Ужасное заболевание....

Есть два вида страха.Рациональный и иррациональный. Если рациональный страх обоснован, то иррациональный - нет. Вроде как явной угрозы жизни нет, но человек ничего не может с собой сделать. Боится и всё тут. Фобии бывают разные. Например, боязнь мышей - мусофобия или суринофобия.
Я тут вспомнила одну историю с моей знакомой Олей. Она действительно панически боится мышей, но об этом мало кто знает. В девяностые годы работала она на небольшом рынке в киоске. Несколько киосков и небольшая площадка с лотками, где продавались овощи и фрукты. Была небольшая охрана. В то время без этого никак нельзя было торговать - если не ограбят, то обворуют обязательно. А так хоть какая-то защита.
И вот днём сидит Оля в киоске. Подходит знакомый. Он где-то приобрёл игрушечную мышку и ходил развлекался со своими знакомыми девушками. Решил и над Ольгой пошутить - сказал громко:
- Смотри! Мышь!
И бросил мышку в киоск. Оля в мгновение ока взлетела на стул и заорала. Вопль был такой силы, что весь рыночек встрепенулся. К киоску подлетела охрана, схватила парня и уткнула его в землю носом. Он даже ничего сказать не успел. Ладно хоть не побили шутника. Просто зафиксировали.
Тут же подбежали соседи - посмотреть, что случилось? Кого убивают? Потому, что так кричать можно только когда тебя убить пытаются. Парень лежит. Охрана его держит. А Оля знай надрывается, но уже слышно некоторые слова:
- Мышь!!! Уберите её от меня! ААААА!
Хорошо, что дверь открыта в киоск была. Один из охранников зашёл в киоск, нашёл мышку и выбросил её на улицу. Только после этого Оля замолчала.
Ей тут же объяснили, что мышь была игрушечной. Это так пошутил её знакомый. Но пока парень не отошёл подальше, Ольгу из киоска не выпускали, опасаясь смертоубийства. Шутник потом издалека минут 15 прощения просил, но так и ушёл непрощённый. Пообещал впредь быть осторожным с шуточками.
Волосатый монстр размером с тарелку. Его хелицеры огромны, а капля яда убивает лошадь. Он настолько свиреп и кровожаден, что убивает птиц прямо в полёте! Как-то так подавляющее большинство представляет себе птицееда-голиафа — крупнейшего паука на планете. Но знаете, в чем ирония? При встрече с человеком лицом к лицу пушистик скорее сам лапки от страха откинет! Так что просим арахнофобов оставаться на местах. Мы развеем ореол мифов и легенд о мохнатых гигантах и расскажем правду.
Птицеед-голиаф — самый крупный паук из всех 44 000 видов. Это действительно так. Размах лапок гигантского волосатика достигает 30 сантиметров, а длина тушки — 16 сантиметров. При этом весит упитанный птицеед около 170 грамм, почти как ваш смартфон, с которого вы скорее всего сейчас читаете.
Хорошая новость для арахнофобов: обитают шерстяные монстры лишь на Севере Южной Америки, в непроходимых джунглях по берегам Амазонки и в густых горных лесах. Плохая новость для арахнофобов: однажды какой-то большой любитель паучков решил, что завести дома птицееда-голиафа – отличная идея. Теперь эти жуткие членистоногие могут жить даже у вас за стенкой.
Но это не повод заводить на балконе огнемет! Во-первых, в дикой природе у нас эти гады выжить не смогут — погибнут при первых же заморозках. А во-вторых, какими бы ужасными голиафы вам не казались, они практически безобидны!
Начнем с убийственных способностей. Благодаря размерам птицееды действительно способны охотиться на крупную добычу по меркам пауков. Основа их рациона — крупные насекомые и членистоногие. Мелкие рептилии, амфибии и млекопитающие им тоже по зубам.
Погодите, а как же птицы?.. Диета из пернатых прямо в названии вида прописана! Что ж, птицы действительно могут попадаться в рационе восьминогих мохнатиков. Но только в одном единственном случае: паукан нашел гнездо с желторотиками или кладкой.
Дело в том, что стиль охоты паука делает поимку птиц почти абсолютно невозможной. Голиаф нападает на жертву из засады — благо затаится в буйных джунглях задача несложная. Мощными хелицерами он прокалывает хитиновую броню. Если добыча позвоночная — паук целится ей прямо в череп, чтобы поразить мозг. Птицеед впрыскивает яд, растворяющий внутренности. Он умерщвляет жертву за секунды. Остается лишь унести бренную тушку в логово, чтобы насладиться трапезой из переваренных органов.
Сколько же людей уложила эта волосатая машина для убийств? Вы не поверите. Ноль. Нет ни одного зарегистрированного случая смерти после укуса птицееда! Действительно, для мелких созданий яд паука смертелен. Говорят, один кусь может даже кошку завалить. Но для человека отрава голиафа не страшна. Их укус сравним по ощущениям с уколом пчелы. Ну, может чуточку больнее.
Скажем больше: птицеед, завидев человека, со всех восьми ног поспешит скрыться в убежище. Конфронтации с существами крупнее себя паук не ищет. Это для нас голиаф — жуткий обитатель дремучих джунглей. А для местных обитателей, включая людей, это отличная закуска! Народы Южной Америки научились употреблять птицеедов в пищу. Говорят, на вкус голиафы как креветки.
Даже если паука прижмут, нападать первым он не станет! Всеми силами голиаф избегает боя! Сначала птицеед показывает, что он, вообще-то, не хухры мухры, а самый большой паук на планете! Он встаёт на дыбы, распахивает гигантские лапы, угрожающе шевелит клыками и шипит. По звуку это что-то среднее между гремучей змеёй и отрыванием липучки.
Такой шум паук производит с помощью длинных волосинок на лапках, так что ноги они не бреют специально. Иногда на этой стадии самообороны голиафы разворачиваются к обидчику задом и устраивают бомбардировку. Фекалии паука не токсичны, но ситуация достаточно неприятная и аппетит хорошо отбивает.
Если приёмчики не сработали, наступает второй этап самообороны — ядовитые волоски. На брюшке паука растёт особая жгучая щетина. Когда морда незваного гостя приближается, чтобы схватить добычу, голиаф лапами счёсывает часть волосков с себя и направляет их в обидчика. Паучьи шерстинки содержат местно-раздражающий токсин. Соприкасаясь с кожей и уж тем более слизистой, он вызывает боль, как от крапивы. Чесаться и заживать «ожог» будет несколько дней!
Итак, птицееды на птиц не охотятся, людей не убивают и даже пытаться нападать на нас не стараются! Может быть, они ещё и за потомством следят? Оказывается, да!
Половой зрелости пауки достигают поздно — к 3-6 годам. Самец находит даму сердца по запаху и паутине, которой она заплетает изнутри свою уютную норку. Он тянет за ниточки прямо как твой бывший-манипулятор, отчего паучиха выходит наружу и либо принимает его ухаживания, либо ест его. Чаще всего первый вариант: голиафы даже к себе подобным относятся достаточно дружелюбно. Но самец всё равно вскоре погибает — примерно через полгода после спаривания — вот такая у них биология.
Самка же плетёт кокон и откладывает внутрь до 200 яиц. Она ловко вплетает в паутину свои жгучие волоски — так кладка защищена от посягательств хищников. Спустя 6-8 недель из кокона выбираются паучата. Но покинуть родительские апартаменты они не спешат. Пару дней, до первой линьки, они проведут рядом с большой мамочкой, и только потом пойдут жить свою жизнь. Самка же, несмотря на все заботы, может прожить до 25 лет — для пауков это рекордные сроки долгожительства!
Как ни странно, большой морской дракон не является ни большим, ни драконом. И всё же, его стоит бояться — эта рыба ядовита! «Подумаешь, — скажет читатель, — ядовитых видов в мире тысячи. Какой смысл мне бояться очередную токсичную мерзость с другого конца света?». И он окажется абсолютно неправ, ведь морской дракон обитает на побережье Чёрного моря. Это одна из самых ядовитых рыб в Европе!
А знаете, что самое подлое? Все нормальные животины, использующие яд для самозащиты, специально маркируют себя яркими цветами. Это выгодно всем: хищники не рискуют проглотить токсичную добычу, жертвам не приходится зализывать раны и снова накапливать яд. Наш герой — не такой, он страшный тихушник.
Небольшая, до 500 грамм веса, рыба оделась в маскировочную чешую и большую часть жизни проводит на дне, зарывшись в песок по самые глаза. Наружу только они и выглядывают. Если не присматриваться, то дракончика легко перепутать с безобидным бычком. Главное оружие и основной опознавательный признак рыба скрывает до последнего. Чёрная «корона», окропленная кровью врагов, — вот где кроется вся проблема.
Костные шипы, когда-то бывшие частью спинного плавника, превратились в серьёзное оружие. Они достаточно толстые и прочные, чтобы пробить ступню невнимательного туриста, но это ещё полбеды. Снаружи иглы покрыты тонкой кожей, а между ней и костью лежат ядовитые железы. Как только невнимательный купальщик наступает на дракончика, кожа «короны» рвётся, и токсин попадает в кровь. Причём опасной рыба остаётся даже после смерти — железы хранят яд несколько дней.
Дракотоксин — основное действующее вещество яда. Штука это жутко неприятная: она травит сразу двумя способами. С одной стороны, яд разрушает эритроциты, а с другой — нарушает работу мускулатуры, сердца и нервной системы. Больше всего такой удар бьёт по лёгким и сердцу: дышать становится тяжелее, а усвояемость кислорода падает. Отрава приводит к тяжёлой аллергической реакции. Но в особо тяжёлых случаях — к гибели.
Чаще всего жертвами ядовитых рыбёшек становятся рыбаки. Оказавшись на земле, дракончик неистово бьётся и колет всех, кому не повезло оказаться рядом. Но обычные отдыхающие тоже под прицелом. Вот пара советов, чтобы никакие токсики со дна не испортили ваш отдых!
Самый простой из них — ходить по побережью в тапочках. Впрочем, если вы ходите по песочку на глубине более 150 метров, это правило можете игнорировать, так низко драконы не опускаются. Ночью пляжи тоже становятся безопаснее, в это время драконы свободно плавают в толще воды, ищут пропитание: небольших ракообразных и моллюсков.
Вы дополнительно снизите вероятность поражения отравленной заточкой, если будете купаться на официальных пляжах. Да, знаю, они шумные и тесные, но животные там не остаются. Ни одно животное не станет по доброй воле жить рядом с местом, в котором колотят воду ногами тысячи людей в день.
Если дракон всё же нанёс удар, срочно обращайтесь к врачу! Рану стоит промыть и ждать медиков. После первой помощи, если нет осложнения, отёк может ещё весьма сильно болеть несколько дней.
Случаи ранений людей редки, слишком сильно переживать по поводу дракончика не стоит. Вся эта информация лишь для того, чтобы турист мог определить причину недуга в случае происшествия. В 99% случаев достаточно быть внимательным и не лезть трогать неизвестных животных.
Автор: Ярослав Ильин
Редактор: Елизавета Исаева
Опубликовано в сообществе: Книга животных
Ну а если серьёзно, то с вероятностью в 90% это видео пранк над особо впечатлительными. Таракан на видео зовётся архимандрита тесселата и, скорее всего, он является домашним питомцем оператора. А с другой стороны перца есть дырочка, через которую насекомое и поместили внутрь.
Да, есть виды, чьи личинки развиваются внутри овощей, фруктов или даже других насекомых. Но это явно не наш случай. Архимандрита размножаются яйцеживорождением — самки вынашивают яйца с детёнышами то тех пор, пока они не вылупятся. После молодняк разбегается во все стороны и зарывается в лесной опад. Ни в какие перцы они не забираются, будьте спокойны!
Одонтофобия (от греч. odus – зуб, phobos – страх) - навязчивый страх, боязнь обращения к стоматологу и лечения зубов...
Автор: Keetah Spacecat. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
1. Зуд
В понедельник утром один из моих зубов начал зудеть.
Раньше я и предположить не мог, что зубы вообще могут зудеть, но вот – оказывается, такое бывает, и этот зуб зудел и зудел весь день. Ничего не помогало. Я пытался, скрывшись подальше от чужих взглядов, потирать его пальцем. Пытался есть что-нибудь хрустящее. Даже пробовал жевать резинку. Но зуд становился всё сильнее и сильнее, и, наконец, я сдался и позвонил стоматологу. Он порекомендовал гель для обработки полости рта, посоветовал пить побольше жидкости и записал меня на приём на следующий день. А между тем я едва мог терпеть. Зуд усилился настолько, что казалось, будто зуб вибрирует в челюсти, и с каждым часом ощущение всё усиливалось.
Наконец, поздно вечером моё терпение кончилось. Я схватил зуб и, к своему удивлению, легко выдернул из гнезда. От неожиданности зуб выскользнул из пальцев и упал на мраморную столешницу. От удара он раскололся, как яйцо, и осколки эмали разлетелись по полу.
Я наклонился, чтобы подобрать его, но, присмотревшись внимательнее, почувствовал, как дыхание останавливается у меня в груди.
Из осколков зуба выползали крошечные извивающиеся белые червячки. Они были такими маленькими, что я едва мог их разглядеть, но казалось, что на столе корчатся многие сотни этих тварей.
А потом я ощутил зуд во всей челюсти сразу.
2. Побочные эффекты
С тяжёлым сердцем я смотрел на ровные строчки – заключение стоматолога. «РЕКОМЕНДУЕТСЯ УДАЛЕНИЕ ЗУБОВ МУДРОСТИ», гласило оно. К заключению прилагался рентгеновский снимок моей челюсти, на котором было отлично видно, как зубы мудрости, болезненно искривляясь, давят на соседние коренные зубы. Да, они причиняли острую боль, и всё же смириться с мыслью, что кто-то будет копаться у меня во рту со скальпелем и пассатижами в руках, было непросто. Но предписание есть предписание, так что я взял отгул и записался на приём.
В назначенный день я явился к хирургу – правда, с пятиминутным опозданием. Было непросто собраться с духом и поехать в клинику. Ночь после операции мне предстояло провести в больничной палате, а на следующий день можно было возвращаться домой – по крайней мере, так думалось мне.
Хирург подробно описал возможные побочные эффекты процедуры. «Нам предстоит работать очень близко к челюстно-лицевым нервам, – объяснил он. – Иногда люди чувствуют онемение или даже паралич отдельных частей лица, и этот эффект может пройти со временем, а может и сохраниться надолго. Но это случается очень редко, и на вашем месте я бы не беспокоился по этому поводу. Также после окончания действия анестезии вы можете испытывать небольшую дезориентацию».
Дурные предчувствия усилились, но я всё равно подписал согласие на лечение. В мгновение ока мне в вену поставили капельницу, и челюстно-лицевой хирург начал готовить операционную. Сознание стремительно ускользало, но я успел разглядеть, как он раскладывает на лотке какие-то жуткого вида острые инструменты, а потом всё поглотила темнота.
Мне показалось, что прошла всего пара секунд, когда я услышал, что меня зовут. Открыв глаза, я увидел перед собой хирурга, с улыбкой щёлкавшего пальцами. «Вы очнулись! – мне казалось, что его голос плавает, то приближаясь, то снова отдаляясь от меня. – Вот и славно!»
Я попытался ответить, ощупывая языком комья марли во рту, но тут обратил внимание на то, что находилось ЗА СПИНОЙ доктора. Там что-то было. Чёрная высокая веретенообразная тень, которая, казалось, втягивала в себя свет. Она подрагивала и колебалась, единственной неподвижной частью оставались маленькие красные глаза. Тень шевельнулась и посмотрела прямо на меня. А потом рядом с ней появилась ещё одна такая же штука. Их становилось всё больше и больше, и я, не помня себя от страха, закричал. Они все смотрели прямо на меня, а я разрывал горло криком, пытаясь выплюнуть комки окровавленной марли. Я попытался сползти с кресла, пока хирург и медсестра держали меня за плечи. Едва ворочая языком, я попытался описать то, что видел, но доктор мягко произнёс, что, очевидно, это просто галлюцинации, и скоро всё пройдет само собой.
Прошло уже около десяти часов, а они так и не исчезли. Даже сейчас я вижу этих существ, они заглядывают в окна и следят за людьми в коридорах. И вокруг меня их становится всё больше и больше! Я не могу это выносить, они должны оставить меня в покое! Я попытался ударить одного, но кулак прошёл насквозь, а тело пронизало ощущение… неправильности.
Они просто стоят вокруг кровати и смотрят на меня.
Доктор предупреждал о побочных эффектах, но такого я не ожидал.
3. Зубная Фея
Когда я был совсем маленьким, у моего старшего брала как-то выпал зуб. Я пришёл в ужас, а он, как ни в чём ни бывало, просто держал его на ладони! Толком не понимая ещё, что происходит, я решил, что он серьёзно пострадал или даже на всю жизнь остался калекой. Но мама только ласково погладила меня по голове и объяснила, что это естественный процесс: старые зубы должны выпадать, чтобы на их месте росли новые. А выпавший зуб надо положить под подушку, чтобы пришла Зубная Фея и забрала его.
- Но что она делает со всеми этими зубами? – спросил я. Мама не знала, но успокоила меня, сказав, что взамен зуба Фея оставит новенький, блестящий четвертак. Так я впервые услышал о Зубной Фее.
Время шло, брат терял молочные зубы направо и налево, а мои зубы по-прежнему плотно сидели на своих местах. Всё прояснилось во время похода к стоматологу.
- Молодой человек, у вас самые плотные зубы, какие я когда-либо видел, – объяснил мне пожилой врач. – Они так близко расположены друг к другу, что им сложно расшататься, как это обычно бывает. Но не волнуйся, сынок, со временем они выпадут, как положено.
Я был разочарован, к тому же до меня долетел шёпот мамы – понизив голос, она спрашивала стоматолога, не придётся ли мне устанавливать брекеты. Наконец она оплатила счёт, и мы поехали домой. Я сделал домашнее задание и отправился к себе наверх, спать.
Посреди ночи меня разбудил свет – настолько яркий, что он пробивался даже сквозь сомкнутые веки. Щурясь, я открыл глаза и увидел, как, будто бы из ниоткуда, посреди комнаты возникло крохотное существо. Замерев, я наблюдал за тем, как его форма приобретает всё большую чёткость, пока, наконец, оно не проявилось полностью. Это оказалась женщина ростом около пяти сантиметров, со светлыми волосами и очень бледной кожей. На ней было розовое платье с блёстками, а за спиной трепетали длинные прозрачные крылья, похожие на стрекозиные. Она приветливо мне кивнула и приоткрыла в широкой улыбке рот, обнажив немыслимое количество крохотных клыков. Её плечи украшало ожерелье из человеческих молочных зубов.
Вне себя от страха, я попытался забиться в угол кровати, но тело меня не слушалось. Я мог только вращать глазами, с ужасом наблюдая, как крохотная женская фигурка подлетает всё ближе к моему лицу. Что-то тихонько напевая, фея осторожно раздвинула мне челюсти, а потом в её бледных пальцах блеснули стоматологические щипцы.
Беззвучный крик рвался из моей груди, пока фея добывала то, что считала своей законной добычей.
4. Толкование снов
Третью ночью подряд мне снится один и тот же сон. Зубы. Мои зубы гниют в кровоточащих дёснах. Я чувствовал во сне, как они крошатся и шатаются от малейшего прикосновения. Однажды мне приснилось, что я выдёргиваю свои зубы, один за другим, собирая их в ладонь, как ягоды с куста – а потом смотрю на рассыпающуюся горку зубов в ладони и пытаюсь, в отчаянии, засунуть их обратно, пропихивая глубоко в израненные дёсны. Каждый раз после таких снов я просыпался и бежал к зеркалу, чтобы удостовериться, что все зубы до сих пор на месте, и тихо всхлипывал от фантомной боли.
Несколько раз я ходил к психотерапевтам, но они твердили одно и то же: «О, наверное, вы боитесь оказаться бессильным», «вы переживаете о том, что слишком часто лжёте людям, вот это и проявляется в снах», «вы чувствуете недостаток уверенности в себе» ‑ и тому подобную чушь.
Сны продолжались, ничего не помогало. Врачи пытались успокоить меня, говоря, что это всё понарошку. Я изо всех сил старался верить их словам, но становилось только хуже. Я пытался даже перестать спать. Чистка зубов превратилась в навязчивую привычку. В конце концов мне даже назначили какие-то препараты, но улучшение не наступало.
Наверное, я был уже так измучен, что даже не нашёл в себе сил удивиться, когда однажды утром, проснувшись, обнаружил на подушке свой левый клык, раздробленный в мелкое крошево. Я просто смотрел на крохотные белые осколки, лежащие в лужице тёмно-красной крови, без единой мысли в голове.
Интересно, когда придёт черёд всех остальных зубов?
Другие рассказы этого автора, которые мы выкладывали на Вомбат:
Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и напомню: все работы мы с Sanyendis сперва публикуем на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Недавно, кстати, выкладывал перевод свежего рассказа - тоже о Зубной Фее, но гораздо более безумный (Сэм Миллер - это Сэм Миллер). Заглядывайте, нам будет приятно.
В этой работе я решила показать один из своих страхов. Страх неких необъяснимо огромных объектов. У этого даже есть название - мегалофобия. Лично у меня панику вызывают объекты значительно превосходящие размерами окружение. В реальной жизни это не мешает (не встречала еще в реальности настолько огромных объектов). Чаще всего это проявляется в играх (привет Йормунганд) и вызывает настоящий ужас.
Боюсь, что моя жена скоро выдавит у меня последний прыщ, и уйдет к молодому, более прыщавому.
Страх - это хорошо. Страх - наш оберег, наш спаситель. И иногда то, чего действительно стоит бояться, оказывается ужаснее любой фобии.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
Описывая свою собственную историю жизни со страхом, я с ужасом ожидала вашей реакции. Критики, которой, я искренне верила, достойна. Позвольте просто сказать – теперь я наконец-то смогла свободно выдохнуть впервые с того момента, как начала делиться здесь историями. То, что вы смотрите на меня как на человека, несмотря на то, что я совершила, – величайший дар. От всего моего горького сердца – спасибо вам.
