З.Ы. И да, у мну снова ютуб отказал - пришлось возвращаться к старым проверенным методам...
Ну она же поцеловать его хотела? Так ведь?
Песня "Приключения в США", отрывок. Мобильная версия Reels, Shorts. 27 секунд. Музыкальное приложение к истории "Василий Пак на президентских гонках!". Константин Оборотов.
Приключения робота Васи Пака во время его борьбы на президентских выборах в США.
Василий быстро нашёл друзей по нашему проекту
Вместе с Морфи и Трини создал он новую секту
Но мы лучше назовём эту секту словом "команда".
Пусть в команде всего трое игроков, да и ладно...
...
Первоисточники:
Отрывок из песни "Приключения в США"
Мобильная версия Reels, Shorts.
(бесплатно, без регистрации, без СМС)
Песня 019. Песня "Приключения в США". Константин Оборотов. Музыкальное приложение к истории "Василий Пак на президентских гонках!". Версия полная, широкоформатная.
История 00002.005. "Василий Пак на президентских гонках!"
"Внедряем робота президентом США 2024" текст (50 страниц) и аудио (1 час 32 мин).
===
Вспомнилось, как пошутил полгода назад над названием микрорайона в Волгограде. Кто ж знал, что шутка скоро станет актуальной?
Отличный подарок на НГ
Я как-то с ними не сталкивался, есть тут кто более-менее опытный? Не в племяшках, а в консолях.
Хочется подарить что-нибудь, что будет эмулировать др второй плойки включительно. Не топ за охуилиард денег, а по вменяемому ценнику.
Кто что посоветует?
Всем здравствовать!
Попробовал я, эти ваши нейросети... Эмоции оставим. Они присущи живым нормальным людям. А я решил попробовать запилить вомбата в боевом раскрасе Аббата. Какогó? Мне вот тоже интересно. Конечно, лучше всего нарисовать самому, но у меня, всё время, как-то руки не доходят, чтобы взять себя в кулак и начать рисовать. Поэтому, сегодня, будет генерация от нейросетки. Одной. На большее, моих нервов не хватило. Итак, полетели?
Исходной картинкой был этот наикрутеший вомбат.
А дальше, я пытался объяснить, неразумному алгоритму, что именно я хочу.
Первый запрос: вомбат - Abbath. Результат.
Ну, как бы, вообще мимо. Но ладно, я добрый, пивка уже втащил, ага. Поехали дальше.
Пойдём на усложнение. Супервомбат раскрашен как Аббат...
Я чуть не обосрался от этой милоты...
Дальше. Супервомбат выступает на цене (да, тут мой косяк, букву "С" в начале слова) раскрашен как Аббат. Уже ближе, но не то.
Последняя попытка, потому что нервы уже на пределе. "Супервомбат выступает на концерте и раскрашен как Abbath из группы Immortal"
Ну, идею я вам выдал, а дальше уж сами договаривайтесь.
Утро началось как обычно. Мы с Луной сидели на тех же камнях, на которых были вчера, перед нами стояли миски с кашей и по куску хлеба. Но сегодня каша была иной — холодная, вязкая и склизкая, она тянулась за ложкой, будто серая слизь, и с каждым глотком расползалась по языку липким привкусом, вызывая желание сжать зубы и не открывать рот снова. Хлеб тоже был хуже обычного — черствый, с зазубренной коркой, он будто царапал горло изнутри, оставляя сухой след.
Ни мне, ни Луне не хотелось есть, но отказаться было невозможно: слишком много взглядов могло заметить нашу слабость, слишком легко кто-то мог связать её с чем-то большим. Поэтому мы заставили себя доесть до конца, сглатывая боль и отвращение с каждой ложкой.
Мужчины выглядели оживлёнными. В их жестах чувствовалось возбуждение, почти торжественность, словно они ожидали праздника. Некоторые разговаривали громче обычного, в голосах звенела странная гордость. Только пара человек держались особняком, отводя взгляд, будто пытались спрятать собственный страх или сомнения.
