Тренажёр
Развернуть1
–
Развернуть1
–
"Синдром Плюшкина", или, по-научному, патологическое собирательство - думаю, почти все слышали об этом заболевании. Его жертвой стала бабушка главного героя. Постепенно от неё отдалилась вся родня - вот только чем реже в её дом приезжали гости, тем настойчивее она предлагала им углубиться в залежи хлама, заполнившие комнаты от пола до потолка...
Автор: Rahkshasarani. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Моя бабушка страдала патологическим накопительством.
Одна фраза, но сколько за ней стоит. Как передать словами всю мерзость этой огромной кучи мусора? Как заставить вас почувствовать этот запах, эту вонь, если у вас нет родственника с «синдромом Плюшкина»? Как рассказать о безнадёжности, с которой мои родители говорили о ней? Скорее всего, никак, если только вы сами с таким не сталкивались. Но кое-что я сделать всё же могу. В моих силах вас предупредить.
Она начала заниматься накопительством сразу после смерти деда. Они купили прекрасный просторный загородный дом, и с того самого дня, как бабушка овдовела, его комнаты начали заполняться хламом. Вдобавок, как оказалось, бабушка стала ещё и подворовывать. Она крала у своих детей, их супругов и собственных внуков всякие мелочи – что-то, имеющее скорее сентиментальную, чем денежную ценность. Например, мама очень переживала после смерти её отца, другого моего дедушки. Она купила какую-то книгу, чтобы забыться за чтением, а через несколько месяцев эта книга нашлась в доме моей бабушки, и она даже подписала обложку своим именем. Я как сейчас вижу, как она протискивает своё яйцеобразное тело в узкие проходы между завалами хлама, словно паук, заползающий в нору. В её поведении появилось что-то хищное – в том, как она настаивала, чтобы внуки приезжали на все каникулы в её мусорное гнездо, как пыталась заманить их в глубину дома, обещая, якобы, подарить какую-то игрушку.
При любом упоминании об их матери мой отец, его братья и сёстры замирали, словно сама мысль о её существовании ложилась на их плечи слишком тяжёлым грузом. Уж такая она есть, твердили они. Нам надо только потерпеть её пару раз в году. Мой отец, самый весёлый и участливый отец в мире, рядом с ней превращался в бледную копию самого себя.
Я помню, как моя мама наконец сорвалась. Мы готовились сесть в машину и отправиться к бабушке на День Благодарения – пусть там даже невозможно было поесть всем вместе, потому что большой обеденный стол давно скрылся под завалами всякой дряни. Отец пытался уговорить маму положить тыквенный соус не в пластиковый контейнер, а в красивую стеклянную чашечку. Но мама знала, что если возьмёт её с собой, то никогда уже не получит её обратно. Мы все это знали. Поэтому она вспылила.
Почему, чёрт возьми, сказала она, я должна приносить каждый семейный праздник в жертву женщине, которая раз за разом нас обворовывает? Почему она должна жертвовать своим временем, своими детьми, своей собственной проклятой посудой ради женщины, которая ни разу не сказала ей спасибо? Отец побледнел и прошептал, что, мол, такой уж она человек.
Мама ответила, что если он попробует давить на жалость, то она подаст на развод, и это не шутка.
Я видел своего отца плачущим, наверное, пару раз. Это был один из тех случаев.
Мама дала ему выплакаться, а потом сказала, как мы теперь станем жить: больше никаких праздников в доме его матери. Теперь у нас будут свои семейные праздники. Если он хочет её навещать – пожалуйста, но без нас. Отец понуро кивнул. В тот день я узнал об отце много нового, вот только уважать его стал гораздо меньше.
Вот и всё. С того дня я ни разу не видел бабушку, а она, само собой, не хотела выходить из дома. Несколько раз, помнится, отец отводил кого-то из нас в сторонку (обычно, когда мама этого не видела) и стыдливо спрашивал, не хотим ли мы поехать с ним к бабушке. Мы всегда отвечали «нет».
Уверен, отцу крепко доставалось от неё за то, что он больше не привозил с собой семью, но, думаю, его братья и сёстры втайне завидовали ему: он первый сделал то, на что ни у кого из них не хватало смелости. Но и они скоро последовали нашему примеру. Семья окончательно отдалилась от неё. Лиам, мой двоюродный брат, рассказывал, что чем меньше людей приезжало к бабушке на праздники, тем настойчивее и навязчивее она становилась. Она стала обещать подарить сокровища, спрятанные среди хлама – якобы под завалами журналов и сломанной техники лежал ценный антиквариат. И она стала воровать гораздо искуснее, даже вытаскивала из сумочек и карманов кошельки и мобильные телефоны. Всё это привело к тому, что родственники отдалились от неё ещё больше.
О смерти бабушки я узнал только через месяц. Тётя заглянула её проведать и обнаружила тело, погребённое под горами мусора – по-видимому, завалы мусора в конце концов обвалились. Тело настолько иссохло, что сложно было даже приблизительно определить время смерти. Теперь, когда её не стало, никто из её детей не хотел возиться с расчисткой дома. Не могу сказать, что я виню их за это. Когда мы перестали навещать бабушку в последний раз, в доме, по крайней мере, можно было стоять. Но теперь хлам заполнял всё свободное пространство, от пола до потолка. Перед смертью бабушка передвигалась по прокопанным в мусоре тоннелям. Настоящий кошмар клаустрофоба. В конце концов Лиам решил попытаться расчистить эти завалы. Но примерно через неделю после того, как он отправился в бабушкин дом, раздался звонок. Лиам просил меня приехать.
Скажу прямо: я не чувствовал какой-то «ответственности перед семьёй» и в иной ситуации ноги бы моей не было в этом доме. Но Лиам намекнул, что нашёл нечто удивительное, но не мог говорить об этом по телефону. Вы можете назвать меня жадным, алчным, бессердечным стервятником, но только это заставило меня согласиться. Эта женщина заставила моего отца плакать. У меня не сохранилось к ней никаких родственных чувств.
К дому прилегали зелёные поля, через которые к воротам вела грунтовая дорога. Это показалось мне довольно странным: насколько я слышал, люди, склонные к патологическому накопительству, обычно ставят на участке хотя бы один сарай (чтобы завалить всяким хламом и его тоже). Но бабушка всегда хранила вещи в доме. Я припарковался рядом с джипом Лиама, но его самого нигде не было видно. Возле входной двери лежало несколько аккуратных горок мусора, но ведь он уже неделю тут возится. Чем же он занимался?
Я сел на крыльцо и стал ждать. Входная дверь висела на одной метле. Мусор слегка выпирал из дверного проёма, словно дом готов был лопнуть по швам.
Меня окликнули по имени.
Голос Лиама долетал из глубин дома, но звучал словно издалека. Я наклонился к прокопанному в мусоре лазу – без нужды мне не хотелось заходить внутрь – и позвал брата.
‑ О, здорово, что ты приехал, ‑ я никак не мог понять, откуда доносится его голос. – Я уже заждался. Заходи, покажу, что мне удалось найти.
‑ Да что ты там такое откопал? – я старался говорить спокойно, не показывая своё нежелание входить внутрь.
‑ Это сложно описать, надо видеть своими глазами.
Я очень, очень неохотно присмотрелся к полу в поисках чистого участка, на который можно было бы поставить ногу. Доски опасно заскрипели. Я боялся, что под моим весом дерево не выдержит, и я рухну вниз в водопадах мусора. Но обошлось. Я сделал второй шаг.
В переднюю не проникало ни лучика света. Когда глаза привыкли к темноте, я понял, что плотно уложенный хлам загораживал окна. Когда я приезжал в последний раз, тут оставалась небольшая жилая зона, где хватало места для кресла и старого телевизора. Но теперь комната представляла собой сплошную массу утрамбованного мусора, и только в центре сохранился небольшой проход.
‑ Двигай сюда, ‑ снова позвал Лиам, ‑ иди на мой голос.
Я послушался. Проход сузился настолько, что мне приходилось сгибаться едва ли не вдвое, вздрагивая от каждого скрипа. Один раз я едва удержался на ногах и рефлекторно взмахнул рукой, чтобы сохранить равновесие. Пальцы поймали верёвку.
‑ Мой спасательный круг, ‑ сказал Лиам, опережая мой вопрос. – Не думаешь же ты, что я рискнул бы сюда залезть без страховки?
Верёвка была туго натянута. Держась за неё, я пробирался в глубину дома. Входная дверь давно осталась позади, и я освещал дорогу фонариком телефона. В луче света танцевали пылинки. Я натянул на нос воротник рубашки, но сквозь неё всё равно просачивался тот самый запах. Коричневый запах. Запах, который преследовал меня всё моё детство. Запах, от которого я чувствовал себя нечистым, сколько бы раз ни принимал душ.
Я как раз в очередной раз подумал о горячей ванне, когда случайно бросил взгляд влево и увидел профессора Брауна. Боже, вот это встреча. Профессор Браун – мой плюшевый медведь, я играл с ним, когда мне было семь. А потом к нам приехали погостить мои двоюродные братья. Когда они ушли, профессор Браун исчез. После недели бесплодных поисков мама позвонила моей тёте.
«О Боже, какая жалость! Похоже, наша Анжела по ошибке положила мишку со своими игрушками, когда собиралась в гости к бабушке».
Я помню, как на мамином лице мелькнула досада, когда она положила трубку. Помню, как горечь утраты сжала мне грудь – настолько сильная, что я даже не мог плакать. Я протянул руку.
Это был не профессор Браун. Всего лишь хвост от драной шали и комковатая подушка. Но я только что видел профессора Брауна. Я был совершенно уверен в этом секунду назад. Я уставился на то место, где он только что лежал.
Верёвка с тихим скрипом дёрнулась.
‑ Кузен, ну где ты там?
Я прополз ещё немного вперёд.
Если вам никогда не приходилось прокладывать путь через жилище больного «синдромом Плюшкина», вы не можете себе представить то, что видел я: миллиарды полезных вещей, спрессованных, словно ископаемый сланец, удерживаемых собственным весом, надеждой и чёрт знает, чем ещё. Мне стало интересно: где и как бабушка приобрела столько всего на свою крошечную вдовью пенсию, особенно…
Я замер.
…особенно если учесть, что она никогда не выходила на улицу. Конечно, она воровала вещи у родственников, но откуда у неё взялся этот диван? Эти настольные лампы? Наконец, скульптурная композиция из бензопилы, которую одинокая старуха не сумела бы даже поднять?
‑ Лиам! – позвал я.