Я начала публиковать эти истории, зная, что в конце концов смогу поделиться с вами миром, который обрела в нашей странной группе поддержки. Я изложила все истории, не раскрывая личности организатора, чтобы каждого участника вы могли принять без предвзятости. Мы вместе прошли семь ступеней. Остался одна.
***
После того, как меня отпустила дрожь от пережитых заново худших моментов жизни, я посмотрела на Алека, сидящего в паре стульев от меня.
Наверное, именно такой типаж вы представляете, вызывая в голове абстрактный образ мужчины. Приятная, почти безликая внешность, лет сорока, с современно подстриженными каштановыми волосами, ухоженной бородкой. Из-за линз очков в толстой оправе за миром наблюдали внимательные бледно-голубые глаза. Бежевая футболка с воротником на пуговицах, верхняя пуговица расстегнута, добротные синие джинсы. Я ничего не смогла понять по его внешности, поэтому заранее была заинтригована.
Заметив внезапное внимание, Алек усмехнулся.
– Да, я… – начал было он, но тут же осекся, увидев, как напряглись плечи Вало. – Я последний.
Мужчина поудобнее устроился на стульчике, не теряя безупречной осанки.
– Меня зовут Алек. Думаю, мой страх универсален. Возможно, большинство людей боятся этого, конечно, не до такой степени, как я. – Алек задумчиво потер подбородок большим пальцем. – У меня аутофобия. Я боюсь оставаться один.
Я кивнула, соглашаясь с его мыслью: большинство и правда боятся одиночества. Часть группы оказалась со мной солидарна.
– У меня было немного… необычное детство, – продолжил он, качая головой. – Отца я никогда не знал, а мать была невероятно, чрезмерно заботлива. Оглядываясь назад, думаю, что она просто отчаянно боялась потерять меня так же, как потеряла его. Но то, что я сейчас понимаю ее мотивы, никак не меняет того факта, что я оказался тогда единственным ребенком, у которого никогда не было шанса на личную жизнь. Я жил в одной комнате с мамой, она настояла на домашнем обучении. И мне никогда не разрешали выходить на улицу одному. Никогда.
Тиген лениво хохотнула, прикрыв глаза, держа у губ наполовину выкуренную сигарету:
– Черт, чувак. Как ты пережил ее?
Алек послал ей ухмылку в ответ.
– Я не понимал, насколько ненормально жил, когда был ребенком. Но, став чуть старше, – лет в десять-одиннадцать – начал догадываться и расстраиваться. Я видел по телевизору детей, играющих на улице. Детей, гуляющих без родителей, – недоверчиво размышлял он, глядя вдаль, будто и сейчас эта концепция была для него так же нова, как и десятилетия назад. – Я попытался раздвинуть границы, но она лишь удвоила усилия, все время не переставая повторять, что хочет меня защитить. Знаю, это звучит странно, но она была моей матерью, и я любил ее. Поэтому повиновался.
Мужчина лукаво улыбнулся в пустоту.
– Но я никогда не оставлял надежды вкусить свободы. Я не оставил мысли об этом, но точно понял, что она никогда не позволит мне быть нормальным ребенком, если постоянно ее тревожить. Поэтому дождался двенадцатого дня рождения и попросил ее позволить мне покататься по окрестностям на велосипеде. Не по подъездной дорожке, под ее неусыпным наблюдением из шезлонга, а по улице. Я умолял, умолял и умолял, заливаясь слезами, пока она наконец не сказала “да”.
– Ты хочешь сказать, что не ездил на велосипеде без мамочки до двенадцати лет? – не смог сдержать удивления Дон.
Алек медленно покачал головой:
– Да. И, честно говоря, я был очень удивлен, что она согласилась. В ночь перед днем рождения я едва мог уснуть, зная, что проснусь в самый волнующий день моей юной жизни. Первым делом утром я отметился у мамы, а потом побежал в гараж за велосипедом. В ужасе она осталась смотреть из окна, как я поехал по подъездной дорожке и дальше на улицу. Впервые в своей жизни я был совершенно и абсолютно одинок. – Он поднял густые брови, подчеркивая последнее слово. – Я чувствовал ветер в волосах, наконец-то смог сосредоточиться на своих мыслях… Почти уверен, что съел жука, но мне было все равно. И примерно на середине пути по запланированному маршруту что-то схватило меня.
– Боже милостивый, – пробормотала Эди, закрывая хрупкими ладошками рот.
Кивнув, Алек продолжил:
– Я свалился с велосипеда, расцарапал локти и колени об тротуар, подвернул лодыжку… А на земле у своего лица увидел две большие ступни, грязные и босые. В ужасе я поднял глаза на пожилого мужчину с сальными черными с проседью всклокоченными волосами, смотрящего на меня сверху вниз. На лбу у него был вырезан перевернутый крест – символ зла, так говорила мне мать, – из раны по изможденному лицу струйкой текла кровь. Он наклонился ко мне и сказал: “Привет, парень”. – Алек подражал голосу незнакомца. Серьезный, угрожающий тон. – Я понятия не имел, что делать, забормотал что-то о том, что он может забрать велосипед, если захочет… Но он только фыркнул, смачно харкнул на тротуар и сказал, что не хочет велосипед… он хотел меня.
– Не стоит говорить, что я испугался. Я вскочил на ноги и побежал так быстро, как только мог, но все же двигался медленно из-за подвернутой лодыжки. Мужчина шел за мной, осыпая невнятными проклятиями и угрозами: “Я доберусь до тебя, парень! Я отрежу твой маленький член и высосу кровь!! Я отдам твое тело сатане!”
Томасин вздрогнула, представив эту картину, Алек все повторял бредовые слова незнакомца, с выпученными глазами и покрасневшим лицом, пока, наконец, не остановился ненадолго, чтобы передохнуть, и мы сидели молча, пока он не успокоился.
– Я едва смог обогнать его. Ворвался в дверь, бросился в объятия к матери, рыдая так, что и слова не мог из себя выдавить. Когда я наконец смог объяснить, что произошло, она лишь проворчала, что соседи-сатанисты совсем распоясались. Предложила пойти забрать велосипед и попробовать еще раз в другой день, но… ущерб уже был нанесен, – вздохнул он, торжественно качая головой. – Больше я никогда не хотел кататься на велосипеде. И в принципе все время сидел дома. Пару недель спустя, я смотрел телевизор, пока мама готовила ужин. Позади что-то зашуршало, и, оглянувшись, я увидел все того же мужчину, стоящего в кустах за окном. И он смотрел на меня.
Алек вздрогнул всем телом.
– После этого я больше не мог оставаться один. Никогда. Динамика отношений между матерью и мной изменилась: внезапно я стал нуждаться в ней больше, чем она когда-либо нуждалась во мне. Я тенью ходил за ней по дому. Забирался к ней в постель каждую ночь, не в силах заснуть один даже при том, что мы делили комнату… Никто больше не застал бы меня в одиночестве.
В зале повисла тишина. Выждав немного, Сесилия мягко спросила, настаивая:
– И что случилось дальше, Алек?
Он пожал широкими плечами.
– Так мы и жили долгое, долгое время. Пару лет назад она заболела. Мы пытались бороться, но болезнь прогрессировала агрессивно и быстро. Несколько лет я заботился о ней так же, как она заботилась обо мне всю жизнь. В ее последнюю ночь я сидел у ее кровати, пока она спала. Вдруг она открыла глаза, взяла мою руку в свою, посмотрела мне в лицо и сказала, что должна кое-что мне открыть. Я ответил, что она может доверять мне во всем, в чем угодно… Тогда она сжала мою руку и сказала: “ Что ж, сынок, я сильно тебя поломала, правда?” Я покачал головой, попытался сказать ей, что она всегда видел от нее только доброту, но она прервала меня… и рассказала.
Алек потер ладони, не находя себе места.
– Тем утром, в мой двенадцатый день рождения… это она сделала. Она наняла того ужасного человека, чтобы он напугал меня. И снова заплатила, чтобы он вернулся еще раз.
– Какого хрена? – выпалила я, не веря своим ушам.
Алек только кивнул. И добавил:
– Сказала, что слышала о сатанинских культах. Что боялась потерять меня, не хотела видеть, как мне больно, поэтому специально напугала так, чтобы я забыл про независимость. Она все извинялась и извинялась, настаивая, что сделала это только ради моей безопасности, но меня вдруг охватила ярость. Я схватил одну из подушек и просто… Задушил ее.
Вало уронил голову на руки в очевидном шоке.
Алек оглядел комнату, оценивая нашу реакцию.
– Первые несколько минут после того, как ее сердце перестало биться, я был… воодушевлен. Но это чувство быстро покинуло меня, сменившись знакомым страхом. Я какое-то время так и держал ее в той постели, пытаясь представить живой, пытаясь притвориться, что она все еще со мной, но компании ее трупа было недостаточно, чтобы унять мой страх. А пару недель назад она начала пахнуть. Пришлось от нее избавиться. Но одиночество, и – что более важно – абсолютный ужас только усилились.
У меня в животе внутренности скрутило в узел от его слов.
– Поэтому я пригласил вас всех, – признался Алек, пожимая плечами. – Потому что так я беру под контроль свой страх. Я знаю, что мать обманула меня, но все же она была права… просто от одних ваших историй я больше, чем когда-либо, убедился, что мир полон опасностей, особенно когда ты один. С вами мне больше не придется оставаться одному.
Сесилия усмехнулась, складывая на груди руки в черной кожанке:
– Серьезно? – скептически огрызнулась она.
Мужчина холодно посмотрел ей в глаза:
– Могу с уверенностью заверить вас, что серьезно.
Томасин взвизгнула, вскочила со стула, но Алек схватил ее за предплечье.
– Села. Быстро, – скомандовал он сквозь сжатые зубы, рывком отправляя ее обратно на пластиковую сидушку. – Никто из вас не покинет этой комнаты. Я обезопасил здание. У нас здесь есть все, чтобы выжить.
– Алек, – пораженно начала Эди, – ты не можешь заставить нас остаться здесь.
Он только усмехнулся.
– Не могу? Вы дали мне все, что нужно, чтобы заставить вас остаться. Каждый из вас подробно описал свои фобии, и мне остается только использовать их против вас же.
Дон резко встал, опрокинув стул:
– Пошел ты, Алек. Я не позволю запирать себя, как животное в гребаной клетке. – Он буквально кипел. – Я ухожу и предлагаю всем последовать моему примеру.
Коренастый мужчина повернулся к двери, теннисные туфли заскрипели по вытертому линолеуму. Алек вытащил пистолет из-за пояса сзади, направил его в спину Дону…
– НЕТ! – завопила я, но поздно.
Три выстрела прогремели по комнате, оглушив нас. Дон качнулся вперед, ноги его подкосились, заставив упасть на колени. Пораженный, он повернулся через плечо…
– Да ты, блядь, издеваешься…
И рухнул замертво.
– ДОН! – Сесилия вскочила с места и бросилась к Дону, чтобы помочь ему, но всем было ясно, что мы уже ничего не можем сделать. Мы же сами оставили телефоны за дверьми комнаты, чтобы “обеспечить конфиденциальность”.
Нерешительно я тоже встала и прокралась к Сесилии, не отводя взгляда от пистолета. Ничего не произошло. Остальные присоединились к нам, постепенно образовав круг скорби о человеке, которого практически не знали.
Алек медленно подошел к нам, хихикая, ткнул пистолетом на раны от пуль, испещрившие спину Дона и спросил:
– Эй, Ева… А эти дыры пугают тебя?
***
Несколько месяцев мы провели в том зале под бдительным оком Алека. Он закопал Дона во дворе церкви, рядом со своей матерью. Сесилия несколько раз пыталась убежать, но он не лгал, сказав, что “обезопасил” церковь. В любом случае окрестности были абсолютно пустынны. И каждый раз, когда она пыталась убежать, Алек ловил ее и на несколько часов запирал в шкафу. Совершенно одну… не считая часов. Ее крики разбивали мне сердце.
Сесилия стала только смелее в плену, а вот обо мне такого сказать нельзя. Слабость. молчаливость, покорность – вот что надолго досталось мне. Очевидно, эти черты характера Алек находил привлекательными, потому что я явно ему понравилась. Видя, что я никогда не сопротивляюсь – да и понимая, что одной рукой сложно дать отпор, – он стал понемногу доверять мне больше, чем другим. В награду за послушание он давал мне ручку и бумагу, чтобы смогла написать книгу, о которой мечтала. Приносил кусок торта, полакомиться после ужина. Или позволял на несколько минут выйти во двор и почувствовать солнце на лице.
В один из дней во дворе созрели яблоки. И, когда ветви дерева отяжелели, Алек взял меня с собой собирать урожай. Он держал корзину, пока я рвала плоды. А как только корзина наполнилась, я вытащила свой складной нож – тот самый, которым когда-то опилила себе руку, тот самый, который всегда ношу в заднем кармане, тот самый, который я надежно спрятала, когда Алек выносил из зала тело Дона, оставляя кровавый след, – и несколько раз вонзила его в шею мужчины. Он попытался сопротивляться, но оказался не готов. А я напротив. Я постепенно готовилась к этому моменту с той секунды, когда Дон упал на землю.
– Шшшш, Алек, – ворковала я лежащему на траве мучителю, захлебывающемуся собственной кровью среди разбросанных алых яблок. – Тебе больше не придется быть одному.
Когда я убила в первый раз, это было случайно. И вина почти захлестнула меня с головой.
Во второй раз я убила намеренно. И ни черта не почувствовала.
***
Я помогла другим членам группы, но нам все еще только предстоит вернуться домой – будто бы нам есть куда возвращаться. Мы пришли сюда в отчаянии, в последней попытке найти способ жить нормальной жизнью. Пришли, потому что фобии отняли у нас все: семьи, друзей, чувство безопасности… И поэтому решили здесь и остаться. В месте, которое адаптируем под наши потребности, с людьми, понимающими нас, как себя.
Томасин с радостью разбила зеркало в ванной комнате, заглушив непрестанный стук.
Я помогла Эди заколотить дверь в подвал, отрезав единственную лестницу в старой церкви.
Сесилия растоптала все чертовы часы в здании.
Тиген устроила себе спальню в чулане для метел. И благодарна нам за то, что мы запираем ее каждую ночь.
Мы прочесали всю церковь в поисках ненавистных восьмерок ради Вало. И уничтожили их. А если он все же где-нибудь наткнется на чертов символ, мы всегда рядом, чтобы похлопать его по плечу и вернуть к реальности.
Мы выкопали тело Дона, освободив его из темноты, которой он так боялся. И сожгли останки самым ярким огнем. А потом собрали пепел и оставили в стеклянной урне под лампой, которую никогда не выключаем. Для Дона свет больше никогда не погаснет.
Алека мы похоронили рядом с его матерью. Так и не решили, было ли это проявлением доброты или наказанием, но это казалось правильным.
С моей фобией оказалось сложнее, но Сесилия обнимает меня каждый раз, пока не закончится приступ, а когда я успокаиваюсь, камни на ее повязке скользят по моему лицу и наши губы встречаются.
Мы живем так уже год, выезжая только чтобы пополнить припасы. Понимаю, возможно, не такого конца вы ждали, но хочу, чтобы вы знали: мы счастливы здесь. Сесилию больше не мучает бесконечное тиканье. Томасин не избегает отражений. Вало не выпадает из жизни. Эди спокойно ходит по земле, не проваливаясь в безумие. Тиген больше не волнуется о том, что творит ночами. А Дон нашел покой в свете.
И я… ну я нашла всех их. Каждое утро меня встречает лучезарная улыбка Сесилии. Днем Тиген угощает меня сигареткой за чаем. Я каждый день говорю Томасин, что она прекрасна, а она иногда делает мне макияж. Долгими часами мы беседуем с Вало, чей интеллект поражает меня. Эди наливает мне бурбон вечерами. Наши взаимоотношения заполняют пустоту в моем сердце, которая разверзлась после смерти моей собственной бабушки. Она умерла раньше, чем я перестала употреблять, раньше, чем я успела сказать ей, как много она для меня значила. И каждую ночь перед сном я кладу руку на лампу Дона, чтобы впитать ее тепло.
Так что пожалуйста, не нужно жалеть ни меня, ни кого-либо из нас. Мы не заперты здесь, остаться – наш выбор. Здесь мы в безопасности от мира, а мир в безопасности от нас. Вместе мы построили новый мир, в котором можем постоянно поддерживать друг друга.
Вместе мы построили мир без страха.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Мне страшно говорить об этом, но я знаю, что, раз сама пришла в группу и сама решила остаться, нет смысла сейчас пытаться повернуть все вспять. Вот моя фобия. И мой страшный секрет.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
Я знала, что этот момент наступит, но, когда начала рассказывать вам чужие истории, не думала, что меня будет так сильно беспокоить перспектива разоблачения моего собственного позорного прошлого перед толпой незнакомцев. Возможно, потому, что я стала воспринимать вас скорее как друзей… В каком-то смысле вы стали для меня продолжением моей группы поддержки… и сейчас вы нужны мне больше, чем когда-либо. Я с трудом могу печатать это, потому что я следующая.
***
Когда Тиген закончила свой рассказ, в горле у меня встал комок. Беспокойство нарастало, без предупреждения разрушив атмосферу безопасности. Было приятно слушать истории других участников. Приятно понимать, что я не одинока в своем страхе, понимать, что и другие люди так же много потеряли или были доведены до крайности своими фобиями. Тем не менее, впервые с тех пор, как прочла объявление на доске, я осознала, что мне здесь не место, Я не заслуживала быть среди этих людей.
С колотящимся сердцем я вскочила со стула так резко, что хрупкие ножки заскрежетали по линолеуму, разбивая тишину.
– Что случилось, дорогая? – озадаченно спросила Эди, заглядывая мне в глаза. Сострадание и замешательство смешались на ее морщинистом лице.
Я просто покачала головой, не находя слов из-за страха.
– Твоя очередь? – спросил Вало, нахмурив брови.
Я кивнула, вся дрожа, боясь, что вот-вот польются слезы.
– Садись, пожалуйста. Мы хотим услышать твою историю, – мягко сказал Алекс.
– Вы не понимаете, – задохнулась я, смаргивая слезы. – У меня нет никакой трагической предыстории, как у вас. Я не должна быть здесь. Я просто боюсь.
Сесилия наклонилась вперед, камни на ее повязке блеснули, преломляя свет.
– Мы понимаем. Больше, чем кто-либо другой, понимаем. Бояться – нормально. Мы все боимся, – заверила она. Группа кивнула, подтверждая ее слова. – Что-то привело тебя сюда сегодня так же, как и всех нас. Фобия управляет твоей жизнью. Расскажи. Пожалуйста. Мы хотим знать.
Что-то в тоне ее голоса, обеспокоенном взгляде единственного глаза, успокоило меня. Я снова села, кивнула и ответила:
– Хорошо. Я расскажу. Но предупреждаю: эта история показывает меня не с лучшей стороны, но это худшее, что было в моей жизни… Я доверяю вам. Меня зовут Эвина, но предпочитаю Ева. У меня трипофобия… страх перед плотным скоплением отверстий.
– Разве не эту “фобию” придумали вы, миллениалы? – спросил Дон, игриво улыбаясь. Я напомнила себе, что не нужно воспринимать его слова всерьез.
Слегка усмехнувшись , я улыбнулась ему в ответ. Это мне приходится слышать часто.
– Да, ее определили совсем недавно. Но, как уже говорила Эди, у нас не всегда есть названия для вещей, которые и без этого весьма реальны. – Я вытерла потную руку о грубую ткань джинсов. – Кроме того, исследования подтверждают, что у трипофобии может быть эволюционная основа – некоторые ядовитые животные имеют узоры, похожие на скопления отверстий, например, сот, кораллов, семенных коробочек лотоса…
Одно упоминание о моих триггерах тут же спровоцировало их яркие образы. Десятки плотно сгруппированных дыр, таких безобидных и таких необъяснимо ужасающих… Я сразу начала чесаться. Инстинктивно, бессознательно: сначала затылок, затем шея… Моя фобия не просто вызывает страх – она влияет на мою кожу, заставляет меня покрываться мурашками. Я будто чувствую раскрывающиеся дыры на своем теле, пузырящиеся от зудящей инфекции. Раздражение, которое невозможно утолить. Я задрала рукав зеленой фланелевой рубахи, чтобы почесать предплечье, впервые за вечер обнажив культю на месте левой ладони.
– Я боялась с детства, – продолжила я, пытаясь прочистить пересохшее горло. – Родители не могли понять, что со мной не так, я тоже не знала… Просто отчетливо понимала, что не могу вынести вида граната, не могу пробираться по лужам возле дома, почти ничего не могу сделать, постоянно не думая о том, что могу случайно увидеть. В детстве у меня не было друзей, я и с семьей не была близка… Я попала на терапию, когда уже была взрослой. Научилась множеству механизмов преодоления трудностей, которые мне кое в чем помогали, но в основном просто позволяли избавиться от вечного беспокойства. Но даже тогда… если бы меня застали врасплох, ничего было бы уже не поделать.
Я вздохнула, ощущая, как в животе разверзается огромная яма сосущей пустоты.
– В конце концов, я обратилась к наркотикам. Тяжелые, легкие, мне было все равно. Что угодно, только бы переключить мое внимание… но ничего не действовало на меня так, как мет.
Я оглядела группу, пытаясь оценить реакцию на такое признание. Ничего, кроме ненависти и отвращения, я и не могла ожидать, ничего кроме того, с чем столкнулась дома. Моя мать билась в истерике, криком выплескивая на меня стенания о жизни, которую я потеряла. Незнакомцы насмехались надо мной, задрав носы, когда я лежала на пляже под кайфом… Но никто в группе не выказал никакого неодобрения. Они все еще смотрели на меня, легко кивая, приглашая продолжать.
