Прошлый (сюжетный) выпуск тут
Прошлый (не сюжетный) выпуск тут

Оригинал тут
Эмми обзавелась телегой, читать (только её) можно тут

В меня стреляют.

Часто.

Но меня это не пугает. Когда я прихожу в дом и вижу, как кто-то выбегает из передней двери, сжимая в руках винтовку, я знаю, чего ожидать. Им есть что терять. Они испуганы и не знают, что делать. Так я им и говорю. Я даю им информацию о том, как бороться. Я направляю в юридические фирмы, предоставляющие бесплатные услуги. Государственные органы и благотворительные организации, которые могут помочь им встать на ноги. Говорю спокойно и с сочувствием. И люди слушают меня. Некоторые даже благодарят, когда упаковывают свои вещи и уезжают.

С самоубийцами труднее. Я сталкиваюсь с ними как минимум три или четыре раза в год. И люди, которые убивают себя со злости, действительно выкладываются на все сто. Чем больше сложностей они смогут доставить банку, тем лучше. Но люди предполагают, что банк выставляет их дом на продажу сразу же после изъятия, хотя это не так. Дом может простоять забытым на протяжении многих лет, пока меня не отправят его осмотреть. Одинокие тела качаются в пустых гостиных, плоть тает, как свечной воск от времени. Я нахожу это чрезвычайно печальным. Эти люди выставляют себя напоказ, как наполненные яростью диорамы, но никто их не видит. Они перерезают себе горло, сжимая в руках извещение о выселении, но к моменту моего появления, кровь высыхает, а чернила выцветают. Самые отчаянные из них вредят не только себе, но и своим близким. Массовые самоубийства чаще всего происходят среди пожилых людей, но далеко не всегда. Иногда уходят целые семьи. Редко, но это случается. Выжженные солнцем дома с задернутыми шторами, трупы, столько времени проведшие в сухой осенней жаре, что их кожа становится тонкой, как бумага.  Сморщенные губы. Черные беззубые десны, растянутые в жутком оскале.

Чертовски страшно видеть такое в колыбели.

Каждый дом – отдельная история апокалипсиса. Развалины города, открытые только для меня. Виски в бачке унитаза. Фентанил под кроватью. Просроченные счета. И над разрухой трудятся не только те, кого мы выселяем. Эти места пустуют так долго, что в них часто обосновываются бродяги. Обычно они безобидны. Но не всегда. Некоторые по-настоящему опасны. Жилистые мужчины и женщины с суровыми глазами и отсутствующими зубами, выскакивающие из заплесневелых старых одеял и палаток, дико размахивая канцелярскими ножами. На моих руках можно играть в крестики-нолики, на сетке шрамов после таких стычек.

Даже в домах оставленных бродягами все еще небезопасно. Пары из самодельных лабораторий норовят сгноить легкие, иглы, измазанные ВИЧ-положительной кровью и спрятанные между диванных подушек, готовы впиться в любопытные пальцы. А те, кто готовит наркотики, вообще абсолютные параноики. Они буквально набивают свои норы ловушками. Творят из того, что находится под рукой. Осколки стекла на подпружиненых ручках метел. Гнилые половицы поверх припрятанных коробок с лезвиями. Вымазанные дерьмом ножи под фальш-подоконниками…

Иногда я нахожу ловушки, которые уже сработали. Например бейсбольную биту, подвешенную над порогом задней двери. Волосы и кожа запутались меж изогнутых гвоздей, орошая кровью пол. Кровавый след вел к ближайшему лесу, и никаких признаков бедолаги, который эту ловушку устроил. Скорее всего, он сам и попался. Наркоманы проводят дни без сна, а потом, очухавшись, ползут к своим схронам, даже не вспоминая, что успели натворить.

Однажды я нашел парня, лежащего всего в нескольких метрах от своей же ловушки. Он хранил деньги в старом жестяном ланчбоксе в задней части шкафа и сделал так, чтобы любой, кто попытался бы достать их, получил настоящий сюрприз. Лезвие вошло в его локоть и вышло чуть ниже большого пальца. Ему было не спастись. Парень умер, истекая кровью, на холодном линолеуме в доме своей покойной бабушки. Ужасная смерть. А его ланчбокс? Он валялся на полу. Пустой. Полиция полагала, что парень был не один, когда все произошло. Его спутник испугался и решил забрать деньги, оставив несчастного умирать. Прошел целый месяц, прежде чем я его обнаружил, и за это время никто не объявил его пропавшим. Можно было подумать, что на лице парня застыла злоба, но нет. Он просто выглядел чертовски напуганным. Девятнадцати лет, он медленно умирал, корчась от ломки. Свернувшись калачиком, как младенец, одной рукой сжимая свое распоротое запястье. Океан нельзя зажать в кулаке. Он просочится сквозь пальцы. Этот парень знал, что его ждет. Я видел это в его глазах. Ужас. Безумный ужас.

Мет – это чертовски сильный наркотик. Эти бедолаги поджаривают себе мозги, уходя в никуда. Я даже не могу представить, что, по их мнению, они там видят. Кто или что приходит к ним в темноте. Однажды я нашел трейлер, набитый почти сотней ловушек. Не особо сложные, но многочисленные, они были жестокими и отчаянными. Они окружали одинокий дом на колесах посреди ничего, как армия вторжения, состоящая из ножей, медвежьих капканов, украденного оружия и даже нескольких наспех изготовленных самодельных взрывных устройств. Мне и саперной группе потребовалась неделя, чтобы добраться до передней двери, и к тому времени, как мы её открыли, мы были вполне уверены в одном – это место было так защищено не от воров. Тот, кто устанавливал ловушки, боялся выпустить что-то наружу. Вероятно, это был лишь плод паранойи, подпитываемой наркотиками, но идея, что что-то ждало нас внутри, все равно проникла под кожу. Во время операции офицеры то и дело кричали, что кто-то двигается в прицепе, и вся эта атмосфера накалялась добела. Вооруженные мужчины и женщины лежали на животах, наставив оружие на переднюю дверь, руки тряслись. Мы, наверное, постоянно задавали себе один и тот же вопрос: что там, внутри, напугало хозяина так, что он напичкал каждый сантиметр ловушками?

Когда мы наконец вошли, первое, что обнаружилось внутри – нарколаборатория, что довольно типично. Менее типичным было то, что мы обнаружили там труп, разорванный на куски. Он уже почти превратился в прах, много дней проведя на жаре, но останки человека были разбросаны по всему дому. Стенам. Полу. Потолку. Не могу утверждать, что умер он своей смертью, а над телом постарались падальщики. Возможно, если только койоты научились вскрывать замки. То, что осталось от головы и туловища, выглядело так, будто умирал он медленно и мучительно. Отсутствующие пальцы. Вырванные зубы. Один глаз вырван. Пытки – вот о чем я сразу подумал. Но еще более странным, чем все это, было то, что обнаружилось на кухонном столе рядом с разбитыми мензурками и грязным химическим оборудованием. Кукла. Не детская. Фарфоровая коллекционная кукла, пережившая лучшие дни. Напугала меня до усрачки, учитывая обстоятельства. Я не мог избавиться от ощущения, что тот, кто установил ловушки, сделал это из-за нее. Напрашивался вопрос: кем был тот бедный парень, застрявший в трейлере? И что же с ним случилось?

Копы сразу списали дело со счетов. Мет – это чертовски сильный наркотик. Мы все это знали. Но я не был так уверен. Я видел много странных вещей. Кто знает, что посетило этого бедолагу там, в глуши, вдали от цивилизации. Большая часть жизни проходит там, на просторах полей, в лесах или среди холмов, скрытая от любопытных глаз. При моей работе, понимаешь такие вещи. Огромное количество нерассказанных историй. Несбывшиеся мечты, великие триумфы. Заброшенные холсты. Изрядно потрепанные гитары. Радостные моменты, приходящие и ускользающие. Или не приходящие вовсе. Большинство историй идут по типичному сценарию. Большинство. Но некоторые, как с этой куклой, поднимают глубокие вопросы. Другие на самом деле и не истории вовсе, скорее кошмары, поджидающие следующую жертву.

Этот мир полон спрятанных иголок, ждущих любопытных пальцев.

***

Бывают редкие случаи, когда я советую банку не продавать недвижимость. Такие места становятся частью своего рода запретных зон, которые правительство создает по всей стране. Я вижу только фрагменты этого механизма в действии. Мне не платят столько, чтобы копать глубже. Но есть специальные люди, управляющие худшими из худших случаев. Я не говорю о призраках. Ни один из описанных случаев не стал преградой для продажи. Звучит хреново, я знаю. Вытрите кровь. Отскребите мозги. Выньте дробинки из штукатурки. Если следующей семье, которая переедет сюда, придется уживаться с призраками нескольких наркоманов или недовольных бывших владельцев, что ж, пусть будет так. Нет, чтобы место было объявлено непригодным, оно должно быть не подлежащим восстановлению и опасным для жизни. Я говорю о заводах с бездонными дырами, из которых поднимается столько радиации, что правительству приходится строить поверх хранилища ядерных отходов просто для убедительного прикрытия.

Хотя это довольно экстремальный пример. Большую часть времени мы просто объявляем недвижимость непригодной, ссылаясь на пары радона или мета, и обрекаем на запустение. Как тот дом. Точнее ферму, где семья из пятерых человек жила почти шестьдесят лет. К моменту моего прихода дети выросли, а родители уже давно умерли. Дети пытались сохранить семейный дом, пытались вносить платежи... Но у них были свои долги, и в конечном итоге банк получил свое. На первый взгляд дом выглядел не так уж плохо. Немного запущенный, конечно, но у меня невысокие стандарты. Чертовски низкие, вообще-то. Окна были целы. Граффити не видно. Крыша не разобрана. Даже спутниковая тарелка все еще на месте. Глотая теплую воду, всю дорогу проболтавшуюся под пассажирским сидением, я видел из окна машины дом, относительно нетронутый ничем, кроме природы и времени.

И это заставляло задуматься. Жаль, что я сразу не послушал шестое чувство, которое кричало, что это странно: брошенный дом оставался целым так долго. Я взял ключи, которые дал мне шериф, и пошел внутрь, надеясь на легкую работу. Три часа спустя я вывалился из кухонного окна, которое сам же и разбил, с рубашкой и кожей на спине порезанными на ремни. Еле доплелся до машины, надеясь, что сердце, бешено колотящееся в груди, не разорвется, и обернулся на пустую раму, ставшую моим путем к спасению. На одинокую фигуру, едва видимую из-за яркого солнца, но всё же слишком реальную, чтобы быть всего лишь призраком. Мои раны были свидетельством этого.

Когда врач подлатал меня, я присел в приемной и попытался дозвониться бывшим владельцам. Братьям или сестрам. Пробовал номера один за другим. Нужно было понять, что напало на меня и знал ли кто-нибудь об этом. Если это так, кто-то заплатит за всё. Первым ответил старший сын. Я не стал вываливать на него все и сразу. Задавал наводящие вопросы, не спеша, пока не дошел до подвала. Парень рассмеялся, когда я заговорил об этом. Сказал, что он ненавидел спускаться туда, когда был ребенком, потому что слышал странные звуки, будто стоны. Все они думали, что в темном подвале живет призрак, и чтобы они не лезли куда не следует и не навредили себе, их отец приукрасил этого призрака. Дал ему имя. Мэриан.

Мэриан жила в подвале, прячась среди ящиков с фотографиями и одеждой. Она скрывалась за наполовину разобранной газонокосилкой, мелькала где-то на грани видимости. У Мэриан были длинные ногти и поношенное платье из старого мешка. У неё были черные губы, острый нос и бородавка размером с большой палец. “Мэриан ест детей,” – воодушевленно рассказывал детям отец: “И если бы Мэриан узнала, что над ней живут трое детишек, она бы выбралась из подвала, поползла бы вверх по лестнице, подтягиваясь на длинных, волочащихся по полу руках, проскользнула бы в их спальни, скрываясь в тенях и пооткусывала бы кусочки от торчащих из под одеял сочных пяточек!”

– А что насчет морозильника? Вы его когда-нибудь использовали?

– О боже, нет. Даже сейчас этот подвал меня пугает, а тот морозильник был местом, где жила Мэриан, или по крайней мере мы так думали в детстве, поэтому мы держались подальше от него. Он всегда стоял там, у дальней стены, старый и забытый. Мне кажется, папа раньше охотился, когда мы были маленькими, и хранил в нем мясо, но к моим пяти годам он это забросил.

Он показался мне искренним, поэтому я не рассказал о том, что я нашел в доме в конце осмотра.

Он так и не узнал, что за морозильником скрывается ложная стена, а за этой стеной – второй подвал. Самодельный. Бог знает, как отцу удалось сделать это так, чтобы никто ничего не заметил, но он выкопал и обустроил звукоизолированное помещение. Вырыл комнату примерно размером с типовую тюремную камеру. Мебели было не густо. Единственный матрас прислоненный к одной из стен. Железные кандалы вкрученные прямо в фундамент.

И стоматологическое кресло с модифицированными ремнями.

А еще пятно. Расплывчатое пятно Роршаха коричневых, почти зеленых оттенков, растекшееся в углу. С текстурой. Я знал, что это. Видел такое раньше. Останки, навсегда впечатавшиеся в пол, даже после того, как профессионалы отскоблили тело от поверхности. Сначала я подумал, что кто-то переместил источник пятна. Даже увидел следы ног. Но что-то с ними было не так. Что-то вызывало у меня тошноту. Тот, кто оставил их не наступил в пятно и не разнес его по полу. Сами следы были этим самым пятном. Кто-то или что-то, покрытое разложившимся дерьмом бродило здесь внизу.

До этого момента осмотр был обыденным и скучным, но не каждый день натыкаешься на скрытую темницу. Передо мной внезапно предстала страшная семейная тайна, и события не сходились. Кто-то переместил тело и вымазался в гнили, а потом ходил, оставляя следы? Почему черт возьми он делал это босиком? И почему он не убрал за собой? И как ему удалось быть такими неуклюжим и аккуратным одновременно? Не было даже следов волочения...

Я еще раз вгляделся в следы, и что-то внутри меня сжалось. Маленькие стопы. Женские. Мы все знаем эту историю. Не заставляйте меня повторять её. Подвал в глуши. Ремни и кандалы. Семьянин, которого никто не подозревает. Хорошо же он охотился. Больной ублюдок. Так кто же умер в этом подвале? И кто оставил эти следы?

Они были не только на полу. Трясущейся рукой я посветил на стену, найдя еще несколько поднимающихся вертикально вверх, прямо к потолку. И внезапно по спине побежали мурашки, и мощное ощущение сверхъестественного окатило меня, как ледяная вода. Где-то наверху дул ветер, и стонали деревья. Звуки из другого мира. Я видел это так четко: вот моя машина, стоит в тени, ожидая меня… Так близко и так бесконечно далеко, будто в другом мире. Мне отчаянно хотелось вернуться в него, оставив эту грязную нору позади. Все, что мне нужно было сделать, это выбраться из подвала и направиться к машине. Только я не был уверен, что вообще хочу шевелиться. Казалось, от неверного движение треснет хрупкая идея в моей голове, что преследующее меня беспокойство – воображаемое. Продукт избыточной фантазии, ничего более. И все же у меня было такое чувство, что если я попытаюсь убежать, кошмар выплеснется в реальный мир и бросится в погоню. Я даже попробовал убедить себя, что я не знаю, что произошло в той комнате. Не могу быть уверен. Может они так играли с женой...

А потом я посмотрел на кресло. Снова. На треснутую и облезшую кожу древних ремней.

На которых четко отпечатались следы зубов.

Я глубоко вдохнул и взял себя в руки. Пока я не увижу что-то живое там внизу, мне нужно верить, что я действительно один в этом подвале, поэтому я повернулся и пошел вперед. Смотря строго перед собой. Разумом отрицая мириады тихих стонов и скрипов, которые, казалось, следовали за мной, переходя от тени к тени. Я не мог удержаться от того, чтобы не заполнить пробелы в истории этого подвала, даже когда говорил себе остановиться.

Может быть, она умерла первой. Может быть, он. Может быть, он устал и оставил ее умирать с голоду, или, может быть, его почти поймали и он решил завязать. Может быть, она украла что-то острое и убила себя. Но она умерла, это точно, и она оставалась мертвой долгое время. По крайней мере пару месяцев для такого разжижения тканей. Она растеклась по полу. Кожа. Мышцы. Кровь, как шапка из плесени на забытом кофе. Я буквально видел это. Таймлапс разложения. Буйство красок. Только каким-то образом естественный цикл нарушился. Она не ушла полностью. И никто не пришел, чтобы забрать ее. Это были ее следы на полу, стенах и потолке, ведь так?

Она легла.

Она умерла.

А потом, каким-то образом, она встала.

К моменту, когда я поднялся на верхнюю ступеньку подвальной лестницы, я так сильно перепугался, что весь промок от пота. До сих пор единственными вещами, которые я видел на своем пути, были просто старые коробки, ящики и древний хлам, триммеры и газонокосилки, покрытые паутиной, с выцветшими логотипами. Но это не значит, что я был один. С этим местом было что-то не так. Я чувствовал это. Пульсирующий жар. Осязаемая аура ненависти, даже в отсутствие чего-либо кажущегося реальным. Было настолько жутко, что, когда я открыл дверь, на меня нахлынуло чисто детское облегчение, которые каждый из нас испытывал,ныряя под одеяло, после похода в туалет ночью. Чувство безопасности, защищенности от преследовавшего по пятам монстра.

Я засмеялся.

И тут что-то холодное и твердое схватило мою лодыжку. Рука протянулась между щелями ступеней, как будто прямо из мира фантазии в реальный. Я глядел вниз, с сердцем, грохочущим в ушах, и начал постепенно понимать, что вижу. Первой была рука. Скрюченная. Черная. Как плохо нарисованная тень, видимая только потому, что на нее попал свет, проникающий через открытую дверь. А затем под ней, в тени, лицо, похожее на череп, обтянутый мусорным пакетом, пластик лежит так плотно, что можно различить контур пустых глаз и раскрытого в поиске воздуха рта. Я ожидал чего-то более влажного, чего-то прямиком из плохого фильма ужасов. На самом деле, что бы ни находилось в этом подвале, оно претерпело странную трансформацию. Я видел чудище только частями, поэтому я не могу сказать наверняка, каким оно было. Но оно, черт возьми, не выглядело как призрак или труп или что-то еще, что я когда-либо видел или думал, что видел в жизни или фильмах.

Оно выглядело как монстр, настоящий монстр, и я отреагировал, как ребенок, увидевший страшилище. Я издал какой-то странный, наполовину заглушенный стон страха и с такой быстротой вырвал ногу из хватки, что даже сам удивился. Но что бы ни пряталось под этими ступенями, оно тоже было быстрым. Прежде чем я успел сделать спасительный шаг, оно вышло из своего укрытия, поднялось по лестнице и свалило меня на пол. Последнее, что я увидел перед тем, как впечатался подбородком в кухонный пол, – это то, что Мэриан действительно носила платье из мешковины. Тогда эта странная деталь прошла незамеченной. Но, оглядываясь назад, тот факт, что сын позже рассказывал об этом конкретном предмете одежды, убедил меня, что тайный подвал – дело рук его отца. Он не достался семье вместе с домом. И вдобавок ко всему, отец, должно быть, был настоящим куском дерьма, раз вставил такие отвратительные подробности в историю, которую рассказал своим детям. Вероятно, он сделал это, чтобы если его пленнице удалось убежать и дети увидели это, они бы выдали ее криком.

