Доктор Дэниел Вэнс был умным человеком. Возможно, даже чересчур умным. Сорокалетний преподаватель гидродинамики, мыслящий формами и числами. Однажды, без всякой видимой причины, он занялся расчетами даты апокалипсиса и пришел к тревожному выводу. Он не делился точными деталями своего открытия, но учитывая, что он тут же уволился и продал все свои многочисленные активы, можно сказать, что вывод оказался далеко не радостным. Цунами мгновенного изменения жизни захлестнуло и его жену – двадцатичетырехлетнюю аспирантку, давно сдавшуюся очарованию Дэниела. Она любила этого странного, огромного, как медведь, мужчину, который мог одинаково легко как построить бревенчатую хижину, так и объяснить особенности орбиты астероида. Разговор с Дэниелом всегда заставлял тебя твердо увериться в его правоте, поэтому когда он рассказал ей о своем плане, она не раздумывала.
Пятнадцать лет и пятерых детей спустя, семья Вэнсов обосновалась глубоко в лесу, за моим городом. Таинственные, богаче Папы Римского, они очень серьезно относились к своему образу жизни "выживальщиков". Но они также были забавными, легкими и чрезвычайно увлекательными собеседниками. Больше, чем выживальщики, люди то и дело врывавшиеся в город со странными запросами, приводящими в экстаз местный бизнес. Огромные объемы цемента, железа, свинца и стали поставлялись через отдаленные горы, чтобы Вэнсы могли построить свой убежище. О передовых методах, которые они использовали, чтобы сохранить это в секрете, ходили легенды. Дэниел однажды потратил полгода на получение лицензии для вождения тяжеловесных грузовиков, чтобы самому доставлять материалы к бункеру, и сохранить в секрете от всех его расположение. А когда одна компания отказалась предоставить ему машины без GPS-трекеров, он купил ее, чтобы у них не осталось выбора.
Когда они перестали появляться в городе во время пандемии, когда прекратились заказы на продовольствие и товары, и пропал всякий контакт с семьей, многие списывали это на карантин. У Венсов был бункер, и они провели всю жизнь, тренируясь быть самодостаточными перед грядущим крахом цивилизации. Даже Александр, самый младший всего трех лет от роду, уже собирал дрова, как будто это обычное дело, и учился распознавать местные съедобные растения. Большинство из нас предполагало, что если кто-то может пережить Ковид, не вспотев, это будут Вэнсы.
Реальность оказалась совсем иной.
Когда худшее уже свершилось, мы обнаружили, что Дэниел использовал пандемию как предлог для испытательного запуска. Семья намеревалась провести шесть месяцев в изоляции и, по сути, протестировать свой убежище. Через три месяца Шериф получил по радио сигнал бедствия. Координаты передали сдавленным голосом рыдающего ребенка, как предполагают многие, Александра, хотя это так и не было доказано.
Полиция обнаружила бункер плотно запечатанным. Часами экстренные службы взламывали дверь, все время пытаясь связаться с семьей внутри, но безуспешно. Оказавшись внутри, полицейские были ошеломлены. Спасать было некого. Ни тел. Ни живых. Были признаки того, что механизм запирания двери вышел из строя и запер Вэнсов внутри без возможности выбраться, но тогда куда они делись?
Повсюду валялись кровати и раскладушки с истлевшими желтыми простынями, ведра стояли рядом с ними с пятнами рвоты вокруг. Некоторые двери были забаррикадированы, другие разбиты дребезги. Были даже свидетельства временного карантина, а местами и признаков насилия. Полиция – обычно фантастический источник сплетен – молчала до тех пор, пока город не потребовал ответов, и шериф был вынужден предложить лишь самые общие сведения.
“Вспышка болезни, передающейся через воду, поразила Вэнсов вскоре после того, как они оказались заперты внутри и не смогли обратиться за помощью. Слухи о заразности преувеличены, подогреты не связанным с этим ростом случаев Ковида. Что бы не унесло жизни Вэнсов, оно не было органическим. Нет причин для паники. Родственники Вэнсов уведомлены. Бункер снесут, и нам нужно оставить в прошлом эту страшную трагедию.”
