что там был
факультет оптико-электронного
приборостроения, связанный с космическими
исследованиями). Первые 10 лет я работал
в сфере непилотируемого космоса,
занимался производством ракет и
оптических приборов для астроориентаторов.
Но в 1991 году всё начало разваливаться,
зарплаты не платили, и я решил заняться
любимым делом – искусством. Несколько
лет жил за счёт продажи своих графических
работ, по-нищенски правда, но иногда
удавалось что-то заработать. Период
работы над «ГЭГ» был самым уникальным
в моей жизни: никто не мешал заниматься
тем, чем хотелось, и я мог самостоятельно
принимать решения.
Мы
начинали одновременно с другими ребятами,
которые до сих пор терпеливо продвигают
свои продукты в игровой индустрии. Но
для меня было вообще нереально постоянно
заниматься одним и тем же, как Олег
Медокс, который всю жизнь делает свой
«ИЛ-2 Штурмовик». Ужас! Всю жизнь работать
над ИЛ! То есть я очень уважаю этот труд,
но играть в него не могу – у меня просто
нет столько пальцев, чтобы нажать все
эти кнопки одновременно))) На самом деле,
конечно, выигрывают те, кто сосредотачиваются
на чём-то одном и упорно долбят в эту
точку.
В те
времена у меня был забавный опыт: в 1991
году состоялся фестиваль «Аниграф»,
где я представил свой минутный мультфильм
«Тяжёлый случай». Это был первый фестиваль
компьютерной графики, но его организаторы,
не нашли ничего лучшего, чем в качестве
председателя жюри выбрать того, кто
терпеть её не мог –
Гарри
Бардина. И,
конечно, он сказал, что всё это очень
плохо. Тем не менее, мне всегда хотелось
создавать цифровых людей и миры, которые
потом и вылились в «ГЭГ».
Мультфильм
«Тяжелый случай»,
к сожалению, звук не сохранился...
Могу
сказать, что постоянно придумывал
различные технические идеи. Я разработал
алгоритм Морфинга
ещё в 1985 году, когда работал на машине
VAX.
Правда реализовать эту идею удалось
только в 1999 году, когда запустил первый
Новогодний огонёк на REN TV, используя
подставные головы политиков. Это был
совершенно другой проект, который
кардинально отличался от ГЭГа, хотя и
имел одно сходство: студия бухала как
звери. На эти праздники иногда даже
заходил генеральный продюсер канала
Дмитрий Лесневский, потому что, когда
мы начинали праздновать чей-то день
рождения, здание начинало ходить ходуном,
и утихомирить ни меня, ни мою студию не
мог никто на канале.
Иногда,
когда задумываюсь, кто я по профессии,
до сих пор не могу точно себе ответить.
Вот сейчас – вроде как художественный
руководитель анимационной студии, а до
этого был художественным руководителем
и режиссером VR-студии. В 1999 году я сделал
полуторачасовой первый дипфейк – этот
Огонек. А популярны дипфейки стали
только 10-15 лет спустя. Мы снимали дублёров,
на которых натягивали лица политиков,
используя довольно-таки извращенную
технологию, которую я написал на Паскале.
Наверное, тогда я ближе всего был к
понятию шоураннера – человека,
запускающего проект.
С чего всё начиналось?
Изначально
у нас не было чёткой структуры студии,
и в те времена люди в России слабо себе
представляли, как правильно
создавать игры. История нашей компании
начиналась очень прикольно.
Дело
в том, что изначально я занимался
космосом, но в какой-то момент понял,
что все это рассыпается и мне хочется
заниматься кино. Об играх я тогда особо
не думал, потому что еще как такового
направления толком и не было, но в голове
что-то такое сидело... Именно поэтому,
когда от одного из институтов Министерства
обороны замаячил заказ на игру-симулятор
(это было, кажется, в 1992 году), я им
предложил своих рисованных персонажей,
из которых понаделали всяких генералов.
Симулятор БМП был моей первой работой
и как геймдизайнера, и как художника, и
как аниматора. Уже не вспомню, как это
получилось, но кто-то сосватал меня
военным, которым был нужен компьютерный
тренажер для офицеров. У них тогда было
принято все делать через всякие схемы,
таблицы и графики: вводишь циферки –
получаешь другие и проверяешь, правильно
ли. Ваять такое было дико скучно, и я им
сделал полноценный графический симулятор:
вместо цифр на экране появлялся генерал,
который отдаёт приказы, а ты в ответ
жмешь на рычажки на панели боевой машины.
Водитель, механик и другие военные
персонажи тоже что-то говорили, добавляя
реализма. В общем получилась такая
типичная игрулина, но задачи решали
серьезные, поэтому назвать ее игрой
было ни-ни!
Отрывок из симулятора БМП,
к сожалению, звук не сохранился...
Но
меня всегда интересовала анимация
персонажей, причём неважно, трёхмерная
или двумерная. Например, когда мы делали
новогодние огоньки, то использовали
морфинг. В то время не было современных
редакторов, в которых можно было что-то
нарисовать. Был Autodesk Animator Pro – очень
примитивненькая программа, в которой
приходилось рисовать по пикселям. И вот
представьте себе: нарисовать какого-нибудь
генерала, да еще сделать его говорящим.
Конечно, там был предусмотрен какой-то
твининг (автоматизированное создание
промежуточных кадров на базе ключевых
– прим.
ред.),
но он был настолько убогим, что твинингом
его назвать было сложно. Сегодня то, что
он делал, с натяжкой можно было бы считать
onion-skin (дословно – луковая кожура –
техника в анимации, когда для удобства
рисования промежуточных кадров
полупрозрачно выводятся два соседних
– прим.
ред.).
И
я задумался о том,
что
тогда уже были Fido и Compuserve, американские
сети для общения, и что вообще есть целое
направление, где можно получить
изображения для взрослых. Понятное
дело, легальных картинок никаких не
было, но народ всегда увлекался
определёнными качествами девушек. И я
попросил знакомого, он мне скинул десяток
картинок, из которых я методом
selection-copy-paste из определённых мест этих
девушек сделал генералов и полковников.
Поэтому они все были очень кучерявыми,
черноволосыми и губастыми.
FidoNet
Мы делали этот проект втроём:
я, программист Андрей Саржевский (с
которым мы вместе делали ГЭГ) и Эдуард
Юозапавичюс (по-современному –
джуниор), и
всё было написано на Паскале. Ну и когда
всё это заглохло, этих анимашек было
дофигища: выскакивающие командиры,
БТРы, приборы какие-то –
всё было
сделано с использованием автодесковского
формата FLIC. И что самое интересное, в
ГЭГе используется он же, но с определёнными
дополнениями: мы его синхронизировали
со звуком (по-умолчанию этого не было).
После
проекта Андрей начал искать новую работу
и вдруг наткнулся на нашего будущего
инвестора Леонида Куралина, который
пригласил Александра Копова (именно он
играет Гарри – прим.
ред.)
– они были старыми друзьями, занимались
торговлей компьютерами и ещё чем-то.
Андрей показал моё безумное по тем
временам творчество, да ещё и со звуком.
К этому моменту мы с Эдуардом уже сделали
2D-скелетную анимацию.
И когда я пришел, познакомился
с Александром и Леонидом, это был такой
ключевой момент, потому что тогда все
мои решения были абсолютно безбашенными.
Леонид, как инвестор, знал, что не хочет
спонсировать что-то серьёзное, вроде
какого-нибудь Wolfenstein, напротив, он мечтал
воплотить море фарса на экране. И вот
он понял, что нашёл того, кто думает
примерно так же, и мы начали работу в
1994-м году, или даже в конце 1993-го.
Как я уже сказал, инструментов
разработки никаких не было, только-только
появились Windows 3.1 и Photoshop. Так что на
старте нас снова было только трое: я,
Андрей, Александр (и Леонид как инвестор).
Мы начали думать, что со всем этим делать,
ведь у нас не было сценария. Да мы даже
и не знали, как его писать!
Ярослав Кемниц и Александр
Копов
Разработка
началась с комнаты Гарри – тогда он ещё
не назывался Гарри Таскером, даже Гарри
не назывался. Просто комната, над которой
мы пытались как-то развлекаться, сделать
некий интерактив. Вообще на тот момент
не было понятия геймдизайн, геймстудия
или соответствующих профессий. Были
зачаточные трёхмерщики, которые в
основном работали с AutoCAD, делая
архитектурную визуализацию или ещё
что-то, а программисты в основном работали
в разных специфических областях. По
большому счёту, первый год мы очень
сильно тупили, потому что надо было
создавать средства производства. Мне
хотелось делать персонажей морфингом,
но Саша был против, он хотел, чтобы они
были съёмочными. Правда, несмотря на
желание, я на тот момент не был готов к
морфинговой анимации. Это позже, в
2000-х, когда пошёл на ТВ, там я уже
развернулся с новогодними огоньками и
всё это смог реализовать. Для съёмок
нужно было думать, как снимать видео и
перегонять его на компьютер, ведь весить
это будет всё очень много. Инструментов
никаких не было, ни платы захвата, ничего.
У меня до сих пор лежит Matrox, которая
появилась в 1998 году и стоила порядка 10
000 долларов, но тогда и этого не было.
Перегоняли эти видеозаписи какими-то
безумными транскодерами. А ведь нужно
было ещё снимать на хромаке (синий/зелёный
фон – прим.
ред.)
и как-то откеивать (отделение объекта
от фона – прим.
ред.).
Вот так выглядела карта
комнаты Гарри, это была первая документация.
Здесь роспись всех роликов с блок-схемами,
логикой и прочими делами. Это был
настоящий жесткач! Вы бы знали, сколько
раз приходилось всё переделывать!
Первые эксперименты начались
с того, что я написал программу для
кеинга на Delphi, это была какая-то жуть.
Сама игра писалась на C или C++, а инструменты
я создавал на Delphi, потому что всю жизнь
работал на Паскале – для меня это было
быстрее и проще. Так вот, одним из первых
инструментов, помимо очень сложно
реализованного кеинга, была программа,
которая модифицировала автодесковский
формат FLIC в необходимый нам. В оригинальном
формате каждый кадр сжимался RLE-алгоритмом,
и даже самый маленький ролик весил
просто немерено. А я написал программу,
которая делала шумовую обработку, а
потом записывал в этот формат только
разницу между кадрами, дельту – и объем
сразу уменьшался в разы. Собственно
говоря, первые ролики мы сделали вот
таким образом.
Сначала сценарием занимался
Саша, а его структурой, географией
локаций и наложением сценария на
географию – я. Первую версию ГЭГа, его
фрагменты мы сделали на C, но когда нужно
было что-то поменять, я понял, что это
плохой вариант. Потому что у нас тогда
уже было три программиста, и когда они
начинали вносить изменения в код, всё
начинало сыпаться. Тут я и понял, что
это неверный путь и надо писать язык
сценариев, на котором уже делать все
правки. По сути дела, после этого ГЭГ
превратился просто в обычный плеер, в
который подгружался сценарий, обращающийся
к картинкам, видео и звукам. Это очень
сильно помогло процессу разработки. А
потом, когда мы уже вылизали этот
сценарный движок, мы писали для него
всякие редакторы, чтобы координаты
локаций прописывать не вручную, а грузить
картинку и указывать на ней. Это было
примитивное визуальное программирование.
По сути, я был не главным программистом,
а архитектором программного обеспечения,
в то время как главным программистом
был Иван Блинов, который сейчас живёт
в Америке. Я просто задавал задачи,
облик, что должно быть, а ребята уже это
дело реализовывали. При распределении
работы нужно было решать, кто какое
помещение делает, кто работает над
анимацией и другими вещами, поэтому я
был, наверное, в роли геймдизайнера.
Тут как раз к нам пришли Джеймс
Неудовлетворенкин и Серж Басси – два
человека, которые принесли ГЭГбой. Мы
воткнули секс-тетрис в игру и поняли,
что должны быть и другие мини-игры.
А
кто занимался сценарием и как было
рождено столько интересных идей?
Сценариста
как такового у нас не было, как я уже
говорил, им занимался Саша, а я впоследствии
стал соавтором. Но вообще очень много
шуток и всяких приколов приносили
практически все ребята. Вот, например,
идея с зеркалом (аллюзия на «Десперадо»)
– это Саня придумал. А Косорыловка,
из которой надо собрать механизм для
воздушного шара в Corel Draw (была в те времена
такая очень своеобразная и мощная
программа для растровой и векторной
графики с запоминающимся логотипом в
виде воздушного шара с раскраской
радугой – прим.
ред.)
– это идея Макса, нашего трёхмерщика.
Он родился и вырос в закрытом городе
Арзамасе, на который у него была аллергия,
и, соответственно, там все пили непонятные
спиртные напитки, в результате чего он
принёс
идею о Косорыловке.
Или, например, рассказываю историю
появлениякрокодила:
когда я был маленьким, мы с родителями
были в Прибалтике и оказались в аптеке
одного из городов. Она выглядела как
будуар Марго со шкафами из красного
дерева и всякими склянками, а под потолком
висел Крокодил! И это на меня такое
сильное впечатление произвело, что я
решил ввести его в игру! Что касается
зайца, я уже не вспомню, кто принёс эту
идею – она, наверное, лежала на поверхности,
– тогда реклама зайчиков с батарейками
Energizer была повсюду. И мы сразу решили
этого зайчика пристрелить, потому что
он отовсюду выскакивал. Поэтому очень
многие вещи были додуманы и придуманы
практически всей командой. Да, Саша
следил за структурой сценария, но гэги
придумывали не только он и я, но и все
остальные участники.
