Нейродубляж не меняет голоса актеров, фантастика!
Думаю, в ближайшие годы станут нормой фильмы с виртуальными копиями реальных актеров прошлого и настоящего.
Развернуть
–
Думаю, в ближайшие годы станут нормой фильмы с виртуальными копиями реальных актеров прошлого и настоящего.
Эта мерцающая серебряная броня, кажется, сопротивляется даже падающим на нее теням. Нося ее, вы получаете сопротивление некротическому и силовому урону. Пока вы носите доспехи, они создают над вашей головой слабый ореол, излучающий яркий свет в радиусе 5 футов и тусклый свет в радиусе еще 5 футов. Свет — солнечный.
Вы можете Бонусным действием переместить нимб на голову другого желающего существа в пределах 60 футов от себя. Ореол остается до тех пор, пока он не переместится более чем на 120 футов от вас или пока вы не примените другое Бонусное действие, чтобы вернуть его к своей голове.
Пока нимб находится над головой существа, оно получает следующие преимущества:
• Он получает бонус +1 к КБ.
• Любой демон или нежить в пределах света нимба совершает броски атаки против существа с Помехой.
𝘼𝙣𝙜𝙚𝙡𝙞𝙘 𝘼𝙫𝙖𝙩𝙖𝙧.
Нося доспехи, вы можете действием превратиться в огромного металлического ангела на 1 минуту. Ваш размер становится Большим, и при этом вы получаете эффект заклинания «увеличить/уменьшить» (концентрация не требуется).
У вас также вырастает пара металлических крыльев, обеспечивающих скорость полета 30 футов. В течение этого времени ваши атаки оружием ближнего боя наносят бонусный урон излучением 1d4 в дополнение к урону от «увеличения/уменьшения», а также вы можете бросить d4 и добавить его к сумме любого спасброска, который вы совершаете.
Эффект заканчивается раньше, если ваши хиты опускаются до 0 или если вы используете Бонусное действие, чтобы закончить его раньше. После того, как это свойство брони будет использовано, его нельзя будет использовать снова до следующего рассвета.
От автора the-griffons-saddlebag
Этот лук сделан из чистого льда. Онн становится податливым в ваших руках только после того, как вы настроитесь на него. Пока лук в руках, ваша кожа покрывается тонким слоем защитного инея, предоставляя бонус +1 к КБ и иммунитет к урону холодом.
Стрела из этого лука покрывается льдом, что наносит дополнительный урон холодом 1d6 любой цели, в которую попадет. Если в свой ход вы поражаете цель из лука в пределах 5 футов от себя, цель также получает помеху на любые броски атаки, которые она совершает до конца вашего текущего хода.
Лук имеет 7 зарядов и ежедневно на рассвете восстанавливает 1d6+1 зарядов. Вы можете Действием потратить 1 или несколько его зарядов на использование любого из следующих свойств.
𝙃𝙖𝙞𝙡𝙨𝙩𝙤𝙧𝙢 𝙑𝙤𝙡𝙡𝙚𝙮.
За каждый потраченный заряд вы выпускаете из лука волшебную стрелу из чистого льда в небо с центром прямо над целью, в пределах видимости 120 футов от себя. Затем с неба падает острый град в виде цилиндра радиусом 20 футов и высотой 40 футов с центром на цели. Каждое существо в области должно совершить спасбросок Ловкости со Сл 17. При провале существо получает урон холодом 2d8 плюс урон холодом 1d8 за каждый израсходованный заряд после первого. При успешном спасброске существо получает вдвое меньше урона холодом. Затем градины превращают эту территорию в труднопроходимую местность до конца вашего следующего хода.
𝙄𝙘𝙚 𝙒𝙖𝙡𝙡.
За каждый потраченный вами заряд вы выпускаете из лука волшебную стрелу из чистого льда в точку на земле, которую видите в пределах 120 футов от себя. Каждая такая стрела вырастает в квадратную область площадью 10 футов и толщиной 1 фут, перпендикулярно земле. Каждая имеет КБ 12, 30 НР и уязвима к урону от огня. Если стена накладывается на существо, оно отталкивается к одной стороне стены (ближайшей) и должно совершить спасбросок Ловкости со Сл 17. Существо получает урон холодом 3d8 при провале или половину этого урона при успехе. Каждая область остается в течение 1 минуты или до тех пор, пока ее хиты не упадут до 0.
От автора the-griffons-saddlebag
Пара простых вещей, чтобы сделать небольшие сокровища очень востребованными и желанными для наших игроков.
Мы часто хотим, чтобы даже второстепенные противники предлагали награды после победы над ними, но не имеет смысла, чтобы у каждого были магические предметы, драгоценные камни и украшения. А монеты скучны.
Так что же делать?
Игроки не оценят 6 скучных железяк, если они малопригодны. Однако если мы создадим в них острую потребность до того, как они будут вручены в качестве сокровищ, мы немедленно повысим их ценность.
Для этого используем подход «Замок и Ключ». Какую головоломку решает сокровище? Какие проблемы устраняет?
Например, многие двери в подземелье уже плохо открываются, а замки больше не работают. Группа, внезапно получившая возможность блокировать двери при погоне, сочла бы кучу железных прутьев огромным благом.
Или, возможно, дварфы считают такие пруты важным символом доверия и статуса. Игроки, появляющиеся с такими предметами, могут воспользоваться этим и попробовать заручиться помощью дварфов.
Берите все, что пишут игроки в своих предысториях, и используйте это в качестве отправной точки. Добавьте деталей, чтобы еще больше связать персонажей с сеттингом, сюжетом и другими членами группы.
Есть и другие способы повысить ценность и стремление к обыденным вещам в качестве сокровищ. Но создание приключений таким образом, чтобы вещи могли устранять препятствия на пути группы, и добавление таких предметов в предыстории персонажей — верный способ заставить игроков с радостью встречать ранее скучные награды!
Автор: Джо Холдеман. Перевод: Sanyendis
28 сентября 2058 года
На тёмной стороне Луны располагаются девять секс-баров. Я прочитал их описания в путеводителе и обратился к парочке местных за рекомендациями, в итоге выбрав место с остроумным названием «Сочный Бар».
По правде говоря, название отражало не только кокетливый эротизм. Здесь подавали исключительно фрукты и соки, большинство из которых импортировали с Земли, поэтому ценник был заоблачный. Я потратил все суточные на стакан грушевого нектара и принялся разыскивать самую привлекательную женщину в помещении.
Данная стратегия оказалась ошибочной. Я и до несчастного случая не отличался особенной привлекательностью, а механические части достоверно воспроизвели мои грубые черты и небольшое брюшко. Меня отшили. Я перешёл в другую крайность и стал выглядывать самую невзрачную даму.
В любом случае это будет более достоверная проверка: до происшествия я постоянно требовал внешнего совершенства и платил за него. Если бы мне удалось повторить вчерашнюю ночь с женщиной, к которой я не испытывал сексуального влечения, и без проблем заняться этим на виду у всех, то моя независимость от автономной нервной системы была бы несомненна доказана.
Вторая ошибка. Мне всегда плохо давались светские беседы, поэтому, обнаружив воплощение посредственности, я завёл разговор о несчастном случае и уникальном таланте, который приобрёл после. Она внезапно вспомнила, что у неё назначена встреча.
Со следующей, тоже невзрачной, женщиной я проявил меньше откровенности. Она поинтересовалась, что у меня с лицом, и я ответил полуправдой. Она была миленькой и вела себя по-матерински, что меня не слишком прельщало. Однако это делало её отличной испытуемой. Мы покинули секцию бара, в которой происходило знакомство, и направились в так называемую «комнату любви».
В воздухе ощущалось что-то едкое – полагаю, коктейль из благовоний и пота, но, само собой, мой сухой нос не мог по-настоящему определять запахи. Впервые я был признателен за это ограничение; скорее всего, здесь воняло, как в раздевалке. Плюс феромоны.
В приглушённом красном, синем и белом освещении более дюжины пар с переменным энтузиазмом предавались различным формам интимной близости. Некоторые открыто пялились на остальных, но большинство либо были полностью поглощены процессом, либо не подавали виду, что подглядывают. Чаще всего парочки предпочитали пол, застеленный тёплым мягким ковром, но кое-кто довольно креативно пользовался и столами со стульями. Некоторые из этих экзерсисов, несомненно, были бы невозможны и даже опасны в условиях земной гравитации.
Мы разделись, и она сделала комплимент по поводу моей очевидной «бодрости». Наблюдатель, находившийся неподалёку, дал завистливый комментарий. Её же тело оказалось довольно дряблым и рыхлым – сомневаюсь, что в прежние времена мне удалось бы сохранить «энтузиазм». Однако всё прошло идеально; честно говоря, мне очень даже понравилось. Она не требовала длительных прелюдий, и вскоре я уже повторял странный опыт сверхчувствительных изысканий. Гинекологическая спелеология.
Она оказалась весьма говорлива в момент наслаждения, и, хотя её хватило меньше, чем на час, мы привлекли достаточно внимания. Когда она, тяжело дыша, с явным сожалением отказалась от дальнейших утех, наблюдавшая за нами женщина, весьма привлекательная молодая блондинка, предложила познакомиться поближе с её многочисленными отверстиями. Я ненадолго ей уступил; хоть колодец и опустел, на пенисе это не сказалось.
Во время представления я осознал, что получаемое мною удовольствие никоим образом не могло считаться сексуальным. Чувственным – да, безусловно, сродни тому, как поглощение вкусной еды становится чувственным опытом, но с нотками отчуждённой изысканности, которую мне трудно описать. Возможно, это как-то связано с эпикурейством в неметафорическом смысле. Поскольку я больше не могу ощущать вкус еды, значительная часть моего мозга освобождается для оценки других впечатлений. Может статься, что мозг реорганизуется, чтобы извлечь максимальную пользу из моих новых способностей.
К тому моменту, как силы блондинки начали иссякать, мой сатиризм вызвал интерес у нескольких других женщин. Я устоял перед искушением установить предел возможностей этого органа, если, конечно, он существовал. Спина болела, правое колено протестующе ныло. Так что я щёлкнул мысленным переключателем и опал. Я ушёл, стараясь избегать общения (первая женщина настояла на том, чтобы угостить меня чем-нибудь из барного меню. Я выбрал банан).
29 сентября 2058 года
Теперь, когда глаза и руки на месте, не вижу смысла карябать в дневнике ручкой. Так что отныне я веду записи на компьютере. Тем не менее, старые заметки я тоже сохранил.
Я перенёс все ранее произошедшие события, а затем откатился назад и отредактировал версию, которую покажу Биотеху. Там всё чинно и благородно, и таким останется впредь. Например, в ней отсутствуют следующие строки:
Добавив запись о прошлой ночи, я обнаружил, что всё ещё полон сил, и поэтому решил воплотить в жизнь зревший в голове план.
Около двух часов ночи я спустился вниз и вломился в лабораторию с манипуляторами. Вход защищён цифровым замком с пятизначной комбинацией, но, разумеется, для меня это не стало преградой. Мои сверхчувствительные пальцы осязали, как встают на места тумблеры.
Я взял микроманипулятор, затем отсоединил ногу. Провёл им по электрическим цепям в протезе и без труда обезвредил контроллеры. Вся процедура заняла меньше двадцати минут.
Мне всё же пришлось поначалу передвигаться с осторожностью. Случалось, что я мог взмыть в воздух или гиперкомпенсировать движение, вплоть до хромоты. Когда я добрался до палаты, дела пришли в норму. Итак, инженеры вновь ошиблись относительно пределов моих возможностей. Тестируя протез, я оставил вмятину в задней металлической стенке своего шкафчика ударом в пол силы. Придётся повременить, пока я не окажусь снаружи и в одиночестве, чтобы испытать возможности удара в полную силу.
Для сравнения, удар «здоровой» ногой не оставил следов, но большой палец я разбил.
30 сентября 2058 года
Сдаётся мне, теперь я гораздо лучше отношусь к собственному телу, чем последние двадцать лет. А кто бы на моём месте реагировал иначе? В этих новых конечностях и органах буквально заключена вечная молодость; если какая-то деталь начнёт проявлять признаки износа, её просто-напросто можно заменить.
На сегодняшнем освидетельствовании от Биотеха я разозлился. Стоило лишь поинтересоваться о целесообразности замены правой руки и ноги, как все, за исключением одного сотрудника, пришли в ужас. Ему это показалось забавным. Я его запомню.
Полагаю, через день-два эти придурки велят мне покинуть ближнюю сторону Луны и вернуться на Мерси для получения психиатрической «помощи». Я уеду, когда пожелаю, и на своих условиях.
1 октября 2058 года
Эта голосовая запись ведётся из Центра контроля окружающей среды на ближней стороне Луны. Сейчас 10:32; у них осталось меньше девяноста минут, чтобы принять мои требования. Позволить мне пойти на попятную.
Завершив дневниковую запись о прошедшей ночи, я испытал бурный прилив сексуального желания. Я сел в шаттл до тёмной стороны Луны и вернулся в «Сочный бар».
Невзрачная женщина, с которой я познакомился прошлой ночью, уже ждала меня там – надеялась, что я появлюсь. Она пришла в восторг, когда я предложил сэкономить деньги (или остатки скромности) и уединиться в моей палате.
Я не хотел её убивать. Такого у меня и в мыслях не было. Но, думаю, в порыве страсти или беспечности я бездумно упёрся кибернетической ногой в стену, а затем не рассчитал силу проникновения. Как бы там ни было, раздался хруст и треск. Она тоненько вскрикнула, а нижнюю часть моего тела внезапно залила кровь. Я сломал ей позвоночник и, по-видимому, одновременно нанёс значительные внутренние повреждения. Должно быть, она быстро потеряла сознание, хотя её сердце билось ещё почти минуту.