Конечно, тогда я этого не знал. У меня были только смутные представления о том, что напало на меня. Что-то горящее ненавистью, без сомнения. Что-то, что умерло в той ужасной комнате и вернулось к жизни. Боже, она была так чертовски зла. Она навалилась мне на спину и завыла, как банши, сбитая товарняком. Я обоссался от этого звука, от ощущения беспомощности. От понимания, что это ночной кошмар, от которого я не могу проснуться.

Она впилась мне в спину пальцами, которых я не мог видеть, но чувствовал, как раскаленную добела боль от иглы для татуировки. Это продолжалось всего несколько секунд. Агония была достаточной, чтобы я начал судорожно биться и сбросил ее. Мне нужен был лишь этот шанс, крошечный момент свободы. Я поднялся на ноги и выпрыгнул головой вперед из ближайшего окна. Мне было глубоко наплевать на порезы. Если бы вы почувствовали то, что я почувствовал, они бы тоже вас не волновали. На моей спине остались не просто царапины. Врачи сравнили мои раны с ранами, оставленными медузой, из-за которых мышцы под ними увядают после того, как миллион игл превратили плоть в пористую губку. Мне пришлось сделать пересадку кожи. Мне пришлось избавиться от машины, потому что невозможно было отскрести то, что осталось от моей спины, с кожаных сидений. Даже сейчас моя спина выглядит так, словно по ней проехала газонокосилка. До сих пор болит, когда я надеваю футболку каждое утро.

Забавно, но это не самые страшные мои раны. Просто самые большие. Самые заметные. По крайней мере, из-за шрамов было легко убедить банк не продавать дом. Обычно на это требуется немало усилий, но они лишь взглянули на медицинские отчеты и согласились передать землю тому странному правительственному ведомству, которое занимается подобными вещами. Дом оставили гнить. Никакой документ, ни договор, ни ипотечный платеж не отнимут его у Мэриан. Мы можем только изолировать дом. Землю огородили забором, и на каждом окне налепили так много знаков о токсичном газе, что остается только надеяться, что больше никто не будет настолько глуп, чтобы сунуться туда.

Оглядываясь назад скажу: мне стоило прислушаться к инстинктам.

Бродяги не игнорируют дома без уважительной причины.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

В этом посте 4 ролика: 3 озвученных ранее в этом году и в конце один новый, озвученный сегодня.

Подготовка к экзамену в большой семье

Отпускная суматоха

С семьёй в отпуск

Обручальный кошмар

Что чувствует человек, лишившись души? Неосторожное детское желание спрятаться от проблем обернулось для героини трагедией. Немного наивный, но тронувший меня рассказ.

Автор: Tobias Wade. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

Оригинал можно прочитать здесь.

Знаете ли вы, каково это – жить без души? Я знаю.

Это как смотреть романтический фильм, который снят настолько идеально, что ты успеваешь влюбиться в главного героя. А потом в зале загорается свет, и ты вдруг вспоминаешь, что этого человека не существует. И даже если бы он существовал, ты был бы ему безразличен.

Всё равно, что бежать марафон не в ту сторону. Какая разница, добежишь ты или нет, если все остальные уже пересекли финишную черту и разошлись по домам? А ты пробежал больше всех, у тебя болят ноги, в лёгких горит огонь, но ты всё равно продолжаешь движение, потому что боишься тишины, которая наступит, если наконец остановиться.

Жить без души – это как стоять в центре урагана. Вокруг тебя кипит жизнь. Иногда, если она подходит ближе, начинает казаться, что ты стал её частью, но на самом деле никто и ничто не может сдвинуть тебя с места. И пусть повсюду бьётся в диком великолепии стихия, пусть ветер норовит выбить почву из-под ног, ты никогда не узнаешь, каково это – присоединиться к его танцу. И это нормально. Ты говоришь себе, что, по крайней мере, тебе нельзя причинить боль, как всем остальным, хрупким, обременённым душой людям, но в глубине души ты хочешь почувствовать эту боль. Хотя бы на мгновение. Раз в жизни узнать, что есть что-то настолько важное, что из-за этого можно страдать.

Я потеряла душу, когда мне исполнилось шесть. Мой отец не хотел меня. Мать так мне и сказала. Она говорила, что это из-за меня он ушёл, и я ей верила. Я тогда училась в первом классе, и мы делали в школе бумажные фонарики. Горячий воздух от свечи должен был поднимать их в небо, но я плохо закрыла крышечку, и мой фонарик не мог оторваться от земли. Я очень расстроилась, а после четвёртой или пятой попытки так разозлилась, что разорвала его в клочья.

Мой учитель, мистер Хэнсбери, пухлый мужчина с усами, словно щётка, присел рядом на корточки и протянул мне свой фонарик. Я хотела было порвать и его, но он остановил меня и сказал:

‑ Знаешь, что мне больше всего нравится в этих фонариках? Они кажутся хрупкими, но они могут унести с собой всё, что тебе больше не нужно, когда улетят. Ты можешь вложить в него всю свою злость, и когда зажжёшь свечу, он улетит и заберёт её с собой.

Тогда мне это показалось удивительным. Я сидела рядом и наблюдала, как он приклеивает свечу, всем своим маленьким сердцем желая наполнить фонарь теми плохими чувствами, что меня тяготили. Сначала я хотела вложить в него только злость на недавнюю неудачу, но одна обида тянула за собой другую, и к тому времени, как мистер Хэнсбери закончил, я выплеснула всё, что во мне было. Фонарики моих одноклассников висели в паре метров от земли, а мой поднимался всё выше, выше, выше – до самого неба. Другие ребята смеялись и радовались, глядя на него, а учитель положил мне руку на плечо и выглядел таким гордым, но я ничего не чувствовала, ведь моя душа в это время медленно исчезала из виду.

Помнится, я спросила мистера Хэнсбери, может ли он жить с нами вместе, но он ответил, что моей маме это не понравится. Я возразила, что она, наоборот, очень обрадуется, но он всё равно отказался. Хотя, наверное, это уже не имело значения, потому что изменить что-то было невозможно.

Есть ещё кое-что, кроме оцепенения, когда душа уходит. В первую ночь я их не видела, но услышала их дыхание, когда ложилась спать. Мягкое, как ветер, но равномерное и спокойное, как у спящего животного. Я долго сидела в темноте, накрывшись с головой одеялом, и слушала; дыхание казалось таким близким, что я чувствовала его тепло, разливавшееся под простынями. Я плакала, наверное, несколько часов, но мама не приходила, а я боялась встать с кровати. По-моему, я заснула только с рассветом.

Утром мама сердилась на меня и говорила, что я всю ночь не давала ей спать. Она слышала мой плач, но надеялась, что рано или поздно мне надоест реветь. В тот день я не стала завтракать и больше не вспоминала о дыхании. Но это было только начало.

Я думаю, душа не только помогает ценить то, что тебя окружает. Она защищает нас, не позволяя видеть то, что не предназначено для человеческого глаза. А теперь, когда она исчезла, они были повсюду. Глазки-бусинки, выглядывающие из-под дивана. Тёмные вспышки в уголках глаз. Шуршание в ящиках стола. Ночные стуки в окна и двери. Мне никогда не удавалось толком их разглядеть, а вот они не сводили с меня глаз. Я просыпалась посреди ночи, чувствуя, как тяжесть их тел прижимает меня к кровати. Грубая, шершавая кожа, грязные пальцы на моём лице, во рту, даже в носу… Но что хуже всего, их прикосновения проникали в мой разум, принося настолько мерзкие мысли, что я понимала, что они не могли зародиться в моей голове сами по себе, хотя чем дальше, тем сложнее мне было себя в этом убедить.

Сама ли я хотела воткнуть иглу себе в глаз, чтобы узнать, как далеко она может войти? Наверное, нет. Тогда почему я не могла перестать об этом думать?

Они ли заставляли меня представлять, как я избиваю одноклассников до крови? Как поджигаю дома соседей, чтобы посмотреть, как они будут рыдать, сидя на тротуаре перед пожарищем? Или это всё я сама?

Первые несколько ночей я лежала без сна и тихо плакала, но вскоре научилась бояться маму сильнее, чем этих существ. Как бы я ни ненавидела их, они, в конце концов, меня хотя бы не трогали. Это сложно назвать жизнью, но я существовала так несколько лет. Днём я оставалась одна: измученная, оцепеневшая. Все цвета казались тусклыми, ярко блестели только глаза, следившие за мной изо всех щелей; все звуки, кроме их дыхания и скрежета когтей, звучали приглушённо. Чувства возвращались, только когда я лежала без сна в темноте, но именно в эти моменты я хотела бы чувствовать меньше. Ни крики, ни молчание не приносили избавления от назойливых прикосновений, а в голове возникали вереницы образов, наполненные отчаянием, насилием и саморазрушением.

Со временем я придумала, как пережить эти бесконечные ночи. Я убедила себя, что тело мне не принадлежит, и то, что оно чувствует, не может причинить мне вреда, ведь настоящая я лечу высоко в небе, в безопасности, внутри бумажного фонарика. И что бы ни происходило с моей плотью, что бы ни делало моё тело с кем-то ещё – всё это не имеет ко мне настоящей никакого отношения.

До четырнадцати лет я, как могла, скрывала происходящее со мной. К тому времени я окончательно перестала различать, откуда приходят появляющиеся в моей голове мысли. Я знала лишь, что хочу причинить кому-то боль – почти так же сильно, как ощутить боль самой. Я устраивала драки в школе. Толкала одноклассников, и они стали держаться от меня подальше. Однажды, когда один мальчик отвернулся, я вогнала карандаш в его ладонь и покачала его в ране взад-вперёд, чтобы грифель обломился в ране. Я слышала, как тени презрительно хихикают вокруг.

Когда после этого меня вызвали в кабинет директора, я с удивлением увидела там мистера Хэнсбери. Директор был в ярости, он читал нотации и бросался обвинениями, словно испанский инквизитор. Мистер Хэнсбери же просто молчал, он выглядел уставшим и грустным. Он не проронил ни слова, пока директор не вынес приговор, отстранив меня от занятий. Тогда он положил руку мне на плечо и, наклонившись почти к самому уху, спросил:

‑ Ты искала его?

Я не имела ни малейшего представления о том, что он имеет в виду. Я окинула его взглядом, по сравнению с которым мраморная статуя могла показаться образцом дружелюбия.

‑ Твой фонарик. Ты когда-нибудь пыталась его вернуть?

Я сказала, что он может пойти к чёрту.

‑ Прости, мне не следовало советовать тебе запустить его, ‑ добавил он, схватив меня за плечо. – Я думал, что это будет легче, чем справиться с проблемами, но я ошибался. Нельзя спрятаться от себя самого.

С карандашом получилось неплохо, но этого было мало. Сардонический смех в голове звучал в унисон с моими собственными мыслями. Жалкая попытка. Когда ночью по мне ползали тени, их желания смешивались с моими собственными. В следующий раз я решила взять с собой нож. Я подумала о пистолете, но решила, что это лишнее. Лучше посмотреть в глаза одному человеку, когда в его тело вонзится лезвие, чем расстрелять издалека несколько разбегающихся фигур. А что будет со мной потом? Это не так и важно, потому что настоящую меня несли ветры за тысячу миль отсюда.

В тот день я решила прогулять школу. Я не хотела торопиться, не хотела, чтобы мне помешали. Я вышла на улицу в полночь, во рту ещё сохранялся вкус их гнилых пальцев. Всё равно, кто станет моей жертвой, лишь бы она почувствовала, что я с ней сделаю. Ночью в нашем районе почти не было прохожих, и я решила зайти на круглосуточную заправку на углу.

Пальцы, сжимающие кухонный нож, холодный воздух, наполняющий лёгкие, смех и аплодисменты существ, снующих вокруг в темноте – на секунду я почти почувствовала себя живой. Как с карандашом, только сильнее. Сжимая нож, я чувствовала себя девственницей на выпускном вечере, на брюках которой возлюбленный медленно расстёгивает молнию. Ураган больше не кружился где-то вокруг – я сама была бурей, и сегодняшняя ночь станет именно такой.

Я увидела бумажный фонарик, паривший в метре от земли. Он был настолько грязным, что я едва могла различить внутри слабый огонёк. Невозможно! Как эта хрупкая вещица могла сохраниться спустя столько лет, почему свеча продолжала гореть? Но я безошибочно почувствовала, что это мой свет. Существа в тенях страстно ненавидели фонарик и разорвали бы его в клочья, если бы я не успела первой. Я выхватила его из воздуха и плавно опустила на землю, тени с визгом кружились вокруг, словно дикие звери, испуганные светом костра.

Поднеся фонарик к глазам, я увидела привязанную к нему записку.

«Я нашёл это в лесу. На поиски ушло несколько дней. Мистер Х.»

Я рухнула на тротуар, заново переживая страх за всё то время, что провела вдали от себя, и рыдала, как ненормальная, пока капли слёз не погасили свечу. Вопли тварей вокруг поднялись до невообразимого визга, а затем наступила тишина, и только последние струйки дыма поднимались в небо. Мне стало так больно, как не было уже много лет, но это была очищающая боль. Я не пряталась от неё, не гнала её прочь. Я не пыталась бороться с ней, не пыталась отвлечься. Я не стану утверждать, будто боль – это хорошо, но она, несомненно, существует, и я лучше буду страдать, чем пытаться прогонять её и жить потом с пустотой, которую она оставит после себя.

Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и напомню: все работы мы с Sanyendis сперва выкладываем на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Там то же самое, только больше и раньше. Заглядывайте, нам будет приятно.

Прошлый (сюжетный) выпуск тут
Прошлый (не сюжетный) выпуск тут

Эмми обзавелась телегой, читать (только её) можно тут

Моя девушка съехала от меня три недели назад. Мой кот Рук очень любил её, и теперь ему одиноко. Особенно когда я на работе. Несколько раз я приходил домой и находил порванные шторы или изорванную в клочья туалетную бумагу. А однажды я задержался на работе допоздна, и придя домой обнаружил здоровую дыру в моем диване.

Я решил, что нужно что-то с этим делать. Я пробовал разные игрушки, даже кошачью мяту, но ничего не помогало. Однажды я нашёл на Amazon камеру для домашних животных. Это небольшая камера, с помощью которой можно следить за своим питомцем в прямом эфире. У неё даже есть динамик, чтобы можно было с ним разговаривать.

Звучит глупо, но я ведь люблю своего пушистого говнюка, поэтому купил эту камеру. Как только камеру доставили, я тут же установил её в своей спальне, так как именно там Рук находится чаще всего.

В первый день, пока я был на работе, я испытал эту камеру раз тридцать. Когда я заговорил в микрофон, Рук даже стал счастливее. И я перестал находить в доме испорченные вещи.

На четвертый день я посчитал, что проблема с Руком решена.

И вот мы здесь и сейчас. Около тридцати минут назад я забрался в кровать, Рук рядом со мной, я уже собирался спать. На мой телефон пришло уведомление с камеры для домашних животных. Я хотел проигнорировать его, потому что был уверен, что сам только что активировал эту штуку. Но я всё равно посмотрел это уведомление. То, что я увидел, заставило меня сильнее сжать телефон.

Вместо видео, где я лежу в постели, я увидел мужчину, высокого, долговязого, с бледной кожей и большими глазами. Он вошёл в мою комнату широкими шагами, как крадущийся персонаж мультфильма.

Он подошёл к камере так близко, что я казалось почувствовал запах его гнилого дыхания, и он улыбнулся.

Я в ужасе остановил видео и уставился на то место, где должен был стоять мужчина, но там никого не было.

Я зашёл на Amazon, нашёл эту камеру для домашних животных и прочитал отзывы, надеясь найти про какой-нибудь сбой работы. Это же чья-то глупая шутка, да?

Первые десять отзывов были стандартными, но именно последний заставил меня подскочить на кровати.

Покупатель жаловался, что камера работает с задержкой, иногда до пятнадцати минут.

Я вернулся к моему видео и дрожащей рукой нажал кнопку воспроизведения. С ужасом я наблюдал, как мужчина скользнул под мою кровать, подмигнул камере и исчез в темноте. Затем я увидел, как вхожу в комнату и забираюсь в кровать перед тем, как видео закончилось.

Теперь я сижу в своей кровати и знаю, что он под ней. Я мог бы позвонить в полицию, но сомневаюсь, что у меня есть время…

Поэтому, прошу вас, сначала читайте отзывы.

Источник

И, наконец, финал. Напомню: выяснилось, что бог Шома - паразит, высасывающий жизненные силы из окрестных земель. Долг обязывает героев уничтожить его. Не стоит, однако, забывать о Джессайе, храмовой охраннице.

Часть 1: https://vombat.su/post/11058-ser-gervard-i-mister-fitts-snova-idut-na-voinu-chast-1-4

Часть 2: https://vombat.su/post/11230-ser-gervard-i-mister-fitts-snova-idut-na-voinu-chast-2-4

Часть 3: https://vombat.su/post/11286-ser-gervard-i-mister-fitts-snova-idut-na-voinu-chast-3-4

Автор: Гарт Никс.

Мой перевод (впервые на русском). Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

На боковой двери в храм отсутствовали какие-либо опознавательные знаки – просто ещё одна деревянная дверь, ровно как множество других точно таких же деревянных дверей, выходивших на пустую улицу. Большинство из них украшали вывески торговцев, и над ними тускло горели закопчённые ночные фонари. Дверь, на которую указал Фитц, была выкрашена в бледно-фиолетовый цвет; ни вывески, ни фонаря рядом.

‑ Пора повязать ленты и прочитать Слова, ‑ сказал Фитц. Он оглядел улицу и, убедившись, что всё спокойно, протянул Герварду шёлковую повязку шириной в добрые пять пальцев. На ней светились колдовские нити, испускавшие сияние лишь чуть менее яркое, чем ночной фонарь над дверью соседней лавки. Вышитый символ был когда-то известен во всём мире, но теперь его вряд ли узнал бы кто-то, кроме историка… или бога.

Гервард повязал ленту вокруг левой перчатки и толстого рукава плаща, закрепив чуть выше локтя. На нём снова был бело-жёлтый костюм, разве что ради ночной вылазки рыцарь решил надеть в дополнение к шлему чуть помятую, но вполне пристойно выглядящую кирасу из вычерненной дубильной кислотой до тёмно-серого цвета стали. Два пистолета с колёсными замками были уже заряжены и пристёгнуты к поясу, сабля висела в ножнах на боку, а за голенищем левого сапога пряталось бронебойное шило с ромбовидным сечением.

Свой швейный столик мистер Фитц носил на спине, как деревянный рюкзак. Он уже успел порыться в его многочисленных ящичках и контейнерах, и часть предметов оттуда перекочевала во внутренние карманы его мантии, готовые к немедленному использованию.

‑ И зачем мы вообще занимаемся этой чепухой, ‑ проворчал Гервард. Впрочем, это не помешало ему внимательно проследить за тем, как Фитц повязывает свои ленты, а потом старательно повторить за своим спутником короткую фразу. Им обоим уже много раз доводилось произносить эти ясно горевшие в памяти слова, но, тем не менее, они говорили чётко и сосредоточенно, что резко контрастировало с предыдущим замечанием Герварда.

‑ От имени Совета Договора о безопасности мира, действуя на основании полномочий, предоставленных Тремя Империями, Семью Королевствами, Палантинским Регентством, Республикой Джассар и Сорока Малыми Королевствами, мы объявляем себя агентами Совета. Мы идентифицируем божество, проявившееся в городе Шом, как Пралкорнрах-Таниш-Кваксиксоба, включённого в список по Договору. Следовательно, указанный божок, а также все, кто ему помогает, являются врагами Мира, и Совет уполномочивает нас предпринимать любые действия, необходимые для изгнания, отражения или уничтожения указанного божка.