Кстати, был такой очень смешной
момент…
Полноценного
офиса у нас не было, это была жилая
квартира, и уже в те годы этого было
делать нельзя. Но мы, когда приходили
какие-нибудь люди, выходили в трусах и
изображали, что живем здесь (хотя
фактически, так оно и было). Но иногда,
когда все уезжали, очень много дорогой
техники оставалось без присмотра, один
компьютер стоил тысячи полторы-две
долларов. А еще мы бэкап делали на
сидюшнике, а пишущий CD-привод стоил
несколько тысяч долларов и болванки
каждая по 50 долларов. К этому можно
добавить сканер плёнки. То есть все это
было довольно-таки дорого, поэтому на
ночь, когда все уходят, нам нужен был
охранник. И пришел такой соответствующий
своей фамилии бывший милиционер Боря
Смешнов (к сожалению, не знаю его судьбы,
хоть и пытался как-то его отыскать, но
не смог). И Боря был такой жизнерадостный,
постоянно улыбающийся, тощий, как швабра,
человек. Помимо того, что он вызвался
ночами следить за оборудованием, он ещё
делал какие-то игрушки, маленькие
аркадки, типа «Хоникса».
И Боря говорит: «А можно мне в чём-нибудь
принять участие? – Да ради Бога!». И вот
в результате Боря из охранника превратился
в полноценного члена команды. И я всех,
кто делал разные задачи, не старался
причесать под одну гребенку, как это
было положено, хоть мне и говорили умные
люди, что все должно быть в едином стиле.
А я им отвечал, что это скучно! Это
неинтересно! Это у вас единый стиль в
этих ваших всяких программах, играх и
прочем. Скукота, все одинаковое. Не, у
нас будет эклектика!
Так вот, Боря был очень сильно
курящий и его руке принадлежат два
коридора, ведущих в комнату Марго и
кабинет Маркиза из холла, отличительной
чертой которых была дикая накуренность.
Мне говорили: «Очень тут туманно», а я
отвечаю: «Боря же курит». С точки зрения
правильного дизайна это было нехорошо.
Но я просто себе представил, что будет,
если нашу идею сделать правильными
средствами: это был бы пустой, очень
скучный и ненужный коридор. Собственно
говоря, именно поэтому у нас все помещения
очень сильно отличались друг от друга.
Так что каждый, кто приходил
в команду, попадал в такую атмосферу,
что сразу начинал творить. Вспомнить
хотя бы Сергея Кузьмина, что делал
шагоход Маркиза, причём с самого нуля:
сам придумал, сам натрехмерил, сам
анимировал. В конце этот аппарат плясал,
а ваш покорный слуга ему показывал, как
он должен это делать. Вы только представьте
себе, как это выглядело: я перед ним
плясал, а Серега расставлял ключи!)
А в чем делали трехмерку?
Только
в 3D Studio. Потому что к тому моменту, когда
мы практически доделали игру и занимались
её отладкой, у нас появился пылесос
О2от
Silicon Graphics и в нем была Майя. Он сильно
проигрывал в рендере обычному пентюху
прошке (Pentium
Pro–
прим.
ред.),
хотя это вроде совершенно другого класса
машина. А стоил, извини меня, вместе с
Майкой 30 штук грина. Это были безумные
деньги! Для сравнения, пентюховая машинка
стоила порядка двушки (тысяч
долларов–
прим.
ред.).
SGI O2
Если не секрет, откуда были
такие большие деньги для разработки?
Лёня,
наш инвестор (Леонид Куралин –
прим.
ред.).
Я особо не вдавался в подробности его
дел, но знаю, что у него был бизнес в
совершенно разных областях. Просто в
свое время Саня (Александр Копов – прим.
ред.)
занимался контрабандой процессоров,
памяти и хардов из Сингапура, и как-то
на этой почве он с Лёней
и познакомился. Саня был, по сути дела,
компьютерным спекулянтом, а Лёня был
уже сформировавшийся бизнесмен,
обладающий достаточно большими
средствами, которому просто хотелось
реализовать свою идею. И этим он был
очень увлечен! Кстати, в роли маркиза
выступал его отец, профессиональный
актер. Надо сказать, что все Лёнины
сотрудники, которые к нам приезжали,
были в полном шоке от того, как был
устроен у нас рабочий процесс. Например,
его бухгалтер приходил и говорил:
«Их
надо всех выгнать, уволить!». Но Лёня
понимал, что если из нас сделать
«правильную
команду»,
то никакого ГЭГа не будет, именно поэтому
у нас были совершенно разные люди.
Однажды пришел к нам мальчик
в оранжевых штанах, такой вот тинейджер
той эпохи, которого звали Димка – ему
было 14 лет. И говорит: «Я хочу у вас
работать». Я спрашиваю: «А что ты умеешь
делать?» И он показал сделанный в Autodesk
Animator мультфильм «Колобок». На мой вопрос
«А почему «Колобок»?» Димка ответил,
что это же русская народная сказка!
Посмотрев на то, что у него получилось,
могу сказать, это был просто адский
трэш! Всё это было сделано убого и через
жопу, но… чувствовалось, что перец наш!
Парень старался, и для него не было
никаких правил или законов.
Вообще
я хочу сказать, что, с моей точки зрения,
это очень хорошая школа для ума. Потому
что, например, сейчас объяснить человеку,
как программировать только на ассемблере,
практически в машинных командах, очень
сложно – люди падают в обморок. А тогда
другого выхода не было. И свои первые
редакторы и всякие программы я писал
на ассемблере, выискивая где-то в разных
местах документацию об архитектуре
видеокарты. До сих пор помню, как я
разбирался, что регистр не так, а вот
так программировать надо, и что он
обратным фронтом… Сейчас эти слова
почти никто не понимает. И по большому
счету, в наши дни я был бы ко всем этим
вещам не готов. Это то же самое, что
сейчас ты сам будешь проявлять фото-
или кинопленку. И в этом плане, с
программной точки зрения, тогда всё
было очень трешово. Но, несмотря на
сложности, моей главной идеей было то,
что всё должно быть как в жизни: если
все музыканты будут писать одинаковую
музыку, а художники рисовать, как положено
в академии, будет тоска зеленая! Не
появится никаких Ван Гогов, Дали и т.д,
и все будут малевать одно и то же.
Рабочие будни в ZES`t Corporation
Сюжет и
логика
Фишкой ГЭГа было то, что мы
шли против правил. Когда мне люди
говорили, что надо делать шутеры, я к
тому времени уже был взрослым мальчиком
и по-своему смотрел на такие советы.
Были моменты, когда Гарри просыпается
и стреляет по факсу (мы
сделали интерфейс из Дума),
потом по сюжету надо было с бензопилой
за зайчиком гоняться. У нас трёхмерных-то
составляющих особо не было, лишь игра,
в которой ты ходишь по подземелью-канализации.
И что самое удивительное, меня что-то
пробило, и даже не знаю зачем, но я сделал
полноценный лабиринт, который был честно
запрограммирован. Народ, конечно, там
охреневал, но мне казалось, что фейковый
лабиринт делать нечестно, если делать,
то настоящий! И по нему действительно
можно было пройти по правилу правой
руки! То есть я сделал полноценную карту,
и игрок, начиная в одной части локации,
в итоге оказывался под юбкой у проститутки.
Потом появились крысы, по которым ты
стреляешь из рогатки. Но, честно говоря,
у меня не получалось их преодолеть, за
меня все всегда проходили, потому что
аркадник из меня никакой.
План канализационного лабиринта.
Мы
проработали больше года, когда вдруг
поняли, что сценарий для квеста, даже с
ветвлением, абсолютно бесполезен.
Гораздо логичнее, и это, вообще-то, лежало
на поверхности, чтобы он выглядел как
карта. Когда тыкуда-то
идёшь, то используешь её хоть на телефоне
и смотришь, куда тебе идти, а не подсказки
«поверни налево, поверни направо». Вот
это было настолько неочевидно! Какой,
нахрен, текст? По сути дела, эти картинки
– это и есть сценарий игры, дополненный
отдельно репликами и, соответственно,
мини-играми.
На этом заканчивается первая
часть интервью с Ярославом Кемницем,
продолжение которого выйдет в ближайшее
время. В нём он расскажет про выход игры
на международный рынок, поделится
историями о разработке мини-игр, об
источниках для вдохновения. Кроме того,
поведает о том, почему сценарий, написанный
Иваном
Охлобыстиным,
не подошёл для их проекта, а также много
других интересных вещей! Подписывайтесь,
чтобы не пропустить!
Я играю в игры больше 25 лет и запомнил их именно такими: душевными и затягивающими, с увлекательными механиками и интерактивностью, без внутриигровой валюты и попыток быть чем угодно, но не игрой. В моём Telegram канале тебя ждут не только обзоры на игры, но и актуальные новости, а также рассуждения о геймдеве. Присоединяйся к сообществу олдфагов!
Статья подготовлена при поддержке компании TimeWeb Cloud.
В штаб-квартире спохватились слишком поздно. Я уже нырнул в скафандр к тому времени, как они поняли, что шлюз закрылся. Я правильно выбрал время. Прошла как раз половина смены, и я сказал, что хочу осмотреть скафандр, убедиться, что все в порядке. Запутал их. Отвлек. Они не сразу поняли, что я делаю. Хотя, технически, они все еще могли остановить процесс на любом этапе. Могли сделать что угодно из штаба. Но я пригрозил, что введу ручное управление, и отключу их к чертовой матери от системы. Все, что они могли противопоставить – пригрозить мне трибуналом по возвращении. Слабая угроза для того, кто рискует вообще не вернуться на Землю. В конце концов, они отступили. Знаете, как трудно построить космическую станцию в тайне? И, на самом деле, только она и была важна: если бы выход в открытый космос не удался, станция осталась бы на месте. Полностью под контролем штаб-квартиры. Актив стоимостью в миллиард долларов, смирно ждал бы следующей сверхсекретной миссии.
На кону была моя жизнь, а не их. Я смирился с этим. И они смрирились, припертые к стенке. К тому времени, когда дверь, наконец, открылась и я смог осторожно выбраться наружу и обогнуть бортик, держась за фасад станции, штаб-квартира уже подключилась к камерам и направляла меня к месту назначения. Но в тот момент для меня все это было фоновым шумом. Их голоса, короткие гудки, постоянные данные о температуре внутри скафандра и расстояния до корпуса станции. Бессмысленность. Все это. Важен был только звук. Тук-тук-тук.
К этому моменту я не находил себе места. Был встревожен… или скорее напуган. Космос – это сплошные крайности. Жара и холод. Свет и тьма. Тени здесь огромные и странные. Ты входишь в тень Земли и выходишь из нее, кто-то водит рукой перед проектором. А те тени, что отбрасываешь ты сам и окружение особенно черны. Станция с ее бесчисленными трубами и кабелями была прорезана глубокими тенями. Длинными, искореженными, непонятно чем отбрасываемыми. Я то и дело вглядывался в этот хаос света и тени и задавался вопросом, есть ли там вообще что-нибудь, или станция просто разрублена пополам какой-то странной космической силой. Как будто я мог каким-то образом провалиться во тьму. Исчезнуть навсегда.
***
В обычной ситуации я бы счел это прекрасным. В прошлом выходы в открытый космос были для меня почти религиозным опытом. В этот раз ощущение значимости происходящего снова пришло, но совсем по иным причинам. Я чувствовал, что за мной наблюдают. Пытался не обращать внимания, но становилось все труднее и труднее. Я постоянно оглядывался через плечо. Не мог перестать думать о каждом малейшем толчке и вибрации, которые ощущал на корпусе станции. К тому времени, как добрался до места, где привязал тело Бена, я уже балансировал на грани панической атаки. Вся эта часть станции была сейчас погружена в темноту. В такую непроглядную, будто отказало зрение. Только голос из штаба дал мне понять, что Бен лежит всего в нескольких футах от меня. Под их руководством я нашел тело, и когда свет моего скафандра упал на мешок, на металлизированной ткани блеснули иголочки инея. Внутри покоилось тело Бена. Застывшее. Твердое, как камень. Я слегка толкнул его, но безрезультатно. Ремни, удерживающие тело, тоже были на месте, крепкие, как всегда.
– Что еще могло быть причиной этого звука?
– Есть только один вариант. – Безымянный голос на другом конце провода звучал сдержанно, но это стало нормой с тех пор, как умер Бен. Штаб-квартира всегда что-то скрывает..
– Что?
– Мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, как трупы реагируют на изменение температуры в вакууме. Очевидно, что части тела будут замерзать, сосуды расширяться. И другие жидкости. В данный момент мешок покоится на металлическом корпусе, и одна из теорий состоит в том, что кровь может замерзать и сублимироваться, поскольку температура поверхности под ней меняется в зависимости от положения солнца.
Я сморщился, глядя на мешок.
– Сколько именно… крови?
– Мы не можем с уверенностью сказать, сколько могло остаться в теле на данный момент. Только то, что мешок предназначен для хранения этого вещества до возвращения. С помощью приборов на станции мы можем подтвердить, что температура панели, на которой вы стоите, значительно ниже точки замерзания. Все должно быть в... приемлемом состоянии, если можно так выразиться. Жидкость затвердела, скорей всего в один большой комок. – Немного погодя голос добавил: – Это была ваша инициатива. Теперь, когда вы здесь, было бы пустой тратой ресурсов не провести дальнейшее расследование. Загляните внутрь.
Конечно это была моя инициатива. Но почему? Чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство? Нет. Чтобы справиться с безумными мыслями, которые не давали уснуть, наполняя кошмарами то немногое, что было мне доступно во сне. Теперь, стоя на пороге “открытия”, я почувствовал такой страх, что просто поднять руку стоило огромных усилий. И все же у меня не было выбора. Я должен был довести дело до конца.