В теории, избавиться от тела было нетрудно. Я отыскал в прачечной достаточно большой мешок, чтобы она поместилась в нём целиком. Затем вернулся в палату и уложил в него тело и запачканную кровью простыню. Случись всё в другое время суток, донести её до утилизатора стало бы проблематично. Она выглядела точь-в-точь как труп в мешке для стирки. К счастью, в коридоре было пусто.
Замок на комнате с утилизатором оказался пустяковым. А вот с дверцей мусоросжигателя возникла проблема; отпереть её было легко, но диаметр ограничивался двадцатью пятью сантиметрами.
Поэтому мне пришлось разобрать женщину. Чтобы не оставлять лишних следов, я проделал всё в мешке для стирки. Это было не слишком удобно, к тому же подробнее рассмотреть столь увлекательный процесс толком не получалось.
Меня настолько захватило это зрелище, что я не услышал, как дверь скользнула в сторону. Однако мужчина, вошедший в помещение, издал булькающий звук, который я каким-то образом различил за хрустом костей. Я шагнул к нему и убил одним пинком.
Вынужден признать, что принял неверное решение. Я снова запер дверь и вернулся к текущей задаче. После того, как женщина была полностью утилизирована, я повторил процедуру с мужчиной – с ним дело пошло куда легче. Слой подкожного жира, свойственный женскому телу, затрудняет демонтаж торса – всё скользит.
Это действительно оказалось пустой тратой времени (пусть я потратил некоторую его часть на обдумывание финальных штрихов плана, который в данный момент воплощаю в жизнь). С тем же успехом я мог оставить оба тела лежать на полу. Я пнул мужчину со всей силы – меня опрокинуло на пол, а на правом бедре расплылся огромный синяк – и располовинил его от промежности до груди. Уже это привело к жуткому беспорядку, даже если бы он вдобавок не осложнил ситуацию, ударившись о потолок. Я бы никогда не смог всё это отмыть, и подобное ненадолго осталось бы незамеченным.
В любом случае, я потратил всего двадцать минут и получил куда большую фору, выведя из строя замок на двери в комнату с утилизатором. Я привёл себя в порядок, переоделся, задержался на несколько минут в лаборатории манипуляторов, а затем отправился в Центр контроля окружающей среды на траволаторе.
В столь поздний час на посту находился лишь одинокий юноша. Я обменялся с ним парочкой любезностей, а затем стукнул кулаком в сердце, достаточно мягко, чтобы не оставить следов. Я расположил его труп там, где он не стал бы меня отвлекать, а затем переключился на проблему с «дверью».
На самом деле в ЦКОС нет двери, но присутствует аварийная стенка, которая встаёт на место при разгерметизации. Я вбил тестовую программу, симулирующую ЧП, и стена подчинилась. Тогда я подошёл и вывернул борта. Теперь никто не сможет проникнуть в здание Центра без автогена.
Сидеть с отбитым бедром было неудобно, но мне удалось подключиться к консоли и скоротать около часа за изучением логических и монтажных блок-схем. Затем я отсоединил панель доступа и провёл микроманипулятор по коридорам электронного разума. Интерком принялся бесконечно трезвонить, но я не позволил ему нарушить моё сосредоточение.
Ближнюю сторону Луны защищают от метеоритного дождя или (что более вероятно) структурного разрушения сто двадцать восемь переборок, которые, подобно аварийной стене, могут встать в пазы и изолировать любую секцию, где произошла разгерметизация. Это, само собой, автоматизированный процесс, но им можно управлять и отсюда.
По сути, я убедил каждую переборку в том, что она находится в ремонте и поэтому ни при каких условиях не должна закрыться. Затем провёл манипулятор к электрическим цепям, контролировавшим восемь городских воздушных шлюзов. Элегантной, почти микрохирургической манипуляцией я перевёл управление всеми восемью на мембранный выключатель, который держу сейчас в левой руке. Это кнопка разреженного давления, аварийный блокиратор, снятый с электропилы. Пока я её зажимаю, внутренние двери шлюза останутся закрытыми. Если я сдвину палец, все они распахнутся. Внешние уже открыты, как и те, что соединяют шлюзовые камеры с раздевалками. Никому не удастся вовремя влезть в скафандр. За тридцать секунд все до единого коридоры заполнит вакуум. Людям, оказавшимся за герметичными дверями, придётся выбирать между удушьем и взрывной декомпрессией.
Изначально я хотел подключить аварийный блокиратор к своему пульсу, что освободило бы «здоровую» руку и позволило мне поспать. С этим придётся подождать. Покончив с подключением, я активировал интерком и объявил, что желаю говорить исключительно с Координатором.
Когда нам, наконец, удалось побеседовать, я сообщил ему, что сделал, и предложил всё проверить. На это не понадобилось много времени. И тогда я выдвинул свои требования.
Само собой, хирургическая операция по замене оставшихся конечностей. Процедуру придётся осуществлять без наркоза (кардиомонитор может дестабилизировать подключённый к сердечному ритму аварийный блокиратор), и она состоится здесь, чтобы я был уверен, что никто не доберётся до внесённых мною в электронику изменений.
Вызвали врачей, которые заявили, что столь обширную операцию невозможно провести под местной анестезией. Разумеется, я знал, что они лгут; ампутации стали весьма обыденной процедурой задолго до изобретения обезболивающих. Это так, но я отключусь, ответили они. Я сказал, что этого не случится, и что я, в любом случае, хочу рискнуть, а у других в данной ситуации выбора нет.
(Я ещё не обмолвился, что, в конечном итоге, мой план подразумевал также замену всех внутренних органов помимо замены конечностей. Или, по крайней мере, тех органов, чьё разрушение приведёт к мгновенной смерти. Тогда я стану настоящим киборгом: человеческий мозг в «искусственном» теле, с перспективной прожить тысячи лет. За несколько десятилетий – или веков! – исследований, я, возможно, даже смогу решить вопрос с несовершенствами органического мозга. В итоге я получу доступ к Земной Сети, в моём распоряжении окажутся все знания, накопленные человечеством, а мои способности к логическому мышлению и запоминанию не станут более ограничиваться медлительными электрохимическими синапсами).
Психиатр, вышедший на связь с Земли, пытался убедить меня, что я поступаю неправильно. Он сказал, что ужасная травма, «очевидно», дестабилизировала моё психическое состояние, а кибернетическая аугментация не только не способствовала излечению, но лишь усугубила психическое расстройство. Он доказал, по крайней мере к собственному удовлетворению, что моё поведение соответствует классическим проявлениям безумия. Все эти аспекты принимались во внимание, добавил он, и, если я сдамся, мне простят совершённые преступления и препоручат в заботливые руки сотрудников психиатрического учреждения.
Я не поленился объяснить, в чём состоит фундаментальная ошибка его образа мышления. У него сложилось впечатление, что я буквально утратил идентичность, лишившись лица и гениталий, и что глубоко внутри оставался «хорошим» человеком, чью естественную человечность исказило физическое и экзистенциальное отчуждение. В корне неверно. На самом деле с его точки зрения, я «злой» человек, волею случая осознавший свою истинную природу, что освободило его от экзистенциального родства с обычным человеческим стадом.
И «злой» – очень точное определение; не «дезадаптивный», «аморальный» или даже «преступный». По человеческим стандартам я зло в той же мере, в какой сам человек считается злом по стандартам животных, выращиваемых на убой, и эта аналогия весьма уместна. Я пожертвую людьми не только во имя выживания, но и ради комфорта, из любопытства или потехи ради. Тем, кто не станет мне мешать, я сохраню жизнь, а тех, кто окажет содействие, щедро вознагражу.
Теперь у них в запасе всего сорок минут. Они знают, что я
– конец записи –
25 сентября 2058 года
Выдержка из общего заключения.
Я – доктор Генри Яновски, главный хирург команды, работавшей над злополучной кибернетической аугментацией доктора Уилсона Читэма.
Нам повезло, что безумие доктора Читэма несколько исказило его педантичную натуру. Если бы он потратил больше времени на подготовку, то, без сомнения, поставил бы нас в весьма затруднительное положение.
Ему следовало догадаться, что защитная стена, отделившая его от остальной ближней части Луны, изготовлена из металла, великолепно проводящего электричество. Если бы он изолировал себя за слоем хорошего диэлектрика, то избежал бы своей участи.
Манипулятор Читэма представлял собой дивный инструмент, однако по сути своей был лишь псевдоинтеллектуальным сервомеханизмом, подчинявшимся чётко сформулированным командам, передаваемым по радиочастотам. Всё, что от нас требовалось – перехватить управление сигналами, исходившими от его собственной нервной системы.
Мы подвели к стальной стене мощный усилитель, превратив его в итоге в радиопередатчик. Чтобы воспроизвести сигнал, который мы хотели усилить, я распорядился, чтобы техник надел рукав для дистанционного манипулятора, содержавший переключатель, аналогичный аварийному блокиратору Читэма. Мы заставили руку сомкнуться, подкрутили мощность и велели технику ударить себя в подбородок как можно сильнее.
Техник нанёс себе такой мощный удар, что на несколько секунд отключился. Звучное действие Читэма, усиленное, возможно, в сотни раз, вбило кости подбородка в верхушку черепной коробки.
К счастью, дорогостоящий протез не пострадал. Сам по себе он, разумеется, не является злым или безумным. И я это докажу.
Эксперименты продолжатся, но, безусловно, мы станем более тщательно подбирать испытуемых. Оглядываясь назад, кажется очевидным, что не следовало привлекать к испытаниям людей, переживших травматичные события, подобные опыту Читэма. Нам следует набирать добровольцев. Вроде меня.
Я уже не молод. Слабость и периодический тремор рук ограничивают доступные мне хирургические манипуляции, которых гораздо меньше, чем имеющихся у меня знаний, и чем мне самому бы хотелось. Я заменю сдающую позиции левую руку механическим великолепием Читэма и пройду аналогичные тренировочные этапы – но во благо человечества, а не во зло.
Какие чудеса я смогу творить своим скальпелем!
После длительного перерыва - позвольте представить вам работу моей дорогой Sanyendis.
21 августа 2058 года
Говорят, я должен вести подробный отчёт о своих чувствах и ощущениях по мере привыкания к новым частям тела. Для этого мне выдали специальное устройство – такими пользуются незрячие для ведения записей, нечто вроде планшета с проводами. Не слишком удобно. Но от записывающего устройства толку бы не было, так как некоторое время я вынужден прожить безо рта, а печатать вслепую одной рукой я не умею.
Проснулся, не испытывая боли. Интересно. Так удивительно осознавать, что прошло всего лишь пять дней с несчастного случая. Для протокола: меня зовут (или звали) доктор Уилсон Читэм, я – ведущий инженер (отдел контроля качества) на станции «Скайфэк», принадлежащей Юнайтед Стейтс Стил Корпорэйшн, орбитальной фабрике, производящей пеносталь и материалы для осаждения газовой фазы, применяемые окололунным сообществом. Но раз вы читаете эти строки, то уже должны быть в курсе.
Пять дней назад я проводил инспекцию предприятия, где происходит осаждение алюминия, и со мной произошёл несчастный случай. Система управления прыжковым ранцем дала сбой, и я внезапно влетел прямиком в поток заряженного алюминиевого пара. Обжигающе горячего. Поток тут же остановили, но целостность скафандра уже оказалась нарушена – и три четверти моего тела хорошенько прожарило.
По-видимому, спасательная капсула располагалась неподалёку. Я, разумеется, потерял сознание. Говорят, сердце остановилось из-за болевого шока, но им удалось меня откачать. Я потерял левую руку и ногу, как и собственное лицо. Лишился нижней челюсти, носа и ушных раковин. Хотя слух я в некотором роде сохранил, а через недельку-другую обзаведусь и глазами. Мне обещают изготовить яички и пенис.
Я наверняка под завязку накачан лекарствами, влияющими на настроение. Я слишком спокоен. Будь я собой, что бы там от меня ни осталось, я бы, возможно, воспротивился оскорбительному преображению в бесполую полумашину.
А, ну и ладно. По крайней мере, эта машина сможет себя отключить.
22 августа 2058 года
Множество дней я только спал – или испытывал боль. Меня разместили в палате невесомости на Мерси. С меня по кусочку снимали отмершую кожу. Увы, у обезболивающих имелся свой предел эффективности. Я пытался кричать, но оказалось, что у меня отсутствуют голосовые связки. В итоге врачи приняли решение оставить попытки спасти руку и ногу, что частично избавило от болевых ощущений.
Когда ко мне вернулась способность слышать, мне объяснили, что Юнайтед Стил столь высоко ценят мою работу, что готовы профинансировать трансформацию в киборга по высшему разряду. Половину расходов возьмёт на себя лунный «Биотек Интерфейс». Эту сумму обе компании вычтут из своих налогов.
Пара слов о каталоге. Для начала новая рука и нога. В общем-то, стандартные запчасти (однажды мне довелось работать с женщиной, у который обе руки заменяли кибернетические протезы. Лишь много недель спустя я смог смотреть на неё без жалости и отвращения.) Далее мне попытаются сконструировать функциональную челюсть и рот – подобные протезы создавались крайне редко и не отличались совершенством дизайна. А ещё – восстановить трахею, голосовые связки и пищевод. Я смогу разговаривать и пить, однако нормально есть не получится, за исключением отдельных разновидностей мягкой пищи; слюнные железы не справятся. Никаких слизистых. Радикальное лечение для моего хронического синусита.
Как ни странно, по крайней мере, для меня, реконструкция пениса оказалась процессом довольно бесхитростным, и здесь у инженеров богатый практический опыт. Мужчины вечно суют свои причиндалы в непредназначенные для этого места. Мой случай вызывает у них особый энтузиазм, так как, помимо восстановления функции органа, стоит задача вернуть и чувствительность. Простата не пострадала, и они уверены, что сумеют организовать запутанную систему, связанную с процессом семяизвержения. А уж вернуть способность к мочеиспусканию проще простого.
