Потребовались недели, чтобы оправиться от шока после того, что случилось с Престоном Джарвисом, и начать хотя бы размышлять над тем, что делать дальше. Мы пытались поговорить с Сарой об этом случае, но казалось, что маленькая девочка, которую мы растили и любили, исчезла в ту ночь вместе с Престоном. В ее глазах больше не было ни радости, ни любви, ни надежды. Только пустота.
До нее невозможно было достучаться. Сколько бы мы ни спрашивали ее, что случилось с Престоном, ответ всегда был один, с минимальными вариациями: “Я заставила его уйти”. Она никогда не утверждала, что убила его, и я полагаю, это в любом случае неподходящее определение. Но говорила, что не сможет вернуть его обратно. Не знаю, верил ли я тогда, что она не может исправить произошедшее, – в тот момент для нее, казалось, не было ничего невозможного, – или скорее в то, что она не хочет ничего исправлять.
Не знаю, какой вариант пугал меня больше.
Сара еще больше изолировалась. Раньше мы с Ханной всегда могли пообщаться с ней, уговорить вместе выйти в магазин, но теперь она не появлялась даже на ужин. Не показывалась целыми днями. Мы могли догадываться, что с ней все в порядке, только по топоту шагов в ее комнате и опустевшим наутро тарелкам у двери спальни. Однажды я засиделся допоздна, чтобы увидеть дочь хотя бы забирающей поднос с ужином, оставленный у двери, но заснул около 3 часов ночи. А когда проснулся, еда уже исчезла.
И каждую ночь та сцена снова и снова прокручивалась у меня в голове. Стоило закрыть глаза, как я снова видел силуэты детей, мелькающие между деревьев, снова чувствовал, как сердце рвется из груди, снова слышал последний испуганный крик мальчика, который будет стерт с лица земли через пару секунд. Я ненавидел засранца. Нет смысла это отрицать, учитывая, сколько боли он причинил моей семье. Но я никогда не пожелал бы никому его участи. Я даже пытался убедить себя, что это все к лучшему: Престон мог вырасти серийным убийцей или вроде того, – но в глубине души понимал, что это не так. Сара пробуждала в людях самое худшее. Престон был ужасным ребенком, но поступал бы он так же, не живи его семья по соседству с нами? Был бы он таким чудовищем, если бы Сара не влияла на него?
Я никогда не узнаю ответ, но именно эти вопросы не давали мне спать по ночам. И так продолжалось до тех пор, пока шок не ослаб, и не пришло время задуматься над другим. Над тем, о чем я слишком боялся думать. Сара сделала такое впервые? И повторит ли она что-либо подобное снова?
Однажды в предрассветный час, когда мир затих, мне в голову прокралась мысль: изначально Сару мучили трое мальчишек. Двое из них якобы уехали, но я не видел проезжающих по улице грузовиков с вещами. Мы располагали только словами любопытных, скучающих соседей.
Несколько дней я вынашивал эту мысль, прежде чем решился выяснить все сам. Если семьи Френсисов и Райанов действительно переехали, их дома окажутся пусты. А если нет…
Я подождал, пока Сара и Ханна уснут. Никто из них не должен был знать, пока я не приду к конкретным выводам. Как бы сильно я ни любил Ханну, у нее плохо получалось скрывать мысли от Сары. Возможно, не хватало концентрации. Я не винил ее за это, но приходилось быть осторожным.
Около трех я поднялся с кровати и обулся.
Фонари и полная луна освещали путь, окружая меня зловещим сиянием среди душной июльской ночи. Засунув руки в карманы, я побрел по тротуару. Ужасно хотелось побежать, как можно быстрее покончить с этим неприятным делом, но я понимал, что бегущий человек посреди ночи будет выглядеть крайне подозрительно для случайного зрителя.
Через пятнадцать минут я подошел к дому Остина Френсиса. Сухая земля с редкими клочками травы вместо газона, забор из металлической сетки, когда-то не позволявший ротвейлеру Медведю терроризировать город… Открыл калитку и подошел к окну. Мне было бы достаточно просто заглянуть внутрь, но шторы были задернуты.
Я обошел дом по периметру, прильнул к другому окну. Снова стена темноты. С тяжелым вздохом оттягивая до последнего необходимость вломиться в дом, я подергал ручку задней двери.
Она поддалась. Дверь открылась с тихим скрипом, от которого у меня душа ушла в пятки.
Внутри меня встретил едкий запах разлагающегося мяса. Я щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Не удивительно. Подсвечивая путь фонариком, я начал обследовать дом.
Тарелки и миски все еще стояли на кухонном столе. Еда превратилась в коричневые сухие комки, покрытые плесенью. С любопытством я открыл холодильник и тут же захлопнул дверцу, отшатнувшись от гнилостного зловония.