– Когда я принимала метамфетамин, какой-нибудь процесс маниакально забирал все мое внимание, и я могла сосредоточиться на нем, а не на своем беспочвенном страхе. Я часами могла чистить раковину в номере мотеля. Или сесть и писать книгу, которую всегда хотела написать. Или до изнеможения рассуждать о чем-нибудь до тех пор, пока не кончатся последние слова, – объясняла я, вдруг почувствовав себя такой несчастной из-за того, что не поняла, к чему может привести такой эффект, пока не стало слишком поздно. – У меня был всего один друг. Он же был моим дилером.
Воспоминания нахлынули мгновенно: громоподобный гул, острая боль, всплеск внизу… но, каким-то образом, прежде всего дыры.
– Не могу сказать, что много помню из того, чем мы занимались, но я заботилась о нем, и мы были… близки. Настолько близки, насколько могут быть два человека постоянно витающие в облаках и никогда не возвращающиеся на землю.
Боль и вина снова накатили, выбивая слезы. Тоска и отчаяние заполнили мой разум.
– Несколько лет назад меня разбудило его сообщение. Он писал, что только что получил партию от нового дистрибьютора и хочет попробовать вместе со мной. Я, конечно, согласилась. Мы договорились встретиться на нашем обычном месте: скалах с видом на океан. Я села в машину и отправилась туда, как только стемнело. Он уже был на месте. Сидел в кузове своего грузовика и осторожно насыпал белый порошок на фрисби. – Я вздохнула, покачав головой с грустным смешком. – Я села рядом. Он картой разделил порошок на две тонкие дорожки – наш старый ритуал… предложил мне первую, а потом сам прикончил вторую дорожку.
– И… вау, – резко выдохнула я, подчеркивая глубину удовольствия. – Это было совсем не похоже на то, что я когда-либо раньше испытывала. Мгновенный прилив кайфа, я даже на мгновение подумала, что у меня передозировка… Помню, как подумала, что если это смерть, то она чертовски хороша. Но я, конечно, просто улетела, как гребаный воздушный змей, как и сотни раз до того… но очень скоро поняла, что что-то шло не так. Мы перепрыгнули через перила смотровой площадки, к скалам. Высокий, не меньше пары метров обрыв вел к небольшой площадке перед отвесным склоном, идущим до самой воды. Несколько минут все было нормально – по крайней мере в том смысле, который мы вкладывали в слово “норма”. Мы зацепились языками за случайную тему и начали бесконечно раскручивать ее, будто открывая вселенскую истину о чем угодно, от тостеров до того, почему на женских джинсах есть такие маленькие кармашки. – Я мрачно усмехнулась над прошлой версией себя, которая сейчас глубоко смущала меня нынешнюю. – А потом у меня начались галлюцинации.
Слабый вздох сорвался с губ Томасин:
– Что ты видела?
Я пару раз провела короткими ногтями по культе, стараясь унять воображаемое раздражение.
– Галлюцинации от мета – не редкость. Но обычно случаются слуховые. У меня никогда не было визуальных галлюцинаций до… той ночи.
Я вздохнула, оглядывая круг лиц, проникнутых очевидным состраданием. Состраданием,которому скоро было суждено уступить место осуждению.
– Уверена, вы знаете о том, что стабильно употребляющие метамфетамин получают бонусом болячки на коже. У моего друга они были довольно-таки сильно заметны. Никогда до того они не вызывали у меня раздражения, ведь были похожи скорее на плоские струпья, чем на дыры, но в ту ночь я увидела… как язвы начали, кхм, расширяться… углубляться, будто проедая плоть, пока его кожа не оказалась усеяна гигантским скоплением… дыр.
Слезы навернулись мне на глаза. Я стиснула зубы, стараясь справиться с собой. Эди положила руку мне на колено, мягко проговорив:
– Не торопись, дорогая.
И этого было более чем достаточно, чтобы слезы прорвали плотину.
В тот момент я просто хотела замолчать и забыть эту историю. Как и сейчас. С той ужасной ночи я прятала стыд за свой поступок в глубинах сознания, я каждый день страдала под бременем вины и знаю, что заслуживаю этого. Нужно было продолжать, чтобы эта пытка закончилась. Я утерлась рукавом, жалея, что не захватила носовой платок, и снова начала говорить:
– Я… я просто уставилась на него. Скорее даже на д-дыры, и тревога начала перерастать в страх. Стимулятор, который я так охотно приняла, – а ведь я даже не знаю, был ли это мет, – определенно не собирался мне помогать. Впадины на его коже становились все глубже, бездоннее, лишая меня дара речи. И… и я заметила, что что-то, кхм… лезет из них.
Я застонала, стараясь изгнать из памяти жуткие образы.
– Из его щеки вылезла первая личинка. Раздувшаяся, огромная, гребаная личинка! Края раны растянулись и побелели, выдавливая на свет жирное, бледно-желтое тело, покрытое черными пятнами. Дыра сжала влажные воспаленные края, оставив мерзкую тварь извиваться на лице моего друга. А потом наружу прорвалась еще одна, из подбородка. И еще. И еще. Из шеи, из плечей, из предплечий. Они, блять, просто лезли и лезли, сотни жирных мерзких личинок, пока его лицо не скрылось под ними, пока мерзкие твари не покрыли его руки, как пара извивающихся рукавов.
А потом личинки стали лопаться. Мухи, покрытые липкой слизью, выбирались из морщинистых тел, суча лапками, тряся слюдяными крыльями, сбрасывая шелуху пустых шкурок на землю, как снег. Под его ногами вырос целый сугроб… Меня отчаянно вырвало, и тут он спросил, что, черт возьми, происходит… я снова подняла на него глаза, но увидела только кишащий рой мух, – простонала я, снова оглушенная громоподобным жужжанием. – Сотни огромных – невероятно огромных, каждая размером с яйцо, – мух, с покрытыми грубой щетиной жирными сегментированными телами, парили на тонких, как бумага, крыльях прямо ко мне… В тот момент все казалось таким реальным, клянусь своей никчемной жизнью, я была уверена, что сейчас эти мухи-паразиты доберутся до меня и отложат яйца в моем теле, если я… если я не остановлю их.
Несколько участников группы побледнели от осознания. Мне подумалось, что теперь-то некоторых точно стошнит. Алек же спокойно спросил:
– Как ты остановила их, Ева?
Отдавшись своей муке, я больше не стала сдерживать слезы. Хотя в тот момент я вряд ли что-то могла контролировать.
– Я отчаянно отмахивалась от мух и вдруг увидела, что личинки все еще лезут из него, вырываются из его тела, превращаются в чудовищных монструозных насекомых, в бесконечном цикле, который закончится только когда эти твари пробурятся мне под кожу, чтобы все началось заново. Чтобы мое тело покрылось дырами… и я… ну, я… я просто… Я не могла этого допустить. Первобытный инстинкт “бей или беги” работал на полную… Я… толкнула его. Он споткнулся и подошел к краю обрыва, пытаясь восстановить равновесие. Еще толчок… и он полетел вниз. Я осознала это, только когда рухнула на колени, обдирая кожу о шершавый камень, потому что он успел схватить меня за левую руку. Мой друг смотрел на меня, зависнув над пенящимися на скалах камнями, хотя я едва видела его сквозь пелену мух. Едва могла соображать из-за оглушительно жужжания. И он умолял меня о помощи.
– Черт, – протянула Тиген, раздавливая в труху окурок и тут же снова прикуривая. От вони застоявшегося табачного дыма и воспоминаний о той кошмарной ночи у меня поплыла голова. – Что ты сделала?
Я уставилась на истертый пол, не в силах поднять глаза на группу.
– Я… кхм, я все переводила глаза с облака огромных мух на кишащее месиво личинок, извивающихся на руке, которая… которая будто слилась со мной, срослась в одну общую искореженную конечность… пока дыры не поползли и по мне. Я могла бы вытащить его. Должна была. Но ощущение шевеления под кожей лишило меня остатков разума. Я вытащила перочинный нож из заднего кармана джинсов, приставила острие к коже… выдохнула… и начала пилить.
От воспоминания, как нож царапал кость, как вибрация расходилась по всей руке, будто само мое существо раскалывалось, слезы снова полились из глаз, пятная штаны на коленях.
– Понимаю, как нелепо это должно звучать, но я совершенно не соображала. Боль была просто… невообразимой, но еще хуже были его мольбы. С каждым моим ударом ножа он все просил и просил сохранить ему жизнь, пока я не перепилила кости и гравитация не сделала свое дело, разорвав плоть и увлекая часть меня вместе с ним в океан внизу.
Я впилась ногтями в ладонь.
– В больнице мне почистили рану… Я сказала, что сама сделала это с собой. Не совсем ложь, но проявление трусости. Когда стало ясно, что я под метамфетамином, все расспросы сразу кончились. Я сбежала из города. переехала сюда… привела себя в порядок, насколько это было возможно. Тело моего друга нашли через несколько дней после трагедии, но моей кисти нигде не было. Все списали на случайное падение… Копам и правда глубоко наплевать на наркоманов, – с горечью заметила я, прекрасно зная, что я все еще остаюсь единственным человеком, кого можно тут было обвинить.
– Мне нечем оправдать свой страх, и от этого мне еще хуже. Все ваши фобии имеют точку отсчета, все они чем-то вызваны, а моя просто всегда была со мной. Хотя с той ночи, когда я потеряла руку, дела пошли хуже… До того момента я никогда не понимала, что так пугало меня в скоплении дыр.
Я сжала культю, собираясь с духом.
– Теперь я знаю, что боюсь не дыр, а того, что скрывается внутри них.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Фобия управляет нами. Фобия диктует, как реагировать на даже самые безобидные вещи. Фобия уничтожает нас. И может обернуться чем угодно, если мы попробуем контролировать ее.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
Должна признать, что по мере того, как мы приближаемся к моей очереди делиться, я чувствую, как внутри растет такое знакомое беспокойство. Фобия привела меня к нескольким ужасным поступкам, и мне будет не просто рассказать вам об этих событиях, вам, проявившим такую доброту и участие. Я поделилась некоторыми комментариями с Эди и она была так тронута потоком сострадания..
Остается только надеяться, что и мне достанется хотя бы толика, хотя я знаю, что совершенно не заслуживаю этого.
***
Теперь настала очередь Тиген, молодой женщины, истощенной и изможденной. Я дала бы ей около двадцати лет. Женщины, не выпускавшей из рук сигарету. Женщины с впалыми щеками, запавшими серыми глазами. Она выглядела так, будто за последний год ни разу нормально не поела. Вьющиеся светлые волосы, тусклые, блеклые и пожелтевшие от сигаретного дыма ногти только подкрепляли это предположение. Безразмерный свитер сидел на ней как мешок, спадал с костлявого плеча, леггинсы, заправленные в пару угг, плотно облегали узловатые колени.
– Я Тиген, – пробормотала она, прикуривая очередную сигарету в пламени дешевой зажигалки. – Прежде чем начну, я бы хотела кое-что прояснить. Уверена, вы все думаете, что поняли, что со мной: “Гляньте на эту костлявую задницу, у нее точно расстройство пищевого поведения, она, наверное, боится еды, бла-бла-бла…”
Она насмешливо протянула каждое слово, которое сейчас блуждало в моей голове, заставив мои щеки виновато вспыхнуть. А меня задаться вопросом: что думали остальные обо мне и моей обрубленной руке.
Вся группа смущенно молчала. Тиген цинично усмехнулась:
– Так и думала. Технически, эти предположения верны, в некой степени, по крайней мере, но я здесь не поэтому. У меня ангинофобия – боязнь задохнуться, – пояснила она, выпрямляясь на стуле.
Не могу себе представить, как ей удавалось так долго сидеть на практически голых костях.
– У меня и правда расстройство пищевого поведения, но с анорексией оно не связано. А связано со сном. – Тиген затянулась, прежде чем продолжить. – Я ем во сне. Навязчиво. Я не осознаю себя в этот момент, не знаю, что делаю, не знаю даже, что снова ела, просто на следующее утро просыпаюсь с хрипотой и ощущением застрявшего в горле куска. Учитывая, как стремительно проходят эти эпизоды – иногда даже меньше десяти минут – не удивлюсь, если я правда активно давлюсь в это время. Я вспоминаю, что произошло, только когда обнаруживаю кухню полностью разгромленной. Везде разбросаны кастрюли и сковородки, пустые коробки из-под закусок и сладостей. На полу лужи чего-то липкого, вперемешку с крошками. Остатки моего безумного пиршества, – выдохнула она, завитки дыма запутались между потрескавшимися бледными губами. – И я могу съесть самые странные вещи: проглотить бутылку сиропа, зачерпывать пригоршнями арахисовое масло и поглощать его в огромных количествах. Ем даже то, что никогда не подумала бы положить в рот в сознательном состоянии. Я веганка, но во сне съедала все запасы сливочного масла моей соседки, а однажды целую банку майонеза, – рассказывала она, давясь от одной мысли.
От ее слов даже у меня болезненно скрутило живот. Тиген снова затянулась, гипнотизируя нас тлеющим угольком на конце сигареты.
– Закончилось все тем, что мне пришлось съехать. Слишком сильно на меня давило отвращение из-за поедания продуктов животного происхождения и стыд, неизбежно накрывавший каждый раз, когда я пыталась как-то объяснить свою проблему… Я собрала вещи, мою любимую крысу Рекса…
Резкий выдох Томасин прервал рассказ. Вся группа обернулась в ее сторону, и девушка зарделась от смущения.
– Простите, – пискнула она. – Я просто не люблю крыс… эти хвосты… они выводят меня из себя.
Тиген свирепо зыркнула на нее:
– Крысы очень умные, добрые и социальные существа. Из них выходят отличные питомцы, – заметила она с ноткой разочарования. – Я слушала о твоем странном дерьме, а теперь ты послушай о моем.
Томасин застенчиво кивнула, вся пунцово-красная:
– Прости.
Тиген снова крепко затянулась, стараясь успокоиться.
– Продолжай, когда будешь готова, дорогая. Мы все внимание, – мягко проговорила Эди.
– Спасибо. – Томасин благодарно повернулась к ней, выпуская дым из уголка рта в противоположную от пожилой леди сторону. – Я переехала в собственную квартиру вскоре после начала “эпизодов”. Подобное расстройство довольно часто развивается в зрелом возрасте. Я пыталась как-то его контролировать… Делала все как надо: изучала тему сна, принимала лекарства, терапию, даже пробовала гребаный гипноз, – описала она с мрачным смешком, постукивая сигаретой по пепельнице. – Ничего не помогло. В конце концов я сдалась и просто решила, что, раз не могу контролировать себя, изменю то, что контролировать могу. Чтобы максимально смягчить урон. Я полностью расчистила кухню и проход к ней, заперла все ножи, чтобы как минимум быть в безопасности. И начала запирать любую еду, чтобы добраться до нее было сложнее… и знаете что? – решительно спросила Томасин, слегка округляя серые глаза с темными кругами под ними. – Это сработало. Больше никаких пробуждений среди руин кухни, никакого стыда, смущения или потери контроля. Больше вообще никаких эпизодов.
Она затушила окурок в пепельнице, бросила его внутрь и достала следующую сигарету. Нескончаемый цикл.
– Но я забыла самое главное, – пробормотала она еле внятно, сжимая губами сигарету.
Щелкнула зажигалка, выпуская хилое пламя. Пауза обострила наше любопытство.
– Что ты имеешь в виду? – не выдержал Вало.
Тиген несколько раз быстро затянулась, раскуривая сигарету, прежде чем ответить:
– Проблема была не в еде, а во мне. Однажды утром я проснулась со знакомым ощущением першения в горле, но кухня была чиста. Я сразу почувствовала облегчение. Отперла все ящики, чтобы приготовить завтрак и в кои-то веки почти наслаждалась ощущением утреннего голода. А потом пошла в свободную комнату, чтобы выпустить Рекса, но обнаружила, что клетка открыта, а он… пропал. Я забеспокоилась, и тут запах рвоты, кислый и едкий, ударил мне в ноздри. Я последовала за ним в угол комнаты и, ну… и нашла его.
Тиген оглядела комнату и серьезно предупредила:
– Если вам сложно слышать о страданиях животный, я все пойму… быть может, вам стоит выйти из комнаты на пару минут. – Она смотрела на нас в поисках любого движения или реакции, в подтверждение своих слов стряхивая столбик пепла.
Никто не подал ни звука. И она продолжила.
– Я нашла свою крысу мертвой в луже рвоты. Тельцо было целым на вид, но внутри… все крохотные косточки… они были раздавлены. – Тиген едва выдавила последние слова, задыхаясь.
– О, Тиген… – ласково проговорила Сесилия, стараясь утешить безудержно рыдающую теперь женщину. – Мне так жаль.
Тиген медленно покачала головой, стараясь собраться с силами и продолжить свой рассказ. Несколько дрожащих долгих затяжек успокоили ее.
– И тогда воспоминание о событиях ночи поразило меня так же как и раньше, с любым другим эпизодом. Сразу, как только доказательство безумия оказалось у меня перед глазами… Я вспомнила, как открыла клетку и вытащила визжащего зверька за хвост… Вспомнила, как он в ужасе царапал мне щеки и язык, пока его драгоценная маленькая головка не хрустнула под моими зубами… – Она снова плакала, быстро дыша. – Я глотала его целиком, как птица, пока дергающийся хвост не вызвал рвотный рефлекс, проскользнув мне в горло, – всхлипнула она, ненадолго остановившись, чтобы утереть глаза и снова прикурить.
– Вспомнила, как я начала задыхаться… слезы жгли глаза, я упала на колени, хрипя и паникуя, внезапная нехватка кислорода душила меня и лишала разума. Я запустила пальцы в горло, стараясь ухватиться за кончик хвоста… и потянула его из себя несколькими рывками… его мех щекотал мне горло, сломанные ребра, проткнувшие шкурку царапали гортань, пока наконец… пока наконец я не вытащила его. Я бросила тельце на пол, меня вырвало, а потом… Потом я просто вернулась в постель, даже не осознавая, что сотворила со своим драгоценным любимцем, – простонала Тиген в агонии. Нам всем было очевидно, как она любила его. – Проблема была не в еде, а во мне. Меня нужно было запирать.
Алек громко вздохнул, выказывая общее настроение группы. У меня к горлу подкатила тошнота, но я старалась сохранять самообладание из уважения. Одно дело, если бы Тиген сотворила такое сознательно, добровольно… но вид моего завтрака на полу явно не помог бы ей сейчас исцелиться.
Тиген раздавила окурок в пепельнице. И сразу начала говорить, не прикуривая, прервав свой печальный ритуал.
– С тех пор любая твердая пища вызывает у меня такую реакцию. Стоит ей попасть ко мне в рот, я начинаю задыхаться, подступает рвота… а вместе с ней и воспоминание о том, что я сделала. И страх перед тем, что могла бы сделать. – Она прерывисто вздохнула, сдерживая новый приступ слез. – Я полностью изолировалась. От друзей, от семьи. Не хочу, чтобы они видели, во что я превращаюсь, не хочу объяснять им, что сделало меня такой. Я курю, чтобы заглушить голод… Знаю, что все это скорее всего убьет меня, но… я заслуживаю смерти.
Каждую ночь я сплю в крохотной запертой комнате. Питаюсь только жидким. И настолько боюсь подавиться, что даже это питание пропускаю через сито. Потому что, если съем хоть что-то твердое, я не только подавлюсь в тот же момент… Я будто снова проснусь в ту ночь.
Чтобы снова вытащить раздавленное тельце Рекса из глотки.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Никто не знает, что таит в глубине души даже самый безобидный человек. Какие демоны терзают его. И какая судьба ему уготована.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
– Хватит, пожалуй, – подытожил Дон после пары минут молчания. И снова будто бы накинул маску: уныние на его лице уступило место привычной непринужденной отчужденности. Он откинулся на спинку стула, вытянул ноги в потрепанных белых теннисных туфлях, протяжно прооскрипевших по линолеуму. Я вдруг вспомнила своего отца, который носил кроссовки до тех пор, пока подошвы не протирались насквозь. Такой тип человека “не сломалось – не чини”. – Кто следующий?
Справа Эди сухо прокашлялась, заставив меня подпрыгнуть на месте.
– Думаю, теперь моя очередь, – пробормотала она, разворачивая бумажку с номером 5 в доказательство.
Пожилой даме было на вид не меньше девяноста лет, хотя я основывала это предположение лишь на ее сходстве с моей ныне почившей бабушкой. Те же седые букли с химзавивкой, нитка крупного жемчуга на шее и серьги в комплект, милая, нежная улыбка, мелодичный успокаивающий голос. Такие же нежные руки, бледная, тонкая, как бумага, кожа, едва скрывающая косточки, вены, увеличенные суставы. Вот только моя бабушка не одела бы черный спортивный костюм. Бабушка Рут носила пастельные цвета и яркие тона. Она всегда говорила, что черный – цвет смерти, а не жизни.
Эди сунула бумажку в карман брюк и начала:
– Мое имя Обэдиенс, но друзья зовут меня Эди. У меня батмофобия. – С хитрой улыбкой Эди погрозила пальцем Дону, явно в шутку. – И прежде, чем ты начнешь болтать, Дон, скажу сразу, я не боюсь летучих мышей!
Группа прыснула смехом, и Дон не был исключением.
– Тогда чего ты боишься, Эди? – спросил Вало, одним своим раскатистым баритоном призывая нас к порядку. Почти по-профессорски.
Пожилая женщина подождала, когда стихнут последние смешки, и ответила:
– Я боюсь лестниц.
Я кивнула: понятно, почему у кого-то ее возраста может возникнуть подобный страх – падение с лестницы почти наверняка стоило бы ей сломанного бедра, если не хуже.
– О, знаю, о чем вы думаете. Такая развалина, как я, конечно, обязана бояться лестниц! Одно падение, и я в больнице, и то если смогу позвать на помощь, – заметила Эди, подмигнув. – Но я боюсь лестниц с детства. Я была первым и единственным ребенком, у которого семейный врач диагностировал фобию в те далекие времена. Хотя, думаю, в бытность ребенком я страдала климакофобией – боязнью именно подниматься по лестнице, а не самих лестниц… но тогда для этих дел не было стольких названий, – продолжила она, поднимая тонкую бровь. – Но, как бы там оно ни называлось, я до смерти боялась идти вверх по лестнице. Когда мне было около десяти, я упала с лестницы в доме родителей и чудом выжила.