(Биотехнолог, ответственный за урогенитальную фазу проекта, проговорил со мной больше часа, углубляясь во все необязательные графические детали. Похоже, что замены создавались ещё до механических протезов путём отпиливания короткого ребра и его трансплантации; затем оно покрывалось кожным лоскутом, взятым с некоего участка тела. Таким образом реципиент получал стабильную эрекцию, увы, весьма странную на вид и скоротечную в плане ощущений. Мой собственный протез мало чем будет отличаться от настоящего, скажем так, органа, а новейшие разработки в области тяговых механизмов и бионических интерфейсов должны обеспечить ему реалистичные модели отклика).
Не знаю, как ко всему этому относиться. Хоть бы они оставили в покое мою систему кровообращения, чтобы я мог испытать неподдельное горе или ужас, неважно. Но вместо живых эмоций – лишь безропотное ожидание.
4 сентября 2058 года
Я пробыл в полной отключке тринадцать дней, а когда очнулся, у меня уже были глаза. Рука и нога на месте, но ещё не подпитаны. Хотелось бы узнать, как выглядят глаза (они отказываются давать зеркало, пока у меня не появится лицо.) Ощущаются как влажные стекляшки.
Глаза непростые. У меня есть пульт с двумя регуляторами, с его помощью я могу переключиться в «режим по умолчанию», то есть на обычное зрение. Один из них предоставляет произвольный контроль над сокращением зрачков, так что я могу видеть в почти полной темноте или, если бы мне этого вдруг захотелось, таращиться прямо на солнце, не испытывая дискомфорта. Прочие изменения касаются восприимчивости к спектру, так что я могу видеть как в инфракрасном, так и в ультрафиолетовом диапазонах. Эта больничная плата в ультрафиолете выглядит совершенно обыденно, однако при переходе в инфракрасный спектр раскрывается с иной стороны. В этом случае большая часть освещения исходит от ярких ламп на стенах, излучающих тепло. На уцелевшей руке проступают пульсирующие следы артерий и вен. Всего остального, само собой, не видно, разве что моё отражение имеет темно-синий цвет.
(Позже) странно, но я даже не сообразил, что нахожусь на Луне. Я полагал, что это отделение с пониженной гравитацией на Мерси. Пока я спал, меня переправили в Биотех. Стоило бы догадаться.
5 сентября 2058 года
Подключили «биоидентичные» руку и ногу и принялись программировать упражнения. Меня инструктируют подумать о конкретном движении и отзеркалить его правой верхней либо нижней конечностью, одновременно пытаясь добиться того же от левых. На каждом этапе тренер помогает кибернетическим частям тела, из-за чего возникают ощущения, близкие к болевым, хотя на самом деле это не похоже на настоящую боль в мышцах. Возможно, так себя ощущают электрические цепи при перегрузке.
К концу сеанса мне удалось сжать руку в кулак без помощи, хотя силы едва хватает даже на то, чтобы удержать карандаш. Я пока что не могу поднять ногу, но в состоянии заставить пальцы двигаться.
Сегодня сняли часть бинтов, от плеча до бедра, и синтетическая кожа выглядит куда реалистичнее, чем я ожидал. Безволосая и словно бы глянцевая, но в оттенок попали идеально. В инфракрасном спектре она смотрится совсем иначе: более равномерная по окраске, по сравнению с «настоящей» половиной. Полагаю, дело в том, что она не состарилась до сорока лет.
На каждом сеансе техник заливался соловьём о том, какой замечательной станет эта рука – точнее, данная модель. Я упражняюсь с «биоидентичной» конечностью, которая выглядит куда натуральнее тех протезов, с которыми десять лет назад расхаживала моя коллега (и тут, несомненно, дело скорее в цене, чем в развитии технологий). «Рабочая» рука, которую я пока не видел, цельнометаллическая, её можно крепить поверх скафандра. Помимо двух рук, у меня появится возможность взаимодействовать со всевозможными дистанционными манипуляторами, предназначенными для специализированных задач. К счастью, по сравнению со среднестатистическим человеком амбидекстрия у меня выражена сильнее. Во втором классе я сломал правую кисть, и весь третий класс получал повторные переломы, поэтому научился писать обеими руками. Всю жизнь мне удавалось чётче выводить буквы левой.
Техники утверждают, что вскоре сократят дозы лекарств. Если это правда, то я, похоже, неплохо адаптируюсь. С другой стороны, у меня нет сопоставимого опыта в прошлом. Быть может, за спокойствием скрывается истерика.
6 сентября 2058 года
Сегодня у меня получилось завязать простенький узел. Я могу худо-бедно наметить очертания букв алфавита. Крупные детские каракули, но безошибочно напоминают мой почерк.
Если это можно так назвать, я начал ходить, опираясь на параллельно расположенные поручни (недостаточная сила в руках представляет собой скорее неврологическую, а не мышечную проблему: при напряжении рука и нога становятся крепкими как металлические костыли). В процессе тренировки забавно наблюдать за реакцией людей, заходящих в палату, людей, которым не платят за то, чтобы они скрывали свой ужас, столкнувшись с изучающим взглядом двух холодных линз, торчащих из вороха бинтов, обозначающих очертания чего-то, что не является головой.
Завтра приступят к конструированию моего лица. Больше недели я, по сути, пробуду без сознания. Программирование конечностей продолжится во сне, как меня заверяют.
14 сентября 2058 года
Когда я был маленьким, моя мать всегда следила за тем, чтобы я занимался «нормальными» вещами. Каждый Хэллоуин она наряжала меня в костюм и сопровождала в туре по высотке, где я мог клянчить сладости, которых не хотел, и выпрашивать деньги, которые были мне не нужны. Однажды мне пришлось надеть маску ребёнка-актёра, пользовавшегося в то время популярностью на инфокубе – тесно прилегающее пластмассовое сооружение, которое целиком закрывало голову, сплющивая мои пухлые черты в нечто более соответствующее платоническому идеалу детской красоты. Это был мой последний Хэллоуин. Я её опозорил.
Это лицо очень напоминает ту маску. Несомненно, оно моё, но кожа туго обтягивает череп и не подчиняется. Любая попытка придать ему определённое выражение превращается в гримасу.
Я почти могу как следует хватать предметы рукой, хотя выходит всё ещё неуклюже. Как и рассчитывали специалисты, сенсорная обратная связь от кончиков пальцев и ладоней, очевидно, настроена гораздо тоньше, чем в моей «здоровой» руке. Водя новым указательным пальцем по кисти правой руки, я чувствую каждую пору, а при пересечении сухожилия или вены наблюдается ощутимый перепад температуры. В конечном счёте кибернетические конечности обретут сверхчеловеческую силу. Прикасаясь к своему новому лицу, я не могу нащупать пор. Что касается теплообменных процессов, технологии усовершенствовали созданное природой.
22 сентября 2058 года
Ещё неделя сна, пока мне устанавливали новую мочеполовую систему. Когда завершилось действие обезболивающих, я определённо что-то почувствовал, но это не напоминало обычную телесную тяжесть гениталий. Хотя всё было обёрнуто марлей и бинтами и катетеризировано, так что даже обычный человек ощущал бы себя непривычно.
(Позже) зашёл санитар и осторожно снял бинты. Он покраснел; не думаю, что ощупывание мужских придатков входило в описание вакансии. Когда извлекли катетер, я ощутил лёгкий укол боли и облегчение.
Не сказать, что это точная копия. Для реконструкции лица специалисты имели возможность сверяться с сотнями снимков и информационных кубов, однако мне и в голову не приходило, что однажды пригодилась бы фотогалерея моего достоинства в разных состояниях. Техники решили проблему, предоставив мне подборку снимков из порнографических журналов и статей по урологии, чтобы я просмотрел её в поисках «максимально похожего».
К подобному занятию я оказался не слишком готов – ни психологически, ни с точки зрения практического опыта. Странно слышать подобное в век безудержного гедонизма, но я не видел обнажённого мужчину, и уж тем более сексуально возбуждённого, с момента выпуска из школы двадцать пять лет назад (я провёл полтора года на тёмной стороне Луны и даже на шаг не приближался к секс-бару, предпочитая общение один на один. Даже если компанию приходилось снимать, как это обычно и случалось).
Так что этот прибор заметно длиннее и толще предшественника – всем ли мужчинам свойственно неосознанно преувеличивать свои размеры? – и лишь приблизительно напоминает прежнего себя в состоянии эрекции. Лихой молодецкий наклон.
Это дурновкусие, но писать о мастурбации необходимо. Поначалу ничего не выходило. Делая это правой рукой, я словно держал член другого мужчины, к чему никогда не стремился. А вот с новой рукой процесс шёл как должно, хотя, вынужден признать, данный опыт отдавал вуайеризмом. Ощущения невероятно острые. Семяизвержение более бурное, чем в молодости.
Это заставляет меня задуматься. В прочитанной недавно книге, посвящённой химическим процессам в мозге, автор неоднократно подчёркивал, что ошибочно полностью отождествлять понятия «разум» и «мозг». Мозг, писал он, в некотором роде лишь сложнее устроенный и более сконцентрированный сегмент нервной системы; он координирует наше сознание, но истинный разум пронизывает всё тело сетью нервных узлов. На самом деле, он привёл в пример сексуальность. Когда мужчина в шутку замечает, что его пенис обладает собственным разумом, он, отчасти, прав.
А ведь, по сути, в новые части моего тела встроены настоящие мозги: биочипы, обрабатывающие поступающую сенсорную информацию и отсылающие команды совершить определённое действие. Являются ли эти «мозги» частью моего сознания в том же смысле, что и вся остальная нервная система? Опыт мастурбации свидетельствует о том, что они могут функционировать самостоятельно.
Это, скажем так, рабочая теория. Посмотрим, что произойдёт, когда я окажусь в условиях посложнее, где не буду настолько погружён в себя.
23 сентября 2058 года
По-видимому, за ночь что-то изменилось. Я проснулся сегодня утром, ощущая свои кибернетические конечности полными сил. Один из поручней кровати перекрутился в том месте, где я, должно быть, неосознанно за него ухватился. Мне без проблем удалось выпрямить его обратно.
Некий смутный импульс побуждает меня пока что хранить этот талант в тайне. Техники полагали, что я смогу сжимать протез с силой, в три-четыре раза превышающей показатели обычного человека; однако очевидно, что моя хватка намного мощнее.
Но зачем это скрывать? Понятия не имею. Рано или поздно они прочтут эти дневниковые записи и меня обличат. Впрочем, вреда здесь никакого; я ведь должен фиксировать процесс своей физиологической адаптации либо дезадаптации. Пусть сами мне объясняют, почему я так поступил.
(Позже) техники потрясены, они в восторге. Я смог поднять девяносто килограмм. Я знаю, что если бы как следует дёрнул, то выкорчевал бы аппарат из стены. Завтра я выдам им сто десять килограмм, а затем постепенно доведу показатель до ста двадцати пяти.
Очевидно, с приложением усилия стоит быть осторожнее. Если я перенапрягу органические части своего тела, то есть риск получить серьёзную травму. Металлическим кулаком я определённо сумел бы пробить дыру в двери шлюза, но при этом протез вырвало бы из суставов. Законы Ньютона по-прежнему действуют.
Другие же придётся переписать.
24 сентября 2058 года
Сегодня мне довелось потренироваться с тремя различными дистанционными манипуляторами. Потрясающий опыт!
Первый представлял собой бестелесную руку, прикреплённую к стойке – приспособление, применяемое для обучения обычных людей управлению манипуляторами. Разница лишь в том, что мне не требуется рукав для неточной передачи своих пожеланий механическому двойнику. Я могу подключиться напрямую. Я пользовался дистанционными манипуляторами по работе со времён аспирантуры, но никогда подобным образом. Через рукав ты получаешь неуклюжее подобие обратной связи от встроенных в пластик бороздчатых генераторов сосудосуживающего поля. С моим новым оснащением обратная связь ничем не отличается от того, что чувствует обычный человек, когда прикасается к объекту, только эти ощущения куда острее. Когда меня впервые попросили поднять яйцо, я подбросил его вверх и поймал (знаю, не такой уж и выдающийся трюк при лунной гравитации, но мне бы с лёгкостью удалось подобное и при земной).
Следующим стала землеройная машина, которой пользуется «Вестерн Майнинг» на станции Гримальди. Она оказалась занятной, не только из-за габаритов, но и потому, что имела место едва заметная задержка коммуникации. Гримальди находится лишь в паре дюжин километров от нас, однако свободных каналов данных, к которым можно было бы подсоединиться, не хватало для того, чтобы я мог воспользоваться наземной линией связи для взаимодействия с землеройным манипулятором. Мне пришлось подключиться через космический спутник, поэтому мысль и действие отстояли друг от друга на десять секунд. Ощущать мощь было приятно, но немного непривычно: я делал ладонь лодочкой и совершал зачёрпывающее движение вниз, а затем слишком долгое мгновение спустя чувствовал сопротивление реголита. И вот я уже непринуждённо держал в ладони несколько тонн камня и грязи. Вокруг стояли люди, наблюдавшие за процессом; я мог бы засыпать их плавным движением кисти. Но вместо этого чинно сбрасывал всё на конвейерную ленту, ведущую к преобразователю.