‑ Да? – отозвался он. Его голос, кажется, и не думал приближаться. Мне показалось, что я уже слишком долго ползаю среди этих завалов. Слишком долго, а тоннель всё время идёт прямо. Дом был довольно большим, но не настолько же!
‑ Ты где?
‑ Чуть впереди, ‑ его голос звучал совершенно обыкновенно, я не слышал ни малейшего намёка на злобу.
‑ Нет, я другое имею в виду. Ты где – в ванной, в спальне, в подвале?
‑ Сложно сказать, стен не видно.
Ну конечно. Я сменил тактику.
‑ Может, скажешь уже, что ты там такое нашёл?
‑ Нет, это надо увидеть самому.
‑ Ну хоть намекни.
‑ Увидишь – обалдеешь.
Не знаю, почему эти слова вызвали у меня внезапное, безотчётное чувство давящего ужаса. Я не хотел обалдевать.
‑ Дружище, я плохо подготовился, ‑ соврал я. – Надо захватить респиратор, да и перепачкался я весь.
‑ Да закинешь в стирку дома, велика беда, ‑ я услышал, как далеко впереди в коридоре что-то сдвинулось. Только сейчас до меня дошло, что пол имел небольшой, но явственный уклон вперёд. Когда доски пола успели смениться влажной землёй? – Подожди, сейчас я выйду к тебе и помогу спуститься.
‑ Не надо! – крикнул я чуть громче, чем собирался.
Тишина.
Потом верёвка, за которую я всё ещё держался, начала вибрировать.
Развернуться оказалось не так-то просто, ещё сложнее – сделать это быстро. Казалось, всё, из чего состояли стенки тоннеля, лежало так, что спускаться по нему было гораздо проще, чем подниматься. Мне потом ещё долго снились кошмары о том, как неосторожное движение вызывало обвал, и я лежал, не в силах пошевелиться, а тот, кто притворялся Лиамом, неумолимо приближался. Верёвка уже звенела, как гитарная струна. Я подумал о бабушке, о том, как она лежала под всем этим хламом, высохшая, как шкурка мухи, высосанной досуха пауком. Как она пыталась заставить нас залезть поглубже в эти груды хлама. А потом Лиам пришёл сюда, один.
Увидишь – обалдеешь. Увидишь – обалдеешь. Увидишь – обалдеешь.
Я сильно поцарапал плечо, пулей вылетая за дверь. На крыльце я запнулся и полетел наземь, ободрав вдобавок локти; удар о землю вышиб воздух из лёгких. Но я продолжал загребать руками землю, пытаясь отползти как можно дальше от дверного проёма, от того, что могло выйти следом за мной на свет.
Но никого не было видно. Никого и ничего. Только ныли ушибы и царапины.
‑ Лиам! – позвал я. Никто не ответил.
Мою одежду – джинсы и белую рубаху – покрывал толстый слой бурой пыли. Я поднялся на ноги, зажимая пульсирующее плечо.
‑ Лиам! – снова крикнул я. В ответ послышался только звук шевельнувшегося мусора.
Я ушёл. Никому даже не сказал, куда ездил. Родители Лиама через какое-то время заявили о его пропаже. Я видел потом его мать, мою тётю. Она не могла смотреть мне в глаза. Она всё знала.
Полицейские признали Лиама пропавшим без вести, предположительно – погибшим, а на бабушкин дом повесили табличку «Опасно для жилья». А скоро он сгорел. Не исключено, что это был поджог. Возможно даже, что я имел к этому какое-то отношение. Я не стану утверждать наверняка. Но мне хотелось бы, чтобы вы были готовы.
Что, если этот дом – не единственный?
==============
Обратная связь имеет значение. Если история не понравилась, найдите минутку написать в комментариях, почему (сам рассказ, качество перевода, что-то ещё). Буду признателен. Надо ведь учиться на ошибках, верно?
И минутка саморекламы: сегодня на нашем с Sanyendis канале, Сказки старого дворфа, как раз выложили совсем свежий перевод. Заглядывайте, мы будем рады.
Иглы дикобраза не выстреливают, это миф. Сначала они на что-то натыкаются и это их вталкивает в кожу, перемычка ломается и теперь они выдёргиваются из дикобраза и застревают в том, кто его потрогал. Иглы очень острые, острее медицинских, они покрыты чешуйками, направленными в обратную сторону, чтобы их сложно было выдернуть, не повредив ткани. Если получить сразу несколько игл, будет сложно вести обычную жизнь.
Они втыкаются очень больно, но инфекцию подхватить можно довольно редко, потому что они покрыты слоем природного антибиотика, который подавляет рост бактерий.
https://9gag.com/gag/a3Z6zm1
Больше этих обаятельных ирландцев можно увидеть по нажатию на тег Foil Arms and Hog под постом. Кто хочет скинуться мне на вкусные антидепрессанты для новогоднего настроения, это можно сделать тут (в комментарии к донату желательно указать ваше имя или ник, чтобы я мог внести вас в благодарственные субтитры).
Сложность в переводе таких материалов заключается, в первую очередь, в том, чтобы не перепутать таксоны (род/вид/семейство и т.д.) и устоявшиеся названия существ. Если найдёте ошибку, говорите, исправлю.
Автор: Jonathan Wojcik. Перевод мой, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Оригинал можно прочитать здесь. Авторская речь от первого лица сохранена.
Когда речь заходит о позвоночных обитателях океанских глубин, на ум, в первую очередь, приходят Цератиевидные (лат.: Ceratioidei), известные также как «глубоководные рыбы-удильщики», или «морские дьяволы», получившие известность благодаря своим ярко светящимся приманкам (лат.: esca), расположенным на конце длинной подвижной «удочки» (лат.: illicium), развившейся из первого костного луча спинного плавника. Этим приспособлением удильщики обычно поводят перед пастью, привлекая других рыб, которые принимают светящийся кончик за мелкую добычу. Обладая огромными челюстями, распахивающимися, словно капкан, и эластичным желудком, дьяволы готовы вслепую атаковать всё, что попадётся на эту приманку, иногда заглатывая целиком добычу, в несколько раз превышающую их собственные размеры. Впрочем, как ни странно, эти качества присущи, в первую очередь, только самкам этой группы; самцы отличаются ещё более странными привычками.
Они обладают развитыми органами чувств, но их пищеварительная система практически атрофирована. Крошечный самец не может долго существовать сам по себе, и смысл его жизни сводится лишь к тому, чтобы по запаху найти в вечной темноте самку. Обнаружив её, он вгрызается своими клювовидными челюстями в её плоть и остаётся там до конца своих дней. Особый фермент сращивает кожу влюблённых голубков, их кровеносная система становится единой, а самец лишается почти всех не использующихся для размножения органов, включая голову и весь, или почти весь, мозг.
Но даже среди этих странных существ есть особо выдающиеся представители. Например, у «волосатых» удильщиков семейства Caulophrynidae плавники трансформировались в чувствительные щупики, позволяющие им чутко реагировать на колебания воды, отмечающие движение добычи.
Представители другого семейства, Gigantactinidae, или «кнутоносые», имеют «удочки» необычайной длины. Например, у одного из видов при длине тела около шести дюймов [прим.: около 15 см.] «кнут» достигает шести футов [прим.: около 1,8 м]. Что особенно странно, эти рыбы обычно плавают кверху брюхом, а «удочка» свисает при этом к морскому дну.
Едва ли не самыми необычными являются так называемые «волчьи капканы». Массивные верхние челюсти этих представителей морской фауны могут складываться пополам, словно створки венериной мухоловки, и удильщик сперва захватывает ими добычу, а потом засасывает в глотку. К ним относятся рода Lasiognathus и Thaumaticthys.
Lasiognathus имеют самые совершенные «удочки», до карикатурности похожие на привычные нам рыболовные снасти, среди всех рыб-удильщиков: на их конце даже имеется костяной крючок. Назначение его до конца не изучено, ведь рыбы, как правило, не позволяют добыче кусать свои драгоценные приманки. Возможно, так она просто кажется крупнее и соблазнительнее, хотя есть предположение, что крючки могут использоваться для захвата щупалец кальмаров или другой мягкотелой добычи.
Род Thaumatichthyis, в отличие от Lasiognathus или любых других удильщиков, уникален тем, что «удочка» с приманкой спускается с их верхней челюсти прямо в широко раскрытую пасть, а на самой «лампочке» есть небольшая шторка, позволяющая регулировать яркость свечения. Они, в отличие от других цератиоидов, предпочитают обитать в районе бентоса, то есть чувствуют себя как дома на морском дне или вблизи от него. Как ни странно, в их желудках находили разложившуюся растительную массу и морские огурцы, что говорит об их всеядности.
Хотя в морских глубинах, без сомнения, обитает ещё множество удивительных цератиоидов, мне хотелось бы познакомить вас напоследок с представителем семейства Новоцератиевых: Neoceratias spinifer. Этот удильщик весьма отличается от своих собратьев, у него нет ни «удочки», ни светящейся приманки. Его гладкое тело приспособлено к более традиционному способу добывания пищи – путём активной охоты, а пасть усеяна подвижными загнутыми зубами, способными легко удерживать добычу.
Опистопроктовые
Опистокроктовые, или «рыбы-пугала», относятся к семейству Opisthoproctidae и могут похвастаться едва ли не одной из самых странных форм морды среди всех позвоночных. Похожие на бинокль глаза имеют овальную или цилиндрическую форму. Они чутко реагируют на силуэты добычи, даже в кромешной темноте, а у некоторых видов, как, например, у Opisthoproctus soleatus, который изображён на картинке выше, глаза постоянно направлены вверх. Их беззубые рты идеально приспособлены для всасывания мелкой добычи: веслоногих рачков и червей.
Winteria telescopa – чуть отличается от своего собрата, Opisthoproctus soleatus. У них массивные, направленные вперёд яйцевидные глаза и прозрачная, студенистая голова. Вокруг пасти расположено три красных пятнышка, назначение которых неизвестно.
Не желая отставать от конкурентов с более крупными глазами, Bathylychnops exilis компенсируют размер своих органов зрения их количеством. Когда-то считалось, что пара выпуклостей, расположенная под этими выпученными глазами, вырабатывает свет, но позже удалось выяснить, что в них есть собственная сетчатка, что превращает их в «дополнительные глаза». А потом установили, что у этих рыб есть ещё и третья пара глаз, скрытая за второй. В этих крошечных глазных яблоках нет своей сетчатки, но они помогают улавливать больше света, направляя его в основной, верхний глаз.