Сумка открывалась с помощью специально разработанной застежки-молнии. Звука не могло быть, но я услышал, как расходятся инновационные зубцы. Глупо, но, откинув клапан, я могу поклясться, что почувствовал тошнотворное зловоние. Это длилось не более нескольких секунд, но ощущение было таким ярким, что пришлось отвернуться, сощурив глаза, внезапно наполнившиеся слезами. Это все самовнушение. Ничего больше. Здесь нет ни воздуха, ни звуков. Ни запаха. Я сделал несколько глубоких вдохов, надеясь, что происходящее не выбьет меня из колеи окончательно, и заглянул внутрь мешка.
Множество людей, наблюдавших за видеотрансляцией, наверняка ахнули: из моего горла внезапно вырвалось нечто среднее между стоном и писком. Я ожидал чего-то подобного… Боже, в худшем случае ожидал чего-то омерзительного. Синей кожи. Сосулек на ресницах, будто тело лежало в Арктике. Но Бен… Бен преобразился. Огромные зазубренные осколки замерзшей крови торчали из его глаз, ушей и рта, его челюсть вывернулась под неестественным углом, уступив место кровавой сосульке, размером с мое предплечье. Его шея была сломана, тело изодрано в клочья настолько, что куски плоти свисали лентами… А руки царапали лицо уродливыми желтыми ногтями. Они даже оставили бороздки на коже
– Что это, черт возьми, такое?! – Я ни к кому конкретно не обращался, как и люди в штабе: они переговаривались между собой.
– Неисправность в сумке...
– Влияние давления...
– Изменение температуры...
– Нет, нет, это ненормально.! Давайте не будем притворяться, что это нормально!
– Парни! – гомон на том конце разом оборвался, сменившись тишиной. – Что у него с руками?
– Э-э, мышечные спазмы, возможно, вызванные… ну, чем-то, что вызвало необычную реакцию в его кровеносной системе. Может быть, из-за этого его руки прижались к лицу?
– У него царапины на щеках, – ответил я. – А под ногтями кожа. Мы уверены, что он был мертв, когда я выволок его сюда?
Дюжина настойчивых, встревоженных голосов – все отчаянно пытались избежать даже малейшего намека на ответственность – твердили мне, что иной вариант был невозможен. Но, глядя на измученное лицо Бена, я не мог избавиться от сомнений. Я как раз собирался спросить, что делать дальше, когда над станцией взошло солнце. В отличие от Земли, рассвет не подкрадывался, словно сонный кот. Утро наступило внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем. К счастью, скафандр среагировал прежде, чем свет успел ослепить меня, но температура начала быстро подниматься. И что-то под кожей Бена начало подниматься навстречу теплу.
– Это определенно ненормально.
– На данный момент мы не можем предложить более подробной информации о ситуации. Отснятый материал просматривает группа экспертов. – Голос из штаб-квартиры звучал торопливо и как-то механически, будто человек на том конце провода пытался подавить панику. – В настоящее время отдан приказ взять образцы, запечатать мешок и вернуть его на станцию.
– Вы уверены, что мне следует занести это внутрь?
Раздалось какое-то бормотание, затем ответил тот же оператор.
– Забудьте об образцах. Закройте мешок. Возвращайтесь на станцию.
– С удовольствием.
Я тут же застегнул молнию.
Мне не терпелось уйти, я проделал обратный путь быстрее, чем следовало. Ощущение постороннего взгляда охватило теперь все мое тело. Я потерял концентрацию. Несколько раз ударился о борт станции, будто внезапно забыл как управлять костюмом. Я просто не мог отделаться от мысли, что, куда бы я ни посмотрел, кто-то или что-то тут же исчезало с линии зрения. Полная ерунда, конечно. Что может выжить в космосе? Но от этих мыслей легче не становилось. Я не мог не думать о чем-то, что крадется в тени. Стучит по корпусу. Крадется за мной на пути к шлюзу. Добравшись, наконец, до шлюза я почти не владел собой. Если что-то и должно было случиться, то это случилось бы сейчас, когда я стоял спиной к бесконечности. Я никогда не чувствовал себя таким уязвимым.
– О, Рейнольдс…
Этот звук заставил меня подпрыгнуть. Я так сосредоточился на окружении, что напрочь забыл о наблюдателях из комнаты, полной людей, за тысячи миль отсюда.
– Что?
– Рейнольдс, мы, э-э-э... мы видим кое-что… мы не уверены. Мне передали, что тебе следует повременить с возвращением.
Что-то в голосе на другом конце провода заставило мой желудок сжаться. Он звучал не просто озадаченно – а одного этого хватило бы человеку, висящему в гребаном космосе, цепляясь за стенку космической станции, поверьте. Но нет, в голосе было что-то еще.
Страх.
– Мы... регистрируем аномальную активность. Никто здесь, внизу, не знает, что делать дальше. В настоящее время мы запрашиваем информацию у вышестоящих органов. Это беспрецедентно.
– Что происходит?
– Ну... тут сигналы от некоторых биомониторов. От биомониторов Бена.
Последнее слово разнесло остатки моего спокойствия, как удар грузовика.
– Что?
– И еще камеры… сначала мы подумали, что они неисправны. Мешок Бена, он был пуст, а потом… Рейнольдс, мы… мы кое-что заметили.
– Парни. Что происходит?
– Мне запретили говорить больше. Просто… просто подожди.
Я судорожно сжал поручень, сердце бешено колотилось. Дверь шлюза открылась, и я уже готов был наплевать на любые приказы… но человек из штаба завопил мне в ухо, как корабельная сирена:
– Не входи! Рейнольдс. Не делай этого. Не входи в шлюз! Ты не можешь впустить то, что мы сейчас наблюдаем на камерах!
– Если здесь что-то есть, я должен убраться прежде, чем оно доберется до меня!!
Тук-тук-тук.
Я замер, пытаясь осмыслить происходящее.
Я слышал стук. Слышал стук в космическом вакууме. Я посмотрел на свои руки, ноги. Этого не могло быть. Только если…
Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук.
Не поворачивая головы, я перевел взгляд на самый край поля зрения и увидел, как желтый ноготь осторожно постучал по стеклу шлема.
Дрожащий голос из штаб-квартиры прошептал мне в ухо:
– Он на твоем костюме.
Ужас, пронзивший меня, был подобен электрическому разряду. Белый огонь пробежал по венам. Даже не задумываясь, я отреагировал так, словно вдруг обнаружил, что у меня за спиной привязана граната. Только инстинкт. Никакой рациональности. Я закричал и судорожно забился, пытаясь сбросить Бена со спины, но все, чего добился – громкого писка сирены: я повредил костюм.
– Снимите это! – завопил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Снимите это с меня!
Продолжая отчаянно дергаться в пустоте космоса, я, наконец, почувствовал, как что-то соскальзывает по внешней стороне громоздкого костюма. Это немного привело меня в чувство и натолкнуло на самую рациональную за последние полчаса мысль: реактивный двигатель. Я нащупал руками нужную кнопку и влетел в открытую барокамеру, в последний момент повернувшись так, что задняя часть скафандра проскрежетала по раме толстой двери. Оставалось только надеяться, что удар уничтожил нечто, повисшее у меня на спине, но подняв глаза я увидел Бена снаружи. Парил в пустоте и пялился на меня с полным ртом замерзшей крови.
Медленно, со зловещей уверенностью хищника, он готовился войти на станцию.
– Рейнольдс, отойди от двери! Мы инициируем аварийное отключение.
Бен успел запустить внутрь руку, но шлюз захлопнулся, отрубив ее начисто.
Даже в космосе, даже за толстыми стенами станции, я услышал его крик.
В штаб-квартире спохватились слишком поздно. Я уже нырнул в скафандр к тому времени, как они поняли, что шлюз закрылся. Я правильно выбрал время. Прошла как раз половина смены, и я сказал, что хочу осмотреть скафандр, убедиться, что все в порядке. Запутал их. Отвлек. Они не сразу поняли, что я делаю. Хотя, технически, они все еще могли остановить процесс на любом этапе. Могли сделать что угодно из штаба. Но я пригрозил, что введу ручное управление, и отключу их к чертовой матери от системы. Все, что они могли противопоставить – пригрозить мне трибуналом по возвращении. Слабая угроза для того, кто рискует вообще не вернуться на Землю. В конце концов, они отступили. Знаете, как трудно построить космическую станцию в тайне? И, на самом деле, только она и была важна: если бы выход в открытый космос не удался, станция осталась бы на месте. Полностью под контролем штаб-квартиры. Актив стоимостью в миллиард долларов, смирно ждал бы следующей сверхсекретной миссии.
На кону была моя жизнь, а не их. Я смирился с этим. И они смрирились, припертые к стенке. К тому времени, когда дверь, наконец, открылась и я смог осторожно выбраться наружу и обогнуть бортик, держась за фасад станции, штаб-квартира уже подключилась к камерам и направляла меня к месту назначения. Но в тот момент для меня все это было фоновым шумом. Их голоса, короткие гудки, постоянные данные о температуре внутри скафандра и расстояния до корпуса станции. Бессмысленность. Все это. Важен был только звук. Тук-тук-тук.
К этому моменту я не находил себе места. Был встревожен… или скорее напуган. Космос – это сплошные крайности. Жара и холод. Свет и тьма. Тени здесь огромные и странные. Ты входишь в тень Земли и выходишь из нее, кто-то водит рукой перед проектором. А те тени, что отбрасываешь ты сам и окружение особенно черны. Станция с ее бесчисленными трубами и кабелями была прорезана глубокими тенями. Длинными, искореженными, непонятно чем отбрасываемыми. Я то и дело вглядывался в этот хаос света и тени и задавался вопросом, есть ли там вообще что-нибудь, или станция просто разрублена пополам какой-то странной космической силой. Как будто я мог каким-то образом провалиться во тьму. Исчезнуть навсегда.
***
В обычной ситуации я бы счел это прекрасным. В прошлом выходы в открытый космос были для меня почти религиозным опытом. В этот раз ощущение значимости происходящего снова пришло, но совсем по иным причинам. Я чувствовал, что за мной наблюдают. Пытался не обращать внимания, но становилось все труднее и труднее. Я постоянно оглядывался через плечо. Не мог перестать думать о каждом малейшем толчке и вибрации, которые ощущал на корпусе станции. К тому времени, как добрался до места, где привязал тело Бена, я уже балансировал на грани панической атаки. Вся эта часть станции была сейчас погружена в темноту. В такую непроглядную, будто отказало зрение. Только голос из штаба дал мне понять, что Бен лежит всего в нескольких футах от меня. Под их руководством я нашел тело, и когда свет моего скафандра упал на мешок, на металлизированной ткани блеснули иголочки инея. Внутри покоилось тело Бена. Застывшее. Твердое, как камень. Я слегка толкнул его, но безрезультатно. Ремни, удерживающие тело, тоже были на месте, крепкие, как всегда.
– Что еще могло быть причиной этого звука?
– Есть только один вариант. – Безымянный голос на другом конце провода звучал сдержанно, но это стало нормой с тех пор, как умер Бен. Штаб-квартира всегда что-то скрывает..
– Что?
– Мы можем со стопроцентной уверенностью сказать, как трупы реагируют на изменение температуры в вакууме. Очевидно, что части тела будут замерзать, сосуды расширяться. И другие жидкости. В данный момент мешок покоится на металлическом корпусе, и одна из теорий состоит в том, что кровь может замерзать и сублимироваться, поскольку температура поверхности под ней меняется в зависимости от положения солнца.
Я сморщился, глядя на мешок.
– Сколько именно… крови?
– Мы не можем с уверенностью сказать, сколько могло остаться в теле на данный момент. Только то, что мешок предназначен для хранения этого вещества до возвращения. С помощью приборов на станции мы можем подтвердить, что температура панели, на которой вы стоите, значительно ниже точки замерзания. Все должно быть в... приемлемом состоянии, если можно так выразиться. Жидкость затвердела, скорей всего в один большой комок. – Немного погодя голос добавил: – Это была ваша инициатива. Теперь, когда вы здесь, было бы пустой тратой ресурсов не провести дальнейшее расследование. Загляните внутрь.
Конечно это была моя инициатива. Но почему? Чтобы удовлетворить свое нездоровое любопытство? Нет. Чтобы справиться с безумными мыслями, которые не давали уснуть, наполняя кошмарами то немногое, что было мне доступно во сне. Теперь, стоя на пороге “открытия”, я почувствовал такой страх, что просто поднять руку стоило огромных усилий. И все же у меня не было выбора. Я должен был довести дело до конца.
Сумка открывалась с помощью специально разработанной застежки-молнии. Звука не могло быть, но я услышал, как расходятся инновационные зубцы. Глупо, но, откинув клапан, я могу поклясться, что почувствовал тошнотворное зловоние. Это длилось не более нескольких секунд, но ощущение было таким ярким, что пришлось отвернуться, сощурив глаза, внезапно наполнившиеся слезами. Это все самовнушение. Ничего больше. Здесь нет ни воздуха, ни звуков. Ни запаха. Я сделал несколько глубоких вдохов, надеясь, что происходящее не выбьет меня из колеи окончательно, и заглянул внутрь мешка.