Однако устройством, которое произвело на меня самое сильное впечатление, стал микро. Он вошёл в обиход всего несколько месяцев назад; я слышал о нём раньше, но мне не представлялась возможность увидеть оборудование в действии. Это полноценная рука едва ли больше десятой части миллиметра в длину. Я пользовался ею в сочетании с маломощным электронным микроскопом-сканером, перемещаясь по поверхности микроцепи. При таком увеличении манипулятор напоминал руку на длинной палке, блуждающую по коридорам здания, чьи стены текстурой варьировались от грубой штукатурки до полированного металла и облупленной серой краски, пронизанных паутиной толстых золотых кабелей. При необходимости я мог задействовать ещё один манипулятор, который контролировал правую конечность через рукав, чтобы помочь с решением простеньких задач плотника или слесаря, которые в реальном мире приводили к значительным изменениям в квантовоэлектродинамических свойствах электрической цепи.
Вот она, подлинная сила: не сокрушать металлические трубы, не поднимать тонны камня, но распоряжаться электронами, диктуя им свою волю. Первую докторскую степень я получил в области электротехники; в порыве неожиданного озарения я осознал, что, по сути, стал первым в истории подлинным электротехником. Два часа спустя меня заставили остановиться; сказали, что я начал проявлять признаки переутомления.
Меня усадили в инвалидное кресло, и я в самом деле уснул по дороге в палату. И видел сны о микрокосме и безграничной мощи.
25 сентября 2058 года
Металлическая рука. Я ожидал, что она будет разительно отличаться по ощущениям от «биоидентичной», но, разумеется, чаще всего это не так. Электрические цепи есть электрические цепи. Разница чувствуется в условиях крайнего напряжения: «биоидентичная» рука подаёт «болевые» сигналы, когда я приближаюсь к уровню нагрузки, способному повредить имитирующий плоть материал. С металлической же конечностью я могу вырвать кусок стальной пластины толщиной в сантиметр и не испытать ничего, кроме «мышечного» напряжения. Будь у меня две таких руки, я бы творил чудеса.
Механическая нога не отличается подобным даром. В неё установлены контроллеры, ограничивающие силу и диапазон движений до возможностей обычной конечности, что разумно. Даже обычный человек порой почти стукается головой о потолок в условиях лунной гравитации. Я мог бы резко встать и заработать сотрясение мозга или ещё что похуже.
И всё же металлическая рука мне по душе. Когда я наберусь сил (ха!), мне позволят выйти наружу и протестировать её в скафандре. Швырнуть что-нибудь за горизонт.
С сегодняшнего дня я потихоньку возвращаюсь к подобию обычной жизни. Я пробуду в Биотехе ещё недель шесть-восемь, но меня уже подключили к моему кабинету на «Скайфэк», и я начал приводить в порядок документацию. По два часа утром и два часа вечером. Это отвлекает, но, честно говоря, душа к данному занятию у меня не лежит. Я бы охотнее поигрался с микро (зарезервировал себе три часа завтра.)
26 сентября 2058 года
Через крошечный палец микро провели оптоволокно, так что я смогу наблюдать за его движением на мониторе без ограничений, налагаемых полем обзора электронного микроскопа. Когда манипулятор перемещается, картинка смазывается, но стоит несколько секунд подержать устройство неподвижно, и компьютерный помощник выстраивает довольно чёткую панораму. Я воспользовался микро, чтобы пройтись по всей длине руки, и это завораживало. Волосы казались пучками жёстких чёрных стеблей, поры – крошечными влажными кратерами. И повсюду угадывались свидетельство медленной гибели кожного покрова – полупрозрачные хлопья отшелушившихся клеток.
Я стал чаще носить металлическую руку вместо «биоидентичной». Посторонние взгляды меня не смущают. Металлическая конечность станет куда полезнее в работе, а я стремлюсь тренироваться так часто, как это возможно. Да ещё и это умопомрачительное ощущение силы.
27 сентября 2058 года
Сегодня я вышел наружу. Поначалу передвигался я весьма неуклюже. За последние одиннадцать лет я пользовался скафандром исключительно в невесомости, так что все мои рефлекторные реакции неправильные. И всё же, при гравитации в 1/6g ничего страшного произойти не должно.
Я ощущал приятное волнение и в то же время растерянность, так как не мог проявить свою силу в полной мере. Однажды я даже перестарался и чуть не кувырнулся через огромный валун. Прежде, чем полететь головой вперёд, я осознал, что мой левый ботинок пропахал сантиметров десять реголита в ответ на приложенное мною усилие. Поэтому я отступил на несколько шагов и незаметно забросал предательское отверстие грунтом.
Я и в самом деле способен метнуть камень за горизонт. С помощью пращи мне бы удалось отправить небольшой булыжник на орбиту. Можно предлагать свои услуги в качестве пусковой площадки.
(Позже) весьма любопытно. Миленькая медсестра, которая работала над проектом с самого начала, зашла ко мне в палату после ужина и предложила провести недвусмысленный эксперимент. Он увенчался бешеным успехом.
Хоть моё новое тело следует стандартной процедуре возбуждение-плато-оргазм, всё общее с нормальным процессом на этом этапе завершается. Периода восстановления нет; процесс эрекции полностью находится под произвольным контролем. Такими темпами у меня есть все шансы стать самым популярным мужчиной на Луне.
Синтетическая кожа пениса так же тонко различает тактильные ощущения, как и кибернетические пальцы: к собственному удивлению я узнал о внутренней топографии женщин куда больше любого когда-либо жившего мужчины – даже больше любой женщины!
Пожалуй, завтра отправлюсь на тёмную сторону Луны.
Это первая часть серии о том, как сделать случайные (и не только) встречи веселыми.
Что делает встречи за вашим столом незабываемыми?
Что касается меня, я рассматриваю две аудитории: игроков и ДM. Давайте сначала поговорим об игроках.
У наших друзей есть много причин страдать из-за наших злодеев, ловушек и плохих каламбуров. И они продолжают возвращаться за новыми, значит, вы что-то делаете правильно!
Но когда я планирую развлечься, я смотрю на три основные вещи:
Когда мы даём игрокам интересные варианты, они вовлекаются. Им есть чем поразвлечься, разыграть роли и против чего объединиться. Будь то обход новой ловушки, которую они никогда раньше не видели, убеждение местного кузнеца заключить с ними сделку или решение, остаться охранять графство или вступить в бой с драконом, такой выбор пойдет на пользу игроку. Веселье в меру.
Кроме того, мы должны стремиться предлагать как можно больше интересных вариантов. Сколько интересных вариантов обычно предлагают ГМ? Может быть, один или два действительно хитрых человека за каждую сессию? Как игроку мне обычно предлагают левый или правый, открытый рынок или крючок. Хорошая вещь, но не супер оригинальная и увлекательная.
Но что, если мы расширим наш выбор?
Вместо пары вариантов молочных тостов, добавляемых в игру в каждой сессии, мы вместо этого накапливаем дьявольские точки принятия решения в каждой встрече или даже несколько раз за встречу?
Это подводит нас к идее заработанных наград. Если бы награды были бесплатными, мы бы их не ценили. Без испытаний и борьбы мы не меняемся, и то, что происходит на нашем пути, кажется незаслуженным. Некоторые могут даже сказать, что миссии, умные противники и сложные испытания навыков — ЭТО развлечение.
Но как бы то ни было, сундук с золотыми монетами и магическими предметами на вкус намного слаще, когда персонажам (и игрокам) приходится ради этого попотеть.
Когда мы задействуем мышление, командную работу, усилия и готовность идти на риск, чтобы заработать очки опыта, добычу и развитие сюжета, игроки скажут вам, что они получили самое большое удовольствие за игровым столом в своей жизни.
И накопление интересных вариантов на каждой сессии — верный путь к этому.
Обратите внимание, что я не говорю об одновременном выкладывании на стол нескольких вариантов выбора. Хотя иногда это представляет собой интересную задачу, обычно это просто приводит к параличу анализа. Это также разрушает партийные дебаты, поскольку, вероятно, каждый игрок будет выступать за свой выбор, что затрудняет достижение консенсуса.
Вместо этого ДM может превратить даже двусторонний выбор, такой как налево иди или направо, в потрясающий игровой процесс, в котором последующие награды будут казаться заработанными, а не просто полученными.
Автор @bareee
Для тех, кто не играл в игру:
Уилл в начале кампании -- человек, который получил возможность колдовать за счёт договора с дьяволицей Мизорой (см. 3-ю часть комикса). В обмен он должен исполнять её задания, и, провалив одно из них, в наказание он получает рога.
Гейл это волшебник-заучка, у которого одна из возможных концовок -- профессор в академии магии.
Шэдоухарт -- жрец-целитель.
Добавляйте цейтнот практически к каждой встрече персонажей игроков в своих играх, если вы еще этого не сделали.
Когда мы это делаем, мы получаем множество преимуществ GMing:
Эффективный способ создать срочность — установить дедлайн. Пусть игроки и их персонажи соревнуются на время. Вот 1d6 способов сделать это:
Боже! Потолок уже наполовину опустился, ребята! Что мы будем делать?!
Вместо статических ловушек, ожидающих срабатывания, используйте ловушки, которые двигаются, самовооружаются, имеют хорошие сенсоры и являются динамичными, чтобы представлять угрозу для персонажей игроков.
Сможет ли партия завершить переговоры до того, как прибудут соперники с более сильными рычагами влияния?
Дайте группе NPC или фракции ту же цель, что и группе (но по более гнусным причинам). Затем подайте сигнал до или во время встречи, что их прибытие неизбежно.
Таймер показывает, что осталось 50 секунд, а затем взрывается бомба!
Ключевым моментом здесь является то, чтобы сделать ограничение по времени заметным. Персонажи входят в комнату и видят светодиодные часы, показывающие :59, :58, :57. Или песочные часы наполовину опустошены. Или есть гром, который становится все быстрее и быстрее, громче и громче.
Каждый квиклинг падает с одного удара, но сможете ли вы поймать их всех вовремя?
Либо преследуемым не должно быть позволено добраться до места назначения, либо группа должна поймать тех, кого они преследуют, до истечения времени.
Предотвратите пункт назначения: поймайте вора, прежде чем он достигнет хорошо вооруженного убежища гильдии.
Прежде чем время истечет: поймайте вора, прежде чем он сможет уничтожить улики.
Заложник ранен, и похоже, что он долго не проживет.
Физический, магический или другой вред вот-вот постигнет невиновных, оказавшихся в такой ситуации. Или, возможно, они и есть ситуация.
В качестве альтернативы, возможно, заложника ведут к повозке или кораблю, и группа должна предотвратить это, иначе они потеряют его.
Драконианцы вызвали подкрепление, которое скоро прибудет на лифте-котле, и теперь отряд должен каким-то образом спуститься в затонувший город!
Это еще одна причина, по которой мне нравятся 5-комнатные подземелья. Вы можете видеть вещи целостно, не удивляясь. Если места встречи в комнате физически близки, то звуки, сигналы тревоги, системы слежения и т. д. предупреждают и вызывают угрозы из соседних комнат.
Если комнаты концептуально удалены, то последствия одной комнаты могут усложнить жизнь группе, сделав следующие комнаты более опасными. Например, охранники находятся в состоянии повышенной готовности и вооружены арбалетами, подлые типы готовы устроить засаду, преступники успели спрятаться или начать уничтожать улики, или были вызваны или активированы дополнительные средства защиты.
Как только вы привыкнете добавлять срочность к большему числу встреч, вы можете начать комбинировать методы срочности. Это дает вам гораздо больше комбинаций и способов смены обликов, чтобы игроки не переутомлялись и не тряслись во время вашего приключения.
Например, в Dragonlance героям нужно не только за два дня добраться до знаменитого затонувшего города, чтобы найти магический артефакт, но и избежать преследования армии драконов.
Быстрый. Добавьте срочности своим сегодняшним встречам. Пока не поздно!
Что делать, если ты очнулся в больничной палате, врачи, ползающие по потолку, не внушают доверия, а из раздувшегося живота доносится странный голос, дающий тебе советы?
Автор: Sam Miller. Мой перевод, вычитка: Sanyendis.
Мерцают люминесцентные лампы. Светло-голубой, тёмно-синий, снова светло-голубой. Я прихожу в себя на больничной койке. Обычная мягкая кровать, как в какой-нибудь городской клинике. Одна из ламп светит тусклее остальных, она покачивается у меня над головой на тонком проводе. Я опускаю глаза. Живот под больничной пижамой, в которой я лежу, невероятно раздут. Из него доносится какое-то скрежетание, а потом я слышу голос.
- О, ты проснулся! – из живота звучит голос, говорящий с сильным нью-йоркским акцентом. Я чувствую, как с каждым звуком внутри шевелится что-то тонкое и длинное. Там, где лапки нажимают изнутри на кожу, на ней проступают бугорки. – А я уже заждался. Когда же, думаю, он наконец-то проснётся!
Я чувствую, как что-то очень большое извивается в моих внутренностях, и к горлу подкатывает тошнота.
- Э… Что?..
- Давай, давай, вставай же, ну! – укол боли заставляет меня подняться на ноги. – Извини, парень, но нам пора. Нужно выбираться отсюда!
- Но что… что происходит? Как ты оказался у меня внутри? – я тыкаю пальцем в живот. Кожа натянута, как барабан.
- Ну, ты же пошёл к врачу из-за расстройства желудка [прим.: stomach bug – расстройство желудка, но буквально – желудочный жук]?
- То есть… Да, у меня были какие-то боли в животе, но я не помню, чтобы собирался к врачу…
Из глубины вздутого живота доносится тихое клокотание, приглушённое плотью и кожей:
- Похоже, у кого-то проблемы с памятью, а?
Я выхожу из крохотной палаты и оказываюсь в коридоре. Он такой длинный, что света одинокой лампы, висящей над головой, не хватает, чтобы осветить его полностью. Я медленно иду вперёд. Ступать тяжело и немного неприятно. Живот так раздулся, что приходится прилагать нешуточные усилия, чтобы заставить себя сделать следующий шаг. Я чувствую, как внутри что-то извивается и булькает, словно жидкости моего тела перекатываются под лапами этого существа. На ходу я пытаюсь ощупать его: семь, по меньшей мере, длинных веретенообразных лап, твёрдые шипы, покрывающие тело, и мягкие усики, которые извиваются и щекочут стенки моего кишечника. Резкая боль пронзает тело: меня заставляют поторапливаться.