Пожалуй, самыми причудливым из них являются Macropinna microstoma, глаза которых (на снимке – зелёные шары) прикрыты прозрачным куполом, похожим на кабину, который защищает их от стрекал сифонофоров, у которых они могут похищать пищу. Глаза при этом движутся независимо друг от друга, как у хамелеонов. Заметив сифонофор или медузу, они немедленно всплывают вертикально вверх в сторону потенциального источника пищи.
Ходячий нетопырь
Ogcocephalus: эти удильщики, напоминающие нечто среднее между жабой и жареным цыплёнком, существенно отличаются от Цератиоидов. Верхняя часть их спины часто выгнута вперёд и нависает над мордой, образуя большое «рыло», в котором в небольшой ямке, похожей на ноздрю, болтается крошечный иллиций. Эти приманки не излучают света, а выделяют в воду химические вещества, приманивающие добычу запахом. Ogcocephalus плохо плавают, а их плавники приспособлены для хождения по морскому дну. Этих существ можно встретить даже на мелководье, где они часто приобретают более яркую окраску. При первых признаках опасности некоторые виды могут раздуваться, как морские ежи.
Саблезуб
Anoplogastridae часто называют саблезубами или зубастиками – вполне заслуженные прозвища для этих острозубых монстров. Длина их тела редко превышает шесть дюймов [прим.: около 15 см], но они – свирепые придонные хищники. У них едва ли не самые большие зубы среди известных науке рыб, а тело достаточно упруго, чтобы они могли месяцами жить в неволе, вдали от безумного давления морских глубин. Нижние передние зубы порой так вырастают, что для того, чтобы саблезуб мог закрыть рот, они должны входить в специальные гнёзда, огибающие мозг с двух сторон.
Китовидковые
Лентохвостые, китовидковые и рыбы-носачи – настолько непохожие друг на друга существа, что когда-то их относили к разным семействам, хотя долгое время удавалось выловить только бесполых мальков-лентохвостов, самцов-носачей и самок-китовидковых. Учёным был известен только один пол или одна стадия жизненного цикла этих глубоководных существ, и только в 2009 году удалось застать момент перехода лентохвостов в китовидковых и носачей, что позволило разрешить сразу три загадки. Теперь все они официально отнесены к семейству Китовидковые – Cetomimidae.
По мере созревания и превращения в носача, которых когда-то относили к семейству Megalomycteridae, у самца лентохвоста исчезают желудок и пищевод, а рот зарастает. Направив всю энергию на спаривание, самец до самого конца своей короткой жизни будет питаться, переваривая запасённые остатки веслоногих рачков, используя свои огромные носовые полости для поиска запаха самки.
Если же наш маленький лентохвост был самкой, то он превращается в самку семейства Китовидковые, или Cetomimidae, которое поглотило их, как только удалось установить природу двух других семейств. В отличие от самцов, у этих хищных рыб присутствует и рот, и желудок, и они заглатывают всё, что хоть отдалённо напоминает пищу. Некоторые виды даже используют жабры в качестве дополнительных ротовых отверстий, поглощая мелкую добычу сразу с трёх сторон.
Драконы и гадюки
Считающиеся главными хищниками океанских глубин, Stomiidae, такие как рыба-дракон и рыба-гадюка, часто используют приманки, подобные тем, что применяют удильщики, но при этом их тела идеально приспособлены для быстрой и агрессивной охоты. В отличие от других рыб, позади глаз Stomiidae расположены небольшие источники красного (на границе с инфракрасным) света, которые невидим для большинства других существ. Это позволяет крошечным морским змеям освещать поле зрения, не выдавая жертвам своего присутствия, и общаться с себе подобными, не привлекая нежелательного внимания. Хотя для самцов рыб-драконов диморфизм не столь характерен, как для некоторых удильщиков, они гораздо мельче, чем самки, и их организм устроен относительно проще: у них нет ни приманок, ни даже зубов. Считается, что зрелые самцы не питаются, а живут только ради того, чтобы спариться и умереть.
Личинки некоторых рыб-драконов, возможно, являются самой необычной молодью среди всех известных рыб: это тонкие, червеобразные существа с глазными яблоками на длинных гибких стебельках. По мере роста эти стебельки постепенно «сматываются», и их можно обнаружить в свёрнутом состоянии даже внутри черепа взрослой особи.
Некоторые представители Stomiidae известны как «свободные челюсти» или «рыбы-крысоловки» благодаря строению нижних челюстей, которые вытянуты, как клешни хищного богомола. Чтобы облегчить их движение и в мгновение ока смыкать зубы на добыче, челюсти крепятся ко «дну» ротовой полости лишь тонким канатиком, что напоминает рукотворные ловушки для животных.
Семейство Ipnopidae
«Трубкоглазы» или «нитехвосты», Stylephorus chordatus, являются единственными известными представителями рода Stylephorus, и это одна из моих любимых рыб. Его челюсти окружены мембраной с крошечным отверстием, создающим мощное всасывание при раскрытии пасти. Вся эта конструкция удивительно похожа на кузнечные мехи и может расширяться в 38 раз относительно своего первоначального объёма. Интересно, кто додумался дать название этой рыбе только за их глаза или хвост? Лично я назвал бы её «рыба-пылесос».
Тело РЫБЫ-ПЫЛЕСОСА не превышает фута [прим.: около 30 см] в длину, но благодаря хлыстообразному продолжению хвостового плавника кажется длиннее более чем в три раза.
Семейство Ipnopidae
Длина тела безглазой «рыбы-треноги» Bathypterois grallator не превышает одного фута [прим.: около 30 см], но она стоит аж в метре от морского дна, опираясь на три невероятно вытянутых плавника. Плавает она только при необходимости, а большую часть времени проводит, стоя на одном месте и поедая крошечных обитателей моря, которые натыкаются на её вытянутые передние плавники: такая тактика добычи пропитания более характерна для сидячих беспозвоночных, таких как анемоны, криноидеи (морские лилии) и балянусы. Когда рыба-тренога решает поплавать, её «ноги» теряют жёсткость и тянутся за ней, как мягкие хвосты. Каков механизм затвердевания плавников, точно неизвестно; возможно, когда рыба хочет отдохнуть, в них создаётся повышенное давление жидкости. Эти рыбы являются гермафродитами и способны к самооплодотворению.
Близкий родственник рыбы-треноги не перенял её необычный способ питания, но компенсирует это своим удивительным видом. Их никогда не видели в живом состоянии, и их повадки, как и назначение их невероятно странных органов зрения, практически неизвестны. Эти плоские решетчатые структуры напоминают глаза насекомых и излучают довольно яркий свет.
Нитехвостые угри
Первые угри, которых мы встретили в нашем глубоководном путешествии, Nemichthyidae, обзавелись тонкими, похожими на пинцет челюстями, которые изгибаются, расходясь в стороны друг от друга. На первый взгляд, это приспособление кажется совершенно бесполезным. Долгое время велись споры об их способе питания, но теперь установлено, что крошечные, загнутые назад зубы позволяют им как бы загонять мелких ракообразных в рот при помощи серии быстрых рывков.
Семейство Липаровые
Эта комичная лужа плоти, растиражированная в бесчисленных блогах, посвящённых «странным животным», стала одной из самых популярных фотографий глубоководных животных в интернете. Однако сородичи этого сильно повреждённого экземпляра выглядят столь необычно только на суше; как и у медузы, плотность его тела меньше, чем у воды, и в естественной среде обитания он сохраняет гораздо более правильную форму.
Увы, под водой Psychrolutidae, или «толстолобики», выглядят гораздо менее экзотично, хотя, конечно, они всё же существенно отличаются от других представителей Scorpaeniformes, таких, например, как бородавчатки и великолепные крылатки, обитающие на меньшей глубине. Приспособившись к тому, чтобы расходовать энергию как можно более экономно, эти кожистые мешки часами дрейфуют на месте, заглатывая проплывающую мимо пищу. В отличие от многих других обитателей глубин, они тщательно оберегают свои яйца и молодь в местах гнездования.
Гораздо более необычными представителями Scorpaeniform являются так называемые глубоководные морские слизни. На первый взгляд, они демонстрируют странное и, пожалуй, даже отчасти дегенеративное поведение, обитая даже в телах гребешков и других беспозвоночных, а в глубоководных зонах некоторые их виды откладывают яйца в жаберные щели гигантских крабов-пауков. Они не причиняют ракообразным прямого вреда, так что эти отношения представляют собой не паразитизм, а скорее мутуализм, ведь рыбы поедают кусочки мусора и паразитов с тела краба.
Пеликановидный большерот
Представителей Saccopharyngiformes (буквально – «мешкоглоты») иногда называют «пеликановыми угрями», «зонтичными угрями» или, чаще, «угрями-глотателями», хотя они, технически, угрями не являются. Их тонкие, гибкие челюсти могут раскрываться, как зонтик, захватывая даже довольно массивную добычу, а желудок, как у угрей, растягивается в несколько раз относительно своего первоначального размера. Это отличная стратегия выживания: при малой массе тела организму требуется меньше пищи, а растягивающийся желудок позволяет переваривать её в течение длительного времени. Это хищники, научившиеся извлекать максимум из имеющихся скудных возможностей.
У некоторых видов кончик хвоста заканчивается крошечным огоньком, который, как предполагается, служит приманкой: по некоторым свидетельствам, они свешивают свой хвостовой фонарь прямо внутрь широко раскрытой пасти.
Крошечные угри Monognathidae, или «одночелюстные», полностью утратили костную структуру верхней челюсти; у них остались лишь крючкообразная нижняя челюсть и ядовитый клык, спускающийся с нёба.
Живоглоты
Ещё один обитатель тёмных морских глубин – чёрный живоглот из рода Chiasmodon, способный заглатывать рыбу, длина которой превышает его собственную в четыре раза. Иногда живоглот не успевает переварить слишком крупную добычу. Она начинает разлагаться, и образующиеся газы выталкивают крошечного монстра к поверхности моря, навстречу гибели. Считается, что живоглот сперва кусает добычу за хвост, а затем как бы надевается на тело жертвы, заглатывая её дюйм за дюймом.
Сегодняшний пост - скорее исключение из правил; мне нравится, как этот автор подаёт материал, и захотелось перевести статью и поделиться с вами. А так я перевожу и выкладываю крипоту и около того, в основном. Не забывайте, обратная связь имеет значение. Если вы нашли неточность, если материал не понравился, найдите минутку написать в комментариях. Буду признателен. Надо ведь учиться на ошибках, верно?
И минутка саморекламы: вчера на нашем с Sanyendis канале, Сказки старого дворфа, как раз выложили свежий рассказ: герой сел в поезд, вот только поездка по привычному маршруту закончилась не вполне обычно. Заглядывайте, мы будем рады.