Женщины выглядели иначе. Они двигались медленно, подавленно, лица — серые, глаза — пустые. В их покорной тишине не было ни капли радости, но и сопротивления тоже. Лишь редкие, еле заметные жесты выдавали внутреннее напряжение — дрожь рук, слишком крепко сжатые губы. Казалось, они давно знали, что ждёт их, и уже примирились с этим.
Дети же, напротив, вели себя почти обычно. Они бегали между домами, смеялись, играли в свои обычные игры, будто это был ещё один день из множества. Лишь иногда они замирали, когда слышали напряжённые голоса мужчин или видели пустые лица матерей. Тогда их улыбки меркли, и в глазах появлялось то странное чувство — не страх, а скорее недоумение перед чем-то слишком большим и серьёзным для их мира.
После завтрака мы пошли к дому Луны. Мы уже обсуждали возможность собрать маленькую сумку — кусок хлеба, немного воды, что-то полезное в дороге. Но, поднимая взгляд к холму, где находились здания старейшин, я вспомнила о мониторах, что показывал мне старейшина Алстон, и о том, чем закончилась моя попытка подкопа у забора. Они следили за всем. Если мы начнём собирать вещи, нас заметят, или, хуже того, потом найдут наш тайник. Это будет конец.
— Никаких сумок, — сказала я. — Мы сбежим так, как есть.
— Но… — начала Луна, но я перебила её.
— Так безопаснее.
Она кивнула.
День тянулся мучительно долго. С заходом солнца над комплексом разнёсся металлический, тянущийся звук, от которого по коже побежали мурашки. Это был сигнал, который никто не мог проигнорировать.
— Начинается, — сказала Луна. Её голос дрожал, но взгляд был твёрдым.
Мы пошли вслед за другими жителями к ритуальной поляне. Толпа двигалась плотным потоком, и теперь каждая группа выглядела так, словно их роли были заранее распределены: мужчины шли уверенно, женщины — тихо и обречённо, дети — с лёгкой растерянностью, не понимая, что именно начинается, но чувствуя масштаб происходящего.
Мы с Луной оказались среди последних — наши шаги гулко отдавались в ушах, будто мы шли не к обряду, а в ловушку, заранее зная её исход. Толпа выстраивалась в полукруг, семьи держались вместе, мужчины теснее прижимали женщин к себе.
Я ощущала, как Луна дрожит рядом, хотя она пыталась скрывать это за своим обычным холодным лицом. Я знала, что хоть я и рассказала, что будет происходить, но в реальности это все очень трудно представить
Старейшины вышли на сцену, их чёрные одеяния развевались в вечернем ветре. Микрофон снова заскрежетал, и Джон поднял руки.
— Сегодня Истинная Любовь принесёт плоды. Сегодня наши дети вкусят дар матерей и продолжат путь Единого Истинного Бога!
Толпа повторила за ним, громко, словно под куполом из железа.
— Истинная Любовь!
Я сжала кулаки. Это звучало точно так же, как в тот вечер, когда я потеряла маму. Каждое слово было как приговор, и я знала, что сейчас всё повторится.
Мужчины начали подталкивать женщин на колени. Те послушно склонялись, но в их лицах мелькали искры эмоций: у одних — отчаянная покорность, у других — пустота. Вскоре площадь огласили первые крики, когда пальцы мужчин вцепились в волосы, а следом кожа начала срываться с голов матерей.
Ветер донёс до меня запах крови. Густой, липкий, как сама Истинная Любовь, о которой твердили старейшины.
А потом — удары. Тупые, раскалывающие, словно молотки били по хрупкой скорлупе. С каждым звуком крик срывался на визг, и дети дёргались рядом, не понимая, что происходит.
Я видела, как отец Луны занёс молоток над её матерью. Луна стояла рядом, с застывшим лицом, и только руки её дрожали, когда ей протянули серебряную ложку. Она послушно приняла её. И когда удар пробил череп её матери, Луна, словно в тумане, опустила ложку внутрь, черпнула и поднесла к губам.