Никто так и не счёл нужным изменить этот древний текст, чтобы отразить тот факт, что хоть в каком-то виде сохранилась только одна из упомянутых империй; что Семь Королевств теперь представляют собой два с лишним десятка мелких государств; что Палантинское Регентство – всего лишь политическая фикция, а его некогда обширные земли скрыты под парой саженей воды; что Республика Джассар уже не является собственно республикой, а коренных жителей там давно не осталось; наконец, что лишь немногие из Сорока Королевств сохранили остатки государственности. Но, несмотря ни на что, Договор о Безопасности Мира по-прежнему сохранял силу, хотя бы для Совета, который его принял и приводил в исполнение.

‑ Готов? – спросил Фитц.

Гервард обнажил саблю и занял позицию слева от двери. Мистер Фитц достал из внутреннего кармана мантии свою иглу. Гервард знал, что лучше не смотреть прямо на неё, но в отражении клинка он видел, как в руке Фитца извивается тончайшая четырёхдюймовая [прим.: около десяти сантиметров] полоска насыщенно фиолетового цвета. Но даже этого хватило, чтобы почувствовать, что он в любой момент может быть отрезан от мира. Рыцарь отвёл саблю в сторону.

В этот момент Фитц прикоснулся иглой к двери, сделал три коротких движения, будто выщипывал что-то невидимое, и та, без шума и пыли, просто перестала существовать. Остался только обшитый деревом коридор, ведущий под землю, и два очень удивлённых храмовых стражника, всё ещё продолжавших опираться на алебарды.

Не успел Гервард сделать и шаг, как рука Фитца несколько раз дёрнулась вперёд и вверх. Фонари, висевшие вдоль стен коридора через каждые шесть футов [прим.: около 1,8 метра], замерцали и вспыхнули ярким фиолетовым светом. Гервард моргнул, и охранники исчезли, как и три ближайших фонаря вместе с латунными крюками. Осталась лишь капля расплавленного металла, размером не больше слезы. Она ещё секунду шипела на полу, а затем всё стихло.

Марионетка двинулась вперёд, прикрывая зажатую в правой ладони иглу пальцами левой руки. Гервард шёл следом, держась настороже на случай, если кто-то из противников окажется невосприимчив к колдовству Фитца.

Коридор, протянувшийся, как полагал Гервард, почти на сотню ярдов [прим.: около 90 метров], резко уходил вниз. Это наводило его на невесёлые мысли: возможно, обратно придётся пробиваться с боем, и это будет той ещё задачей, тем более что пол и стены покрывали капли влаги. Вода просачивалась между половицами и стекала по швам настенной обшивки. Гервард знал, что за ней скрывается скальная порода. Он чувствовал, как от камней исходит холод – холод, который не мог скрыть тонкий слой дерева.

Стена, в которую упирался коридор, издалека казалась сплошной, но при приближении стало ясно, что это всего лишь тёмная изнанка тяжёлого гобелена. Фитц бесшумно заглянул за него и обернулся, поманив Герварда за собой.

За дверью находилась большая прихожая или, может быть, комната ожидания. Обстановка оказалась весьма скромной: одинокий письменный стол и несколько кресел с мягкой обивкой. Стол и кресла имели по шесть ножек, причём «лишние» ножки располагались вплотную к спинке, что, как рассудил Гервард, являлось, вероятно, своеобразной данью уважения физической форме аватары божества. На стенах висело несколько гобеленов, изображавших город в различные периоды его истории.

Учитывая глубину залегания подземных вод и близость озера, потребовалось, должно быть, немало усилий для гидроизоляции и благоустройства храма, но всё равно из углов по белой штукатурке и потускневшим позолоченным карнизам расползались чёрные точки и ниточки плесени.

Кроме завешенного гобеленом выхода, в комнате имелось ещё три двери. Две из них – обычного размера, но покрытые искусной резьбой в виде непонятных символов и с латунными, а может статься, и золотыми ручками. А вот та, что находилась на стене напротив гобелена, выглядела совсем иначе: цельная древняя мраморная плита размером десять на шесть футов [прим.: примерно два на три метра] с красноватыми прожилками. Такой плите полагалось бы находиться на вершине какого-нибудь значимого мемориала или, например, у царской усыпальницы.

Мистер Фитц подошёл к каждой из резных дверей, его синий язык мелькал в воздухе, пробуя его на вкус.

‑ Никого, ‑ доложил он, прежде чем приступить к мраморной плите. Наклонившись, он лизнул щель между камнем и полом, а затем несколько мгновений оценивал свои ощущения.

Гервард тем временем осматривался по сторонам, прикидывая, нельзя ли чем-нибудь подпереть резные двери. Увы, на них не нашлось ни засовов, ни замочных скважин, так что он убрал саблю в ножны и, стараясь производить как можно меньше шума, придвинул стол к левой двери, а кресла – к правой. Надолго, разумеется, такая преграда никого не задержит, но хоть как-то предупредит о появлении непрошенных гостей.

Гервард как раз закончил свою работу, когда послышалось тихое хихиканье мистера Фитца. Неожиданный звук заставил рыцаря вздрогнуть. Он опустил руку на эфес и быстро огляделся, пытаясь понять, что именно вызвало смех напарника. Фитца было не так-то просто развеселить, и часто то, что он мог счесть смешным, вовсе не являлось таковым по мнению самого Герварда.

‑ Это колдовской барьер, ‑ пояснил Фитц. – Очень сильный, но, похоже, недостаточно продуманный. К счастью, мне даже не потребуется его разрушать.

Он поднял левую руку и легко толкнул мраморную плиту. Она бесшумно отъехала в сторону, открывая другой коридор – голый камень, не скрытый деревянными панелями и сочившийся каплями влаги, будто слезами. Через несколько шагов начинались грубо отёсанные ступени.

‑ Боюсь, ты не сможешь последовать за мной, Гервард, ‑ сказал Фитц. – Барьер пропускает личностей строго определённого рода, и ты не удовлетворяешь заложенным в него параметрам. Если ты попытаешься сделать шаг за порог, он принудительно и, возможно, с некоторым ущербом для здоровья, оттолкнёт тебя. Но я в любом случае попросил бы тебя остаться здесь, чтобы обеспечить нам путь к отступлению. Если всё пройдёт хорошо, мне понадобится совсем немного времени. Если же нет, ты, разумеется, сразу об этом узнаешь. В этом случае немедленно спасайся. От твоего лица я приказал конюхам уложить наше снаряжение, а также вдолбил соответствующие инструкции в скудные умишки ящеров.

‑ Хватит, Фитц! Я не уйду без тебя.

‑ Гервард, ты же знаешь, в случае моего…

‑ Фитц. Чем быстрее мы с этим покончим…

‑ Действительно. Будь осторожен, мальчик мой.

‑ Фитц!

Но марионетка исчезла внутри едва ли не быстрее, чем с губ Герварда сорвалось это возмущённое восклицание.

Теперь, когда проход вниз был открыт, в комнате быстро холодало. Порывы стылого, сырого ветра настигали Герварда, где бы он ни стоял. Проведя несколько минут в бесплодных попытках найти укрытие, рыцарь принялся бесшумно расхаживать возле дверей. Каждые полтора десятка шагов он останавливался и прислушивался, проверяя: не возвращается ли Фитц, не раздастся ли звук приближающейся стражи.

На середине очередного отсчёта до него долетел резкий стук подкованных сапог, приближающихся к левой двери.

Выхватив пистолеты, Гервард встал на изготовку. Раздался скрежет ручки, дверь начала открываться и тут же стукнулась о стол, которым он её подпирал. Раздалось резкое восклицание, и сразу несколько голосов заговорили одновременно. Последовал сильный толчок, стол опрокинулся, и дверь распахнулась шире.

Гервард сделал шаг влево и выстрелил в образовавшуюся щель. Замки колёс зашипели, посыпались искры, затем раздалось два глубоких гулких удара, эхо которых почти заглушило крики и вопли боли в коридоре за дверью, а клубы бело-синего дыма скрыли Герварда от стражников, которые уже перелезали через тела своих убитых или раненых товарищей.

Рыцарь засунул пистолеты за пояс и выхватил саблю, чтобы тут же нанести разящий удар по шее одного из стражников, который, едва ли видя что-то в дыму, наугад бросился на него, выставив вперёд алебарду, как трость слепого. Человек грохнулся на пол. Гервард увернулся от замаха его товарища и нанёс ему режущий удар под колено, одновременно хватая край стола и отбрасывая его под ноги двум другим стражникам. Они потеряли равновесие, и Гервард не замедлил воспользоваться их оплошностью: стоило головам в шлемах качнуться по инерции вперёд, как он ударил обоих в обнажившиеся полоски кожи, влево-вправо. Остриё сабли нырнуло в плоть и тут же показалось наружу.

По кирасе скользнул клинок и мог бы пробить ему бедро, если бы Гервард быстро не повернулся боком. Он парировал следующий выпад, сделал круговое движение запястьем и рубанул нападавшего по животу, после чего нанёс удар ногой, и стражник упал, выронив меч из безвольно повисшей руки.

И на этом всё закончилось. Ни новой атаки, ни признаков движения, если не считать агонии корчащихся на полу тел. Гервард отступил на пару шагов и окинул взглядом поле боя. Двое стражников за дверью – мертвы или вот-вот умрут. Ещё один – лежит слева, трое вокруг стола. Наконец, последний сгорбился у стены, тщетно пытаясь зажать зияющую рану на животе и раз за разом повторяя сквозь стоны имя своего бога.

Джессайи среди них не было, но на звук пистолетных выстрелов, без сомнения, скоро подоспеет подкрепление.

‑ Семь, ‑ пробормотал Гервард. – Из, самое большее, дюжины.

Он положил саблю на стул, вытащил из специального крепления под стволом одного из пистолетов маленький шомпол, извлёк из кармана пороховые патроны и дробь и перезарядил оружие. Покончив с этим, Гервард взвёл колёсные запалы специальным маленьким ключом, висевшим в плетёной кожаной петле на левом запястье.

Едва он успел снова повесить пистолеты за пояс, как под ногами вздрогнула земля, а из влажного каменного коридора с воем вырвался порыв ещё более холодного ветра, наполнившего комнату навязчивым, но довольно приятным ароматом экзотических специй. Перед глазами рыцаря мелькнули странные цветные полосы, но почти сразу исчезли, как и запах.

Толчки, запах, странные видения – всё говорило о том, что внизу Фитц вступил в бой с Пралкорнрах-Таниш-Кваксиксобом. Возможно, скоро придёт пора других, ещё менее приятных знамений.

‑ Быстрее, Фитц, ‑ прошептал Гервард, глядя в тёмный проход.

И тут его ушей коснулся звук чьих-то мягких шагов. Держа пистолеты наготове, он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Джессайю, переступавшую порог. Следом с пистолетами наготове шли двое охранников.

Не успели они толком прицелиться, как Гервард выстрелил и, когда дым и грохот заполнили комнату, отшвырнул пистолеты в подступающую троицу, схватил саблю и прянул в сторону.

Меч Джессайи впустую рассёк воздух. Извернувшись, Гервард парировал несколько яростных ударов, направленных в лицо. Под взмахами клинков дикими клубами вихрился дым пистолетных выстрелов. Джессайя оттеснила его почти к другой двери. Подхватив свободной рукой кресло, Гервард отразил им несколько ударов, одновременно нанося частые и неглубокие порезы по сжимавшей меч руке Джессайи.

Яростный напор Джессайи ослаб, когда клинок Герварда оставил на её плече глубокую царапину, а затем сразу вторую, перечеркнувшую рану, которую он нанёс ей во время поединка. Она вскрикнула от боли и ярости, её правая рука бессильно разжалась, и меч упал на землю.

Прекратив атаку, рыцарь оценил ситуацию. Двое стражников с пистолетами мертвы или умирают, итого девять. Значит, помимо Джессайи, осталось не больше двух.

‑ Ещё не поздно отступить, ‑ предложил Гервард, его голос прозвучал странно громко и вместе с тем глухо – следствие стрельбы в закрытом помещении. – Я не хочу вас убивать, а вы не в состоянии держать меч.

Джессайя вздрогнула и подхватила клинок левой рукой.

‑ Я одинаково хорошо дерусь обеими руками, ‑ сказала она, поднимая меч. Правая рука безвольно висела, кровь капала с пальцев на пол.

Она сделала быстрый выпад, возможно, рассчитывая застать его врасплох. Гервард яростно отбил её клинок, а затем вторым ударом вышиб меч из руки и поднёс остриё сабли к её горлу.

‑ Вы лжёте, ‑ сказал он. – Обоерукие фехтовальщики – редкость. Уходите, пока ещё можете спасти свою жизнь.

‑ Я не могу, ‑ прошептала Джессайя. Она зажмурилась. – Я не выполнила свой долг. Я умру вместе с моими товарищами. Постарайтесь закончить всё одним ударом.

Гервард чуть отвёл руку, готовясь вонзить клинок в податливую плоть, но вдруг опустил саблю и отступил к стене.

‑ Быстрее, прошу вас, ‑ взмолилась Джессайя. Её била дрожь, ручеёк крови, стекавшей по руке, побежал быстрее.

‑ Я не могу, ‑ пробормотал Гервард. – Вернее, не хочу. Хватит на сегодня смертей.

Джессайя открыла глаза и медленно повернулась к нему: мертвенно-бледное лицо, шрам – чуть розовее, не ярче лепестка розы. Впервые увидев, что каменная дверь открыта, она задохнулась от удивления и оглядела тела, усеивавшие пол.

‑ Жрица вышла? Вы убили её?

‑ Нет, ‑ ответил Гервард. Не отводя глаз от Джессайи и прислушиваясь, не подкрадывается ли к ним кто-то ещё, он нагнулся и поднял пистолеты. Их подарила его мать, и он не собирался их терять. – Мой спутник ушёл вниз.

‑ Но это же… это невозможно! Барьер…

‑ Мистер Фитц знал о барьере, ‑ устало произнёс Гервард. После тяжёлой схватки на него начали накатывать волны усталости, и хотелось как можно быстрее оказаться подальше отсюда, не видеть больше разбросанных по комнате тел. – Он легко его преодолел.

‑ Но войти внутрь может только жрица! – вскричала Джессайя. От шока её тело сотрясала крупная дрожь, хотя она ещё как-то держалась на ногах. – Беременная женщина! Никто иной! Этого не может быть…

Глаза её закатились, она покачнулась и рухнула на пол. Несколько секунд Гервард смотрел на неё, пытаясь сохранить самообладание, но чувства взяли верх. Поколебавшись, он вытер саблю, убрал её в ножны и, вопреки всякому здравому смыслу, наклонился над Джессайей.

Она прошептала несколько слов, он уловил имя бога – «Танеш», а потом в нос внезапно ударил запах корицы, гвоздики и имбиря. Он моргнул от неожиданности, и в этот миг она ударила его маленьким кинжалом, спрятанным в рукаве. Гервард ждал чего угодно, но только не божественного вмешательства; кроме того, кинжал был зажат в её правой руке, которую он считал бесполезной. Он схватил её за запястье, но смог лишь замедлить удар, но не остановить его полностью. Кинжал вошёл в пройму кирасы и глубоко вонзился в грудь.

Не рискнув выдёргивать клинок, Гервард оттолкнул Джессайю. Запахи пряностей улетучились, и её рука снова безвольно обмякла. Она не пыталась сопротивляться, не пыталась встать, и лишь движения глаз, когда она следила за тем, как рыцарь опускается на пол рядом с ней, говорили, что она ещё жива. Гервард тяжело вздохнул, и на нагрудник брызнули струйки крови – кинжал застрял в лёгком. Впрочем, это и так было понятно, судя по боли, пронизывающей его тело с каждым вдохом.

‑ Внизу нет сокровищ, ‑ тихо прошептала Джессайя. – Только бог и его жрица.

‑ Мы пришли не за сокровищами, ‑ Гервард сплюнул на пол кровь. – Я рассчитывал перезимовать здесь, получить хорошую работу. Но ваш бог вне закона, и поэтому…

‑ Вне закона? Я не… кто…

‑ Совет Договора о Безопасности Мира, ‑ пояснил Гервард. – Едва ли о нём сейчас кто-то знает. Если нас и помнят, то только по историям, которые рассказывают о… богоубийцах.

‑ Я слышала эти истории, ‑ прошептала Джессайя. – И не только истории. Нас учили остерегаться богоборцев. Но это же всегда женщины! Бесплодные женщины с колдовскими шрамами на лицах. Мужчина и кукла не могут… Вот почему барьер… Барьер останавливает всех, кроме беременных женщин…

Гервард вытер струйку крови, плеснувшую изо рта.

‑ Фитц рядом со мной с тех пор, как мне исполнилось три года. Тогда его называли госпожой Фитц, будто он моя нянька-телохранитель. Годам к десяти мне захотелось иметь спутника-мужчину, и я стал называть его мистером Фитцем. Но не так уж важно, как к нему обращаться. Насколько мне известно, Фитц взращивает отросток своей духовной сущности. Когда-нибудь он создаст тело, в которое она вселится. Это займёт несколько сотен лет.

‑ Но вы…

Голос Джессайи опустился до едва слышного шёпота.

‑ Я ‑ ошибка. Ведьмы Хара не бесплодны, это всего лишь полезная сказка. Но у них рождаются только дочери… Известно лишь одно исключение. Я – единственный сын ведьмы, родившийся за последнюю тысячу лет. Моя мать – одна из Таинственной Тройки, правящей ведьмами, последний осколок Совета. Давным-давно Совет создал Фитца как оружие для борьбы со злобными богами. И родившийся позже нежеланный ребёнок тоже стал оружием. Марионетка и мальчик, которых бросили в мир делать то, что должно. И этот долг привёл меня сюда… к моему великому сожалению.

Ответом на эту бурную речь была лишь тишина. Гервард опустил глаза и увидел, что грудь Джессайи замерла, а тёмная лужа под ней разлилась так широко, что кровь почти касалась его сапог.

Он дотронулся до торчащего из груди кинжала и закашлялся: боль, и без того почти невыносимая, пронзила всё его тело. Слабо вскрикнув, он встал и, пошатываясь, подошёл к стене, прислонившись спиной к холодному камню. Где-то ещё оставалась пара охранников, а Фитц, застигнутый врасплох, оказался бы в очень невыгодном положении. К тому же, он мог пострадать в схватке с богом.

Минуты шли. Сознание Герварда помутилось, он сполз вниз по стене, и его кровь, стекая из раны, смешивалась с кровью Джессайи и остальных, что лежали в приёмных покоях бога, превращённых в бойню.

Потом снова появилась боль, и сознание Герварда рывком вернулось в тело. Он застонал, в глазах мигали блики света странного, незнакомого оттенка. Над рыцарем склонялся мистер Фитц, кинжала в груди больше не было, и пропала кровавая пена с губ. Но боль осталась. Постоянная, пронзительная боль, набегающая волнами и не спешащая утихать. Она не покидала его, занимая все мысли, даже когда он смутно осознал, что находится в вертикальном положении, а живущие собственной жизнью ноги куда-то его несут.

Однако очень скоро он снова понял, что лежит на спине, а Фитц смотрит на него сверху вниз.

‑ Гервард, надо вставать.

‑ Я устал, Фитци… Можно мне хоть немножко отдохнуть?

‑ Нельзя. Вставай.

‑ Мы едем домой?

‑ Нет, Гервард. Ты сам знаешь, мы не можем вернуться домой. Нам надо двигаться дальше.

‑ Дальше? Куда?

‑ Какая разница? Видишь, вот и наши ездовые ящеры.

‑ Да, вижу… Но… Как мы выберемся за ворота…

‑ Выберемся, Гервард… Предоставь это мне. Вот, давай я помогу тебе подняться. Можешь стоять самостоятельно?

‑ Я… я смогу. Фитц…

‑ Да, Гервард?