- Обязательно так делать?
- Нет, вовсе нет. Хочешь, я перестану?
- Да, будь любезен…
Придерживая руками живот, я привстаю на цыпочки и дотягиваюсь до большого окна, выходящего на улицу. Чернота. Где-то в вышине клубятся облака, слегка подкрашенные голубым. Непонятно, это настоящий их цвет или просто оттенок стекла, через которое я смотрю. Я чувствую щекотку в глубине горла, и тоненький мягкий усик, выглянув из моего рта, несколько мгновений смотрит в окно вместе со мной. А потом то, что находится внутри, подпрыгивает и извивается, царапая лапками внутренности и снова причиняя мне боль. Я сгибаюсь пополам, и на пол выливается лужица ядовито-зелёной рвоты. Она кажется особенно яркой на абсолютно белой кафельной плитке. Присмотревшись, я вижу в ней множество маленьких белых шариков.
- О, прости, парнишка. Может быть, ты хочешь меня о чём-то спросить?
- Эм… Кто ты вообще такой?
- А разве я не сказал? Я желудочный жук. Тебе надо срочно найти врача, чтобы избавиться от меня, но, видишь ли, врачи сейчас на перерыве. Они все там, снаружи.
Я снова выглядываю в окно. В непроглядной черноте, на фоне клубящихся облаков видны чьи-то парящие фигуры. Я снова тыкаю пальцем в твёрдый живот.
- Я не помню, чтобы ходил к врачу, но, наверное, если у меня и правда желудочный жук, надо попробовать от него избавиться.
- Отличный настрой, парнишка! – доносится изнутри шуршащий голос.
Медленная волна пульсирующей боли прокатывается по телу. Ощущение такое, будто меня сейчас вырвет, но рвоту блокирует внутри что-то вроде толстой пробки. Наверное, это и есть желудочный жук, от которого я должен скорее избавиться. Отойдя от окна, я медленно бреду по больничному коридору. Редкие флуоресцентные лампы, свисающие с потолка, создают островки света. Тьма между ними такая густая, что я ощущаю только твёрдый кафель под ногами и направляющие уколы веретенообразных конечностей, пока не вхожу в очередной освещённый круг. Я снова обращаюсь к жуку.
- Ну и… каково это – быть внутри меня? – я чувствую, как от нескромности этого вопроса краска заливает мои щёки.
- Хе-хе, малыш, да не нервничай ты так. Тут тепло и уютно! Чудесное место, правда, чудесное. Но, готов поспорить, ты бы не захотел, чтобы внутри тебя снова что-то оказалось, так ведь?
Я нервно оглядываюсь по сторонам. В голове крутится вопрос – как желудочный жук узнал об этом? Но обсуждать эту тему дальше было бы слишком неловко. Покрытый потом, усталый, растерянный, я поворачиваю за угол и вижу нечто, прижавшееся к потолку. Существо длинное и худое, его голова сужается, образуя плоское рыло, похожее на утиный клюв, а на плечи, словно пальто, наброшен длинный белый халат. Оно сползает по стене и нависает надо мной на длинных задних лапах. В позвоночник и кишечник словно вонзаются острые иглы.
- Беги, малыш! Этот доктор тебе не поможет, это один из тех шарлатанов [прим.: quack – это и звук крякания утки, и «шарлатан»]! Они всюду лезут со своей альтернативной медициной, а от неё один только вред, сам знаешь! – громогласно заявляет желудочный жук, а я чувствую, как боль в моих внутренностях нарастает.
Доктор-шарлатан говорит:
- Сквонк! Вот, возьми, возьми этот порошок, он очищает, он очистит! Сквонк! Бери, бери!
Он протягивает руку с длинными, тонкими пальцами, на ладони лежат маленькие белые камешки. Клюв раскрывается, когда он говорит, и в нём видны ряды одинаковых зубов:
- Он удалит из твоего драгоценного тела всех ползающих, извивающихся, жирных тварей, всех паразитов! Кряк!
Я чувствую такую острую боль, что едва не падаю на кафельный пол. Под кожей бёдер набухают продольные выпуклости, я чувствую, как потрескивает моя плоть. Я бросаюсь прочь от Кряка, бегу в противоположном направлении, но натыкаюсь на другое такое же долговязое существо.
- Глэк! Выпей чашечку разбавленных чернил, это прочистит тебе желудок! Гланк! – кричит оно мне.
- Беги, беги скорее! Эти шарлатаны тебе не помогут, они хотят запудрить тебе мозги! Ты должен найти Каров, вот они-то настоящие доктора! Но у них сейчас перерыв!
Мои ноги начинают двигаться так быстро, как никогда в жизни, веретенообразные конечности мелькают под кожей. Я тяжело дышу, те твари с хлюпаньем ползут следом. Мы мчимся вперёд, минуя коридор за коридором, всё дальше уходя в глубь клиники, пока, наконец, передо мной не возникает широкое окно. Желудочный жук внутри ворочается и крутится, ползает и извивается, а я судорожно оглядываюсь, пытаясь понять, не догоняют ли меня те лжеврачи. Повернув голову, я вижу одну из птиц – теперь она кажется ближе, чем раньше. Видимо, я поднялся гораздо выше.
- Снимай пижаму!
- Что?
- Снимай скорее пижаму! – повторяет желудочный жук. Я чувствую острый укол боли в животе.
- Чёрт побери, ладно, ладно! – я стягиваю халат, обнажая раздувшийся живот, на котором проступают отвратительные контуры хитиновых лапок, и смотрю в окно на огромных птиц, кружащихся в клубящихся облаках.
Некоторые из них замечают меня и подлетают ближе, а я стою в неловком молчании. Одна из птиц уже так близко, что я вижу её пристально вглядывающийся в меня жёлтый глаз.
Она подлетает к самому окну. Стена сотрясается от сильного удара, и я едва не падаю, когда стекло разбивается вдребезги. Огромный чёрный клюв врывается в зал и широко распахивается, обнажая бледное горло. Острая колющая боль прокатывается по позвоночнику и бёдрам, под кожей шевелятся выпуклые фигуры. Слизистые бледные усики поднимаются по пищеводу, выглядывают наружу из моего приоткрытого рта. Лоб покрывается бисеринками пота. Ноги сами собой несут меня вперёд. Я ступаю на мягкую плоть, устилающую раковину клюва издавшей победный крик птицы, и в последний раз слышу голос желудочного жука:
- Эй, малыш, без обид, ага? Я просто хотел, чтобы у моих деток был хороший дом.
Клюв захлопывается.
===
Прим.: игра слов, "stomach bug" - это и "расстройство желудка", и, буквально, "желудочный жук".
Другие рассказы этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Наш канал в ТГ: Сказки старого дворфа.
Проснувшись, герой рассказа понимает, что с его зубами творится что-то неладное: они покрыты странной слизью и кажутся инородными предметами, застрявшими во рту.
Автор: Hisham H. Мой перевод, вычитка: Thediennoer (Sanyendis).
Я просыпаюсь.
Что-то не так.
Мой рот широко открыт.
Я пытаюсь сомкнуть челюсти.
Но не могу.
Лицо онемело. Похоже, я успел обслюнявить всю подушку, пока спал.
У меня буквально отвисла челюсть.
В голове проносятся мысли: уж не пережал ли я во сне лицевой нерв?
Я встаю с кровати, и с нижней губы на подушку стекает длинная струйка слюны. Наверное, со стороны я сейчас похожу на идиота.
Зубы чешутся. Погодите… Что?
Чешутся? Я провожу по ним языком.
Зубы покрыты какой-то слизью и ощущаются как что-то инородное, застрявшее во рту.
Поспешив в ванную, я включаю свет и смотрю в зеркало.
Зубы стали коричневыми. Такой, знаете, тошнотворный, гнилостный коричневый цвет. Но ведь ещё вчера они были жемчужно-белыми!
Как такое могло случиться?
Внезапно челюсть пронзает резкая боль. Через несколько секунд ледяные уколы проникают уже в каждый зуб.
Кажется, будто зубы шевелятся в челюсти.
Подождите-ка.
ОНИ И ПРАВДА ШЕВЕЛЯТСЯ.
Не веря своим глазам, я смотрю в зеркало.
Из дёсен проступает кровь. Слюна, обильно стекающая на грудь, теперь окрашена в алый.
Я слишком напуган, чтобы пытаться что-то предпринять. Я стою, застыв в шоке, и со смесью ужаса и благоговения наблюдаю, как вибрируют и покачиваются мои прогнившие насквозь зубы.
Затем боль в одном из резцов достигает пика, и он трескается. Наружу показывается коричневая кашица… И кое-что ещё.
Оно покачивается и падает в раковину.
Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть этот предмет получше. Это какое-то насекомое, всего около сантиметра в длину. Оно забавно шевелит лапками, счищая с тельца остатки моего зуба.
Снова боль. Я чувствую, как коренные зубы и резцы лопаются, словно перезрелые фрукты. Я чувствую шевеление у себя во рту.
Я хриплю и кашляю, раковина и зеркало покрываются капельками коричневой слизи и осколками гнилой эмали. А маленькие твари продолжают чиститься, словно обычные домашние мухи: трут задними лапками по тельцу, а передними счищают слизь и грязь с головы.
А потом они начинают ползать по крану и зеркалу, расправляя крылья.
На самом деле они очень красивы. Они напоминают крошечных, очень худых ос. У них прозрачные розовые крылышки и огромные глаза, сверкающе алым и золотым, молочно-белая головка, чёрные усики-антенны и тонкое брюшко бледно-лилового цвета.
У некоторых из них есть длинный, тонкий, похожий на металлическую проволоку синий хвост, который почти вдвое длиннее тела.
Яйцеклад?
И тут меня осеняет.
Вот умора.
От моего смеха маленькие крылатые жемчужинки взлетают сверкающим облаком.
Я возвращаюсь к кровати, изо рта продолжает стекать кровавая слюна и остатки прогнивших зубов.
Я поднимаю подушку.
Под ней лежит небольшая кучка золотых монет.
Я снова начинаю смеяться.
Как всегда, минутка рекламы. Наш канал в ТГ: Сказки старого дворфа.
Герою сегодняшнего рассказа явно стоило быть осмотрительнее во время прогулок по пустынным переулкам и не спешить доверять странным незнакомцам, предлагающим самые удивительные товары в мире.
Автор: Sam Miller. Мой перевод. Вычитка: Sanyendis.
Ночная улица. Я иду вперёд, фонари над головой освещают путь. Из грязного, вонючего переулка доносится гнусавый шёпот.
– Эй, приятель, друг, дружище, союзник, знакомый! Иди сюда, у меня есть для тебя кое-что интересное! Отличные продукты, вкусные организмы, красивые концепции, и всё это здесь, в этих самых карманах!
В замешательстве я сворачиваю в тёмный переулок. Там стоит приземистый мужчина. Очертания его тела скрыты складками плаща, шляпа низко надвинута на жёлтые глаза. Я спрашиваю, чего ему от меня надо.
– Видишь ли, у меня одни из самых выгодных предложений на самые лучшие товары в мире… Или, по крайней мере, по эту сторону Миссисипи. Просто подойди и взгляни, мой друг-подружка!
Он широко распахивает плащ. Его бесформенное тело перетянуто цепями, с которых свисают клетки. За крупную опухоль на его правом боку зацепилась какая-то мохнатая тварь с огромным количеством глаз, слева висит нечто, напоминающее странную многоножку. Он выворачивает карманы пальто: там лежат коробки с надписями вроде «Лучшее ПЕСЧАНОЕ Животное», «Слизистая Рыбка Для Слизистых Мальчиков» и «Команда Членистоногих Человеческих Мальчиков и Девочек». Его острозубую ухмылку обрамляет поросль бородавок, огромные глаза таращатся на меня. Я осматриваю некоторые из его странных товаров и смущённо перебираю коробки, избегая прикасаться к цепям.
– Если хотите убедиться в нашем качестве, я могу отвести вас на фабрику, откуда выползли эти очаровательные котятки!
– Эм… Х…Хорошо…
Отвратительная, покрытая бородавками рука с пальцами, увенчанными шишковатыми ногтями, хватает мою ладонь. Я не успеваю сказать и слова, как продавец затаскивает меня в какую-то расщелину или трещину между кирпичами. Вокруг кромешная тьма. Ощущение такое, словно я падаю по жёлобу. Лицо обдувает ветер. Продавец не отпускает мою руку. Где-то далеко внизу появляется крохотный светлый квадратик, он становится всё больше и больше, пока мы не ударяемся о что-то мягкое. Нечто под моими ногами вздрагивает и покачивается. Оправившись от падения, я опускаю голову и встречаюсь глазами с этим перекошенным, приземистым существом. На его губах застыла вымученная улыбка. Вскрикнув, я отпрыгиваю назад, ударяясь спиной о решётку.
– Хе-хе, – скрипуче смеётся продавец, – добро пожаловать на нашу прекрасную фабрику производственных товаров, друг-дружище! Кстати, это наша новая мягкая гончая (копирайт!), правда, она милашка?
В замешательстве я поднимаюсь на ноги, и продавец ведёт меня по металлической дорожке. Вокруг стоят массивные механизмы неясного назначения, качаются трубы, вращаются шестерёнки, отовсюду раздаётся хлюпанье мяса и шипение пара. Мелькающие в тенях маленькие существа, одетые в одинаковую униформу и защитные костюмы, скрывающие их тела, вращают колёса, скатывают мясо в шары и выполняют ещё какую-то непонятную работу.