Я не могла отвести глаз, хотя внутри всё протестовало. Её мать всё ещё была жива — я видела, как слюни и кровь стекали по её подбородку, как её тело всё ниже опускалось к земле. Она превращалась в пустую оболочку, а Луна… Луна ела.
Я обернулась — и сердце ушло в пятки. На краю поляны, чуть выше остальных, стоял тот самый мужчина, что привёл меня сюда. Джексон. Его взгляд был прикован только ко мне. Он не вмешивался, не подходил ближе, но это было хуже любых ударов.
Крики и чавканье слились в единый гул, пока наконец по площади не разнёсся низкий, потусторонний звук. Он не шёл от колонок, не принадлежал старейшинам. Он будто исходил из самой земли.
Толпа мужчин упала на колени. Старейшины, ещё не понимающие происходящего, воздевали руки к небу, их голоса перекрывались в ликовании.
— Он слышит нас! Ритуал завершён! Мы спасены!
Женщины, которых я считала уже мёртвыми, вдруг начали подниматься. Их движения были неровными, кукольными, но лица оставались спокойными, словно они действительно «переродились». Мужчины плакали от счастья. Дети стояли в оцепенении.
И только я видела то, что происходило внизу. Из земли, сквозь траву и песок, к ногам женщин тянулись тонкие, дрожащие щупальца — едва заметные, как корни. Они вонзались в их ноги, вползали под кожу. Женщины качнулись, и их тела начали подниматься, словно их дёргали за невидимые нити.
Земля задрожала. Из разлома, с треском корней и ревом камней, выползло нечто огромное. К’алут. Его глаза вспыхнули тем самым красным светом, который преследовал меня во сне. Женщины висели на щупальцах, их тела поднимались над толпой, словно подношение.
С жутким треском чудовище подняло их к небесам — не как врагов, а как добычу. Старейшины продолжали радостно кричать.
Но ненадолго. Щупальца рванулись и к ним. Чёрные сутаны взвились, когда тела старейшин были подняты, словно тряпичные куклы. Их торжественные крики оборвались на визг, а К’алут втянул их в себя, будто они были частью ритуала.
Мужчины и еще живые женщины пали ниц, не смея поднять головы. Они тянули руки к земле, как к спасению, но щупальцам было всё равно. Первые хлестнули по рядам, как хлысты, и один из мужчин, ещё не успевший склониться, был подхвачен за грудь и поднят в воздух. Его крик оборвался, когда щупальце сжалось, и его тело лопнуло, словно перезревший плод, забрызгав внутренностями тех, кто лежал рядом.
Женщины, только что «перерождённые», теперь сами становились едой. Их тела дёргались, когда их рывками втягивали в зияющие пасти на боку чудовища. К’алут, вытянувшись над площадью, двигался с такой скоростью, что щупальца мелькали, как молнии, хватая всех подряд. Кто-то пытался бежать, но тонкие, быстрые отростки настигали беглецов, сматывали их, и через мгновение от человека оставались лишь обрывки одежды и влажное месиво из костей.
Дети кричали и метались, не понимая, что происходит. Одного мальчика схватило за ногу и дёрнуло вверх так резко, что суставы хрустнули, и он разлетелся пополам. Другого щупальце пронзило насквозь, вырвав из груди сердце и подняв его над толпой, будто игрушку.
Я знала одно: это конец. Всё было обманом. Всё — ради него, ради чудовища, которое больше не нуждалось в нас, оно водило за нос этих глупых мудаков в черных одеждах ради своей выгоды, а те и рады были верить во всю эту хрень.
Не всех женщин подняли щупальца — часть их тел уже обратилась в пустые оболочки, а часть просто валялась в грязи, изломанная и залитая кровью. Среди них была мать Луны. Она лежала, обессиленная, грудь её тяжело вздымалась. Луна застыла перед ней, всё ещё сжимая в руках кровавую ложку.