В других комнатах царил беспорядок жилища: пустые бутылки, грязное белье, брошенные на полпути вещи… Признаки дома, в котором люди жили, а не дома, из которого переехали.
Чем ближе я подбирался к спальням, тем гуще и невыносимее становился запах разложения. В ужасе от того, что сейчас обнаружу, но понимая, что это единственный способ получить ответы, я вошел в первую комнату. Это была спальня мальчика, самого Остина. И снова меня окружили свидетельства того, что люди в этом доме и не думали собирать вещи: телевизор, Playstation, диски с видеоиграми, модели автомобилей – ни один мальчишка не бросил бы такое богатство. Но это меня уже не поразило.
Меня поразили черные брызги засохшей крови, ошметки плоти и костей, покрывающие стены по обе стороны от кровати, будто парень лег спать с животом, набитым взрывчаткой.
Едкая желчь обожгла мне горло первый раз с тех пор, как я вошел в этот дом.
Я закрыл за собой дверь детской, подумав, что надо бы стереть отпечатки перед уходом. Дальше по коридору была хозяйская спальня. Мистер и миссис Френсис покоились в собственной постели, с одной маленькой деталью: на месте их голов остались только полукругом разлетевшиеся брызги крови, костей и мозгов, окрасившие подушки, изголовье кровати и стену за ним.
Я увидел достаточно. Как в тумане выбрался из дома на задний двор, где меня тут же вырвало в разросшиеся шипастые розовые кусты.
Как давно семья Френсисов “переехала”? Определенно прошло уже больше года, даже около двух.
Я никак не мог перестать об этом думать, спускаясь по улице к дому Райанов. Все пытался вспомнить любые подробности того, как информация о переезде дошла до Ханны – именно от нее об этом узнал я. Она говорила, что ей рассказала Тэмми Хауэлл – соседка, мучившаяся от безделья и дни напролет проводящая у окна. Зачем Тэмми понадобилось лгать о Френсисах? Или она действительно была уверена, что они переехали? Так же, как отец Престона искренне считал, что у него никогда не было сына?
Дом Райанов снаружи выглядел чуть более ухоженным, чем предыдущий, но не намного. Газон сплошь зарос сорняками, одно из окон оказалось разбито, видимо, кто-то бросил с улицы камень. Я и здесь попытался заглянуть в окна, но снова и снова натыкался на стену тьмы. И после нескольких бесплодных попыток отправился попытать счастья у задней двери.
И она открылась без сопротивления. Снова.
Вонь, ударившая мне в нос, в этот раз была куда слабее, чем в доме Френсисов, но пугала не меньше. Я ожидал найти все те же признаки внезапно брошенного жилища, но, включив фонарик на телефоне, увидел лишь относительно чистый пустой дом.
Пыль покрывала большинство поверхностей, не было ни мебели, ни картин, никакого признака присутствия человека. Казалось, что оттуда и правда съехали.
Я доверился обонянию. Вонь шла из-за двери одной из спален, и я открыл ее. И снова с трудом подавил желание выблевать внутренности. Едва сдерживая слезы, осветил комнату фонариком. На этот раз кровью была залита лишь половина комнаты. На кровати лежали останки Кенни Райана. Левая половина тела осталась совершенно целой, серая тонкая кожа обтягивала скелет. А правой половины просто не было. Будто парень упал боком в измельчитель мусора.
В отличие от остального дома, эта комната оказалась нетронутой. Никто и не пытался собирать вещи Кенни для переезда. Казалось, семья просто-напросто о нем забыла.
И от этой мысли у меня похолодели руки.
Они и правда забыли о нем. Он не исчез, как Престон, но для семьи просто никогда не существовал. Неужели Сара пыталась сделать то же самое и с Френсисами годом ранее? Невозможно было узнать наверняка – я бы даже и не подумал спрашивать о таком саму Сару, – но версия казалась вполне правдоподобной.
Еще несколько недель я собирался с мыслями, пока, наконец, не решился поделиться открытием с Ханной. Меня нервировала необходимость посвятить ее в проблему, – ей всегда было труднее скрывать что-либо от Сары, – но секрет грозил поглотить меня.
Начало учебного года было уже не за горами, и нас с Ханной полностью занимала мысль, разрешать или нет Саре возвращаться в школу. Мы были в ужасе от того, что она может сделать с другими детьми, особенно зная, что случилось с семьями Френсисов и Райанов, но все же хотели сохранить хоть какое-то подобие нормальной жизни для дочери. А еще, если быть до конца честными, нам очень нужна была передышка от постоянного ощущения опасности и беспокойства, окружающего Сару, и пропитавшего каждый уголок дома.
Так и не определившись, мы все же решили, что Саре будет полезно сходить хотя бы на ознакомительное занятие. Я должен был отправиться с ней и проконтролировать, чтобы все прошло хорошо: вдруг кто-то решит спросить у нее, как прошло лето, или найдется еще один хулиган, желающий разделить участь Престона Джарвиса.