– Здесь, на этой старой доброй мануфактуре, мы производим самые красивые, самые чистые, самые живые организмы и животных! Они идеально подойдут для какого-нибудь маленького жучка или для девчонки, если ты хочешь сделать подарок, или чтобы наполнить какую-нибудь коробку, приятель, если ты подбираешь для неё живность!
В растерянности я молча осматриваюсь по сторонам и наблюдаю за рабочими, а бородатый продавец продолжает что-то бубнить себе под нос. По металлической дорожке мы переходим в другую комнату, полную трубок, баков и ванночек с эмбрионами и какими-то вязкими и влажными существами, покрытыми слизью. Крошек-работников тут ещё больше. Продавец указывает на один из инкубаторов, в котором плавает слизистая тварь, напоминающая эмбрион с зубастой, смахивающей на пиявку, пуповиной.
– Прошу, обратите внимание на наш маленький фирменный штришок! – неопрятный коготь продавца указывает на кожу запертого внутри существа. – Каждый из этих маленьких плохих мальчиков поставляется с крохотной уникальной печатью! Она ставится на их прекрасную кожу, на экзоскелет или на иное подобное покрытие!
На коже инкубируемого эмбриона – маленький символ, состоящий из треугольников, линий и кругов. Такие же фигуры есть на коже всех остальных существ в этой камере. На таращащей глаза голове лошади, насаженной на веретенообразное тело, есть крохотный символ в виде сдвоенных треугольников, на спине краба с двумя лицами выгравирован круг в круге, и так далее. Каждое из этих странных существ украшено каким-то символом, который отличает их от организмов, произведённых не здесь.
– Хе-хе… Если подумать, я, кажется, только что заметил кое-что любопытное…
Грубая рука продавца задирает мою штанину, и на свет показывается то, что я всю жизнь считал родимым пятном: маленькая круглая отметина на лодыжке, всего лишь самую малость темнее кожи. Асимметричные глаза продавца расширяются в удивлении.
– О боже! Ай-яй-яй, похоже, я всё это время распинался перед собственным товаром. Какой же я дурак! Ну, раз уж ты здесь, давай-ка упакуем тебя, маленький ты шалунишка!
Прежде, чем я успеваю понять, что происходит, со всех сторон ко мне протягиваются многочисленные руки, они хватают и тянут меня куда-то. Меня утаскивают всё дальше и дальше, пока я не попадаю в комнату, заполненную коробками, обёртками и кусками пластиковых упаковок. Под решетчатый трап подставлен картонный контейнер, на котором написана какая-то тарабарщина – смесь английского, других языков, которые я узнаю, но не могу прочитать, и языков, которые я вижу впервые в жизни. Многочисленные руки с силой запихивают меня в коробку, и машина, управляемая горсткой крохотных сотрудников фабрики, задвигает отверстие куском пластика, запечатывая меня. Деформированное лицо продавца склоняется надо мной, и он говорит своим скрипучим голосом:
– Хм… Отправляйте скорее этого классного котика, он готов к продаже!
Другие рассказы этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Вомбат:
Как всегда, минутка рекламы: наш канал в ТГ.
Сегодня совсем небольшой рассказ; похороны в описанном автором мире проходят теперь совсем не так, как мы с вами привыкли.
Автор: Pyro Gibberish. Мой перевод, вычитка: Sanyendis
Как-то раз дедушка рассказал мне о том, что называется похоронами. Он сказал, что на похоронах друзья и родственники одеваются в чёрное и поют песни, а потом покойника опускают в яму. Сложно поверить, что люди когда-то так поступали. Это так странно и печально.
Как бы то ни было, с матерью всё обстоит иначе. Мы с Дэвидом сидим на крыльце и смотрим, как самое, наверное, близкое к смерти существо взваливает её тело на свою бугристую спину.
Мне не так уж часто доводилось их видеть, и сегодня я впервые могу хорошо рассмотреть одного из них. Существо напоминает одновременно змею и жабу; его длинное тело кажется неестественно раздувшимся, а по бокам шевелятся сотни маленьких веретенообразных лапок. У него нет ничего, напоминающего лицо; в задней части туловища виднеется пара сокращающихся отверстий и короткий отросток, которым оно подхватывает тела.
Дэвид называет их психопомпами. Я обычно просто говорю «эти штуки». Какой смысл давать имена вещам, которые в них не нуждаются. Нам и без того достаточно горько наблюдать за тем, как один из них подхватывает тело нашей матери, и ни к чему их ещё и очеловечивать.
Я плачу, но стараюсь держать себя в руках. Дэвид не так сдержан, и его рыдания эхом разносятся по нашему тупичку. Он всегда был сильно привязан к маме. В конце концов, когда она заболела, именно он бросил все дела и приехал, чтобы заботиться о ней.
Поднявшись на ноги, Дэвид вытирает глаза. Срывающимся голосом он говорит, что сходит приготовить себе выпить. Я киваю, не сводя глаз с твари, которая как раз начинает обволакивать своей напоминающей сухожилия плотью тело вырастившей меня женщины.
На улице воцаряется тишина. Как всегда, стоило соседям заметить одну из этих тварей, ползущую по улице, как они забрали детей в дома и занавесили окна. Так было всегда, сколько мы с Дэвидом себя помним.
«Эта штука» продолжает сидеть на обочине, её тело мерно пульсирует, словно она ещё не закончила со своими делами. Я смотрю на часы: прошло уже почти две минуты. Странно. Когда умер наш пожилой сосед, одна из этих тварей очень быстро забрала труп и отправилась восвояси.
И почему Дэвид так долго копается со своим напитком?
Тварь издаёт слабый хлюпающий звук и разворачивается в сторону нашего дома. Это сбивает меня с толку ещё сильнее. Неестественно, неловко переставляя многочисленные лапы, существо ползёт по тротуару к нашей входной двери.
У меня стынет в жилах кровь от внезапно нахлынувшего осознания. Я зову Дэвида. Тишина. Когда эта проклятая тварь проскользнула в дверь (мама всё ещё оставалась привязана к её спине), у меня уже не осталось сомнений, что Дэвид допил свой напиток…
Традиционно, минутка рекламы: если хотите поддержать выход новых переводов, милости прошу на наш канал в ТГ, Сказки старого дворфа.
В честь выхода нового фильма по книге Ф. Герберта "Дюна" хочу вспомнить замечательную статью её переводчиа - Павла Александровича Вязникова "Его звали Пауль". В ней он остроумно и смешно рассказывает о нелёгком труде переводчиков, а в особенности - о том, что недостаток знаний и избыток самоуверенности делает этот труд намного тяжелее.
Его звали Пауль
(заметки переводчика)
Да, именно Пауль! Некоторые читатели, привыкшие к «Полу Атридесу», возможно, возмутятся. Но чего возмущаться‑то? Действие романа происходит в далеком будущем. Язык, на котором объясняются персонажи, – явно не английский, он называется «галакт» и имеет «англославянское происхождение», при этом половина и даже больше терминов взяты из арабского, фарси и других языков. Имена в ходу – самого разного происхождения: тут и «славянин» Владимир Харконнен (имеется в виду только происхождение имени), и «тюрок» (или «араб»?) Император Шаддам, и «англичанка» Джессика… Имя сына герцога Лето (а не Лито – от латинского «Leto» – «смерть», «погибель») пишется «Paul» и по‑английски должно бы читаться, конечно, «Пол». Но, как сказано выше, дело происходит в далеком будущем и язык у них НЕ английский; а то же имя французы произнесут как «Поль», немцы – как «Пауль», и т. д. «Пол» – слишком отчетливая «1/2», в то время как холодноватое «Пауль» – имя куда как подходящее для этого персонажа! И все, возражения не принимаются.
«Лито Атридес» – не согласен! По‑английски он Leto, явно не от Lito (приносить в жертву – лат.) и не от Lithos – камень, тогда б и писался через «i», а от Letum (смерть) и Leto (умерщвлять). Значит – Лето. Даже несмотря на созвучие. Пишут «Атридес» и говорят, что он – потомок Атрея. Да уже сейчас у Менелая и Агамемнона (чьим папой был Атрей) наследников не сыскать, а уж в таком будущем…
Потом меня ткнули носом в место в одной из следующих книг, где родство с Атреем указано прямо. Гм. Ну и все равно не нравится мне «Атридес», вдобавок, действительно, столько времени прошло…:)
Да, еще кому‑то, может быть, трудно расстаться с Оранжево‑Католической Библией. Тут вот какая вышла история: «католический» – это в буквальном переводе «вселенский, всеобъемлющий». Оранжисты из Ирландии вряд ли имеют отношение к книге, над которой работали представители таких учений, как «буддислам» или «дзенсуннизм». Возможно, конечно, имелся в виду просто цвет обложки первого издания (типа «Белой» или «Красной» книг). Но я склонен предположить, что даже если так, речь шла не просто об оранжевом, а о шафранном цвете – цвете буддийских одеяний. Короче, я использовал прекрасное слово «экуменический», которое значит «вселенский» (например, о «соборе»). И экуменический перевод Библии уже когда‑то был – это когда решено было сверить имевшиеся священные книги и привести их к единому знаменателю, результатом чего стала так называемая Септуагинта.
Еще один момент, к которому читатели, знакомые с предыдущими переводами «Дюны», могли привыкнуть – нелепые строки «древнего похоронного ритуала», которые произносит на оплакивании Джамиса Стилгар: «Има трава около, и коренья около». Сие в переводе должно означать: «Вот пепел, и вот корни». Читатель недоумевает, а дело в том, что автор, желая изобразить «древний язык», пользуется словарем русского языка (который он явно не знает). Нелепое «около» – перевод английского «Here is/are…» – что действительно значит «вот». С другой стороны, то же «here» можно перевести и как «около», и надо полагать, что это округлое, распевное слово чисто фонетически пришлось Герберту по душе. Вероятно, аналогичная история произошла и с «корнями» – увидев в словаре, что «roots» можно перевести как «корни» и «коренья», автор выбрал второй вариант как более подходящий по размеру и звучанию, оставшись при этом в неведении относительно разницы между корнями и тем, что кладут в суп – кореньями, всякой петрушкой и сельдереем. «Трава» же – результат явной ошибки, ну а «има» вставлено просто для благозвучия… Чтобы стих не звучал так нелепо, мне и пришлось перевести его на хиндустани – у Герберта, естественно, этого нет.
Вообще, вашему покорному слуге пришлось‑таки повозиться с терминами и названиями. Спасибо коллегам, выпускникам Института стран Азии и Африки, которые помогли отследить «этимологию» придуманных Гербертом терминов (кстати говоря, я настаиваю на том, что он Герберт, а не Херберт какой‑нибудь. Слава Богу, есть традиция транскрибирования – Герберт Уэллс, мальчик Герберт из «Таинственного острова»…). Особая благодарность Фариду Юнусову, который – почти везде! – сумел догадаться, какие арабские слова использовал автор (а арабизмов там большинство).
Кстати, о терминах. Должен признаться, что мне пришлось чуточку расширить составленный Гербертом глоссарий. Например, слово «асассин» для англоязычного читателя особых пояснений не требует… да и то, историческая справка, как мне кажется, не помешала бы и ему. А «друзы»! Конечно, Герберт мог предполагать, что читатель, встретив незнакомое слово, кинется к словарю. Но куда там, если даже переводчики не всегда считают это необходимым! Так, в одном из переводов «Дюны» Стилгар, указывая Паулю на показавшихся вдали фременов, (На «фрИменах» настояло издательство. Логика в этом есть… но опять же, мне «фремены» почему‑то больше нравятся. Пусть тут так останутся, ладно?) сообщает «Вот подлинные друзья!» – тогда как в тексте написано «druses». Да, «друзы» и «друзья» (если по‑русски) звучит похоже – а разница таки есть, причем существенная. Назвав фрименов «друзами», Стилгар не только указывает, на происхождение их религии, но и как бы предсказывает роль Пауля в обществе жителей пустыни. Но чтобы понять это скрытое указание, следует сперва отыскать «друзов» в приличной энциклопедии… Еще одна проблема состоит в том, что язык Герберта не слишком прост, и порой собственные его объяснения требует расшифровки. Попытка перевести «наскоком» (как я подозреваю, даже не используя словарь – в гордыне ли, в спешке ли) приводит к совершенно дивным перлам. Первой была знаменитая в кругах любителей фантастики «малиновая Дюна» (фэны прозвали разные переводы «малиновой», «голубой», «синей», «бурой» «Дюнами» – по цвету обложек). В «малиновой» явно был взят так называемый системный «перевод» – это когда фантастика были в загоне переводчики‑любители в меру способностей и знания языка оригинала и родного перетолмачивали зарубежную фантастику, причем часто используя как оригинал польские переводы; потом получившийся текст загонялся на носитель (магнитную ленту для древних ЭВМ) и жаждущие припасть ко кладезю западной НФ распечатывали его на слепых матричных принтерах и передавали из рук в трепещущие руки… Так вот, этот «системный» перевод так и загнали в печать безо всякой редактуры. А несколько последующих изданий использовали тот же текст, редактируя его опять‑таки в меру способностей. И тут‑то уместно произнести «увы»: поскольку способности эти были такими, какими были, отечественный читатель увидел прекрасного писателя Герберта в виде достаточно нелепом, чуть ли не Юрием Петуховым американского розлива. Чтобы не быть голословным, позволю себе процитировать несколько изящных «ляпов» – для начала из той самой «малиновой Дюны».