Я родилась в богатой семье, в одной из тех старых южных семей, и в поместье у нас стояла массивная мраморная лестница, спускающаяся с верхнего этажа каскадом изгибов. Я играла на верхней площадке, а потом в один момент вдруг потеряла равновесие и скатилась вниз. Черт возьми, да я чуть не переломала все кости, но могло быть и хуже. На восстановление ушло как будто несколько десятилетий… в детстве необходимость лежать в постели вместо всех этих невыносимо интересных вещей и игр стала абсолютным несчастьем. Но все же я была сильной маленькой девочкой, и мне стало лучше… по большей части.
Затушив, должно быть, уже сотую сигарету с того момента, как вошла в дверь, Тиген подняла запавшие глаза на Эди:
– Твое тело выздоровело, но разум нет?
Эди игриво наставила палец на Тиген:
– Именно. Я отказывалась подниматься или спускаться по той треклятой лестнице. Отец пытался заставлять, но стоило моей ноге коснуться первой ступеньки, я сходила с ума, весь мир начинал вертеться. От одного вида уклона мой разум просто взрывался… понимаете, для меня тогда подъем по этой лестнице был равносилен восхождению на отвесную гору. И так вот все пошло под откос.
Эди опустила голову, мягко постукивая пальцами по коленям.
– Я не могла вернуться в школу, поэтому мама отправила меня на домашнее обучение. Растеряла всех друзей. И до самого конца детства осталась одна, в окружении лишь моих книг, сада, потрясенной матери и разочарованного отца, считавшего меня никчемной, сломанной и бесполезной. – Она глубоко вздохнула, вспоминая внезапный поворот, перевернувший ее жизнь в столь юном возрасте.
Томасин нарушила молчание:
– Эди, ты… ты не была бесполезной.
– Спасибо, дорогая, – тепло ответила Эди, аккуратно складывая руки на коленях и выпрямляясь. – Когда я стала взрослой, в доме начались споры о том, на что я могла бы сгодиться в моем… состоянии. Родители хотели, чтобы я вышла замуж за богатого и влиятельного человека, но никто меня не брал. И поэтому, когда однажды в саду меня увидел почтальон и мы оба прониклись взаимной симпатией, отец пробормотал ему голосом, хриплым от виски: “Если хочешь ее, забирай”.
Сесилия саркастично хмыкнула с противоположной половины круга – я подумала в точности так же.
Эди слегка усмехнулась в ответ.
– Мы поженились и прожили довольно приличную жизнь. Он зарабатывал не много, но всегда усердно трудился. Мы заботились друг о друге, хотя со временем и отдалились. Поначалу он очень поддерживал меня с моей фобией, но вот мы стали старше, родители один за другим покинули этот мир, и он настоял, чтобы мы переехали в дом моего детства. Тот, с мраморной лестницей. Он устал стирать пальцы до костей на жалкой работе и хотел хоть какого-то комфорта. Я согласилась… неохотно. – В этом осторожном напоминании не было нужды, все мы понимали, как тяжело далось ей согласие. – Все вещи, которые были мне нужны, изначально разместились на первом этаже, но в конце концов он захотел вместе переехать в главную спальню наверху. Я постоянно работала над собой, чтобы преодолеть страх. Чтобы он больше не мог контролировать меня. Несколько месяцев подряд мой муж держал меня за руку, пока я поднималась сначала на одну ступеньку, потом на несколько и в конце концов до самого верха лестницы. Хотя, должна признаться: когда я в первый раз ступила на вершину, меня вырвало прямо на пол.
Невольно рассмеявшись, Эди слегка покачала головой:
– Я, конечно, все еще немного волновалась и каждый раз испытывала головокружение, но пока муж был со мной, я все-таки могла подниматься по этой чертовой лестнице!
Алек теперь выглядел озадаченным:
– Кажется, что ты преодолела свою фобию, как минимум по большей части. Почему ты здесь?
Брови Эди сошлись на переносице, морщины углубились, добродушное выражение лица будто губкой стерли, заменив его мрачной сосредоточенностью.
– Потому что несколько лет назад она вернулась. И стала хуже, намного-намного хуже, – мрачно ответила она, так сильно стискивая ладони, что я испугалась, что тонкая кожа треснет. – Однажды я проснулась одна среди ночи. Мой муж был не из тех, кто разгуливает по дому ни свет, ни заря, поэтому я сразу забеспокоилась. Я села в постели и заметила тусклый свет, льющийся из коридора. И, выйдя из спальни, увидела, что люстра над пролетом включена и заливает ярким светом лестницу, вьющуюся под моими ногами. А потом появился мой муж и столкнул меня.
– Нет! – невольно ахнула я.
– И с самого верха я упала на первую лестничную площадку. – Эди продолжала мягким, пугающим голосом. – Лежала там и слышала, как босые ноги мужа шлепали по мраморным ступеням все ближе ко мне. Я сделала вид, что потеряла сознание, а когда он добрался до меня, схватила его за лодыжки и толкнула вниз. И смотрела, как мой муж кувыркается по ступеням, пока очередной изгиб лестницы не скрыл его.
Я знала, что он пытался убить меня, но не собиралась оставлять его умирать на холодном полу. Поднялась на ноги. Все тело болело. Я посмотрела вниз на ступени, по которым вот уже несколько лет находила в себе силы спускаться, но они вдруг стали чудовищно крутыми, будто каждая была высотой в метры. Вцепившись руками в перила, я медленно сделала первый шаг… остановилась на мгновение… и пошла дальше. Руки скользили от пота, ладони едва держали перила, но я продолжала идти, пока не добралась до второй площадки. На лестнице было три лестничных пролета по восемь ступеней в каждом, разделенных лестничными площадками. Я точно знаю это, потому что научилась считать каждый шаг, чтобы сохранять спокойствие. И вот теперь, добравшись до второй площадки, я точно знала, что, как только поверну, останется всего один пролет. И я доберусь до своего мужа.
Представьте мой ужас, когда я повернула, чтобы ступить на последние ступени, но не увидела внизу ни мужа, ни вообще подножия лестницы, потому что появилась еще одна площадка. А потом – бам! – новая ступенька под ней… бам,бам, бам, бам, бам, бам, бам! – еще семь. И вот новый пролет из восьми ступеней раскрылся передо мной, ведущий к новой площадке…
Эди крепко зажмурилась, стараясь глубоко дышать: вдох через нос и выдох через сжатые зубы – отточенный механизм борьбы с тревогой.
– Тем не менее, я продолжала сражаться, опасаясь за свою жизнь, за жизнь мужа, и спустилась по последнему, как я думала, лестничному пролету… и оказалась на новой площадке, оглушенная грохотом ступеней, становящихся одна под другой.
Мой муж застонал, начал плакать, умоляя о помощи, он все спрашивал, что случилось. Я крикнула, что произошел несчастный случай… он ответил недовольным ворчанием, а потом начал кричать: “Обэдиенс, никчемный ты кусок дерьма, спускайся сюда сейчас же!” – Эди воскликнула таким мерзким, таким исполненным ненависти голосом, что я едва могла поверить, что эти слова вырвались из ее рта. – Я пыталась объяснить, что со мной твориться, но слова не шли… а чем ниже я спускалась по лестнице, тем больше и больше пролетов появлялось, будто увеличиваясь в геометрической прогрессии, наполняя воздух беспрестанным грохотом, оглушительным, зловещим, пока я не почувствовала себя стоящей невероятно высоко… А когда оглянулась, оказалось, что лестница простирается вверх так же далеко, как и вниз. Я даже не видела потолка, а люстра стала лишь ярким пятнышком, далеким, как звезда в ночи.
И я продолжила спускаться. Обезумевшая, бьющаяся в истерике, запертая в бесконечном лабиринте лестниц… и все это время мой муж внизу то мягко умолял меня, то бешено кричал, осыпая оскорблениями, то приказывал поторопиться и помочь ему. К тому времени, как он наконец-то появился в поле зрения по и я наконец спустилась, я вся была мокрой от пота, ноги дрожали… а он уже замолчал.
Пожилая леди тихо заплакала, продолжая:
– Я бросилась к телефону, чтобы позвать на помощь. Прошло совсем немного времени, и приехала скорая, а когда я открыла им дверь… заметила, что уже день. Я оглянулась на ненавистную лестницу и поняла, что спускалась по двадцати четырем ступенькам не меньше двенадцати часов. Мой муж умер.
Вскоре после его смерти, когда у меня не осталось никакой семьи, я отчаянно возжелала найти хоть какую-то связь с ней. И обратилась к истории своего рода. Я обнаружила, что моя бабушка Обэдиенс, в честь которой я была названа, скончалась в результате падения с лестницы. Я нашла несколько старых фотографий, и, боже мой… она выглядела в точности, как я. Ходили слухи, что ее столкнул муж… И после того, как мой собственный муж хотел убить меня, я убеждена, что это правда. Теперь я знаю, что он был не в себе в ту ночь… когда я толкнула его вниз, он так посмотрел на меня… будто очнулся.
Эди вынула салфетку из кармана, чтобы промокнуть мокрые глаза.
– С тех пор я в ужасе от вида лестниц. Я не могу взглянуть на них, не говоря уже о том, чтобы подниматься, не впадая в паническую атаку. Не знаю, верит ли кто-нибудь из вас в судьбу или подобное, но я уверена, что моя судьба – умереть так же, как умерла моя бабушка: изломанной и окровавленной у подножия лестницы.
Я дважды пережила это, и не думаю, что в третий раз повезет.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Страх – наша защита от неизвестного. Страх может стать нашей опорой… а может лишить последних крох здравомыслия. Превратить нас в то, чего нужно бояться.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
– Вау, – просто сказал Дон, хрипло рассмеявшись. Несмотря на его деланное легкомыслие, я видела по покрасневшему лицу мужчины, что его потряс рассказ Вало. Дон, видимо, был человеком, привыкшим не допускать проявления эмоций и чувств, человеком своего поколения, поколения, которое заставляли подавлять страхи, тревогу и в принципе любые проявления слабости.
– У вас, ребята, самые специфические страхи, которые я… да я о таком даже не слышал, – добавил он, махнув перед группой листком с цифрой 4. – А что я? Я простой парень. Меня зовут Дон, и у меня никтофобия. Я боюсь темноты.
Должна признаться, меня удивило его признание. Страх темноты очень распространен, безусловно, но я никогда бы не подумала, что такой человек, как Дон, может испытывать нечто подобное. Полуобернувшись влево, я с нетерпением ждала его рассказа. Учитывая, как грубо он реагировал на фобии других участников, у него должно было быть припасено что-то интересное.
Дон скрестил крепкие руки на груди и опер их на внушительный живот, торчавший из-под белой рубашки-поло.
– Я с детства боюсь темноты, – начал он. – Для ребенка это нормально, знаю, но я не просто боялся. Я был от нее в ужасе.
Сесилия пожала плечами, поправила повязку на глазу и проговорила:
– Понимаю. Мне очень не нравится оставаться в темноте после случившегося.
Некоторые согласно кивнули. Страх темноты практически врожденный.
Дон пожал широкими плечами:
– Думаю, ты поймешь и то, что для меня все серьезнее. Для большинства детей проблема решается, если поставить ночник, но не в моем случае. Каждый вечер, когда солнце клонилось к закату, я включал в доме весь свет. Я не мог прийти с ночевкой к друзьям, не мог пойти в кино, черт, да я порой даже боялся закрыть глаза. – Он покачал опущенной головой, слабо улыбаясь. Мужчина выглядел почти смущенным.
– Нет смысла говорить, что родителей это с ума сводило. Мой старик все время твердил, что я трачу его деньги, что мы столько спускаем на электричество, что скоро останемся с голым задом. Теперь я понимаю, почему он так говорил, но тогда… в детстве я мог думать только о том, чтобы не остаться в темноте. Только о том, что там скрывается что-то, только и ждущее шанса, чтобы схватить меня, чтобы сожрать меня. – С последними словами Дон сжал руку в кулак.
– Родители никогда со мной не нянчились. Психологическая помощь и все это – не про мою семью. Поэтому несколько лет спустя, когда моя дурь все не думала проходить, отец решил взять дело в свои руки. – В голосе мужчины теперь сквозила торжественность, так ему не свойственная. – Он, ну, он схватил меня, вопящего и брыкающегося, бросил в шкаф, выключил свет и запер там… совсем одного. В темноте.
Алек испуганно отшатнулся, уткнувшись в спинку стула:
– Это ужасно, Дон.
Дон картинно пожал плечами, раскидывая руки, явно находя, что куда проще отвергнуть собственные чувства, чем признать боль, которую причинил ему отец.
– Ну он был тем, кем был, так уж у нас было устроено, – пренебрежительно ответил он, приглаживая седеющие редкие рыжие волосы. – Короче говоря, я просидел в этом шкафу несколько часов и все время плакал и кричал, пока не выдохся. И тогда просто сел, прижал ноги к груди и стал ждать, когда он выпустит меня. Несколько минут я провел в тишине, когда вдруг почувствовал, что… что я не один. Я ничего не видел, естественно, так что и не мог быть уверен, но я точно знал… если вы понимаете, о чем я. Я сидел на полу шкафа, оцепенев от страха, и твердил себе, что это мне просто кажется, пока… Пока что-то длинное и острое не поползло вверх по моей руке… Пока я не услышал быстрый, неглубокий всхрюк… Я снова начал кричать, умолял родителей выпустить меня… А потом он напал.
Томасин склонила голову, как птичка, на крохотном лице черными дорожкам засохла тушь.
– Ты имеешь в виду… ты это почувствовал? – спросила она.
Он медленно кивнул в ответ, позволяя ужасающему смыслу безмолвного подтверждения осесть в наших умах. Дискомфорт стал почти физически ощутим.
– Оно успело сильно расцарапать мне руку, прежде чем мать наконец выпустила меня, сжалившись. Я выскочил из чертового шкафа и захлопнул его изо всех сил. Я, э-э-э, я несколько дней не разговаривал после этого, – выдохнул Дон через сжатые зубы. – Конечно, мой старик настаивал, что я сам себя покалечил, чтобы выбраться. И я, я же ничего не мог видеть там… Может быть, это просто мозг издевался надо мной, заставил меня и правда сделать это с собой. Я не знал.
В любом случае с тех пор я не собирался рисковать. Я повзрослел, но страх никуда не делся, как бывает у большинства. Но на какое-то время он стал даже более контролируемым. Мне все еще приходилось спать при свете, но я не умирал от страха, как в детстве.
Рыжеволосый мужчина неловко ухмыльнулся, светло-зеленые глаза сощурились.
– Представьте себе такое, взрослый мужчина боится темноты… Ну и это не облегчило мне, э-э-э… романтические отношения, – признался он, и его и так румяные щеки покраснели еще больше. – В конце концов я встретил-таки девушку, которая смогла принять меня и мой странный страх, мы влюбились и быстро поженились. Ее звали Рейчел, и она была… ну, как говорится, светом моей жизни. С ней все было легко. Я все еще боялся, но… С ней рядом чувствовал себя в безопасности. Впервые в жизни я был счастлив. И, когда на нашу первую годовщину она предложила сходить в поход, я, естественно, согласился. Да, я боялся оказаться на улице в темноте, но она заверила, что будет полнолуние, что мы разведем костер, что у меня всегда будет фонарик под боком…
Дон закрыл руками пылающее лицо. На пальце у него блеснуло простое обручальное кольцо, так глубоко впившееся в плоть, будто он прибавил не один десяток килограмм с тех пор, как надел его. – Мне следовало остаться дома. Я должен был знать, что не выдержу в темноте.
Вало положил огромную ладонь на плечо Дона, но тот отшатнулся. Тиген выдохнула дымную струю прямо в центр нашего тесного круга.
– Не спеши, Дон, – мягко начала Эди, снова будто распространяя успокаивающую ауру. Дон отнял руки от лица.
Прошло несколько тягучих мгновений, и он продолжил:
– Когда мы поехали в тот кемпинг, пошел дождь, но Рейчел была так воодушевлена… Я не мог заставить себя попросить ее уйти. Крутился рядом с фонарем, стараясь скрыть беспокойство, и, если честно, неплохо себя чувствовал, ведь, когда закончился дождь, выглянула яркая луна. Мы выпили несколько кружек пива и отправились в палатку. Я чувствовал, что она… гордилась мной. Несколько часов спустя я проснулся. Один. Одному богу было известно, где Рейчел, так что я схватил фонарь и отправился в лес. Там снаружи… что-то было. Испугавшись, что Рейчел может заблудиться или пострадать, я углубился в лес, следуя за треском ломающихся сучьев и хрустом листьев, поводя фонариком взад и вперед. – Темп рассказа набирал обороты, Дон вертел головой, будто снова был в том лесу, будто снова искал жену в темноте.
– А потом лампочка фонарика стала мерцать… батарея садилась. – Дон натужно втянул воздух сквозь сжатые зубы. – В оставшемся тусклом свете я лихорадочно осматривался, вглядываясь в случайные вспышки… И наконец увидел его. Тварь из того шкафа. Существо из тьмы. Оно было чуть ниже меня ростом, очень тощий – пергаментная, покрытая редким слоем тонких белых волос, кожа натягивалась на его костях, как барабан. Я увидел его лицо… и не смог сразу осознать, что вижу, пока не услышал быстрое хрюканье, сопение… У него не было глаз, но чуть ниже того места, где могли бы быть глазницы, зияли две огромные ямы, глубокие и черные, с трещинами по краям… пара гигантских ноздрей. А там, где у людей располагается подбородок, в самом низу, разверзлась широкая щель рта, постоянно открытого, зияющего, истекающего слюной. Оно быстро перемещалось на двух ногах, но вот руки… не были человеческими. От локтя каждая рука превращалась в костяные выступы, покрытые острыми шипами.
Я вздрогнула, представив эту картину, плотнее запахиваясь в фланелевую рубаху, будто от рассказа в комнате стало холоднее.
Дон засунул руки в карманы шорт цвета хаки и отстраненно продолжил:
– Фонарик все-таки погас. Я поднял глаза к яркому ночному небу в поисках облегчения и с ужасом увидел, как звезда надо мной замерцала и… тоже погасла. Одна за другой, яркие точки в небе следовали ее примеру, пока внезапно не погасла и сама луна. Я остался в абсолютной удушающей темноте впервые после того случая с шкафом, но в этот раз все было намного, намного хуже. И тогда я услышал, как Рейчел закричала. Я помчался на ее голос, спотыкаясь о поваленные деревья, ветви хлестали меня по лицу… Наконец, я добрался до нее, выкрикнул ее имя… и в ответ услышал надрывный визг. В темноте было не разобрать, что происходит, но я мог слышать и позже собрал события воедино. Мерзкая тварь хрюкала… казалось, оно прижало Рейчел к земле. Одна из зазубренных конечностей пронзила ей плечо, пригвоздив к лесной подстилке. Я выхватил охотничий нож и вонзил лезвие прямо в источник хрюкающих звуков… существо завизжало, отпрянуло от Рейчел, заставив меня выпустить нож, оставшийся у него в спине. Я наклонился, поднял Рейчел на ноги и наполовину тащил ее, пока мы бежали через лес подальше от ужасного создания. Но хрюканье и фырканье неотступно преследовало нас, пока на краю леса не забрезжил свет… наш лагерь.
С лица Дона сошла краска, красные глаза болезненно сверкали на фоне бледной кожи.
– Мы кое-как вышли из леса на поляну, но вместо лагеря обнаружили пару ошеломленных незнакомых мужчин. Рейчел вывернулась из моих рук, упала на землю и на четвереньках поползла к незнакомцам, не касаясь земли левой рукой. Она… ее рука была почти оторвана в том месте, где существо вонзило в нее свой “клинок”.
Рейчел закричала незнакомцам… “Пожалуйста, помогите, он сумасшедший, он пытался убить меня”... – Дон задыхался, заливаясь слезами, наконец отдавшийся своей муке. – Она даже не смотрела на меня. Я безмерно благодарен, что она не погибла той ночью, но я безвозвратно потерял ее. Я знал, что видел, но был не в себе, и мои слова приняли за бред сумасшедшего. Какое-то время мне пришлось провести в психиатрической больнице. А когда надоело, я просто сказал им то, что они хотели слышать, и ушел своей дорогой. Годами я прокручивал ту ночь в голове. Неужели я правда сумасшедший? Неужели я причинил боль своей жене? Или то существо реально? Рейчел так и не смогла объяснить, что делала в лесу той ночью, она все настаивала, что я, наверное, преследовал ее, а потом ударил ножом. Моим охотничьим ножом, который я вонзил в спину той твари. И который так и не нашли.
Дон вздохнул, вытирая слезы тыльной стороной пухлой руки. Потер лоб пальцами, будто его разум устал снова пытаться решить загадку, мучившую его десятилетиями.
– Раньше я боялся темноты потому, что страшился неизвестности того, что приходит вместе с ней… – Он вздохнул, пожевывая нижнюю губу. – Теперь я знаю, что живет в темноте, но есть в ней кое-что, от чего я в куда большем ужасе, чем от той твари. Думаю, больше всего меня пугает то, что я не представляю, что могу сотворить в темноте. На что я способен.
То, что я не представляю, кто я есть в темноте.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Даже самые обыденные вещи могут стать воплощением кошмара. Ужасом, от которого не убежать, который не забыть. Могут лишить тебя будущего, жизни… Что может быть страшнее?
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
От последних слов Томасин у меня в груди что-то болезненно сжалось, а ладони покрылись липким потом. Она пережила такую травму, что одно ее присутствие здесь, в группе поддержки, поражало. С другой стороны, Сесилии тоже сильно досталось от ее фобии, да и мне, откровенно говоря, поэтому несложно было предположить, что остальные участники – Дон, Вало, Тиген, Алек и Эди – хранят настолько же ужасные истории.
Двое прошли, осталось шестеро. И единственный вопрос…
– Кто следующий? – На этот Сесилия озвучила то, о чем думали, вероятно, все. Все, кроме того, чья сейчас была очередь. Кроме номера 3.
