Она придет ночью, когда ты меньше всего к этому готов. Она улыбнется тебе, и ты не сможешь двинуться с места от страха. Спрячься получше, потому что она видит тебя.
Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек
Я госслужащая. Мое имя не имеет значения, вам стоит беспокоиться только о информации, изложенной ниже. Я работаю в учреждении, известном как Объект. И наши исследования не придутся по вкусу широкой публике. Официально эта организация внесена в список “Разработка экспериментального оружия”, но в последнее время мы несколько расширили сферу интересов.
Достаточно будет сказать, что есть вещи, с которыми вы не захотите встретиться в ночи. Пугающие вещи, как обыденные, так и пришедшие из легенд, оказывают на нас влияние и не поддаются рациональному объяснению. Моя работа – интервьюировать людей, считающих, что встречались со сверхъестественными сущностями, и определять достоверность их опыта. Это одно из таких интервью.
Темная комната, в воздухе витает запах затхлой мочи и плесени. Над столом между нами раскачивается взад-вперед лампочка, практически ничего не освещая. Тем не менее, я вижу лицо мужчины перед собой и графы в анкете. Этого достаточно.
Я прошу собеседника рассказать мне свою историю и он начинает.
– Это случилось, когда мы приехали в хижину, – говорит мужчина.
Двадцать девять лет. Длинный нос. Однодневная щетина. Дрожащей рукой он тянется за сигаретой.
– Хижина не моя. Это ее охотничий домик. Она пригласила нас троих оттянуться.
– Отвлечься от невзгод повседневности? – Я делаю пометку в анкете. Четыре человека.
– Да. Что-то вроде того, – кивает он, глубоко затягиваясь. – Напиться, накуриться и на время забыть обо всем дерьме. – Он сглатывает и бросает взгляд на камеру в углу. Озабоченно чешет щеку. Мне знаком этот взгляд.
– Вам стоит рассказать мне все. – Я кладу блокнот на стол между нами. – Я не из органов правопорядка. И я здесь не для того, чтобы вас арестовать.
– Конечно, – отвечает он. Еще одна долгая затяжка. Он постукивает пальцем по столу. Тук. Тук. Тук. – Мы еще закидывались грибами. Ну, я и Стивен точно.
– Все в порядке. – Я отмечаю “Интоксикация” галочкой. – Расскажите мне о Событии.
– Это случилось поздно ночью. Мы пили в хижине, но спать решили снаружи в палатках. Мало удовольствия просыпаться по уши в пауках. Это летний домик, в нем не поживешь в холодное время года, так что зимой и весной там полно насекомых.
– Просто уточню: вы употребляли грибы вместе с алкоголем? – Мой карандаш застывает над пунктом под “Интоксикация” с емким определением “Дисквалифицирован”. – Такое сочетание порождает галлюцинации.
– Слушай. Это не был глюк, ясно? – Мужчина быстро закипает, сжимает руку в кулак. Поджимает губы. Затем глубоко вдыхает и быстро берет себя в руки. – Извиняюсь. Я нервничаю, вспоминая ту ночь.
– Понимаю. Такой реакции следует ждать от очевидца События. А теперь, если не возражаете, ответьте на мой вопрос: вы употребляли грибы вместе с алкоголем?
– Нет. – Он отрицательно мотает головой. – Нет, грибы были в самом начале, за несколько часов до выпивки. Они уже выветрились, когда…
Он замолкает, впивается глазами в пепельницу на столе. В них пустота. Будто он выпал из реальности. Интересно, думает ли он о легенде, с которой, как я подозреваю, столкнулся? Думает ли он о Джаггед Дженис? (Jagged - зазубренный, неровный; прим. переводчика)
– Грибы не действовали, когда произошло Событие?
– Да, они уже выветрились тогда.
Он недоверчиво смотрит на меня:
– Нет, блять, сижу вру тебе ради забавы. Да, я уверен.
– Агрессивное поведение недопустимо, – напоминаю я ему.