«Малиновая Дюна» вообще была гордостью моей коллекции, но ее взял для написания ругательной заметки в популярном среди фэнов издании «Фэн Гиль Дон» широко (в этих самых фэнских кругах, а теперь и как писатель) известный А. Свиридов, да так и не отдал: еще бы, не книга, а сплошной анекдот.(Мне позже подарили эту книжечку. Теперь она у меня опять есть.:)Так что мне придется сейчас ссылаться на его, свиридовские, выписки из этого дивного изданьица (Ереван, 1990). Итак: «Ночь была жаркой, но груда камней, служивших домом уже двадцати шести поколениям семьи Атридесов, дышала прохладой». Вот она, жизнь герцогская! Им даже не «груда камней» жилищем служит, а отдельные составляющие ее камни. Ну как тут не переехать на Арракис – в песке оно хоть помягче будет… Или: «В глазах морщинистого рта старухи мелькнула усмешка». «Это был выпуклый шар» (а я, грешным делом, не знал, что бывают еще шары плоские или вовсе «впуклые»). «Посмотрю, как ты будешь предлагать цену, когда рука каждого человека поднимется на тебя, чтобы вымолить свою жизнь и жизнь своего сына» (рука поднимается, чтобы вымолить свою жизнь…). «Дрожь пробежала по его багровому шраму». «Повесить ключи здесь была завершающая определенность». «Прыгающая рыба была вырезана из дерева с толстыми коричневыми плавниками» (дерево с плавниками – такая же новость в зоологии, как выпуклый шар – в стереометрии, и даже большая: в конце концов шары действительно все выпуклые, а вот деревья как‑то по большей части обходятся без плавников, ног и прочих конечностей). «Отцы наши ели манку в пустыне», – поет Халлек. Правильно: а еще гречку, перловку и овсянку. Это ведь тоже беда – переводчики настолько фатально не знают Библии, что не узнают даже самые расхожие к ней отсылки; что уж говорить о точных цитатах, которых у Герберта пруд пруди (да и вообще англоязычные авторы любят библейские аллюзии). «Интересно, сколько здесь “же”? Как‑то тяжеловато! – Девятнадцать по справочнику». (Уж что тяжеловато, так тяжеловато. 19g – значит, 19 нормальных (земных) сил тяжести, то есть при весе в 60 кг бедняга рабочий, прибывший на Арракис, вынужден тащить на себе дополнительный груз в 1080 кг!). Или, наконец, описание дистикомба‑стилсьюта: «Два следующих слоя включают в себя волокна охлаждения солей. Соль регенерируется. Движения тела, особенно дыхания, и некоторые астматические действия обеспечиваются работой насоса. Вода проходит через тормозное устройство и подводится к зажиму у шеи. Моча и кал подвергаются процессу в бедренных корзинах». «Так и видишь несчастного герцога, – замечает “Фэн Гиль Дон”, – с зажимом у шеи, астматически дышащего при помощи насоса и увешанного корзинами с мочой и калом…» Ну и так далее, от страницы к странице – ОТ трех (не менее!) фактических ошибок и ОТ восьми опечаток на страницу. Но это бы полбеды – оставайся все это безобразие в одной книжонке в бумажной анилиново‑малиновой обложке на скрепках. Радость коллекционерам нелепиц, и все. Беда в том, что едва ли не все последующие «Дюны» использовали этот же самый перевод, более или менее отредактированный. Причем, увы, скорее менее, чем более. Обыкновенно, увидав на лотках очередную «Дюну», я открывал сразу первую страницу и если встречал знакомую фразу про камни, в которых ютились Атрейдесы, далее уже не смотрел. Тот же перевод, к примеру, только чуточку подредактированный, был использован в «голубой Дюне» издательства «Осирис». Правда, «выпуклый шар» стал «круглым шаром», что в общем‑то ненамного лучше. (Или подчеркивается, что в отличие от большинства планет, которые по форме есть не шары, но геоиды, Арракис был‑таки совсем‑совсем круглым?) Тяготение на Арракисе у них не «19 же», а «19 единичек». Ну и по мелочи: возник, например, пистолет со «статистическими зарядами». Это значит – статическими.
Ляпы переходили из издания в издание как эстафета. Вот «Дюна» в пересказе ИИФ ДИАС ЛТД, 1991 (издано в «Бесконечной фантастической серии» в 1992 году). Опять – с первой страницы: «Нагромождение каменных глыб, именуемое родовым замком…» Ну почему герцог, правитель целой планеты, вынужден прозябать в каких‑то глыбах? О главном герое говорится: «Почему‑то его сны всегда исполнялись» – тогда как в оригинале «Он всегда помнил свои пророческие сны»; снова путаница с глобусом барона Харконенна: в оригинале четко написано – «Это был рельефный глобус планеты…» Бог знает почему «рельефный» переводится как «голографический», и далее в одной фразе – еще три фактические ошибки. И опять лень заглянуть в нормальный словарь, чтобы уточнить, что «world» – это еще и «планета», да в конце концов, простой здравый смысл должен бы подсказать, что «глобус Мира» – это что‑то не то. Засим барон сообщает: «Здесь (на Арракисе) есть и моря, и озера, и даже реки». В то время как мы с вами знаем, что ничего подобного на Арракисе не было. Может быть, у барона глобус неправильный, хоть и сообщается, что делали его лучшие мастера метрополии? Да нет. В оригинальном тексте сказано – «И тебе не найти нигде (на Арракисе) ни морей, ни озер, ни рек». А чуть позже барону приносят письмо герцога Лето, и приближенный барона Питер читает: «Жаль, что искусству канли (вендетты) все еще поклоняются в Империи». А ведь герцог отнюдь не жалеет об этом, он, собственно, и пишет‑то барону именно с целью объявления вендетты! И сказано в его письме, что «искусство канли все еще имеет своих почитателей». Чуть позже говорится о том, что удалось «заставить Лето обменять Каладан на Дюну – и безо всяких условий». А в оригинале – «…и без всякой альтернативы». То есть герцогу выбирать не приходилось – какие там условия!
Ну, потом опять дистикомбы‑стилсъюты и «астматические действия». Не стоит повторяться – вам ясно уже, что астма здесь ни при чем. А зачем грузчики, затаскивая пожитки герцогской семьи в новое жилище в Арракине, крушат хозяйское добро? ИИФ ДИАС ЛТД описывает процесс так: «звук бьющегося металла сотряс башню… груз прибыл». Металл расколотить сумели, мазурики!..
Художник, оформлявший то издание, нарисовав фрименский крис чем‑то вроде двузубой вилки. Он, по всей видимости, ориентировался на утверждение переводчика о том, что «он был как бы с двумя остриями». Я, признаться, не понимаю, как это нож может быть как бы с двумя остриями: это вроде палки как бы о двух концах. 1,5 острия было, что ли? В оригинале‑то сказано: «он был обоюдоострым, как кинжал». А домоправительница Мэйпс о крисе говорит: «Кто увидит его, должен быть очищен или убит». Наши толмачи почему‑то заменяют «убит» на «заклеймен»… И вновь торчат уши «малиновой Дюны»: Великая Мать обзывается «женским олицетворением спайса» (который, в свою очередь, ниже называется спайсом спайсов – очень понятно, если не знать, что «спайс» – это «пряность»!). Так вот, не «спайса» («spice»), а «спейса» («space») – космоса, значит. Приводят в недоумение «сандснорк» («sandsnorkee») – если заглянуть в словарь, там и «шноркель» есть. Это трубка такая, через нее, например, субмарины воздух забирают. Фрекен Снорк из «Муми‑троля» тут ни при чем, так же как Скуперфильд из «Незнайки» не имеет ничего общего со «скупером», который, в свою очередь, на самом деле «снупер» («snooper» – от «to snoop» – «совать нос (в чужие дела), вынюхивать»). И вовсе он не «радиоактивный разрушитель» – он ничего не разрушает. Он вынюхивает, обнаруживает яды. А зачем «dump boxes» перевели «свинцовыми ящиками»? Буквально это «роняй‑ящик», про свинец там ничего не было. Мне пришлось переводить по смыслу («грузобомба»). Впрочем, «свинцовый ящик» – это еще не так страшно (свинец для названной цели непрактичен, но да бог с ним); в «голубой Дюне» изобретено и вовсе жуткое слово – «думпящик». Его хочется разделять на «дум‑пящик» – не знаю, что такое, но больно уж слово забавное…
В разных изданиях редакторы словно старались перещеголять друг друга. В одном из них (прошу прощения, забыл в каком – не могу же я покупать всю… продукцию, появляющуюся на лотках) мне попалось такое (цитирую по памяти) определение «дистранса»: «устройство, благодаря которому птицы издают звук, похожий на звук реактивного самолета». Что такое дистранс у Герберта на самом деле, вы узнаете из словаря в этой книге… Мало было книг, которым «повезло» с переводами так же, как «Дюне». Мало было переводов, столь же достойных изобретенной фэнами издевательской премии «Одномуд» (присваивается за опечатки и ошибки и называется в честь прославленной опечатки «одномуд‑вум», в девичестве «одному‑двум»).
Самым приличным был перевод, изданный «Феей» (Москва, 1992) – «синяя Дюна». Нет, без ляпов не обошлось и тут (и по‑прежнему основная причина – это лень, либо гордыня, не дающие лишний раз заглянуть в словарь). Но все‑таки это лучший из многих перевод – хотя «лучший из плохих» – это еще не обязательно «хороший». Именно потому, что в этом переводе фактических ошибок гораздо меньше (есть страницы, где фактических ошибок нет вообще!), я хотел бы именно в этом случае провести несколько более обширный «разбор полетов». Начнем со старого знакомого – герцогского замка. На сей раз Атрейдесы живут «в древнем каменном пилоне замка Каладан». Конечно, спасибо, что не в камнях. Но неплохо бы представить себе жизнь в пилоне. Посмотреть в энциклопедии, что такое пилон, и не лучше ли жить вообще в замке (или весь замок, за исключением пилона, был в забросе?). И вообще, не выглядит ли странным проживание в пилоне? Или, скажем, в контрфорсе. В той же фразе сообщается, что «стало душно», в то время как у автора изменение погоды произошло с точностью до наоборот. Через несколько фраз следует такой пример отсутствия чувства языка (из многих и многих): «в крови властелина должно быть лукавство». А чуть ниже – еще того лучше: «Спи спокойно, лукавый негодник», – так прощается Преподобная Мать с юным Атрейдесом. Так и хочется дописать к этому – «утю‑тюсеньки!». Или – «Да будет земля тебе пухом!» На той же странице слово «quasyfief» переводится как «квазифайф». Может, кому‑то этот файф и «в кайф», но только не читателю, который в результате и не поймет, что Арракис находился у Дома Харконнен в ленном владении (квазиленном, чтобы быть точным). А чуть ниже следует пример фонетической глухоты: довольно неуклюжее слово «fafreluches» переведено совсем уж ни в какие ворота не лезущим «система кастовых фофрелюхов». Это так повлияло на одного моего знакомого, что он (не будучи большим любителем фантастики) по прочтении эдакой прелести и всю книгу иначе как «фофрелюхой» не называл. Красоты стиля сверкают во фразах типа: «…Джессика вихрем повернулась и, посвистывая юбкой, широким шагом вылетела из комнаты, надежно затворив за собой дверь», «[его] аорта наполнилась кровью» (а до этого была пуста?), «бледно‑розовые десны, хищно поблескивающие серебряными зубами при разговоре», и т. п. Кстати, о стилистике я говорю в основном применительно именно к «синей Дюне», ибо в прочих вариантах стилистику, за полной безнадежностью перевода в целом, обсуждать вообще бессмысленно. Там погрешности стиля – и есть стиль, и оттого это даже не смешно. В «синей Дюне», стилистические погрешности все‑таки выделяются. Вот еще примеры: «Кривой шрам на его лице искривила улыбка» или «Кого Харконненам наиболее целесообразно наметить своей целью?».
А вот ляп просто прелестный: комната Атрейдеса‑младшего, а в ней… «Слева у стены высился книжный шкаф. Его можно сдвинуть вбок, при этом открывался клозет с полками по левую сторону». Но «closet» – это на самом деле «шкаф» или «гардероб»! Аналогичная ошибка, кстати, встретилась мне в переводе одной из повестей Сильверберга: там сообщалось, что «из всех клозетов в городе стали вылезать скелеты». Зрелище почище Апокалипсиса – а речь‑то шла о «скелетах в шкафу», то есть все неприятные тайны вдруг стали всплывать на поверхность!
Фактическая ошибка: вдова и сын герцога наблюдают бурю в пустыне. «Глянув на остроконечную скалу, он увидел, как внезапный порыв ветра буквально сточил ее бурую вершину». И от этой‑то бури герои прячутся в палатке! На самом‑то деле ветер мгновенно засыпал скалу песком, превратив ее в пологий холм.
«Дороги на Арракисе нелегки» – английское «ways» означает «образ жизни», «обычаи», и фраза переводится как «нелегка жизнь на Арракисе». «Голытьба», живущая в «деревнях», вызывает мираж затерявшихся в арракийских песках бревенчатых изб и поля, где сиротливо не сжата полоска одна. К барону Харконнену – заплывшему жиром гиганту – никак не подходит слова «старикашка» (старикашка должен быть маленький, дохленький, скрюченный).
Про Гильдию сказано, что она «insidious», и это переведено как «внутренний паразит: сперва сосет кровь понемногу, пока хозяин не возражает, а потом – ты у нее в кулаке: плати, плати и плати». Между тем это слово значит просто «хитрый», хотя и имеет общий корень с «inside» – «внутри». «Паразит» там не упоминался, вдобавок – как это возможно оказаться в кулаке у внутреннего паразита?! А в другом месте спутаны «pheasants» – «фазаны» и «peasants» – «крестьяне».
