И тут я начал сомневаться...
Лишь я успел предупредить гостей из Москвы об опасности, дверь пивной распахнулась от сильного удара и в зал ворвались четверо. Сам Толик, в своем излюбленном картузе с треснутым козырьком, вооруженный немецким Шмайсером. Имени второго я не знал, но неоднократно видел его мерзкую рожу, шныряющую по кварталу. Этот сжимал британский Стэн. Другие двое, совершенно мне незнакомые, размахивали Наганами.
Не знаю, что там наплел заказчик бродяге, но он был явно удивлен, увидев меня за одним столиком с чекистами. Скорее, от жулика утаили, что я тоже вхожу в число приговоренных. Иначе, почему он предлагал и мне пойти на дело, отрабатывать кровавую плату?
Пройдоха замер, глядя на меня округлившимися глазами и нелепо раскрыв рот, показывая свои мелкие, желтые, как у крысы, зубы. Этого секундного замешательства нам хватило. Климов перевернул стол, сбрасывая посуду, разлетевшуюся вдребезги белыми хлопьями черепков. Я, выдергивая на лету Стечкина из-за пояса, шмыгнул за массивную барную стойку, пропитанную кровью сотен, а то и тысяч местных забулдыг в ежевечерних драках.
Стрельба загремела одновременно со обеих сторон. Засвистели, нанизывая воздух на смертоносный металл, пули. Стреляли чекисты, высунувшись из-за опрокинутого стола. Стрелял я, выглядывая из-за стойки. Стрелял Толик, спрятавшийся за бетонной опорой, обшитой деревянными панелями. Стрелял его напарник, забившийся в угол. Стреляли оба других налетчика.
Нападающие без устали поливали "Магнолию" свинцом. Раскаленные осы в медной рубашке кромсали все вокруг, предавшись звериной ярости, расплескивая жар и ненависть. Гильзы сыпались на бетонный пол, ликуя, что избавились от тяжелой ноши - пули с зарядом пороха.
Первыми жертвами перестрелки пали бутылки, украшавшие стену за барной стойкой. Стекло лопалось, не выдерживая натиска свинца, и тара истекала душистым алкоголем, заполняя помещение ароматами всей планеты, образуя лужи неистового купажа на полу. Кудряшка Маша, зажав уши ладонями, верещала, как свинья под ножом мясника, забившись в нишу под витриной.
Один из убийц с Наганом, выпустив все патроны, замер, испуганно распахнув глаза. Видимо, он рассчитывал на блицкриг, когда достаточно одного барабана, не запасясь достаточным количеством патронов. Пули чекистов продырявили его пиджак в нескольких местах, навсегда остудив пыл бандита. Второй попытался убежать, подставив спину, моментально украшенную тремя красными пятнами, и грохнулся навзничь, расплескивая брызги кипящей крови.
Остались двое - самых опасных. Самых тяжеловооруженных и самых окопавшихся налетчиков. После громоподобной канонады в зале воцарилась тишина, нарушаемая металлическим звуком взводимых затворов и треском раскаленного металла.
Я тоже перезарядился. Удача сопутствовала мне. Среди зубастых осколков стекла мне посчастливилось найти чудом уцелевший стакан и я подставил тару под водопад алкоголя, не давая добру пропасть.
- Живой там, гражданин бывший начальник? - крикнул Толик.
- Тебя переживу, - пообещал я.
- За тобой должок, - напомнил он.
- А ты башку высуни - рассчитаюсь, - предложил я.
Вместо головы из-за колонны показался автоматный ствол, хищно блеснувший закаленной сталью. Я едва успел нырнуть обратно, как деревянная стойка взорвалась роем щепок, спешащих усыпать пол и испить крепкого пойла из бурлящих луж, пока пол не впитал в себя весь алкоголь.
- Котов, - прошипел чекист. - Как у тебя с патронами?
- Худо, - признался я. - Последний магазин.
- Аналогично.