Он открывает рот, но слова замирают на языке. Я провела достаточно подобных интервью, чтобы знать, что он хочет еще что-нибудь добавить, может быть, даже закричать. Но он этого не делает. Просто глубоко вдыхает, откидывается на спинку стула и извиняется.
– Слушай, – говорит он. – Я знаю, что мой рассказа звучит как бред сумасшедшего, что может показаться, что я под кайфом или что там еще. Но я даю слово, это реально было. И раз уж ты пришла сюда и берешь интервью, будь добра меня выслушать.
– Вполне разумно, – киваю я ему.
Обвожу кружком слово “Гнев” в анкете.
– Что ты там пишешь? – Мужчина наклоняется вперед. Я убираю блокнот, и он, прищурившись, смотрит на него. – Почему не показываешь?
– Это противоречит протоколу. Если вы ознакомитесь с моими записями, это может повлиять на результат опроса. Я бы предпочла отмести возможность возникновения предубеждения. А теперь, пожалуйста, продолжайте.
Он облизывает губы. Они сухие и растрескавшиеся.
– Хорошо. Как я уже сказал, мы бухали в хижине. Травили старые истории из школьной жизни, вспоминали розыгрыши, места, где раньше зависали. Дерьмовых учителей, которых дружно ненавидели. Ностальгировали.
Он постукивает пальцем по столу. Тук. Тук. Тук.
– Мы быстро ужрались в хлам. Знаешь, до той стадии, когда уже не смешно и в голову лезут глубокие вопросы. Мы начали говорить о надеждах и мечтах, прошлом и будущем. Ну, понимаешь, такое дерьмо, от которого душа горит.
– Очень поэтично. Вы писатель?
– Вы бы могли описать себя как человека с богатым воображением?
– Я бы описал себя, как человека, пытающегося договорить, спасибо, – вздыхает он.
Я прижимаю карандаш к блокноту. Не выяснено.
– Итак, мы пьем, и Эмили становится плохо. Типа настроение – дно. Она кажется подавленной.
– Эмили – девушка, которая унаследовала хижину?
– Мы спросили ее, в чем дело, не потому, что хотели, там, навязаться или что-то такое, а просто… как друзья, понимаешь? Мы же знаем друг друга уже больше десяти лет, блин. Мы заботимся друг о друге.
Он смотрит вниз с меланхолией во взгляде.
– Она рассказала, почему раньше не приглашала нас туда.
Я делаю пометку в анкете, выпрямляясь на стуле.
– Ее брат там умер, когда они еще были детьми. Утонул в океане.
– Что-нибудь еще? – Я хмурюсь. Это идет вразрез с легендой.
– Серьезно? – Он свирепо смотрит на меня. – Что-нибудь еще? Это, блять, все. Ее брат там умер, и то место ей об этом напоминает.
– Печальная история, но мы здесь не за этим. – Я ставлю галочку в графе “Несоотвествие”. – Продолжайте, пожалуйста.
Ему нужно несколько минут, чтобы взять себя в руки. Мужчина сверлит меня глазами, челюсти сжаты, на щеках ходят желваки. В конце концов, он снова сильно затягивается, выпускает струйку дыма и продолжает:
– Как я говорил. Мы пьем. Разговариваем. Но, как и всему хорошему, этому приходит конец. Эмили сдается первой. Она решает, что с нее достаточно. Она хочет спать и уходит в палатку. Остаемся я, Стивен и Хейли. Хейли скоро вырубается на диване, а мы со Стивеном держимся еще пару часов. Но потом тоже понимаем, что пора вздремнуть.
Я киваю. Ничего из сказанного до сих пор не находится в сфере интересов Объекта. Но я стараюсь смотреть шире. В конце концов, сцена, описанная в полицейском отчете, очень напоминает почерк Дженис.
– Согласно полицейскому отчету, – говорю я, вертя в пальцах карандаш, – все произошло в той хижине. Не могли бы вы мне ее описать? Планировку?