Мать повернула голову к нам. Её глаза, полные боли и уже угасающего сознания, задержались на дочери, а потом — на мне. Губы едва шевельнулись, но я поняла каждое слово.
— Спаси её... Бегите...
Луна всхлипнула, сделала шаг к матери и застыла. Щупальца уже скользили рядом, подхватывая других женщин и мужчин, но она словно не видела этого, застыв в мучительном выборе.
— Луна! — рванула я, дёрнув подругу за руку. Она не шелохнулась, глаза её блестели в полумраке, как у животного, попавшего в капкан. — Пошли, прошу тебя!
Она покачала головой, губы дрожали:
— Я не могу... не могу оставить её...
Я вцепилась сильнее, почти выкручивая ей запястье, и крикнула.
— Это ее желание! Она хочет, чтобы ты жила!
Щупальце со свистом врезалось в землю в двух шагах от нас, поднимая фонтан из камней и грязи. Я дёрнула Луну так резко, что она потеряла равновесие и едва не упала, но, наконец, её ноги подчинились. Она позволила тащить себя прочь, всхлипывая и оглядываясь через плечо, пока фигура матери не исчезла в багровом месиве.
Одни мужчины продолжали бить лбом о землю, кланяясь чудовищу, будто молитва могла их спасти. Другие, осознав бесполезность веры, рванулись прочь, но тут же были схвачены щупальцами или же повалены соседями, которые, обезумев, пытались удержать их, крича, что именно из-за беглецов всё пошло не по плану.
Воздух был насыщен металлическим запахом крови, густым, сладким и тошнотворным, и каждый вдох давался с усилием, словно лёгкие наполнялись ржавчиной.
Мы рванули к воротам. Я видела нору, едва заметное тёмное пятно у основания забора. Каждый шаг давался с трудом — земля была скользкой от крови, а крики вокруг заглушали всё, даже собственные мысли.
И вдруг — Джексон. Он вынырнул сбоку, перекрывая нам путь. Его глаза сверкнули в темноте, и я почувствовала, как Луна напряглась рядом, готовая отпустить мою руку. Но в его лице не было привычной холодной решимости. Там был страх — настоящий, животный. Он глядел не на нас, а за наши спины, туда, где К’алут возвышался над площадью. Может, он понял, что их «бог» не пришёл спасать. Он также как и мы пытался сбежать.
Мы добрались до норы. Я рухнула на колени и руками раздвинула влажную землю и клочья травы.
— Быстрее! — прошипела я, толкая Луну первой. Она проползла, зацепившись волосами за ржавую проволоку, и я услышала, как она ойкнула, но не остановилась, резко дернув головой и оставив прядь волос на память этому месту.
Я полезла следом. Сзади, совсем рядом, раздался визг — щупальце ударило о землю, оставив глубокую борозду. Я проскочила, царапая локти и колени, и вывалилась по другую сторону забора.
И мы побежали.
Ветки хлестали по лицу, кололи руки, воздух жёг лёгкие. Но мы не останавливались. Мы не смели обернуться. За спиной гремели крики, треск костей, хлюпающий вой чудовища. Этот звук будто преследовал нас, накатывал волнами, от которых хотелось упасть в грязь и закрыть уши.
Ночь была бесконечной. Луна спотыкалась, падала, но я поднимала её снова. Иногда она тащила меня, когда у меня заканчивались силы. Мы бежали, пока ноги не превратились в раскалённое железо, пока дыхание не стало хриплым, словно рваная ткань.
Лишь когда первые лучи солнца прорезали тьму, мы рухнули на землю, среди высокой травы и корявых корней.
Я помню, как солнце коснулось верхушек деревьев и мир наполнился золотым светом. Этот свет показался мне слишком чистым и нереальным после той ночи.
Проснувшись позже и, открыв глаза, я увидела Луну, лежащую рядом, свернувшуюся клубком и обнявшую себя руками. Её волосы спутались, на лице засохла кровь, пыль, кусочки чьих-то тел. В этот момент пришло осознание — мы выжили.
Мы были живы.