– Я. Я следующий.
Вало сидел, сгорбившись, опираясь предплечьями на массивные бедра, сцепив огромные руки.
Я взглянула на громадного мужчину – каким-то странным образом он умел сливаться с окружением, забирая все внимание только когда начинал говорить гулким баритоном. Вало было уже за тридцать, под два метра ростом, он сидел, горой возвышаясь, между худощавой Тиген и коротышкой Доном. Формально одет, намного более формально, чем мы все: белая рубашка на пуговицах, черные брюки, галстук с идеальным узлом.
– Я Вало, – объявил он, выпрямляясь на своем стульчике. Я вдруг испугалась, что он сейчас рухнет, раздавив хлипкую конструкцию. – У меня октофобия. Я боюсь цифры восемь.
– Ты поэтому попросил меня прочитать твой номер, ммм? – Тиген лениво выпустила изо рта клуб дыма, повернувшись к гиганту. Вяло усмехнулась и добавила: – А я-то подумала, что ты не умеешь читать.
Вало ответил натянутым смешком, темные глаза заволокла печаль:
– Я, хм, могу тебя заверить, что вполне прилично читаю… До того, как обзавелся фобией, я изучал высшую математику на одной из лучших программ аспирантуры в своей области.
– А теперь боишься числа? – недоверчиво переспросил Дон. Я бросила на него быстрый взгляд.
Вало слегка пожал плечами и постарался объяснить:
– Что ж, на самом деле я боюсь не самого числа, а… его формы.
Он поднял руку и медленно, через сопротивление, описал фигуру в воздухе: полукруг сверху, вниз по диагонали, полукруг снизу и вверх к началу.
– Хотите верьте, хотите нет, я изучал теорию чисел. – Его рука с глухим шлепком упала обратно на колено. – Теория чисел изначально включает в себя свойства и отношения целых положительных чисел, не дробей. Знаете, один, два, три, четыре… – Вало замялся и сухо сглотнул. – …и так далее.
Я подалась вперед, сжимая обрубок запястья правой рукой. Страх перед чем-то столь обыденным… ужасно.
– Что случилось, Вало?
Он несколько раз глубоко вздохнул: вдох, выдох, вдох, выдох. Я подумала, что у него, наверное, огромные легкие.
– Должен признаться, я слишком глубоко погрузился в свою работу, – ответил Вало, сверкнув застенчивой улыбкой. Поразительно белые зубы на фоне темной кожи. – В детстве я всегда любил числа… математика была моим любимым предметом. И вполне органично вышло, что и в университете я выбрал эту специальность. Я стал лучшим выпускником и подал документы в на докторскую степень в области теории чисел. День, когда я получил письмо о зачислении в ту престижную программу… был самым счастливым в моей жизни, – вспоминал Вало, глядя на свои дрожащие руки.
Его глубокий мягкий голос дрогнул, и мне показалось, что он готов заплакать.
– Через пару лет после окончания аспирантуры моя любовь к цифрам стала… она переросла в нечто большее. В навязчивую идею? Я любил все цифры, но больше всего почитал число восемь. Как-то, работая над диссертацией, я вдруг начал рисовать восьмерку. Нарисовал одну и просто… больше не останавливался. Обводил ее петли снова, снова и снова…
Вало замолчал, поглощенный беспокойными мыслями… но скоро встряхнул головой, и улыбка вернулась на его лицо.
– Ну суть вы уловили. Меня вдруг осенило понимание, что число восемь олицетворяет бесконечную природу Вселенной. Я был очарован восьмеркой. Я начал видеть ее… везде. В следах коньков изящной фигуристки на льду. В земляных червях, извивающихся на тротуаре после дождя. В рисунке гоночных машин, мчащихся по трассе. Даже в пластиковых петлях упаковки банок с содовой, которую пил каждый день. Цифра восемь и то, как часто я видел ее, стала для меня знаком… символом того, что красота жизни и любви никогда не кончается.
Гигант уронил голову на массивные руки.
– Хотел бы я знать тогда, насколько ошибался.
– Не торопись, Вало. Тебе станет лучше, если выговоришься, обещаю. – Томасин постаралась его подбодрить.
Вало поднял глаза и торжественно кивнул, соглашаясь.
– Я пытался представить свои… выводы научным руководителям. Думаю, излишне говорить, что они были не очень-то впечатлены. Я потратил все время, отведенное на исследования, на философские размышления об истинном значении числа восемь, на описание тайны, которую древние математики нашептывали в каждом движении и повороте петель этого числа… Мне велели сменить объект исследования. Я не смог смириться с этим. Я не остановился. Только все глубже и глубже уходил в свои изыскания, пока не перестал даже выполнять свои обязанности. Пропустил все сроки. Перестал посещать встречи. И в конце концов меня исключили из программы.
Вало потер бритую голову, вздохнув.
– Тогда это не выбило меня из колеи. Я погрузился в свое исследование. Видел восьмерки везде, куда бы ни посмотрел…в очках на лице незнакомца, буквах, в траектории, которую описывает солнце в течении года, в мазках на картинах, соединяющихся в священную форму… каждая встреча с этой фигурой приближала меня к бесконечному, к вечному. К Богу.
Он судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы, ослабил галстук. На темном широком лбу выступили бисеринки пота.
– Несколько дней подряд я не спал… Начал пить, чтобы уснуть хоть ненадолго, ведь каждый раз, закрывая глаза, видел только восьмерки, отпечатанные на веках. Довольно быстро это переросло в алкоголизм… И вот я уже дни напролет сидел в местном баре, распространяя священное слово о божественной фигуре – восьмерке – всем, кто хотел слушать. Если честно, желающих было не много, – заметил Вало, весело фыркнув от воспоминаний о странных временах. – Однажды я цедил пинту самого дешевого пива в баре – к тому моменту я почти обанкротился – и прижимал донышко стакана к стойке: один раз слева, один справа. Капли конденсата рисовали восьмерку, а я бесконечно водил пальцем по ее контуру. Рядом присел мужчина в черном пальто с капюшоном. Мы долго разговаривали, и я начал рассказывать ему о цифре восемь. Я рисовал число на столе, когда он впервые повернулся ко мне и показал свое лицо…
От воспоминая, массивная фигура Вало содрогнулась.
– Он был невероятно бледным, почти безликим. Маленький рот, окаймленный парой узких губ, едва заметных… Почти плоский нос… И глаза… глаза были хуже всего. Неестественно близко посаженные, почти касающиеся друг друга над тонкой переносицей. Я снова увидел это. Проследил контур… ф-форму восьмерки. – Он с трудом произнес это, орошая воздух туманом из брызг слюны, с которым “ф” удалось таки вытолкнуть наружу.
Вало замолчал, утер нижнюю губу рукавом идеально отглаженной рубашки. Формальность одежды так контрастировала сейчас с его поведением: мужчина вдруг превратился в поглощенную тревогой, заикающуюся версию самого себя. Когда он вошел в комнату, я и подумать не могла, что увижу его таким.
– Я первый признаю, что был тогда в стельку, но я знаю, что видел! – решительно заявил он, выставив руки в защитном жесте, будто ожидая, что группа сейчас на него накинется.
– Дорогой, не нужно оправдываться. Я верю тебе, – заверила его Эди. Я кивнула в знак согласия с ней, как и остальные члены группы. Все мы знали силу страха, необузданную ярость фобий. Они легко могут сыграть злую шутку с разумом, заставить видеть то, чего нет, или скорее превратить что-то безобидное в нечто катастрофически ужасное, в нечто, от чего нужно немедленно спасаться бегством.
После нашего единодушного порыва Вало заметно успокоился, плечи его расслабились, черты лица смягчились.
– Спасибо. В любом случае, я знаю, что видел. Восьмерка, проступающая в форме его глаз поразила меня ужасом, так разительно отличающимся от эйфории, которую я испытывал раньше. Такая реакция и смутила, и встревожила меня, но тогда все, о чем я мог думать, – это о необходимости немедленно выбраться оттуда. Я практически вылетел за дверь, оставив недопитое пиво, оставив карточку в баре… И больше никогда за ней не возвращался. Нужно было вызвать такси, но опьянение и паника отняли у меня возможность мыслить рационально. Я просто запрыгнул в свою машину и поехал домой знакомым маршрутом. До дома было совсем недалеко, и я даже не думал, что что-то может пойти не так, тем более, что на дороге почему-то не было ни одной машины. Но где-то на полпути маршрут стал… совсем незнакомым. Я вдруг выехал на перекресток четырех дорог, которого никогда раньше не видел, несмотря на то, что ездил одним и тем же путем каждый день… Помню, подумал тогда, что его построили совсем недавно, ведь не было ни светофоров, ни дорожных знаков, ничего.
Вало недоверчиво покачал головой.
– Я сбросил скорость и продолжил ехать… Успокаивал себя тем, что до дома рукой подать, еще пара минут и все… но там, где улица должна была вести прямо к моей двери, неожиданно появился поворот направо. Пьяный и рассерженный, я вывернул руль, а потом еще раз, внезапно осознав ненормальную кривизну дороги. Улица, какой я ее помнил, должна была быть прямой, но теперь приходилось постоянно поворачивать, чтобы не оказаться на обочине.
Вало все больше распалялся, безумно размахивая руками, повышая голос…
– А потом неведомым образом я снова вернулся на тот перекресток, но совсем с другой стороны! И я снова проехал через него, снова уперся в изгиб дороги, повернул теперь уже налево... Такого просто не должно было быть, это было зверски неправильно, но я был ужасно пьян, я хотел домой, меня подстегивала уверенность, что, если я просто войду в свою дверь и лягу в свою кровать, все снова будет в порядке. Поэтому я ехал и ехал, пока не оказался… у бара.
Тиген невольно ахнула, делая очередную затяжку, и дым поднялся белым облаком, пока она пыталась откашляться, хрипя.
После того, как Тиген затихла, Вало сам прочистил горло, кашлянув в сжатый кулак.
– Человек в капюшоне стоял снаружи и махал мне рукой. Паника накатила новой волной. Я вдавил в пол педаль газа, говоря себе, что на этот раз точно доберусь домой, что все будет нормально, что в этот раз все получится, но на самом деле ни капли в это не верил. И оказался прав. Я снова выехал к чертовому перекрестку. Проехал через него, поворот направо снова увел меня от обычного маршрута обратно к перекрестку, через него, затем налево и… опять к бару.
Мне понадобилось несколько раз преодолеть этот путь, чтобы понять, что еду я по восьмерке. По форме, которой поклонялся много лет, которую считал смыслом самой жизни. И она была… бесконечной. Но не бесконечной в радости и красоте, во что я всегда верил, а бесконечно ужасной монотонной ловушкой, которая вызывала у меня звериную панику, отчаянное желание вырваться на свободу, как у животного, запертого в клетке. Я ехал по ней снова и снова, снова и снова, как будто несколько часов.
В конце концов, меня покинуло желание жить. Если бы смерть означала побег из проклятой ловушки, я бы с радостью принял ее. Я прибавил скорость, петляя меж двумя полосами движения, пока не разогнался до почти 150 километров в час. А потом вывернул руль и под яростный визг шин свернул с дороги прямо в дерево.
– Я поражен, что ты сейчас сидишь с нами… – У Алека от удивления отвисла челюсть.
Вало цинично усмехнулся – резкий и грубый звук. От пылкого рассказа у него под мышками расплылись пятна пота.
– Я и правда умер. Но владельцы дома, чье дерево я протаранил, вызвали помощь и меня откачали. В итоге, получив множественные переломы и очень серьезную черепно-мозговую травму, я впал в кому… И даже когда очнулся некоторое время не реагировал на внешние раздражители. Меня каждый день навещала сестра, составляла компанию, заботилась. В конце концов я выздоровел. Не полностью, конечно…Иногда мне требуется помощь в вспоминании некоторых вещей, поэтому я переехал жить к сестре. Однажды она спросила, что я видел, когда был по ту сторону, когда был в коме, когда не реагировал на внешний мир…
В темных глазах гиганта блеснули слезы.
– Я сказал ей, что видел свет. Что был окружен любовью и теплом… Моя сестра – верующая женщина. Я сказал ей то, что она хотела услышать, потому что не выдержал бы, если бы правда разбила ей сердце. Я не мог рассказать ей о том, что действительно видел, о том, что, я знаю теперь, лежит за пределами этой жизни. На самом деле, когда я умер… я не видел ничего.
Мрачное признание Вало вызвало у него невольный смех:
– В некоторой степени я оказался прав насчет смысла жизни, вселенной и всего прочего. Это восьмерка – бесконечная, никогда не заканчивающаяся. Но, как и та ужасная дорога, она бесконечна лишь в своем однообразии, в своем ничтожестве и одиночестве. В своей темноте. А потом я узнал, что произошло после моего пробуждения. Когда я впервые открыл глаза на больничной койке. И это лишь усилило мою фобию. В то время, пока меня поглощало бесконечное ничто, темнота, в то время, когда я очнулся, но был все еще мертв, заперт внутри почти угасшего сознания… тогда я не смотрел на мир как обычные люди. Сестра рассказала, что вместо этого мои глаза… мои глаза быстро двигались, постоянно оглядывая комнату, раз за разом обводя… форму восьмерки.
Последнее Вало едва пробормотал, впившись ногтями в ладони и тихо роняя слезы.
– С тех пор тревога, паника и ужас навсегда заменили благоговение перед цифрой восемь. Я живу отшельником… Ни с кем не общаюсь и в основном нахожусь в своей комнате, потому что всякий раз при виде восьмерки снова падаю в непроглядную темноту. Моя сестра находит меня, иногда даже несколько часов спустя, и возвращает к реальности… Только тогда я понимаю, что беспрестанно рисовал глазами форму восьмерки…
Затерянный в бесконечном ничто, которое она символизирует.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Не знаю, найду ли я здесь освобождение или утону в пучине чужих кошмаров и трагедий, но я рада, что осталась, и я хочу поделиться. Осталось только дождаться…
⠀
Главы: 1
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
~
– Черт. – Тиген наконец нарушила затянувшееся молчание, последовавшее за печальным рассказом Сесилии. Она прикурила от окурка новую сигарету и положила ногу на ногу, демонстрируя угловатые колени. – Хорошо, что меня такое не трогает.
Сесилия ответила коротким смешком, одновременно передав им и глубокую печаль, и искреннюю признательность за возможность хоть немного сбросить груз с души.
– Спасибо, что поделилась, Сесилия. – Голос Вало был теплым и участливым, поразительно глубоким и раскатистым даже для такого исполинского мужчины.
Она просто кивнула в ответ, поток слез на лице женщины понемногу стал замедляться, а на лицо сама собой вползла легкая полуулыбка.
– Кто… следующий? – осторожно спросила я, заранее пугаясь возможности столкнуться с еще одной кошмарной историей, но в то же время жаждая приблизить свою очередь. Мне так нужно было хоть немного ослабить напряжение, получить хотя бы иллюзию контроля над своей жизнью, но приходилось ждать, пока остальные поделятся своими историями.
Молодая девушка лет двадцати слева от Сесилии – Томасин – разжала кулак, явив на свет маленький шарик, в который превратился ее листок. Она расправила его длинными, переношенными нарощенными ногтями и показала группе номер: 2.
– Думаю, я, – пискнула она, бросив листок на колени. – Хм, я Томасин.
Эди ободряюще улыбнулась юной участнице, и, хотя улыбка и не предназначалась мне, я сразу успокоилась.
– Не торопись, дорогая. Мы все здесь для того, чтобы поддержать тебя.
Томасин резко выдохнула, поерзала, устраиваясь в удобной позе: размяла шею, морщась от боли, потерла плечо…
– По моему виду вы, наверное, уже догадались, – начала она, указывая на свои волосы и макияж, – что я боюсь зеркал. Это называется катоптрофобия.
И внезапно ее нелепый внешний вид обрел смысл. Тональный крем пятнами, неровные косые стрелки на глазах. Всклокоченные волосы, отросшие иссиня-черные корни, резко контрастирующие с обесцвеченными патлами. Я почувствовала укол вины за то, что судила ее по внешности, совершенно не подозревая, как влияет на девушку фобия.
– Я всегда хотела быть красоткой, – вздохнула Томасин, вяло покачивая головой. – Когда была маленькой, я хотела стать принцессой, хотела стать моделью, хотела стать гребаной Барби. Вот только родилась с тьмой и уродством внутри. Я ненавидела смотреть в зеркало, но, как выросла, только этим и занималась. Смотрела в зеркало и мысленно себя препарировала. Плоская грудь. Черные тусклые безжизненные волосы. Огромный кривой нос. Маленькая жутенькая уродина, – издевалась она над собой насмешливым тоном, приправленным тревогой. Томасин несколько раз ткнула пальцем в воздух перед своим лицом, будто снова стояла в тот момент лицом к лицу со своим отражением.
– Ты красивая девушка, Томасин… – попыталась вмешаться Сесилия.
Томасин резко повернулась, уставившись прямо ей в лицо, и отрезала:
– Нет. Это не так.
На несколько мгновений в комнате повисла неловкая тишина. Затем Томасин продолжила:
– А вот моя старшая сестра… она была прекрасна. Высокая, с длинными ногами, копной светлых волос, с идеальной фигурой. Ей никогда не пришлось бы хотеть стать похожей на Барби. Она уже была Барби. И идеальность ее была не только внешней, нет. Она была безумно нежной, очень доброй. Я так сильно любила ее. Она была моим кумиром… Я мечтала стать такой же, как она.
Когда она покончила с собой, мой мир… рухнул. Мне не на кого больше было равняться. А что еще хуже, осознание того, что идеальный человек, которым я хотела стать, был таким несчастным, лишило меня последней надежды. Ну какие тогда были шансы у меня? – Капли слез выкатились из глаз Томасин, запутавшись в корке туши на нижних ресницах.
– Я так сочувствую твоей потере, Томасин, – робко пробормотала я. Это было самое малое, что я могла сделать.
Изящно промокнув глаза рукавом рубашки, девушка кивнула мне.
– Спасибо. Мне было тогда всего четырнадцать, а ей на пару лет больше. Мы жили в одной комнате… И однажды я нашла ее повесившейся в шкафу. После этого я возненавидела себя еще больше. Зачем жить мне, когда ее не стало? Я выкрасила волосы, рисовала себе ее лицо ее косметикой, пыталась скопировать ее… но я никогда не была настолько красивой. И все еще ненавидела зеркала. Но моя фобия появилась лишь спустя годы.
Томасин ненадолго замолчала.
– Это случилось, когда мне было двадцать. Я училась в университете, получала высокие оценки… даже встречалась с парнем, который на самом деле любил меня такой, какая я есть, понимаете? Думал, что… что я красивая, – вслух размышляла Томасин, глядя в никуда. – Он знал о моих проблемах с самооценкой, так желал мне помочь… говорил: “Я просто хотел бы, чтобы ты увидела себя моими глазами, Томасин…” А потом предложил одну идею.
Раздался тихий скрип – Алек поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
– И что это была за идея? – спросил он.
Томасин скрестила лодыжки, одними пальцами касаясь потертого линолеума. Она была такой крошечной, что не могла полностью поставить ступни на пол.
– Ну, он… он периодически принимал галлюциногены, в качестве духовной практики или чего-то в этом роде.Он предложил нам вместе принять кислоту, чтобы я познала себя, увидела себя такой, какая есть на самом деле, ушла от образа, который все старалась натянуть и всегда терпела неудачу…
Я сомневалась, но он настоял. Я доверилась ему. Мы приняли, хм, таблетки, и какое-то время ничего не происходило. Я поняла, что под кайфом, только когда узоры на стене передо мной ожили… самые обычные линии, формы, трансформировались, обретали какой-то особый смысл. Я такого никогда раньше не испытывала. – Томасин пальцем рисовала перед собой изгибы одной ей известного узора. – Это было прекрасно… будто со мной без слов говорила сама Вселенная. Но потом узор на стене начал просто монотонно качаться, как маятник, бесконечно, как…
Томасин сделала долгий прерывистый вдох, собираясь с силами перед тем, как продолжить:
– Мой парень нашел меня на кровати. Он шел, а я видела след, тянущийся за ним… он поставил пластинку, лег рядом и обнял меня. Самый волшебный опыт в моей жизни, – выдохнула она, смежив глаза и наслаждаясь воспоминаниями.– А потом он… сказал, что теперь мне нужно пойти и посмотреть на себя в зеркало, – заикаясь, проговорила Томасин, тревожно сглотнув. – Сказал, что теперь я наконец-то увижу то, что видел он: красивую и совершенную, очищенную глубинную сущность, а не физическое тело. Я забеспокоилась, попыталась рассказать ему о своих сложных взаимоотношениях с зеркалами, но… он снова настоял. И я снова доверилась. Пошла в ванную, соединяясь с миром все глубже, как только касалась ногой земли. С каждым шагом испытывая чистый экстаз. Я не раз слышала истории про всякую чертовщину, что чудится в зеркалах под кайфом, поэтому была приятно удивлена, когда просто… увидела себя. Ничего странного, кроме пульсирующих зрачков… немного грубые черты лица, но ничего ужасного, – описывала Томасин. – Поначалу, по крайней мере.
Девушка на мгновение замолчала, и никто из нас не решался прервать гнетущую тишину. Только Тиген выпустила очередной клуб дыма.
Томасин спрятала лицо в ладонях.
– Я наконец-то почувствовала себя красивой. Я улыбалась, смеялась, прижалась к зеркалу ладошками… Счастливая, я впервые смотрела прямо себе в глаза. Пока они не перестали быть моими. Стали блестящими, желтыми, как отражающий свет кошачий зрачок. Оцепенев, я наблюдала, как отражение отделилось от меня, сжало кулак и с размаху ударило – бах-бах-бах – по зеркалу, безумно ухмыляясь. – Томасин запнулась.
Комок встал у меня в горле, когда я попыталась представить, какой ужас почувствовала бедная девушка.