Жёлто-зелёное море колышется, согретое лучами солнца. Этот мир живёт своей собственной жизнью, его сложно назвать добрым или злым... он просто другой. Человек, не готовый к плаванию через Золотой Океан, может навсегда остаться в алебастровых городах, скрытых в его чёрных глубинах.
Автор: Nausicaa Harris. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Бескрайние кукурузные поля тянулись вдоль дороги так долго, что начинало казаться, будто он уже несколько дней едет по этому золотисто-зелёному морю. Последний дорожный указатель, встреченный несколько часов назад, гласил: «Добро пожаловать в Великий Штат Виннемойс». Мужчина сомневался, есть ли вообще в США такой штат. Обычно он старался строго следовать правилам дорожного движения, но других машин не было видно, и он подумывал о том, чтобы развернуться и поехать в обратную сторону. Но когда он уже приготовился к повороту, на глаза попался ярко раскрашенный указатель: «Фермерские продукты Джона и Эрика – 3 мили» [прим.: около 4,8 км]. «Слава Богу, ‑ подумал водитель. ‑ Может, хоть там мне подскажут, как отсюда выбраться».
Через три мили, однако, он лишь приметил на обочине ещё один знак: «Фермерские продукты Джона и Эрика – 3 мили». Он выругался про себя и поехал дальше. Надо ли говорить, что через три мили он снова не обнаружил никакой фермы? Через тридцать, впрочем, тоже. Он снова выругался, на этот раз вслух, но теперь добраться до таинственной фермы стало уже делом чести, даже если ехать придётся все триста миль.
Впрочем, к счастью, этого не понадобилось. Согласно показаниям одометра, ферма находилась за сорок три мили от первого знака. И он нашёл её сразу после того, как едва не сбил оленя.
Во всяком случае, сперва ему показалось, это перед машиной пробежал именно олень. У него были длинные тонкие ноги с маленькими яркими копытцами, но и того, и другого явно имелось больше нормы, а число конечностей и вовсе, кажется, превосходило количество копыт. Он не успел толком разглядеть его голову, хотя руку бы дал на отсечение, что этих самых голов у существа было, как минимум, две. Вращающийся огненный шар, висевший между рогами оленя, сверкал так ярко, что мужчина несколько секунд пытался проморгаться и не вписался в поворот. Да, подумал он, резко нажимая на тормоз. Никакой это не олень. Почему, чёрт возьми, я вообще принял его за оленя?
«Не-олень» скрылся в зарослях кукурузы, и мужчина, проводив его взглядом, огляделся по сторонам, чтобы оценить ущерб. Однако там, где он ожидал увидеть сломанные стебли и, возможно, помятый капот машины (он успел уже представить, как придётся вытаскивать из багажника лебёдку), оказалась ровная гравийная дорога и большая, нарисованная от руки вывеска: «Фермерские продукты Джона и Эрика». Двое стариков стояли на дороге и осуждающе покачивали головой, глядя на него.
Он опустил окно и выглянул наружу. Старик справа, в низко надвинутой широкополой соломенной шляпе, прикрывавшей седые волосы, вздохнул:
‑ Дай-ка угадаю. Ты ехал прямо, но неожиданно увидел съезд?
‑ Э-э… Да, именно так, ‑ удивлённо ответил он.
Тот, что стоял слева, со странным лязганьем подошёл поближе и усмехнулся:
‑ Ох уж эти горожане. Думают, что самые умные, мчатся сломя голову, а стоит им немножко свернуть, чуточку шевельнуться, та-дам! И вот, нате вам!
‑ Не будь так строг к нему, Эрик, ‑ успокаивающе поднял руку первый старик, вероятно, Джон. – Посмотри-ка на парня. На его блестящий синий «Приус» [прим.: модель легкового автомобиля]. Голову даю на отсечение, он никогда раньше не видел Золотого Океана. Оставь его в покое. Вот что, парень. Я – Джон Эриксен, а это – Эрик Джонсон. Какими судьбами в наших краях?
‑ Эээ.. Я Дэниел. Дэниел Харлоу. А вы…
‑ Джон Эриксен и Эрик Джонсон – как звучит, а? – усмехнулся Джон. – Нам часто это говорят.
‑ Да, точно, ‑ ответил Дэниел, отводя глаза. – Я хотел спросить… Не найдётся ли у вас карты? Я еду в Канзас-Сити – тот, что в Миссури, а не в Канзасе.
‑ Едешь на юг, значит? – спросил Эрик. – Да, слышал я, неплохое место, очень современное.
Дэниел удивлённо посмотрел на старика, пытаясь понять, что тот имел в виду. Джон рассмеялся, видя его недоумение.
‑ Не бери в голову, Эрику просто нравится подшучивать над туристами. Ты, кстати, откуда путь держишь?
‑ Из Виннипега, ну, что в Маннитобе [прим.: канадская провинция]. Еду на свадьбу друга.
‑ Канадец, да? – спросил Эрик. Дэниел проигнорировал его.
‑ Так что, есть у вас карта? – продолжил он. – Я рассчитывал, что всё пройдёт как по маслу: дорога-то прямая. Но в Дакоте, то ли в Северной, то ли в Южной, я свернул, чтобы заправить машину, и, кажется, заблудился. И вот, решил просто двигаться на юг.
Старики переглянулись. Джон посмотрел на небо.
‑ Знаешь что, мистер Харлоу? Солнце уже совсем низко. Почему бы тебе не переночевать у нас? В свободной комнате найдётся раскладной диван, да и ужином угостим. Клянусь, сейчас у нас совсем не осталось сил, чтобы кого-то убивать. А утром поговорим о картах.
Дэниел поднял глаза – солнце действительно садилось. Но разве оно не стояло в зените ещё пару минут назад? Он не мог вспомнить. Дэниел перевёл дыхание и прикинул варианты. Можно было ехать всю ночь в надежде, что рано или поздно ему повезёт и он выберется в обжитые места, к какому-нибудь мотелю, либо остаться здесь и воспользоваться гостеприимством этих стариков. Он не думал, что убийцы станут говорить что-нибудь в духе «у нас сейчас нет сил тебя убить», скорее уж они будут заверять потенциальную жертву в том, что «здесь ты в полной безопасности». Старики выглядели достаточно добродушно, но не настолько, чтобы считать их предложение подозрительным. Выбор казался очевидным.
‑ Спасибо за вашу доброту, мистер Эриксен, мистер Джонсон, ‑ сказал он. – Можно завести машину во двор?
‑ Да, разумеется, ‑ кивнул Эрик.
Дэниел откинулся на сидении и медленно двинулся по подъездной дороге в сторону дома. Хруст шин по гравию заглушил тихое перешёптывание стариков.
Джон и Эрик помогли ему с сумками, а когда багаж оказался в гостевой комнате, он с удовольствием подключился к приготовлению ужина. Разговор за едой протекал легко и непринуждённо; в основном говорили о работе Дэниела (актуарий [прим.: специалист по страховой математике]) и его жизни (он пошутил, что её и нет вовсе, после чего Джон и Эрик снова переглянулись). Дэниел спросил про встреченное на дороге существо. Эрик, подумав, ответил:
‑ Ну, я не совсем уверен, кого именно ты встретил, но из-за него ты свернул к нашему дому. Эта случайная встреча, в итоге, тебя спасла. Я называю их ангелами. Здесь, в Золотом Океане, их довольно много. Однажды, например, птица спасла мне жизнь: она так пронзительно закричала, что я невольно остановился и поднял голову, а на меня как раз падала водонапорная башня. Так что дело обошлось лишь оловянной ногой, ‑ он постучал по левому колену, то откликнулось звоном. – Ангелы, дружище.
Дэниел не верил в ангелов, но ещё меньше верил в существование многоногих «не-оленей» и «штат Виннемойс», так что предпочёл не спорить. Поужинав, он решил лечь пораньше; Джон с Эриком пожелали ему спокойной ночи.
Утром Дэниел обнаружил на кухонном столе записку: «Нам пора заняться хозяйством. Мы не успели приготовить тебе завтрак, но в кастрюле осталась горячая овсянка». Дэниел с аппетитом поел, умылся и вышел на улицу. Двор заливал яркий солнечный свет; Эрик нашёлся на заднем дворе – он собирал ягоды с высоких кустов малины.
‑ Доброе утро, городской, ‑ поприветствовал он гостя. – Хорошо ли спалось? И, самое главное, готов ли ты поговорить о продолжении своего путешествия?
‑ Да, на оба вопроса, ‑ ответил Дэниел. – Что касается обсуждения, то, кажется, вы сейчас заняты? Может быть, я могу пока чем-то помочь?
‑ Спасибо, сынок, но мы люди привычные, и кораблик, на котором мы плывём по Золотому Океану, уже довольно крепок. Мне надо поговорить с Джоном, чтобы понять, как именно ты впишешься в наш распорядок. Не хочешь его поискать? Думаю, он где-то возле водонапорной башни, ‑ Эрик махнул рукой в сторону кукурузного поля, где над морем золотистых листьев возвышалась большая металлическая бочка на подпорках. – Смотри, не заблудись, городской. Иди прямо к башне, там его и найдёшь.
‑ Спасибо… Наверное, ‑ слова Эрика прозвучали довольно зловеще, но Дэниел решил, что старик просто продолжает над ним издеваться.
Он шагнул в кукурузу и словно оказался в другом мире. Стебли почти смыкались над головой, вокруг колыхались сумерки, расчерченные солнечными лучами. Листья шуршали и поскрипывали, невидимые зверьки попискивали в норках и мелькали между стеблей. Ему показалось, что он видит мышей и ворон – вот только не тех мышей и ворон, которых он знал дома. Отличалось решительно всё: размер, количество глаз и конечностей, поведение… Казалось, что в глубине кукурузных полей сформировалась своя, особая экосистема, где обычные животные принимали новые и странные формы.
Дэниел покачал головой. Эрик ведь предостерегал его, а он уже через несколько минут начал считать ворон. Он поднял голову и стал упрямо пробиваться сквозь кукурузу в сторону водонапорной башни. Джон и правда нашёлся рядом с ней – возился с трубами.
‑ А, это ты! Доброе утро, мистер Харлоу! Хорошо спал? Я уже почти закончил… Вот так!
‑ Доброе утро. И да, спасибо, хорошо. Эрик был занят, но сказал, что, может, с вами получится обсудить мой маршрут.