«Человек выполз на гребень дюны – ночной мотылек, оцепеневший под утренним солнцем». Оцепеневший мотылек никуда не уползет, да и не цепенел никто у автора – там было «mote», а не «moth», то есть человек выглядел точкой, крошечным пятнышком. Про оцепенение переводчик добавил от себя, чтобы объяснить «мотылька». «Из‑под повязки (выше сказано, что это был тюрбан) свисали соломенного цвета пряди волос, торчала редкая бороденка и густые брови». Мысленно нарисуйте торчащую из‑под тюрбана бороденку… «Кому‑то приятно было думать, что он умрет именно так, от рук собственной планеты». От рук планеты – это сильно. Далее следует «хрупкая коробочка наветренной стороны дюны» – это просто опечатка, имелась в виду «корочка». Ну и нелепая «котловина Пластыря». То есть Гипсовая. А ниже – «…зеленые формы жизни. Тут – растение, там – животное, а здесь – человек». Это опять опечатка, имелись в виду земные формы. И вот опечатка – «Культы мертвых» назывался фильм, показанный как‑то Паулю матерью. Ошибка наборщика – и появляются «кулы». Но это что, в одном из переводов, кажется, Лавкрафта возникли и вовсе «культи»…
Пола (Пауля) одолевают «думы партизана». Скульптурную группу на станции метро «Белорусская» в Москве видели? Вот такие думы. А Джамис дерется с ним «в исподнем». Такой бедуин в кальсонах с тесемочками… Или как вам понравится следующее: «Когда дед наш солнышко садится, в темноте хромопласт, становится прозрачным». Стиль очарователен, не правда ли?.. «В нас одинаковые потери», – думает Пауль о Чани (в этом переводе Чени). Это согласование – действительно потеря во всех, для кому дорога красота и правильность из русского языка. А вот чудесное изменение смысла: «Я родила тебе сына, – говорит Чани и добавляет: – И получишь все остальное, как только сможешь». Тут путаница со словом «rest» – переводчик понял его как «остальное», тогда как здесь это «отдых»: «Ты должен отдохнуть теперь, насколько сумеешь» (Паулю предстоит серьезное испытание). О сухом, тощем человеке: «Он был похож на сушеную мумию». Чтоб никто не подумал, что он мог быть похож на моченую мумию…
Бывают и такие прелести, как вопросительные междометие «эх?», «хах?», «хе?» или непонятно какое «учз‑х‑х?» произнесенное Стилгаром, когда Джессика взяла его на болевой прием. Тут искажено и звучание, и смысл.
«Этой ночью, – думает Джессика, – лишь тот, кто устроился на ночлег под землей, имеет право хвастать». А у автора все наоборот: «Имеет ли право хвастать тот, кто сегодня забился на ночь под землю?»
Масса путаницы по мелочам: в оригинале «сидел, поджав ноги» – в переводе «развалившись». В оригинале «поджал губы» – в переводе «надул губы». И так далее. Приводить все ляпы, ошибки, опечатки и нелепости – проще, опубликовать для сравнения весь текст книги.
Но все‑таки «синяя Дюна» была ближе прочих к оригиналу. Хотя Герберта и засушили – все эмоции, весь накал испарился, и получилось, по‑моему, довольно скучно. А в иных местах, пытаясь «оживить» речь, переводчик (редактор?) сделал ее довольно нелепой, просто вследствие слабоватого владения языком родным, доходящего порой едва ли не до алексии. А может быть, я просто слишком ревниво отношусь к собственному переводу.
А вообще, каждое очередное переложение «Дюны» все более укрепляло меня в мысли о необходимости издания человеческого перевода. Я закончил свой перевод еще в 1991 году, в самом начале, но у издательства (которое в то время собиралось «Дюну» издать) все время были разные трудности. А книга сложная, работы редакторам и корректорам много… да и наборщикам тоже. Сознаюсь, я сдал в редакцию рукопись в самом полном и изначальном смысле этого слова, то есть текст, написанный от руки. Посему пользуюсь случаем извиниться перед сотрудниками редакции за связанные с этим проблемы и поблагодарить их за титанический труд. Зато теперь наконец те, кто не может прочесть Герберта по‑английски, прочтет – как мне кажется – примерно ту «Дюну», какую писал автору. А не ту, какую переводил… не знаю кто. Программа‑переводчик, наверное? Это мне попалась как‑то инструкция к популярной компьютерной игрушке «Doom», переведенная такой программой. Так вот там рекомендовалось, в частности: «Когда вы приклеились в мертвый конец, давите космическую преграду», что в оригинале означало: «Когда вы попали в тупик, нажмите клавишу пробела». Словом, старая история про то, как «голый кондуктор бежит под вагоном» (сиречь «неизолированный проводник проходит под вагонеткой (крана)»). Только в старые времена такие ляпы умели еще делать без помощи компьютеров.
Коль скоро мне досталась возможность высказать наболевшее, скажу вообще о переводах: не верьте! Если вы видите какую‑нибудь нелепость в русском тексте, это еще не значит, что она была и у автора. Сколько я встречал дичайших ошибок, причем порой даже в довольно хороший переводах! То в викторианской Англии джентльменов приглашают в публичный дом – а ошибка эта так стара, что ее приводят в пример все, кто пишет об Англии. Речь идет о пабе, то есть пивной (по‑английски буквально действительно «public house»). То описывается военный: сидит это офицер в ресторане, а «грудь его туники заляпана фруктовым салатом». И этот неряха преспокойно беседует с сенатором и его супругой. А все потому, что «фруктовым салатом» военные прозвали орденские планки – такие, знаете, пестренькие полосочки, которые носят вместо медалей, чтоб не слишком звенело. А «туника» – это «мундир» или «китель», и прошу вас, читая переводную литературу, помните об этом. Гражданские, особенно в будущем – Бог с ними, может, они и впрямь носят туники, тоги и столы. Но военные, полагаю, и в будущем не станут обряжаться в античные хламиды! С военными вообще у переводчиков много хлопот. То они требуют срочно подвезти на позиции амуницию – хотя зачем в разгар боя нужны ремни и портупеи, неясно: ведь по‑английски «ammunition» – «боеприпасы», а русские слово «амуниция» обозначает все то, что носят военные, кроме непосредственно формы и оружия, а также конскую сбрую, когда речь идет о кавалерии. Или вот: «там лежали стволы, набитые порохом». Если бы переводчик смутился нелепостью фразы и посмотрел бы в словарь, то бочонки с порохом не превратились бы в стволы. А безоткатные пушки не стали бы загадочными безоткатными (и даже в какой‑то повести «несжимаемыми») ружьями. Офицер, услышав приказ старшего по званию, не заорал бы «ай‑яй‑яй, сэр!», а ответил бы «Слушаюсь!» или «Есть!», потому что «Aye, aye, sir!» – это именно «Есть!» и есть. И средневековый негодяй не целился бы в положительного героя из непонятного жавелина, и не носил бы вельветовый костюм, – он, разряженный в бархатный камзол, наставил бы в грудь смельчака копье. Всадник не стал бы натягивать вожжи (впрочем, тут уже не ошибка перевода, а незнание реалий. Как и в случае, когда получившему удар в пах герою кажется, что «его яйца раздулись до масонского кувшина». Не было у масонов никаких особенных кувшинов – речь идет о широкогорлых бутылках популярного калифорнийского вина «Paul Masson», сейчас оно продается и у нас.). При взгляде на симпатяшку‑официантку космопроходец не чувствовал бы себя рогоносцем – он ощутил бы себя готовым к атаке на невинность красотки («horny»). «Навстречу мне по дороге ехал перамбулятор с женщиной‑водителем». Кто знает, как выглядит эта жуткая машина? Никто? Так я скажу: четыре колеса, люлька с ребенком, ручка. «Perambulator» – это детская коляска (обычное сокращается в «pram», но в словаре есть! И женщина, ясно, не за рулем – просто катит колясочку… А как вы думаете, кто такой «гопстер»? Гопник‑гангстер? Почти. Это – член республиканской партии… Бесперечь путаются слова «кремневый» и «кремниевый»: то покажут нам средневековый кремниевый пистолет – еще бы германиевую шпагу и селеновую аркебузу, все утеряны пришельцами; то, напротив, продемонстрируют кремневые транзисторы. Не иначе как вытесанные вручную лучшим мастером племени Серого Медведя, Уыхом. Еще одна распространеннейшая ошибка: вот диалог, речь идет о пропавшем ребенке. «Теперь нам его, думаю, уже не найти, – говорит один. – Живым…» – «Какой стыд!» – реагирует собеседник (между прочим, злодей). Вот именно – какой стыд для переводчика (и ведь сделавшего вполне удачный перевод, даже абсолютно правильно справившегося с неоднозначным заглавием книги – это был «Салимов Удел», где «удел» – это и название городка («владения, территория, поместье»), и «участь». А усеченное «Салим» (от «Иерусалим» – здесь: имя кабана) напоминает о городке Салем, знаменитом самым крупным в истории Америки процессом над ведьмами). Так вот, перевод очень недурен, и тем досаднее ошибка: «What a shame!» означает вовсе не «позор» и не «стыд», а «какая жалость!». А «cheese!» или «Say “cheese”!», часто встречающиеся в англоязычных книгах – это вовсе не «сыр», а «улыбочка!» или «спокойно – снимаю!», в зависимости от контекста. Сыр тут ни при чем – просто при произнесении этого слова губы растягиваются в улыбку, потому фотографы и просят произнести его. Общее место, как и случай с «публичным домом» или «стыдом». А вот поди ж ты, раз за разом переводчики наступают все на те же грабли…
Или, скажем, керосиновая проблема. То персонажи маются при свете масляной лампы на манер какого‑нибудь Аладдина, потому что переводчик поленился слазить в словарь и узнать, что «oil lamp» – это и керосиновая лампа, а не только масляная плошка. То, выйдя из залетевшего в прошлое самолета на летное поле, герой замечает: странно, мол, что нет запаха газа (помните? «Если вы почувствовали запах газа, звоните 04»). Только человек, в жизни не бывавший на аэродроме, может не знать, что на летном поле пахнет не газом, а керосином, потому что керосин как раз и есть топливо для современных самолетов. Аналогичная история – с «песком», которым что‑нибудь начищают или шлифуют: в большинстве случаев это вовсе не песок, а «шкурка», наждачная бумага. Или вот еще: человек звонит в гостиницу и бронирует номер, а затем сообщает: «Я приезжаю завтра. Номер моего американского экспресса такой‑то». Мол, встречайте! Вагон бы еще указал. Это в каком же Урюпинске жить надо, чтобы не знать, что такое кредитная карточка «American Express»?! Герой просто указал, как будет платить за номер. А вот некий гангстер говорит о провинившемся чем‑то перед ним бедняге: «Отправьте его в Детройт» – и никаких пояснений при этом не дается, словно речь идет о высылке революционера в глухую Сибирь. А между тем Детройт, столица автомобильной промышленности Америки, отнюдь не Шушенское и не Тмутаракань. Это народная гангстерская забава – вроде более известных «цементных ботинок». Ненужный человек связывается и помещается в багажник автомобиля, который отправляется под пресс и на переплавку (не обязательно именно в Детройте) – и никаких следов! А вот еще «всадники на квадрупедах». Вполне фантастический зверь… Хотя автор американец назвал его просто «четвероногим».
А уж если зайдет речь о религии… я говорил чуть выше о незнании переводчиками (я имею в виду горе‑толмачей, решивших, что детективы, фантастику и прочую «несерьезную» литературу может переводить любой‑всякий) Библии и прочей религиозной литературы. Вот и выплывает на страницы переводов Желязны некто с «лампами рта его». А это Левиафан был – «пламенники пасти его»… Кстати, в одном из переводов переводчик «пламенники» нашел. А наборщик превратил их – прости Господи! – в «племянников». Или возникает святой Джон‑баптист. Конечно, фантастика – она на то и фантастика, там и св. Айзек (Азимов) бывает, и св. Альберт (Эйнштейн). Но когда герой клянется головой святого Джона‑баптиста, то должен же если не переводчик, так редактор, а не редактор, так старенькая вахтерша баба Клава – кто‑нибудь! – вспомнить, на худой конец, картину с усекновением главы Иоанна Крестителя!!! А вот герой – робот – по имени Ноах. И его товарищ Уззия. А также Джонас, Джоб и Джереми. Если вам когда встретится этот перевод – знайте: роботов назвали именами ветхозаветных пророков, и в русском переводе Писания и имена звучат: Ной, Осия, Иона, Иов и Иеремия. Или такой пустячок: сидят эти герои в монастырской келье: в разговоре – пауза, и стоит тишина, «только из розария доносилось щелканье соловья». Я видел оригинал: соловьев там не было. Только сухо щелкали в тишине четки. Четки по‑английски – «rosary», а поскольку переводчик, как обычно, поленился посмотреть слово в словаре (выглядит‑то знакомо!), он приплел к случаю соловья, здраво рассудив, что розарий сам по себе обычно не щелкает. И аналогичная история в другой книге – герои, собираясь на битву с нежитью, спрашивают священника, есть ли у него освященный розарий. Есть, ребятушки, есть, у него все освященное – и розарий, и малинник, и грядки со свеклой… А отгадайте‑ка загадку: некто совершил убийство. «Что с ним сделали?» – осведомляется герой об убийце. И получает ответ: «С ним поступили по закону Мозаики».
Три попытки! «Мозаика – это планета», – предположил один из моих знакомых. Нет, не так. «Убийцу разрезали на кусочки», – кровожадно сказал другой. Опять нет! «Это какое‑нибудь особенное устройство общества, типа коллективного разума?» – подумав, осторожно спросил знаток фантастики. Увы! Mosaic law – это не что иное, как «моисеев закон». Следовательно, «око за око»… Эх, переводчики… бумаги на макулатуру!
Ну да Бог с ними, впрочем. Я, пожалуй, немного увлекся со своими обличениями. Хватит уж. Позвольте просто предложить Вашему вниманию прилагаемый к сему перевод замечательной книги хорошего писателя и выразить надежду, что Вы получите от этой книги удовольствие не меньшее, чем то, которое испытывают Ваши англоязычные коллеги.
К сему с уважением – Ваш верный переводчик.