Конечно, у нас всё еще оставались вопросы. Тысячи вопросов. Почему семья не вызывала помощь? У них было радио, компьютеры, даже смартфоны. Они были выживальщиками, не амишами. И где они? Что случилось с телами? Почему они просто не ушли? Мы кричали обо всем этом и многом еще на городском собрании, но полиция просто отказывалась комментировать. Большинство бурлило по этому поводу неделю или две, пока не стало ясно, что ответов мы не получим. К тому же пандемия была в разгаре, и нам было о чем беспокоиться. Трагическая история со временем ушла на второй план, став одним из тех ужасных событий в истории города, о которых не вспоминают. Я как и другие предал Вэнсов забвению.
И определенно, не ожидал найти бункер там, глубине леса, с выцветшей полицейской лентой на открытой двери, висевшей на одной петле с обугленным замком. Вход зиял черной пастью, словно кто-то вырезал отверстие прямо в ткани реальности, глубокая непроглядная тьма резала глаза. От одного вида у меня скрутило живот. Оно излучало боль. Это имеет смысл? Я думаю, что какая-то часть моего рептильного мозга выделяла детали, которые не стали бы очевидными, пока не подойдешь поближе, например, кровавые полосы от пальцев, испачкавшие ручку в том месте, где кто-то яростно и безуспешно скребся в замок. Или разбитое молотком, все еще лежащим неподалеку, крошечное смотровое окошко. Мельком взглянув на него, я невольно представил, как семья по очереди стояла там и кричала в лес, отчаянно моля о спасении.
При других обстоятельствах, я бы убежал.
Я не знал, чего ожидать, но явно ничего хорошего. Что бы ни обнаружила полиция, они не только скрыли большую часть мрачных подробностей, но и солгали. Бункер не был разрушен, даже не запечатан. На самом деле, глядя на разбросанные синие латексные перчатки и парочку сломанных полицейский фонариков, казалось, что последние люди старались как можно быстрее убраться оттуда. Учитывая, что здесь, вероятно, погибли семь человек, я предположил, что кто-то должен был все это убрать... Но коридор выглядел практически нетронутым. Всего несколько метров вглубь – и на стенах начали появляться маниакальные письмена – отчаянные каракули одинокого выжившего, словно наскальные рисунки. Большая часть из них была посвящена мыслям о том, как выбраться. Диаграммы. Чертежи. Уравнения и формулы. Все только о двери и электрических цепях, отвечавших за неисправный замок. Я инстинктивно предположил, что это было творение Дэниела, и что он умер последним. Какая ужасная судьба – пережить своих детей. Но становилось все хуже. Постепенно письмена из уравнений и планов превратились в отчаянное бессвязное бормотание. Те же несколько фраз повторялись снова и снова.
Пять дверей. Пять. Не шесть. Шесть. Не делал ее. Не делал ее. Шесть дверей. Шесть.
Психопатический бред, прерываемый всего шестью абзацами в самом конце. Каждая буква была безупречно аккуратно выведена, каждый небольшой абзац завершен красиво нарисованным христианским крестом.
Эллиотт Вэнс, пятнадцать лет. Талантливый гитарист. Ему нравились мальчики, хотя он думал, что я не знаю. Я любил его всем сердцем. Из него был бы вышел великий человек.
Алисия Вэнс, четырнадцать лет. Она любила рисовать и стрелять. Пробивная, как ее мать. Это пригодилось бы ей в будущем.
Илай Вэнс, восемь лет. Самый умный из нас всех...
Воспоминания Дэниела о семье. Когда свет фонарика осветил их, меня коснулось навязчивое осознание того всепоглощающего отчаяния, которое он пережил. Он, должно быть, понимал, что не получит возможности выступить на похоронах своей семьи или написать их некрологи. Это был его последний способ убедиться, что мир однажды увидит их так, как видел он – как реальных людей.