И всё же радость имела горький привкус. Лес вокруг был слишком тих, как будто сам притаился. Высокие ели стояли недвижно, их тёмные стволы тянулись к небу, заслоняя часть неба. На траве лежали капли росы, блестевшие в лучах рассвета, а воздух был свежим, наполненным запахом хвои и влажной земли. Всё это должно было успокаивать, обещать новую жизнь — но вместо этого казалось тревожным.
Каждый порыв ветра напоминал чужое дыхание, каждый вздох леса — шаг за спиной. Тени между деревьями будто сгущались, складываясь в фигуры, наблюдающие за нами. Я чувствовала, что лес хранит нечто большее, чем просто корни и ветви.
Мы спаслись. Или мне только хотелось так думать. Потому что чем дольше я смотрела в туман между деревьями, тем отчётливее становились два красных огонька. Может, это был мираж, галлюцинация.
А может — он уже здесь.
Чёт поутихла ента тема. Можно вспомнить и фильмы СССР в таком случае.
Мы позавтракали на камнях как и вчера. Каша была как раз такой консистенции, которая подходила Луне; ей не приходилось слишком много жевать, и поэтому она могла есть относительно безболезненно. Хлеб доставлял больше проблем, поэтому она предложила его мне. Я скромно приняла его, и хотя мне было неловко за то, что я ем её еду, оставлять что-то недоеденным было бы ещё большим преступлением.
Я не хотела пялиться, но было трудно не смотреть. Её лицо выглядело удивительно хорошо, если учесть все обстоятельства. Некоторые синяки уже начали исчезать, а рана на лбу едва была заметна. Я видела, как её лицо заживает, словно оно становилось лучше с каждой минутой, но это казалось невозможным. Наверное, раны выглядели хуже при тусклом свете масляной лампы… или, может быть, всё было не так плохо, как я думала.
После обеда Луна сказала, что хочет показать мне кое-что. Мы обошли холм, на котором находился комплекс зданий старейшин. Я следовала за ней по каменистому склону. Мы остановились у большого камня, который глубоко врезался в землю. Он был удивительно плоским, как будто его специально стесали, что делало его идеальным местом для посиделок. Луна села и прислонилась к стене, закрыв глаза, чтобы солнце грело каждую частичку её тела. Я сделала то же самое.
Что-то в расположении этого камня относительно всего остального делало это место тихим и уютным, а еще тут было достаточно высоко, чтобы никто снизу не мог нас увидеть — да и сверху тоже — если только нас не искали бы специально. Мы были только вдвоём, не только телом, но и духом, и, даже не замечая этого, мы взялись за руки. Какое-то время мы просто молчали, слова были не нужны. Солнце грело, я слышала тихое дыхание Луны, переплетающееся с еле слышными отголосками пения птиц из окружающего леса. Я могла бы остаться здесь навечно, и мне хотелось сказать это Луне, но я не осмеливалась.
Тишину разорвал пронзительный металлический голос, доносящийся сверху. Он вырвал меня из мечтаний — о Луне — и заставил меня похолодеть.
«Ритуал начнётся через два дня. Истинная Любовь наконец-то принесёт свои плоды, братья мои, сёстры, наши дети! Пожалуйста, сделайте все необходимые приготовления. Да благословит нас Один Истинный Бог!»
— Два дня? — спросила я у Луны, мои приятные мысли мгновенно рассеялись. Она смотрела в пустоту, погружённая в размышления. Я заметила, что отпустила её руку, и теперь ощущалась холодная и неправильная пустота. Когда я отпустила? Или это она сама сделала?
После паузы она наконец посмотрела на меня и сказала:
— Да, похоже, так и есть.
Когда Джон говорил со мной о ритуале раньше, я думала, что это может быть через месяцы, даже годы. Два дня — едва ли достаточное время, чтобы продумать действия; я планировала собственный побег два года. Почему Луна не сказала мне об этом? Но ответ был очевиден: Луна просто не имела представления о том, что такое ритуал.