‑ Не… Не убивай их всех…

Если Фитц что-то и ответил, то Гервард не услышал его слов, так как сознание на несколько секунд покинуло его. Когда он снова пришёл в себя, марионетка пропала из виду, а их ящеры уже мчались к воротам, хотя на ведущем не было всадника.

Они не стали задерживаться у стены. Перевалило за полночь, но ворота всё ещё не заперли, и стражников, которые могли бы их остановить, нигде не было видно, хотя на земле, там, где они могли бы стоять, виднелись странные цветные пятна. За воротами, на земляном бастионе, тоже не было ни души; полурасплавленная пряжка ремня, до сих пор пышущая жаром, осталась единственным свидетельством того, что тут только что дежурило несколько человек.

Гервард, едва понимавший, что происходит вокруг, не нашёл в этом ничего странного, и боевые ящеры, окутанные теплом осенней ночи, беспрепятственно продолжили свой бег.

Наконец ведущий замедлил ход, и всадники остановились в миле от города, возле лимонной рощи. Острый, чистый аромат помог Герварду прийти в себя, но даже так у него не хватило сил, чтобы подобрать повод своего скакуна, и тот остался безропотно топтаться рядом.

Фитц спрыгнул с ветки лимонного дерева прямо в седло, не выронив ни одного плода из перевёрнутой шляпы, которую он использовал вместо корзинки.

‑ Ещё немного, и мы поедем дальше. Но пока у нас есть немного времени, я приготовлю лимонную мазь и успокаивающий напиток.

Гервард кивнул, не в силах произнести ни слова. Несмотря на колдовство Фитца, рана в боку всё ещё очень болела, он ослаб от потери крови… хотя, положа руку на сердце, ни то, ни другое не помешало бы ему говорить. Его душу сковала холодная апатия, апатия и ощущение страшной утраты, потери какого-то возможного будущего, счастья, которое никогда не наступит, которое ушло навсегда.

‑ Полагаю, мы должны отправиться в форт Ярц, ‑ размышлял вслух Фитц. – Это самое близкое место, где можно найти работу. Там вечно что-то происходит, хотя, насколько мне известно, племена гебраков в последний год вели себя довольно спокойно.

Гервард снова попытался заговорить, и на этот раз ему удалось исторгнуть из груди хриплое карканье, едва похожее на голос:

‑ Нет. Я устал от войны. Найди нам спокойное место, где я смогу хоть немного отдохнуть.

Фитц перепрыгнул на шею коня Герварда и посмотрел на рыцаря; его голубые глаза горели ярче лунного света.

‑ Я постараюсь, Гервард. Но, как ты уже говорил, мир таков, каков он есть, а мы – те, кем нас создали. Даже если мы найдём место, которое покажется нам спокойным, я подозреваю, оно перестанет быть таковым, едва мы там остановимся. Вспомни Джеминеро.

‑ Да, ‑ вздохнул Гервард. Он чуть выпрямился в седле и положил руки на цепь уздечки, пока Фитц запрыгивал обратно на своего скакуна. – Да, я помню.

‑ Форт Ярц? – предложил Фитц.

Гервард кивнул и, щёлкнув цепью, погнал яшера вперёд. Вслед ему доносился, словно похоронный марш, тихий шорох – с деревьев в саду начали осыпаться лимоны. То был первый знак того, что бог Шома покинул этот мир.

Вот так. Пожалуй, едва ли не первый опыт перевода такого крупного произведения - почти полтора авторских листа, больше 65 000 знаков. Надеюсь, вам понравилось. Ну и напомню: все истории мы с Sanyendis сперва выкладываем на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Заглядывайте, нам будет приятно.

Лабиринт появляется в одно и то то же время и на одном и том же месте каждый год…

…хотя никто из ныне живущих не мог бы сказать, кто его создает.

Когда туман рассеивается утром 23 сентября, он всегда там – проем в человеческий рост в сплошной стене отдаленного кукурузного поля Джошуа Брока.

Броки были здесь задолго до того, как первые белые люди пришли по реке со своими ружьями, оспой и виски. И думаю, они пробудут здесь еще долго, даже после того, как все остальные сгинут.

За все это время ферма Броков не увеличилась и не уменьшилась – да и как бы это могло случиться, ведь она окружена с трех сторон странной полосой деревьев, которую старожилы называют "Ведьмин лес".

Вот я и веду речь об этом самом поле, примыкающем к подкове леса. Там появляется лабиринт.

От рассвета до заката это обычный кукурузный лабиринт. Черт их дери, некоторые идиоты даже разрешают своим детям играть там. От заката до рассвета, однако... ну, это уже совсем другое дело. О лабиринте всегда ходили легенды.

О том, как все электрическое – от телефонов до дронов и фонариков – перестает работать в тот же момент, как приближается к стене кукурузы.

О жутких судьбах тех, кто пытается резать, сжигать или как-то еще вмешиваться в лабиринт.

И о единственном желании, которое исполнится у каждого, кто пройдет через лабиринт ночью.

Последний слух – причина бесконечной ярмарки, которая царит в нашем городе в это время года. Люди едут со всех концов света.

Знаменитости. Саудовские шейхи.

Официально одетые типы в длинных черных машинах.

Пьяные подростки из ближайших округов, пытающиеся выиграть пари или впечатлить девчонку.

Мы, местные жители, просто расставляем наши складные стулья перед лабиринтом, наслаждаемся запахом кукурузной шелухи и дыма, и слушаем, как шепчут на ветру увядающие листья Ведьминого леса.

Наша малышня ловит яблоки в кадушке или вырезает тыквы, пока мы наблюдаем за парадом приезжих чудаков. Иногда они приходят испуганные, словно за ними кто-то гонится, и они готовы на что угодно, чтобы от этого сбежать. Другие пропитаны тьмой, будто жаждут мести. Некоторые беззаботно идут в кукурузу, бросая вызов судьбе.

Но это не имеет значения. Все они заканчивают в одном и том же месте.

Большинство из тех, кто входит, больше не выходит.

Даже если они и возвращаются, желание исполняется не совсем так, как они хотели.

Я помню одного мужика, приехавшего аж из Калифорнии. Он прошел через лабиринт, только ради того, чтобы вырвать свою маленькую дочь из лап лейкемии. Когда он вернулся домой, все так и получилось. Лейкемия вырвалась из ребенка, ошметками разлетевшись по ковру их дома на берегу океана. Ходят слухи, что после этого он спрыгнул со скалы.

Еще была местная девушка, загадавшая глупое желание об идеальном парне, который любил бы её вечно. И это сбылось, вот только он оказался фарфоровой куклой в человеческий рост. Она говорила, что красивая кукла двигалась, когда её никто не видел, и делала ужасные вещи. Девчонка днями не спускала с неё глаз. Последний раз я видел того жуткого болванчика, когда она умоляла всех мужчин в городе сжечь куклу.

Может быть, меня уже догоняет маразм, но клянусь, что слышал, как кукла кричала в огне.

Я никогда не считал себя одним из тех идиотов, которые рискнули бы отправиться в кукурузный лабиринт.

Вот только у меня не осталось другого выбора.

Диагноз - "ранняя деменция". Мне повезло, что в нашем городке есть прямолинейный док, который объяснил без обиняков: "К концу ты даже себя не узнаешь".

Виски, которое обожгло мне горло, по приезду домой, на вкус было как пепел. Горький как моё будущее. Я надрывался всю свою жизнь, и ради чего?! Чтобы у меня отняли мои золотые годы? Я пил, пока губы не онемели, пока плохие идеи не начали казаться разумными. Полная луна стояла высоко над полями в ту ночь.

Медленное погружение в ад или прогулка по бесконечному лабиринту, какая разница?

По крайней мере, так я тогда думал.

Я был на полпути к ферме Броков, прежде чем осознал, что сижу за рулем.

Настолько накидался, представляешь.

Снова и снова тихий голосок в глубине моей головы – совесть, или как бы ты её не назвал – говорил мне свернуть с дороги, отоспаться и подумать на трезвую голову.

Снова и снова я игнорировал его.

Только когда я встал перед стеной кукурузы‘ у меня появились другие мысли.

Только тогда возникли сомнения.

Я даже не знал, какое загадаю желание, если пройду лабиринт.

Вот так я и стоял, пятидесятишестилетний мужик, уверовавший в исполнение желаний – хотя в этой атмосфере было легко поверить. В лунном свете кукуруза казалась еще выше и плотнее.

Когда я приблизился, лабиринт, казалось, задрожал от возбуждения, как голодная собака, жаждущая вцепиться в старую кость. Я глубоко вздохнул. Воздух пах мокрой землей и гнилыми листьями.

Этот докучливый голосок снова заверещал, твердя мне, что это последний шанс остаться в здравомыслящем и честном мире живых людей. Виски приказывал ему заткнуться, и, ну...

Виски победил.

***

Мама всегда говорила мне не ввязывался в то, из чего я не смог бы выбраться, но к тому времени, как я вспомнил её слова, лабиринт закрылся за мной.

Вот тогда-то и наступила реальность. Я не запаниковал, не пытался прорваться наружу сквозь стебли.

Я знал, что случается с теми, кто пытается это сделать.

Знал, как стебли обвивались вокруг них, душили, ломали сильных мужиков, как веточки. Как тянули их в сырую черную землю.

Я знал, потому что, ну, было бы ложью сказать, что все местные избегали кукурузного лабиринта Брока. Несколько безрассудных душ отправились туда, и еще меньше вернулось.

Они молчали о том, что видели. И о том, чего пожелали.

Мы так и не поняли, были ли таковы условия их побега, или то, что они пережили, оказалось слишком ужасным, чтобы говорить об этом.

Тем не менее, слухи просачивались в течение многих лет.

Предостережения о том, чего стоит избегать. Советы о том, как поступать.

В тени этих высоких стеблей, я пожалел, что пропускал сплетни мимо ушей.

По крайней мере, я помнил что нельзя паниковать и трогать растения, а холодный воздух быстро меня отрезвил. Ноги хлюпали по черной болотистой земле. Как только смог, я повернул направо – к сердцу лабиринта.

По слухам, нужно пройти через самую тёмную часть лабиринта, прежде чем сможешь выбраться с другой стороны. Если же долго ходить у края, расстояния заморочат тебе голову, и придется блуждать там вечно.

О чем ещё говорили легенды?

Было что-то о Даме под Вуалью и Разрисованном Человеке, и…

Стоило только подумать, как я его услышал.

Свистуна.

Черт, может быть, сама мысль и придала этой хреновине сил.

Я наступил на стебель кукурузы, и сухому мерзкому треску под ногой подпел тихий непринужденный свист где-то за моей спиной.

Он было далеко, но приближался с каждой минутой.

Я ускорил шаг. Свистун засвистел быстрее.

Какого чёрта, как же людям удавалось от него уйти? Ох, надо вспомнить. Я вернулся мыслями в детство, когда мы стайкой собирались на крыльце у Эбби ДеМилль. Она столкнулась со Свистуном, когда попытала счастья в лабиринте, еще в 85-м:

– Если услышите свист в кукурузном лабиринте, – она сказала нам, – сверните и пусть он пройдёт мимо. Не смотрите, не говорите. Просто подождите. И помните: “свистун замолк – беги со всех ног”.

Я замедлил шаг.

Свистун тоже сбавил скорость, но все равно догонял. Я увидел впереди поворот. Завернул за кукурузную стену, застыл как вкопанный и прислушался.

Озадаченный свист. Прозвучало так, оно было раздражено тем, что пропустило меня. Я начал слышать ещё что-то: низкое скрежетание, как будто когти или ржавый металл волочили по земле.

Эбби говорила не смотреть... но я ничего не смог с собой поделать.

Поднимаясь в звёздном небе над стеблями кукурузы, проплыла огромная коса. Свистун продолжил путь. Лезвие было покрыто тёмными пятнами и кусками мяса... я сразу раздумал заглядывать за угол. Я больше не хотел ничего видеть.

Кажется, я даже не дышал, пока он не ушёл... а потом продолжил путь.

В лабиринте время течет по-другому. Иногда люди, которые заходят между закатом и рассветом, выходят всего через несколько минут, исхудавшие и поседевшие, словно постаревшие на двадцать лет. А иногда получается как у Клейтона Халстеда, который вошёл в лабиринт в 1951 году и вышел в 2006. Он не постарел ни на день.

Прежде чем проглотить пулю в канун Рождества, Клейтон рассказал, что внутри лабиринта есть комнаты. Квадратные участки вырублены в кукурузе. Правда не захотел обсуждать, что может попасться внутри них. Только раз, крепко напившись в баре у Эла, Клейтон сделал единственное загадочное замечание:

– Знаете что, ребята? – он смачно рыгнул и заглянул в бутылку. – Иногда, когда я сижу на этом барном стуле с вами, сидушка становится жесткой, как сено, а пиво пахнет соломой. И у меня возникает самое ужасное чувство, что на самом деле я не здесь, а снова там, окруженный бесконечными стенами кукурузы. Это заставляет меня бояться, что вы все просто... исчезнете... и луна окажется высоко надо мной, и я пойму… – на этом моменте он всегда качал головой и заказывал ещё чего покрепче. И пил до тех пор, пока не сваливался со стула.

Я вспомнил Клейтона, потому что увидел одну из этих комнат справа от себя, чуть дальше по тропинке, где я прятался от Свистуна.

Она совсем не была похожа на то, что он описывал.

Вместо стогов сена, передо мной громоздилась на мокрой траве старомодная мебель: стол из полированного темного дерева, стулья с высокими спинками и тонкий фарфор, поблескивающий в лунном свете. Над серебряным чайником курился пар, как будто кто-то собирался устроить чаепитие…

Я убрался оттуда к чертовой матери и вернулся на дорожку. Или, по крайней мере, так мне показалось.

Это еще одна особенность лабиринта. Дорожки... меняются.

В комнату я пошел по прямой, но когда вернулся, обнаружил три тропы, все ведущие не туда, куда я хотел пойти. Если пути менялись, решил я, то не имеет смысла пытаться вспомнить, по какому я шел. Я выбрал один наугад и продолжил путь.

Ничего не было слышно, кроме шума кукурузы на ветру. Не было запахов, кроме гниющих стеблей. И ничего не было видно, кроме двух сплошных зеленых стен.

Это была еще одна фраза, которую любила повторять Эбби ДеМилль, когда дети, собирались у нее на крыльце: “Зелень доберется до тебя”. Теперь я понял, что она имела в виду.

Я почувствовал что-то под подошвой ботинка, что-то твёрдое и острое.

Кости.

Рёбра, сломанные бедра, целые позвоночники. Их было так много, что я не понимал, животным какого рода они принадлежали. В глубине души я знал, но...

Где были их головы?

Чёрные крылья захлопали вокруг моей головы.

Твёрдый клюв ударил меня по щеке, затем по лбу…

…тёплая кровь залила лицо. Оно пришло за моими глазами.

Я отмахнулся от массы черных перьев, и когда оно пошло на новый заход, понял, на что смотрю: на стервятника, а может, и на двух. Мне никогда не доводилось видеть этих отвратительных тварей так близко. Падальщиков, пожирателей трупов, с головами, похожими на полоски сырого мяса, и черными глазами-бусинками.

Я даже не знал, что они могут быть такими большими... и никогда не слышал, чтобы они нападали на живых...

Если только они не решили, что я уже мертв.

Нужно было двигаться дальше. Я размахивал курткой, как хлыстом, отбиваясь от ужасных клювов. Они набрасывались снова и снова, всегда целясь в глаза, пока я не оставил позади покрытую костями полосу грязи. Клекот стих, и я остался один со своим кровоточащим лицом и бьющимся сердцем.

Никто никогда ничего не говорил о стервятниках.

Или о костях.

Я подумал о людях, таких как Клейтон, которые вышли из лабиринта спустя многие годы. Сколько испытаний, подобных этому, он пережил... и сколько мне предстояло?

Когда жидкая храбрость завела меня в кукурузу, я думал, что тут и умру.

С моим диагнозом это меня ни капельки не напугало.

Другое дело остаться навеки блуждать в лабиринте…

Может быть, эти кости остались от тех, кому повезло умереть?

Я продолжил идти, всегда поворачивая к сердцу лабиринта...

Хотя, скажу честно, я больше не имел ни малейшего представления о том, где оно может быть.

Солнце уже должно было взойти... но это не произошло.

Без него не было способа определить, сколько времени я провёл внутри лабиринта.

Никакого способа, кроме моего собственного голода и жажды.

Если бы я не был так сосредоточен на жалости к себе, то заметил бы как кукуруза расступилась. К тому времени, как я осознал, что вошёл в одну из комнат, было уже поздно: за моей спиной выросла стена.

Остался один выход – пересечь комнату.

Бояться нечего, сказал я себе. Просто немного слишком идеальной травы, тыквы, несколько тюков сена…

И чучело с раскрашенным лицом.

Ретт Карлсон говорил о Разрисованном Человеке, пугале сошедшем со страниц книг о Волшебнике страны Оз, с лицом, словно нарисованным разъяренным ребёнком.

Когда Ретт вышел с другой стороны лабиринта, исполнилось его желание выиграть в лотерею. У него было всего несколько лет, чтобы наслаждаться выигрышем, прежде чем Марла – жена Ретта – убила его, чтобы получить деньги по страховке. У Ретта был один-единственный совет по поводу Нарисованного человека: “Что бы он ни делал – игнорируй”.

Но я уже остановился и уставился на это жуткое, огромное пугало. И тут же голова Разрисованного Человека повернулась ко мне. Он стоял на наполненных соломой ногах...

Несмотря на ужасный скрип конечностей, я его игнорировал. Перевел глаза на выход из комнаты и тяжело дышал, сосредоточившись на темном пятне среди зелени.

Даже тогда, когда услышал, как его набитые соломой руки поползли ко мне по траве.

Даже тогда, когда почувствовал, как его пальцы, зажатые в перчатки, скользят вверх по моим ногам.

Разрисованный Человек щупал меня и тыкал пальцами, как слепой, пытающийся что-то определить на ощупь. Если бы он добрался до моего лица – если бы он понял, что я человек – со мной было бы покончено, вот что я подумал.

Я чувствовал, хриплое дыхание на моей шее...

И тогда я засвистел.

"Фермер в лощине" – ту же мелодию из детской игры, что была у Свистуна. не совсем точно…

Но близко.

Я не мог видеть, что делал Разрисованный Человек у меня за спиной, но возникло ощущение, что он низко кланялся и медленно пятился назад.

Вот только возникли проблемы посерьезнее.

Где-то далеко в лабиринте Свистун услышал меня... и свистнул в ответ.

Теперь он мчался ко мне с безумной скоростью. Мне пришлось схватить самого себя за колени, чтобы не побежать… Я свернул за угол так быстро, как только смог.

Мой преследователь остановился и нервно присвистнул. Эта отвратительная коса покачивалась над кукурузой. Он стоял неподвижно, застыв в сомнениях – я мог сказать это по тону.

И он искал меня.

А вот этого не должно было случиться, почему он просто не пошел дальше? Или я нарушил правила, засвистев первым? Листья кукурузы щекотали мне спину, и я понял, что не могу отойти еще дальше, не рискуя быть поглощенным лабиринтом. Я крепко зажмурил глаза и услышал, как что-то прошло мимо.

Что-то, что звучало как металл, скребущий по грязи, и пахло смертью.

Прошло немало времени. Я решил пойти дальше… и чуть не упал. Голова кружилась от голода и жажды...

Но можно ли есть или пить что-либо в лабиринте?

Комната с Разрисованным Человеком осталась позади, уже что-то...

Пусть и грязные лужи вдоль тропы начали манить меня.

Впереди открылась другая комната: мебель из темного дерева, скатерть, чайник...

Нет. Не может быть, но каким-то образом… я оказался точно там, где начал.