– В тот момент я видела себя. Не себя… но себя, не знаю, как объяснить. Тогда я впервые увидела свое истинное “я”, – заикаясь, выдавила Томасин, сжав зубы, испачканные ярко-розовой помадой. – А потом… она заговорила со мной… издевалась надо мной хуже, чем я когда-либо могла. Называла меня скучной, уродливой, никчемной и каждое слово вбивала в зеркало ударом кулака. Надо мной что-то мелькнуло… Я посмотрела вверх и увидела нечто, раскачивающееся взад и вперед, взад и вперед… пару бледных ног. Я чуть с ума не сошла, когда поняла… кто это.
Отражение сказало, что мне никогда было не стать такой красивой, как она, как моя сестра… и поэтому я… я шипела ей свой яд в темноте, каждую ночь. Стоило свету погаснуть, и я начинала шептать, сея семена ненависти к себе в ее невинный разум, пока она… пока она… – Слезы душили Томасин. – Я попыталась закричать, сказать, что это не я, что я никогда не сказала бы ничего подобного своей любимой сестре, но изо рта не вырвалось ни звука. И тогда я вспомнила…
Вспомнила, как тихо рыдала моя сестра, когда уродливые и полные злобы слова выскользнули едва слышно из меня в темноту спальни… “ты ничто, ты ничего не стоишь, всем было бы лучше без тебя, хоть бы ты умерла…” – Черные слезы потоком лились по лицу Томасин.
Она утерлась рукавом, размазывая пятна косметики по ткани, и продолжила:
– В одном я все же была права: эта штука не была мной. Я просто стояла и смотрела, парализованная, неспособная позвать на помощь, неспособная издать и звука, как отражение начало яростно ковырять ноготь, пока он не поддался и не оторвался от ложа, сломавшись с оглушительным треском!
Я вздрогнула от резкого вскрика Томасин и от образа, живо вставшего у меня перед глазами.
– Меня вдруг пронзила такая боль, будто это из моего тела сейчас вырвали кусок. Я даже посмотрела на дрожащие руки, приклеенные к зеркалу, чтобы убедиться, что ногти все еще целы. – Девушка крепко обхватила указательный палец левой руки, будто пытаясь заглушить тупую ноющую боль.
В обезображенном черными потеками лице я видела, как страх приходит, вытесняя печаль, вытесняя боль. Как приходит ужас, от которого можно укрыться только полностью эмоционально отстранившись. Голос Томасин стал пустым и глухим:
– А затем мое отражение схватилось за сломанный ноготь и начало его раскачивать, пока он не поддался… я смотрела, как она начала его тянуть, и кожа над ним стала расслаиваться и рваться. Как она начала снимать ее медленным неспешным движением… Боль была просто адской, но стало еще хуже, когда она полностью содрала кожу с моего пальца. Неумолимая, она вся тянула и тянула, яростно обрывала руку, пока на ладони не раскрылась рана… она просунула пальцы глубоко внутрь, до самого сустава, а потом сдернула плоть, как перчатку с руки, – Томасин зажмурилась в ужасе.
Дон просто сказал: “Черт”. Это мнение поддержали все члены группы, даже Эди. Все мы семеро кивнули в унисон.
Лицо Томасин стало каменным, когда она продолжила:
– Но это не самое худшее. Самое ужасное то, что произошло потом. И что преследует меня по сей день…
– Что произошло, Томасин? – спросил Алек, нахмурившись от беспокойства за девушку.
– После того, как мое отражение сорвало с себя плоть, я ожидала увидеть кости человеческой руки, но… но все оказалось намного хуже. Вместо этого открылась другая рука. Бледная, болезненно-серая, полностью покрытая… чешуей. – Томасин заметно дрожала, положив руку на живот, будто пытаясь унять боль. – Она хлопнула своей новой ладонью по зеркалу – тонкому и хрупкому барьеру между нами – посмотрела на меня своими кошачьими глазами и сказала…
“Тебе никогда не быть красивой, потому что я – это ты. И однажды… Я перерасту тебя”.
Никто не произнес ни звука. Я поставила пятку на землю, успокаивая прыгающую ногу – мой давний нервный тик. Я даже и не заметила когда начала. Вало закрыл лицо гигантскими руками, лысая голова поблескивала в свете галогеновых ламп. Томасин несколько раз поверхностно вздохнула, торопясь закончить рассказ:
– Я наконец-то снова обрела контроль над своим телом, достаточный, чтобы суметь отшатнуться от зеркала, развернуться и выбежать из ванной. Мой парень очень беспокоился обо мне, пытался утешить, говорил, что просто случился неудачный приход. – Она тяжело вздохнула. – И сначала я даже почти поверила ему, но после того дня стала ужасно бояться зеркал, точнее, своего отражения. Ведь, когда я пришла домой и в ванной, встав перед умывальником, взглянула в зеркало… она была там. Мое отражение. Вцепившаяся зубами в лохмотья кожи на предплечье. Отрывающая длинную полоску. Обнажающая омерзительную чешую. Я накрыла зеркало полотенцем, но это не помогло. Каждый раз, когда где-нибудь я замечаю свое отражение, меня становится все меньше, а ее – больше. Каждую секунду каждого дня я чувствую как она растет… Мне всегда больно. Раньше я ненавидела зеркала, потому что ненавидела свою физическую оболочку… а теперь ужасно боюсь зеркал, потому что они показывают, кто я есть на самом деле. Кем мне суждено стать.
Томасин замолчала на мгновение.
– В моем доме больше нет зеркал. Я никогда не войду в чужой дом… даже если хозяева пообещают накрыть зеркала, я все еще буду знать, что она ждет по ту сторону. Даже если зеркало закрыто… – Она вздрогнула, крепко обхватив себя руками.
– Я все еще слышу, как она… колотит по стеклу.
~
Оригинал (с) hercreation
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Есть у меня пунктик: если не проверю закрыта ли входная дверь в квартиру - не смогу спокойно заснуть. Не то, чтобы я боялся чего-то конкретного. Просто сам факт того, что в моё жилище теоретически может вторгнуться кто-то посторонний пока я сплю – никак не расслабляет и отдыху не способствует.
Как-то раз вечером после работы встретил жену у метро. Пришли домой. Поужинали. Ложимся спать. Как обычно – подергал входную дверь. Закрыто. Умылся, почистил зубы. На всякий случай подергал ещё раз. Закрыто. В Багдаде всё спокойно. Со спокойной душой лег спать.
Ранним утром проснулся от громкого и настойчивого стука в дверь. Слева на меня обеспокоенно смотрела жена. Справа встревоженно глядел кот. Мы посовещались и пришли к выводу, что никто из нас троих не ждёт гостей. Решили дверь не открывать. Стук прекратился. Мы заснули.
Ещё через полчаса стук повторился. Уже более настойчиво. Попытались игнорировать, но не тут-то было – в дверь начали уже откровенно барабанить. Ещё немного и начнут ломиться.
Подумав, вооружился четырехкилограммовой гантелей. Подкрался к двери. Сквозь глазок смог рассмотреть только чьё-то плечо крупным планом.
- Кто там?! – прорычал я в дверь. Стараясь интонационно передать, что с этой стороны находится двухметровый крупногабаритный серийный убийца. Кот взглянул на меня с уважением.
- У вас ключ в замочной скважине торчит, - вежливо сообщил негромкий старческий голос.
Я ожидал чего угодно. Угроз, жалоб на текущую с потолка воду и даже предложения купить набор ножей. Но только не этого. От неожиданности я открыл дверь.
Опрятный седой дедушка покосился на гантелю в моей руке. Потом опустил глаза на мои боксеры в красный горошек. Перевел взгляд на переминающегося с лапки на лапку кота.
- Доброе утро, - протянул он мне наши ключи.
- Спасибо, - кивнул я.
Следующим вечером я лег спать с легким сердцем. В конце концов - целую ночь ключ проторчал в скважине и ничего не случилось. Никто к нам квартиру не зашел. Никому мы не понадобились.
Я повернулся на бок и был уже готов заснуть, когда мой внутренний голос прошептал:
«А вдруг за ночь они сделали дубликат и теперь могут войти, когда угодно?».
Кто-то очень хочет, чтобы мы покорно играли в его ненормальную игру. “Решите загадку поместья и обретите свободу.” Звучит лучше, чем оказывается на деле. Но время идет, и мы не можем так просто его терять.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
Когда мы на этот раз очнулись вокруг обеденного стола, почти никто не кричал. За ничтожно малое мгновение я прошел путь от меня, чья голова трещит под могучей лапой Коды, до меня, сидящего рядом с Джерри. Но за секунду до смерти я начал обдумывать план.
⠀
Бриджит и Тобиас вскочили на ноги и сплелись в объятиях.
⠀
– О, дорогой! – запричитала она, заливаясь крокодиловыми слезами. – Я думала, ты умер!!
⠀
Я тоже вскочил. Но не на ноги, а на стол. Прежде чем мой рывок достиг цели, Вольфганг уже выхватил припасенный нож. Я крикнул Хоуп, чтобы она отошла, убралась подальше, но та просто сидела, смирившись со своей судьбой. Вольфганг вонзил нож ей в горло. А я влетел в него, как камень из пращи.
⠀
Его стул покачнулся, и мы оба рухнули на землю. А где-то по пути маленький ублюдок ткнул меня костлявым коленом прямо в лицо и полу-выбежал, полу-выполз за дверь. Быстрый сученок. И к тому же совершенствующийся. На этот раз Хоуп умерла почти мгновенно.
⠀
– Твою мать! – зарычал я, поднимаясь на ноги. – Он будет продолжать делать это раз за разом!
⠀
– Что случилось? – Тобиас наконец оторвался от жены и огляделся.
⠀
– Гребаный белый мишка сожрал нас, потому что мы не успели найти ключ от чердака! Эта игра полное говнище! – Я все еще орал, но уже на него.
⠀
Рычащий звук заставил меня заткнуться. Он шел откуда-то поблизости… Нет, еще хуже, он шел изнутри меня! В беспорядочной путанице мыслей до меня постепенно стала доходить серьезность ситуации.
⠀
Это урчал мой желудок. Что логично – уже несколько дней я ничего не ел. Но это может означать только, что уровень голода, как и наша память, не сбрасывается после каждой итерации. А это в свою очередь означает, что все мы сейчас в разной степени истощены, в зависимости от того, кто дольше всего оставался в живых. Но что произойдет, когда истощение достигнет критической отметки? Что произойдет, когда у нас не останется сил продолжать? Неужели мы просто начнем умирать от голода, начинать заново, снова голодать и так до бесконечности?
⠀
Пронзительный звонок разнесся по дому.
⠀⠀
– О, прекрасно! – ответил Натаниэль. – Похоже, детектив наконец прибыл! Он поможет нам разобраться в этом запутанном деле.
⠀
Нестройный хор голосов закричал Натаниэлю что-то вроде: “Заткнись, мать твою!” И никого не удивило, что его это вообще никак не тронуло.
⠀
Мы выбежали в большой зал, но, прежде чем успели забаррикадировать дверь, Детектив уже вошел и заорал на нас:
⠀
– Слушайте сюда! Кончайте валять дурака и разгадайте эту проклятую загадку!
⠀
– А ТЫ ЗАСТАВЬ! – выкрикнул Джерри, подошел и плюнул Детективу в лицо.
⠀
– Вы слишком недооцениваете серьезность ситуации и переоцениваете собственную компетентность. Я больше не буду вам все разжевывать. Если вы провалитесь, некого будет винить, кроме вас самих. И, я обещаю, я пальцем не пошевелю ради вас. А пока, если у вас возникнут какие-либо вопросы, мистер Чолмонделей в вашем распоряжении.
⠀
И к нашему огромному удивлению, он повернулся и вышел из поместья, так сильно хлопнув дверью, что люстры в вышине потолка жалобно звякнули.
⠀
Джерри обернулся на нас с торжествующим видом:
⠀
– Ха! С этим я разобрался. Что дальше?
⠀
– Думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы всем нам собраться вместе и работать в команде, дабы разгадать загадку поместья Бэдсайд Мэнор, – объявил Натаниэль, внезапно появившись за нашими спинами.
⠀
– Ой, да заткнись ты нахуй, – отмахнулась Лорен. – Ты даже не настоящий.
⠀
Она взяла кочергу, стоящую у камина и несколько раз ударила его по голове с такой силой, что любой нормальный человек упал бы замертво. Натаниэль же просто с улыбкой принял удары.
⠀
– Полегчало? – осведомился Джерри.
⠀
– Есть немножко, как ни странно. Хочешь попробовать? Неплохая терапия. – Она протянула ему кочергу, и Джерри, недолго думая, взял ее.
⠀
Джерри примерялся к своеобразной “боксерской груше”, когда мой живот вдруг снова заурчал. Достаточно громко, чтобы привлечь внимание Клэр.
⠀
– Ты голоден, – ментально передала мне она.
⠀
– Ты тоже, – подумал я.
⠀
Она только кивнула.
⠀
– В моем номере есть пакетик с сухофруктами, – обратился я к группе. – Можно поделить на шестерых. Проблему, конечно, не решит, но поможет продержаться до того момента, как придется съесть Натаниэля.
⠀
– Не думаю, что это безопасно, – объявил Тобиас, будто нам нужен был кто-то, чтобы оглашать очевидное.
⠀
– Да ладно тебе, главное, хорошенько его прожарить, – отозвался Джерри.
⠀
– Я говорил про идею уйти из парадного зала.
⠀
– Может, проголосуем? – предложила Лорен. – Все за то, чтобы пойти в номер Джека? – Она первая подняла руку. Джерри поднял обе. Потом Клэр. Потом Бриджит. И, наконец, Тобиас. – Ну, полагаю, единогласно.
⠀
Натаниэль – с головой, расплющенной сверху почти в плоский блин, – снова заговорил все с той же отстраненной жизнерадостностью, которая была так типична для него:
⠀
– Рекомендую всем оставаться на своих местах. Я полагаю, мы еще не разыскали всех улик в этом ареале. Возможно, если мы продолжим поиски, то сможем бла-бла-бла…
⠀
Последнюю часть его монолога я уже не расслышал, выйдя из зала вместе со всеми.
⠀
Мы держались вместе, как и полагается группе (наконец-то!). Не то, чтобы это что-то решало: мне уже довелось понаблюдать, что может сделать с полдюжиной людей один-единственный медведь. Если впереди нас ожидают очередные ловушки или еще какая-нибудь хрень в стиле игр Пилы, то никакая командная работа тут не поможет.
⠀
Мы молча поднимались, пока не достигли площадки третьего этажа. Прежде, чем идти дальше, Лорен спросила сестру, безопасно ли там.
⠀
– Я не знаю, – ответила Клэр. – Видеть здесь все равно, что прислушиваться к шепоту в комнате, полной криков.
⠀
Я обернулся посмотреть, услышал ли Тобиас. Было довольно смело говорить так прямо в присутствии шпионки и члена аналитического центра по эксплуатации сверхлюдей. И запоздало понял, что ни одна из девушек не шевелила губами.
⠀
Лорен спросила Клэр, можем ли мы доверять остальным.
⠀
– С нами неимоверная тьма, какой я никогда не видела, она прячется глубоко внутри одного из нас. Как в мальчике, только еще хуже.
⠀
Лорен поняла. Она велела Клэр держаться рядом, несмотря ни на что.
⠀
Вероятно, мне следовало бы побольше заинтересоваться фактом, что Лорен каким-то образом была тоже подключена к нашей ментальной “Wi-Fi сети”, но есть одна фишка в травмирующих паранормальных убийствах и катастрофах, о которой никто не рассказывает: рано или поздно вы перестаете чему-либо удивляться.
⠀
Джерри предложил войти в номер Вудро Харпера в одиночестве. На плече у него лежала кочерга, а лице играла широченная глупая улыбка. Я вдруг понял, с равной долей раздражения и восхищения, что ему реально нравилось все происходящее.
⠀
– Я иду с тобой, – отрезал я.
⠀
– Я тоже, – добавил Тобиас.
⠀
– Мы все пойдем, – шагнула вперед Лорен.
⠀
Джерри подошел к двери, глубоко вздохнул и со словами: “Лады! Давайте сделаем это!” – пинком распахнул дверь.
⠀
– Черт, больно-то как! – пробормотал он себе под нос, прежде чем проковылять внутрь. Джерри держал кочергу на вытянутой руке и размахивал ей во все стороны, имитируя звук светового меча. Остальные молча проследовали за ним. Миновало несколько секунд, но с потолка так и не посыпались шипы, комната не начала заполняться песком, а дверь так и не захлопнулась сама по себе. Вроде бы все было безопасно. На данный момент.
⠀
– Ваша комната такая крошечная по сравнению с нашей, – не преминула высказаться Бриджит.
⠀
– Не подходящее время для острого язычка, но ты продолжай в том же духе, дорогуша, – отметил Джерри, опуская кочергу.
⠀
Я нашел свои вещи там же, где и оставил их в первый раз: валяющиеся беспорядочной кучей на полу в ванной. Пакетик с сухофруктами лежал поверх скомканной футболки и джинсов. Смеси осталось не так уж много (к тому же Джерри уже выбрал почти все M&M's), но даже если бы получилось утолить голод хотя бы на несколько минут, я бы взял, что дают, не раздумывая. Затем, совершенно неожиданно, меня осенило: джинсы Джерри. Сейчас они валялись около душевой кабины, но разве он не отнес их в комнату, когда мы искали электрошокер?.. Но это было до или после точки сброса?
⠀
Я пошарил по карманам. И да, шокер все еще был там. И, что более важно, в нем все еще оставался патрон. Дела налаживались.
⠀
– Джек, ты там гнездо свил? – поинтересовался Тобиас из спальни.
⠀
Я спрятал оружие за пояс под пиджаком и вернулся к остальным.
⠀
– Нашел, – крикнул я как раз перед тем, как волна электричества прошила мой позвоночник.
⠀
– Джек! Берегись! – Клэр стояла, указывая на шкаф рядом со мной.
⠀
Дверь открылась, и Вольфганг бросился на меня с топором. Я едва успел отшатнуться от прямого удара в в лицо. Отлично, психопат нашел себе новую игрушку. Смелое решение, которое дорого ему обойдется. Он совсем не умел обращаться с этим оружием, поэтому, промахнувшись раз, тут же потерял равновесие и упал на пол. Я не мешкая наступил на топор, Вольфганг схватился за рукоять, потянул, покраснев от натуги, но так и не смог вырвать его у меня.
⠀
И тогда он решил сбежать, отчаянно рванулся в сторону двери. Однако Джерри среагировал быстрее. Наставив кочергу мальчишке в грудь, как рапиру, и сказал успокаивающим тоном:
⠀
– Ладушки, дружок, давай-ка остынем. Так вот, мы не хотим тебе навредить, но ты дол….
⠀
Этой заминки мне хватило как раз, чтобы прицелиться и выпустить заряд из шокера. Зубцы впились Волфгангу прямо посредине спины и отправили его хилое тельце извиваться в наэлектризованном припадке на полу. Тобиас, не теряя времени, оторвал от стены книжную полку и опрокинул ее прямо на мальчика, пригвоздив его к полу.
⠀
– Господи! – завопил Джерри. – Остыньте, парни! Вы его поймали.
⠀
Я подтащил топор. Вольфганг оказался зажат в ловушке под тяжеленной полкой. Все, кроме головы и частично одной руки, оставалось недвижимым. Он орал, ругался, метался, раз за разом повторял,как он нас всех ненавидит, как срежет наши тупые лица, выпотрошит и тому подобное. Он был мерзким мелким куском говна и, объективно, просто ужасным человеком. Но он все еще оставался ребенком, и я был совершенно не в восторге от того, что собирался сделать. Джерри внимательно посмотрел на оружие в моей руке и выражение моего лица.
⠀
– Воу, воу, чувак! – Он подошел ко мне и успокаивающе положил руку на плечо. – Ты не обязан его убивать.
⠀
– О, а я и не собирался его убивать.
⠀
Вольфганг резко перестал кричать.
⠀
– И… И что же ты хочешь сделать? – В голосе Джерри прозвучала необычная для него нотка беспокойства.
⠀
– Можешь забрать остальных и оставить нас наедине? Я… не хочу я, чтобы кто-нибудь видел, что будет дальше, – прошептал я ему.
⠀
Немного уговоров, и Джерри удалось увести всех из номера. Я запер дверь. Теперь остались только мы с Вольфгангом.
⠀
Я присел рядом с ним, все еще пытающимся освободиться. Благородное, но тщетное усилие сломленного тела. Вокруг шеи собралась лужа крови, резко пахло мочой.
⠀
– Я ни хрена тебя не боюсь, мудак! – прорычал он довольно угрожающе для человека в его затруднительном положении.
⠀
– Знаю.
⠀
– Давай, валяй.
⠀
Я не торопился, подыскивая нужные слова. Уставился на топор, лежащий у меня на коленях. Из всего ассортимента оружия он выбрал именно это. Если бы он бросился на меня с ножом, коктейлем Молотова или даже просто с ножницами, мы, скорее всего, не вели бы этот разговор. Но он переоценил свои способности. Мне повезло.
⠀
– Ты оставался в живых дольше нас всех, так?
⠀
Он попытался извернуться и посмотреть мне в глаза, но ничего не вышло.
⠀
– Что?
⠀
– Просто размышляю. В первую ночь ты продержался пару часов. Неизвестно, сколько ты прожил после того, как белки растерзали твою мать. И что потом? Как долго ты бродил по дому в одиночестве после того, как Кода забрал нас всех? Просто, я думаю, ты уже довольно давно охотишься и потратил много энергии. И даже не ужинал.
⠀
– Почему ты до сих пор болтаешь?
⠀
Я достал пригоршню дорожной смеси из кармана куртки. Это была моя доля, примерно шестая часть от общего количества. Изюм в основном, но сейчас от его вида текли слюнки, как от рождественского пира.
⠀
Я высыпал ее кучкой прямо перед лицом Вольфганга. Достаточно близко, чтобы запах щекотал его ноздри, но недостижимо далеко. Я физически чувствовал его голод. Свирепый голод. Он попытался пошевелиться, но перемолотые кости удержали его на месте. Он закричал, вытянул язык… но еда все также лежала там, вне досягаемости. И будет лежать, пока он не истечет кровью или не умрет от голода.