Я огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит нас. Прижалась ближе к Луне, пока наши локти не соприкоснулись. Она казалась холодной и отстраненной.
— После этого, после ритуала, всё закончится. Убежать больше не получится, — сказала я.
— Почему? — спросила она, недоумевая.
Она всё ещё находилась под влиянием россказней старейшин. Она, может, и видела несостыковки, но не знала всей правды. Я глубоко вздохнула и начала объяснять всё о ритуале, что такое К’алут, как я сбежала, красные глаза Джейкоба — моего ровесника, — как меня нашли наблюдатели и как все в моём доме в конечном итоге погибли. Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы рассказать ей всё это, и уверена, что мой поток слов едва ли был связным, не говоря уже о хронологическом порядке, но я помню, как у меня пересыхало во рту во время рассказа. Когда я произнесла это все вслух, оно начало казаться таким безумным, что я не удивилась бы, если бы она поверила намекам Джона о моем сумасшествии. Чёрт, до ритуала я бы тоже в такое не поверила.
Луна молчала. Я чувствовала, что она обдумывает всё сказанное и меня в том числе. Я была готова уйти с камня и освободить её от моего безумия. Все ощущалось как какая-то жуткая и поглощающая все и вся болезнь, от которой нет лекарства.
— Итак, день ритуала — лучшее время, чтобы это сделать? Как ты все провернула?..
Огромное облегчение накрыло меня. Я не потеряла её. Она всё ещё была на моей стороне.
— Да, в день ритуала проще всего, — ответила я.
— Я не могу уйти без мамы. Я не могу позволить, чтобы с ней это случилось, — она повернулась ко мне. Обычное суровое, монотонное выражение лица Луны полностью исчезло, уступив место широко открытым, испуганным глазам. — Ты должна это понять, Элиссон.
Я кивнула, но знала, что существует явная вероятность того, что всё пойдёт не по плану. Её мама была в руках старейшины Джона, и я сомневалась, что она вообще захочет уйти, если представится такая возможность. Мне было достаточно трудно сбежать одной, не говоря уже о том, чтобы вытащить троих.
— Должны ли мы сказать ей сейчас? О побеге? — спросила я. Мне казалось, что именно она должна решить это.
Луна задумалась, а затем сказала:
— Я понимаю. Она не… она часть всего этого. Так что, может быть, пока не стоит ей говорить. Но когда мы пойдем, мы возьмём её с собой, ладно? Мы заставим её, если потребуется. И она меня послушает. Должна.
— Ладно, пойдет. Но сначала нам нужен план.
— Верно.
— Эм, у меня его нет. То есть, он был, но потом, знаешь…
— Да…
Мы некоторое время сидели в тишине, затем Луна сказала:
— Думаю, у меня есть идея.
— Выкладывай.
— Хорошо. Итак, ты сказала, что во время ритуала все находятся на главном поле, в центре комплекса, верно?
— Да, и что с того?
Она понизила голос.
— Ну, есть одно место, через которое мы могли бы пройти, прямо у главных ворот. Там есть нора, которая проходит под забором, и я думаю, что она достаточно большая, чтобы пролезть через нее. Раньше её заделывали, но когда идёт дождь, она всегда появляется снова. В конце концов, ее просто перестали закапывать, так что она там уже как минимум год. В любом случае, это рядом с воротами, которые всегда охраняют несколько мужчин, так что никто не сможет пройти незаметно. Но если все мужчины будут на поле…
— Тогда они не будут охранять, и мы сможем пройти!
Луна улыбнулась.
— Ты думаешь, это сработает? — спросила она. У меня сложилось впечатление, что она считает меня экспертом, что, я полагаю, было совершенно незаслуженным титулом.
— Это, вероятно, наш лучший шанс, — сказала я. — Но они всё равно будут следить за тем местом с помощью видеокамер, так что нам нужно делать все быстро. И, конечно, есть ещё твой папа…
— Я могу позаботиться о нём.
— Но тогда его просто заменят.