Я упал на колени в грязь и зарыдал, как младенец.

Вряд ли у меня хватило бы сил найти другой путь. Вряд ли я бы даже смог встать.

Я полз по грязи, несчастный, каким только может быть человек, когда услышал звук, ужасно похожий на журчание чая…

Мои глаза резко раскрылись. Я поднял голову. В одном из кресел с высокой спинкой появилась фигура.

С ног до головы, она была закутана в огромную черную вуаль.

Женской рукой в черной перчатке она поставил одну чашку чая передо мной, а другую – перед собой.

Иди.

Её голос, женский голос, манил меня, резонируя внутри головы. Мир кружился, но я поднялся на ноги и зашаркал к стулу с высокой спинкой напротив нее. Между нами стояло блюдо с печеньем и пирожными, освещенное белым, как кость, сиянием луны.

Ешь. Пей. Идеальная ночь чтобы полюбоваться луной, не так ли?

Я ничего не ответил, но Дама под Вуалью, похоже, этого не заметила.

У меня заурчало в животе. Подув на дымящуюся чашку чая, я потянулся за маленьким пирожным в форме цветка. Случайно посмотрел направо…

И моя рука застыла над серебряной тарелкой.

На этом странном празднике были не только я и Дама под Вуалью.

Рядом со мной сидел мужчина с идеально прямой спиной, глядя вверх. Его глаза были круглыми как мраморные шарики, а кожа под старомодной фермерской одеждой высохла, как кукурузная шелуха. Он все еще дышал.

Будто его заживо забальзамировали.

Тринадцатилетняя чирлидерша сидела через несколько стульев от меня. Подросток-латинос – напротив неё. Солдат в форме времен Первой мировой войны обнаружился слева от меня. Все они выглядели так же, как первый мужчина. Живые гребаные скелеты, с широко открытыми глазами, затянутые в сухую кожу.

Перед ними на серебряных тарелках лежали недопитые чашки чая и крошки печенья.

Я убрал руку от тарелки с пирожными.

Дама под Вуалью казалась разочарованной.

Чего ты хочешь?

Снова голос раздался внутри моей головы.

– Я просто хочу вернуться домой, – честно ответил я.

Действительно?

В этом скрипучем, шепчущем голосе слышалось неподдельное удивление.

Уверен, что это ВСЁ, чего ты хочешь? Ты больше не сможешь передумать, знаешь ли...

Я не забыл ни о смертельном диагнозе, ни о том, что последует за ним, но я обнаружил, что есть вещи похуже смерти... может быть, даже страшнее потери рассудка…

И они бродят по тенистым тропам кукурузного лабиринта Брока.

Я кивнул Даме под Вуалью. Пожав плечами, она махнула рукой в черной перчатке. Шелестящие зеленые стебли позади нее раздвинулись. В туманном поле по ту сторону я едва различил очертания своего грузовика, пьяно брошенного по диагонали на грязной парковке перед лабиринтом.

Дама под Вуалью наблюдала, как я ухожу, но когда я в последний раз обернулся, позади не было ничего, кроме стены кукурузы.

***

Когда я рассказываю людям о лабиринте, они обычно считают меня сумасшедшим. Даже люди, которые прожили в городе много лет и знают о странном кукурузном поле Броков, на самом деле не верят, что я был внутри. В конце концов, если я был там, то какое моё желание?

Иногда ночами, сидя на своем крыльце и глядя на луну, я думаю, что в этом и был весь фокус: единственный способ безопасно покинуть кукурузный лабиринт – это пожелать именно это, и ничего больше.

Но в другие ночи, когда деревья странно шумят и большая старая луна кажется слишком яркой и серебристой, чтобы быть настоящей... Я думаю, что, может быть, я ошибся насчет лабиринта...

Интересно, вышел ли я из него на самом деле?

~

Оригинал

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Нам было по 18 лет, когда мы начали жить вместе. Мы сняли квартиру на год, но через 6 месяцев она мне изменила. К тому времени она задолжала мне около 800 долларов за аренду квартиры. После расставания мы продолжали жить вместе оставшиеся полгода, потому что я хоть и мог вернуться к родителям, но она считала, что я должен свалить и продолжать оплачивать свою половину. Это конечно отстой, но больший отстой платить за квартиру, в которой она будет жить одна.

Счёт за кабельное телевидение/интернет был оформлен на неё. Тот факт, что она должна мне деньги, был зафиксирован в переписке по электронной почте. В письмах я также уточнил, можем ли мы просто вычесть мою долю оплаты за кабельное телевидение из её долга.

За два месяца до окончания договора аренды она потребовала с меня мою долю за интернет и кабельное ТВ (около 30 долларов) и пригрозила, что не заплатит и отключит его, поэтому я отдал ей эти деньги. К тому времени она жила с парнем, с которым мне изменяла, и в квартире уже не появлялась.

Я знал, что она никогда не вернёт мои деньги, поэтому у меня возникла идея. Я купил все существующие каналы и все возможные дополнения. Перед этим я в последний раз написал ей по электронной почте что-то вроде: «Для уточнения: моя часть счёта за этот месяц будет вычтена из суммы, которую ты мне должна, верно?» И она согласилась.

Я купил каждый платный канал, покупал и брал напрокат фильмы, даже платил за порно с оплатой за единичный просмотр, это было весело. Я накупил всего примерно на сумму, которую она мне была должна - около 750 долларов.

К тому моменту, когда она получила счёт, я уже жил с родителями. Она заявилась с этим счётом к нам домой и сказала моему отцу: «Ваш сын потратил так много, я не смогу столько заплатить», на что мой отец ответил: «Заплати деньгами, которые ты ему должна», и закрыл перед ней дверь.

Я не знаю, заплатила она или нет, но это было забавно.

Изменено: продолжение истории. Она и её парень обручились через два или три месяца. Они помолвлены и по сей день, спустя 4.5 года, но до сих пор не женаты, и она беременна от него.

Источник

Прошлый (сюжетный) выпуск тут
Прошлый (не сюжетный) выпуск тут

Оригинал тут
Эмми обзавелась телегой, читать (только её) можно тут

Напомню: необычная парочка добралась-таки до Шома, но в первой же таверне случай столкнул Герварда с очень обидчивой женщиной - офицером. Дуэль! И последовавшее за ней неожиданное открытие, полностью меняющее планы.

Часть 1: https://vombat.su/post/11058-ser-gervard-i-mister-fitts-snova-idut-na-voinu-chast-1-4

Часть 2: https://vombat.su/post/11230-ser-gervard-i-mister-fitts-snova-idut-na-voinu-chast-2-4

Автор: Гарт Никс.

Мой перевод. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

Сад, и в самом деле, был очень красив. Его окружала кованая ограда, но калитка не запиралась, и любой житель Шома мог насладиться прогулкой по его аллеям. Извивающаяся тропинка вела через рощу, ветки деревьев в которой украшали ярко горящие фонари, к овальной лужайке. От края до края в ней было ярдов пятьдесят [прим.: около сорока пяти метров], так что лучи света почти не достигали укрытого в тени центра. Небольшая толпа – в основном постояльцы, ставшие свидетелями ссоры – уже собрались в ожидании представления. В центре поляны стояла Джессайя, сжимавшая в руке обнажённый клинок.

‑ Будь осторожен, Гервард, ‑ прошептал Фитц, наблюдая, как женщина, чуть согнув ноги в коленях, разминается, отрабатывая атакующую связку, заканчивавшуюся выпадом. – Похоже, она очень быстра.

‑ Она офицер храмовой стражи, ‑ хрипло ответил Гервард. – Их бог наделил её какой-то особой силой или иным даром?

‑ Нет, не похоже, чтобы их божок был боевой сущностью, ‑ успокоил его Фитц. – Сейчас я проведу кое-какие исследования и выясню, что же это такое…

‑ Сэр Гервард! Наконец-то. Я уже начала скучать.

Гервард помрачнел, услышав голос Джессайи. Он переоделся так быстро, как только смог, подобрав очень красивый белый костюм с разрезами на рукавах, под которым виднелась жёлтая рубашка со шнуровкой спереди и золотыми лентами на манжетах и плечах, и такого же покроя золотистые бриджи с серебряными лентами на голенях, которые словно невзначай проглядывали сквозь боковые вырезы его вторых по качеству сапог.

Джессайя, напротив, лишь сняла форменный сюртук; поверх рубашки ладно сидел синий жилет, на ногах были кожаные бриджи и чёрные сапоги безо всяких украшений, подогнутые чуть ниже колена. Сложись обстоятельства иначе, Гервард не преминул бы восхититься её видом и, возможно, даже сделал бы комплимент.

Вместо этого, подавив тяжёлый вздох, он шагнул вперёд, выхватил меч и отбросил ножны в сторону.

‑ Я здесь, лейтенант, и я готов. Кстати, наш небольшой спор должен завершиться смертью одного из нас, или, возможно, обоих?

‑ В городе запрещены смертельные дуэли, сэр Гервард, ‑ ответила Джессайя. – Несчастные случаи, однако, порой бывают.

‑ Что же, в таком случае, должно послужить знаком, что мы можем прекратить наши пререкания?

‑ Кровь! ‑ воскликнула Джессайя. Она махнула клинком в сторону зрителей. – Видимая всем, кто на нас смотрит.

Гервард медленно кивнул. При таком освещении для того, чтобы зрители могли увидеть кровь, её должно пролиться немало. Он склонил голову в лёгком поклоне, не опуская, впрочем, глаз, а затем поднял меч, приняв защитную стойку.

Джессайя двигалась стремительно. Её клинок сразу метнулся к его шее, и, хотя Гервард парировал удар, ему пришлось отступить на шаг назад. Изменив направление удара, она снова взмахнула саблей. Парировав удар ещё более неловко, чем предыдущий, он снова отступил, не видя пока возможности для контратаки. Так они танцевали около минуты, клинки взлетали и падали, сталкиваясь друг с другом и начиная новое движение едва ли не быстрее, чем звук успевал достигнуть зрителей.

Герварду хватило времени оценить стиль и манеру боя Джессайи. Она двигалась очень быстро, как, впрочем, и он сам ‑ гораздо быстрее, чем можно ожидать при его росте и комплекции. Как всегда, рыцарь не спешил показывать, насколько быстро он в действительности может двигаться. Запястье Джессайи оказалось сильным и гибким, она с лёгкостью переходила от атаки к защите и обратно. Но её стиль, вариант старой школы, которую Гервард изучал в юности, отличался некоторой неуклюжестью.

При следующем выпаде, который оказался именно таким, как он ожидал, Гервард не стал парировать, а сделал шаг в сторону, уходя от клинка. Он почувствовал, как её меч прошелестел у самых рёбер, и, пропустив удар своей сабли чуть выше, остриём клинка рассёк Джессайе кожу над правым локтем, оставив длинный, но совсем не глубокий разрез, которого, по его оценкам, должно было хватить, чтобы вызвать обильное кровотечение, не нанеся при этом серьёзного вреда.

Джессайя отступила, не ослабляя бдительности. Гервард быстро крикнул:

‑ Кровь!

Джессайя двинулась было вперёд, и Гервард приготовился к новой атаке. Но лейтенант тут же остановилась, закусив губу и подняв руку к фонарю, чтобы лучше видеть рану. Кровь уже пропитала льняную рубашку, тёмное пятно растекалось по ткани.

‑ Вы победили, ‑ сказала она и, воткнув остриё меча в траву, протянула Герварду руку в перчатке. Он последовал её примеру и пожал протянутую ладонь, после чего они поклонились друг другу.

Лёгкое жжение в боку заставило Герварда посмотреть вниз. На рубашке красовался двухдюймовый разрез [прим.: около пяти сантиметров], из которого вытекали бисеринки крови. Не отпуская ладонь Джессайи, он указал левой рукой на свои рёбра:

‑ Полагаю, ничья. Надеюсь, у нас нет больше причин для дальнейших препирательств?

‑ Надеюсь, что нет, ‑ тихо ответила Джессайя. – Я сожалею о случившемся. Если бы не присутствие некоторых моих товарищей, я приняла бы ваши извинения, сэр. Но вы же понимаете… репутацию нелегко завоевать и ещё сложнее сохранить…

‑ Я понимаю, ‑ сказал Гервард. – Пойдёмте, мистер Фитц займётся вашим порезом. Не откажете ли вы мне в любезности, разделив с нами скромную трапезу?

Джессайя покачала головой.

‑ Скоро я ухожу на службу. Времени едва хватит, чтобы наложить пару швов и перевязать рану. Впрочем, возможно, мы ещё встретимся.

‑ Я искренне надеюсь, что так и будет, ‑ с жаром воскликнул Гервард. С неохотой он разжал пальцы. Рука Джессайи на несколько мгновений задержалась в его ладони, затем она медленно отняла её, чуть отступила и, сняв шляпу, отвесила полный поклон. Гервард поклонился в ответ. Выпрямившись, он увидел спешащего к ним мистера Фитца, который нёс большой кожаный чемодан. Как всегда, он делал вид, будто тот для него слишком тяжёл – один из его стандартных приёмов, вводящих окружающих в заблуждение, ведь Фитц был, по меньшей мере, так же силён, как и сам рыцарь, если не сильнее.

‑ Будь добр, мистер Фитц, позаботься о лейтенанте Джессайе, ‑ попросил Гервард. – А я, пожалуй, вернусь в трактир и выпью кубок… или два… вина.

‑ Быть может, твою рану тоже стоит обработать? – уточнил Фитц, раскрывая чемодан и жестом указывая Джессайе сесть рядом.

‑ Это всего лишь царапина, ‑ отмахнулся Гервард. Поклонившись ещё раз Джессайе, он пошёл прочь, не обращая внимания на жидкие аплодисменты зрителей, которые пробирались вперёд, чтобы поговорить с девушкой или поглазеть на кровь на её рукаве.

‑ Возможно, я ненадолго отлучусь, ‑ крикнул мистер Фитц вслед Герварду. – Но только на часок, не больше.

****

Мистер Фитц не изменил своей пунктуальности и вернулся через несколько минут после того, как колокол цитадели пробил трижды. Гервард отвоевал себе отдельную комнату и ужинал там в одиночестве.

‑ Бог Шома, ‑ начал Фитц без предисловий. – Слышал ли ты хоть раз, чтобы кто-то упоминал его имя?

Гервард покачал головой и долил в кубок вина из серебряного кувшина с носиком, выполненным в форме лебединого клюва. Шом, определённо, нравился ему всё больше, и серебряная посуда, на которой подавали еду в трактире, только укрепляла приятное впечатление о городе.

‑ Они называют своего бога Танешем, ‑ продолжил Фитц. – Но его истинное имя - Пралкорнрах-Таниш-Кваксиксоб.

‑ Непросто, должно быть, такое выговорить, не говоря о том, чтобы правильно написать, ‑ заметил Гервард. – Согласен, краткая форма гораздо приятнее уху, местным не откажешь в здравомыслии. Так что с ним не так?

‑ Это имя есть в списке, ‑ сказал Фитц.

Гервард так сжал челюсти, что откусил край оловянного кубка, из которого как раз собирался сделать очередной глоток, и взмахнул рукой, расплёскивая вино по столешнице.

‑ Это точно? Ты абсолютно уверен?

Фитц кивнул.

‑ Перевязав девушку, я спустился к озеру и сделал снимок сущности бога. В воде её концентрация оказалась довольно высока, так что я легко получил образец. Можешь, если хочешь, сам сравнить его с записью.

Он протянул рыцарю полоску стекла в дюйм шириной [прим.: около 2,5 см], испещрённую множеством разноцветных полос. Гервард с неохотой взял её, а затем открыл толстую квадратную книгу, которую Фитц подвинул через стол. Книга была открыта на изображении цветной пластинки с нанесённой на ней последовательностью цветных полос.

‑ Полное совпадение, ‑ согласился рыцарь, и в его голосе слышалось сожаление. – Что ж, думаю, удача сопутствует нам: какое счастье, что мы не успели подписать контракт. Правда, боюсь, они не сочтут наши действия чисто оборонительными.

‑ Они не знают, что здесь укрывается, ‑ возразил Фитц.

‑ Приятный во всех отношениях город, ‑ вздохнул Гервард, снова подняв кубок и отпив сладковатого вина. – Красивая долина. Я надеялся, что смогу привыкнуть к Шому и его жителям.

‑ Богатство Шома, все эти урожаи, здоровый скот, довольные люди… всё это – лишь непредвиденный результат хищнического отношения их божества к окружающим землям, ‑ сказал Фитц. – Пралкорнрах относится к классу межпространственных паразитов, едва ли не одному из самых опасных. Если его не остановить, со временем он высосет жизненную силу из всех земель за пределами своих непосредственных владений. Вспомни пустыни Балкаша – это дело рук аналогичного существа, только тому уже больше шести тысяч лет. Местному же «богу» едва ли исполнилась пара веков – и ты видел, что творится за пределами долины.

‑ Шесть тысяч лет – немалый срок, ‑ заметил Гервард, снова отпивая из кубка. Вино оказалось не только крепким, но и сладким, и он чувствовал, что пара глотков ему сейчас не повредит. – За это время там и без божественного вмешательства могла возникнуть пустыня.

‑ Пралкорнрах пожирает не только поля и реки, ‑ вздохнул Фитц. – Люди за пределами этой долины тоже страдают. Мертворождённые дети, сильные мужчины и женщины, увядающие до срока… Этот божок медленно высасывает энергию из всего живого.

‑ Они могли бы уйти, ‑ сказал Гервард. От выпитого его клонило в сон и немного мутило. – Думаю, многие и так уже ушли оттуда в поисках лучших мест. Остальных тоже можно расселить, а покинутые земли оставить на корм этому божку. Шом останется цветущим оазисом. Что с того, если вокруг вырастет ещё одна пустыня? В природе случается и не такое, верно?

‑ Думаю, ты не вполне осознаёшь суть дела, ‑ укоризненно заметил Фитц. – Пралкорнрах – всеобъемлющий пожиратель. Его энергетические нити станут распространяться тем дальше и быстрее, чем старше он будет становиться. Он, в свою очередь, продолжит копить силу, и избавиться от него станет гораздо сложнее. Через несколько тысячелетий он разжиреет настолько, что искоренить его и вовсе не смогут.

‑ Не мешай мне мечтать, ‑ не без горечи в голосе ответил Гервард. – Не стоит тратить слова, не пытайся меня переубедить, в этом нет нужды. Мне не надо даже понимать в этом ничего, кроме главного факта: этот божок есть в списке.

‑ Да, ‑ подтвердил мистер Фитц. – Он есть в списке.

На мгновение склонив в молчании голову, Гервард отодвинул стул и потянулся за саблей. Вынув оружие из ножен, он положил клинок на колени. Мистер Фитц протянул ему точильный камень и маленькую склянку со светло-золотистым маслом. Капнув немного на оселок, рыцарь принялся точить лезвие. Потекли томительные минуты, наполненные ритмичным скрежетом, пока, наконец, Гервард не отложил камень в сторону, протирая клинок мягким куском оленьей кожи.

‑ Когда?

‑ Четырнадцать минут после полуночи – оптимальный вариант, ‑ ответил мистер Фитц. – Полагаю, я правильно рассчитал плотность его интрузии.

‑ Он проявляется в храме?

Фитц кивнул.

‑ Кстати, а где, собственно, находится храм? Мы видели только шпили цитадели над городом.

‑ Под землёй, по большей части, ‑ пояснил мистер Фитц. – Я нашёл боковой выход, думаю, мы без проблем сможем им воспользоваться. За ним есть некий магический барьер. Я ещё не установил точную его природу, но, надеюсь, смогу его преодолеть.

‑ Боковой выход охраняется? Внутренний караул есть?