‑ Ну да, ну да, ‑ старик выпрямился, преувеличенно тяжело покряхтывая. Он окинул взглядом небо, двигая руками перед лицом так, словно держал невидимый секстант, а затем зашагал куда-то в сторону, не туда, откуда пришёл Дэниел. Тот огляделся, гадая, не сошёл ли Джон с ума, но крыша дома уже успела скрыться за стеблями кукурузы. Вздохнув, он пошёл следом, решив, что старик, видно, знает, что делает.
‑ Это вы выращиваете всю эту кукурузу? – спросил он.
Джон рассмеялся.
‑ Мы не выращиваем кукурузу. Её никто не выращивает. Мы просто живём в ней. Выращивать кукурузу, ха! Это всё равно, что пытаться чайной ложкой выкопать озеро, такая же нелепица!
‑ Но зачем, если озёра уже есть?
Джон захихикал.
‑ Сынок, тебе не суждено переплыть Золотой Океан.
Дэниел решил не настаивать на своём и, сунув руки в карманы, пошёл вперёд, стараясь не терять старика из виду.
Кажется, к дому они добирались гораздо дольше, чем он шёл до водонапорной башни. Мелкие зверьки, кем бы они ни были, больше не попадались на глаза. Дэниел рассеянно оглядывался по сторонам. Кукуруза, казалось, образовывала тоннели, словно уходящие в золотистую бесконечность «коридоры» в зеркалах, поставленных друг напротив друга. Скоро Дэниел, запыхавшись, начал отставать от Джона; как ни странно, старик оказался гораздо выносливее его. Когда Дэниел уже начал задумываться о том, когда же они наконец вернутся в дом, что-то в кукурузе привлекло его внимание.
В нескольких ярдах от тропинки [прим.: ярд – около 90 см.] стояла человекоподобная фигура. Её контуры казались странно женственными, ростом она была около пяти с половиной футов [прим.: около 1,7 м.], вот только… Тонкие золотистые конечности напоминали стебли мёртвой кукурузы, а одежда, похоже, состояла из высохшей шелухи. Маслянистые, белёсые волосы из кукурузного шёлка [прим.: тонкие волокна, растущие из початков] закрывали лицо, но Дэниел услышал тихий голос – слова создания напоминали то ли смутно знакомую мелодию, то ли шёпот, но смысл сказанного ускользал от него:
‑ Скорбь сковывает землю цепями. Ползучие лианы повелевают почвой наравне с безмятежной шелухой. Земля приумножает славу с каждым пройденным кругом. Когда же явится в сиянии славы своей сбросивший шелуху покупатель? Параллельная граница скрывает под покровом почвы поверженных, пытающихся защититься…
Поющая фигура начала волнообразно колыхаться, её движения стали манящими, она звала за собой, но едва Дэниел сделал первые шаги в её сторону, как на его плечо опустилась тяжёлая рука.
‑ Держись, сынок, ‑ это был Джон. – Не ходи за шелухой. Как знал, не стоило тебя обгонять… Мы-то с Эриком, ну… Мы друг за друга держимся, вот шелуха нас и не трогает. Но ты… эх, моя вина. Прости, стоило сразу тебя предупредить. Ты едва не попал в беду, сынок.
Дэниел нехотя отвернулся: фигура, как и те странные зверьки в кукурузе, вызывала в нём жгучее любопытство, а старики всё твердили о каких-то опасностях. Он уже начал жалеть, что вообще приехал в США.
Через полминуты они вышли с поля. Войдя в дом, Джон разложил на столе целую кипу карт.
‑ Дело в том, что в Золотом Океане, сынок, обычный атлас дорог тебе не подойдёт. И эти новомодные «джи-пи-эс» тоже не помогут. Тебе нужна особенная карта, больше похожая… ну, на игру. Не буквально, конечно, не подумай. Мы просто пытаемся вытащить тебя из Золотого Океана. Но всё равно нужна карта, знаешь, с надписью «Тут живут драконы», а не та, где будет сказано «Вот выход номер 84».
Джон перебирал карты, поднося каждую к свету, как бы сравнивая с лицом Дэниела, затем задумчиво качал головой и опускал их обратно на стол. Наконец он нашёл одну, которая ему понравилась, и вложил её ему в руки. Тот опустил глаза: на листе бумаги был изображён грубый набросок маршрута с подписями вроде «два старых обелиска» и «мёртвое дерево с тремя верхушками». Рядом следовали краткие приписки, которые больше походили на инструкции в какой-нибудь видеоигре, например, «оставьте у обелисков подношение из фруктов и зерна». Если Дэниел правильно понял, то в конце концов ему предстояло дойти до места, где и карта уже не могла помочь, и тогда придётся «полагаться на ангелов».
‑ Вы уверены, что так я выберусь из Золотого Океана? – с сомнением в голосе спросил Дэниел.
‑ Я бывалый моряк, ‑ усмехнулся Джон. – У меня есть чутьё. Я не уверен, что смогу научить тебя ориентироваться по небесным светилам, но эта карта, возможно, даст тебе указание, как выбраться из Золотого Океана.
‑ Вы имеете в виду «указания»?
‑ Нет. Я имею в виду строго определённое указание.
‑ Хм… Ладно. Так я выберусь на трассу?
‑ Нет, но оттуда ты уже сможешь найти дорогу. Жаль, что тебя занесло сюда, сынок; в этих местах человеку не место. Мы с Эриком… мы здесь как потерпевшие кораблекрушение моряки. Мы не сможем выбраться с нашего маленького острова, и я сомневаюсь, что даже твой маленький автомобиль вывез бы нас отсюда. Мы-то уже привыкли, а вот ты нет, да и не станешь ты так жить. Уверен, ты хочешь ехать дальше.
‑ Что ж, спасибо вам, ‑ сказал Дэниел, правильно поняв намёк. – Ваши советы звучат, как минимум, загадочно, но вы мне очень помогли. Пожалуй, мне пора собираться. Спасибо за ночлег и за карту.
‑ Тебе спасибо на добром слове, сынок.
‑ Могу я всё же что-нибудь сделать для вас?
‑ О, если ты окажешься в безопасности, нам и этого будет довольно, ‑ улыбнулся Джон.
‑ Ещё раз спасибо, ‑ сказал Дэниел. – Хотя, если подумать, нельзя ли взять с собой каких-нибудь свежих продуктов?
‑ Конечно, сынок. Корзины в подвале; обычно мы не выставляем их на прилавок до позднего утра, но ты можешь выбрать себе что-нибудь.
Через полчаса сумки Дэниела стояли в машине, рядом с аппетитно выглядящими коробками фермерских продуктов. Эрик закончил возиться с малиной и помахал на прощание рукой; Дэниел ещё раз поблагодарил стариков за ночлег, еду и советы. «Будь осторожен и не лезь на рожон!» - крикнул Джон ещё раз вслед, когда Дэниел уже выезжал на дорогу.
Дэниел собирался последовать первому совету, но не второму. Пока Джон и Эрик махали ему на прощание, он незаметно положил в карман немного гравия с подъездной дорожки. Ему хотелось разобраться в происходящем, и он рассчитывал, что до вечера предостаточно времени, чтобы немного пройтись. Дэниел отъехал на безопасное, как ему показалось, расстояние от фермы Джона и Эрика: подъездная дорога скрылась из виду, но крыша дома и водонапорная башня ещё возвышались вдалеке, словно островки в жёлто-зелёном море. Он вышел из машины и углубился в кукурузу, через каждые несколько метров бросая на землю по камешку, чтобы не заблудиться. Маленькие белые кусочки гравия отмечали его путь.
И снова вокруг сомкнулись полумрак и танцующие тени. Дэниел старался идти как можно тише, чтобы расслышать пение странного кукурузного существа. Поначалу ему попадались, как и раньше, «не-мыши» и «не-вороны», но чем дальше он заходил, тем реже они встречались. В качестве ориентира он выбрал водонапорную башню. К тому времени, как он достиг поляны вокруг неё, заросли кукурузы казались полностью вымершими.
Но не совсем; Дэниел с облегчением увидел то самое сложенное из кукурузы существо. На этот раз оно стояло под самой башней. Оно не шевелилось; когда Дэниел сделал несколько шагов вперёд, в воздухе снова разлилось пение. На этот раз он понимал слова чуть лучше:
‑ Зелень вьётся над тем, что скрывает белизна, в золоте показывается улыбающееся лицо. Снова и снова они возвращаются, чтобы узреть славу в белом, в зелёном и в золотом…
‑ Эй? – осторожно окликнул Дэниел. Существо повернулось в его сторону, локоны из кукурузного шёлка, скрывающие лицо, чуть качнулись.
‑ И так они падают и падают, ожидая весны. И так чёрное видит, как многие падают, чтобы с приходом весны вернуться золотым и зелёным…
‑ Эй, ты меня понимаешь? – спросил Дэниел. – Кто ты?
‑ Зелёное обращается белым и золотым, а под ними скрывается чёрное; поющий рот без языка, без губ и без блестящих зубов, ‑ кукурузное существо начало медленно покачиваться, Дэниел завороженно ловил взглядом каждое движение. – Упадёшь ли ты, присоединишься ли к танцу, чтобы однажды подняться вновь? Освободишь ли ты от насмешливой черноты колышущуюся золотую равнину?
Он в замешательстве покачал головой и тут заметил, что на поляне появилось ещё несколько таких же существ. Они были разного роста, но в основном казались совершенно одинаковыми. Эти новые существа стояли совершенно неподвижно, и Дэниел не мог понять, вышли ли они из зарослей кукурузы или просто выросли вокруг него. Он огляделся.
‑ Э-э… простите, ‑ повторил он, ‑ вы меня понимаете?
Самое высокое существо вышло вперёд и начало негромко напевать, меньшие его собратья принялись издавать тихое жужжание, сплетавшееся в завораживающую мелодию. И в этой мелодии были слова, в них скрывались тайны Золотого Океана.
Золотая кукуруза, которую ты видишь, есть лишь отражение солнца, как синее море – лишь отражение неба. Голубой Океан воистину бесцветен, а Золотой Океан – воистину чёрен. Поверхность земли пустынна, но в черноте под ней скрываются истинные чудеса. Под землёй прячутся города, сотканные из белых корней, освещённые лампами из порфира и хранящие несметные сокровища. Там есть и сады, в которых растут грибы невиданных форм. В чёрных глубинах Золотого Океана лежат целые царства, и мы, стоящие перед тобой, их жители. Мы – дети Золотого Океана, он создан для нас, а мы – для него. Испокон веков стояли наши города, испокон веков мы жили здесь… Но теперь мы угасаем. Порфировые лампы тускнеют. Стены наших городов, сотканные из белого алебастра, крошатся, рушатся колонны и арки. Дети Золотого Океана не встречают более древние праздники, они забыли о счастье и лишь стенают теперь о грядущей гибели.