— Верно... Но я знаю, что старейшины не будут пачкать руки, и они будут заняты проведением ритуала. Сомневаюсь, что они приведут нового наблюдателя, чтобы заменить его — все были так напуганы, когда тебя привели извне, понимаешь? Самый разумный шаг для них — просто попросить одного из других пап прийти и сделать это, когда он закончит со своей семьёй.
Я обдумала это, и хотя я не была уверена, что Джон не воспользуется шансом, чтобы лично расправиться с её мамой, идея Луны казалась наиболее правдоподобной.
— Хорошо, предположим, что всё пойдёт по плану, — сказала я, — а что если наблюдатели будут в окружающем лесу, просто дожидаясь, когда я — мы — сбежим?
— Наверное, нам просто придётся надеяться, что у них есть что-то более важное, чем это.
— Да, например, расстрелять другой сектор или…
Мои слова прервал крик, доносящийся издалека. Мы встали, чтобы определить источник звука, и я увидела, как на главном поле одного мужчину тащат в центр. Мы с Луной поспешили к ритуальной поляне.
Когда мы добрались туда, уже собралась толпа. Мы протиснулись между людьми, чтобы лучше видеть происходящее.
Трое мужчин держали другого, не давая ему вырваться. Он всё ещё кричал, но его лицо было прижато к земле, что заглушало звук, а с каждым вдохом песок и земля забивались ему в нос и рот. Я услышала скрип вдалеке и увидела, как двое мужчин катят что-то большое к нам. Когда они подошли ближе, я увидела, что это “что-то” было сделано из прочного тёмного дерева, с тремя смежными отверстиями, вырезанными на верхней части, одно из которых было больше остальных.
Устройство открыли, откинув верхнюю часть. Они положили руки и голову мужчины на полукруглые прорези, затем вернули устройство в закрытое состояние, заперев человека внутри. Он слегка наклонился вперёд, и его руки с головой казались оторванными от остального тела. Он попытался пнуть деревянную конструкцию, но она не сдвинулась с места. Мужчины стояли вокруг, и с холма спустился Джон вместе с двумя другими старейшинами, которых я никогда раньше не видела, одетые в похожие чёрные сутаны, как и у старейшины Джона.
Запертый мужчина кричал о помощи, но как только другие мужчины увидели, что старейшины приближаются, один из них ударил пленника в лицо. Человек замолчал, край его губы начал кровоточить. Кажется, она лопнула от удара.
Когда старейшины подошли ближе, толпа сделала несколько шагов назад. Луна схватила меня за руку, и мы последовали за другими, стараясь слиться с толпой как можно лучше.
Старейшина Джон вышел вперёд и посмотрел на мужчину, а затем повернулся к толпе.
— Этот человек задумал нечто плохое, ужасное против всех нас, — произнёс он с безумной силой в голосе. Он не звучал как хрупкий старик — он звучал как тиран.
— Истинная Любовь запрещает злодеяния против своих братьев и сестер. Этот человек замышлял побег своего ребёнка, что, следовательно, приведёт нас всех к гибели. Я уверен, вы все понимаете, что это неправильно. Для одного из нас уйти — значит приблизить всех к опасностям внешнего мира. Это не то, что хочет от нас Один Истинный Бог. Это не признак здравомыслящего человека нашей общины.
Толпа молчала. Я не была уверена, верили ли они в то, что говорит Джон, или просто боялись встать и что-то сказать. Сколько из них думали так, как мы с Луной? Сложно сказать.
— Насколько неблагодарным он должен быть, чтобы думать побег? — продолжал старейшина Джон. — После того приюта, который мы предоставили ему, его жене и сыну? Еда, которую они едят, вода, которую они пьют, и общество, которым мы их благословили?
— И что мы можем сделать, как не указать ему на неповиновение? — сказал он, его голос теперь стал низким и обращённым больше к пленнику, чем к толпе.