Между тем стакан наполнился до краев. Стараясь не расплескать, я отхлебнул горку невообразимого коктейля, в котором угадывалось вино, банановый ликер, коньяк, ром, текила и водка в случайно сотворенной пропорции. Крохотного глотка хватило, чтобы кровь заиграла по венам с новой силой, разнося промилле по жилам, насыщая каждую клеточку организма теплом и силой. Я даже вздрогнул от удовольствия. Черт! Да у меня, кажется, даже привстал!
Все страхи отошли на второй план. Любезно освобожденное ими пространство торопилось занять бешенство. Словно я глотнул не алкогольный коктейль, а варево из ярости, гнева и злобы. Во мне лютовало неистовое бешенство, водящее танго с безумием.
Стрелять?! В меня?!
Отпив до половины стакана, я спустил с цепи псов войны. Я выпрямился в полный рост и вскинул руку с пищалью, подобно Ильичу, указывая светлый путь. Меня не беспокоила возможность словить пулю. Я вообще отрицал такую вероятность. Я отменил существующую реальность и заменил ее своей, в которой пули не вреднее крохотного комарика.
Бессчетное количество раз выжав спуск, я пригвоздил к стене напарника Толика, раскрасив штукатурку багряными, как листва в стихотворениях Пушкина, разводами. Затвор замер в заднем положении и я вновь спрятался, нащупывая сменный магазин, запоздало вспомнив, что этот был последним.
Из укрытия МГБшников уже никто не стрелял. Или у них кончились патроны, или кончились сами московские гости. Мне предстояло разобраться с последним противником. Со старым знакомым жуликом, коему я имел неосторожность задолжать.
- Падлы! - вздрогнул воздух от вопля бродяги. - Всех взорву!
Отбросив Шмайсер, налетчик потрясал немецкой гранатой-колотушкой с расчерченной квадратами осколочной рубашкой. Толик схватился за шнур, готовясь выдернуть тонкую нить, отделяющую смерть от жизни и превратить мой любимый бар в кромешный ад, сошедший на бренную планету... но в этот момент раскатисто грохнул сухим треском дробовик.
Стреляла Маша. Я и не знал, что в "Магнолии" под стойкой прячут обрез двустволки. Хотя... у кого в Чикагинске нет оружия? Тем более - в баре. Пожалуй, зря я тянул с оплатой счетов.
Бандит покрылся красными пятнами, как мухомор, и рухнул на пол. Граната вывалилась из его руки и, шипя, источая белый дым горящего замедлителя, покатилась к перевернутому столику, отстукивая последние мгновения жизни по трещинам в бетоне.
- Сейчас рванет! - завопил я.
Климов выпрыгнул из укрытия с невероятной для его габаритов резвостью. Здоровяк бросился на гранату, прижав ее к полу своим весом. Недостаточным весом, чтобы компенсировать массу пироксилина.
Младшего чекиста подбросило взрывом, от которого содрогнулось все здание - от темных недр подвала до антенн на крыше. Когда дым и пыль рассеялись - Климов так и остался лежать, а штукатурка, осыпавшаяся с потолка, медленно окрашивалась советской кровью, укрыв москвича пушистым саваном. Подполковник потер глаза пальцами и отвернулся к стене, скрипя зубами.
- Котов, за тобой должок, - проскулил умирающий Толик.
Забрав у дрожащей официантки обрез, я переломил оружие, выбрасывая пустые картонные гильзы, вставил два новых патрона и подошел в упор к куску человечины, нашпигованной картечью и поджаренной взрывом. Настоящий деликатес каннибала. Отбросив ногой автомат, я захлопнул оружие и прицелился в голову бандита.
Дробовик хлопнул два раза, окутав меня кислым облаком селитры и превращая лицо Толика в фарш из мяса, костей и свинца.
- Оплачено, - произнес я.
По неписанному закону Чикагинска нет кредитора - нет долга. Потому у нас и не принято просить взаймы.
Развернуть
–