– Э-э, конечно. – Он почесывает затылок и хмурится. Зрачки расширяются, он старается вспомнить. – Она, типа, Т-образной формы. Две спальни по обе стороны в “перекладине”, между ними ванная. А в “нижней части” гостиная и кухня с входной дверью.
– Вы сказали, что Событие произошло в туалете, верно?
Он затягивается сигаретой до самого фильтра. Белки глаз красные от напряжения.
Я достаю из карман пачку сигарет и бросаю ему. Он нетерпеливо срывает крышку, достает сигарету и закуривает.
– Итак, вы отправились по своим палаткам. Что происходит дальше?
– Я лег читать книгу, – пожимает он плечами.
– “Проклятие тумана”. Читала?
– Не люблю фэнтэзи. Что происходит после этого?
– Природа зовет. Надо посрать. Я иду в хижину, там нормальный туалет. Снаружи тьма кромешная, я даже ног своих не вижу.
– Кромешная тьма? Или просто глаза еще не адаптировались?
– Кромешная тьма. – Его голос ровный и спокойный. – Этот домик стоит на крошечном островке у берега Британской Колумбии. Свет там только от луны и звезд. В ту ночь небо затянули облака и луна то выглядывала, то исчезала среди них.
– Нет, только телефон. Я свечу экраном, чтобы дойти до хижины. Но как только я вхожу внутрь и закрываю дверь… Возникает какое-то странное чувство.
– Дом кажется пустым. Заброшенным. Тут только я, мой телефон и пауки. – Он на мгновение замолкает. – Свет все раскрашивает зловещими тенями: пыльный холодильник, грязные полки, хлам на столешнице. Я иду вперед, а вокруг меня пляшут тысячи фигур. И еще это чувство… Не знаю, меня охватывает настоящий ужас. Будто там небезопасно.
– Но я достаточно пьян, чтобы страх не особо беспокоил меня. Я просто отмахиваюсь от него. Я пришел посрать, а человека, идущего срать, не могут остановить какие-то тени, так ведь? Наверное, не зря это называют жидкой храбростью. – Он хрипло смеется над собственной шуткой. – Через пару секунд я уже в ванной и запираю за собой дверь.
Он нервно трясет ногой под столом.
– Может, воды? – Я наливаю стакан. Мне знаком его тревожный язык тела, постоянное облизывание губ. Я уже видела это.
– Нормально все. – Он пренебрежительно машет рукой, но все равно берет стакан и отпивает. – В общем, я собираюсь стянуть штаны и засесть, но вижу движение. Там, в верхнем углу ванной, знаешь, в таком маленьком окошке, которое снизу матовое для уединения, а сверху прозрачное.
– Да, я видела подобные. У меня в ванной такое же. Это там произошло Событие?
Он кивает, взъерошивая темные волосы.
– Да, я увидел там улыбку.
– Мн бы не хотелось. – Он мотает головой. – Может, мы просто обсудим, что случилось?
– Улыбка – часть События. Мне важно узнать как можно больше подробностей, какие бы неприятные воспоминания они ни вызывали.
Он смотрит вниз, в пространство. Он вспоминает ее. Улыбку.
– Ну, просто ряд зубов... Только они были слишком острые для человеческих, слишком большие. И их было так… много.
Я сверяюсь с записями. Ищу описание Джеггед Дженис, такое, как то, что рассылали в 2000-х в “письмах счастья” по электронной почте.
– Расскажите подробнее о ее зубах.
– О зубах? – Он нервно жует губу. – Зачем?
– Зубы в данном контексте очень важны. Опишите их, пожалуйста.
Ему неуютно. Голос то и дело срывается, грудь быстро поднимается и опускается. Но он рассказывает мне то, что я хочу.
– Они были неровные. Улыбка как забор. Все разной длины. Одни еле торчали из десны, другие тянулись чуть ли не подбородка, прямо сквозь нижнюю губу. – Он снова стучит пальцами по металлической столешнице. Тук. Тук. Тук. – Я вижу эту улыбку, и сердце чуть не выпрыгивает из груди. Стою посреди ванной, темноту разгоняет только свет экрана телефона. Я туго соображаю, но точно знаю, что, кому бы ни принадлежал этот жуткий оскал, я не хочу попадаться ему на глаза. Я прижимаю телефон к груди и гашу свет.