Но никто к ней не подошел. Хотя и издевательств тоже не было. Учитывая все обстоятельства, я воспринял это как победу. Ханны уже не было к нашему возвращению, она оставила записку о том, что соседка попросила ее о помощи, и попросила не ждать к ужину.
Мне показалось странным такое поведение, но думать об этом было нельзя на случай, если Сара решит подслушать меня из спальни. Она молча направилась к себе, как только мы вошли в дверь.
Тем же вечером Ханна написала мне смс с вопросом, спит ли Сара. Я подтвердил, и мгновение спустя моя жена зашла домой с покрасневшим лицом и опухшими глазами.
– Я… – начала она, но слова утонули в рыданиях.
Я прижал ее к себе и держал, чувствуя, как рубашка пропитывается слезами, пока она не успокоилась настолько, что смогла говорить.
– Я так боюсь, – прошептала Ханна наконец.
– Боишься чего? – О, я чертовски хорошо знал, чего она боится. И разделял ее страх.
– Я нашла кое-что. – Ханна отстранилась от меня и нервно сглотнула, подыскивая слова. – Когда вы с Сарой ушли сегодня, я осмотрела ее спальню. Не хотела говорить тебе, я ведь сама ненавидела, когда родители рылись в моих вещах, но надеялась, что ничего не найду.
Она просто молча покачала головой, не в силах говорить, а затем достала телефон и протянула его мне.
На экране оказалось фото старой, покрытой пятнами обувной коробки. А внутри… коллекция хвостов самых разных животных. Некоторые были еще свежие, с мясом и сухожилиями, торчащими в месте, где крепились к телу, а другие уже сухие и ломкие. И вся эта куча покоилась в гнезде из десятков окровавленных ошейников и жетонов домашних животных.
В шоке, все еще не веря, я поднял глаза.
– Это я нашла в ее шкафу. Листай.
Я смахнул влево и увидел фото открытой книги. Не сразу, но я все же узнал в ней дневник, подаренный Саре на Рождество одной из бабушек.
Внутри дневника были вклеены фотографии. И каждая из них перечеркнута большим крестом.
Вот на одной из них Престон Джарвис. На другой учительница естествознания Сары, которая просила перевести ее в другой класс, рядом девочка – мы видели ее прыгающей на костылях за пару недель до парада 4 июля. Все фото были вырезаны из школьного ежедневника.
Я снова смахнул влево. Еще одна страница, заполненная фотографиями. Еще раз. Еще фотографии. Дети, учителя из ежегодников, семейное фото Кенни Райана и Остина Френсиса, видимо, украденные из их домов, фотографии терапевтов, таинственным образом переставших отвечать на наши звонки.
Я смотрел на Ханну, чувствуя, как краска уходит с лица.
Мы не обменялись ни словом, да в этом и не было необходимости. Потому что в тот момент мы оба поняли, что наша дочь творила зло гораздо дольше, чем мы думали. И отлично держала это в секрете.
Много лет, пока мы думали, что достучались до нее, что научили сдерживать ее способности и отличать хорошее от плохого, Сара мучила, убивала и уничтожала десятки людей и домашних животных по всей округе.
Пока я был погружен в воспоминания о минувших годах, произошло кое-что, заставившее меня и Ханну нервничать еще больше, если это вообще возможно. И началось это с новостей о том, что произошло на стоянке грузовиков Red Trailer. Ниже я привожу статью, найденную сегодня утром в местной газете.
Чуть больше трех недель прошло с тех пор, как Эстебан Гутьеррес прибыл на стоянку грузовиков Red Trailer, где работал поваром, и обнаружил девять трупов своих коллег, постояльцев и друзей, а власти все еще сбиты с толку.
Мистер Гутьеррес сообщил полиции, что прибыл в 5:45 утра, к началу своей смены, и увидел тело Эммы Фицджеральд у служебного входа. На лбу женщины он заметил травму, которая, по словам патологоанатома, была вызвана падением за секунду до смерти. На всех остальных телах обнаружены подобные травмы, хотя, согласно отчету патологоанатома, ни одна из них не могла привести к летальному исходу.
Как уже сообщалось ранее, предварительное расследование не выявило признаков насилия, борьбы или ограбления. Как и признаков утечки газа.
В настоящее время вскрытие тел погибших завершено. Власти сообщают, что смерти также не были вызваны травмами или инфекцией.
Полиция и представители медицины по-прежнему озадачены этим необычным случаем, но заверяют, что в настоящее время для общества никакой опасности нет.
Оставайтесь с нами, чтобы получить самую свежую информацию об этом запутанном деле.
Благодаря нововведению Пикабу вы можете поддержать проект, а мы все также продолжим сдерживать НЁХов, извлекая из реальности и запирая их в рассказах =)⠀
Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