Но ты пришёл к нам. Ты пришёл в этот день, и мы услышали тебя. Ты можешь спасти нас, можешь принести надежду в города под Золотым Океаном. Само твоё существо омолодило бы нас, мы знали это, едва услышав твоё приближение. Ты будешь вознаграждён сверх всякой меры – ты проведёшь остаток своих дней, окружённый роскошью и великолепием, испытывая наслаждения, которые человек даже не в состоянии представить. Твои глаза увидят величественные просторы, слух усладят мелодии, что мы сплетём для тебя, нос обласкают ароматы наших садов, язык познает яства, которыми мы тебя угостим, а осязание… также будет удовлетворено.
Идём с нами! Разожги светильники из порфира, верни жизнь в наши алебастровые города. Мы умоляем тебя! Пожалуйста… спаси нас!
Кукурузное существо закончило свою песнь и умолкло. Дэниел чувствовал, как кружатся в голове мысли. Какая-то часть его сознания всё ещё помнила друга в Канзас-Сити, помнила о предостережениях Джона и Эрика. Но он помнил и своё детство, мечты о приключениях и надежду, что когда-нибудь ему доведётся самому принять в них участие – а ему предлагали именно это, если он правильно понял их слова, и не только это. Дэниел задумался, выбирая, что ответить.
Но кукурузное существо, похоже, не отличалось терпением. Дэниел уже собирался вежливо извиниться и откланяться, когда оно шагнуло вперёд и сделало нечто, заставившее его замолчать. Оно подняло руку и отбросило в сторону шелковистые волосы, закрывавшие лицо. Вот только лица-то под ними и не оказалось: вместо головы у существа на плечах лежал комок чёрной земли, утыканный заострёнными кукурузными зёрнами, расположенными концентрическими кругами. Хотя у него не было глаз, какая-то часть мозга Дэниела кричала, что оно пристально смотрит на него. Но остальной его разум заворожённо внимал звукам музыки, и зёрна поблёскивали золотом в полумраке. Существа вокруг также откинули шелковистые вуали. Первое создание метнулось вперёд, стремительное, словно пикирующий ворон. Дэниел ощутил первые уколы в плечо, когда оно ещё находилось в воздухе. А потом всё скрыла шелковистая пелена.
---
Джон и Эрик не были до конца уверены, что Дэниел выполнит все их указания, и в глубине души ждали его возвращения. Они стояли, поглядывая на подъездную дорогу, когда Эрик услышал вдалеке хруст кукурузных зёрен о кости, а Джон, подняв голову, увидел красную струю, взлетевшую над золотыми полями и тут же опавшую. Они мрачно переглянулись.
‑ Что ж, ‑ вымолвил наконец Джон, ‑ по крайней мере, мы пытались. Мы сделали всё, что могли.
‑ Точно. Городские умники, которые пытаются плыть по Золотому Океану, никогда не слушают, ‑ заметил Эрик.
‑ Конечно, не слушают, ‑ вздохнул Джон.
Но вдалеке, когда кукурузные сирены склонились над ним, Дэниел как раз-таки слушал. Песни кукурузы вливались в его сознание, даже когда он падал, становясь единым целым с почвой, когда чёрная земля стала красной, когда он кормил изголодавшихся детей ненасытного Золотого Океана, в котором обрёл вечную, чудесную жизнь, осенённый славой.
Другой рассказ этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Обратная связь имеет значение. Если история не понравилась, найдите минутку написать в комментариях, почему (сам рассказ, качество перевода, что-то ещё). Буду признателен. Надо ведь учиться на ошибках, верно?
И минутка саморекламы: завтра на нашем с Sanyendis канале, Сказки старого дворфа, выложим свежий перевод. Заглядывайте, мы будем рады.
Если долго и старательно искать приключения на свою пятую точку, рано или поздно поиски могут увенчаться успехом; порой бывает достаточно даже мимолётного прикосновения к миру, не предназначенному для человеческих глаз.
Автор: Nelke. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Месье Дебоннару, моему учителю французского, было тогда уже за пятьдесят. Он выглядел старше своих лет и часто ругался себе под нос на незнакомых языках. На уроках он любил жевать чёрный табак, сплёвывал его на пол, а в конце урока заставлял нас отмывать кафедру. Мы его обожали.
Месье Дебоннар воевал в Алжире. Поговаривали, как-то он уговорил солдата не казнить его, а потом выхватил у него пистолет и снёс своему несостоявшемуся палачу полголовы. С годами эта история обрастала деталями, и мне доводилось даже слышать версию, в которой он в одиночку перебил целый отряд. С другой стороны, люди вечно склонны приукрашивать правду.
Я хочу сказать, что не думаю, будто он сделал это со мной специально. Он был мелочным, кто-то, может, назвал бы его злым, но в целом не более злым, чем все прочие люди. Могу поклясться, он действовал от чистого сердца и даже не подозревал, чем всё для меня закончится.
Мне исполнилось двенадцать, и я была типичным угрюмым ребёнком, вступающим в период подросткового бунта. Весь класс поехал на экскурсию на картонную фабрику, а я отказалась. Поэтому мне пришлось сидеть в классе до конца дня, и месье Дебоннару поручили за мной присматривать. Впрочем, думаю, он не возражал; на его столе лежала солидная стопка журналов, а я ему нравилась – ещё и потому, что уроки волновали меня так же мало, как его самого.
От скуки я следила за пылинками, пляшущими в солнечных лучах, и незаметно пыталась рисовать на парте. Заметив это, он лишь улыбнулся, показывая, что не собирается ругаться.
‑ Так-так-так, ‑ промолвил он. – Похоже, кому-то стало скучно.
Я невозмутимо кивнула. Он взял стопку каких-то бумаг и бросил мне на парту.
‑ Я нашёл их сегодня в учительской, видимо, опять конфисковали у кого-то из учеников. Это, конечно, не «Арчи» [прим.: популярный американский комикс], но скоротать время сгодится.
‑ Спасибо, сэр, ‑ ответила я, и он вернулся к своим журналам.
Я осторожно развернула первую газету. В стопке их лежало около десятка, и это, как и сказал месье Дебоннар, был не «Арчи». Обложки выглядели настолько старыми, что от иллюстраций остались лишь цветные мазки. Названия казались непонятными и жутковатыми: «Ландшафты Тошноты», «Абсцесс», «Систола/Диастола», «Объятия Ленга». В углу виднелся штамп издательства и имя автора: Кристина Хинцельманн.
Сначала я подумала, что страницы испачканы в чём-то, но оказалось, что это сами изображения были мутными, словно их снимали сквозь грязное стекло. Места, похожие на угасающие воспоминания о самих себе, бескрайние равнины и руины, в которых, тем не менее, похоже, кто-то обитал. Я никогда не видела ничего подобного. Сюжет почти отсутствовал, только короткие подписи под иллюстрациями, а диалоги звучали совершенно бессмысленно: манекены, обсуждающие свои роли в заброшенном театре, мать, мечущаяся в перевёрнутом городе в поисках своего ребёнка, скелеты птиц, клином улетающие на юг, деформированные пары рук или просто бормочущие что-то силуэты.
Прозвенел звонок, я отдала комиксы учителю и никогда больше их не видела. Но воспоминания о них раз за разом возвращались ко мне, и порой я даже рисовала те пейзажи по памяти. Более того, когда я ложилась спать и начинала погружаться в сон, рядом ощущалось некое присутствие, словно барьер или мембрана, которая давила на сознание. Так продолжалось несколько недель, и я почувствовала немалое облегчение, когда этот барьер наконец лопнул. Но теперь, стоило мне закрыть глаза, как картины увиденного возникали передо мной словно сами собой.
Я не видела в этом ничего необычного, да и с чего бы? Насколько я знала, то, что я переживала, было вполне нормально. Я любила читать и часами рисовала героев книг. Разве не говорят взрослые, что в подростковом возрасте ребята часто чем-то увлекаются?
Чаще всего я вспоминала «Объятия Ленга», хотя там почти не было слов. Особенно запомнилось вступление: «Ленг находится за всеми вещами и под ними. Он манит к себе, и его зов яснее всего слышен в плохо освещённых коридорах, в заброшенных домах и пустых детских кроватках».
Я увидела в этом вызов – полушутливый, полусерьёзный. Всё же, я действительно переживала переходный период: слишком молода для танцев и флирта, слишком взрослая для того, чтобы предаваться мечтам и фантазиям. Настоящих друзей у меня тоже не было. Так что я начала искать – не имея, на самом деле, ни малейшего представления, что же именно я хочу найти. Поначалу мои похождения вызывали беспокойство у родителей, но я по-прежнему хорошо училась, а потом начала врать, будто идут гулять с воображаемыми знакомыми. Расспрашивать меня не стали. В конце концов, родителям хватало проблем с моей сестрой.
Темнота, которой я раньше боялась, стала моим союзником. Она, словно саван, укрывала неведомые сокровища. Я бродила по тёмным аллеям парков, мечтая, что одна из них приведёт в какое-нибудь неожиданное место. Пару раз я даже плутала в лабиринте переулков в неблагополучных районах, но всё ограничивалось лишь окриками прохожих.
Но в конце концов у меня получилось. Я вошла в Ленг через заброшенный дом. Шли летние каникулы, и я уделяла поискам большую часть свободного времени. Это занятие уже начало мне надоедать, но развлечь себя всё равно было нечем, и я продолжала осматривать всякие закоулки.
Я хорошо знала этот дом: он стоял всего в паре кварталов от моего, в том самом неблагополучном районе. Я часто проходила мимо, но никогда не отваживалась заглянуть внутрь – боялась, что прохожие станут ругаться. Но в тот день на улице было пусто. Едва перевалило за полдень, и жара, ощутимо давившая на плечи, разогнала людей по домам. Я помню, как колебалась, разглядывая заколоченные окна, и собиралась с духом, прежде чем оторвать пару досок и пролезть внутрь.
В доме оказалось удивительно тепло и солнечно. Свет проникал сквозь щели между досками и в дыру, которую я проделала, и от этого обстановка выглядела почти уютно. Мебели не осталось, пол усеивали обломки и мусор, оставленные какими-то бродягами, но между досок пробивались маленькие травинки и даже несколько цветков. Помню своё разочарование, когда я подумала, что в таком месте уж точно не найти ничего жуткого.