Множество людей, наблюдавших за видеотрансляцией, наверняка ахнули: из моего горла внезапно вырвалось нечто среднее между стоном и писком. Я ожидал чего-то подобного… Боже, в худшем случае ожидал чего-то омерзительного. Синей кожи. Сосулек на ресницах, будто тело лежало в Арктике. Но Бен… Бен преобразился. Огромные зазубренные осколки замерзшей крови торчали из его глаз, ушей и рта, его челюсть вывернулась под неестественным углом, уступив место кровавой сосульке, размером с мое предплечье. Его шея была сломана, тело изодрано в клочья настолько, что куски плоти свисали лентами… А руки царапали лицо уродливыми желтыми ногтями. Они даже оставили бороздки на коже
– Что это, черт возьми, такое?! – Я ни к кому конкретно не обращался, как и люди в штабе: они переговаривались между собой.
– Неисправность в сумке...
– Влияние давления...
– Изменение температуры...
– Нет, нет, это ненормально.! Давайте не будем притворяться, что это нормально!
– Парни! – гомон на том конце разом оборвался, сменившись тишиной. – Что у него с руками?
– Э-э, мышечные спазмы, возможно, вызванные… ну, чем-то, что вызвало необычную реакцию в его кровеносной системе. Может быть, из-за этого его руки прижались к лицу?
– У него царапины на щеках, – ответил я. – А под ногтями кожа. Мы уверены, что он был мертв, когда я выволок его сюда?
Дюжина настойчивых, встревоженных голосов – все отчаянно пытались избежать даже малейшего намека на ответственность – твердили мне, что иной вариант был невозможен. Но, глядя на измученное лицо Бена, я не мог избавиться от сомнений. Я как раз собирался спросить, что делать дальше, когда над станцией взошло солнце. В отличие от Земли, рассвет не подкрадывался, словно сонный кот. Утро наступило внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем. К счастью, скафандр среагировал прежде, чем свет успел ослепить меня, но температура начала быстро подниматься. И что-то под кожей Бена начало подниматься навстречу теплу.
– Это определенно ненормально.
– На данный момент мы не можем предложить более подробной информации о ситуации. Отснятый материал просматривает группа экспертов. – Голос из штаб-квартиры звучал торопливо и как-то механически, будто человек на том конце провода пытался подавить панику. – В настоящее время отдан приказ взять образцы, запечатать мешок и вернуть его на станцию.
– Вы уверены, что мне следует занести это внутрь?
Раздалось какое-то бормотание, затем ответил тот же оператор.
– Забудьте об образцах. Закройте мешок. Возвращайтесь на станцию.
– С удовольствием.
Я тут же застегнул молнию.
Мне не терпелось уйти, я проделал обратный путь быстрее, чем следовало. Ощущение постороннего взгляда охватило теперь все мое тело. Я потерял концентрацию. Несколько раз ударился о борт станции, будто внезапно забыл как управлять костюмом. Я просто не мог отделаться от мысли, что, куда бы я ни посмотрел, кто-то или что-то тут же исчезало с линии зрения. Полная ерунда, конечно. Что может выжить в космосе? Но от этих мыслей легче не становилось. Я не мог не думать о чем-то, что крадется в тени. Стучит по корпусу. Крадется за мной на пути к шлюзу. Добравшись, наконец, до шлюза я почти не владел собой. Если что-то и должно было случиться, то это случилось бы сейчас, когда я стоял спиной к бесконечности. Я никогда не чувствовал себя таким уязвимым.
– О, Рейнольдс…
Этот звук заставил меня подпрыгнуть. Я так сосредоточился на окружении, что напрочь забыл о наблюдателях из комнаты, полной людей, за тысячи миль отсюда.
– Что?
– Рейнольдс, мы, э-э-э... мы видим кое-что… мы не уверены. Мне передали, что тебе следует повременить с возвращением.
Что-то в голосе на другом конце провода заставило мой желудок сжаться. Он звучал не просто озадаченно – а одного этого хватило бы человеку, висящему в гребаном космосе, цепляясь за стенку космической станции, поверьте. Но нет, в голосе было что-то еще.
Страх.
– Мы... регистрируем аномальную активность. Никто здесь, внизу, не знает, что делать дальше. В настоящее время мы запрашиваем информацию у вышестоящих органов. Это беспрецедентно.
– Что происходит?
– Ну... тут сигналы от некоторых биомониторов. От биомониторов Бена.
Последнее слово разнесло остатки моего спокойствия, как удар грузовика.
– Что?
– И еще камеры… сначала мы подумали, что они неисправны. Мешок Бена, он был пуст, а потом… Рейнольдс, мы… мы кое-что заметили.
– Парни. Что происходит?
– Мне запретили говорить больше. Просто… просто подожди.
Я судорожно сжал поручень, сердце бешено колотилось. Дверь шлюза открылась, и я уже готов был наплевать на любые приказы… но человек из штаба завопил мне в ухо, как корабельная сирена:
– Не входи! Рейнольдс. Не делай этого. Не входи в шлюз! Ты не можешь впустить то, что мы сейчас наблюдаем на камерах!
– Если здесь что-то есть, я должен убраться прежде, чем оно доберется до меня!!
Тук-тук-тук.
Я замер, пытаясь осмыслить происходящее.
Я слышал стук. Слышал стук в космическом вакууме. Я посмотрел на свои руки, ноги. Этого не могло быть. Только если…
Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук.
Не поворачивая головы, я перевел взгляд на самый край поля зрения и увидел, как желтый ноготь осторожно постучал по стеклу шлема.
Дрожащий голос из штаб-квартиры прошептал мне в ухо:
– Он на твоем костюме.
Ужас, пронзивший меня, был подобен электрическому разряду. Белый огонь пробежал по венам. Даже не задумываясь, я отреагировал так, словно вдруг обнаружил, что у меня за спиной привязана граната. Только инстинкт. Никакой рациональности. Я закричал и судорожно забился, пытаясь сбросить Бена со спины, но все, чего добился – громкого писка сирены: я повредил костюм.
– Снимите это! – завопил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Снимите это с меня!
Продолжая отчаянно дергаться в пустоте космоса, я, наконец, почувствовал, как что-то соскальзывает по внешней стороне громоздкого костюма. Это немного привело меня в чувство и натолкнуло на самую рациональную за последние полчаса мысль: реактивный двигатель. Я нащупал руками нужную кнопку и влетел в открытую барокамеру, в последний момент повернувшись так, что задняя часть скафандра проскрежетала по раме толстой двери. Оставалось только надеяться, что удар уничтожил нечто, повисшее у меня на спине, но подняв глаза я увидел Бена снаружи. Парил в пустоте и пялился на меня с полным ртом замерзшей крови.
Медленно, со зловещей уверенностью хищника, он готовился войти на станцию.
– Рейнольдс, отойди от двери! Мы инициируем аварийное отключение.
Бен успел запустить внутрь руку, но шлюз захлопнулся, отрубив ее начисто.
Даже в космосе, даже за толстыми стенами станции, я услышал его крик.
Я живу на 2 города — Питер и Москва и работаю в сфере маркетинга/стартапов. Мы ищем новые продукты и сервисы, которые только выходят на рынок и начинаем мониторить их стратегию PR и коммуникации. Смотрим как и где они проявляются и успешность их действий — вдохновляемся их тактикой для продвижения своих/союзных проектов или для проектирования новых.
Тема знакомств с деятельными деятелями в ИТ давно актуальна для меня — так за 5 лет родилось много наших совместных проектов в сфере HR, Social, Gamedev, Saas, Media. Посещаю большинство крупных конф в Санкт-Петербурге и Москве. Мероприятия — мой основной источник знакомств, которые имеют реальные шансы становиться крепкими профессиональными связями.
Есть много сайтов с карточками мероприятий, которые имеют внушительные фильтры — составить поисковой запрос можно любой сложности, но будут ли такие митапы, конференции? Можно искать по своему городу и сфере — тогда получается уже быстрее, но сделать это надо на 5 основных сайтах. А еще есть локальные сообщества в ТГ, которые делают малочисленные, но “ламповые” встречи.
Короче, поиск ивентов меня привел к идее сделать ТГ-канал, где буду емко выкладывать все найденные публичные мероприятия. Я уже итак это делаю. Да, уже есть каналы с подборкой инвентов и я на все, наверное, подписана, но:
почти не интересуют ивенты те, что не в Питере/Москве (про крупные будет итак известно)
не нужно про вебинары (на Ютубе итак можно будет найти интересующие записи конф, особенно на английском)
Делать канал про оффлайновые мероприятия сразу в двух городах вижу не оптимальным решением — главная идея в том, что бы писать кратко и не постить не актуальные строчки. Поэтому каналов будет 2:
Привет, я Noado и я пишу авторские посты о мотоциклах. Пикабушник @wolfram665 предложил мне купить типичные дешёвые маркетплейсные (далее маркет) беруши и сравнить с Alpine MotoSafe Tour (далее альпины). Ну таки вот)
173 рубля (слева) против 2500 (справа)
Всего 173 рубля за две пары, чего мы паримся за 2500, да?) Даже кейс как у @wolfram665 на скриншоте, да и беруши те же. Кейс, к слову, днище. Вот та дуга сбоку оторвалась при первом же открытии. Пипка в центре уже с трудом фиксирует крышку, а я ведь пару раз открыл всего. Но может дело в самих берушах? Берём одну, втыкаем, смотрим.. в смысле слушаем!
размер шляпок похож, длина у маркета больше
Первое впечатление: странный отзвук на улице у шоссе. Слышали как полощется флаг на ветру? Вот какой-то такой похожий волнообразный звук от шума шоссе. Есть только со стороны воткнутой беруши, я иду с одной по улице. Очень длинная "палка", возможно она создаёт этот странный звуковой эффект. В шлеме будет неудобно и в целом затычка менее комфортная, ощущается жёсткой пробкой.
ммм, отлив-очка
По форм-фактору становится понятно, что отверстие сзади есть, но нет спереди. Конечно же, оно не продувается. Это приведёт к ощущению заложенности ушей при перепаде высот, не ясно как производитель позиционирует маркет-беруши как "для путешествий", в самолёте с ними точно будет некомфортно.
А отверстия-то и нет. С той стороны есть, а с этой - нет.
Беру вторую берушу от Alpine и начинаю гонять генератор частот. Само собой мои ухи не лаборатория, тест субъективен. В основном маркетные беруши глушат сильнее, но где-то - паритет, при этом диапазон не получается разделить на 2-3 сектора, разброс странный и немного отличается если поменять местами, видимо и уши у меня слышат неодинаково. От тонов перехожу к музыкальным трекам как к звукам, которые мне хорошо известны. Тестируемые треки, если кому-то интересно: Erdling - Mein Element (индастриал), Lindsey Stirling - Senbonzakura(скрипка + электронная), Nimff - SynthCity (синты), 2Cellos - Livin' On A Prayer (классика, виолончель), Мельница - Дороги (фолк)
Относительно чистого уха для маркета нужно сдвигать баланс звука в сторону беруши +85%, если ориентироваться на общее звучание, при этом верха теряются. Для альпинов в то же песне +50%, при этом по сравнению с маркетом долетает больше баса, но верха тоже теряются.
Если использовать разные беруши, то надо двигать в сторону маркета. Насколько - зависит от ведущего инструмента в треке, от 4% до 20% в сторону маркета. При этом верхов нет и там и там, но звук у альпинов более артикулированный и ближе к оригинальной песне, маркет глушит и верха и низы, теряется и чёткость звука и остаётся только середина. Отдельного упоминания заслуживает бас, при какой-то длительности он начинает звучать так будто ты снаружи клуба а внутри играет клубняк, то есть и приглушенно, и сдвинуто по частотам, и как через "трубу". Общее ощущение от маркета - будто купил наушники в "смешных ценах", середину кое-как играют и всё.
Вывод
Если сравнивать эти два комплекта для мотоциклиста по этому короткому и необъективному тесту, я бы выбрал Альпины. Потому что маркетные сильно дешевле, но делают не то. Они искажают улицу и глушат частоты неизбирательно, вдобавок не оставляя канала для воздуха. Но и ценник несравним, 173 рубля у маркета против 2500 у мото-беруш. Чем-то напоминает мне ситуацию со штангенциркулем. Я купил дешевый с экраном. Он иногда промахивался на 0,1мм, ощущался расхлябаным и жрал батарейку. А потом я купил тот что до сотых долей. Он не болтается, он не тратит батарейку в выключенном виде, он дороже и он тупо лучше. Также и тут. Если задача сэкономить основная - 200 рублей нестрашная сумма на эксперимент. Но вот результат будет не так хорош и удобен.
Послесловие
Напомню, что у меня естьТГ-каналс анонсами, новостями и краткими очерками, которые слишком малы для полноценных постов. Спасибо всем, кто поддерживает творчество.
25 июля группа подростков во главе с главным героем фильма «Пятница 13-ое» Трентом решает приехать в лагерь на Хрустальном озере, где их уже ждет радушный хозяин Джейсон, чтобы устроить подросткам незабываемые лесные приключения.
Добро пожаловать в рубрику – КиноДата. В ней мы делимся датами из кино, соответствующими дню в реальности.
Подписывайтесь тут или в нашемTelegram-канале, а если знаете интересную дату из кино – кидайте в комментариях.
В этой статье я расскажу, как с помощью конструктора «Бот в блокноте» легко и просто создать Телеграм-бота, не имея ни малейших знаний о программировании. Вам не понадобятся блок-схемы, переменные или магические заклинания. Вместо этого, вы сможете собрать своего бота для программы "Тайный покупатель", а также для сбора и обработки статистики по ней.
Тайный покупатель. Инструкция по созданию бота
Конструктор «Бот в блокноте» — это интуитивно понятный инструмент, созданный специально для тех, кто хочет автоматизировать свои задачи без лишних сложностей. С его помощью вы сможете быстро и эффективно настроить телеграм-бота, который поможет вам в реализации проекта «Тайный покупатель». Посетите демо-страницу https://BotPad.ru, чтобы увидеть его в действии.