Надписи закончились вместе с туннелем, ведущим к люку в земле. Он был закрыт, но туннель заканчивался тупиком сразу за ним, а следы Рипли исчезали у крышки. Я опасался, что ему может грозить опасность, но все равно остановился и оглянулся на дверь убежища в двадцати метрах позади меня. До того мрачный лес казался таким светлым, даже в этот пасмурный день, в воздухе висели капли дождя. Какая-то часть меня чувствовала, что я оставляю весь мир позади… Я начал спуск.
Я вошел в большое круглое жилое пространство, заполненное мебелью и укромными уголками.На стенах висели складные кровати и столы, и каждый дюйм был многофункциональным. Место для обеда могло превратиться в место для отдыха, которое, в свою очередь, могло стать дополнительной кроватью или даже спортивным снарядом. Все зависело от того, какую часть мебели вы раскладывали, отстегивали или разворачивали. Семеро людей в стесненном пространстве, где и близко не было уединения… имело смысл, что они решили выжать из него все. Но все равно комната была большой, больше, чем большинство квартир-студий. И от нее отходило несколько коридоров, ведущих глубже в землю, в неведомые глубины бункера.
Я искал какой-нибудь признак присутствия моей собаки и скоро нашел отпечаток лапы, но в такой дали от мокрой лесной подстилки следы Рипли начали исчезать. Едва ли через несколько метров они таяли в направлении близлежащей двери. Я хотел последовать за ними, но сознательно притормозил. Маловероятно, что Рипли выберется другим путем, и никому не будет лучше, если я покалечусь. Я решил осмотреться и быстро заметил обеденный стол.
Если мне еще нужно было доказательство, что полиция не беспокоилась об уборке, теперь я мог видеть это воочию. Тарелки остались на столе, еда стухла и распалась в мерзкую почерневшую шелуху. Около одной из тарелок лежала детская шапочка, кремовый флис превратился в тошнотворный зелёно-жёлтый. Спинки стульев были укреплены деревянными балками с длинными пазами, в которые могло бы пролезть что-нибудь толщиной с гвоздь. На каждой подушке темнели вонючие пятна, странным образом напоминающие отпечаток задницы. Я коснулся одного из них перчатками, и материя отчетливо хрустнула. Чем бы они ни были, такие же пятна были на столовых приборах и тарелках, и даже на скатерти остались отпечатки ладоней. Сначала я подумал, что это кровь, но что-то было не так. Пятна были слишком четко очерчены для растекшейся крови. На спинке одного из стульев пятно кончалось точно там, где должна была быть талия женщины, очерчивая почти идеальный силуэт. Я вздрогнул, вспомнив, что Миранда Вэнс всегда была стройной женщиной и задался вопросом, как она оставила отпечаток на серой ткани.
В луче фонаря я видел те же пятна в самых странных местах. Да, они были на кроватях и одеялах, даже на участках гладкого пола, как и следовало ожидать в комнате с больными людьми. Но почему одно из пятен на полу так сильно напоминало ребёнка, свернувшегося в позе эмбриона? И почему та же самая материя оказывалась повсюду: на пульте телевизора, на книгах на полках, и даже на настольных играх. Всё, начиная от подушек дивана и до коробок с DVD, а также кучи грязного белья, было покрыто одной и той же высохшей коричневатой материей, источающей отвратительный медный запах.
Особенно странным был пазл. Кто-то поставил у другого стола четыре стула, с такими же модифицированными спинками с поддержкой спины, как и те, что за обеденным столом. И пазл разложили на четыре отдельные кучки, но только одна из них была почти собрана. Остальные выглядели нетронутыми, как будто кто-то выделил кусочки для трёх других людей, совершенно не заинтересованных в игре. Возможно, Дэниел пытался поддержать моральное состояние семьи, пока они болели? Господи помоги мне, если это правда, я не мог не представить, как бедняга сидел там рядом с умирающими, то приходящими в сознание, то снова отключающимися, отчаянно пытаясь убедить их складывать кусочки пазла.
Комната источала безумие, и чем дольше я оставался там, переводя яркий свет фонарика с одной детали на другую, тем сильнее хотелось уйти. Поперек одной двери набиты доски. Один диван частично разобран. Несколько кроватей сожжены. И все лампочки выкручены и сложены в коробку на столешнице в кухне. Подняв глаза к потолку, я, наконец, понял, почему полиция была так уверена, что Вэнсы не выжили, несмотря на то, что их тела так и не нашли. Кто-то засунул человеческий палец в один из патронов, словно ожидал, что он засветится, стоит щелкнуть выключателем.