Комната, в которой я очутилась, напоминала старую гостиную, и я прошла дальше по коридору в глубину дома. Тут было темнее, что немного меня обнадёжило. Стены покрывали граффити, похожие на магические символы. Первый этаж выглядел именно так, как полагается заброшенному дому: старая, потрескавшаяся мебель, мусор, оставленный прежними жильцами, пыль и разруха. Раньше, думаю, я обрадовалась бы такому приключению, но к тому времени мне довелось посетить уже слишком много таких мест. Из чувства долга я решила проверить второй этаж.
Первая комната оказалась пустой, если не считать гниющего каркаса кровати и дохлой крысы на полу. Вторая тоже. А вот третья…
Дверь в неё находилась точно в конце коридора, там, где дом заканчивался. По всем законам физики её просто не могло там быть. У меня даже дыхание сбилось от волнения, пока я пыталась осмыслить происходящее. Приоткрытая дверь, казалось, приглашала войти. Я сделала два неуверенных шага вперёд, но ничего страшного не произошло. Дверь не исчезла, за ней никто не шевельнулся. Она выглядела совершенно обыкновенно. Я едва не бросилась бежать, но любопытство победило. Глубоко вздохнув, я вошла внутрь.
Это случилось, это произошло. Сердце зашлось от страха и восторга, когда я толкнула дверь и шагнула за порог. Комната ничем не отличалась от прочих: дощатый пол, сложенные в углу строительные материалы, сломанный стул. В стене тоже было заколоченное окно, но свет от него казался заметно тусклее, а шум, доносившийся с улицы, звучал как-то приглушённо. А впереди оказалась ещё одна дверь.
Не раздумывая, я шагнула вперёд. За ней оказалась ещё одна комната, на этот раз заставленная старой мебелью. И ещё одна дверь.
Не знаю, сколько времени я там провела. Сейчас, вспоминая тот день, я думаю, что находилась под влиянием кого-то постороннего. Пожалуй, меня можно было назвать смелым ребёнком, но даже я ни за что не стала бы исследовать такое место по собственной воле. В какой-то момент окна исчезли, и пыльный воздух наполнился сероватым светом, шедшим, казалось, отовсюду. Предметы, которые я находила в комнатах, выглядели всё более странно: мне попадались великолепные старинные дверные ручки, целлулоидные кукольные головы, бессмысленные механизмы. И манекены, повсюду манекены. Некоторые безголовые, а у других шея заканчивалась гладким шаром.
Через некоторое время здравый смысл возобладал, и я решила вернуться. Обратный путь, казалось, занял гораздо больше времени, чем дорога сюда, но меня это не насторожило: мысли словно сковало какое-то временное помрачение. В конце концов я добралась до первой комнаты и вышла наружу. Но привычный мир, солнечная улица и летний день исчез.
Ленг был пуст. Нет, не так. Он был… полым. Рядом высились деревья, но будто сделанные из картона. Это была не равнина, не совсем, по крайней мере, но и не такое место, какое можно представить в реальности. Меня охватила паника, я бегала кругами, швыряла камни, рыдала и, кажется, несколько раз падала в обморок. И только спустя несколько часов я осознала, что не испытываю ни голода, ни каких-либо других телесных потребностей.
Время здесь течёт очень быстро. Возможно, прошло уже лет десять, не знаю точно. Периодически свет становится тусклее, и раньше я делала зарубки на палочках, чтобы отсчитывать дни, но мне быстро это наскучило. Я много раз успела впасть в отчаяние и снова принять свою судьбу.
Есть ещё несколько пустых домов, но в них «живут» только манекены и грубо сделанные куклы. Может, это неуклюжие копии реально существующих людей? Так или иначе, я не люблю надолго оставаться внутри зданий. Я видела и кое-что ещё – порой на горизонте показываются человекоподобные фигуры, но всегда слишком далеко, чтобы можно было разобрать детали. Первый раз я пыталась бежать к одной из них, но сколько бы я ни старалась, это существо так и не приближалось.
Без сомнения, этот мир рукотворен. Повсюду я вижу признаки чьих-то задумок. Но почему? Неужели эта Кристина Хинцельманн, да будет навеки проклято её имя, создаёт кошмары для людей, в которых можно заблудиться? Может, я умерла, и это моя загробная жизнь, скроенная из обрывков воспоминаний? Моё тело не меняется, только разум. Достигла ли я здесь совершеннолетия? Предстоит ли мне стать дряхлой старухой в девичьем теле, забывшей свою прошлую жизнь за годы блужданий по этой бесплодной земле? Умру ли я в конце концов от старости?
За неимением другого занятия я провожу дни, предаваясь этим размышлениям. А фигуры вдалеке становятся всё ближе.
=
Это сценарий короткого комикса «Объятия Ленга», найденного в магазине подержанных книг Бенджамином Х. Прочитав его, он понял, что рисунки в нём похожи на рисунки его тёти Дж. Дженнингс, которая пропала за пятнадцать лет до его рождения. Он рассказал об этом своей матери, подтвердившей сходство. Обратившись в полицию, он разыскал другие комиксы того же автора и выяснил, что, по крайней мере, четыре их персонажа совпадают с описаниями пропавших людей.
Владелец издательства, к тому времени давно закрывшегося, заявил, что никогда не видел Кристину Хинцельманн лично, а макеты её комиксов получал по почте. Провели расследование, по результатам которого его полностью оправдали.
Единственной зацепкой стал обратный адрес автора, который оказался абонентским ящиком в заброшенном шахтёрском городке. Интерес к этому делу быстро угас, и папку с материалами убрали в подвальный архив какого-то учреждения, где она, скорее всего, затерялась среди прочих документов или благополучно сгнила.
Другие рассказы этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Обратная связь имеет значение. Если история не понравилась, найдите минутку написать в комментариях, почему (сам рассказ, качество перевода, что-то ещё). Буду признателен. Надо ведь учиться на ошибках, верно?
И минутка саморекламы: сегодня на нашем с Sanyendis канале, Сказки старого дворфа, выложим свежий перевод. Заглядывайте, мы будем рады.
Бесцветная равнина от горизонта до горизонта. Странный человек, кожа на лице которого растянута в гротескном подобии улыбки вонзающимися в плоть крючками, протягивает билет в парк аттракционов...
Автор: Sam Miller. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Я уже довольно долго бродил по этим безжизненным, бесцветным равнинам, когда заметил вдалеке странного, бандитской наружности человека в костюме. Губы на его бледном, безносом лице растягивала неправдоподобно широкая улыбка – в уголки рта впивались маленькие крючки, цепочки от которых тянулись к парящим рядом крошечным дирижаблям, разрисованным преувеличенно весёлыми рожицами. Подойдя ко мне, он сказал: «Я Билетёр. Я выдаю билеты». Он протянул мне маленький красноватый клочок бумаги с надписью: «Билет на ОДНО ПОСЕЩЕНИЕ – Суперсчастливая Страна Развлечений». Затем он прошептал: «Отдайте его Кассиру» ‑ и зашагал прочь, скрывшись за линией горизонта.
Я почувствовал, что мне необходимо взять правее, и пошёл вперёд. По правую руку от меня и за спиной протянулась розоватая стена, на которой пестрели плакаты с рекламой аттракционов, клоунов, цирковых уродов и еды. Рядом, метрах в полутора, за стойкой сидел высокий худой мужчина в костюме, с такой же, как у Билетёра, искусственной улыбкой. Цепочки, протянувшиеся от потолка к крючкам в уголках его рта, слегка оттягивали голову назад. Когда я подошёл, он наклонился вперёд, насколько смог, и произнёс хриплым, высоким, как бы срывающимся от напряжения голосом: «Билет…» Он протянул руку с ладонью, напоминавшей худую, костлявую клешню, и я осторожно вложил билет в его дрожащие пальцы. Он поблагодарил меня, выдавливая слова всё тем же странным, напряжённым голосом, и, наклонившись, потянулся к выглядывавшему из-под стойки рычагу, покрытому грязью и следами копоти. Со скрипом и скрежетом передо мной растворились огромные ворота. Я вошёл внутрь. Так началось моё существование в ужасной «Суперсчастливой Стране Развлечений».
---
В общем-то, тут оказалось не так уж и плохо. Здесь есть шатры с клоунами, огромные американские горки, маленькие, забавные «детские паровозики», рестораны и множество других аттракционов. Но есть кое-что, производящее на меня крайне отталкивающее впечатление. Во-первых, цвета. Всё вокруг выглядит как-то блёкло. Во-вторых, у всех посетителей парка, которые бродят и ползают вокруг, одинаковые, ужасающие, чудовищные улыбки, причём у всех они разные. У одних кожу на лице оттягивают крючки, привязанные к странным деревянным блокам, что создаёт болезненное, фальшивое подобие улыбки. У других просто срезаны уголки рта, так что кажется, будто они всегда улыбаются, вне зависимости от того, счастливы они на самом деле или нет. У некоторых к губам тянутся цепочки, как у Билетёра и Кассира, и эти люди не могут сдвинуться с места. Наконец, в-третьих, они все постоянно счастливы. Даже если кто-то должен испытывать сильную боль – в результате травмы или ещё чего-то, что могло бы огорчить человека – если спросить их, что они чувствуют, окажется, что пострадавший испытывает безумное счастье.
---
Второй день подряд я катаюсь на аттракционах. Все они – в лучшем случае посредственные, а в худшем – совершенно ужасные: реквизит из картона, персонажи плоские, а сюжеты кошмарные. Не понимаю, почему всем вокруг они так нравятся. Ночью, если мне удаётся заснуть, я вижу проносящиеся перед глазами письмена. Я не слышу голоса, я вижу только символы. Буквы английские, но из них складывается какая-то тарабарщина. Понятия не имею, что это всё означает.
---
Я очень несчастен. Я нигде. Я везде. Я нахожусь в комнате, а комната – это я. На лицо падает луч света, и я счастлив. В кои-то веки я счастлив. Я чувствую, как все воспоминания покидают мой мозг, когда передо мной появляется большой, похожий на экран предмет. Я вглядываюсь в его непроглядную черноту, и он включается. Он показывает мне счастливые картинки. Он показывает мне картинки счастья. Мне очень понравилась та, где в ужасно избитой сюжетной сцене съели котёнка! Есть картинки с цирком, в котором бродят плохо сделанные персонажи, и светят кровавые тени тысячи солнц! Это чистое счастье! Последние воспоминания улетучиваются из моего мозга, когда я...