Основные термины, которые вам понадобятся:
Квиз (диалог) — это последовательность вопросов, которые ведут пользователя через опрос.
Лид — пакет ответов на квиз, обогащенный служебными данными (время, контактные данные, количество баллов и правильных ответов и т.д.).
Сегментация — присваивание пользователю группы на основании его ответа. Например, пользователь отвечает на вопрос о половой принадлежности и записывается в соответствующий сегмент.
Используя «Бот в блокноте», вы сможете создать сложные и многоуровневые квизы, собирать лиды и сегментировать пользователей для более точной аналитики и последующих действий.
Подготовим краткий опрос для экономии места и улучшения читаемости. В конце статьи будет ссылка на подробный и проверенный каркас опроса, который вы сможете немного подкорректировать в обычном блокноте и использовать в своей деятельности, чтобы держать руку на пульсе, знать и понимать, что происходит в вашем бизнесе. Мы разберем весь процесс по шагам, чтобы вы могли самостоятельно создать эффективный инструмент для оценки работы вашего бизнеса.
Сбор вопросов
Ниже для статьи я использую сокращенный вариант каркаса. Полный вариант и каркасы диалогов других тематик можно найти на моем GitBook https://core4.gitbook.io/botpad/shablony-dialogov. Там же расположена подробная инструкция для конструктора.
Каркас опроса — это заранее подготовленный шаблон, содержащий последовательность вопросов и возможных ответов, которые используются в квизе (диалоге) для сбора информации от пользователей. Он структурирует процесс опроса, делая его логичным и удобным как для респондента, так и для аналитика.
Для демонстрации возможностей конструктора, рассмотрим пример опроса для программы «Тайный покупатель» в сети кафе с залом и продажей на вынос. Допустим, у нас три точки. Вопросы должны быть четкими и конкретными, чтобы получить точные данные: --------- Каркас опроса ----------- Какое кафе вы посетили? >Точка №1 по Адресу 1-1 >Точка №2 по Адресу 2-2 > Точка №3 по Адресу 3-3
Как вы оцениваете чистоту и ухоженность территории около кафе? > Очень чисто > Чисто > Приемлемо > Грязно > X: Очень грязно | Расскажите что именно было грязным или пришлите фото Насколько легко было найти кафе?> Очень легко > Легко > Средне > Трудно > T:Очень трудно | Расскажите о сложностях поиска
Другие вопросы… > Другие ответы…
X: Дополнительные комментарии, замечания или предложения по улучшению работы кафе. Пришлите текстом, голосом, видео или фото
F: Пришлите фото чека
Ваши ответы приняты, в ближайшее время наш сотрудник свяжется с вами и пришлет бонус за прохождение теста > Ok
--------- /Каркас опроса -----------
Скопируйте каркас диалога и используйте его в конструкторе. Без регистрации ботов и настройки интеграций вы можете увидеть результат за несколько секунд. Просто скопируйте каркас, откройте демо-страницуhttps://BotPad.ruи вставьте каркас в поле ввода. После отправки вы сможете увидеть, как диалог будет выглядеть в демо-боте, а также посмотреть, как будут выглядеть результаты в Google таблицах, в CRM, в закрытой группе Telegram и других интеграциях.
Результаты работы конструктора
Начало диалога в боте, созданное из каркаса будет выглядеть так:
Так каркас превращается в диалог
В конструкторе в диалог можно добавить медиафайлы, боту добавить клавиатуры, разделы и сообщения
Результаты в почте, Телеграм-аккаунте, в Телеграм-группе, будут выглядеть так:
Результаты в виде текста, показываются только вопросы на которые были даны ответы
В закрытой группе ваши сотрудники смогут ответить пользователю и он получит сообщение прямо в боте
В CRM YouGile в колонке Входящие появится новая карточка
Результаты в CRM YouGile
В Гугл Таблицах результаты будут накапливаться
Результаты в Гугл Таблицах
Попробуйте сами! Скопируйте каркас диалога, вставьте в демо-страницу и увидьте, как Ваш бот оживает за считанные секунды!
Некоторое время назад я разработал бесплатного Телеграм-бота для отправки задач в YouGile, российский аналог ушедшего из РФ Trello. Сегодня этот бот получил неожиданное расширение функционала. Изначально бот был создан для удобной постановки задач через Телеграм, но после общения с одним из пользователей, возникла идея расширить его возможности. Пользователь пожелал, чтобы бот мог одновременно отправлять задачи как в YouGile, так и в Trello.
Изначально я предложил использовать API YouGile и указать адрес колонки в Trello для дублирования задач. Однако, возникла проблема: Trello не принимал задачи, отправленные через email. Как выяснилось, пользователь настроил интеграцию с YouGile через email и указал почту Trello для двойной интеграции, на что бот не был рассчитан. Внесение небольших изменений в алгоритм позволило решить эту задачу. Теперь бот отправляет задачи на оба адреса, обеспечивая пользователя необходимым функционалом.
Сейчас я работаю над проектом «Бот в блокноте». Это конструктор, позволяющий без специальных знаний создавать сложные диалоги для Телеграм-ботов, включая подсчет баллов и отслеживание правильных ответов. В проекте предусмотрена возможность отправки результатов в различные сторонние сервисы, такие как Google Таблицы, группы в Телеграм, и, конечно же, в YouGile. Теперь, с пониманием почтовой интеграции, я вижу возможность отправки данных также и в Trello, а возможно, и в другие сервисы, поддерживающие прием задач через email.
Эта статья получилась небольшой, но может быть полезной для тех, кто использует одновременно YouGile и Trello.
Нас здесь было всего двое. Бен умер очень тихо. Меня известили пронзительные сигналы тревогои мигающие огни. Вырвали из объятий сна зловещей какофонией. Я еще не успел вылезти из спальника, а смарт-часы уже разрывались от полудюжины сообщений об отказе систем.
Я не осознавал, что происходило, пока не начал трясти бесчувственного Бена. Белки его глаз закатились. Кровь скопилась в ушах, словно красное желе. Вязкая. Красная капля болталась мерзким наростом в невесомости. Меня затошнило от одного взгляда на это. Позже в штаб-квартире сказали, что Бен умер от аневризмы. Один случай на миллион. Странная смерть на низкой околоземной орбите.
И что теперь? Мысль пришла, когда паника улеглась и я, наконец, осознал реальность происходящего.
Штаб-квартира прислала мне редко используемый и редко обсуждаемый документ, в котором описывался протокол действий. Тела представляют особую угрозу в условиях микрогравитации. Порядок нарушается. Твердое вещество превращается в жидкость. Жидкость – в газ. Первое, что мне нужно было сделать, это поместить тело Бена туда, где очень холодно и нет кислорода. Где он не представлял бы опасности ни для себя, ни для меня. В место изолированное, но из которого легко было бы его извлечь. Вывод был очевиден. Я знал, что они предложат, еще до того, как добрался до этой части буклета. Все произошло так быстро… Бен был еще теплым, когда я укладывал его в специальную сумку, рассчитанную на то, чтобы выдерживать космический вакуум. Я все ждал, что он запротестует, складывая в сумку непослушные конечности и выгибая опухшие суставы. И так шаг за шагом. Одна молния за другой. Мне пришлось не раз напоминать себе, что он уже не пожалуется на неосторожность. Момент казался почти интимным, хотя, конечно им не был. Для близости нужны двое людей. К тому моменту Бен был просто мясом.
Выход в открытый космос сам по себе был чем-то особенным. Мешок, в который было упаковано тело Бена, раздулся в вакууме, и я инстинктивно почувствовал желание исправить то, что натворил. Он же прямо там, но – человек! А человек и космос не должны так тесно соприкасаться… Притрагиваясь к пакету, я все еще чувствовал его под тонким, как бумага, материалом. Сгиб локтя. Кончик носа. К тому времени, когда я добрался до места назначения, его тело уже казалось хрупким. Прикрепить его к станции было технически просто. Оставить висеть там – почти физически невозможно.
После такого не возвращаются. День спустя я начал собирать его вещи. Это был какой-то катарсис, успокоивший меня. Я рассортировал его вещи с некоторой отстраненностью. Большинство оказались общими, неинтересными. Фотографии, на которых он со своей собакой. Экземпляр книги Майкла Ши. Сертификат с отличием от НАСА, который он получил всего в десять лет. Во время нашей первой встречи он рассказал мне, что открыл комету. Через телескоп на заднем дворе… НАСА разрешило ему дать ей название и все такое. Именно так он понял, что хочет стать астронавтом. Описал это как призвание. Бен был таким. Настоящий бойскаут. В жизни у него не было никаких недостатков.
Можно подумать, что, учитывая наше прошлое, мы должны были быть друзьями. Двое мужчин отобранных на основе подробного психологического анализа. Вместе мы смоделировали несколько миссий на Марс. Две на земле. Одну в космосе. Все они были строго засекречены. Следующей по плану была официальная экспедиция на Марс, после чего весь проект сделали бы достоянием общественности. Но если хочешь, чтобы два человека работали вместе, только вдвоем, в изоляции, почти целый год, главное – не найти двух парней, которые стали бы лучшими друзьями. Главное – найти людей, которые не будут раздражать друг друга. Ни ненависть, ни любовь. Найти двоих, каждый из которых может жить сам по себе, но не возражает против общества второго. За время, проведенное вместе, мы с Беном успели познакомиться, но особо не сблизились. Не стали названными братьями, лучшими друзьями, ничего такого. Мы так хорошо работали именно потому, что в нашей дружбе не было ничего сложного. Никаких ставок. Не из-за чего было спорить. Для меня Бен был хорошим парнем, но и только. Я полагал, что он был простым человеком. Никаких темных секретов. Никаких серьезных проблем, о которых стоило бы говорить.
Дневник изменил мое мнение.
Он был приклеен скотчем к внутренней панели компьютера на рабочем месте Бена. Он хотел спрятать его среди своих вещей, буквально на виду, в месте, откуда легко было бы достать тетрадь. Потрепанные листы и пожелтевшие страницы делали дневник похожим на какой-то древний артефакт. Последнее, что я ожидал найти на космической станции. Из-за кожанной обложки я чуть было не принял его за какую-то личную библию, что-то вроде потрепанного фолианта, прямиком из рук ошалевшего проповедника, выкрикивающего проклятия в адрес дьявола, но внутри все было написано от руки и совершенно не напоминало священное писание.
Каракули. Формы. Фразы повторялись и разбивались на части. Некоторые из них были записаны даже в двоичном коде. Это было похоже на разгул фантазии ребенка или бред сумасшедшего. Я подумал, что он, возможно, делал упражнения на осознанность: бессмысленные каракули, помогали Бену собраться с мыслями в стрессовые моменты. Но это не объясняло, почему он прятал дневник и почему цифры и рисунки казались странно упорядоченными. Я не знаю, как это точно описать. Единственное, что я понимал: эта книжонка была крайне важна для него. Каждый грамм веса в челноке учитывается. Если ты что-то берешь с собой, это не будет каким-то случайным хламом, подхваченным с полки в последнюю минуту. Бену пришлось бы опустошить дневник. Я предполагаю, не без оснований, что он держал содержание в секрете. Один взгляд на эти каракули, и НАСА отправило бы его на психологическую экспертизу еще до конца дня. Но размер и вес тетради нужно было как-то зарегистрировать и учесть. Она не могла попасть на сюда случайно, вот, что я хочу сказать. Я изучал дневник больше часа, пытаясь понять, что это. Перелистывал страницу за страницей, вглядывался в ряды цифр, странные фракталы, что-то похожее на нечто среднее между глазом и рисунком атома из учебника. Учитывая то, как развивались его писательские и художественные способности на протяжении всей книги, я начал подозревать, что он с детства что-то постоянно дописывал, что только прибавляло ситуации загадочности.
Я думал, что никогда не проникну в суть книги, пока, прочитав примерно три четверти, не наткнулся на еще одну страницу, заполненную бесконечными рядами цифр. Только на этот раз одна из строк была подчеркнута, а рядом неровно и сердито нацарапано одно-единственное слово. Единственный кусочек английского или любого другого человеческого языка на всех этих страницах. Единственное, что написано так, что может иметь смысл для живого человека. Само это слово заставило меня замереть на месте. У меня кровь застыла в жилах.
170318042636 Аневризма.
Подозрение, которое посетило меня, было сродни безумию. Борясь с настойчивым желанием проверить данные с биомонитора Бена, я называл себя сумасшедшим за то, что просто допустил эту мысль… Но полдюжины разных компьютеров подтверждали все. Точное время смерти Бена – 17 марта 2018 года, 04:26 часов и 36 секунды.
Думаю, после этого я не шевелился добрых пятнадцать минут. Просто смотрел на данные, пока мозг пытался переварить гигантское, невозможное осознание.
Бен знал, когда умрет.
Конечно, я пытался найти этому рациональное объяснение. Любой бы так поступил. Я придумал полдюжины причин, по которым он мог бы написать то, что написал. Ни одна из них не была утешительной, хотя, по крайней мере, вписывалась в более рациональное мировоззрение. Возьмем, к примеру, идею о том, что Бен покончил с собой именно в этот момент, чтобы исполнить какое-то пророчество, которое записал за несколько дней или даже часов до того. Было ли это хорошо? Что это значило для меня? Не обращайте внимания на проблемы логистики (например какой яд можно было использовать здесь, на станции?). Давайте просто предположим, что он так и сделал. Остается вопрос, почему? И я не смог найти подходящего ответа. Конечно, я тщательно прошелся по этой дневнику в поисках еще каких-нибудь подсказок. Лучше бы я этого не делал. В конце концов я нашел еще одно слово, на этот раз ближе к самому концу. Еще одна дата и временная метка, до которых оставалось шесть недель, и еще одно слово, с болью накорябанное на бумаге неуклюжей рукой.