‑ Да и да, ‑ ответил Фитц. Что-то в его голосе заставило Герварда пристально посмотреть на марионетку.

‑ У бокового выхода два охранника, ‑ продолжил Фитц. – Внутренний караул – десять или одиннадцать человек… во главе с лейтенантом Джессайей, которая тебе уже знакома.

Гервард встал с саблей в руке и отвернулся от Фитца.

‑ Быть может, нам не придётся сражаться с ней… или с её товарищами.

Фитц не ответил, и его молчание само по себе было ответом.

Это едва ли не самое крупное произведение, какое мне довелось переводить: чуть больше полутора авторских листов (около 65 000 знаков; впрочем, оно того стоило). Чтобы не перегружать читателей (как показывает практика, большой объём текста отпугивает людей), я разбил историю на четыре фрагмента, финал опубликую завтра. Но если кому-то не терпится узнать, что же будет дальше, мы с Sanyendis уже выложили рассказ полностью на нашем канале: Сказки старого дворфа (1, 2, 3, 4). Решайте сами, как вам будет удобнее.

Напомню, мы остановились на том, как сэр Гевард и мистер Фитц, рыцарь в золочёных доспехах и оживлённая магией кукла, обсуждают перспективы трудоустройства в городе Шом, которому более бедные соседи объявили войну (возможно, вынужденно).

Часть 1: https://vombat.su/post/11058-ser-gervard-i-mister-fitts-snova-idut-na-voinu-chast-1-4

Автор: Гарт Никс. Иллюстрация: Jessica Douglas.

Мой перевод. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

Долина, открывшаяся за вторым хребтом, нимало не походила на блеклые поля, оставшиеся за спиной путников. Перед ними расстилалась укрытая мягким теплом наступающих сумерек шашечная доска, на которой золотые пшеничные поля перемежались лугами, на которых паслись тучные стада. Широкая река, протекавшая с востока на запад, местами разливалась, образуя болотистые низины, в которых в изобилии водились водоплавающие птицы. Склоны небольших холмов, видневшихся вдалеке, покрывали сады, в тёмной листве даже отсюда угадывались яркие изумрудные пятна созревших яблок. Неподалёку раскинулись обнесённые каменными стенами цитрусовые рощи, и невысокие деревья были усыпаны лимонами и лаймами, а всего в сотне ярдов [прим.: чуть больше девяноста метров] высилась группа из шести деревьев, на которых росли редкие и изысканные плоды с голубой кожицей, известные под названием «серка», которые обычно ожидаешь встретить в гораздо более сухом климате.

‑ Весьма приятная глазу картина, ‑ заметил Гервард. Лёгкая улыбка коснулась его губ, а вокруг глаз собрались маленькие морщинки – как у человека, которому явно нравится то, что он видит.

До Шома было ещё около мили [прим.: чуть больше полутора километров]; город стоял на возвышенности в северо-западном углу долины, где река образовывала широкое озеро, омывавшее городские стены. Судя по количеству глубоко осевших в воде лодок, которые как раз начали причаливать к берегу, озеро настолько же изобиловало рыбой, сколь долина – фруктами.

Почти все дома в Шоме были сложены из камня приятного бледно-жёлтого цвета, а деревянных построек, как отметил про себя Гервард, в городе, где проживало едва ли пять тысяч человек, попадалось гораздо меньше, чем можно было ожидать.

Шом окружала старая стена из того же желтоватого камня, но Герварда гораздо больше заинтересовали земляные сооружения, возведённые перед ней совсем недавно. Город опоясывала зигзагообразная линия укреплений, а на берегу озера возвышались довольно серьёзные бастионы. В подзорную трубу можно было разглядеть несколько колёсных пушек, установленных на их верхних площадках, и орудия меньшего калибра в опорных пунктах вдоль земляной насыпи. На обоих бастионах подле пушек стояли небольшие расчёты солдат, вдоль земляных валов через каждые двадцать-тридцать ярдов [прим.: чуть больше двадцати пяти метров] парами ходили патрульные, а на каменных стенах виднелись дозоры.

‑ Без сомнения, обороной командует профессионал, ‑ заметил Гервард. – Думаю… Да, вот из фруктового сада показался кавалерийский разъезд. Дюжина всадников под командованием корнета с мучнисто-бледным лицом.

‑ И это не простые солдаты, ‑ добавил мистер Фитц. – Дерсийские кеплары.

‑ О, в самом деле, ‑ воскликнул Гервард. Он сложил подзорную трубу, откинулся в седле и левой рукой ослабил перевязь сабли, так что клинок чуть показался из ножен. – Сейчас они служат по контракту, так что, полагаю, мы сможем с ними договориться.

‑ Думаю, да, ‑ согласился мистер Фитц, потянувшись, тем не менее, к поле мантии, под которой был спрятан какой-то небольшой предмет. Другой рукой он коснулся края шляпы, опустив на лицо тонкую вуаль, скрывшую его черты. Теперь, если не вглядываться слишком пристально, он напоминал закутанного в несколько слоёв одежды ребёнка в необычных бумажных перчатках. Самодвижущиеся куклы не вызывали особенного страха в большинстве стран мира. Когда-то они встречались довольно часто, и некоторые до сих пор ходят по миру. Почти все они – артисты, и порой люди даже слагали о них сказки и песни.

Мистер Фитц, впрочем, к их числу не относился.

‑ Если до этого дойдёт дело, постарайся оставить корнета в живых, ‑ попросил Гервард, хорошо помнивший, каково это – ходить в младших офицерах… независимо от того, какого оттенка твоё лицо.

Мистер Фитц не ответил. Впрочем, Гервард не хуже него знал, что если дойдёт до драки и ему придётся применять своё искусство, то выбирать, кого из нападающих убить, а кого пощадить, не придётся.

По мере приближения к напарникам ход отряда всё замедлялся, а лошади, почуяв запах боевых ящеров, начали пятиться. Гервард поднял в знак приветствия руку, и корнет прокричал команду: всадники вытянулись в линию, а затем остановились на расстоянии выстрела из лёгкого пистолета. Рыцарь внимательно следил за тем, как сержант выехала чуть вперёд, чтобы рассмотреть их получше, а потом быстрым шагом направилась обратно к корнету. Если дерсийцы решатся нарушить присягу, сержант первым делом избавится от своего офицера.

Но та остановилась, не поднимая оружия, и тихо заговорила с корнетом. Гервард почувствовал лёгкое облегчение, но никак не выказал этого внешне и не спешил расслабляться. Мистер Фитц также не торопился вынимать руку из-под мантии. Гервард знал, что пальцы его собеседника, вылепленные из папье-маше, сжимают причудливо украшенную иглу, сделанную из какой-то магической субстанции, к которой ни один человек не смог бы прикоснуться безнаказанно.

Корнет выслушал сержанта и, довольно резко бросив ему в что-то в ответ, развернул коня и обратился к солдатам. До Герварда долетали лишь отдельные слова, но, похоже, офицер, несмотря на молодость, гораздо лучше владел ситуацией, чем он ожидал, и напомнил дерсийцам, что данная ими клятва запрещает любую месть, личную или какую-либо ещё, во время исполнения служебных обязанностей.

Наконец корнет, повысив голос, закончил разговор:

‑ Разойтись! Сержант, следуйте за отрядом!

Сам офицер подъехал к Герварду. Отдав честь, он натянул поводья, отступив на пару шагов. Очевидно, молодой человек оценил по достоинству обманчиво-безучастные глаза и зубастые пасти боевых ящеров и не желал без нужды нервировать своего коня.

‑ Добро пожаловать в Шом! – начал он. – Я – корнет Мисолу. Позвольте узнать ваши имена и цель прибытия?

‑ Я сэр Гервард из Высокой Палеи, наёмный артиллерист.

‑ А я Фитц, тоже из Высокой Палеи, помощник сэра Герварда.

‑ Добро пожаловать, э-э-э… господа, ‑ сказал Мисолу. – Имейте в виду, нам объявлена война, и все проезжающие должны подтвердить свою верность городу и принять на себя определённые… э-э-э…

‑ Полагаю, обычно это называется «обязательства», ‑ заметил мистер Фитц.

‑ Именно, обязательства, ‑ повторил Мисолу. Всё же, он был ещё очень молод. Скулы, видневшиеся из-под дужек шлема с хвостом омара [прим.: шлем, популярный в Европе в 17 веке; получил название благодаря опускавшемуся на шею ряду пластин], пылали от смущения. Шлем, надо сказать, явно был великоват, даже с дополнительной подкладкой, которая немного отклеивалась надо лбом.

‑ Мы наёмники и хотели бы предложить наши услуги городу, ‑ сказал Гервард. – Мы готовы принести личную присягу, если Шом заключит с нами контракт. До тех пор мы клянёмся хранить мир, но оставляем за собой право защищаться, если на нас нападут первыми.

‑ Я принимаю ваше слово, сэр Гервард и… гм…

‑ Мистер Фитц, ‑ продолжил Гервард, одновременно со своим спутником, который сказал просто «Фитц».

‑ Да, мистер Фитц.

Подъехав чуть ближе, корнет добавил:

‑ Вы можете не беспокоиться насчёт моих дерсийцев. Они верны своему слову, хотя сержант Ксиколиз упомянула о какой-то вражде их… э-э-э… всего их народа с вами.

В голосе корнета так и сквозило любопытство, которое говорило как об удалённости Шома, так и о наивности молодого офицера.

‑ Несколько лет назад мы принимали участие в одной кампании, ‑ ответил Гервард. – Тогда мы с мистером Фитцем служили Гериату Джакскому. Видите ли, дерсийцы – кочевой народ. Так уж вышло, что их традиционные маршруты пролегали через его лучшие угодья, и он не испытывал по этому поводу особого восторга. В последнем сражении небольшой отряд проник в передвижной храм дерсийцев и… ах… взорвал его специально изготовленным петардом. Их божество было несколько обескуражено таким обращением и удалилось в своё зимнее жилище в дерсийской степи, попутно сея разрушения среди своего избранного народа.

‑ Полагаю, сэр, командовали этим небольшим отрядом именно вы?

Гервард покачал головой.

‑ Нет, я артиллерист. Командовал капитан Касвик. Его убили, когда мы отступали, за несколько минут до нашей победы. Однако именно я изготовил тот петард, а мистер Фитц… Он помог нам войти в храм, а потом безнаказанно сбежать. Вот и вся причина их нелюбви к нам.

Гервард бросил на мистера Фитца суровый взгляд, намекая, что сейчас не время демонстрировать привычное стремление к точности и правдивости, свойственное марионетке. Дело в том, что капитан Касвик погиб ещё на подступах к храму, но для его вдовы и детей было лучше, чтобы Касвик пал героем, и Гервард сделал его таковым. Правду знали только мистер Фитц и ещё один человек, выживший в том сражении.

Впрочем, Гервард и мистер Фитц не считали случившееся тогда победой, ведь их целью было заставить дерсийского божка отступить гораздо, невообразимо дальше, чем на пять сотен лиг, отделявших его от зимнего храма.

До города напарники добрались без происшествий, хотя Гервард не мог не отметить, что корнет Мисолу приказал своему отряду оставаться на месте и нести вахту, отправившись сопровождать гостей в одиночку, что указывало на то, что молодой офицер всё же не был полностью уверен в способности дерсийцев сдержать клятвы верности городу.

В Шом вела зигзагообразная тропа, огибавшая земляные валы. Патруль задержал их на несколько минут, сверяя пароли и ответы (Гервард одобрительно кивнул, заметив, что говорящие понижали голос, обмениваясь кодовыми фразами), после чего их имена занесли в огромную книгу и выдали скреплённые печатями и подписями пропуска, дающие право войти в город.

Пропуска эти понадобились весьма скоро: через каких-то два десятка ярдов [прим.: около восемнадцати метров] стражники у городских ворот тщательнейшим образом изучили бумаги при свете фонаря. К слову, поскольку солнце уже окончательно село, ворота заперли, однако документы были оформлены по всем правилам, и напарников без проблем пропустили внутрь. Здесь Мисолу удалился, напоследок порекомендовав трактир, отвечающий требованиям Герварда: чтобы там имелись подходящие стойла и корм для боевых ящеров; чтобы он не пользовался популярностью у дерсийцев или других наёмников, записавшихся на службу в преддверии предстоящей войны; и чтобы там подавалась достойная еда и изысканные вина, а не одни лишь разбавленное пиво и эль. Корнет также подсказал дорогу к цитадели (впрочем, её четыре башни поднимались так высоко над крышами, что в этом не было особой необходимости) и посоветовал Герварду и Фитцу не торопиться с визитом, по меньшей мере, до третьего колокола – по утрам собирался совет правителей, и заключить контракт о найме было бы не с кем.

Улицы Шома радовали чистотой и отсутствием грязи. Гервард снова улыбнулся, отметив, что не ощущает букета мерзких запахов, столь характерных для мест, где проживает большое количество людей. Он уже предвкушал горячую ванну, нормальный обед и сон на прекрасной пуховой перине, а с завтрашнего дня – хорошо оплачиваемую и не слишком обременительную работу.

‑ А вот и трактир, ‑ заметил мистер Фитц, указывая на боковую улочку, мимо которой они как раз проезжали; впрочем, её ширины хватало, чтобы всадники могли ехать бок о бок. – Обрати внимание, у них на вывеске золотой ячменный колос. Самое то для города с такими богатыми сельскохозяйственными угодьями.

Двор трактира выглядел чистым и ухоженным; в углу и в самом деле стояло несколько больших клеток с железными прутьями, предназначенных для содержания их боевых ящеров, над которыми крепились бочки с мясом и желоба для кормления. Один из четырёх конюхов, крутившихся неподалёку, бросился вперёд, чтобы открыть клетки и спустить желоба, а трое других помогли Герварду разгрузить поклажу. Мистер Фитц подхватил свой швейный столик и отошёл в сторону; небольшая коробка из розового дерева с серебряной инкрустацией не вызвала ни удивления, ни тревоги. Конюхи не проявили ни малейшего интереса и к самому Фитцу, что, несомненно, свидетельствовало о том, что самодвижущиеся марионетки время от времени появлялись и в этих местах, развлекая горожан.

Гервард направился было ко входу в трактир, но на самом пороге остановился, услышав досадливое фырканье одного из боевых ящеров. Оглянувшись и придержав дверь рукой, он убедился, что всё в порядке и ворота клетки крепко заперты, но, на беду, в то же самое время кто-то попытался выйти наружу. Гервард толкнул дверь, и та распахнулась, отбросив стоявшего внутри человека на несколько шагов. Незнакомец обрушился на стол, пустая бутылка опрокинулась и со звоном разбилась.

‑ Прискорбно, ‑ пробормотал мистер Фитц, увидев, что пострадавший оказался не только солдатом, а точнее, младшим офицером, о чём говорил его красный поясок, но и женщиной.

‑ Я приношу свои извинения… ‑ начал было Гервард, но тут же умолк, не желая перебивать женщину. Она была примерно того же роста, что и он, пепельно-русые волосы собраны в косу на затылке; в руке дама сжимала шляпу. Она показалась ему очень красивой, по крайней мере, на его вкус, как человека, выросшего в обществе, где женщины традиционно наносили себе ритуальные порезы. Другие, возможно, могли счесть её не столь привлекательной из-за шрама, который шёл от уголка левого глаза к уху, а оттуда ломаной линией тянулся к кончику носа.

‑ Вы весьма неуклюжи, сэр!

Гервард ещё пару секунд беззастенчиво её рассматривал, прежде чем ответить.

‑ Я очень…

‑ Полагаю, вам не нравится то, что вы видите? – перебила его дама. – Может быть, вам не доводилось служить с женщинами? Или вам не нравится моё лицо?

‑ Вы очень красивы, ‑ смог выдавить Гервард, хотя и понимал, что это совсем не то, что следует говорить женщине, с которой ты едва успел познакомиться, или офицеру, с которым только что столкнулся.

‑ Да вы, верно, насмехаетесь надо мной! – прорычала женщина. На её побледневшем от гнева лице яростно сверкали голубые глаза, а шрам налился кровью. Одним движением водрузив на голову шляпу, она выпрямилась во весь рост. – Вы заплатите за это!

‑ У меня и в мыслях не было над вами насмехаться, ‑ спокойно ответил Гервард. – Мне доводилось служить с мужчинами, женщинами… даже с евнухами, если на то пошло. Кроме того, завтра я планирую заключить контракт и рассчитываю, как минимум, на должность полковника артиллерии, а полковник не имеет права драться на дуэли с лейтенантом. Мне бы очень хотелось извиниться, но я не могу принять ваш вызов.

‑ Не можете или не хотите? – усмехнулась женщина. – Пока что, полагаю, вы ещё не полковник на службе у Шома, а всего лишь хвастун-наёмник.

Гервард со вздохом оглядел общий зал. Мисолу был прав – наёмники не любили этот трактир. Но за столами сидело несколько офицеров регулярной службы и ополчения Шома, и все они с большим интересом наблюдали за происходящим.

‑ Что ж, очень хорошо, ‑ огрызнулся он. – Хоть это и форменная глупость, повторяю, я вовсе не хотел вас обидеть. Где и когда?

‑ Немедленно, ‑ сказала женщина. – За трактиром есть сад. Я видела подходящую лужайку, и там достаточно света – на деревьях развешаны фонари.

‑ Звучит неплохо. Как вас зовут, мадам?

‑ Лейтенант Джессайя из храмовой стражи Шома. А вас?

‑ Я сэр Гервард из Высокой Палеи.

‑ Кто будет секундантом с вашей стороны, сэр Гервард?

‑ Я только что прибыл в Шом, лейтенант, и ещё не успел обзавестись друзьями. Возможно, кто-то из присутствующих согласится принять на себя эту роль, если, разумеется, вы не возражаете. Что касается моего спутника, то позвольте представить вам мистера Фитца. Помимо всего прочего, он неплохой хирург, и я полагаю, он не откажется сопровождать нас.

‑ Рад познакомиться с вами, лейтенант, ‑ сказал мистер Фитц. Он снял шляпу и вуаль, вызвав волну шепотков, пробежавшую по комнате.

Джессайя кивнула в ответ, но и только.

‑ Мне не нужен секундант, ‑ бросила она Герварду. – Если вы предпочитаете сабли, я должна послать за своими.

‑ Моя сабля в перемётных сумках, ‑ ответил рыцарь. – Если вы изволите подождать пару минут, я принесу её.

‑ Сад сразу за конюшней, ‑ сказала Джессайя. – Я буду там. Не заставляйте меня ждать.

Она поклонилась, не снимая шляпы, и вышла.

‑ Не слишком удачное начало, ‑ пробормотал Фитц.

‑ Не то слово, ‑ мрачно ответил Гервард. – Всё одно к одному. Где трактирщик? Я должен переодеться и принести клинок.

Это едва ли не самое крупное произведение, какое мне довелось переводить: чуть больше полутора авторских листов (около 65 000 знаков; впрочем, оно того стоило). Чтобы не перегружать читателей (как показывает практика, большой объём текста отпугивает людей), я разбил историю на четыре фрагмента и опубликую оставшееся с 29 по 31 октября. Но если кому-то не терпится узнать, что же будет дальше, мы с Sanyendis уже выложили рассказ полностью на нашем канале: Сказки старого дворфа (1, 2, 3, 4). Решайте сами, как вам будет удобнее.

Ра-та-та-тааа! Наконец-то рабочий вечер кончился, время постить:) чтобы не терять нить повествования, крайне рекомендуется пройти по предыдущим многабуквам (1,2,3,4). Для тех же, кто хочет поскорее узнать, к чему дело идёт - телега подана!

5. Годзилла встречает Человека-жабу

- Давай поедем домой по магистрали Нью-Джерси, - предложил Хэрри. – Так быстрее.