Что такого было в этом месте, что заставило полицию уйти и больше никогда не возвращаться? Даже для того, чтобы взять этот палец, как улику, проверить его на наличие признаков болезни, или просто для того, чтобы выяснить, кому он принадлежал?
Я решил, что пора поскорее найти свою собаку. Люди умерли в этом месте, и хотя я не суеверен, я, кажется, не единственный скептик, который в своей голове проделал расчеты и понял, что уважать призраков ничего не стоит. Это бункер был тесным, пугающим, и воздух так вонял, что я начал беспокоиться, не заболею ли сам. Медлить ни к чему. Но будь я проклят, если просто так уйду и оставлю Рипли здесь гнить. Ведь ему самому никак не выбраться (при том, что я так и не понял, как он вообще сюда спустился).
Собрав последние остатки храбрости, я крикнул, разорвав тишину, что казалось ужасным табу в этом проклятом месте, словно крик на кладбище.
Я ждал, надеясь услышать знакомый цокот когтей, но секунды тянулись в тишине. В той самой тишине, которая заставляет верить, что кто-то или что-то во мраке задерживает дыхание, пытаясь слиться с тенями. Пока не повернешься к нему спиной...
Телевизор внезапно включился с громким шумом помех, настолько неожиданным, что я вскрикнул, поднял руки вверх и чуть не упал назад на расстеленный спальный мешок, будто неделю провалявшийся в канализации. Пока я приходил в себя, шум сменился тонким искаженным голосом Дэниела Вэнса.
...Я понимаю, в чем здесь проблема. Но нужно подчеркнуть, насколько я мало я понимаю...
Я подошел к экрану и нахмурился. Зеленоватое инфракрасное изображение бункера с Дэниелом в кадре и обеденным столом за ним. Зернистая картинка мешала разобрать детали, но я ясно видел, что его семья сидит на стульях.
...Миранда заболела первой. Сейчас все становится ясным. Миранда часто ходила на склад за продуктами для готовки, и мы обнаружили это за холодильником. Вот почему... О, черт...
Один из силуэтов на заднем плане обмякнув упал на стол с громким стуком и сбросил тарелку на пол.
Дэниел, поднялся, схватил женщину за плечи и усадил её прямо.
Миранде никогда не нравилась моя стряпня!
Он зашелся смехом, взволнованно возясь с чем-то на спинке стула.
Стержни намного лучше, чем лента. Я столько часов потратил на то, чтобы примотать их скотчем к стульям. Никогда не срабатывало. Но стержни… они плотно прилегают к спинке, и с небольшой модификацией я могу просто прикрепить их к креслам. Таким образом, все желающие смогут присоединиться к ужину. Я работаю над чем-то подобным для вечера игр.
Дэниэл подошел к камере,с ухмылкой снял ее с штатива и обвел обеденный стол. От увиденного я чуть не выронил фонарик.
Его семья давно умерла. Запавшие щеки. Провалившиеся носы. Губы раздвинувшиеся в жутких оскалах. Даже на таком изображении было очевидно – передо мной трупы. Единственное, что заставляло их казаться отдаленно живыми, – глаза, отражающие инфракрасное излучение, светящиеся в темноте. И все же Дэниэл как будто не обращал на это внимания. Он взъерошил волосы Эллиота. Поцеловал жену в щеку. Погладил по плечу одну из девочек. Даже поднял маленького Александра с его высокого стульчика и, предполагаю, ласково обнял его. Я не уверен, потому что отвел взгляд, не желая видеть бедного мальчика вблизи.