Самосожжение.
***
– В разрешении отказано.
Я прикусываю губу и глубоко вздыхаю. Потом попробую снова.
– А как же целостность станции?
– Никаких признаков каких-либо неполадок, согласно внешним камерам не установлено.
– Я слышу, как что-то стучит по корпусу.
– На камерах ничего не видно.
– Вот почему мне нужно пойти и посмотреть.
С компьютером трудно спорить. Его не поразишь убийственным взглядом. Штаб-квартира могла бы легко организовать видеосвязь., но они выбрали дистанцироваться. Чтобы было проще сказать "нет".
– Одиночный выход в открытый космос невероятно опасен. – Ответ приходит почти мгновенно. – Микрофоны в корпусе станции не сообщают ни о чем, вызывающем беспокойство. Обычный космический мусор. Ничего, что подтверждало бы сообщения о стуке извне. В разрешении на выход в открытый космос отказано.
Я больше ничего не отвечаю, закрываю окно диалога и задаюсь вопросом, до конца ли они честны. Стук, доносившийся и затихавший в течение последних нескольких дней, был безошибочно различим даже среди всех этих жужжащих машин и моторов. На космических станциях шумно. Нам даже выдали затычки для ушей, чтобы справиться с этим. Но что бы ни стучало снаружи, оно почему-то звучало громче. Или, возможно, учитывая обстоятельства, я просто чувствителен к мысли о чем-то, о чем угодно, бьющемся там в черноте космоса. Нельзя отрицать, что стук раздражает меня. Один из тех звуков, которые невозможно игнорировать, как, например, звук капающей воды в ванне в 3 часа ночи.
Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук.
Никакого ритма на первый взгляд, но в этом, как будто, что-то есть. Скрытое. Зашифрованное. Какой-то смысл или причина. Закономерность, которую мозг фиксирует и от которой не может избавиться.
Как могли микрофоны это пропустить?
***
Спать становится все труднее. Временами мне кажется, что станция вся станция сдает. Материалы здесь то замерзают в лед, то нагреваются до адского жара – нет атмосферы, нет теплопроводности. Под солнечными лучами все нагревается, а с ними уходит и тепло. Обычное дело для всего, что находится в космосе. Но это не мешает мне задуматься о том, что станция – всего лишь куча металла, хрупкая куча металла, а не неприступная крепость. Она может развалиться. Сломаться. Треснуть. Согнуться и растянуться. Это как смотреть на крыло самолета во время турбулентности – напоминает, что ты лишь мартышка внутри модной игрушки. Могла сломаться и порвать. Сгибаться и растягиваться.
А что, если что-то оторвется? Что-то. О, ха-ха! Я строго придерживался этого мнения поначалу, спрашивая себя, что будет, если какая-нибудь антенна, ремешок или кусочек металла отвалится и начнет биться о корпус? Будет плохо. Но, конечно, на самом деле я думаю о другом. Хотя в штаб-квартиру писал именно об этом. Снова и снова. Но на самом деле у меня в голове блуждает мысль, что, возможно, Бен каким-то образом вырвался на свободу. И, конечно, это не так уж глупо, не так ли? Специально сконструированный мешок, в котором он находится, – тот, что отводит все газы, образующиеся при разложении, сохраняя при этом целостность тела, – совершенно новый. Знаете, сколько раз его проверяли? Ни одного. Ни разу. Бен был первым. Так что, конечно, молния может расшататься. То, что это технология космического века, не означает, что она сложная. А Бен привязан снаружи, как рождественская елка к семейному седану.
Может быть один из ремней порвался, и теперь он то и дело ударяется о борт. Забудем, что снаружи нет ничего, что могло бы спровоцировать это. Нет воздуха. Ни ветерка. Если бы он высвободился из мешка, то просто уплыл бы немного дальше. Но что-то издает этот звук, и я почти постоянно думаю, что это он.
Единственная проблема в том, что у меня есть камеры. Много. И все они, каждый раз, показывают одно и то же. Мешок, почти не изменившийся с тех пор, как я в последний раз видел его лично, крепко привязан к корпусу станции. Это должно меня успокоить. Должно, но не успокаивает. Что-то там снаружи, постукивает по корпусу. А потом пропадает. А потом снова… Никакой закономерности. Никаких причин. Никакой корреляции. Стук приходит и уходит, по-видимому, выбирая время так, что доставить побольше беспокойства.
Заснуть трудно по многим причинам. Достаточно сильный стук – да. Но не только. В последнее время мои ночные кошмары нашли новый сценарий. Чернота. Холод. И я заключен в удушающую пленку. Снова пронизывающий холод. Непрекращающаяся агония, яростная борьба за освобождение – вот что скрывает черная пустота кошмара. Как и все очень страшные сны, эти окрашивают мои мысли на весь остаток дня, и с каждым разом мне становится все труднее избавиться от этого ощущения. Я старался терпеть. Есть слона по частям. Взять мое душевное смятение, положить его в коробку, написать на крышке “расстроен" и сидеть, раскачиваясь взад-вперед в ожидании спасения. И это лишь один из вариантов. Хороший. Но одно маленькое слово останавливает меня на пути к тому, чтобы затаиться, сдаться и игнорировать собственное безумие.
Самосожжение.
***
Из штаб-квартиры пришло сообщение с датой отправки шаттла. Я довольно долго размышлял, не было ли это просто каким-то большим экспериментом. Все эти совпадения. Масштаб. Они отправили сообщение с тремя восклицательными знаками в теме письма. Как будто офицеру связи на другой стороне не терпелось сообщить хорошие новости. В кои-то веки они проявили профессионализм. В конце концов, организовали шаттл, чтобы забрать меня после того, как высадили нескольких ребят на МКС. Мне повезло, что это произошло так скоро. Гений логистики позволил нам с Беном вернуться обратно, не привлекая особого внимания. Они сказали, что я должен быть им очень благодарен.
Но я просто ошеломлен. Дата четко совпадает с той второй из дневника Бена. Учитывая время в пути, я войду в атмосферу Земли точно в то время, когда наступит предсказанный момент. Я готов к тому, что случится ошибка, грелка окажется не на месте, двигатель сработает не вовремя... Что-нибудь, что угодно, пойдет не так, и я брошусь навстречу смерти в горящей металлической трубе…
Готовый к самосожжению.
Если это не Бен там выстукивает, я хочу это знать. Мне нужно знать. Я рациональный человек. Скептик. Я не верю, что природа может породить человека, способного предсказать свою смерть с точностью до секунды. Я также не верю, что этот человек вообще может предсказать мое поведение. Но я всего лишь животное. Я сделан из мяса. Уязвимый. Оголенный нерв в мире острых скал. И я не люблю рисковать. Это слово. Самосожжение. Оно неслучайно. Это не случайность. На орбите, наверху, в пустоте, заполненной чистым кислородом, пожар был постоянной угрозой. Цифры Бена не выходят у меня из головы. Я должен убедиться, что все в порядке. Убедиться, что нет ошибок и проблем. Если я отказываюсь принимать его это предсказание, кто знает, быть может удасться воспрять духом? Что мог сделать Бен, столкнувшись с аневризмой? Ничего! Кроме как сдаться. Пожар. Несчастный случай. Такого рода вещей можно избежать. Главное, чтобы все было в рабочем состоянии. Главное, чтобы все было там, где должно быть.
Что они знают в штаб-квартире? У них лишь камеры и удаленные операторы. Этого недостаточно. В этой консервной банке нет никого, кроме меня. Зачем вообще отправлять людей в космос, если не доверяешь их инстинктам и суждениям?
Нас здесь было всего двое. Бен умер очень тихо. Меня известили пронзительные сигналы тревогои мигающие огни. Вырвали из объятий сна зловещей какофонией. Я еще не успел вылезти из спальника, а смарт-часы уже разрывались от полудюжины сообщений об отказе систем.
Я не осознавал, что происходило, пока не начал трясти бесчувственного Бена. Белки его глаз закатились. Кровь скопилась в ушах, словно красное желе. Вязкая. Красная капля болталась мерзким наростом в невесомости. Меня затошнило от одного взгляда на это. Позже в штаб-квартире сказали, что Бен умер от аневризмы. Один случай на миллион. Странная смерть на низкой околоземной орбите.
И что теперь? Мысль пришла, когда паника улеглась и я, наконец, осознал реальность происходящего.
Штаб-квартира прислала мне редко используемый и редко обсуждаемый документ, в котором описывался протокол действий. Тела представляют особую угрозу в условиях микрогравитации. Порядок нарушается. Твердое вещество превращается в жидкость. Жидкость – в газ. Первое, что мне нужно было сделать, это поместить тело Бена туда, где очень холодно и нет кислорода. Где он не представлял бы опасности ни для себя, ни для меня. В место изолированное, но из которого легко было бы его извлечь. Вывод был очевиден. Я знал, что они предложат, еще до того, как добрался до этой части буклета. Все произошло так быстро… Бен был еще теплым, когда я укладывал его в специальную сумку, рассчитанную на то, чтобы выдерживать космический вакуум. Я все ждал, что он запротестует, складывая в сумку непослушные конечности и выгибая опухшие суставы. И так шаг за шагом. Одна молния за другой. Мне пришлось не раз напоминать себе, что он уже не пожалуется на неосторожность. Момент казался почти интимным, хотя, конечно им не был. Для близости нужны двое людей. К тому моменту Бен был просто мясом.
Выход в открытый космос сам по себе был чем-то особенным. Мешок, в который было упаковано тело Бена, раздулся в вакууме, и я инстинктивно почувствовал желание исправить то, что натворил. Он же прямо там, но – человек! А человек и космос не должны так тесно соприкасаться… Притрагиваясь к пакету, я все еще чувствовал его под тонким, как бумага, материалом. Сгиб локтя. Кончик носа. К тому времени, когда я добрался до места назначения, его тело уже казалось хрупким. Прикрепить его к станции было технически просто. Оставить висеть там – почти физически невозможно.
После такого не возвращаются. День спустя я начал собирать его вещи. Это был какой-то катарсис, успокоивший меня. Я рассортировал его вещи с некоторой отстраненностью. Большинство оказались общими, неинтересными. Фотографии, на которых он со своей собакой. Экземпляр книги Майкла Ши. Сертификат с отличием от НАСА, который он получил всего в десять лет. Во время нашей первой встречи он рассказал мне, что открыл комету. Через телескоп на заднем дворе… НАСА разрешило ему дать ей название и все такое. Именно так он понял, что хочет стать астронавтом. Описал это как призвание. Бен был таким. Настоящий бойскаут. В жизни у него не было никаких недостатков.
Можно подумать, что, учитывая наше прошлое, мы должны были быть друзьями. Двое мужчин отобранных на основе подробного психологического анализа. Вместе мы смоделировали несколько миссий на Марс. Две на земле. Одну в космосе. Все они были строго засекречены. Следующей по плану была официальная экспедиция на Марс, после чего весь проект сделали бы достоянием общественности. Но если хочешь, чтобы два человека работали вместе, только вдвоем, в изоляции, почти целый год, главное – не найти двух парней, которые стали бы лучшими друзьями. Главное – найти людей, которые не будут раздражать друг друга. Ни ненависть, ни любовь. Найти двоих, каждый из которых может жить сам по себе, но не возражает против общества второго. За время, проведенное вместе, мы с Беном успели познакомиться, но особо не сблизились. Не стали названными братьями, лучшими друзьями, ничего такого. Мы так хорошо работали именно потому, что в нашей дружбе не было ничего сложного. Никаких ставок. Не из-за чего было спорить. Для меня Бен был хорошим парнем, но и только. Я полагал, что он был простым человеком. Никаких темных секретов. Никаких серьезных проблем, о которых стоило бы говорить.
Дневник изменил мое мнение.
Он был приклеен скотчем к внутренней панели компьютера на рабочем месте Бена. Он хотел спрятать его среди своих вещей, буквально на виду, в месте, откуда легко было бы достать тетрадь. Потрепанные листы и пожелтевшие страницы делали дневник похожим на какой-то древний артефакт. Последнее, что я ожидал найти на космической станции. Из-за кожанной обложки я чуть было не принял его за какую-то личную библию, что-то вроде потрепанного фолианта, прямиком из рук ошалевшего проповедника, выкрикивающего проклятия в адрес дьявола, но внутри все было написано от руки и совершенно не напоминало священное писание.
Каракули. Формы. Фразы повторялись и разбивались на части. Некоторые из них были записаны даже в двоичном коде. Это было похоже на разгул фантазии ребенка или бред сумасшедшего. Я подумал, что он, возможно, делал упражнения на осознанность: бессмысленные каракули, помогали Бену собраться с мыслями в стрессовые моменты. Но это не объясняло, почему он прятал дневник и почему цифры и рисунки казались странно упорядоченными. Я не знаю, как это точно описать. Единственное, что я понимал: эта книжонка была крайне важна для него. Каждый грамм веса в челноке учитывается. Если ты что-то берешь с собой, это не будет каким-то случайным хламом, подхваченным с полки в последнюю минуту. Бену пришлось бы опустошить дневник. Я предполагаю, не без оснований, что он держал содержание в секрете. Один взгляд на эти каракули, и НАСА отправило бы его на психологическую экспертизу еще до конца дня. Но размер и вес тетради нужно было как-то зарегистрировать и учесть. Она не могла попасть на сюда случайно, вот, что я хочу сказать. Я изучал дневник больше часа, пытаясь понять, что это. Перелистывал страницу за страницей, вглядывался в ряды цифр, странные фракталы, что-то похожее на нечто среднее между глазом и рисунком атома из учебника. Учитывая то, как развивались его писательские и художественные способности на протяжении всей книги, я начал подозревать, что он с детства что-то постоянно дописывал, что только прибавляло ситуации загадочности.