---
Я врываюсь обратно в реальность. Я рассматриваю два пустых утолщения на концах моих очень полезных стеблей и вспоминаю о том, что происходило с одним из представителей вида Homo Sapiens. Я вздрагиваю, когда в углу перекатываются несколько пылинок. Я замечаю их, потому что мне предписывается обращать внимание только на те объекты, в которых больше пяти молекул. Я могу лишь догадываться о дальнейшей судьбе этого человека, ведь неведомая сила вытолкнула меня из его мозга. Я лишь записываю то, что он успел заметить, когда я решил поселиться в его мозге в виде нескольких электрических импульсов. Я опускаю глаза, рассматривая своё трёхногое тело, и использую эмоцию, обозначенную как «Эмоция: надежда», единственную, что осталась со мной после того, как та странная, бестелесная сила вытолкнула меня за пределы его разума.
---
Записано в день 13:456:78:2333 на металлических пластинах Фангисай Гахсик Нджуйком.
Другие рассказы этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Обратная связь имеет значение. Если история не понравилась, найдите минутку написать в комментариях, почему (сам рассказ, качество перевода, что-то ещё). Буду признателен. Надо ведь учиться на ошибках, верно?
И минутка саморекламы: сегодня на нашем с Sanyendis канале, Сказки старого дворфа, как раз выложили свежий перевод.
Оригинал: https://wumo.com/wumo/2023/12/01
А ещё напоминаю, что у меня вышел новый пост в рубрике Знакомый голос - Олег Вирозуб
На стволе дерева, росшего на заднем дворе главной героини, появился... Глаз. Возможно, не будь она одинока настолько, что готова была выговориться даже перед этим странным существом, всё пошло бы совсем по-другому.
Автор: Nelke. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Я нашла кое-что на заднем дворе. Кажется, я ему нравлюсь. Обычно я не слишком любопытна, так что сама не знаю, что заставило меня присмотреться к этому пятнышку на стволе дуба. Просто чёрная, блестящая бусина. Оно походило на драгоценный камушек, вдавленный в кору. Сначала мне показалось, что это панцирь какого-то насекомого, но оно не двигалось. Эта штука оказалась тёплой на ощупь. Когда я протянула палец, «камушек» тут же втянулся в дерево. Я отступила на шаг, и он снова выглянул, приподнялся на тонком стебельке и, кажется, уставился на меня.
---
На следующий день после работы я снова подошла к дубу. Был тёплый вечер, ветер приносил ароматы цветов. Я поймала себя на мысли – почему я раньше так редко приходила сюда? Стоит получше заботиться об этом месте, подумала я, мало одной только стрижки и подрезки кустов. Да и то я делала это в основном из чувства долга перед семьёй. Тут так красиво.
---
Пятнышко выросло, теперь это похоже на нежную розовую шишку. На ней появилось три чёрных точки, и они двигались, следили за моими движениями, когда я помахала ему рукой. Я поставила под деревом шезлонг и немного поговорила с ним. Так, обо всякой ерунде. О своих мыслях, о том, что говорят у меня за спиной студенты, когда думают, что я их не слышу, о том, какого мнения обо мне придерживаются некоторые преподаватели, о том, как на меня орал отец, когда ещё был жив. «Какая разница, что ты такое, ‑ сказала я. – Ты, по крайней мере, можешь меня выслушать».
---
Оно выросло настолько, что трещина в дереве разошлась. Я до сих пор гадаю, что же это такое. Сначала я думала, что это какая-то плесень, но оно растёт слишком быстро, немного шевелится и, кажется, узнаёт меня. Его тело мясистое и пористое, а поверхность покрыта чёрными точками. Я думаю, это его глазки. У него отросли конечности – что-то вроде усиков или щупалец (какая, впрочем, разница?), и он ловит ими насекомых, а теперь, когда немного подрос, иногда даже мелких птиц. Вчера я дала ему сырую котлету, и он съел и её тоже.
---
Теперь задний двор выглядит безупречно, совсем как когда мои родители были живы. Я притащила с чердака дворовую мебель и теперь провожу тут всё свободное время – читаю, разглядываю это создание и разговариваю с ним. Теперь оно размером с футбольный мяч и заполняет собой всю трещину. Я назвала его Рори, потому что он пахнет совсем как один мальчик из средней школы, с которым мы как-то целовались в раздевалке. Он висит на дереве и ловит мелких птичек, которые почему-то продолжают к нему подлетать. Его створки теперь напоминают розовую губку, в которой проглядывают сотни маленьких глазок. Это точно не плесень. И если это какое-то животное, то я никогда о таких не слышала.
---
Что-то не так. Весна заканчивается, а на дубе почти нет листьев. Вчера, пока я была на работе, высохшая ветка упала и повалила моё кресло. Рори тоже чувствует себя неважно. Он пожелтел, а поры на его теле расширились. Ещё три недели назад он покрывал почти четверть поверхности дерева, а теперь уменьшился до размеров мяча и снова скрылся в трещине. Я ежедневно его подкармливаю, и ему это нравится, но этого мало. Может, ему плохо, потому что дерево заболело? Наверное, если снять его вместе с корой, я смогу ему помочь…
---
Вчера я спасла Рори. Купила в хозяйственном пилу и плоскогубцы. Я не слишком хорошо умею обращаться с инструментами, так что пришлось попотеть. Он упал мне на грудь, словно наполненный жидкостью воздушный шар, и вцепился в меня своими усиками. На ощупь его кожа напоминает человеческую. Его щупальца причиняли лёгкую боль, но я не придала этому значения. По крайней мере, теперь я могла его потрогать. Я обняла его в ответ, перенесла в ванну и положила на дно. Он казался таким нежным и беспомощным, но всё время тянулся ко мне, только гладкие стенки мешали выбраться наружу. Я пообещала, что скоро сама лягу рядом с ним, но не сейчас. Я покормила его куриными котлетами и пела колыбельные, пока он не замер, довольный и насытившийся. В зеркале я увидела на груди шрамы в форме полумесяцев в тех местах, где он меня касался. Они не вызывают неприятных ощущений, скорее напротив: это приятное жжение почему-то навевает воспоминания, или призраки воспоминаний.
---
Я позвонила на работу и сказала, что заболела. Мне посочувствовали, но я знаю, что уже не вернусь туда. Не могу дождаться момента, когда смогу подняться наверх и лечь в ванну рядом с Рори.
Мне кажется, я ему нравлюсь.
Другой рассказ этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять комментарии о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Традиционная минутка саморекламы: все новые работы сперва появляются на нашем канале в ТГ, Сказки старого дворфа. Сегодня как раз выложим свежий рассказ. Ваши отзывы, оценки и подписки - то, что мотивирует продолжать работу.
Краткий список правил, соблюдение которых позволит неподготовленному горожанину продержаться в деревне пару-тройку дней...
Автор: Keetah Spacecat. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Рассказывая о своей родине, я часто повторяю, как важно соблюдать строгие правила, которые диктует жизнь в деревне. Незнание правил не освобождает от ответственности. Некоторые из них более мягкие, чем другие, и к их нарушению можно отнестись снисходительно, но большая часть не терпит небрежения. Ниже приведено краткое руководство по некоторым местным правилам. Перечислить все мелочи невозможно, но этого должно хватить, чтобы у новичков появился шанс пережить первые недели-две.
Не в строгом порядке.
- Если вы проезжаете территорию, ограниченную воротами, закройте их за собой. Вы же не хотите, чтобы то, что находится внутри, вышло наружу, и ещё меньше хотите, чтобы оно последовало за вами домой.
- Если вам кажется, что за вами кто-то наблюдает, значит, так оно и есть. Выходите из леса как можно быстрее, но не бегите. Слишком быстрое передвижение только привлечёт их внимание. Если почувствуете дыхание сзади на шее, всё равно не бегите. А если уж побежали, никогда не оглядывайтесь.
- Не подходите ночью к кукурузным полям. Разные твари там живут. Если на поле видны огни, просто уходите. Это не ваше дело.
- Если вы находитесь за рулём в тёмное время суток, смотрите прямо перед собой. Не оглядывайтесь на обочины. Поверьте, вам не захочется привлечь чьё-нибудь внимание. Если вы в машине одни, положите что-нибудь на пассажирское сидение. Это может быть что угодно – от сумки до бутылки с газировкой, лишь бы на сидении что-нибудь лежало. Пустое сидение – это приглашение, а вы не были бы рады таким гостям.
- Доверяйте своим животным. Если ваш верный друг не хочет, чтобы вы шли в лес, не ходите в лес. Если животное рычит или шипит на кого-то, будьте начеку. Если оно отказываются выходить на улицу, оставайтесь в доме.
- Иногда в лесу можно встретить старушку, которая ищет дикие травы. Помогите ей, и она может дать вам совет, который будет очень важным и ценным именно для вас. Вы встретитесь с ней только один раз и никогда больше не увидите.
- Это не соседские дети сидят ночью на крыльце вашего дома. Это вообще ничьи дети. Не пускайте их в дом.
- Если вы слышите, как кто-то зовет вас из леса, НЕ ИДИТЕ НА ГОЛОС!
- Нет, это не ваша мать. Это СОВЕРШЕННО ТОЧНО не ваша мать.
- Койоты никогда не ходят поодиночке.
- Если на лес опустилась тишина, уходите как можно быстрее. Вы же не хотите оказаться рядом с тем, кто напугал всех лесных обитателей.
- Не лезьте не в свое дело. Если у вашего соседа много свиней, а в округе пропадают люди, не ходите к нему в гости.
- На восточном побережье горных львов и волков считают вымершими, но иногда их призраки все еще бродят по горам.
- Если кто-то в лесу начинает кричать, не обращайте внимания. К тому времени спасать кого-то уже слишком поздно.
- Кошки безопасны, и за ними можно следовать. Если одна из них приведет вас в безопасное место, не забудьте поблагодарить ее. Если она захочет увести с собой ваше домашнее животное, не противьтесь. Небольшие подношения тоже подойдут.
- Если животное что-то ест, это не значит, что это можно есть вам. В конце-концов, это просто здравый смысл.
- Не заходите в воду, если не видите дна. Там кое-кто живёт, и они не любят, когда к ним в воду заходят люди.
- Не бойтесь змей. Беспокоиться нужно об оленях.
- Никогда не приглашайте в свой дом незнакомых людей. Только у вас есть право впускать кого-то в свой дом. Не позволяйте им проникнуть в дом обманом. Вы этого не переживёте.
- Не обращайте внимания на огни в небе. Это не ваше дело.
- Деревья живые, и они видят вас.
Это лишь небольшая часть того, чему я научился, пока рос. Возможно, со временем я напишу еще несколько путеводителей по глубокой провинции, но пока этого достаточно, чтобы помочь вам сохранить жизнь.
По крайней мере, какое-то время.
Другие рассказы этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и минутка саморекламы: все новые работы сперва появляются на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Завтра как раз выложим свежий рассказ.