⠀
Я встал, пожелал ему удачи и вышел к остальным в коридор, надеясь, что дверь достаточно заглушает его крики. Клэр не смогла поднять на меня глаза, и стало ясно: она в курсе того, что я сделал.
⠀
– Чувак, – сказал Джерри, – может, мне пойти туда и, ну, знаешь, прикочить его? Это ведь не так уж важно, правда? Жизнь бессмысленна, помнишь? Ты не должен был так поступать.
⠀
Но я поступил. Мне нужно было, чтоб Вольфганг возненавидел меня. Нужно было вызвать жгучую ненависть ко мне, чтобы заглушить его инстинкты. Чтобы все, о чем он только мог думать, когда вернется, – это месть. Только так можно было спасти Хоуп.
⠀
Тобиас взял инициативу в свои руки и поспешил сменить тему:
⠀
– Думаю, можно использовать этот опыт как доказательство, что спальни не напичканы ловушками. Думаю, будет не лишним продолжить поиски припасов. Может быть, что-то найдется в номере Хоуп.
⠀
– Тогда чего мы ждем? – спросил я на ходу, направляясь к лестнице.
⠀
***
Номер Хоуп был больше нашего. (Не то, чтобы я, там, завидовал или что-то вроде того, просто интересный факт). Там было где поискать. Тобиас и Бриджит отправились обыскивать кухню. Сестры – проверить гардеробную. Джерри ушел в ванную, а я – в спальню, где сразу и нашел искомое. Мой рюкзак лежал на кровати, будто только меня и ждал.
⠀
Расстегнув молнию, я вытряс содержимое на пол. Все, как она и говорила. Мои носки, нижнее белье. Мои свернутые футболки. И пакет с лекарствами. Я вытащил первую попавшуюся баночку, но сразу отметил, что она заметно полегчала. Снял крышечку и подтвердил свои опасения: пусто. Как и в следующей бутылочке. И в следующей… Все мои таблетки исчезли.
⠀
Куда они делись? Неужели Вольфганг выбросил их мне назло? И это сделал дом? Но зачем?!
⠀
Тук, тук.
⠀
Я поднял глаза и увидел в дверях Бриджит. Она была одна. И мне это ни капельки не понравилось. Сохраняя самообладание, я спросил:
⠀
– Ты что-то хотела?
⠀
– Мы же понимаем друг друга, так?
⠀
Я слишком долго ждал хоть какого-то пояснения и, не дождавшись, спросил:
⠀
– Чего?
⠀
– Не прикидывайся дурачком.
⠀
– Я и не прикидываюсь. Таким уродился.
⠀
– Слушай, мне надо убедиться, что мы все на одной волне.
⠀
– И что это за волна?
⠀
– Очень многое поставлено на карту, Джек. У нас всех свои секреты. Тобиасу не нужно знать мой. И никто не должен знать твой.
⠀
– Что именно ты обо мне знаешь, как тебе кажется? – Я поднялся на ноги, окинув ее обвиняющим взглядом.
⠀
– Я знаю, кто ты. Видела таких, как ты, тысячу раз. Правда, впервые вижу настолько умного. Ты устроил настоящий спектакль. Всех одурачил. Даже малышку Клэр, хотя, думаю, она начинает подозревать.
⠀
– Слушай, Бриджит, думаю, я могу говорить с тобой откровенно: мне насрать и на Тобиаса, и на тебя.
⠀
– Отлично, – улыбнулась она.
⠀
– Супер.
⠀
Не сказав больше ни слова, она развернулась и ушла.
⠀
Через полсекунды, что-то коснулось моей лодыжки. Я посмотрел вниз и с ужасом увидел длинную зеленую руку, тянущуюся ко мне из-под кровати. Корявые пальцы сжались мертвой хваткой вокруг моей здоровой ноги. Резко дернув, рука свалила меня на землю, выбив дух, и поползла обратно под кровать, увлекая меня за собой.
⠀
Я орал так громко, как мог, звал на помощь, а монстр из-под кровати увлекал меня все дальше и дальше в бесконечную темноту. Полоска света все удалялась. Рука тянула меня глубже и глубже... Вскоре вокруг не осталось вообще ничего, кроме темноты и ужаса. И промозглого холода. Я все еще пытался отбиваться. А потом… перестал.
⠀
Я попытался открыть глаза, но осознал, что они и так открыты. Нигде не пробивалось ни лучика света. Я переждал головокружение и попробовал шагнуть вперед. Нога провалилась в пустоту, и я приготовился к падению, но… я уже лежал на спине. Подо мной было только холодное дерево. Я попытался сесть и тут же пожалел об этом.
⠀
Мой лоб врезался во что-то твердое так сильно, что искры брызнули из глаз. Я снова упал на пол, прижал руки к набухающей шишке и уперся локтями во что-то твердое. Что надо мной? Рука нащупала холодное дерево. Я коснулся стенок по обе стороны… Холодное. Дерево.
⠀
Вот дерьмо. До меня дошло наконец. Я же внутри гроба. Что еще это могло бы быть?
⠀
Из динамика у меня в ногах раздался знакомый, но ни разу не приятный голос:
⠀
– Приветствую вас, исследователь! – Конечно, долбаный Натаниэль. – Похоже, что вы пали жертвой одной из многочисленных ловушек поместья Бэдсайд. Одной из самых опасных ловушек. Но не волнуйтесь! У ваших коллег еще есть время, чтобы решить головоломку и спасти вам жизнь! В настоящий же момент вы похоронены где-то на территории поместья, а кислорода хватит ровно на один час.
⠀
Вот отстой. Но, по крайней мере, у меня есть немного времени, чтобы расслабиться и собраться с мыслями. И, если я знаю Джерри, он сделает все, чтобы в ближайшее же время вытащить меня отсюда.
⠀
Я закрыл глаза и попытался устроиться поудобнее.
⠀
***
– ТЫ, УБЛЮДОК!!
⠀
Свет снова включился. Я огляделся и обнаружил себя сидящим за обеденным столом. Видимо, время все-таки истекло, и я задохнулся в гробу. Отстой. Я предпочел бы не умирать. Тем не менее, это был не худший способ. И, может быть, на этот раз мы сможем сделать все лучше, чем раньше.
⠀
Крик исходил с места прямо напротив меня. От разъяренного мальчишки, сжимающего в руке нож. Он, как звереныш, вскочил на свой стул, а затем и на стол... Жажда крови горела его в глазах.
⠀
О! Отлично, мой план сработал! Он и думать забыл о своей матери и теперь бежал прямиком… Вот черт! Я так далеко не придумал! Надеялся, что у меня будет больше времени, чтобы все осознать, чтобы понять, как реагировать, но Вольфганг бросился на меня в мгновение ока.
⠀
Стиснув зубы, он ударил меня в лицо.
⠀⠀
~
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
В поместье Бэдсайд прибыл детектив, но вряд ли это грозит нам чем-то хорошим. Хотя что вообще может быть хорошего в месте, раз за разом отправляющим нас в чертову западню?
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
– Так-так-так, – начал Детектив. – Похоже, за столь короткое время вы успели неслабо облажаться.
⠀
Это был высокий, широкоплечий мужчина с темными волосами и козлиной бородкой. Его костюм-тройка в тонкую полоску полностью соответствовал атмосфере поместья. Композицию дополнял сиреневый галстук-бабочка и платочек в тон. Он стоял перед камином, положив одну руку на бедро, а в другой сжимая карманные часы. Прежде чем продолжить, он коротко взглянул на них.
⠀
– Попробуем еще разок?
⠀
Мы расположились вокруг него полукругом. Лорен и Тобиас отказались садиться. Натаниэль улыбался из своего любимого кресла у камина. Я присел на диванчик, а Джерри примостился на подлокотнике рядом. Я не особо обратил внимание на то, где были остальные, но Детектив добровольно-принудительно собрал нас всех в одном месте, пленив своим монологом.
⠀
Ну то есть буквально. Мы были пленниками в этом доме.
⠀
Эту групповую встречу нельзя было назвать добровольной. Нет, мы сопротивлялись ей изо всех сил. С тех пор, как мы впервые увидели детектива, увидели его костюм, с тех пор, как поняли, что он просто очередной персонаж игры и не имеет отношения к полицейским. Тогда-то все мы враз потеряли самообладание.
⠀
Джерри швырнул в него стулом. Детектив в ответ выбил ему оба передних зуба. Лорен попыталась ударить Детектива ножом. У нее оказался подбит глаз и разбита губа. Тобиас выпустил в него последнюю пулю, но Детектив просто сломал ему пальцы, державшие пистолет. Я даже не собирался делать вид, что сейчас последую их примеру. Когда я увидел, как пуля вонзилась в его плоть, не вызвав буквально никакой реакции, стало ясно, что игра не стоит свеч.
⠀
– Как вы, несомненно, уже поняли, – продолжал Детектив, убирая часы в карман со зловещей улыбкой, – тайна поместья Бэдсайд простирается дальше, чем кто-либо мог ожидать. Но я попробую для вас все упростить. Вот мое предложение: разгадайте загадку и получите свободу.
⠀
– Встречное предложение, – усмехнулась Лорен, – может, ты пойдешь и трахнешь себя кочергой?
⠀
Джерри сплюнул кровь в уже немаленькую лужу на полу и добавил:
⠀
– Не-не, трахаться – очень здорово. Этот хрен такого не заслуживает! Встречное-встречное предложение: может, ему хлебнуть говна? – В отличии от улыбки, неизменное хорошее настроение Джерри все еще было целым и нетронутым (хотя вот дикция оставляла желать лучшего, его слова звучали примерно так: “Тфахаца – осень здодова. Этот френ того не фафлушифает!” – но все мы поняли, что он имел в виду).
⠀
– Поддерживаю предыдущего оратора, – сказал я, поднимая руку.
⠀
– Так же, – добавила Лорен.
⠀
– Ета нафе офифальное рефение. Сэр. Иди хлебни гофна.
⠀
Огнестрельное ранение не причинило Детективу никакого вреда, но он все же не был полностью неуязвим. Он мог продолжать сиять фальшивой улыбкой, но всем было ясно, насколько он в ярости.
⠀
– Уверен, ваша группа рано или поздно найдет мотивацию к действию. Но до тех пор позвольте мне вам кое-что посоветовать: нет ни одной причины пытаться покинуть границы поместья. Каждое ваше действие повлечет за собой последствия. Если вы случайно пропустите подсказку, будет шанс…
⠀
– Ай, ф фопу ето дферьмо! – воскликнул Джерри, вскакивая на ноги и направляясь в гостиную.
⠀
– Я не закончил, – крикнул Детектив ему в спину.
⠀
Джерри почти сразу вернулся, с бутылкой в одной руке и стаканом в другой. Учитывая обстоятельства, вряд ли нашелся бы хоть один из нас, решивший бы осудить его. Не важно, насколько контрпродуктивно было это решение. Джерри сплюнул кровь на ковер, глотнул прямо из бутылки и сморщился от боли. Детектив хихикнул и продолжил:
⠀
– Как я уже говорил, вам нужно будет найти все подсказки, чтобы…
⠀
– Больфе вофмидефяти! – затянул Джерри, наполняя стакан до краев.
⠀
– Если продолжишь меня перебивать, – прорычал Детектив, – придется отправить тебя отдохнуть.
⠀
Тобиас повернулся к Джерри и подмигнул. Я не знал, что сейчас должно произойти, но, на всякий случай, внутренне подобрался.
⠀
– Что, скажи на милость, означает “больше восьмидесяти”? – спросил Детектив. Джерри подошел и выплеснул содержимое стакана ему в лицо.
⠀
– Фсе, где больфе вофмидефяти градусов, мофно подфечь.
⠀
Тобиас вскочил на ноги и бросился к камину. Он выхватил горящее полено и ударил им Детектива по голове. Того мгновенно охватило пламя. Джерри бросил бутылку с оставшимся спиртом ему под ноги. Она крошечным огненным шаром разлетелась вдребезги. Кожа Детектива пузырилась и плавилась, но он шагнул к Джерри и схватил его за горло. Я бросился к нему на помощь, однако горящий человек был слишком быстр. Он выбросил вперед свободную руку, схватил меня за плечо с нечеловеческой силой и продолжал сжимать пальцы, сквозь ткань рубашки, сквозь кожу, мышцы и сухожилия, впиваясь все глубже, пока не наткнулся на кость. Детектив поднял меня и швырнул, как тряпичную куклу, через всю комнату об стену. Я даже не успел закричать.
⠀
***
– Блять! – закричал я, хватаясь за плечо. Боли не было, но воспоминания о ней были слишком свежи.
⠀
Стоял дикий шум: все пытались перекричать друг друга со своих мест за столом.
⠀
– Что случилось? – спросил я.
⠀
– Чувак! – Джерри стиснул меня в медвежьих объятиях. – Я думал, ты умер! О черт! Зубы вернулись! Наконец-то я снова могу нормально сказать “жопа”! Двойная победа!
⠀
Некоторое время спустя хаос улегся, и все мы смогли поделиться обстоятельствами своей смерти. Очевидно, в этот раз я выбыл первым. Вскоре после этого Детектив убил Джерри и Тобиаса. Вольфганг и его мать попытались бежать, но “стая восьминогих белок” (не спрашивайте) разорвала их в клочья еще до того, как они добрались до конца подъездной дорожки. Лорен, Клэр и Бриджит честно пытались разгадать тайну Бэдсайд Мэнор, но огонь, разведенный Джерри, настолько вышел из-под контроля, что половина поместья сгорела дотла. Они укрылись на уцелевшей кухне, однако дверь захлопнулась, и комната тут же начала заполняться водой. Натаниэль дал им головоломку и поручил разгадать ее, пока время не истекло. Все трое утонули примерно через час. (Мне кажется, в этот раз я легко отделался).
⠀
Пронзительный звонок разнесся по дому.
⠀
– Что за хрень? – спросил Джерри.
⠀
– О, прекрасно! – ответил Натаниэль. – Похоже, детектив наконец прибыл! Он поможет нам разобраться в этом запутанном деле.
⠀
На этот раз мы не стали на него нападать. Просто потому, что в этом не было необходимости: мы даже не открыли ему дверь. Тобиас и Джерри соорудили баррикаду из тяжелой мебели у входа. А затем мы скрутили Натаниэля, завернули его в ковер, как бурито, и запихнули в гостиную. В этом, конечно, не было никакой необходимости, но на всякий случай еще и выключили ему свет.
⠀
Наконец все собрались в столовой, чтобы подвести неутешительные итоги.
⠀
– Где все оружие? – Тобиас достал свой пистолет и вынул магазин. – И почему у меня кончились патроны?
⠀
Я злобно глянул на Вольфганга, но решил, что сейчас не время и не место выяснять отношения.
⠀
– Мы использовали их в прошлые разы.
⠀
– То есть боеприпасы тут не возобновляемые? Это нелогично.
⠀
Лорен достала нож из перчатки:
⠀
– Он снова со мной. Но мы уже поняли, что против этих парней нож – вообще ни о чем.
⠀
– Тобиас! – Бриджит схватила мужа за руку и притянула к себе. – Что это такое? Расскажи, с чем мы столкнулись. – Она спрашивала так, будто реально ожидала, что он знает ответ.
⠀
Он промолчал. Тобиас все еще что-то скрывал. Возможно, что-то очень важное, но прежде, чем я успел начать выспрашивать, Клэр с пронзительным криком осела на землю. Лорен опустилась рядом с ней, пытаясь выяснить, в чем дело. Поднялся гомон. Все отвлеклись. Все, кроме меня. Потому что я почувствовал то же, что и она. Я уже знал то, что знала она. Я тоже узнал эту переворачивающую нутро энергию. Кто-то вот-вот умрет.
⠀
Я взглянул на Вольфганга как раз вовремя, чтобы увидеть, как он вонзает кухонный нож в горло матери.
⠀
Она упала не сразу. Сначала положила обе руки на стол. Реальность еще не успела настигнуть ее. Хоуп попыталась заговорить. Кровь хлынула из раны, оставив лицо призрачно-белым. Потом у нее подкосились ноги. Я подошел как раз вовремя, чтобы успеть ее подхватить. Опустившись на пол, я положил ее голову себе на колени. Она смотрела на меня, и страх плескался в ее глазах. Рукоять ножа двигалась в такт угасающему биению сердца женщины, изливающему потоки крови на ее платье.
⠀
Вольфганг уже исчез. Хоуп схватила меня за руку, попыталась что-то сказать, но захлебнулась собственной кровью. Ей недолго осталось.
⠀
В какой-то момент рядом с нами оказалась Бриджит. Она прижала подол платья к ране Хоуп в тщетной попытке остановить кровотечение. Но та отшатнулась и впилась мне в руку ногтями от боли. Она плакала. Не только от физических страданий. Еще и от душевных мук. От унижения. Ее худший страх стал явью. Не знаю, как воздействовала на меня Клэр, но сейчас это проявлялось особенно сильно. Мой разум широко раскрылся навстречу немому крику Хоуп.
⠀
Она так старалась быть хорошей мамой. Она боролась с этим демоном годами. Она окружила невыносимую правду непробиваемой стеной отрицания, потому что иначе не смогла бы выжить. Ее идеальный Вольфганг, ее драгоценный ангел, был болен. И в этом не было его вины. Она никак не могла исправить его, поэтому решила исправить остальное. Она защищала его. Прятала улики. Рисунки. Тела животных. Правду. Разве был у нее выбор?
⠀
До этого момента она по-настоящему не понимала, что такое “выбор”. Ровно до тех пор, пока у нее не отобрали возможность выбирать. Это было почти облегчением. Этот провал был для нее благодатью. Милосердие в смерти. Ей больше не нужно было притворяться. Она сделала все, что могла. И теперь, наконец, обрела покой.
⠀
– Она страдает, – сказала Лорен. – Может, стоит… ну, вы понимаете. Я имею в виду, что это не имеет большого значения. Мы ведь увидим ее снова, когда все повторится.
⠀
Глаза Хоуп в ужасе расширились, посылая новую волну электричества по моему телу. Последнее, что она услышала, последнее, что отложилось в ее угасающем сознании, вот эта вот непристойная реальность. Она ни от чего не освободилась. Она все еще оставалась пленницей. И эта мысль была просто невыносима. Я чуть не закричал вместо нее, но жизнь покинула тело Хоуп, обрывая связь между нами… Я вынырнул, хватая воздух ртом.
⠀
Во мне не осталось печали. Только жгучая жалость и гнев. Утерев слезы с лица, я сказал:
⠀
– Кто-нибудь, помогите мне найти этого паршивца, чтобы я смог убить его нахуй!
⠀
– Оно того не стоит, – отозвался Тобиас, помогая жене подняться.
⠀
– Почему? Если мы будем вот так раз за разом умирать и начинать все заново, какой смысл экономить время?
⠀
– У меня есть теория на этот счет, – ответил Тобиас. – Мы все помним, как умирали, так? Но мы помним и другие вещи, абсолютно невозможные. Отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался.
⠀
– Лады. – Я не сдавался. – Всосал. Что осталось?
⠀
– Наши воспоминания – фальшивка. Видите ли, память – это не какое-то там эфемерное понятие, как душа, например. Это вполне реальный химический процесс, вызываемый цепочками аминокислот в нашем мозге. Стоит найти способ изменить этот процесс, и вы сможете убедить любого, что он испытал нечто, чего не испытывал, или что того, что совершенно определенно было, никогда не существовало.
⠀
– Ты намекаешь на то, – Лорен подхватила его рассуждения, – что кто-то собрал нас всех здесь и просто “имплантировал” воспоминания о последних нескольких днях? Что нас обманом заставили поверить, что мы не можем ни уйти, ни умереть? Зачем?
⠀
Тобиас прислонился к столу и обхватил подбородок рукой. Он долго смотрел в пол, прежде чем ответить:
⠀
– Есть и худший вариант. Если все мы жертвы имплантированных воспоминаний, ущерб может выйти далеко за рамки краткосрочного. Мы могли провести здесь куда больше “нескольких дней”. Нельзя доверять ничему, что мы помним. – Он медленно оглядел группу, задерживая взгляд на каждом на несколько секунд. А затем спросил: – Есть ли у кого-либо из вас воспоминания о событиях до сегодняшнего дня, которые можно считать объективно невозможными? Что-нибудь, что не укладывается в наше понимание Вселенной?
⠀
Я посмотрел на Клэр. Она поймала мой взгляд. Безмолвно она передала мне сообщение: “Не говори ему про меня”.
⠀
“Почему нет?” – подумал я в ответ.
⠀
“Потому, что он убил и препарировал бы меня, если бы только представилась возможность”.
⠀
– Ничего не приходит в голову, – солгал я.
⠀
– У нас тоже ничего необычного, – добавила Лорен.
⠀
– То же самое, – отозвался Джерри. – Я просто старая скучная инста-модель с шестью миллионами подписчиков.
⠀
– Итак, – я поспешил свернуть этот разговор до того, как он что-то заподозрит, – какой у нас план?
⠀
– Самое важное, что мы можем сделать, – это связаться с внешним миром. – Тобиас скрестил руки на груди. – Я могу соорудить примитивный усилитель сигнала для наших мобильных, но понадобятся кое-какие детали. Скорее всего, все, что нужно, найдется на кухне, однако, согласно нашим воспоминаниям, кухня – это ловушка.
⠀
– Итак... что делать-то? – Я повторил вопрос.
⠀
– Идти на кухню, – ответил он с улыбкой. – Если моя теория верна, то эти воспоминания – просто что-то вроде предохранителя, чтобы не допускать нас к запретным зонам. Если ошибочна… что ж, мы сразу это поймем, когда комната начнет заполняться водой.
⠀
Вы не поверите, но оказалось, что его теория была ошибочна. С другой стороны, на этот раз утонул он один. Мы попытались заблокировать дверь парой стульев, прежде чем ему войти, но она захлопнулась с такой силой, что прорезала баррикаду, как гильотина мягкое масло. Мы остались в безопасном коридоре и пытались общаться, перестукиваясь. По неясной причине, и Тобиас, и Джерри отлично владели азбукой Морзе, но толку от этого не было. Через час стук прекратился.