Я думал, что никогда не проникну в суть книги, пока, прочитав примерно три четверти, не наткнулся на еще одну страницу, заполненную бесконечными рядами цифр. Только на этот раз одна из строк была подчеркнута, а рядом неровно и сердито нацарапано одно-единственное слово. Единственный кусочек английского или любого другого человеческого языка на всех этих страницах. Единственное, что написано так, что может иметь смысл для живого человека. Само это слово заставило меня замереть на месте. У меня кровь застыла в жилах.
170318042636 Аневризма.
Подозрение, которое посетило меня, было сродни безумию. Борясь с настойчивым желанием проверить данные с биомонитора Бена, я называл себя сумасшедшим за то, что просто допустил эту мысль… Но полдюжины разных компьютеров подтверждали все. Точное время смерти Бена – 17 марта 2018 года, 04:26 часов и 36 секунды.
Думаю, после этого я не шевелился добрых пятнадцать минут. Просто смотрел на данные, пока мозг пытался переварить гигантское, невозможное осознание.
Бен знал, когда умрет.
Конечно, я пытался найти этому рациональное объяснение. Любой бы так поступил. Я придумал полдюжины причин, по которым он мог бы написать то, что написал. Ни одна из них не была утешительной, хотя, по крайней мере, вписывалась в более рациональное мировоззрение. Возьмем, к примеру, идею о том, что Бен покончил с собой именно в этот момент, чтобы исполнить какое-то пророчество, которое записал за несколько дней или даже часов до того. Было ли это хорошо? Что это значило для меня? Не обращайте внимания на проблемы логистики (например какой яд можно было использовать здесь, на станции?). Давайте просто предположим, что он так и сделал. Остается вопрос, почему? И я не смог найти подходящего ответа. Конечно, я тщательно прошелся по этой дневнику в поисках еще каких-нибудь подсказок. Лучше бы я этого не делал. В конце концов я нашел еще одно слово, на этот раз ближе к самому концу. Еще одна дата и временная метка, до которых оставалось шесть недель, и еще одно слово, с болью накорябанное на бумаге неуклюжей рукой.
Самосожжение.
***
– В разрешении отказано.
Я прикусываю губу и глубоко вздыхаю. Потом попробую снова.
– А как же целостность станции?
– Никаких признаков каких-либо неполадок, согласно внешним камерам не установлено.
– Я слышу, как что-то стучит по корпусу.
– На камерах ничего не видно.
– Вот почему мне нужно пойти и посмотреть.
С компьютером трудно спорить. Его не поразишь убийственным взглядом. Штаб-квартира могла бы легко организовать видеосвязь., но они выбрали дистанцироваться. Чтобы было проще сказать "нет".
– Одиночный выход в открытый космос невероятно опасен. – Ответ приходит почти мгновенно. – Микрофоны в корпусе станции не сообщают ни о чем, вызывающем беспокойство. Обычный космический мусор. Ничего, что подтверждало бы сообщения о стуке извне. В разрешении на выход в открытый космос отказано.
Я больше ничего не отвечаю, закрываю окно диалога и задаюсь вопросом, до конца ли они честны. Стук, доносившийся и затихавший в течение последних нескольких дней, был безошибочно различим даже среди всех этих жужжащих машин и моторов. На космических станциях шумно. Нам даже выдали затычки для ушей, чтобы справиться с этим. Но что бы ни стучало снаружи, оно почему-то звучало громче. Или, возможно, учитывая обстоятельства, я просто чувствителен к мысли о чем-то, о чем угодно, бьющемся там в черноте космоса. Нельзя отрицать, что стук раздражает меня. Один из тех звуков, которые невозможно игнорировать, как, например, звук капающей воды в ванне в 3 часа ночи.
Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук.
Никакого ритма на первый взгляд, но в этом, как будто, что-то есть. Скрытое. Зашифрованное. Какой-то смысл или причина. Закономерность, которую мозг фиксирует и от которой не может избавиться.
Как могли микрофоны это пропустить?
***
Спать становится все труднее. Временами мне кажется, что станция вся станция сдает. Материалы здесь то замерзают в лед, то нагреваются до адского жара – нет атмосферы, нет теплопроводности. Под солнечными лучами все нагревается, а с ними уходит и тепло. Обычное дело для всего, что находится в космосе. Но это не мешает мне задуматься о том, что станция – всего лишь куча металла, хрупкая куча металла, а не неприступная крепость. Она может развалиться. Сломаться. Треснуть. Согнуться и растянуться. Это как смотреть на крыло самолета во время турбулентности – напоминает, что ты лишь мартышка внутри модной игрушки. Могла сломаться и порвать. Сгибаться и растягиваться.
А что, если что-то оторвется? Что-то. О, ха-ха! Я строго придерживался этого мнения поначалу, спрашивая себя, что будет, если какая-нибудь антенна, ремешок или кусочек металла отвалится и начнет биться о корпус? Будет плохо. Но, конечно, на самом деле я думаю о другом. Хотя в штаб-квартиру писал именно об этом. Снова и снова. Но на самом деле у меня в голове блуждает мысль, что, возможно, Бен каким-то образом вырвался на свободу. И, конечно, это не так уж глупо, не так ли? Специально сконструированный мешок, в котором он находится, – тот, что отводит все газы, образующиеся при разложении, сохраняя при этом целостность тела, – совершенно новый. Знаете, сколько раз его проверяли? Ни одного. Ни разу. Бен был первым. Так что, конечно, молния может расшататься. То, что это технология космического века, не означает, что она сложная. А Бен привязан снаружи, как рождественская елка к семейному седану.
Может быть один из ремней порвался, и теперь он то и дело ударяется о борт. Забудем, что снаружи нет ничего, что могло бы спровоцировать это. Нет воздуха. Ни ветерка. Если бы он высвободился из мешка, то просто уплыл бы немного дальше. Но что-то издает этот звук, и я почти постоянно думаю, что это он.
Единственная проблема в том, что у меня есть камеры. Много. И все они, каждый раз, показывают одно и то же. Мешок, почти не изменившийся с тех пор, как я в последний раз видел его лично, крепко привязан к корпусу станции. Это должно меня успокоить. Должно, но не успокаивает. Что-то там снаружи, постукивает по корпусу. А потом пропадает. А потом снова… Никакой закономерности. Никаких причин. Никакой корреляции. Стук приходит и уходит, по-видимому, выбирая время так, что доставить побольше беспокойства.
Заснуть трудно по многим причинам. Достаточно сильный стук – да. Но не только. В последнее время мои ночные кошмары нашли новый сценарий. Чернота. Холод. И я заключен в удушающую пленку. Снова пронизывающий холод. Непрекращающаяся агония, яростная борьба за освобождение – вот что скрывает черная пустота кошмара. Как и все очень страшные сны, эти окрашивают мои мысли на весь остаток дня, и с каждым разом мне становится все труднее избавиться от этого ощущения. Я старался терпеть. Есть слона по частям. Взять мое душевное смятение, положить его в коробку, написать на крышке “расстроен" и сидеть, раскачиваясь взад-вперед в ожидании спасения. И это лишь один из вариантов. Хороший. Но одно маленькое слово останавливает меня на пути к тому, чтобы затаиться, сдаться и игнорировать собственное безумие.
Самосожжение.
***
Из штаб-квартиры пришло сообщение с датой отправки шаттла. Я довольно долго размышлял, не было ли это просто каким-то большим экспериментом. Все эти совпадения. Масштаб. Они отправили сообщение с тремя восклицательными знаками в теме письма. Как будто офицеру связи на другой стороне не терпелось сообщить хорошие новости. В кои-то веки они проявили профессионализм. В конце концов, организовали шаттл, чтобы забрать меня после того, как высадили нескольких ребят на МКС. Мне повезло, что это произошло так скоро. Гений логистики позволил нам с Беном вернуться обратно, не привлекая особого внимания. Они сказали, что я должен быть им очень благодарен.
Но я просто ошеломлен. Дата четко совпадает с той второй из дневника Бена. Учитывая время в пути, я войду в атмосферу Земли точно в то время, когда наступит предсказанный момент. Я готов к тому, что случится ошибка, грелка окажется не на месте, двигатель сработает не вовремя... Что-нибудь, что угодно, пойдет не так, и я брошусь навстречу смерти в горящей металлической трубе…
Готовый к самосожжению.
Если это не Бен там выстукивает, я хочу это знать. Мне нужно знать. Я рациональный человек. Скептик. Я не верю, что природа может породить человека, способного предсказать свою смерть с точностью до секунды. Я также не верю, что этот человек вообще может предсказать мое поведение. Но я всего лишь животное. Я сделан из мяса. Уязвимый. Оголенный нерв в мире острых скал. И я не люблю рисковать. Это слово. Самосожжение. Оно неслучайно. Это не случайность. На орбите, наверху, в пустоте, заполненной чистым кислородом, пожар был постоянной угрозой. Цифры Бена не выходят у меня из головы. Я должен убедиться, что все в порядке. Убедиться, что нет ошибок и проблем. Если я отказываюсь принимать его это предсказание, кто знает, быть может удасться воспрять духом? Что мог сделать Бен, столкнувшись с аневризмой? Ничего! Кроме как сдаться. Пожар. Несчастный случай. Такого рода вещей можно избежать. Главное, чтобы все было в рабочем состоянии. Главное, чтобы все было там, где должно быть.
Что они знают в штаб-квартире? У них лишь камеры и удаленные операторы. Этого недостаточно. В этой консервной банке нет никого, кроме меня. Зачем вообще отправлять людей в космос, если не доверяешь их инстинктам и суждениям?
Если вы когда-либо мечтали создать своего телеграм-бота, но вас пугали технические сложности и необходимость программирования или рисования блок-схем, то у меня для вас отличные новости. Представляю вам Бот в блокноте — конструктор телеграм-ботов, который я разработал специально для тех, кто далёк от мира IT, но хочет легко и быстро создать своего бота. В отличие от традиционных конструкторов с блок-схемами, я предлагаю более гибкий и удобный способ работы. Блок-схемы могут быть сложными и запутанными, особенно когда проект становится большим.
Диалог бота созданный в блокноте
В этой статье я расскажу, как возникла идея создать Бот в блокноте, какие возможности и преимущества он предлагает, а также как вы можете начать использовать его уже сегодня. Если вы хотите создать своего телеграм-бота, но не знаете, с чего начать, или ищете способ упростить этот процесс, — эта статья для вас. В дальнейшем я планирую публиковать статьи с конкретными реализациями для разных областей, с примерами и советами, так что подписывайтесь, чтобы не пропустить.
Идея
Год назад, работая над телеграм-ботом для клиента, я задался вопросом: "Можно ли упростить процесс сборки типовых диалогов в боте и записи результата?" Часто при работе над проектами я использую блокнот для набора текста и Excel для сортировки и визуализации. Опираясь на этот опыт, я решил, что списки — это вполне удобный вариант.
Немного истории
В 2017 году, увидев бота в Telegram, я проникся идеей чат-ботов. Казалось, что это возрождение старой технологии станет успешным и облегчит множество рутинных операций. Так родился прототип CMS с рабочим названием "Core4". Основная идея заключалась в том, чтобы собрать все интерфейсы ботов к одному ядру, независимо от источника сообщения. Ядро должно было принимать, понимать и обрабатывать сообщения, давая ответ в понятной мессенджерам форме.
Результатом стал MVP, работающий с ныне запрещенным Фейсбуком, ушедшим Slack, Skype, Telegram, Viber, ВКонтакте, Яндекс.Алисой и даже WeChat. Все функции бота были разделены на плагины с единым интерфейсом обмена данными, что позволило упростить разработку и код. Однако блокировка Telegram в РФ и рост рабочей нагрузки заставили отложить идею в долгий ящик.
Начало
Я написал плагин для Core4, который обрабатывает текстовые каркасы и выводит квизы в боте. Начал с простого опроса:
Третья планета от Солнца?
> Земля
> Венера
> ЛунаВам понравился тест?
> Да
> нет
Как вас зовут?
Оцените сложность теста в баллах от 1 до 10?
Развитие
Задача не сложная, но хотелось большего: ветвлений, проверок. Конструктор стал понимать типы вопросов и ожидаемых ответов:
— «B» - ожидается ответ кнопкой — «P:» — ожидание телефона через кнопку «Поделиться телефоном», — «G:» — ожидание геопозиции через кнопку «Поделиться геопозицией», — «#:» — ожидание отправки контакта или ручного ввода телефона +7(495)123-45-67, + и не менее 8 цифр, допустимы скобки и разделители — «T:» — ожидание текстового ввода, — «D:» — ожидание целого или десятичного числа, — «E:» — ожидание ввода электронной почты — «U:» — ожидание URL-адреса — «Y:» — ожидание ввода даты DD-MM-YYYY или даты времени DD-MM-YYYY HH:II — «H:» — ожидание ввода времени (часы и минуты) HH:MM — «F:» — ожидание отправки файла, — «X:» — любой тип ответа (но не кнопка)
Добавил возможность задавать оценку кнопочного ответа (Верно/Нет) и начислять баллы за ответ. Для ветвления придумал простой вариант: «Если ответили так, задать вопрос». Планирую добавить сегментацию пользователей на основе ответов (она уже есть в конструкторе, пользователи сегментируются, но в каркасе пока не реализована) .