– Была ли у женщины отрицательная реакция на свет? – Согласно легенде Дженис ненавидела свет.
– Нет… не знаю, может быть? Я уже не помню таких деталей. Я был тогда весь на адреналине. Во мне бурлили инстинкты, кричали бежать оттуда, или сразиться с этой сукой, или вообще что угодно сделать.Но я не мог ничего. Просто стоял и смотрел на эти нечеловеческие зубы, зазубренную улыбку и прижимал к себе телефон.
Он сильно вспотел. Не отрывает взгляда от тлеющей сигареты.
– Улыбка вдруг начинает опускаться, сползать вниз за матовую часть стекла. А на ее месте появляются два глаза. – Он делает глубокий вдох. – Они широченные, идут под какими-то неправильными углами. И истекают черной жижей. Зрачки шныряют по ванной туда-сюда, будто что-то ищут. Или кого-то. Я стою неподвижно. Никакого света, только луна иногда проглядывает и ореолом освещает монстра в окне. Я сливаюсь с темнотой и молюсь всем гребаным богам, чтобы эта тварь меня не увидела. По ноге стекают струйки мочи, я в полной панике и вообще не владею своим телом.
Он дрожит и долго, медленно затягивается.
– А потом я слышу стук в стекло. Тук. Тук. Тук. А следом какой-то скрежет, и я понимаю,что это она так скрипит зубами, открывая и закрывая пасть. Я хочу отвернуться, но какая-то часть меня не дает мне этого сделать. Я поднимаю глаза выше и упираюсь в ее зрачки. Две крошечные черные точки, в огромном белом море, неотрывно глядящие на меня. Сердце сейчас взорвется. Теперь остались только мы двое, стоим и смотрим друг на друга.
Я наклоняюсь вперед, заинтригованная. Конечно, многое из этого он мог почерпнуть и в оригинальной легенде о Джаггед Дженис. Крошечные точки зрачков. Нечеловеческие зубы. Зубовный скрежет. Я отмечаю в анкете соответствующие пункты по ходу повествования.
– Она начинает говорить. Всего три слова, но их достаточно, чтобы капельки мочи превратились в поток. – Он сглатывает и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – “Я вижу тебя”.
Я записываю эти слова и обвожу трижды. Это что-то новое.
– Опишите ее голос. Молодой? Старый?
–Он был… тихим. Очень неразборчивым. Слова звучали так, будто их пропустили через дробилку. Она произносила все так неестественно, ломано, будто даже слова искромсала своими... этими… зубами.
– Любопытно, – бормочу я. – Продолжайте.
– Она вытягивает палец и снова стучит по стеклу. Тук. Тук. Тук. Я смотрю на нее, но вижу только дикую улыбку. Отвожу взгляд, но понимаю, что должен следить за ней. Должен следить за ней, потому что не знаю, что эта чертова тварь захочет сделать. Так что я снова поднимаю глаза, но улыбка исчезла. Вместе с женщиной. Теперь я один.
Он закрывает лицо руками. Плечи сотрясаются от беззвучных рыданий. Проходит минута. Другая. Похоже, что мы подошли к концу его рассказа.
– Мучительный опыт, – говорю я, проводя карандашом по рядам заметок. Выпрямляюсь, поправляю пиджак и протягиваю ему руку. – От имени Объекта хочу поблагодарить вас за уделенное время. Мы рады, что вы решили этим с нами поделиться.
Его рыдания затихают. Он замолкает и поднимает взгляд на меня. Глаза покраснели еще больше. Голос дрожит.
– Это не конец. Это еще не все.
– Прошу прощения. Произошло что-то еще?
– Да. Следующие несколько часов превратились в сущий кошмар.
Еще больше атмосферного контента, который здесь не запостишь, в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