Как будто по сигналу, один из мужчин вышел с ручной пилой. Джон кивнул ему и сделал несколько шагов назад, чтобы вернуться к старейшинам. Взгляд Джона переместился на меня, как будто он каким-то образом знал, что я всё это время была в толпе. Он улыбнулся так же, как когда Фред вытащил Луну из-под кровати. Холодная ярость пробежала по моему позвоночнику. В его присутствии я балансировала на грани страха и гнева, и теперь эта грань сломалась, и я оказалась на стороне раздирающей мою душу ярости. Единственное, о чём я могла думать, было: «Я ненавижу тебя», — слова били в голове набатом.
Мужчина с пилой подошёл к запертому в устройстве, и начал двигать зазубренное лезвие по его голой руке. Пленник захлебнулся в какофонии криков, но он был в ловушке, не в силах двигать ничем, кроме ног и ступней — мощное толстое дерево не позволяло ему сдвинуться. Он пинался и метался, его рука сжималась в кулак, пока пила углублялась в плоть с каждым движением. И хотя вокруг были люди — а люди ли? — он был совершенно один.
Оба мужчины быстро покрылись кровью, а звук движений пилы стал тише — по крайней мере, до тех пор, пока она не наткнулась на кость.
Пленник едва мог сжать кулак, а его лицо было забрызгано кровью, которая стекала вниз вместе с его слезами. Кость оказалось трудно резать, и каждое движение происходило с резким, жестоким рывком, будто два камня терлись друг о друга. Луна сжала мою руку так сильно, что мне стало больно, но мне было всё равно. Боль казалась лучше; это позволяло мне хоть как-то стать частью экзекуции мужчины, сопереживать через страдание.
Кость вскоре поддалась, и рука была разрезана пополам, удерживаемая лишь кожей, мышцами и сухожилиями. Она болталась, как сломанная ветка, держащаяся за остатки коры. Не потребовалось много времени, чтобы дорезать остатки плоти, и рука упала, повиснув на наручнике, прикреплённом к другой руке. Мужчина дергался от боли, его ноги бессмысленно дергались и сучили по пыли и грязи. Земля под ним была красной и влажной, песок слипался от крови.
Другой мужчина подошёл и вылил что-то из пластиковой бутылки на обрубок, а затем начал перевязывать культю бинтами.
Мы смотрели, как “наказанный” дергается ещё некоторое время, пока его силы не иссякли совсем. Он больше не мог бороться, да и за что, собственно, было бороться?
Старейшина Джон стоял с гордой осанкой, его аура была наполнена злым высокомерием. Затем он развернулся и начал подниматься обратно на холм с другими старейшинами, сигнализируя, что шоу окончено. Толпа начала расходиться, и именно мне пришлось схватить Луну на этот раз, таща её прочь от этого кровавого зрелища.
Утром мужчины на поле уже не было, остались лишь багровые следы на земле.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Хаосит-затейник специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Песня "We will" ("Будем!"), отрывок. Мобильная версия Reels, Shorts. 27 секунд. Музыкальное приложение к истории "Василий Пак на президентских гонках!". Константин Оборотов.
Агитационные куплеты для робота Васи Пака для его борьбы на президентских выборах в США.
Every day and every night,
Never sleeps and does all right,
Vasya Pak for president!
Vote for him - that's happy end!
We will, we will put in!
We will, we will put in!
...
Первоисточники:
Отрывок из песни "We will" ("Будем!")
Мобильная версия Reels, Shorts.
(бесплатно, без регистрации, без СМС)
Песня 018. Песня "We will" ("Будем!"). Константин Оборотов. Музыкальное приложение к истории "Василий Пак на президентских гонках!". Версия полная, широкоформатная.
История 00002.005. "Василий Пак на президентских гонках!"
"Внедряем робота президентом США 2024" текст (50 страниц) и аудио (1 час 32 мин).
===
Наёмный работник.
Без ограничений по времени работы со стороны работодателя.
То есть, дана задача, а уж когда она будет решена - не важно.
Возможна работа над несколькими задачами одновременно с учётом вышесказанного.
Это фантастика?...