Оторвавшись от экрана, я случайно осветил фонариком тот самый обеденный стол и вздрогнул, наконец поняв, что это были за пятна. Не совсем кровь. Но почти. Разлагающаяся плоть. Оказавшись в изоляции на многие месяцы, Дэниэл так и не предал земле тела свой семьи. Он перемещал их из места на место и управлял ими как марионетками, продолжая жить, будто ничего не произошло. Вглядываясь в места скопления этих пятен, я видел явную закономерность. Он укладывал их спать. Он накрывал для них стол. Он усаживал их перед телевизором или давал любимые книги. Они сидели у того стола, как безжизненными оболочками, а Дэниэл ждал, пока они сложат чертову головоломку. Эта мысль ужаснула меня до глубины души.
...возвращаюсь к работе. Очевидно, этого не было в изначальном плане. На другой стороне нет места, по крайней мере на чертежах. Эллиот мне не поверил, и с чего бы ему верить? Я обустроил каждый дюйм этого места, но не устанавливал ту дверь в хранилище на нижнем уровне. Я проверил камеры и некоторые фотографии, сделанные во время строительства, и стена была просто гладкой. Но теперь там дверь, и она должна куда-то вести. Я не знаю, когда или почему она открывается, но в следующий раз буду готов. Потому что я должен знать, что находится на другой стороне, и почему оно сделало это с нами. Здесь внизу, в изоляции, часто спят все одновременно. Что угодно могло перерезать нам глотки и покончить с этим. Оно не торопилось, и я должен знать почему!
Оно отняло наши радио, компьютеры и телефоны. Один за другим. Никто из нас не замечал этого, пока не стало слишком поздно. Я постоянно говорил детям, что им нужно лучше заботиться о своих вещах, и даже когда они жаловались на пропажу, просто предполагал, что телефоны пылятся за какой-то полкой. Куда еще они могли деться в запертом бункере? Дети тут не при чем. Оглядываясь назад, я вижу столько признаков... кто воровал лампочки? Кто разряжал батарейки в наших фонариках? Сколько времени мы жили с этим, прежде чем наконец осознали, что не одни? Оно было здесь. Постоянно.
Дверь из ниоткуда ведет в никуда, по крайней мере, большую часть времени. Потому что я точно знаю, что она не всегда выходит на глухую стену. За ней что-то есть. Я слышу, как оно шаркает, как влажное дыхание с хрипом вырывается из его легких, я слышу эти жуткие звуки, когда оно бродит по коридорам, думая, что я сплю…
Я слушал Дэниэла, увлеченный этим странным и завораживающим бредом, когда движение привлекло мое внимание. Изображение инфракрасной камеры в темноте – лишь бурлящая мешанина помех. Что это было? Что я увидел? Я остановил запись и отмотал назад. Прищурился и заметил две белые точки в темноте, прямо над плечом Дэниэла. Постепенно образ сложился в моем сознании сам собой. Я знал, что вижу, и от этого кровь стыла в жилах.
Миранда Вэнс повернула голову, и ее безжизненные глаза светились, устремленные на затылок Дэниэла.
...на данном этапе нет смысла уходить. Я не врач, но эта дверь излучает достаточно радиации, чтобы... ну, чтобы убить семью из семи человек. Если бы никто из нас не прикасался к ней... Находиться в одной комнате рискованно, но не смертельно. Но учитывая, насколько сильно мы заболели, совершенно очевидно, что любопытство взяло верх над нами, одним за другим, и мы все подобрались слишком близко. А может и нет. Может, та штука с другой стороны, прорвалась и сделала это. Я даже не знаю... погоди-ка... что это было?
Дэниэл повернулся, и запись остановилась. Последний кадр изображал человека, яркого, как звезда, в объективе камеры, стоящего перед необъяснимой тьмой, нарушаемой только шестью парами светящихся белых глаз.
Я вдруг до боли ясно осознал свое положение относительно стола, и разом уверовал в болезненное предчувствие, что если повернусь, эти стулья больше не будут пустыми. Я увижу Вэнсов, всех, включая Дэниэла, ожидающих меня. Повернутые головы. Тела, оставленные годами гнить во тьме. Позади что-то сдвинулось. Оно дышало. Громко. Быстро. Я знал, что это было. Знал. Оно бросилось ко мне так быстро… что-то горячее и влажное коснулось руки, вырывая крик, и отпрянуло так же быстро…
А потом, не колеблясь, напрыгнуло на меня и повалило на землю.
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