⠀
Мы хотели дать Бриджит возможность оплакать его, но уже столько времени было потрачено впустую… Как только она отошла от шока настолько, чтобы ответить на вопрос, Лорен мягко вступила:
⠀
– Бриджит, я хочу кое-что у тебя спросить.
⠀
Бриджит сидела в кресле у камина, дрожа всем телом и глядя прямо перед собой. Явно глубоко травмированная, но все еще вполне нормально функционирующая и способная к общению.
⠀
– Я всегда знала, что что-то подобное произойдет.
⠀
– Что ты имеешь в виду? – уточнила Лорен.
⠀
Джерри протянул Бриджит стакан с чем-то крепким. Та сделала глоток и продолжила:
⠀
– Лина. Я знала, что в конце концов он попадется.
⠀
– Кто такая Лина? – спросил я.
⠀
– Ты правда не знаешь? Я думала… может, все это не спроста. Может, вы все – подсадные из лаборатории. Думала, что вы проверяете нас, не сломаемся ли мы, не разболтаем ли секреты.
⠀
И в этот момент большой недостающий кусок головоломки встал на место. Лина не была кем-то. Это было что-то. Л.И.Н.А. – аббревиатура названия какой-то теневой организации, на которую, по всей видимости, работал Тобиас. Он не мог быть просто рядовым научным консультантом, отлично разбирающимся в схемах бомб и азбуке Морзе.
⠀
– Он был в системе еще до того, как мы начали встречаться, но я всегда знала, что что-то не так. – Бриджит сделала большой глоток. – Он разговаривал во сне. Оставлял бумаги на столе. Не закрывал электронную почту. Я до конца не уверена, но знаю достаточно, чтобы понимать, чем конкретно зарабатывает на жизнь мой муж. – Ее глаза покраснели и опухли. Слезы были готовы вот-вот прорвать плотину. – Тобиас был хорошим человеком. Но он работал на очень влиятельных людей. Я больше ничего не знаю, клянусь.
⠀
Клэр встала рядом с Лорен, наклонилась к Бриджит и отчеканила:
⠀
– Лгунья.
⠀
– Что?! – Бриджит уставилась на нее в шоке.
⠀
– Ты лжешь.
⠀
– Нет, нет, это правда! – Она затрясла головой. – Все это! Я любила его. Я… я… – Она выронила стакан и закрыла лицо руками, сотрясаясь в безудержных рыданиях. Но вдруг… рыдания изменились, превратились во что-то другое… что-то, подозрительно похожее на смех.
⠀
А потом она отняла руки от лица, явив нам широкую улыбку.
⠀
– Господи! – воскликнула она. – Вы хоть представляете, как долго я держала это в себе?! – Еще один приступ безумного смеха сотряс ее. – Господи Иисусе, да мне Оскар нужно вручить за такое выступление!
⠀
Я не мог поверить в такую метаморфозу. Не мог поверить, что вот только что испытывал к ней жалость.
⠀
– Что за херня происходит?! – требовательно спросил я.
⠀
Бриджит ткнула пальцем в сторону Клэр:
⠀
– А ты спроси у нашего экстрасенса. Она-то должна все знать.
⠀
Лорен отстранила сестру, вставая между ней и Бриджит.
⠀
– Ой, не надо делать вид, что это такой уж секрет, – насмешливо заявила Бриджит. – Вы не могли бы светануть этим еще очевиднее. Все секреты рано или поздно выплывают наружу, вот в чем фишка.
⠀
– И твой секрет – это?.. – вклинился я.
⠀
Она смерила меня взглядом, встала и выпрямилась во весь рост. Внезапно я почувствовал себя очень слабым и беззащитным. Я точно знал, что женщина, возвышающаяся надо мной, может убить меня десятью разными способами, если захочет.
⠀
– Расскажи твой, а я расскажу свой, – сказала она.
⠀
– Она шпионка, – подытожила Клэр.
⠀
– Ну, не так примитивно, – в голосе Бриджит звучала искренняя гордость, – но да. Думаю, вы уже уловили суть. Тобиас был моим заданием. Он легко может быть самым умным человеком на свете, но и у него есть слабость, которой грех было не воспользоваться.
⠀
– А что за ЛИНА? – спросил я.
⠀
– Лаборатория исследований и науки антропогенеза им. Лискова. Глобальный мозговой центр, специализирующийся на исследовании применения паранормальных явлений, назовем это так. Все происходящее должно быть как-то с этим связано. Как только старая карга откинулась, Тобиас тут же позвонил своим помощникам и сообщил им, что тут творится. Он слишком важная фигура, чтобы просто бросить его на растерзание шерифу крошечного городка, расследующему убийство. Сюда в течение часа должна была прибыть спасательная бригада, но этого не случилось. Единственное логичное объяснение происходящему только в том, что они этой штукой и управляют. Не знаю, может, это все просто уловка, чтобы проверить меня или выбить признание. Если так, то мне уже похер. – Она прокричала, подняв к небу средний палец: – Слышите вы, высокомерные ублюдки? Мне все равно! Вы победили! Я просто хочу уйти!
⠀
Пока она снова и снова повторяла одно и то же на разные лады, мне в голову пришла одна мысль… Я был прав. Тобиас развел нас по номерам и вызвал подкрепление. Но это было еще до первой перезагрузки. Мог ли телефонный звонок быть просто “отменен”, как наши травмы?
⠀
– Есть идея, – сказал я.
⠀
– Ну, значит, теперь ты у нас главный, да? – Бриджит откинулась на спинку стула.
⠀
– Возможно, это самый тупой план, какой я когда-либо придумывал. Но, как минимум, стоит попробовать.
⠀
– Я в деле! – с энтузиазмом воскликнул Джерри.
⠀
– Но я даже еще не объяснил, в чем суть.
⠀
– Ты зацепил меня фразой о самом тупом плане.
⠀
Я только вздохнул.
⠀
– Ну? Что за план? – спросила Лорен.
⠀
– Думаю, надо снова воспользоваться стационарным телефоном. Может, нам повезет, и получится вызвать помощь.
⠀
– Ой, да делай, что хочешь, – вклинилась Бриджит. – А я останусь здесь, пока все не закончится. Я уже достаточно раз умирала за сегодня. Так что мой план: напиться и уснуть.
⠀
Отлично. Теперь мы снова разделяемся. Что может пойти не так?
⠀
***
Я оставил Лорен и Клэр присмотреть за Бриджит. И наказал кричать, если вдруг где-то заметят Вольфганга или Детектива. Мы с Джерри вошли в подвал, и я затаил дыхание, ожидая, что сейчас дверь намертво захлопнется за нами. Но никаких явных ловушек не было. Я подошел к телефону, поднял трубку и осмотрел на предмет игл или бомб в неожиданных местах. Чисто. Гудок идет. Пока все складывалось удачно. Я кивнул Джерри. Он показал мне большой палец.
⠀
По памяти я набрал номер полицейского участка нашего города. Гудок шел за гудком так долго, что я уже начал терять надежду, но, наконец, кто-то ответил. Алли-блять-луйя.
⠀
– Департамент шерифа, – сказал веселый женский голос с южным акцентом. Я не узнал ее. Видимо, новенькая. – Чем я могу вам помочь?
⠀
– Привет, мне срочно нужно поговорить с шерифом. Это важно.
⠀
– У вас все в порядке, м-м-м?
⠀
– Абсолютно нет. Пожалуйста, соедините меня с шерифом.
⠀
– Я бы с удовольствием, но он сейчас не доступен. У нас тут, знаете ли, середина ночи. Но если вы оставите сообщение, я его обязательно передам, как только он вернется.
⠀
Я посмотрел на Джерри и отрицательно покачал головой: нет.
⠀
Он придурковато сквасился. Не уверен, что это должно было значить.
⠀
– Пошла ты, – бросил я в трубку.
⠀
– Прошу прощения?
⠀
– Вы приложили столько усилий, чтобы заманить нас в ловушку, построить этот чертов дом, убедить нас, что мы сходим с ума, но даже не смогли довести до конца ваши “фундаментальные” исследования. Что за идиотскую конспирологию в стиле клуба Микки-Мауса вы тут развели?
⠀
– Если это какая-то шутка, то мне не смешно. Я хочу уведомить вас, что это преступление, звонить…
⠀
– Шериф не мужчина, придурошная. Ее зовут О’Брайен.
⠀
Женщина на другом конце провода долго молчала. Когда она наконец заговорила, ее акцент как рукой сняло. Вместе с хорошим настроением.
⠀
– Что с тобой не так, Джек? Почему ты не можешь просто на минуточку стать нормальным и спокойно играть в эту сраную игру?! Это не так уж и трудно! Я даже облегчу вам задачу, ведь у вас уже минус два человека. Все, что вам нужно сделать, – это просто работать вместе и найти ключ от чердака прежде, чем Кода найдет вас. Все просто, не так ли?
⠀
– Что, блять, еще за Кода?
⠀
Линия оборвалась как раз в тот момент, когда Джерри рассеянно спросил:
⠀
– Эй, Джек? Тут разве раньше не стояло чучело белого медведя?
⠀
~
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Говорят, скупой платит дважды. Мне же теперь придется расплачиваться до конца жизни... Если я не смогу отсрочить ее конец.
⠀
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
⠀
~
Объявления на Крейгслист всегда врут, мне бы следовало это понимать. Так что во всем виноват я сам.
⠀
Дверь распахнулась, впустив Билла – мужчину в дешевом черном костюме, сидящем на нем как на пугале. Он был таким пухлым, что, казалось, грозил вот-вот лопнуть, а в бороде красовались крошки от пончика или печенья, видимо оставшиеся еще с обеда.
⠀
– Извини, что опоздал. – Он выпрямился и подтянул ремень под необъятным пузом. – У меня была чрезвычайная ситуация.
⠀
Подобные люди с сальными зачесанными назад волосами и жалким характером обречены быть продавцами подержанных автомобилей. К сожалению, это был мой агент по недвижимости.
⠀
Он повел меня на экскурсию по квартире. Захудалое место, конечно, но ничего особенного. Натяжной потолок местами провис, плесень пропитала стены и воздух. Пахло мхом и сыростью. Но я подумал, что на самую дешевую квартиру в городе это место все же не тянет. Было что-то, чего я не замечал.
⠀
– Эх… Как видишь... – Он заковылял по гостиной, разводя руками – Очевидно, нужно кое-что подправить. В стенах иногда что-то шуршит, половицы скрипят, холодильник ведет себя немного странно, тут и там протечки во время дождя.
⠀
Я меланхолично потер щетину на щеке.
⠀
– Я не вчера родился, Билл. Что-то тут не сходится, понимаешь? Арендная плата очень низкая. Неприлично низкая.
⠀
Он, задумавшись, вцепился в бороду, осыпая крошками мой потенциальный будущий ковер.
⠀
– Ну слушай, купить новую технику, вычистить плесень, и это будет идеальное жилье.
⠀
Я отрицательно покачал головой.
⠀
– Билл, ближе к делу! – Я пристально посмотрел на него – Что не так с этой квартирой?
⠀
– Ох... – Загнанный в угол моим вопросом, он вздохнул, принимая поражение. Смахнул ладонью пот с жирного лба. – Здесь жила женщина. Пожилая леди.
⠀
Я жестом пригласил его сесть на один из пыльных старомодных табуретов.
⠀
– Японцы отнесли бы это место к категории “стигматизированной собственности” – именно так они это там называют. – Он сел.
⠀
– Объясни, будь добр.
⠀
– Ну, для Японии обычное дело, если жилье висит на рынке в течение двадцати лет после того, как кто–то умрет в нем в одиночестве от старости или еще чего похуже. Понимаешь? Люди думают, что это проклятие, что предыдущий обитатель бродит по дому.
⠀
Я не верил во всю эту суеверную чепуху. Я мог думать только о выгоде, в наше время отдельное жилье для студента – роскошь. Что ж, оставался только один вопрос.
⠀
– Как умерла старушка? – спросил я.
⠀
Он некоторое время пристально изучал ковер, потом сглотнул почти комично.
⠀
– Тебе лучше не знать, парень.
⠀
Я хотел было возразить, но промолчал. Немного подумал. Возможно, он прав, и благо в неведении. Я не смог бы здесь жить, если бы знал, что ем за кухонным столом, где в нее всадили нож, сплю в кровати, в которой ее задушили, или купаюсь в ванной, которую она когда-то наполнила своей кровью.
⠀
Проще привести это место в порядок, не зная этих ужасных подробностей.
⠀
Я неохотно протянул руку Биллу:
⠀
– Договорились.
⠀
Мы пожали руки, он коротко кивнул мне и ухмыльнулся. Я тоже улыбнулся:
⠀
- Так как насчет нового холодильника?
⠀
Он откинул голову назад и разразился смехом:
⠀
– Может быть, на Рождество, Джефф!
⠀
***
Первые несколько ночей в квартире прошли как обычно, ничего особенного.
⠀
Большую часть последующих ночей я убеждал себя, что мне просто снятся кошмары. Типа таких, о которых рассказывал мне доктор Рон, в которых ты не можешь пошевелиться, как будто парализованный. Он назвал их какими-то причудливыми длинными терминами и велел мне перестать спать на спине. Я попытался. Но, как бы я ни старался, каждый раз, когда я случайно оказывался на спине, она была рядом – стояла около кровати, в ногах.
⠀
Вскоре о таких ночах я только молился. Ночах, когда было только видно силуэт женщины, но не слышно ее.
⠀
В последующие недели я стал просыпаться от тихого постукивания, она словно пыталась не шуметь. Казалось, что ей не хотелось, чтобы кто-то заметил ее присутствие. Я слышал шаги в гостинной, слышал, как она перемещается по дому. Иногда ненадолго включалась вода, только глубокой ночью. Как будто кто-то... пил.
⠀
Однако через некоторое время она захотела, чтобы я заметил ее. Чтобы понял, что она голодна.
⠀
В тот четверг я осознал, что она живет в стенах.
⠀
Я читал в спальне, облокотившись на спинку кровати. Дождь бился в оконное стекло, размывая крупными каплями шумный городской пейзаж.
⠀
Я затянулся, выдохнул дым и отмахнулся от серого марева, клубящегося над страницами.
⠀
Тук, тук, тук
⠀
Что-то постучалось в стену около моей спальни. Звук доносился то ли из гостиной, то ли из кухни.
⠀
Я положил книгу и выскользнул из постели. В коридоре было темно и тихо, если не считать шума дождя.
⠀
– Кто здесь? – крикнул я.
⠀
Ответа не последовало.
⠀
Тук, тук, тук
⠀
Я медленно двинулся вперед по коридору, в сторону гостинной. Комната смердела. В воздухе стоял тошнотворный запах гниения и кислого дыхания.
⠀
В сыром кухонном закутке слабый свет падал на старомодную плитку. Холодильник был открыт. Я мог бы поклясться, что закрыл его перед уходом.
⠀
Когда шум дождя немного стих, мои уши уловили звук льющейся из крана воды. Сопровождаемый скрипом старых половиц, я пошел на кухню.
⠀
Пусто. Я выключил воду и закрыл дверцу холодильника. Какое-то время смотрел на него, и во мне зрело зерно сомнений. Неужели я просто настолько невнимательный?
⠀
Свет: выключен. Я осмотрел гостиную и кухню. Все в порядке.
⠀
Джефф, неряшливый ты сукин сын!
⠀
Я ухмыльнулся своей оплошности. Утром надо бы купить свежее молоко, кажется, старое испортилось.
⠀
Какое-то странное чувство заставило меня остановиться в коридоре и прислушаться.
⠀
Тук, тук, тук.
⠀
Позади меня что-то было.
⠀
Я ринулся по коридору в спальню и бросился на кровать, укрывшись с головой одеялом. Какое-то время я просто пытался отдышаться.
⠀
Стук доносился сразу отовсюду. Она была в стенах.
⠀
Учащенное сердцебиение отдавалось в голове.
⠀
Тук, тук, тук.
⠀
Я слышал ее даже через дверь своей спальни, даже через подушку, плотно прижатую к ушам.
⠀
Уходи... Пожалуйста, просто… Уходи…
⠀
Какое-то время я лежал, уткнувшись в подушку, не в силах заснуть. Но усталость в конце концов победила, и я провалился в глубокий сон, похожий на бред или лихорадку.
⠀
***
С тех пор дела в квартире стали еще хуже.
⠀
Гораздо, гораздо хуже.
⠀
Однако один из дней все же начался чудесно. Я позвонил Рози, и мы договорились о свидании.
⠀
– Встретимся в девять? – Я разговаривал по мобильному телефону, расчесываясь перед зеркалом в спальне. – Отлично, отлично. Тогда увидимся!
⠀
По дороге в ванную я напевал веселую мелодию. Если бы это была сцена из романтической комедии, то мой персонаж шел бы пружинящей походкой. Может, так оно и было на самом деле.
⠀
После я направился на кухню. Быстро перекушу перед ужином с Рози, ничего такого.
⠀
Стоял прекрасный, прекрасный тихий полдень. В окна лился ярко-желтый солнечный свет. В такие дни нетерпеливые горожане перестают беспрестанно сигналить на улице, останавливаются понюхать розы и позволяют птицам петь свою песню.
⠀
На кухне я чуть не упал, споткнувшись об отколотый кусок плитки. Выругался, поднял глаза... Мое сердце замерло.
⠀
Холодильник был открыт.
⠀
Просто небольшая щель.
⠀
Мои челюсти сжались, птицы смолкли.
⠀
Сейчас я мог слышать только свист вырывающегося из моей груди дыхания.
⠀
Яблоко, за которым я шел, оказалось гнилым, а на его мякоти виднелся потемневший след от укуса.
⠀
Я пригляделся и окончательно потерял аппетит. Яблоко как будто пронизывали длинные пряди черных волос. Вздрогнув, я выронил его, оно прокатилось по полу и замерло в углу кухни. Из места укуса вывалился осколок зуба.
⠀
Вечером я снова набрал Рози. Вместо ресторана мы договорились сходить в кино.
⠀
Не сомневайтесь, я позвонил Биллу, моему агенту по недвижимости, насчет происходящего в квартире. Думаю, вы догадываетесь, как прошел разговор.
⠀
Я должен был решать свои проблемы самостоятельно.
⠀
***
Несколько ночей спустя я решил дождаться ее. Сидел в темной гостиной, дописывая последние главы своей книги. Хотя, когда специально ждешь чего-то подобного, оно редко происходит. Они появляются, когда меньше всего этого ожидаешь.
⠀
Зевнув, я встал со стула и направился на кухню.
⠀
Немного хлеба с маслом, может быть, сэндвич с салатом. В животе у меня заурчало.
⠀
Я замер посреди кухни.
⠀
Тук.
⠀
Вот оно, снова. Каково это, бояться в собственном доме? Отчетливый звук – чей-то длинный ноготь сталкивается с пластиком.
⠀
Тук, тук.
⠀
Я нащупал холодную металлическую ручку холодильника – мне отчаянно не хотелось заглядывать внутрь. Я пытался заверить свой налившийся свинцом желудок, что там не ждет ничего ужасного, но в глубине души сам в это не верил.
⠀
Все звуки стихли. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
⠀
Ручка повернулась с леденящим душу скрипом, и я открыл дверцу.
⠀
Лампочка внутри холодильника не зажглась. Стоя я мог видеть только верхнюю полку – внутри было пусто, не считая нескольких пачек приправ и гнилых овощей.
⠀
Я вытер потную ладонь о штанину и наклонился, чтобы осмотреть нижние полки. Там было пусто, но пахло гнилью и кислятиной, как в мусоровозе.
⠀
Я протянул руку, чтобы пошарить на нижней полке, и наткнулся в темноте на что-то волосатое и мягкое, похожее на мерзкий сгнивший кокос. Я отступил. Ничего не было видно, но я ощущал, как лохматый комок волос обвивает мою ладонь, лезет между пальцами, липнет к руке, как мокрая кухонная губка.
⠀
Она никогда не жила в стенах.
⠀
Ледяной хваткой она вцепилась в мое запястье. Я вскрикнул и попытался вырваться.
⠀
Тело старухи было перекручено и неестественно согнуто в суставах, одна нога была перекинута назад через плечо, другая упиралась ей в челюсть.
⠀
Она смотрела на меня из холодильника, медленно подтягиваясь по моей руке, как акробат, пытающийся вылезти из тесного ящика по толстой веревке.
⠀
Я сглотнул кислую слюну, стараясь не блевануть. Тараканы лезли из-за ее раскрытых губ и расползались по всему лицу, как лесной пожар.
⠀
Старуха ухмыльнулась, клацнула зубами, зажимая одного из тараканов тем местом, где раньше был зуб, и раздавила его с тошнотворным хлопком. Личинки лезли из-под ее мясистой кожи, падая на мою потную руку дьявольским дождем.
⠀
Холодные, цепкие пальцы сомкнулись на моем предплечье, потом на бицепсе и тянули, тянули, тянули.
⠀
Я отклонился назад, пытаясь сохранить равновесие, и попятился, упершись подбородком в холодную дверцу холодильника.
⠀
Наконец, я дернул достаточно сильно, чтобы сбросить ледяную хватку разлагающихся рук, упал на пол и в ужасе отполз прочь.
⠀
А она смотрела на меня сквозь редкие серебристо-графитовые пряди волос. Две поблескивающие белые глазницы над широкой отвратительной улыбкой.
⠀
Я пинком захлопнул дверь и откинулся на пол, тяжело дыша. Во рту был привкус желчи. Кулак наконец разжался, и я выронил клок жестких волос, который случайно выдернул из ее головы.
⠀
***
С той встречи прошло уже много ночей.
⠀
Билл по-прежнему сдает мне квартиру. Когда я тусуюсь с Рози, мы всегда остаемся на ночь у нее, у меня – никогда.
⠀
Я кормлю старушку, чтобы она не бродила по дому.
⠀
Я теперь почти не сплю, но все в порядке, ведь у меня самая дешевая квартира в городе.
⠀
И я всегда слышу ее, когда она голодна.
⠀
Тук, тук, тук…
⠀
~
⠀
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
⠀
Перевела Юлия Криницкая специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.