- Хорошо. И дай мне ещё пива, - я снова был счастлив. – Этот бланзер действительно заработает. В смысле, ты ведь уже отправился назад во времени и создал восемь тысяч долларов. Это потрясающе.

- Есть один нюанс в путешествиях во времени, - задумчиво произнёс Хэрри, - Вероятно, должен быть какой-то противовес. Действие порождает противодействие, сам знаешь.

- О чём это ты?

- Я о том, что, если отправиться из будущего в прошлое, что-то придётся отправить из прошлого в будущее. Для баланса. Когда я прыгну обратно в пятницу, мне, возможно, придётся отправить некое органическое существо на несколько дней вперёд.

- Если ты отправишь вперёд животное, оно будет казаться действительно большим, - напомнил я Хэрри.

- Именно. Каждый объект во Вселенной уменьшается, так что, если что-то прыгнет на несколько дней вперёд, то покажется гигантским. Ты когда-нибудь смотрел фильмы про Годзиллу, Флэтч? Про ящерицу-великана?

Я покосился на Хэрри. Выражение его лица невозможно было прочесть. Я начал говорить, но затем оборвал себя на полуслове. Он просто пытался вывести меня из себя.

Сегодня покрытие магистрали было в хорошем состоянии. Нас обогнал «Порше», двигаясь со скоростью где-то 120 миль в час. Его колёса породили долгую коническую ударную волну дождевой воды. Я держался низкоскоростной полосы и внимательно следил за дорогой. Справа виднелись нефтеперерабатывающие заводы, слева – доки и сортировочные станции.

Хэрри опустил стекло со своей стороны и сделал глубокий вдох.

- А! Вот так пахнет американское богатство.

Много лет назад «Флэтчер&Ко» занимались проектом по разработке скрубберов для одной из этих компаний. Но сейчас настали времена настолько тяжёлые, что никому не было особого дела до загрязнения окружающей среды. Главная задача – чтобы фабрики работали. Пока от них воняло, было понятно, что они не простаивают без дела.

Хоть я и не разделял наслаждения, которое испытывал Хэрри от этих жутких запахов, данный участок магистрали Нью-Джерси был одним из моих любимых мест. Особенную нежность я питал к крекинг-печам нефтеперерабатывающих заводов, этим величественным абстрактным тотемам из переплетения труб и проволоки. И к большим резервуарам для хранения топлива, нефтепроводам, помеченным цветной кодировкой, паутинам строительных лесов, мосткам, громадным пульсирующим газовым вышкам – всё исключительно функциональное, и всё же исполненное каким-то сюрреалистичным смыслом. Я чувствовал себя тараканом в аптеке.

- Что это такое вон там? – сказал Хэрри, вырывая меня из мечтательной задумчивости. – Слышишь этот шум?

Со стороны доков доносился глубокий прерывистый рёв. Звук становился громче, и теперь можно было также различить вой сирен, вой сирен и стрёкот выстрелов. Я немного снизил скорость, и мы с Хэрри уставились влево. Там было что-то большое, смутный силуэт невероятных размеров – гигантская ящерица, топтавшая склад. Грохот и рёв. Товарный вагон взмыл в воздух. Опоры линии электропередач под высоким напряжением рухнули, и замерцали крупные искры.

Я вдавил педаль газа, но Хэрри протянул руку и вытащил ключ из зажигания.

- Стой! – приказал он. – Я хочу насладиться моментом!

Мне ничего не оставалось, как съехать на аварийную полосу. Какие-то зеваки уже поступили так же. Всего в нескольких сотнях метров от нас маячил огромный хищный ящер, двухсотфутовый Годзилла с головой, напоминающей человекоядный мусоровоз. В этот момент полыхнула одна из газовых вышек, и чудовище запрокинуло голову в протестующем рёве.

ВИИИИИИИ! А-РУУУУУУУУ!

С магистрали съехала полицейская машина, и один из копов открыл огонь по монстру из тяжёлого пулемёта.

Бада-ба-бада-бёррррт!

РРРАААААА! РУАУИИИИИ!

Бада-ба-бада-брррт!

РРРРВУУУУУУУ!

Земля задрожала, когда чудище бросилось вперёд.

Я орал, орал на Хэрри.

- Чёрт возьми, Хэрри, я знаю, это ты во всём виноват! Ты отправил ящерицу вперёд во времени! Дай мне ключи, пока…

- Заткнись, Флэтчер. Я всегда хотел настоящего Годзиллу. Какой шум!

Полицейская машина взмыла в воздух и рухнула, охваченная пламенем, на обочину неподалёку.

ФУУУУИИИИИ! ВРРРИИИИИ!

- Боже правый, он направляется к нам! Он тебя узнал, Хэрри! Сматываемся!

Хэрри был слишком поглощён зрелищем, чтобы осознать, в какой опасной ситуации мы оказались. Я схватил его в охапку и бросился к насыпи. У самого её подножия располагался водосброс – четырёхфутовая цементная труба, проходившая прямо под магистралью.

- Туда!

ГУ-УИИИИИИ! РРРИИИИИРРРИИИИ-РРРИИИИ!

Огромный ящер становился всё беспокойнее. И – о мой бог о мой бог о мой бог – ему были нужны я и Хэрри. Мы едва успели нырнуть в трубу. За нами в неё сунулся гигантский коготь, который затем сменился гигантским глазом существа, напоминающим глаз василиска.

- Разве это не здорово, Флэтч? Гляди!

Хэрри завопил и метнул острый камушек прямо в огромный глаз.

УИИИК-УИИИК-УИИИИК! ГЭРРРРУУУУУУ!

- Обожаю этот звук, - хохотнул Хэрри. – Не могу им наслушаться.

Чудовищных размеров когти рвали конец трубы. Метры торфа превращались в крошку, здоровые куски бетона летели во все стороны. Наш туннель неумолимо укорачивался. Хэрри оглядывался по сторонам в поисках подходящего камня.

- О, боги, Хэрри, как же я тебя ненавижу, ты, ненормальный тупица-неудачник, да тебе дела никакого нет до реального мира! О, Нэнси, мне так жаль, что я влез в эту авантюру! Боже, прошу, помоги мне, спаси меня, спаси меня…

Уже треть туннеля, в котором мы прятались, была уничтожена. Годзилла загнал нас в ловушку, как крыс. Оставалось одно – выбежать через другой конец трубы. Я побежал, бросив Хэрри. Он смеялся, занося руку с камнем для броска. То ли он совсем спятил, то ли ему было известно что-то, о чём не знал я.

На другой стороне магистрали было слишком топко, чтобы пройти пешком. Единственный путь лежал вдоль проезжей части.

Гигантский ящер сосредоточился на копании – уже несколько минут не было слышно рычания. Собравшись с духом, я вскарабкался по насыпи, чтобы бросить взгляд через плечо на другую сторону магистрали.

Там чудище било своим невероятных размеров хвостом, и там же, левее, метрах в двадцати, стояла моя машина, по-прежнему целая и невредимая.

- О, Нэнси, - простонал я. – Я иду, детка.

Я бросился бегом через полосы, ведущие на север, и через разделительную полосу. Каждый волосок на затылке встал дыбом. Я залез в Бьюик. Хэрри оставил ключ на сидении. Трясущимися руками я вставил его в зажигание и завёл…

РРРРРУУУУУУУУУ! СКВАРУУУ-РУУУУУ-РУУУУ!

Хэрри только что метнул второй камень. Забудь об этом, парень, я сваливаю. Я вдавил педаль газа в пол и рванул с места. Когда я заезжал на подъездную дорожку в Принстоне, меня всё ещё колотило.

Внимание, важный дисклеймер! В тексте будут ссылки на стороннюю платформу 😮, так как поиск на пикабу сейчас у меня не хочет работать, а перебирать все рассказы вручную мне лень, так что если это вам претит, то просто проигнорируйте этот пост. Всем остальным приятного чтения. Спасибо за понимание =)

Сегодня предлагаем вам разгадать кроссворд, который был когда-то создан одной из основательниц проекта - Кристиной 😊

Как обычно вы можете прочитать историю чтобы найти там нужный ответ, правда чтива там на неделю и даже больше =)

А когда все слова будут вписаны, то напишите в комменты что получилось в горизонтальной линии =)

1. Кому нужно было принести жертву, чтобы выбраться, в истории «Мой дом не дает мне уйти»?

Части: 1, 2, 3

2. Как звали доктора, который на самом деле не был доктором, из истории «Полуночная газета»?

Читать 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8

3. Какой предмет изначально послужил причиной исчезновения героя истории «Каждый год я на неделю исчезаю из жизни»?

Читать 1, 2

4. Что использовала для «психометрии» экстрасенс из истории «Я оказываю услуги экстрасенса»?

Читать

5. Суть загробной жизни по версии автора истории «Я социальный работник для детей-экстрасенсов»

Читать

6. Место, где работал главный герой истории «Жизнь предателя»

Читать

7. В конце истории «На что ты готов пойти за 300 миллионов», кроме главного героя, выжила еще одна девушка. А кем она ему приходилась? Читать 1, 2, 3, 4, 5

8. Воспоминания о каком событии преследовали героиню истории «Я только что выпустилась из меда»? Читать 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15

9. Каким оружием пользовалась Сниппити Снап?

Читать 1, 2, 3, 4

10. Для кого были написаны правила школы-интерната «Ред Грув» из истории «В школе-интернате, где я работаю, есть странные правила»?

Читать

11. Что привлекало тварей из истории «Я проснулся от сигнала тревоги»?

Читать @midnightpenguin-ya-prosnulsya-ot-signala-trevogi-tam-snaruzhi-kakie-to-susch, 2, 3, 4, 5

12. Как звали Гиганта, предводителя бродяг, из истории «На берег моего острова выбрасывает людей»?

Читать 1, 2, 3, 4, 5

13. Кто оказался главным антагонистом истории «У моей матери есть еженедельный странный распорядок»?

Читать

14. Как звали чудовище из истории о человеке с кривыми рогами?

Читать 1, 2, 3, 4

15. Серийный убийца из истории «Бэдсайд Мэнор»

Читать 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12

16. Какое существо в итоге удалось призвать герою истории «Мое хобби… немного странное»?

Читать

17.Как называлась закусочная из истории «Я думаю, один из завсегдатаев нашей закусочной – дьявол»?

Читать

Началось всё с того, что в каком-то сборнике а-ля "Мечи и магия" мне попался небольшой рассказ Гарта Никса, и я захотел прочитать все книги о похождениях сэра Герварда и мистера Фитца. Но выяснилось, что первый рассказ серии никогда, судя по всему, не переводился на русский. А я, по возможности, стараюсь знакомиться с литературными циклами в порядке выхода произведений. И вот, наконец, не только прочитал сам рассказ, но и подготовил его перевод.

Автор: Гарт Никс. Иллюстрация: Jessica Douglas.

Мой перевод. Вычитка: Thediennoer (Sanyendis).

‑ Доводилось ли тебе когда-нибудь задумываться о природе мира, мистер Фитц? – спросил старший из двух всадников, приподняв трехстворчатый козырёк шлема.

‑ Я принимаю всё, как оно есть, неважно, к добру ли оно или к худу, сэр Гервард, ‑ ответил его спутник, ехавший чуть поодаль. Ему не было нужды поднимать козырёк, ведь на его голове красовался не шлем, а всего лишь лакированная шляпа. Когда-то её макушка была гораздо выше и острее, но в предпоследнем сражении, в котором довелось участвовать этим двоим, столкновение с чем-то острым существенно её укоротило. Впрочем, мистер Фитц не являлся человеком, и такие мелочи мало его заботили. Он был деревянной куклой, марионеткой, которой древнее колдовство подарило подобие жизни. За многие века, прошедшие с момента его создания, мистер Фитц, конечно, изрядно очеловечился, но людское тщеславие и внимание к собственной внешности так и не стали частью его натуры.

Сэр Гервард, напротив, от недостатка тщеславия вовсе не страдал, и наверняка поднял козырёк не столько ради разговора с мистером Фитцем, сколько ради миловидной торговки яблоками, которая шла к ним навстречу.

Дорога, по которой они ехали на юг, когда-то была асфальтирована и носила гордое название «Юго-западное платное продолжение Малой Магистрали». Но её лучшие годы давно миновали; дорога была, пожалуй, старше даже мистера Фитца. Лишь кое-где на ней ещё попадались по-настоящему твёрдые островки, но всадники всё равно предпочли плотно утрамбованную почву распаханным полям, простиравшимся по обе стороны тракта.

Покинув город Роол несколько дней назад, теперь ни сэр Гервард, ни мистер Фитц не могли, как ни пытались, установить, кому же принадлежат эти земли, изредка сменявшиеся лесными массивами, равно как и не понимали, куда же они вообще попали. По всей видимости, земли эти были необитаемы; их не трогали ни солдаты, ни сборщики налогов, и, таким образом, они представляли собой белое пятно на социально-политической карте мира, которую сэр Гервард (с трудом, в отличие от мистера Фитца) удерживал в голове.

Несколько фраз, которыми рыцарь перекинулся с торговкой, не только не прояснили ситуацию, но и почти разбили надежды сэра Герварда на лёгкий флирт: девушка имела вид на редкость угрюмый и неприветливый.

Хмурым, как моросящий третий день подряд холодный дождь, голосом, она сообщила, что везёт яблоки в поместье, стоящее за ближайшим лесом. Девушка приехала из города Леттик, расположенного за бугристой грядой черноватого сланца, видневшегося в миле или около того к югу. Яблоки же, о которых шла речь, прибыли из гораздо более жарких мест. Их прекрасный вид (мистер Фитц определил сорт как «изумрудный») разительно не соответствовал угрюмости хозяйки. Местные, неохотно пояснила торговка, не слишком жаловали яблоки, а вот фрукты и овощи, доставляемые из далёкого Шуме, всегда пользовались спросом, если, конечно, их удавалось достать. И их, в отличие от яблок, почти всегда покупали по хорошей цене в любое время года.

Распрощавшись с торговкой, Гервард и Фитц ещё несколько минут ехали молча, что, впрочем, не мешало молодому рыцарю то и дело оглядываться назад, словно он не мог поверить, что столь недружелюбная особа может выглядеть настолько привлекательно.

Но девушка так ни разу и не обернулась. Прочистив горло, Гервард, не поднимая на этот раз козырька, вновь обратился к своему необычному спутнику:

‑ Похоже, мы на правильном пути! Правда, она сказала, что эта дорога ведёт в Шуме, а не в Шом.

Фитц окинул взглядом небосвод. Сияющий круг солнца, полускрытый серыми облаками, затянувшими горизонт, начинал терять чёткие очертания, а яркий жёлтый цвет уступал место вечернему багрянцу.

‑ Всего лишь небольшая разница в произношении, ‑ заметил он. – Остановимся на ночь в Леттике или двинемся дальше?

‑ Пожалуй, заночуем, ‑ задумчиво ответил сэр Гервард. – Мой зад скоро будет напоминать отполированный подлокотник из сандалового дерева, и его срочно нужно замочить в очень горячей ванне с парой капель успокаивающих эссенций… Постой, это ещё один из твоих наводящих вопросов, верно?

‑ В роольской газете писали о союзе против Шома, ‑ осторожно сказал мистер Фитц, подтверждая подозрения сэра Герварда, что вновь пришло время для его нравоучительных рассуждений. – Вероятно, Леттик окажется последним из городов, выступающих против Шома, на нашем пути. Если горожане узнают, что мы планируем найти в Шоме работу… Быть может, нам стоит провести эту ночь, наслаждаясь тишиной местных полей, пусть даже в городе ждут мягкие матрасы, эль и жареные каплуны.

‑ Ну ты и загнул! – воскликнул сэр Гервард, горячий темперамент и молодость которого располагали к беспечному оптимизму. – С чего это они должны заподозрить, что мы планируем заключить контракт с мещанами Шома?

Голова мистера Фитца – шар из папье-маше размером с тыкву – вращалась на веретенообразной шее, а пятнышки синей краски, обозначавшие зрачки глаз, двигались вверх и вниз, осматривая сэра Герварда с ног до головы: от сапог с золочёными шпорами до шлема с золотой чеканкой. Между сапогами и шлемом находился второй по качеству бутафорский плащ Герварда, на рукаве которого всё ещё красовался сложный серебряный орнамент, согласно которому носитель сего одеяния являлся мастером-артиллеристом города Джеминеро. Правда, такого города уже три года как не существовало: теперь он представлял собой не более чем братскую могилу, засыпанную обломками некогда знаменитых стен.

Картину довершал потёртый золотистый кушак, стягивающий дорогую карнитскую кожаную броню; за поясом устроились два искусно украшенных (но от этого не менее функциональных) пистолета с колёсными замками. В кобурах по обе стороны от передней луки седла покоились длинноствольные, чуть более скромно выглядящие кавалерийские пистолеты, сзади слева висели ножны, из которых выглядывала рукоять сабли из акульей кожи с эфесом из позолоченной латуни, а справа в кожаном футляре крепилась подзорная труба.

Ну а ящер его спутника нёс на себе все необходимые в путешествии мелочи. Мистер Фитц ‑ три фута и шесть с половиной дюймов (с шапкой – четыре фута и три дюйма) [прим.: чуть больше метра, или около одного метра тридцати сантиметров] – удобно разместился на его спине, верхом на ремнях кожаной сбруи, удерживавшей два больших дорожных сундука, в которые была упакована палатка, спальные мешки, бритва, мыло и большой набор кухонных принадлежностей. Не стоило забывать и о небольшом, но удивительно вместительном складном швейном столике, в котором хранились инструменты и разнообразные приспособления для своеобразного искусства мистера Фитца.

‑ Шом – крупный и довольно богатый город, ‑ терпеливо заметил Фитц. – А поселения окрест – это просто посёлки, какие-то побогаче, какие-то победнее, и они, по слухам, собираются начать войну против богатого соседа. Ты же, очевидно, наёмник, причём очень дорогой. Следовательно, ты должен направляться в Шом.

Гервард немного помолчал, как всегда, когда пытался справиться с обидой на то, что ему указывают, что делать. Мистер Фитц делал так с тех пор, как рыцарю исполнилось четыре года, и, как и всегда, он был возмутительно прав. Останавливаться в Леттике не имело никакого смысла.

‑ Что ж, полагаю, они даже могут предложить нам контракт, ‑ сказал Гервард, когда они поднялись на невысокий хребет, и под когтями их ездовых ящеров захрустел сланец.

Он окинул взглядом раскинувшуюся перед ними пустынную долину с неухоженными полями, где пестревшие проплешинами хилые посевы чередовались с участками жухлой травы, на которых пытался пастись домашний скот. На другом краю долины виднелся город – по-видимому, это и был пресловутый Леттик. Он производил довольно удручающее впечатление: три-четыре сотни кое-как оштукатуренных деревянных домов, с запада окружённые полуразрушенной стеной, а с востока – оврагом, в котором, по-видимому, когда-то протекала река.

В центре города возвышался внушительный храм, крышу которого венчал добрый десяток шпилей – единственное свидетельство некогда славного прошлого Леттика.

‑ Или ты хочешь поискать работу в каком-нибудь бедном городишке? – продолжил мистер Фитц. В конце концов, в его обязанности входило давать Герварду советы и оказывать на него положительное влияние, а не принимать за него решения.

‑ Нет, не думаю, ‑ задумчиво протянул рыцарь. – Но это заставляет меня вернуться к разговору, который мы не закончили… Ну, когда нас прервала та унылая торговка.

‑ Верно, ты спросил, задумывался ли я когда-нибудь о природе этого мира, ‑ поддержал Фитц.