После доработок каркас опроса стал выглядеть так:
Третья планета от Солнца?
> Земля||Y10
> Венера||N
> Луна||N
Вам понравился тест?
> Да||Y50
> нет||N
> X: Расскажу в сообщении|Опишите впечатление текстом, видео или голосовым
T: Как вас зовут?
D: Оцените сложность теста в баллах от 1 до 10?
Уровень ветвлений стал практически неограниченным, но появились сложности в обработке алгоритма. Решение этих вопросов заняло много времени, но в итоге всё получилось.
Допиливаем напильником и шлифуем
Параллельно был написан веб-интерфейс для пост-обработки каркаса. В конструкторах ботов обычно используются блок-схемы связанные друг с другом стрелками, каждый блок описывает действие, каждому ответу назначается переменная, но в блокноте такое не описать, поэтому я выбрал дерево. Дерево не позволяет делать сложные связи, но для опросов оно логически подходит гораздо лучше, вся схема опроса видна и понятна, возможности дерева позволяют легко переносить вопросы с уровня на уровень и менять их местами, в блочной схеме всё выходит гораздо сложнее.
Вид диалога в конструкторе
Не текстом единым
К вопросам нужно добавлять картинки и мультимедиа, без этого красивый квиз не сделать. От идеи добавлять картинки в каркасе пришлось отказаться, т.к. любую реализацию будет не возможно объяснить не подготовленному пользователю. Перенес ее в веб-конструктор и квизы заиграли новыми красками.
Редактирование ответа и вопроса, если выбран этот ответ
В настройках есть возможность запретить повторный запуск диалога, например, если это был тест на оценку знаний, при прохождении квиза замеряется время затраченное на прохождение, это позволит оценить скорость и уверенность отвечающего. В планах — ограничение времени прохождения.
Настройки квиза
В веб-интерфейсе можно сегментировать пользователя по ответам, что даст возможность рассылать информацию по пересечению сегментов. Сегментация уже работает, а рассылки пока в разработке
Полноценная работа
В веб-интерфейсе есть пункт «Клавиатуры бота», где можно создать стандартные клавиатуры для навигации с подключением к ним квизов, в них же можно задать сообщения при выводе клавиатуры. Используя эту возможность можно создавать сложные переходы и вариации. Конструктор на данном этапе предназначен для работы с квизами, но в планах создание привычных блок-схем с более удобными возможностями.
Создаем клавиатуру и назначаем действие кнопок, в планах визуализировать все на блок-схемах
Общаемся с пользователями
Отлично! Квиз работает, вопросы задаются, типы контролируются, кнопку другого ответа бот не примет, полный контроль! И как хранить результаты? В базе данных, но каждый квиз разный по содержанию и объему, поэтому храним в JSON. Отслеживать результаты в админке приятно, но не интересно. Вот бы была возможность сразу ответить пользователю. Например, мы создали квиз-диалог по вопросам поддержки продукта, пользователь выбрал свой продукт, ответил на некоторые вопросы, мы получили заявку и… как ему ответить? Как задать уточняющие вопросы не покидая телеграм? Создадим закрытый форум в телеграм, добавим туда бота, дадим ему права на чтение сообщений и у нас появляется возможность общения с пользователем, причем общаться может не один наш сотрудник, а все кто состоит в закрытой группе (пользователь ее не видит, он общается с ботом)
Так техподдержка или менеджеры видят заявки, отсюда они могут отвечать сразу в бота
Сохраняем и анализируем
Общение через бота важный и нужный формат, но хочется иметь общую картину, сортировать и фильтровать результаты. Таблицы Гугл то, что нужно, но мы не создаем переменные и как тогда записывать результаты… Обойдемся без переменных! Немного магии и все работает с таблицами, при первом прохождении генерируется лист с максимальным количеством колонок (все варианты ответов), каждый отдельный квиз это отдельный лист и ничто не мешает создавать нам несколько квизов, всё будет ясно и понятно. Если пользователь дал правильный ответ, подсветим эту ячейку зеленым, а количество баллов за ответ покажем в примечании, это даст возможность оценивать результаты не отвлекаясь на описание квиза, не нужно помнить правильные ответы и сразу видно, где ошибка в ответах.
Интеграция с Гугл Таблицами позволяет создать аналогичный Гугл Формам сервис, но без настроек и выхода из Телеграм.
Интеграция с Гугл.Таблицами. Мне нравится! А вам?
Передаем диалог в CRM
В работе я использую российский сервис YouGile https://ru.yougile.com/, в свое время я делал бота для публикации задач из Телеграм на доску, он общедоступный и бесплатный, называется «YouGile unofficial bot». Переслали ему сообщение, он опубликовал его на доске и при необходимости отправил дубль на ваш Email — удобно! А квизы могут быть задачами? Могут! Делаю интеграцию результатов квиза с YouGile и получается — простая и легкая CRM! Можно дать ссылку на квиз и его результаты сразу будут переданы менеджерам, после обработки они перенесут их в нужные колонки, добро пожаловать в Agile-style
Обрабатываем заявки в стиле Аджайл
Для тех кто не хочет ничего подключать
Просто укажите в настройках квиза свою почту или ID аккаунта в телеграм (должен быть подписан на бота), и получайте копии диалогов в почту или мессенджер. Ответить оттуда сложно, но не все задачи требуют ответа. Простая, полезная и удобная функция.
В таком виде результат приходит на email и в Телеграм
Для самых продвинутых
Мало возможностей? Укажите в настройках адрес своего сервера, на котором вы хотите самостоятельно обрабатывать результаты квизов и сразу после завершения диалога бот отправит вам все результаты в виде HTML и JSON, приготовьте их по своему или отправьте в другой сервис. Полезно!
Где использовать?
— Создание квизов и опросов — Техническая поддержка клиентов — Дерево решений (вопросы приводят к выбору единственного результата) — Сбор лидов в CRM — Оценка качества услуг, в том числе использование для тайных покупателей с обработкой отчетов — Тесты на знание предмета — Чекапы — Сбор анкет-заявок в HR и создание предварительных тестов — Онбординг сотрудников — Регистрация участников на мероприятия с возможностью обсуждения деталей и проведения по CRM — Бронирование через квиз — Составление портрета гостя — Сбор показаний приборов учета — Учет рабочего времени и отчеты о проделанной работе — Сбор заявок на подбор — Сбор вопросов перед/на мероприятии — Заполнение анкет на франшизу и т.п. — Оформление брифов и ТЗ с обсуждением и проводкой в CRM — Заявки на подбор помещений — Заявки на расчет стоимости кейтереинга — Бриф на расчет стоимости материалов
Ложка дёгтя
Проект находится в стадии финального тестирования, иногда вылезают баги, но в общем всё работает. Больше всего раздражает задержка на обработку результатов при прохождении квиза в боте. Это из-за того, что продукт молодой. Несколько секунд, но не приятно, но терпимо, это задержка из-за ответов внешних сервисов, без подключения интеграций она вообще не заметна. А в ближайшее время я переделаю обработчик и всё будет летать =)
После пополнения счета иногда выбивает из аккаунта и нужно входить повторно, это магическая ошибка, ищу причину. Ну и конечно, есть баги о которых я не знаю, но вы мне обязательно сообщите =)
Большие планы
Часть запланированного уже частично реализована, часть ещё только на бумаге.
В планах: — Редактор бота в виде блок-схем, в не совсем привычном виде, но будет удобно
— Использование переменных для записи ответов с последующим подключением калькулятора (реализовано на 50%) — Рассылки по сегментированным группам пользователей с персонификацией — Работа бота в группах и каналах, проверка подписки, модерация, публикация оформленных сообщений — Поддержка досок объявлений в форумах (публикация только через бота) — Сбор статистики бота (статистика уже собирается, но пока не выводится) — Подключение плагинов Core4, даст возможность использовать готовые модули для типовых решений (уже работает, вывод квиза и общение в боте это часть из плагинов системы) — Реферальная программа для пассивного заработка (70%) — и многое-многое другое
Как попробовать
Рабочая версия доступна на сайте https://botpad.ru/landing/ На ней можно отредактировать или создать квиз.
Привет, я Noado и я пишу авторские посты о мотоциклах. Ох уж эти поездки. Вы знаете, никогда я не планирую Три шага от дома как поездку с темой, но тема неизменно появляется. Вот и этот выезд был вдохновлён заповедником "Семь Ключей", а уже потом - оброс подробностями водной темы.
Не знаю, сколько будет работатьссылка на маршрут, так что работаем как и раньше - точками. И первая из них - родник "Тёщин язык" (55.720694, 37.191837), он у нас за спиной. Интерес для мотоциклиста представляет не столько родник, сколько связка шпилек, пришедшая откуда-то из Джугбы, это для той местности характерны поворот, спуск, перемычка на соседнюю скалу, снова поворот и так по кругу. Но не для Одинцово!Следующий участок ценен сам по себе. Вы возвращаетесь на Рублёво-Успенское шоссе, едете через Николину Гору, Звенигород, Саввинскую слободу, Каринское и Орешки - до Рузы. Там отличная петляющая тропка, в субботу до Звенигорода ещё есть траффик, дальше редко.
Севернее Рузы по второй бетонке проходит Озернинское водохранилище. И это не фигура речи, старый маршрут А-108 из плит буквально уходит под воду. Если вы внимательно посмотрите здесь ( 55.752170, 36.242640 ) и здесь ( 55.765711, 36.259285 ) даже на карте, то вы увидите уголки и кончающуюся дорогу. В режиме "гибрид" видно ещё лучше:
Увы, водохранилище полноводно, так что кусты и вода не слишком похожи на величественные фото из интернета:
источник - https://dzen.ru/a/XfVP1ngSXgCuhb-v
Сюда надо будет вернуться. Ещё нам стоило бы заглянуть на Горбовскую ГЭС ( 55.658303, 36.255775 ). Ребята из моего телеграм чатика уже были там в выпуске "Три шага от дома - Руза", в нашем маршруте ГЭС заменила кремль Вереи. Но сперва - семь ключей.
От Рузы через Можайск мы едем боковыми тропками параллельно второй бетонке. И, надо сказать, отлично едем! Как обычно для Московской области, направления не "из Москвы" свободны, позволяя насладиться самой поездкой. Этот тот важный момент, для которого почти никогда не бывает фоток.
А что "Семь ключей"? Заповедник ( 55.403301, 36.134210 ) начинается с предложения навигатора сигануть вниз на полтора-два метра. Фото не передаёт крутизну, но не факт что я поехал бы туда на гусе и уж точно не поеду на F6B. Посёлок Золотьково от туристов устал, ощетинился шлагбаумами и воротами. Проезжаем только до середины, дальше - пешком.
Водопады - есть. Вода действительно падает, а вот с доступностью всё непросто. Часть ручьёв приходят из ниоткуда, пересекают тропу и уходят в никуда. На самый красивый водопад сперва удаётся посмотреть только сверху:
Справа от фото есть спуск, но там наклонный камень, что кончается прыжком на 1,5 метра вниз. Забраться обратно будет очень сложно. Хорошо, что это не нужно, есть проход дальше, от следующего водопада.
Отсюда - обратно вдоль воды к самому красивому:
Я бы сказал что на лодке подобраться сильно проще, чем пешком. Это не совсем путь мотоциклиста, но в конце концов лодки надувные есть, вдруг кто-то настолько мощен, что возит лодку? Взять её в такую поездку вообще хорошая идея. Судите сами: над А-108 поплывёте, к водопадам легко доберётесь и потом она ещё пригодится, а я пока закончу фантазировать, нам ещё обратно выбираться.
Вся эта поездка вообще могла не состояться, на Москву и область прогнозировали дождь всю середину дня, но мы решили, что дождь нам не помеха. Дождь обиделся и не пришёл, только несколько раз мы находили высыхающую дорогу и ловили какие-то отдельные капли. Зато не жарко, а то 2024й дал жару, почти месяц 30+ было.
Может показаться, что я чешу тут языком просто так. Нет, не просто. Я хочу, чтобы и для вас поездка выглядела не как каталог точек или меню в ресторане, а как цельная нить повествования. Поездка - это не только точки, это ещё и куча отдельных эпизодов, которые просто не успеваешь или забываешь сфотографировать. Последнее, к слову, признак отсутствия инста-болезни, ну или признак того что было интересно =)
Также и нам - нам просто интересно ехать. Мы заехали в Верею, прошли кружок внутри вала, но интересного там нет, как нет и вау-видов. С другой стороны, будь поездка с меньшим числом точек и было бы отлично. Но Верею для маршрута я всё же пропущу, вот лучше посмотрите какая у нас классная последождевая дорога за спиной вьётся лентой. Ну красота же!
Наша (но не ваша) последняя точка на сегодня - водопад "Радужный". Не обманывайтесь человеком с засученными штанами, перейти вброд тут не получится. Вид с нашего берега - комплексный. А вид с того - ближе, но там - "крутой и скользский склон", как я почитал в одном из источников. А у нас уже догорает закат. Для вас же я могу добавить ещё один водопад, раз у нас тема - вода.
Калужская ниагара ( 54.852501,37.148335 ) - громкое название водопада под Серпуховом. Если хватит времени - крюк сделать стоит. Водопад из выпуска "Три шага от дома - Большой план" не сильно выделяется из соседей, но будет логичным завершением этой "водной" истории. Да и Симферопольское шоссе - быстрое, широкое, освещённое. Возвращаться по нему в Москву будет приятно.
Спасибо за внимание, всё.
Послесловие
Напомню, что у меня естьТГ-каналс анонсами, новостями и краткими очерками, которые слишком малы для полноценных постов. Спасибо всем, кто поддерживает творчество.