‑ Пожалуй, я имел в виду не совсем это, ‑ сказал Гервард. – Ты никогда не задумывался, как так выходит, что мы принимаем участие в событиях, которые имеют скорее большее, чем меньшее, значение для скорее большого, чем малого, числа людей? Вспомни все те сражения, осады и так далее, в которых мы сыграли не последнюю роль. Я прекрасно понимаю, что порой эти события обусловлены той особенной ответственностью, что лежит на наших плечах, но не всегда же! Так вот, учитывая это, а также моё желание немного пожить в тишине и покое… возможно, мне стоит подумать о том, чтобы и в самом деле поступить на службу в каком-нибудь бедном городке.

‑ Так ты действительно мечтаешь о покое? – уточнил мистер Фитц.

‑ Признаться, порой меня посещают такие мысли. Хотя у меня обычно не так много свободного времени, чтобы вдосталь поразмышлять о том, чего я хочу. Кроме того, для разнообразия было бы приятно оказаться в женском обществе, и чтобы дамы вокруг не воняли лазаретом и не были бы ведьмами, секретными агентами, «пороховыми обезьянками» [прим.: член команды военного корабля, доставлявший порох из трюма к орудиям], сослуживцами или врагами.

‑ Что ж, возможно, в Шоме мы сможем насладиться покоем, ‑ предположил мистер Фитц. – Судя по всему, это прекрасный город, и война, даже если до этого дойдёт, быстро закончится. По крайней мере, если нападающие будут не лучше тех солдат, что я вижу в Леттике.

‑ Ты наблюдаешь за войсками? – спросил Гервард. Он достал подзорную трубу и, осторожно облокотившись о шею своего скакуна (несмотря на кожаные накладки и регулярную обработку напильником, растущие на ней костяные наросты всё ещё доставляли дискомфорт), принялся рассматривать город. – А, понятно. Десятков шесть пикинеров и пара десятков стрелков, не видно ни снаряжения, ни упряжи. А командует ими, похоже, вон тот грузный мужчина в тёмно-винной куртке… Хм, да он же смыслит в строевой подготовке не больше своих солдат!

‑ Не думаю, что Шому стоит чего-то всерьёз опасаться, ‑ заметил мистер Фитц. – Хотя, стоит заметить, очень странно, что такой город, как Леттик, осмелился напасть на столь могущественного соседа. Интересно…

‑ Что? – спросил Гервард, складывая подзорную трубу и убирая её в перемётную суму.

‑ Интересно, не вызвана ли эта война суровой необходимостью? Обрати внимание: река пересохла. Колосья пшеницы очень тонкие, слишком тонкие, а ведь уже почти пора собирать урожай. У скотины на боках выступают рёбра, а на полях почти не видно крестьян. Возможно, страх и отчаяние, а вовсе не жадность и соперничество, стали причиной этой предполагаемой войны. Кроме того…

Мистер Фитц высунул длинный бледно-голубой язык (некогда материалом для него послужил отрезок кожи), пробуя воздух на вкус; воткнутая в него рубиновая шпилька поймала отблеск солнечного света.

‑ Их божество либо спит, либо… хм… находится в этом измерении в состоянии, напоминающем кому.

‑ Их бог мёртв?

‑ Нет, он не умер, ‑ возразил мистер Фитц. – Когда некая потусторонняя сущность умирает, на её место быстро приходит другая. Нет… Он, определённо, жив, но находится в состоянии глубокого покоя.

‑ Планируешь провести более тщательное расследование? – рука марионетки, как заметил Гервард, постукивала по корзине со швейным столиком – инстинктивное движение, которое мистер Фитц совершал каждый раз, погружаясь в обдумывание колдовских действий.

‑ Пока нет, ‑ ответил мистер Фитц, поднимая руку и кладя ладонь на звенья цепи-уздечки своего скакуна.

‑ В таком случае мы просто обогнём город и двинемся дальше, ‑ объявил Гервард. – Свернём возле тех мёртвых деревьев.

‑ Тут везде, куда ни кинь взгляд, полно мёртвых или умирающих деревьев, ‑ вздохнул Фитц. – А некоторые из них даже лежат грудами по три штуки. Полагаю, ты имеешь в виду вон те три дерева с оранжевыми кронами?

‑ Именно, ‑ подтвердил Гервард.

Они свернули с дороги в означенном месте; вид сухих полей, большую часть которых никто даже не пытался возделывать, не располагал к разговорам. По пути им попалось несколько заброшенных фермерских домов, амбаров и скотных дворов; судя по их состоянию, эти земли забросили в последние несколько лет.

Небольшая возвышенность в центре долины намекала на древний курган; поднявшись на вершину, Гервард остановил своего боевого ящера и, снова разложив подзорную трубу, принялся рассматривать город впереди.

‑ Всё ещё пытаются маршировать, ‑ заметил он. – Я уже было ожидал, что они вышлют разъезд нам навстречу. Но там по-прежнему не видно ни одного верхового.

‑ Не думаю, что они могут позволить себе мясо для ездовых ящеров, ‑ сказал мистер Фитц. – Или, если уж на то пошло, зерно для лошадей.

‑ В северо-восточном шпиле храма есть воздушные врата, ‑ взмахнул рукой Гервард, регулируя подзорную трубу. – За ними может гнездиться лунная тень.

‑ Если их бог отсутствует, никакое древнее оружие им не поможет, ‑ ответил мистер Фитц. – Но с наступлением ночи нам следует быть осторожнее. Насколько мне известно, Леттик – не единственный город, настроенный против Шома. В остальных дела, возможно, обстоят получше, и их боги могут бодрствовать.

Гервард сложил подзорную трубу и развернул скакуна на север, мистер Фитц последовал его примеру. Ездовые звери бежали мощно и ровно, в темпе, который зовитянский инструктор Герварда по верховой езде называл рысью, иногда переходя на более быстрый галоп.

Напарники быстро преодолели несколько миль, и, когда от опускавшегося за горизонт солнца осталась едва ли треть, выехали на старую дорогу и двинулись по ней прочь из пустынной долины Леттика, к ещё одной изломанной сланцевой гряде, выпиравшей из земли, словно серый рубец от порохового ожога.

Это едва ли не самое крупное произведение, какое мне довелось переводить: чуть больше полутора авторских листов (около 65 000 знаков; впрочем, оно того стоило). Чтобы не перегружать читателей (как показывает практика, большой объём текста отпугивает людей), я разбил историю на четыре фрагмента и опубликую оставшееся с 29 по 31 октября. Но если кому-то не терпится узнать, что же будет дальше, мы с Sanyendis уже выложили рассказ полностью на нашем канале: Сказки старого дворфа (1, 2, 3, 4). Решайте сами, как вам будет удобнее.

Я ненавижу Хэллоуин по многим причинам.

Мне приходится открывать дверь каждые десять минут. Приходится притворяться, что я в восторге от возможности бесплатно раздать наглым детям конфеты. Приходится сидеть дома, потому что одна мысль о поездке по дорогам, заполненным бегающими туда-сюда свихнувшимися от сладкого детьми, вызывает панические атаки.

Я плюхнулась в кресло у окна. Толпы детей в ярких костюмах бегали по тротуарам, под присмотром уставших матерей.

Очередная стайка попрошаек пересекла улицу и направилась к моему дому. Черт.

Динь-дон.

Звонок эхом отразился от стен. Я поднялась, взяла пакет  "Милки Вэй" и направилась к двери.

– Кошелек или жизнь!

Пятеро детей стояли на пороге. Несколько принцесс, Бэтмен и дьявол. Бесцеремонно набрав полную горсть конфет, я побросала их в протянутые наволочки. Один из них пробормотал "спасибо", остальные предпочли остаться неблагодарными сопляками.

– Можно мне еще?

Я подняла глаза.

Дьявол смотрел на меня, протягивая сумку. Светлые волосы блестели в свете фонаря, глаза были пронзительно-голубыми, как лед.

В нем было что-то странно знакомое, но я не могла понять, что именно.

– Э-э, конечно. – Я бросила еще несколько конфет в его наволочку.

Он не поблагодарил меня. Просто молча повернулся и сошел с крыльца, вслед за другими детьми.

Я закрыла дверь и вернулась к своему месту у окна.

Четверо детей ушли с моей лужайки, присоединившись к женщине у конца подъездной дорожки. И исчезли в сумерках.

Буквально через две минуты зазвонил звонок.

Динь-дон.

Снова подхватив пакет со сладостями, я потопала к гостям навстречу. Поправила блузку, изобразила на лице улыбку и распахнула дверь.

– Кошелек или жизнь!

Снова группа детей. Две Эльзы, Маршалл из "Щенячьего патруля", и ниндзя.

– Ууу, какие вы все страшные! - сказала я.

Дети хихикали и столпились вокруг в ожидании конфет. Все, за исключением ниндзя.

Он стоял в стороне от остальных, молча наблюдая. Его лицо было полностью закрыто черной тканью... за исключением жутких, леденящих душу голубых глаз.

– Спасибо! – кричали дети, спрыгивая с крыльца.

Когда они ушли, ниндзя шагнул ближе. Его глаза блестели в свете фонаря, и хотя рот его был закрыт тканью, я поняла, что он не улыбается.

– Можно мне еще?

У меня кровь застыла в жилах.

Тот же голос.

Я стоял там, в дверном проеме, застыв на месте. Пакет "Милки Вэй" безвольно повис у меня в руках. Он не смог бы так быстро поменять костюм. Как... как это может быть он? Это, должно быть, какая-то шутка.

– Можно мне еще? – спросил он снова.

Я вынырнула из водоворота мыслей.

– Конечно, конечно, – торопливо сказала я и бросила большую горсть конфет в его пластиковое ведерко в виде тыквы.

До сих пор пустое ведерко.

Если он весь вечер собирал конфеты, как оно могло быть пустым?

– Эй! – сказала я. – У тебя все хорошо?

Но он уже отвернулся и побежал обратно через мою лужайку. А через несколько секунд растворился в тенях, смешавшись с другими детьми.

Я снова опустилась в кресло и уставилась на пол. Я больше не хотела смотреть на толпы детей. Просто хотела остаться в одиночестве.

Те голубые глаза... Я знаю, что видела их раньше.

И не при хороших обстоятельствах.

Я видела их и тогда произошло что-то пугающее… И теперь меня снова охватила тревога.

Задумчиво, я провела пальцами по волосам. Он приходил в прошлом году? Но это невозможно: в прошлом году я отмечала Хэллоуин у бывшего парня, Дрю. Мы жутко поссорились тогда, и я уехала поздно вечером.

Не раздала ни одной конфеты.

Тук.

Моя голова резко поднялась.

Тук-тук.

Сквозь отражение собственного бледного лица в оконном стекле, в темных сумерках, я что-то увидела.

Пару голубых глаз.

Я вскочила с испуганным воплем. А потом схватила шнур и потянула. Жалюзи с грохотом опустились. Топ-топ-топ… шаги пронеслись по влажной траве, исчезая в ночи.

Кто он такой, черт возьми?

У меня не было времени об этом подумать.

Динь.

Я не пошевелилась. Не хотела открывать дверь и видеть того мальчика снова.

Динь. Динь.

Но и слушать, как мне беспрестанно трезвонят в дверь тоже не могла. Я поднялась со стула, выдавила из себя улыбку и открыла.

– Кошелек или жизнь!

Глаза скользнули по стайке детей на крыльце. Фея с кучерявыми волосами, мальчик из "Суперсемейки" с карими глазами, маленькая девочка в балетной пачке. Его среди них не было.

Я вздохнула с облегчением.

– Держите, детки! – Я так обрадовалась, что дала каждому по десять конфет. Завизжав от восторга, они побежали к родителям. Я медленно закрыла дверь. Она заскрипела на петлях, а затем с грохотом захлопнулась.

Я вернулась к своему месту. Взглянула на телефон: 20:19. Детский гомон снаружи, наконец, утихал. Через щель в жалюзи я видела, как поток маленьких фигурок в костюмах течет к главной дороге.

Через двадцать минут шум сменился тишиной. Я открыла книгу, проверила сообщения и устроилась поудобнее.

Динь.

Черт, конфет почти не осталось. На дне болталось всего четыре маленьких батончика. Надеюсь, их там не больше четырех.

Ребенок был один.

В черном костюме оборотня, с клочками меха, беспорядочно приклеенными к водолазке, и с ужасной маской на голове. Пластиковая морда исказилась в оскале, обнажив желтые зубы. Фальшивая кровь капала из пасти, пачкая мех на плечах.

– Хочешь конфет? – Мой голос почему-то дрожал. Дорога была абсолютно пуста, все дети исчезли.

Ужасное беспокойство овладело моим сердцем. Руки задрожали.

– Можно мне еще?

Я захлопнула дверь перед его лицом. Закрыла все замки. Побежала к задней двери и заперла ее. Закрыла окна.

А затем бросилась в кресло и расплакалась.

Этот костюм был мне знаком. Ужасно знаком. Желтые, безжизненные глаза... острые, пластиковые зубы... знакомые и чужие, одновременно. Обхватив колени, я неподвижно сидела в тишине пустого дома.

Тук.

Я вскочила.

Тук.

Сердце выпрыгивало из груди. Я резко обернулась, на шум.

– Кто здесь?

Тук.

Звук доносился из гостиной. В полумраке все формы сливались в черную массу. Вот силуэт торшера около окна. Вот громоздкий контур дивана…

Между ними что-то стояло.

Что-то маленькой, с ужасно искаженной головой.

– Можно мне еще? – тихо прозвучал голос из тьмы.

– Как… как ты сюда попал? – я отступила в прихожую. Золотистый свет окутал меня, и стало не так страшно.

Он просто потерялся. Я позвоню в полицию. Они найдут его родителей. Это все большое недоразумение...

– Мы найдем твоих родителей, хорошо? – Я старалась подавить страх. – Дай мне только позвонить. Мы вернем тебя домой в целости и сохранности, хорошо, приятель?

Он не ответил.

Вместо этого он медленно шагнул вперед. В тусклом свете, стало ясно: в нем было что-то ужасно странное. Голова неуклюже свесилась на бок. Левая рука была вывернута и изуродована. Он двигался неестественно, заваливаясь вперед на каждом шагу.

– Ты в порядке?

Тишина.

Поддельная кровь, которая капала с морды оборотня, теперь промочила его насквозь. Бледные маленькие ручки все были покрыты красной блестящей жидкостью. Черный костюм влажно поблескивал. Шерсть спуталась и свалялась.

– Можно мне еще?

Я попятилась. Попыталась нащупать телефон, но его не было. Я хваталась за все, что могла найти, наконец, вцепилась в почти пустой пакет из-под конфет.

– Это? Ты этого хочешь?

Ребенок не ответил. И шагнул ко мне.

– Вот, забирай! – в панике я запустила в него пакетом. Он отскочил от груди мальчика и упал к его ногам.

Оборотень не притронулся к конфетам.

– Можно мне еще?

– Я отдала тебе все!

Он уставился на меня этими ужасно знакомыми желтыми глазами.

А потом остановился всего в нескольких метрах от меня. Окровавленные руки неподвижно свисали по бокам. Я сделал шаг назад и ударилась о стену.

Меня загнали в угол.

– Кто ты такой? – завопила я. План оставаться спокойной и вызвать полицию давно канул в небытие. меня захлестнула паника. – Почему ты не оставишь меня в покое?

Крошечные черные зрачки устремились на меня, и он заговорил. Первый раз сказал что-то кроме “еще”.

– Ты помнишь меня?

– О чем ты говоришь?

– Ты помнишь, что сделала со мной? – Его высокий шепелявый голос глухо звучал сквозь маску. – Ты помнишь, что сделала год назад?

Год назад...

Год назад, в Хэллоуин.

Как я могла забыть?

Я вылетела из дома Дрю, кипя от ярости. Клялась, что больше никогда с ним не заговорю. Хлоп! Автомобильная дверь захлопнулась за мной с треском, разрезав ночь. Двигатель зарычал. Фары мигнули во тьме.

Я была вне себя. Продолжала ссору в голове.

Я даже не оглянулась, прежде чем выехать задним ходом с подъездной дорожки.

Тук.

Я не видела его. В черном костюме оборотня он слился с ночной тьмой.

Все было кончено прежде, чем я успела понять, что произошло.

Выбежав из машины и увидев изломанное, искалеченное тело мальчика в костюме оборотня... и сорвав маску, чтобы взглянуть в его безжизненные глаза, смотрящие на меня... я не вызвала полицию. Я не позвала на помощь.

Я запаниковала. Вернулась в машину, проехала по газону и уехала из района, прежде чем кто-нибудь увидел, что я сделала.

– Ты помнишь, Элайза? – Ребенок еще больше наклонил голову, уставившись на меня сквозь маску. – Ты помнишь теперь?

– Да, – пробормотала я сквозь слезы. – Прости. Я не хотела... Я была расстроена, я не внимательно...

– Можно мне еще?

Я подняла глаза.

Он снял маску.

Левая сторона его головы была раздроблена. Кровь стекала по лицу, окрашивая бледную кожу, запекаясь на светлых волосах. Один льдисто-голубой глаз был вдавлен глубоко в орбиту, другой цел. А шея согнута под жутким неестественным углом.

– Можно мне еще? – Его губы раскрылись, показав выбитые зубы и покрытый шрамами язык.

– Что ты имеешь в виду?

– Можно мне еще… пожить?

– Я бы хотела... Я бы хотела дать тебе это. – У меня перехватило горло. – Я бы хотела дать тебе жизнь, если бы могла.

– Ты можешь. – Его голос вдруг стал более хриплым, более темным. – Просто отдай мне свою.

Я не могла оторвать от него глаз. Онемевшая. Слабая. Сердце болело за бедного, несчастного, искалеченного ребенка, стоявшего передо мной. Это была моя вина. Я сбила его. Я сделала это с ним.

– Я не могу отдать тебе свою жизнь…  – Я снова отступила назад, но он быстро приблизился ко мне легким, стремительным шагом.

– У тебя нет выбора.

– Почему ты так говоришь?

Разбитый рот оскалился в кривой усмешке.

– Кошелек или жизнь!

Я бросилась к двери. Я рывком распахнула ее, выбежала во двор, крича в ночь. А потом бежала не останавливаясь, пока один из соседей не нашел меня, посреди дороги, абсолютно невменяемую.

Это было год назад.

Скоро снова наступит Хэллоуин.

Я уже видела его. Маленькую фигурку на той стороне дороги, одетую в черное. Наблюдающего за мной. Ждущего.

В уродливой маске оборотня.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Нового видео сегодня нет, так что вот вам на вечерок пятницы ещё пачка ранее переведённых мною в этом году видосов, начиная с самого первого видео про театр, с которого вообще началась моя ютубно-блогерско-переводчицко-озвучечная деятельность в январе текущего года.

Когда твой друг не любитель театра

Джентрификация и новые соседи

Почему нельзя покупать подарки слишком заранее

Что дарить женщинам

Как трудно взрослым заводить друзей

Алкоголь у психотерапевта

Нельзя выйти из группы в WhatsApp

Как правильно врать в Тиндере

В ожидании посылки

Если бы правительства водили корабли

Что ваша машина говорит о вас

Как правильно постить секси фотки

Как мухлевать на экзамене

Как наблюдать за экзаменом

Сны об экзаменах

Экзамены не важны

Тюрьма для раздражающих людей

Непрошеные советы

11 способов опаздывать на работу

Зумеры. Когда нет интернета

Отели - это сущий кошмар

Аренда машины - сущий кошмар

Песня о синдроме вахтёра

Надо ли давать чаевые

Настолка "Политика"

Настолка "Тревожность"

Уроки по зуму

Актёрская игра с ручкой

Если вам нравятся мои переводы, можете поддержать меня донатом по этой ссылке. В комментарии к донату можете написать свой ник (для попадания в благодарственный субтитр) и пожелания, какой контент вы хотите видеть чаще.